Тур Евгения - Семейство Шалонских

ан³ю сестрицу Вареньку и почтенную тетушку мою, мать твою. На все воля Бож³я, а наше дѣло воинское таково, что мы должны быть готовы ежечасно положить животъ нашъ за престолъ и отечество. Конечно, тяжело это матери и бабушкѣ, а еще тяжелѣе потому, что Сергѣй палъ послѣдней жертвой великой и славной отечественной войны. Пишу тебѣ изъ Парижа, мы вошли въ него. Миръ заключенъ. Прошу Бога поддержать всѣхъ васъ въ столь великой скорби, въ особенности мать и бабушку покойнаго Сергѣя. Если что можетъ утѣшить васъ, то, конечно, мысль, что онъ исполнилъ долгъ сына къ отечеству и палъ за него въ бою. Господь помянетъ его въ царств³и небесномъ, какъ падшаго за отечество воина, а мы помянемъ его добрымъ словомъ. Прекраснѣйш³й былъ молодой человѣкъ и храбрый офицеръ. Сердечно скорблю о немъ. Цѣлую ручки тетушки и всѣхъ васъ, милыя сестрицы, заочно цѣлую. Не убивайтесь безмѣрно и покоритесь водѣ Бож³ей.

  

   Вотъ другое письмо:

   "Извините великодушно, что, не имѣя чести быть знакомъ съ вами, нахожусь въ необходимости писать вамъ. Считаю моимъ долгомъ сообщить вамъ прискорбное извѣст³е. Вашъ племянникъ, а мой пр³ятель и другъ, Сергѣй Григорьевичъ Шалонск³й, убитъ вчера наповалъ при незначительной стычкѣ между нашимъ полкомъ и отрядами французскаго авангарда.

   "Я сдѣлалъ всю кампан³ю съ Сергѣемъ Григорьевичемъ Шалонскимъ, и по истинѣ долженъ сказать: мило встрѣчалъ столь добрыхъ, честныхъ, храбрыхъ людей, какимъ былъ вашъ покойный племянникъ и, горжусь сказать, мой другъ и пр³ятель. Онъ исполнялъ строго свой служебный долгъ и вышелъ невредимъ изъ всѣхъ сражен³й, сказать по домашнему, безъ царапины. Вмѣстѣ стояли мы при Бородинѣ, Маломъ Ярославцѣ, Березинѣ; вмѣстѣ били французовъ при Лейпцигѣ, Бауценѣ и Дрезденѣ, и въ ту минуту, какъ почитали себя, такъ сказать, на порогѣ родительскаго дома, въ объят³яхъ семейства, онъ палъ отъ французской пули при незначительной стычкѣ. Еще наканунѣ мы, поздно вечеромъ, разговаривали о нашихъ родителяхъ, и онъ разсказалъ мнѣ много подробностей о семействѣ своемъ, которое надѣялся вскорѣ увидѣть, такъ какъ ему былъ обѣщанъ отпускъ тотчасъ по заключен³и мира. Въ послѣднее время: онъ чаще прежняго говаривалъ о своей матери, старшей сестрѣ и нянюшкѣ, и когда начиналъ свои о нихъ мнѣ разсказы, то они текли, не прерываясь, далеко за полночь, Въ самый день смерти поутру онъ укладывалъ вновь купленныя для нихъ обновы и показывалъ ихъ мнѣ. Внезапное нападен³е непр³ятеля застало насъ среди сего мирнаго и, такъ сказать, семейственнаго занят³я. Мы оба выбѣжали, застегивая мундиры; полкъ нашъ ужъ строился. Мы заняли мѣста наши. Французская кавалер³я аттаковала насъ, но мы сдержали ее, и она поспѣшно отступила, послѣ минутной свалки. Когда я могъ оглядѣться, то увидалъ кучку около лежавшаго офицера. Я подошелъ, и узналъ Сергѣя; но онъ ужъ былъ мертвъ. Французская пуля убила его на повалъ, попавъ въ самое сердце. Кромѣ него раненыхъ не было, но былъ убитъ рядовой Кузьма Савеловъ. Въ тотъ же день, такъ какъ намъ приказано было выступать, Сергѣя Григорьевича и рядоваго Савелова похоронили съ воинскими почестями близъ католической церкви, той деревни, гдѣ мы стояли. Искренн³я слезы: пролились на могилу Сергѣя Григорьевича, ибо онъ былъ любимъ и товарищами, и подчиненными. Зная, что семейство Сергѣя Григорьевича еще недавно оплакивало потерю супруга и отца, я не смѣю быть вѣстникомъ новаго, роковаго удара, и беру смѣлость отнестись къ вамъ, какъ къ близкому родственнику. Вамъ подобаетъ извѣстить ихъ о постигшемъ ихъ несчаст³и. Ваше Превосходительство, не посѣтуете на меня, что я счелъ своимъ долгомъ почтеннѣйше извѣстить васъ о семъ для васъ и, смѣю сказать, для меня горестномъ событ³и. Конечно, мое дружеское чувство мало значитъ передъ горестью родныхъ, но могу васъ увѣрить, что такова была моя дружба и уважен³е къ покойному Сергѣю Григорьевичу, что и мое сердце уязвлено чувствительно сею потерей.

   "Съ истиннымъ почтен³емъ и таковою же преданностью, имѣю честь быть,

  

   Пришедши въ себя, матушка, по милости Бож³ей, не потеряла разсудка, чего мы очень страшились, но потеряла силы свои. Она не могла подняться съ постели, и лежала недвижимо, закрывъ глаза. Поутру надо было объявить бабушкѣ ужасную вѣсть. Мы такъ боялись этой минуты, что забыли о своей собственной горести, въ особенности я боялась за бабушку, любя ее горячо. Она встала рано и, по обыкновен³ю, вышла въ диванную. Тамъ никого еще не было. Ей подали чай.

   - Что съ тобою, Ѳедосья, спросила она у своей калмычки, смущенное лицо которой замѣтила,

   - Ничего, отвѣтила та довольно твердо, и бабушка, покачавъ головой, принялась за вязанье. своего кошелька. Какъ тяжело мнѣ было видѣть этотъ кошелекъ въ ея рукахъ,- она вязала его брату; я стояла за дверью, не имѣя духу войти. Пришли тетушки, и всѣ мы вошли вмѣстѣ. Тетушка Наталья Дмитр³евна пр³ѣхала рано утромъ.

   - Что такъ поздно нынче, сказала бабушка, не спуская глазъ съ работы,- ты вѣрно устала съ дороги, Наташа. Гдѣ нитки бисера? дайте, вы знаете, я спѣшу.

   Тетушка подошла здороваться, цѣловать ея руку, бабушка взглянула на нее, и кошелекъ упалъ на ея колѣни.

   - Что съ тобою? Что съ вами? воскликнула она, испуганно оглядывая насъ.

   Мы молчали.

   - Говорите скорѣе, не мучьте меня. Случилось что?...

   - Варенька больна, сказала тетушка.

   - Варенька! и растерянная бабушка встала.- Варенька! что съ ней, гдѣ она?

   Бабушка поспѣшно пошла въ комнату матушки.

   - Боже мой, сказала мнѣ тетушка, идя за бабушкой,- маменьку туда допустить нельзя, но какъ я скажу ей, какъ? Въ ея лѣта, такъ, вдругъ... и тетушка съ отчаян³емъ схватила себя за голову. Я не помню, что со мною сталось, но съ рѣшимостью до тѣхъ поръ мнѣ неизвѣстной, я бросилась къ бабушкѣ и остановила ее.

   - Туда нельзя войти, бабушка, сказала я твердо.

   Но бабушка отстранила меня рукою и хотѣла пройти. Я упала передъ ней на колѣни, заграждая ей дорогу, и обняла ее. Она остановилась, поблѣднѣла какъ полотно, и сказала тихо, прерывавшимся голосомъ.

   - Она... жива, или ум...

   - Нѣтъ, нѣтъ, жива... но братъ... Сереженька...

   - Боже, Господи! Что?

   - Умеръ, убить.

   Бабушка опустилась въ близъ стоящее кресло. Всѣ молчали. Тишина мертвая. Наконецъ бабушка перекрестилась, и съ восклицан³емъ:

   - Матерь Бож³я, помоги несчастной матери; Ты мать, помоги ей! опустилась на колѣни.

   Первые дни отчаянной скорби ужасны, но за ними наступаютъ дни слезъ и страдан³й, еще болѣе тягостныхъ. Въ эти тяжк³е дни мы могли измѣрить всю любовь бабушки къ дочери, но матушка не была въ состоян³и ни видѣть, ни чувствовать, она была погружена въ страшную апат³ю и лежала недвижимо въ постели, закрывъ глаза, не произнося ни слова, и почти не прикасаясь къ пищѣ. Она почти не спала, а только забывалась ненадолго.

   Даже смерть Марьи Семеновны не удивила и не опечалила ее, сердце ея окаменѣло. При вѣсти о смерти брата, няню расшибъ параличъ, она прожила три недѣли, не приходя въ память, и умерла мгновенно отъ вторичнаго удара. Въ день ея погребен³я матушка въ первый разъ встала съ постели, надѣла мною приготовленное ей траурное платье и, опираясь на насъ, сошла въ домовую церковь. Она поклонилась умершей, поцѣловала ея руки, безъ всякаго видимаго горя, безъ слезинки, и едва добралась до своей постели, въ которую мы опять уложили ее.

   - Счастливая, сказала она тихо,- ушла къ нему, а я, мать, умереть не умѣла.

   - Варенька, у тебя четверо дѣтей, сказала бабушка такимъ голосомъ, что я вздрогнула,- о себѣ я не говорю, прибавила она, помолчавъ.

   Мать моя при этихъ словахъ, сказанныхъ съ трогательною кротостью и глубокимъ чувствомъ, залилась слезами и долго плакала въ объят³яхъ своей матери. Это были первыя ея слезы послѣ удара, ее сразившаго. Понимаю всю великость этой минуты, когда мать наша возвращалась вновь къ жизни при голосѣ родной матери, мы потихоньку вышли изъ комнаты, оставивъ ихъ вдвоемъ,

   Старость не плачетъ такими обильными, горячими слезами, какъ молодость, ни такими горькими и тяжкими слезами, как³я льются въ зрѣлыя лѣта. Старость проживъ долг³е годы, научилась покоряться и смиряться; притомъ она знаетъ, что скоро, очень скоро, настанетъ конецъ всякому горю и всякимъ волнен³ямъ. Вѣрующ³е надѣятся свидѣться съ милыми, отошедшими къ иной жизни, въ лучшемъ м³рѣ; невѣрующ³е глядятъ на смерть какъ на уничтожен³е всякихъ страдан³й. Бабушка, богомольная и глубоко вѣровавшая, смирялась съ любовью и благословляла Создателя во вся дни, какъ говорила она, во дни радости, какъ и во дни печали. Она не утѣшала матушку, но такъ трогательно умѣла высказывать ей всю свою любовь, гораздо менѣе говорила съ ней о сынѣ, чѣмъ о мужѣ. Она какъ бы хотѣла отвлечь ея мысли отъ одной утраты, говоря о другой. Она открывала ей свое сердце и часто, очень часто возвращалась къ тому времени, когда отецъ нашъ былъ молодъ, а Сережа еще ребенокъ, она говорила, что любила отца нашего столько же, сколько и родныхъ дѣтей. Она разсказывала матушкѣ о томъ, какъ его почтен³е, любовь, постоянная къ ней внимательность, мало-по-малу привязывали ее къ нему, и какъ, наконецъ, она полюбила его такъ горячо, что не могла въ душѣ своей почитать его иначе, какъ роднымъ сыномъ. Она съ восторгомъ, до тѣхъ поръ намъ незнакомымъ въ ней, говорила о высотѣ его духа и чистотѣ совѣсти и красотѣ души его, о его суровости, вытекавшей изъ его добродѣтели. То были ея подлинныя слова. Случалось, что матушка слушала ее безъ особеннаго чувства, вся поглощенная горемъ, но иногда вдругъ на нее находили порывы нѣжности. Мы видѣли, что съ течен³емъ времени матушка усиливалась побѣдить свою скорбь ради матери, и ихъ обоюдная, нѣжность явилась спасительною для обѣихъ. Когда матушка раздражалась, бабушка говорила такъ кротко, что ея слова производили освѣжающее впечатлѣн³е. Послушавъ ее, дѣлалось на сердцѣ легче. Въ самомъ звукѣ ея голоса звучало что-то особенное, чего я объяснить не умѣю. Всякое слово было отъ сердца и шло въ сердце.

   Однажды матушка послѣ горькихъ слезъ пришла въ возбужденное и страстное состоян³е. Она крѣпко сжала свои руки, окинула насъ всѣхъ горѣвшими высохшими глазами, и произнесла съ горестью:

   - И за чѣмъ родилась я для такихъ бѣдъ? Какая женщина несчастнѣе меня?

   - Ты очень несчастна, сказала бабушка.- Какъ не плакать, не мучиться въ такомъ тяжеломъ горѣ!

   - У меня и слезъ нѣтъ. И чѣмъ я заслужила такое несчаст³е? Сперва мужъ, потомъ сынъ. Никого у меня не осталось, Одна! Одна!

   - Милая моя, дочка ты моя любимая, да, очень мы несчастны, но, грѣхъ сказать, что ты одна и несчастнѣе другихъ. Посмотри вокругъ, кто не потерялъ сына, мужа, отца, во время нашихъ бѣдств³й.

   - Ахъ, маменька, не могу я разсуждать.

   - Да и я не разсуждаю: я чувствую, что Богъ былъ къ намъ еще милостивъ. У тебя сынъ и дочери, а у другихъ никого и ничего не осталось, куска хлѣба нѣтъ.

   - А мнѣ отъ этого не легче.

   - Теперь не легче, но будетъ легче: у тебя дѣти, ты можешь жить безъ нужды и воспитать ихъ.

   - Это мнѣ все равно.

   - Все равно, если бы я на старости дѣть и дочь твоя, невѣста, и дѣти твои малолѣтн³я не имѣли крова и должны бы были разстаться съ тобою и идти въ чуж³е люди, въ услужен³е изъ-за куска хлѣба, какъ наша сосѣдка Корохтина. Сынъ былъ ея единственной опорой; онъ служилъ счастливо, содержалъ мать, сестру, а теперь, когда онъ погибъ при Березинѣ, мать его пошла въ экономки, а сестра въ няньки. Легко бы тебѣ было, еслибы я должна была идти въ люди изъ-за куска хлѣба, да и Люба тоже, да и маленькихъ раздать бы надо было. Ну а легко Сорокиной? Она лишилась двухъ сыновей при Бородинѣ и осталась какъ перстъ одна, безъ дѣтей, и вдовою. Состоян³е не поможетъ ей жить одной-одинешенькой, въ кругломъ сиротствѣ. Не грѣши, благодари Бога.

   Мы всѣ молчали, чувствуя справедливость словъ бабушки.

   - Бѣда наша въ томъ, продолжала она тихо,- что мы никогда не сравниваемъ себя съ болѣе несчастными, чѣмъ мы сами, а всегда сравниваемъ себя съ счастливыми; мы не думаемъ, что на всякаго счастливаго приходитъ рано или поздно черный день. Мы не умѣемъ благодарить Бога за дарованныя намъ блага, а ропщемъ и раздражаемся. Вотъ и ты. У тебя добрыя дѣти, благодари за ихъ Бога.

   - Не замѣнятъ они мнѣ сына, воскликнула матушка, въ припадкѣ горькой скорби.

   - Конечно, не замѣнятъ. Развѣ одинъ человѣкъ можетъ замѣнить другого? Утѣшать будутъ.

   - Меня никто не утѣшитъ, сказала матушка, начиная плакать, но глаза ея уже не блуждали и не глядѣли безсмысленно. Сердце ея отошло, растаяло. Бабушка тотчасъ замѣтила это, встала и обняла дочь.

   Однажды вечеромъ бабушка пришла къ матушкѣ и сѣла у ея постели.

   - Варенька, сказала она,- намъ бы надо было узнать, откуда тотъ солдатъ Савеловъ, который былъ убитъ подлѣ Сережи. У него, вѣроятно, осталась семья. Тебѣ бы прибрать ихъ, успокоить. Можетъ быть, у него осталась мать?...

   Матушка отвѣчала, помолчавъ, съ усил³емъ:

   - Я этихъ писемъ не читала и порядкомъ ничего не знаю. Я еще силы не имѣю прочитать письма. Какой-такой солдатъ? Богъ съ нимъ.

   - Ужъ конечно, Богъ съ нимъ, сказала бабушка,- убитые за отечество и правое дѣло - съ Богомъ. Это праведные. Твой мужъ говаривалъ: получатъ вѣнецъ мученическ³й. Вотъ хоть бы и этотъ Савеловъ, погибъ, сердечный, и дойдетъ вѣсть о его смерти до матери, жены, въ какомъ-нибудь приказѣ, что выбылъ изъ строя такой-то. Чай и у него остались дорог³е, сиротъ, быть можетъ, оставилъ. Я не знаю, какъ ты, а я такъ часто думаю, что въ память Сережи...

   - Написать братцу, Дмитр³ю Ѳеодоровичу, чтобы узналъ, откуда былъ солдатъ. Если онъ оставилъ семейство, я позабочусь. Если Богъ судилъ ему умереть съ моимъ сыномъ, пусть его сироты и матъ доживаютъ свой вѣкъ у меня. Ваша мысль хорошая, маменька. У меня, благодаря Бога, деньги есть, больше чѣмъ собственно мнѣ нужно. Мнѣ теперь ничего не нужно.

   Матушка прилѣпилась къ этой мысли и спрашивала: писали ли къ братцу-генералу. Это было первымъ знакомъ, что она возвращалась къ жизни. Время шло, она встала съ постели худая, какъ скелетъ, желтая, какъ воскъ, и едва передвигая ноги, бродила по залѣ. Когда ей замѣтили, что лучше бы ей гулять на другой сторонѣ дома, она внезапно залилась слезами и сказала,

   - Тамъ солнце! Видѣть не могу солнца!..

  

  

   Весна наступила, вездѣ журчали ручьи и сбѣгали шумными, мутными струями подъ гору въ нашу рѣченку Щегловку, которая вдругъ разшалилась, понеслась и залила дуга. Одѣлись лужайки нашихъ садовъ, едва освободившись отъ снѣга, онѣ покрылись зеленою, короткою травкою, которая такъ дорога взору, утомленному бѣлыми пеленами снѣга и бурыми сугробами около дорогъ; весна на сѣверѣ имѣетъ свою поэз³ю, свою прелесть. Журчанье воды, послѣ окаменѣлыхъ льдовъ, краснота песку, чернота полей, и зеленѣнье луговинъ, послѣ однообраз³я снѣговаго савана, прельщаетъ взоръ; самый воздухъ въ началѣ апрѣля и концѣ марта содержитъ въ себѣ нѣчто опьяняющее, возбуждающее, живительное. И такъ хочется выйдти изъ дому и дышать этимъ воздухомъ! послѣ затворнической жизни въ продолжен³е всей зимы, я надѣвала громадные сапоги (тогда калошъ не знали женщины) и отправлялась въ верхн³й садъ. Ноги мои увязали въ размокшей едва оттаявшей землѣ; липы стояли голыя, черныя, съ темными стволами и вѣтвями, но вокругъ ихъ уже все начинало оживать, и надъ ними блѣдно-голубое весеннее небо и яркое, весеннее солнце радовало сердце. Не взирая на столько бѣдъ, столько потерь и недавнюю, сокрушившую всѣхъ насъ, смерть брата, помимо желан³я я чувствовала, что оживляюсь. Но вотъ наступила и настоящая весна съ первыми цвѣтами, первыми теплыми, сквозь солнце, дождями, точно на землю падаютъ сверкающ³е алмазы, съ первымъ чириканьемъ птичекъ и шумомъ одѣвшихся въ новый уборъ деревьевъ. Солнце грѣло, даже пекло, вѣтерокъ несся изъ рощи теплый и благовонный, вода рѣченки, вошедшей въ берега, ужъ не катила мутныхъ волнъ, а лила прозрачныя, какъ хрусталь, струйки, и наше родное, любезное Щеглово пр³одѣлось въ пышное праздничное платье. Какъ было оно красиво! Какъ бы хорошо было жить, еслибы въ домѣ не сидѣло-сиднемъ жестокое горе, насъ постигшее. Окна были отворены, дверь на балконъ раскрыта настежъ, но никого нельзя было увидѣть на балконѣ за чашкой вечерняго или утренняго чая. Малѣйшее нарушен³е будничнаго порядка казалось праздничною затѣей, неприличною и боль причиняющею. Бабушка совсѣмъ не покидала своего мѣста, и ея примѣру слѣдовали тетушки; матушка и въ окно не глянула - все было ей постыло и тяжко. Только меня и дѣтей своихъ меньшихъ посылала она гулять, замѣчая, что на мнѣ лица нѣтъ, что я поблѣднѣла, похудѣла и похожа не на девятнадцатилѣтнюю дѣвушку, а на перестарокъ, отказавш³йся помимо воли отъ замужества.

   - Je ne yeux pas qu'elle coiffe Sainte Catherine, сказала однажды матушка, говоря по старой привычкѣ по-французски, хотя со времени войны она питала ко всему французскому чувство ненависти, похожее на то чувство, которое человѣкъ испытываетъ, поссорившись съ другомъ. Но привычка сильна и, забываясь, матушка говаривала по-французски.

   И меня посылали гулять, не смотря на мои просьбы позволить мнѣ остаться - но въ тѣ поры мы не слишкомъ могли предъявлять свою волю, а должны были повиноваться. Жизнь, не взирая на мое горе, брала свое. Время текло, и молодость моя, придавленная столькими бѣдами, мало-по-малу расправляла крылышки. Сама того не замѣчая, гуляя съ сестрами, я начинала смѣяться и шутитъ, какъ умѣетъ смѣяться и шутитъ одна юность. Ужъ наступило жаркое лѣто, и мы часто уходили въ сосѣдн³й лѣсъ за грибами, ягодами, купались въ быстрой и глубокой Угрѣ, которая протекала за версту отъ бабушкиной усадьбы. Но возвращаясь домой, вдругъ переставали болтать. Сердце наше замирало, когда мы подходили къ дому - тамъ все еще сидитъ, мы знали, укоряя себя на минутное удовольств³е, тяжкое горе.

   Однажды въ очень душный, лѣтн³й день, исполняя приказан³е матушки, я отправилась съ сестрами и двумя горничными въ большой лѣсъ за рѣку. Мы переѣхали на паромѣ на ту сторону Угры и увидѣли, что на берегу стоитъ бричка, запряженная ямской тройкой, а у брички, дожидаясь парома, стоитъ молодой офицеръ. Когда мы сходили съ парома, онъ пристально посмотрѣлъ на насъ. Мы всѣ были въ глубокомъ траурѣ и, не смотря на жарк³й ³юльск³й день, въ тяжелыхъ черныхъ суконныхъ платьяхъ и крепѣ. Въ старые годы носили трауръ долго и строго. Минуло уже 4 мѣсяца, какъ мы лишились брата, а мы и не помышляли снимать траура первыхъ дней, да если бы подумали, то не осмѣлились бы вымолвить слова, боясь оскорбить тѣмъ семейство. Я видѣла, что офицеръ спросилъ что-то у перевозчика, но пошла своей дорогою, не считая приличнымъ глядѣть на проѣзжающихъ. Едва сдѣлала я нѣсколько шаговъ въ гору, взбираясь на крутой берегъ рѣки, какъ сзади меня послышались быстрые шаги и раздался незнакомый мнѣ голосъ.

   - Извините меня, если я осмѣлюсь рекомендовать себя самъ. Я полковникъ Семигорск³й, Знаю, что имѣю честь говорить съ Любов³ю Григорьевною Шалонской.

   Я остановилась, пораженная именемь его. .

   - Я догадался тотчасъ, что это именно вы, по вашему трауру...- онъ смѣшался и прибавилъ:- я ѣду къ вашей матушкѣ.

   - Ахъ, сказала я едва внятно, почти шопотомъ,- вы... пр³ятель моего брата... вы...

   Я не договорила: слезы душили меня, и я усиливалась сдержать свое волнен³е и подавить ихъ. Тогда при чужомъ стыдились всякаго необычнаго движен³я души и старались не выдавать ихъ. Я стыдилась слезъ, которыя готовы были хлынуть изъ моихъ глазъ. Онъ продолжалъ:

   - Возвратясь изъ Франц³и и повидавшись съ семействомъ, я счелъ долгомъ посѣтить вашу матушку, ибо имѣю обязанность вручить ей оставш³яся вещи вашего... онъ прервалъ свою фразу, замѣтивъ мое волнен³е, и продолжалъ:- я опасался пр³ѣхать... неожиданный случай помогъ мнѣ, я имѣлъ счаст³е встрѣтить васъ. Не будете ли вы столь благосклонны, не возьмете ли на себя приготовить вашу матушку къ моему посѣщен³ю? Ей будетъ прискорбно видѣть меня...

   Я все стояла и силилась одолѣть свое волнен³е, наконецъ мнѣ удалось сдержатъ слезы, и я сказала нетвердымъ голосомъ:

   - Намъ надо опять переѣхать рѣку - я пойду впередъ и приготовлю матушку, а васъ проводитъ вотъ эта дѣвушка (я указала на мою горничную Машу) садами до флигеля.

   - Не лучше ли мнѣ остаться здѣсь, въ этой деревушкѣ, а вы пришлете за мною, когда угодно будетъ вашей матушкѣ принять меня.

   - Нельзя, сказала я. - Матушка и бабушка осудятъ меня за такое невниман³е; вы должны быть приняты въ нашемъ домѣ. Не бойтесь, матушка не увидитъ васъ, она и къ окну никогда не подходитъ, къ тому же васъ проведутъ садами во флигель. Тамъ были приготовлены комнаты для брата - теперь онъ пустой.

   При этихъ словахъ я заплакала такъ горько, что никак³я усил³я не могли прервать слезъ моихъ, и лишь только паромъ причалилъ, какъ я взяла сестеръ за руку и поспѣшно, но горько плача, пошла назадъ домой. Сестры тоже плакали. Семигорск³й шелъ съ моей горничной, отставъ отъ насъ, скоро скрылся въ аллеяхъ сада, Я вошла во дворъ, и прямо къ бабушкѣ.

   - Бабушка милая, не пугайтесь, ничего нѣтъ такого.

   - Да ты вся въ слезахъ.

   - Это такъ, ничего. Пр³ѣзж³й здѣсь изъ арм³и... служилъ съ братомъ. Его пр³ятель. Желаетъ видѣть матушку. Ей будетъ такъ тяжко, а сказать ей надо.

   - Кто онъ такой?

   Я сказала. Бабушка смутилась, но немедленно встала и отправилась въ комнаты матушки. Черезъ полчаса во флигель бѣжалъ стремглавъ нашъ лакей Алексѣй, и я видѣла, какъ Ѳедоръ Ѳедоровичъ Семигорской прошелъ черезъ заду и направился въ ея комнату. Онъ былъ высок³й, стройный, смуглый и красивый молодой человѣкъ лѣтъ 28. Проходя, онъ почтительно и низко поклонился мнѣ.

   Черезъ часъ онъ вышедъ отъ матушки, и по это покраснѣвшимъ глазамъ видно было, что и онъ плакалъ. Бабушка приняла его не только радушно, но родственно, отрекомендовала ему дочерей, и началось потчиван³е. Не желаетъ ли кушать? Обѣдалъ ли? Иди быть можетъ, если обѣдалъ, не угодно ли пополдничать, иди чаю откушать - словомъ, бабушка и тетушки наперерывъ запотчивали гостя. Матушка просила его пробыть нѣсколько дней и помѣстила его въ комнатахъ, которыя были приготовлены для брата.

   Послѣ ранняго ужина, онъ простился со всѣми, подходя, по тогдашнему обычаю, къ ручкѣ всѣхъ дамъ и дѣвушекъ (взрослыхъ). Проходя большую гостиную, гдѣ я сидѣла одна, онъ подошелъ ко мнѣ.

   - Я долженъ завтра отдать вашей матушкѣ шкатулку, я не желалъ бы отдать ее самъ, чтобы не стѣснить ее. Кому я могу?

   - Мнѣ, сказала я, не размысливъ.- Это шкатулка брата?

   - Нѣтъ, но въ ней его мелк³я вещи всѣ, бережно собраны... я думалъ... и мундиръ, въ которомъ онъ уб... въ которомъ онъ скончался. Гдѣ же я могу отдать, вамъ ее завтра?

   - Вынесите въ садъ, я гуляю въ 9 часовъ съ сестрами и прохожу мимо вашего флигеля, идя въ оранжерею.

   Лишь только я произнесла эти слова, какъ смутилась и застыдилась - но было уже поздно, онъ поклонился, поцѣловалъ у меня, оффиц³яльно прощаясь, руку, и вышедъ. Я воротилась въ диванную. Тамъ бабушка и тетушки продолжали разговоръ о гостѣ и осыпали его похвалами.

   - И уменъ, и вѣжливъ, и начитанъ, и много видѣлъ, и какъ хорошо разсказываетъ, и собою красавецъ... Какое вниман³е, собралъ всѣ вещи Сережи и самъ привезъ ихъ. Словомъ онѣ превозносили его,

   На другой день лишь только я открыла калитку нижняго сада и должна была пройдти мимо его оконъ, какъ онъ вышелъ ко мнѣ на-встрѣчу; онъ очевидно, ждалъ меня; въ рукахъ его была шкатулка, которую онъ поставилъ на скамейку, стоявшую подъ балкономъ. Тяжкое было это свидан³е; я ужъ ни о чемъ не помышляла, кромѣ убитаго брата, и слезы мои текли на крышку черной шкатулки. Онъ стоялъ подлѣ меня и говорилъ о Сережѣ, а я сидѣла я плакала. Когда наконецъ, я вспомнила, что матушка проснулась, встала и взяла шкатулку. Онъ почтительно проводилъ меня до параднаго входа и отворилъ мнѣ калитку и большую дверь крыльца съ низкимъ поклономъ.

   Не хочу входить въ подробности и разсказывать, какимъ приливомъ новой горести наполнилось сердце матушки при видѣ вещей убитаго сына. Долго она глядѣла на нихъ страшась до нихъ дотронуться. Когда же она разобрала шкатулку и раздала намъ вещи, имъ для насъ купленныя, это усил³е надъ собою сломило ее. Она опять расхворалась и слегла въ постель. Всяк³й день просила она Ѳедора Ѳедоровича Семигорскаго войти къ ней и заставляла его разсказывать и повторять малѣйш³я подробности о Сереженькѣ. Она слушала его жадно. Когда, пробывъ у насъ нѣсколько дней, онъ пришелъ проститься, матушка была поражена и умоляла его пр³ѣхать опять и скорѣе.

   - Я ожила, пока вы здѣсь гостили; одна моя отрада видѣть и слышать разсказы друга моего сына. Не откажите матери, пр³ѣзжайте опять и ужъ погостите у насъ подольше.

   - Какъ прикажете, такъ и сдѣлаю, отвѣчалъ онь,- я почитаю себя слишкомъ счастливымъ, что могъ заслужить ваше благорасположен³е.

   Прощаясь съ нимъ, матушка взяла его голову въ обѣ руки, нагнула ее и поцѣловала его волосы. Онъ былъ, повидимому, такъ тронутъ, что со слезами на глазахъ поцѣловалъ ея руку, кланяясь низко. Въ то время такое отступлен³е отъ обыкновен³й и принятыхъ формъ было очень знаменательно, и онъ безмолвно благодарилъ матушку за выказанную ему нѣжность. Онъ стоилъ ея; все, что онъ говорилъ, какъ относился къ матушкѣ, и самая заботливость о собран³и вещей брата, прелестная траурная изъ чернаго дерева шкатулка, заказанная имъ въ Парижѣ,- все это свидѣтельствовало о чуткости и деликатности его сердца. если онъ произвелъ на всѣхъ насъ хорошее впечатлѣн³е, то надо думать, что и мы ему понравились. Онъ пр³ѣхалъ опять черезъ шесть недѣль и былъ принятъ, какъ близк³й родственникъ.

   - Теперь, сказала ему матушка,- я васъ такъ скоро не выпущу.

   - Какъ прикажете, я въ вашей волѣ, отвѣчалъ онъ кратко и просто.

  

  

   Если Семигорской понравился всѣмъ съ перваго раза, но теперь это впечатлѣн³е перешло въ положительную къ нему любовь - да и нельзя было не любить его. Онъ былъ начитанъ, говорилъ красно, разсказывалъ интересно, отличался особенною вѣжливостью, но вмѣстѣ съ тѣмъ откровенностью. Прямота его была неподкупна. Такъ, напримѣръ, его мнѣн³я часто противорѣчили мнѣн³ямъ тетушки Натальи Дмитр³евны, и онъ, не смущаясь, это высказывалъ. Однажды тетушка, говоря о войнѣ, очень негодовала на французовъ и тутъ же на нѣмцевъ; она выразила мысль, что только Росс³я и русск³е велики и сравнить ихъ ни съ кѣмъ невозможно.

   Онъ возсталъ противъ такого мнѣн³я.

   - Я самъ русск³й, сказалъ онъ,- люблю мою землю, и конечно въ дни опасности готовъ положить за нее мою голову; я имѣлъ честь сражаться за мое отечество и старался дѣлать свое дѣло; но смѣю васъ увѣрить, что ни Франц³я, ни Герман³я не могутъ сравниться по благосостоян³ю съ нашимъ отечествомъ.

   - Какъ такъ? воскликнули тетушки.

   - Образованнѣе они насъ, да и живутъ иначе. Благосостоян³е большое, во всякой деревнѣ чистота, опрятность, трезвость, изобил³е, а пуще всего чистота. У всякой избёнки деревья или садикъ. Пьяныхъ я не видалъ. Трудолюб³е, порядокъ особенно въ Герман³и.

   - Но вотъ Сереженька писалъ, что во Франц³и остались въ деревняхъ однѣ бабы.

   - Это правда; Гишпан³я и Росс³я обезлюдили Франц³ю, но убыль народа поправима. Черезъ 20 лѣтъ слѣда не будетъ, а ихъ порядокъ и трудолюб³е обогатятъ ихъ снова, ибо теперь отъ постоянныхъ войнъ они замѣтно обнищали.

   - Сережа писалъ, что малороелы они, что наши гвардейск³е молодцы и бить ихъ не хотѣли, а хохотали.

   - Да, знаю, тогда это наши разсказывали, сами очевидцы разсказывали, но дѣло это не мудрое, простое. Мущинъ не было - набрали дѣтей пятнадцатилѣтнихъ, и эти дѣти, одержимыя любовью къ отечеству, бросались храбро на нашихъ молодцовъ. Вѣдь это пигмеи только по росту и по лѣтамъ. Духу то у нихъ было много, у дѣтей у этихъ. Сожалѣть надо о землѣ, гдѣ всѣ взрослые погибли, и одни дѣти остались для защиты отечества. Говорили тогда, что наши солдаты расхохотались, но это смѣхъ былъ добродушный, а не злой. Солдатъ, и всяк³й простой человѣкъ, чуетъ доблесть врага и не оскорбитъ его намѣренно. Повѣрьте, что таково благосостоян³е тѣхъ странъ, что были бы мы счастливы, если бы могли отъ нихъ позаимствоваться многимъ.

   - А вотъ вы все же къ себѣ спѣшили, сказала тетушка не безъ ирон³и,- тамъ не остались.

   - Я русск³й, и мнѣ у себя лучше. Тутъ моя родина, мои родители, мои имѣн³я,- что-жъ мнѣ тамъ дѣлать,- а все-таки скажу: ихъ устройство лучше.

   - Я всегда это говорила, не бывши тамъ, сказала матушка,- судила только по книжкамъ и вижу, что не ошиблась.

   - Что книжка и что есть въ самомъ дѣлѣ - великая разница, сказала тетушка. - Вотъ Малекъ-Адель прелестный рыцарь - найди-ка его на самомъ дѣлѣ.

   - И найдете, Наталья Дмитр³евна, найдете, конечно на иной ладъ, но право, во время войны так³е-то рыцари были, что до нихъ куда и Малекъ-Аделю. Все въ томъ, чтобы умѣть оцѣнить товарища, начальника и подчиненнаго. Как³е есть герои, дивиться надо.

   - Милый вы мой, любезный вы мой, сказала матушка съ порывомъ.- Благодарю васъ - говорите вы то, что я столько лѣтъ думаю, и въ чемъ никто не только согласиться со мною не хочетъ, но и осмѣивали меня всегда.

   Между матушкой и имъ установились особыя отношен³я. Они уважали и любили другъ друга, а что главное, понимали другъ друга. Онъ выказывалъ къ ней особенное, почтительное вниман³е, съ примѣсью какъ бы сыновней нѣжности, а она просто души въ немъ не чаяла. Его мнѣн³я подходили подъ ея мнѣн³я, но не будь этого, матушка во всякомъ случаѣ полюбила бы его. Онъ, помимо мнѣн³й, нравился ей лично - манерами, лицомъ и въ особенности тѣмъ, что любилъ брата и былъ любимъ имъ. Я замѣтила, что онъ совсѣмъ иначе, по своему, глядитъ на вещи и не покоряется принятымъ обычаямъ во многомъ. Такъ, напримѣръ, у бабушки былъ страшный баловень, мальчикъ изъ дворни, лѣтъ четырнадцати для побѣгушекъ. Его звали Ванькой, не изъ презрѣн³я,- бабушка никого не презирала, да и тетушки, не смотря на рѣшительныя мнѣн³я старшей тетки, были крайнѣ добры и не обидѣли бы мухи,- звали его Ванькой просто такъ, по обычаю, по привычкѣ. Никто не думалъ обижать Ваньку, и самъ Ванька не обижался. Я замѣтила, что одинъ Ѳедоръ Ѳедоровичъ звалъ его Ваней, и въ разговорахъ не ускользнуло отъ меня, что онъ многое усвоилъ себѣ, чего у насъ не было. Когда я о немъ думала,- а думала я о немъ часто, послѣ того, какъ слушала это разсказы по цѣлымъ вечерамъ,- онъ какъ-то чудно сливался въ моемъ воображен³и съ авторами писемъ "Русскаго путешественника". Я возымѣла одно впечатлѣн³е, какъ изъ чтен³я этой прелестной книги, такъ изъ его интересныхъ разсказовъ и завлекательныхъ разговоровъ. Обычаи того времени не позволяли мнѣ близко сойдтись съ нимъ; тогдашн³я понят³я о прилич³яхъ не дозволяли близости между дѣвушкой, молодой женщиной и молодымъ мужчиною. Я сидѣла около бабушки, слушала разговорѣ старшихъ, но вступать въ него не могла, и отвѣчала тогда только, когда ко мнѣ обращался кто-либо изъ старшихъ. Но я не проронила ни единаго слова изъ всего того, о чемъ онъ говорилъ. Разсказы его о Дрезденѣ приводили меня въ восторгъ, но восторгъ этотъ я должна была хранить въ глубинѣ души, ибо я не могла, да и постыдилась бы его выразить, но онъ тѣмъ сильнѣе охватывать мою душу. Даже встрѣчаясь съ Ѳедорь Ѳедоровичемъ наединѣ, мнѣ и въ помышлен³е не входило открыть ему мои мысли и сказать, что я чувствую, слушая его разсказы. А наединѣ видѣла я его часто. Вотъ какъ это случилось - безъ намѣрен³я съ моей стороны всеконечно. Я продолжала гулять съ сестрами. Обыкновенно онѣ выходили изъ дома со мною, но вскорѣ убѣгали, а я проходила мимо флигеля по дорожкѣ внизъ, достигала нижней аллеи и обходила прудъ, потомъ подымалась въ верхн³й садъ и обходила его по липовымъ густымъ аллеямъ. Съ самаго перваго дня своего вторичнаго пр³ѣзда, онъ встрѣчалъ васъ на дорожкѣ, и всяк³й день выходилъ къ намъ на встрѣчу; мы останавливались, разговаривали и потомъ расходились въ разныя стороны. Однажды онъ попросилъ у меня позволен³я идти со мною. Я вспыхнула, но ничего не отвѣтила; но онъ принялъ молчан³е за знакъ соглас³я и пошелъ за мною. Въ этотъ первый разъ я сократила свою прогулку. Но впослѣдств³и желан³е его послушать заглушило во мнѣ страхъ, который я испытывала. Часто я просила сестрицу идти рядомъ со мною, но ей наскучали наши разговоры, и она убѣгала къ меньшой сестрѣ и ея нянѣ, оставляя меня одну съ нимъ. Малу-по-малу я привыкла и уже не сокращала своей прогулки: мы обходили оба сада и не видали, по, крайней мѣрѣ я не видала, какъ летѣло время. Конечно, я совсѣмъ не говорила о себѣ, но мы много говорили о книгахъ, о иныхъ земляхъ, о братѣ, о войнѣ, о моемъ покойномъ отцѣ, котораго онъ называлъ спартанцемъ и рыцаремъ, слушая мои разсказы. Ему повидимому, очень нравилась моя любовь въ чтен³ю и моя начитанность. Первымъ его воспитателемъ былъ эмигрантъ, французъ, аббатъ, и онъ говорилъ, что многимъ обязанъ ему, особенно въ отношен³и формъ въ общежит³и. Потомъ, ужъ будучи молодымъ человѣкомъ, онъ былъ знакомъ съ массонами, и они внушили ему христ³анск³я чувства, вниман³е и любовное отношен³е къ низшимъ и въ особенности слугамъ. Отличительной чертой его характера было чувство милосерд³я - не только страдан³я людей были ему несносны, но онъ не любилъ видѣть, если мучили иди жестоко обращались съ животными... Я была очарована его бесѣдами, и уже не дичилась его. О братѣ я говорила часто, и съ перваго дня нашего знакомства онъ сдѣлался звеномъ, его и меня соединявшимъ. Открывая глаза по утру, я думала съ восхищен³емъ, что вотъ одѣнусь, выйду въ садъ, что онъ встрѣтитъ меня и пойдемъ мы по аллеѣ, бесѣдуя тихо и радушно. Вечеромъ, ложась спать, я вспоминала всякое его слово, и всякое его слово было хорошо, пр³ятно, или казалось мнѣ поучительнымъ и значительнымъ. Такъ прошло недѣль пять. Онъ поговаривалъ объ отъѣздѣ: его удерживали, но ему надо же было уѣхать. При одной мысли о его отъѣздѣ, сердце мое замирало.

   Однажды возвратясь съ прогулки, я нашла тетушку въ цвѣтникѣ на давкѣ. Она подозвала меня и приказала идти за собою. Въ тонѣ ея голоса было что-то особенно серьёзное, даже строгое, что смутило меня, и я пошла за нею, какъ виноватая не зная, однако, никакой вины за собою. Но тутъ я вдругъ вспомнила, что гуляла въ саду не одна, и сердце мое мучительно забилось.

   Тетушка направилась не въ диванную, а въ образную, находившуюся около спальни бабушки, всегда пустую. К³оты стояли по стѣнамъ, передъ ними теплились лампады; мебели не было, только два забытые стула стояли въ углу. Тетушка сѣла на одинъ изъ нихъ и указала мнѣ другой. Я сѣла, не смѣя взглянуть, и потупила голову.

   - Вотъ оно что, Люба, нехорошо! сказала строго тетушка,- я еще тебѣ ничего не сказала, слова не вымолвила, а ты горишь отъ стыда.

   - Но что я сдѣлала такого, тетушка? едва выговорила я.

   - Какъ будто ты не знаешь. Не хитри. Не усугубляй вины своей. Стыдно, очень стыдно, я не ждала отъ тебя такого пассажа.

   - Но право...

   - Не хитри, говорю я, повинись лучше. Неприлично, даже предосудительно назначать свидан³я въ саду.

   - Свидан³я! воскликнула я вдругъ съ негодован³емъ, которое смѣнило мгновенно мой испугъ и стыдъ.- Нѣтъ, я не назначала свидан³й и даже никогда о томъ и не думала, не помышляла. Могла ли я даже подумать о такой...

   И я вдругъ заплакала, очень оскорбленная.

   - Нечего плакать. Повинись лучше, говорю я,- сказывай правду истинную.

   - Вы меня обижаете, тетушка, мнѣ разсказывать нечего.

   - Такъ вотъ какъ! Что бы сказалъ твой покойный отецъ, еслибы узналъ, что, пользуясь горемъ убитой матери, которая теперь не въ состоян³и наблюдать за вами, ты попустила себя на так³е неприличные дѣвицѣ поступки!.. Вотъ куда повело тебя чтен³е всякихъ поэмъ и романовъ. Я не разъ говорила объ этомъ, меня не хотѣли слушать, а вотъ теперь и завелась своя героиня романа. Хорошо!

   - Воля ваша, тетушка, сказала я съ сильно проснувшимся чувствомъ собственнаго достоинства и невиновности,- свидан³й я не назначала и мнѣ въ голову не входило, что это есть свидан³е. Я просто гуляла, встрѣчала его...

   - Его!.. Вотъ какъ! его...

   - Ѳедора Ѳедоровича, и ни о чемъ мы не говорили, ни единаго слова, котораго вы бы не желали слышать.

   Тетушка рѣзко посмотрѣла на меня своими большими, умными, но отчасти суровыми глазами.

   - Пусть такъ. Я тебѣ вѣрю, но въ такомъ случаѣ ты поступила неосторожно, предосудительно. Скажу тебѣ, что Ѳедоръ Ѳедоровичъ, видя такое твое поведен³е, не можетъ уважать тебя. Конечно, всякому молодому мужчинѣ весело гулять и любезничать съ хорошенькой дѣвушкой, но уважать ее онъ не можетъ.

   По боли, которая сказалась въ моемъ сердцѣ, при мысли, что онъ можетъ не уважать меня, я бы должна была понять, какъ я ужъ привязалась къ нему, но я не разсуждала. а только плакала. Тетушка говорила еще довольно долго, но я ужъ не прерывала ея; я слушала, не понимая ни слова, и сокрушалась, что потеряла уважен³е человѣка, которымъ дорожила.

   Тетушка встала.

   - Чтобы не было ни встрѣчъ, ни прогулокъ, ни раннихъ выходовъ въ садъ! Это не дѣлается, не годится. Не заставь меня огорчить мать, разсказавъ ей, какъ ты ведешь себя. Стыдно!

   Какой это былъ печальный для меня день! Подавленная стыдомъ и тревогою, я не смѣла поднять глазъ ни на кого и, сидя въ диванной около бабушки, прилежно вязала косынку, шевеля длинными спицами. Бабушка тотчасъ замѣтила, что со мною что-то случилось и спросила. Я отвѣчала: "ничего не случилось'', и вспыхнула, какъ зарево. Бабушка посмотрѣла, не повѣрила, но не повторила вопроса, а, по своему обыкновен³ю, когда не вѣрила, покачала головою.

   Прошло нѣсколько дней. Я никуда не выходила и неотлучно сидѣла около бабушки. Два-три раза пыталась я все сказать матушкѣ, но не смѣла, видя ея постоянную печаль. Я замѣтила, что Ѳедоръ Ѳедоровачъ сдѣлался тоже печаленъ и объявилъ, что долженъ уѣхать завтра. Это извѣст³е было мнѣ крайне прискорбно.

   Насталъ день его отъѣзда. Мнѣ было такъ грустно сидѣть въ диванной, что послѣ обѣда я ушла въ бильярдную, гдѣ всегда играли дѣти. Испугъ мой былъ великъ, когда вскорѣ туда же пришелъ и онъ.

   Боже мой! подумала я, - скажутъ опять, что это свидан³е. И зачѣмъ онъ пришелъ, онъ и въ правду видно не уважаетъ меня.

   Онъ подошелъ и сѣлъ рядомъ со мною. Я встала и хотѣла уйти.

   - Любовь Григорьевна, сказалъ онъ, - позвольте мнѣ попросить васъ выслушать меня. Я не долго буду удерживать васъ. Я замѣтилъ въ васъ большую для меня перемѣну; вы избѣгаете разговора со мною. Чѣмъ я могъ заслужить ваше неудовольств³е? Осмѣлюсь ли я спросить васъ о причинѣ вашего нерасположен³я ко мнѣ?

   Я молчала, совершенно потерянная, и желала одного: уйти, убѣжать. Я силилась не заплакать, считая это верхомъ неприлич³я.

   - Ужели я такъ противенъ вамъ, что вы не удостоиваете меня отвѣтомъ? Я смѣлъ надѣяться, что, в