яти рублей пятнадцать ставил, а вы все берете!
Патмосов невольно взглянул на говорившего господина. С щетинистыми рыжими усами, с наглым взглядом, он горячился с естественным жаром.
- Сделайте одолжение, получите сдачи десять рублей! - спокойно сказал Колычев и, собрав деньги, опустился на стул, взял карты и заявил: - Сделайте игру!
Снова деньги, снова сдал Колычев карты и снова открыл двух козырных тузов. Комплект!
- Невероятно!
- Черт возьми!
- Этак без сапог уйдешь! - раздались возгласы, а Колычев собрал деньги и снова сказал: - Сделайте игру.
Игроки разгорячились. Старая примета, что после двух взятых третья бита. И на стол посыпались удвоенные, утроенные ставки.
Колычев опять сдал карты и открыл на этот раз - четырех козырей!
- Невозможно! Что же это! Вот так съемка!
Колычев приподнялся собрать выигрыш, как вдруг раздался голос, покрывший общий шум и поразивший всех, как выстрел.
- Господа! - резко прокричал кто-то.
Патмосов быстро оглянулся и увидел молодого офицера. Он был красен, и глаза его горели негодованием.
- Господа, я требую, чтобы были сосчитаны и проверены карты!
- Что-о? - выпрямился Колычев, бледнея. - Что вы хотите этим сказать?
- Ничего-с! Просто требую проверки, после нее я готов дать объяснения!
- Проверить! Старшину! Это невероятно! - вдруг со всех сторон послышались озлобленные голоса.
- Что за подлость! - закричал, наливаясь кровью, нотариус. - Какая проверка?
- Мерзавцы! - проговорил подрядчик с презрением, но кругом с неистовством кричали: "Проверить!" - и чьи-то руки быстро высовывались из толпы и хватали со стола не взятые Колычевым ставки.
Колычев стал бледнее бумаги. На губах его выдавилась презрительная улыбка, и глаза метали огонь. Позади его Свищев кричал:
- Старшину сюда!
Патмосов побледнел и почувствовал, как липкий, холодный пот выступил на его теле.
Он все понял! В тот момент, когда рыжий усач поднял спор из-за сдачи, карты были обменяны.
Колычев погиб, и он, старая лиса, допустил эту погибель!
Если бы не толпа, сдавившая его со всех сторон, он бы упал.
- Позвольте, господа! - протискиваясь в толпе, произнес дежурный старшина. - В чем дело?
Колычев разжал губы.
- Вот господин поручик требует проверки всех карт, - сказал он.
- На каком основании? - строго спросил старшина.
- Да-с? Как он смеет? - воскликнул горячий нотариус.
- И смею! - запальчиво произнес офицер. - Считаю невероятным такое счастье и прошу проверки. Я отвечаю!
- И ответите! - глухо произнес Колычев.
- Во всякое время! - поклонился ему офицер. - Если...
- Вы извините, Михаил Андреевич? - сказал старшина и собрал карты.
- Пожалуйста! - ответил Колычев, продолжая стоять. Только теперь он оперся на стол руками.
- Вы помогите, Петр Степанович! - обратился старшина к нотариусу и, заняв место, начал быстро считать карты.
Во всем зале наступила гробовая тишина. Все давно бросили играть и окружили большой стол тесной толпой.
Патмосов слышал в тишине биение своего сердца и не спускал взгляда с Колычева.
Старшина сбрасывал по две карты и громко считал, а нотариус тут же делал проверку.
- 28, 30, 32!
- Верно, верно, верно!
- 56, 58, 60!
- Верно!
- 100!
- Верно!
Старшина поднял руку и показал четыре карты.
- Счет верен! - сказал он. - Две колоды, 104 карты!
- Я прошу разложить карты по фигурам и очкам! - выкрикнул тот же офицер.
- По фигурам! Просим! Разложить! - снова раздались голоса.
- Небывалая подлость! - закричал нотариус.
- Вы мне ответите за это! - крикнул ему офицер.
Старшина вопросительно взглянул на Колычева.
Тот нервно передернул плечами и усмехнулся.
- Прошу и я! - сказал он.
Старшина и нотариус собрали снова карты и начали раскладку.
Опять наступила мертвая тишина. Нотариус и старшина стали выбрасывать тузов. Вдруг нотариус поднял руку с картой и замер. Колычев взглянул и покачнулся.
- Что у вас? - спросил тихо старшина.
- Покажите карту! - закричали голоса. Нотариус бросил на стол карту. Третий туз червей!
Старшина бросил на стол четвертого туза!
- Что же это? - пролепетал растерянно Колычев.
- Я прошу смотреть дальше! - закричал офицер. Старшина растерялся, нотариус был теперь бледен.
Что это? Что?
10 валетов, 11 восьмерок и только 4 двойки, 6 десяток.
Рыжий господин вдруг выдвинулся к столу.
- Очень просто! Была подменена талия, 17 карт были сброшены, а так как упавшие 17 были неизвестны, то вот и путаница!
- Вор! Шулер! Отдай назад деньги!
- Господа, я ручаюсь! - надсаживаясь, закричал старшина.
- А это что? - вдруг заревел Свищев и на глазах у всех вытащил из кармана Колычева карты.
- Мошенник! Протокол! Пусть отдаст деньги!
Колычев выпрямился во весь рост и стал шевелить побледневшими губами, но слова не вылетали из его сдавленного горла.
Вдруг он с отчаянием взмахнул руками и бросился от стола.
Толпа невольно расступилась от его порыва.
Он побежал к лестнице.
Толпа опомнилась и пришла в неистовую ярость.
- Держите его! Ловите! - закричали кругом. - Вор!
- Он нас два месяца обыгрывал! - ревел Свищев. Патмосов очнулся от ужаса и, быстро найдя Пафнутьева, сказал ему:
- Поезжай в сыскное. Спроси телефон. Звони во все части. Пусть оповестят все гостиницы, чтобы задержали его, он не переживет! Понял?
Пафнутьев кивнул и бросился со всех ног к выходу.
- Поймать, схватить! Я разъясню все завтра. Теперь его спасти! - бормотал Патмосов, торопливо занимая телефонную будку. - Барышня, дайте номер 14-73!... Благодарю! Откуда говорят? Кто? Отлично! Пожалуйста, как только вернется ваш барин, скажите ему, что господин Патмосов все объяснил! Поняли? Все объяснил! Попросите барыню не оставлять барина ни на минуту. Я сейчас приеду!... Все!... Алло! Барыня! Дайте номер 5-0-7! Благодарю! Кто у телефона? Так! Барин дома? Попросите его к телефону! Андрей Федорович, вы? Здравствйте! Это я! Патмосов! Из клуба! Случилась беда! Оденьтесь. Я еду к вам! Да, да! Большая беда! Но еще все поправимо! Еду!
Патмосов повесил трубку, быстро сбежал с лестницы, оделся, вышел на улицу и, взяв первого извозчика, крикнул:
- Гони на Знаменскую, семнадцать! Скорее!
Извозчик погнал свою лошадь.
Его, видимо, уже ждали. Подъезд и лестница были освещены, и едва Патмосов подъехал, как швейцар выскочил из подъезда и стал суетливо отстегивать полость.
- Пожалуйте! Барин ждет! Во второй этаж!
Патмосов сбросил швейцару шубу и стал подниматься по лестнице. Швейцар позвонил снизу. На площадку лестницы выбежал Колычев-отец, бледный, взволнованный.
- Что с ним? Что случилось? Рассказывайте! - Колычев схватил Патмосова за руку, повлек через анфиладу комнат и остановился в маленькой гостиной. Красный свет фонаря смягчал бледность его лица.
- Что с ним? Все, все! По порядку!
Патмосов коротко рассказал все, что проглядел, и затем страшную развязку.
Старик упал на диван как подкошенный и закрыл лицо руками. Хриплый стон вырвался из его груди.
- Все! Сразу все! И сын, и доброе имя! Едем! - Колычев-старик быстро поднялся. Лицо его стало спокойно и решительно. - Куда мы поедем?
- Сейчас к нему на квартиру, потом в сыскное. Я уже послал туда своего помощника.
- Тогда скорее!
У подъезда уже стояла собственная лошадь Колычева.
- Надеждинская улица. Это рядом.
Через три минуты они были у подъезда и звонили. Швейцар отпер дверь и почтительно вытянулся.
- Сын вернулся?
- Никак нет еще! - ответил швейцар.
Старик почти взбежал по лестнице. Патмосов едва поспевал за ним.
Им отворили тотчас, и едва они вошли, как к ним выбежала жена Колычева.
Это была молодая женщина с прекрасным лицом. Теперь лицо это было бледно и искажено страхом, большие глаза припухли и были красны от слез.
- Папа, что с Мишей? - бросилась она к старику и, увидя Патмосова, отшатнулась. - Это вы говорили по телефону?
- Я, - глухо ответил Патмосов. - Я прошу вас не волноваться, но мы боимся за него. Он... он сильно проиграл и в отчаянье. Если он приедет...
- О, я не отойду от него. Я успокою его!
- Мы его теперь поедем искать!
- Господи! - вдруг с отчаянием воскликнула молодая женщина. - С ним револьвер! Он всегда его берет с собою.
Патмосов на миг потерял самообладание.
- Не будем терять времени! Едем! - воскликнул он и бросился на лестницу.
Теперь Колычев-отец бежал за ним. Они вскочили в сани.
- На Офицерскую! - сказал Патмосов.
- Гони вовсю! - крикнул Колычев, и сани помчались по пустынным улицам.
- Как мы его найдем?
- Только случаем, - ответил Патмосов. - Я велел своему помощнику оповестить полицию, а та - гостиницы, но это нельзя сделать так скоро. Для быстроты я просто приказал арестовать его. Там же выясним остальное, лишь бы перехватить момент!
Сани летели, как ветер.
Вот и Офицерская. В сумраке ночи вырисовалось неуклюжее здание Казанской части. Над подъездом сыскного отделения тускло горел фонарь.
- Стой! - крикнул Патмосов.
Швейцар открыл дверь.
- Кто дежурный?
- Расовский, Карл Эмильевич!
- Семен Сергеевич приехал?
- С час времени!
Патмосов и Колычев поднялись на третий этаж, быстро прошли по пустому коридору и вошли в дежурную.
У телефона стоял Пафнутьев. Дежурный чиновник поднялся навстречу.
- А, Алексей Романович! - приветствовал он Патмосова.
Колычев-отец бессильно опустился на скамейку. Патмосов поздоровался с чиновником и спросил:
- Ну, что сделали?
- Как вы приказали. Да скоро, видите ли, не сделаешь. Вот сейчас еще Семен Сергеевич с Васильевской говорить будет. И тогда все. Надо будет ждать.
В этот момент Пафнутьев взял трубку и заговорил:
- Васильевская часть? Так! Говорят из сыскного. Сейчас оповестите по всем участкам, чтобы обошли все гостиницы и, если в какую из них приехал с полчаса назад господин, блондин средних лет, хорошо одетый... Да! Немедля арестовать, обыскать и дать знать сюда! Поняли?.. Да! да! да! Немедля!
Пафнутьев повесил трубку и обернулся к Патмосову.
- Все части оповестили, а что же дальше?
- Ждать.
- А откуда они выехали? - спросил дежурный.
- Из купеческого.
- Угол Графского и Фонтанки! Так. А не спросить ли, Алексей Романович, по ближайшим гостиницам? А?
- Понятно, можно. Только в таких случаях обыкновенно, когда человек придет в себя, то оказывается уже на другом конце города. Спросите!
- Гостиница "Москва".
Телефон заработал...
Время шло томительно медленно.
Колычев-отец сначала сидел, потом вскочил и начал нетерпеливо ходить по коридору.
Патмосов сидел неподвижно, в сотый раз думая, что, не отвернись он тогда, и он поймал бы их за подменой колоды.
Вдруг зазвенел телефон, и в тишине пустых коридоров этот звонок отозвался чем-то страшным и зловещим.
Патмосов вскочил. Колычев в один миг очутился в дежурной комнате.
Дежурный снял трубку. Наступили томительные мгновения.
Он слушал и говорил:
- Так. Так. Так.
Потом повесил трубку и обратился к Патмосову:
- Полчаса тому назад в "Варшавской" гостинице застрелился господин Колычев.
- Туда! - закричал истерически отец и побежал из сыскного.
Патмосов едва поспел вскочить в сани.
- К Варшавскому вокзалу! В "Варшавскую" гостиницу! Гони! - закричал Колычев, и они снова помчались. Лошадь фыркала, разбрасывая пену, и казалась несущимся облаком.
- Застрелился! Застрелился! - бормотал старик, то кутаясь в шубу, то распахиваясь.
Патмосов молчал. Старик опять бормотал:
- А что же и сделать! Вдруг шулер! Директор банка! А? А растрата есть? Есть растрата?
- Надо думать, нет!
- Эх, Миша, Миша! И какая голова был! Какое сердце! Эх! - и старик весь содрогнулся.
- Подъезд направо! Стой! - сказал кучеру Патмосов и потянул его за кушак.
В гостинице уже была полиция, коридорные и швейцар были растеряны. Управляющий был бледен и чуть не плакал.
- И что это за напасть! - жаловался он. - Месяца не проходит, чтобы кто-нибудь не застрелился!
- Где, где? - страшным шепотом спрашивал Колычев, идя по коридору.
- Сюда пожалуйте!
В номере собрались пристав, околоточный и доктор. Городовой стоял у двери и отгонял любопытных, которые вышли их кухни, из соседних номеров по коридору.
- Это отец! Пусти! - приказал Патмосов городовому.
У преддиванного стола, в кресле, неуклюже перегнувшись через ручку, полулежал труп Колычева. Расстегнутая сорочка была вся смочена кровью, в свесившейся руке был зажат револьвер. Лицо его было безмятежно спокойно.
На столе лежали записная книжка, бумажник, кошелек, часы с цепочкой, два перстня и карандашом твердым почерком написанная записка:
"В бумажнике - 6 700 рублей, в кошельке - 175 руб. 60 коп. и два купона. Часы и цепочка. Кольца с изумрудом и с бриллиантом. В смерти никого не винить. Жить не мог после позора, но совесть моя чиста. Колычев, Михаил. Надеждинская, 34".
Колычев-старик подошел, всплеснул руками и простонал:
- Миша! Миша, голубчик! Что ты сделал?
Околоточный поддержал его и опустил в кресло.
Самоубийство Колычева в свое время наделало шуму, особенно в среде игроков. Имя его было очищено от позора, но молодая жизнь погибла, и не всякий узнал истинную подкладку этого темного дела.
Свищев, Калиновский и Бадейников были высланы из Петербурга.
Патмосов был угнетен.
Он даже слег от волнения, вернувшись с тяжелых похорон.
- Помни, Сеня, у всякого свои обязанности. Я за это дело не должен был и браться. Что я ему - нянька? Я предупредил его, он меня чуть не выгнал. Наше дело - найти преступника, открыть преступление!
- Но вы же сделали, что могли, - возразил Пафнутьев, - негодяи все-таки открыты и теперь высланы.
Патмосов слабо махнул рукой.
- Во-первых, они не обезврежены. Во-вторых, они сейчас высланы, а завтра будет новый градоначальник, и они вернутся. Эти мерзавцы ненаказуемы!
Слова Патмосова оправдались.
Свищев, Калиновский и Бадейников снова в Петербурге и составляют то же товарищество на вере. Бадейников взял в аренду карточную игру одного из столичных клубов и благоденствует, собирая несчетные рубли с бедняков, предающихся азарту.
Когда Патмосов вышел проводить своего помощника-любителя Пафнутьева в переднюю, тот уже надел пальто, пожал руку хозяину и двинулся к дверям. Патмосов задержал его:
- Подожди минутку. Мне несут телеграмму!
Удивленный Пафнутьев остановился, горничная поспешила открыть дверь, и на пороге действительно показался телеграфный рассыльный.
- Патмосову!
- Давай сюда, - сказал Патмосов, черкнул карандашом на расписке свое имя, дал рассыльному монету и двинулся к кабинету, говоря Пафнутьеву:
- Войди на минуту! Ничего, что в пальто. Ну, куда зовут?
С этими словами он включил электричество, подошел к столику и развернул телеграмму.
- "Нужны немедленно. Дело, Нежин. Богучаров", - прочел он и засмеялся. - Ну вот, ты тосковал без дела.
- При чем же тут я? - уныло заметил Пафнутьев.
- Непременно и ты! - воскликнул Патмосов. - Ты мой ученик, без тебя нет "школы". Ха-ха! - он развеселился. - Ну, начнем с газеты. Смотри поезда.
Он заглянул Пафнутьеву через плечо и сразу нашел справку.
- Отлично! Я еду в четыре курьерским. А ты - с вечерним. Снимешь в гостинице, там одна, дешевый номер и жди меня. Понял? Ну, иди!
Пафнутьев просиял от удовольствия и горячо пожал руку Патмосову.
В дверях он приостановился.
- Скажите, Алексей Романович, как вы узнали, что несут телеграмму?
Патмосов засмеялся.
- Эх, простота! Я живу на самом верху. Если кто идет сюда, значит, ко мне. Раз. Теперь одиннадцать часов. В гости ко мне мало кто ходит, и час для гостя поздний. Если по экстренному делу, то человек бежал бы, а этот шел типичной поступью рассыльного. Почтальону - поздно; посыльному тоже. Значит...
- Телеграмма! - окончил Пафнутьев.
- Ну, вот! Подумаешь, так и хитрости никакой нет. Ну, иди!
Было девять часов прекрасного летнего вечера, когда Патмосов приехал в Нежин. Оставив свой чемодан на вокзале у сторожа, он спросил дорогу в контору постройки и пошел пешком.
Контора помещалась на лучшей улице города и занимала дом, нанятый у местного богатого помещика.
Миновав красивый решетчатый деревянный забор с крепкими воротами, Патмосов вошел в открытую калитку и очутился на широком дворе. Справа стояла сторожка и, видимо, баня; слева - конюшня и два сарая, а прямо перед воротами красовался прочный дом в два этажа, с резным крыльцом.
Патмосов поднялся по широкой лестнице на крыльцо и остановился у запертой двери, на которой была прибита жестяная дощечка с надписью: "Контора".
На его звонок дверь распахнулась, и молодой, рослый парень, заслонив дверь, спросил:
- Вам кого?
Патмосов сказал.
- Кто там, Василий? - послышался оклик, и на пороге освещенной комнаты показался среднего роста, крепкий мужчина в чесучовой паре.
Он приблизился и тотчас радостно воскликнул, протягивая обе руки:
- Вы, Алексей Романович! Вот, спасибо! Я, признаться, вас раньше, чем завтра, не ждал. Василий, устрой самовар, ужин, вино подай; да живей!
Богучаров взял под руку Патмосова, провел его через небольшую, темную комнату, потом через просторную канцелярию и ввел его в свой кабинет.
У широкого окна стоял письменный стол, рядом - этажерка, по одной стене - чертежный стол, по другой - широкий оттоман и комод.
На столе ярко горела лампа и лежали листы исписанной бумаги.
- Это мой кабинет и спальня, - пояснил Богучаров, - а здесь столовая и тоже спальня! - он провел Патмосова в смежную, освещенную висячей лампой комнату, где стояли буфет, обеденный стол, стулья и такой же, как в кабинете, оттоман.
- Вы здесь и расположитесь, - сказал он Патмосову, - а теперь садитесь. Сейчас за едой и поговорим.
Тем временем Василий, осторожно ступая, входил в выходил, приготовляя стол для ужина.
- Мой Личарда, - сказал шутливо Богучаров Патмосову, указывая на Василия, - смышлен, каналья, мастер на все руки и мне предан без лести.
Патмосов с аппетитом поужинал.
Василий разлил чай. Богучаров подвинул ром и коньяк, предложил сигару и сказал:
- Ну-с, а теперь о деле!
Патмосов покосился на Василия, который расстилал теперь постели, но Богучаров тотчас же успокоил его:
- В моем рассказе секретов нет, а и будь они - Василий свой человек.
Патмосов кивнул.
- Вот какое у нас дело, - сказал Богучаров и начал свой рассказ: - Надо вам объяснить, что мы от Московско-курско-воронежской железной дороги проводим ветки Конотоп-Пироговка, Рыльск-Суджа, Круты-Чернигов и Круты-Пирятин. Я заведую всеми работами, и здесь у меня помещается центральная контора. Тут у нас и касса, а в кассе несгораемый сундук, но в нем я обычно не держу больших денег. Тысячи две, три. Все же расчеты с подрядчиками я произвожу чеками на киевское отделение коммерческого банка и, когда нам бывают нужны большие деньги, беру оттуда же.
Патмосов кивнул. Богучаров отхлебнул из стакана и продолжал:
- Такие случаи бывают два раза каждый месяц. Первого и пятнадцатого - расчет с рабочими. Берем тысяч до тридцати. И двадцатого - расчет со служащими, тысяч двадцать. В этих случаях едет наш артельщик в Киев, берет из банка деньги и привозит сюда, в сундук, и лежат они у нас не дольше, как двенадцать, четырнадцать часов. До Киева сто шестьдесят верст. Утром он уедет, а в девять или одиннадцать часов уже назад.
Патмосов допил чай. Василий неслышно взял у него стакан и налил свежего чаю, после чего почтительно отошел в сторону.
- Можешь идти теперь, Василий, - сказал Богучаров.
Он встал, проводил Василия и, вернувшись, продолжал:
- 25-го мая я, видите ли, в Москву уехал и вернуться мог не раньше, как числа 5-го, 6-го. Ну, а 1-го расчет, да еще надо было одному человеку здесь двенадцать тысяч отдать. Я, уезжая, и выписал чеки - на двенадцать и на двадцать тысяч. Всего на тридцать две. И уехал. Приезжаю домой сюда, и что же? Оказывается, артельщик уехал, деньги получил, в Нежин вернулся и пропал. Пропал, как иголка в стогу сена!
Патмосов с тем же невозмутимым видом курил сигару и медленно прихлебывал чай.
- Понятно, следствие, - уже волнуясь, продолжал Богучаров. - Узнал, что он деньги взял, в город приехал, но в контору не заходил и домой не вернулся. Следователь расспросил всех и решил, что артельщик скрылся с деньгами, напечатал публикации и успокоился.
Богучаров взволнованно перевел дух.
- А я уверен, что здесь преступление, что он убит! - заключил он. - Вот вас и выписал. Помогите!
Он замолчал. Патмосов опустил голову и сосредоточенно вылавливал из чая косточку от лимона. Выловив ее и бросив в блюдце, он спросил:
- У вас есть подозрения?
Богучаров смутился.
- Видите ли, - ответил он, - я не решился бы сказать этого никому другому. Дело вот в чем. Матвеев, артельщик этот, лет пятидесяти, рябой, некрасивый и, кажется, довольно грубый, а жене его сейчас двадцать шесть лет. Бабенка вертлявая, смазливая. Детей у них нет, и про нее всякая сплетня ходит. Чертежник у меня тут был, разбитной такой малый и красивый. Лентяй и кутнуть любит. Я рассчитал его. Так она, говорят, с ним путалась.
- А артельщик ваш всегда деньги в сундук прятал, когда привозил?
- Всегда! Кажется, раз только с собой домой унес.
Патмосов кивнул.
- А кто у вас контору стережет?
- У ворот дворник. Внизу два сторожа: один Василий, вы его видели; а другой - Михей. Здоровенный мужик. При лошадях кучер, а здесь - я!
- А этого чертежника вы давно разочли?
- В середине мая, перед отъездом.
- Так что он мог знать про деньги?
- Вполне! - Богучаров махнул рукой. - Да разве здесь утаишь что-нибудь! Чеки проводятся по книгам, пишутся открыто, иногда весь день на столе лежат. По семейному. Я думаю, все знают, когда Матвееву ехать и сколько он привезет...
- Занятия у вас с какого часа?
- С десяти.
- Ну, значит, я успею осмотреться, - сказал Патмосов.
- Я к вам Василия приставлю.
- Пожалуйста. А теперь уже простите. В сон клонит.
Богучаров засмеялся.
- И я хорош! Уже два часа! Уморил вас. Сам-то я выспался.
Он пожал руку Патмосову и вышел в соседнюю комнату, притворив дверь.
Чуть только рассвело, Патмосов встал и полуодетый осторожно вышел из комнаты. Богучаров спал, обняв обеими руками подушку и оглашая комнату храпом. Патмосов тихо прошел мимо него и вошел в большую комнату с двумя высокими конторками, четырьмя письменным столами и шкафами вдоль стен. Это, несомненно, была комната счетоводов. Тяжелые, огромные бухгалтерские книги, на каждом столе счеты, на высоких иглах наткнутые квитанции. Следующая комната по фасаду, размером с кабинет Богучарова, была, несомненно, чертежная. Из средней бухгалтерской комнаты через маленький коридор можно было пройти в небольшую комнату, надвое перегороженную проволочной решеткой, с дверью и оконцем, как обыкновенно в кассах.
Патмосов задержался здесь и стал внимательно оглядывать каждый уголок комнаты. Дверь перегородки оказалась запертой, но сама перегородка не доходила до потолка. За проволочной решеткой стояли: небольшой стол со счетами, стул и массивный железный сундук.
Патмосов с легкостью акробата перелез через перегородку и остановился подле сундука.
Постороннему наблюдателю показалось бы, что Патмосов читает какие-то микроскопические надписи, с такой внимательностью он осмотрел весь сундук и его замок.
Потом он присел на корточки и вдруг тихо свистнул.
Глаза его впились в одну точку. Он нагнулся, словно нюхая пол.
Не отрывая глаз от пола, он прополз на карачках до перегородки, перелез обратно, и опять пополз, то совсем пригибаясь к полу, то проводя по нему пальцами.
Из маленькой комнаты дверь вела в просторную переднюю. Все так же по полу на коленях Патмосов дополз до выходных дверей и здесь встал на ноги, после чего из передней через боковую дверь оказался в столовой, разделся, лег и почти тотчас заснул.
- Заспались с дороги! - услышал Патмосов голос Богучарова, раскрыл глаза и увидел инженера с полотенцем в руках. На столе шипел кипящий самовар, и Василий только что внес вычищенные одежду и сапоги Патмосова.
- Я в минуту! - сказал Патмосов, быстро вставая. Богучаров прошел к себе.
- Умываться сюда пожалуйте! - пригласил Василий.
Патмосов прошел за ним в переднюю, где на табуретке стоял таз. Василий взял кувшин с водою и помог умыться.
- Ты мне дом-то покажешь? - спросил Патмосов, утираясь полотенцем.
- Сделайте одолжение! - ответил Василий и прибавил: - Дом-то не велик. Обошли раз, и все!
- Что, Матвеева любили у вас?
Василий переступил на другую ногу.
- Ничего, все ладили.
- Жена ходила сюда?
Василий усмехнулся.
- Она бы ходила, да он не пускал. Ревновал очень. Тут чертежники, конторщики. Народ молодой.
- Убивается?
Василий опять усмехнулся.
- Непохоже. Да он, может, и убежал с деньгами-то! Следователь говорит: не иначе.
Патмосов вернулся в столовую и быстро оделся. Вошел Богучаров.
- Ну, с добрым утром! Чай пить будем?
Они сели за стол. Богучаров сказал:
- В вашем распоряжении это помещение и мой Василий, а я сегодня, раз вы уже здесь, на линию проеду. Будьте как дома. Если вам спросить надо насчет дела, то, пожалуйста, вот у него и еще у бухгалтера, а тот уже вам всякого предоставит.
Он допил чай и поднялся.
- Ну, я еду! Василий, вели подавать! - он взял фуражку и вышел.
Патмосов допил чай, взял палку и надел шляпу. В ту же минуту вернулся Василий.
- Ну, веди меня! - сказал ему Патмосов.
- Здесь вот и все! - указал Василий. - Сергея Петровича помещение и контора. Это - касса. Теперь новый артельщик, - он, не останавливаясь, провел Патмосова через комнату, - здесь передняя. Народ толчется, а это - выход. Одни двери!
Он вывел Патмосова на площадку лестницы.
Патмосов спустился, сосчитав четырнадцать ступеней, и остановился на нижней площадке, на которой были две двери направо и налево, кроме выхода на двор.
- А это куда?
- Здесь кухня, - сказал Василий, - только ее мы занимаем. Я и Михей, сторожа.
Он отворил дверь. Открылась огромная комната с плитой и русской печкой. По стенам стояли две кровати, подле кроватей - сундуки; у окна - большой сосновый стол и табуретки.
При входе Патмосова с табуретки встал и вынул изо рта трубку высокий, плечистый и бородатый мужчина с угрюмым лицом. Он нехотя поклонился Патмосову.
- Другой сторож, Михей! - пояснил Василий и сказал ему: - Иди наверх! Сейчас собираться станут, а я при них!
- Ладно, - лениво отозвался Михей.
- Вот и все. А на той стороне, - сказал Василий, - такая же огромадная комната. Была людская, а мы ее кладовой сделали.
Василий перешел на площадку лестницы и показал другую комнату. Она была действительно завалена всяким добром.
- Вот и весь дом! - заключил Василий.
- Отлично! - отозвался Патмосов, выходя на двор.
- С этой стороны двор, - показал Василий, - а с боков и сзади сад. Прекрасный сад! Пожалуйте!
Патмосов пошел за Василием.
Сад был действительно прекрасен. Густой, тенистый, он охватывал дом с трех сторон. В глубине сада стояла закрытая беседка.
- Хороший сад, - сказал Патмосов, возвращаясь назад и зорко осматривая дом.
- Лучший, можно сказать, в городе, - похвалился Василий.
- А это что? - вдруг спросил Патмосов, указывая палкой на маленькие окна в доме на уровне с землею. С переднего фасада таких не было.
Василий небрежно махнул рукою.
- Это? А это сухие погреба.
- Какие? - спросил Патмосов.
- Сухие! Это такие, что в них лед не кладут, а так, что в легком холоде держать надо. Варенья там, вино и прочая...
- Что ж ты мне их не показал?
- А чего в них? - ответил, пожимая плечами, Василий. - Они у нас пустые.
- Любопытно поглядеть. Сухой погреб.
- Что же, пожалуйте!
Василий ввел его опять в дом, прошел за лестницу и подвел к маленькой двери, запертой на висячий замок.
Вынув из кармана ключ, он отпер замок и открыл дверь. На них пахнуло холодным воздухом.
Они спустились на шесть ступеней и очутились в полутемном узеньком коридоре с земляным полом.
Василий открыл дверь направо.
Патмосов увидел низкое, просторное помещение с глиняным полом, освещенное двумя окнами.
Пол погреба был слегка взрыт.
- А это почему?
- Глину берем отсюда, когда надо, - ответил Василий, - печку поправить или что...
- Так! - Патмосов вышел и толкнул другую дверь налево.
- То же самое! - сказал Василий. Патмосов окинул быстрым взглядом другой погреб и тотчас вышел.
- Я потому не показал, что пустое, - говорил Василий, ведя Патмосова назад. - А на дворе служба! - он запер дверцу в погреба и снова вывел Патмосова на двор.
Патмосов остановился.
- Ну, службы я и сам осмотрю, - сказал он, - а ты вот что сделай. Сходи на вокзал; там я у сторожа свой чемодан оставил. Принеси его!
Он дал Василию пятьдесят копеек.
- С полным удовольствием! - услужливо ответил Василий, бросаясь за шапкой в свое помещение.
На Лицейской улице, в маленьком домике, окруженном садиком, жила молодая жена пропавшего артельщика.
Она разговаривала на кухне со своей прислугой, девчонкой Гапкой, когда у раскрытого окна показалась голова Патмосова и он, приподняв шляпу, спросил:
- Могу я видеть госпожу Матвееву?
Она вздрогнула и покраснела.
- Да, это я! - ответила она и тотчас засмеялась. - Вот дура-то! Пожалуйте в комнаты, через крылечко. Я сейчас! - она пошла из кухни и открыла дверь.
Он вошел в чисто убранную комнату, служившую, видимо, и гостиной и столовой, и сразу приступил к делу.
- Я, сударыня, - сказал он, - сюда от артели прислан. Узнать все о пропавшем вашем муже.
Она сразу побледнела и испуганно взглянула на Патмосова.
- Что же вам надо?
- Все узнать, и, если вы что сказать можете, скажите!
Она опустилась против Патмосова на плетеный стул и сказала:
- Одно я знаю, что его убили! Да!
- Почему вы так думаете?
- Он очень честен был, чтобы сбежать с деньгами. И бежал бы тогда из Киева. Зачем ему сюда ехать? А потом, он и сам опасался.
Патмосов насторожился.
- Говорил что-нибудь?
- Да! Перед этим вдруг у кассового сундука замок испортился. Он тогда тоже деньги привозил. И разве это можно, - с волнением сказала она, - чтобы все знали, когда он за деньгами едет!
- Обычно он когда возвращался, если с деньгами?
- К девяти часам, а то и к одиннадцати. Зайдет в контору, деньги запрет и домой.
- А с собой уносил?
- Нет. Он очень боялся. Еще убьют, говорил.
- Я к вам до отъезда еще зайду! - сказал Патмосов, вставая.
Матвеева сразу повеселела и быстро встала.
&nb