Станюкович Константин Михайлович - Два брата

ачиваясь, чтобы скрыть свое волнение...

   - Простите и вы меня! - прошептала тихо Леночка, подымаясь.

   - Дай вам бог всего хорошего. Вы стоите счастья!.. - сказал Лаврентьев.

   По-видимому, он был теперь спокоен. Только голос его чуть-чуть дрожал.

   - А на прощанье, Елена Ивановна, скажите еще раз, что вы простили меня!

   Леночка протянула ему руку. Он благоговейно прикоснулся к ней губами, взглянул на нее ласковым, добрым взглядом и промолвил:

   - Будьте спокойны. Я извинюсь, и дуэли не будет.

   - Прощайте, Григорий Николаевич!

   - Прощайте, Елена Ивановна!

   Он вышел проводить ее в коридор.

   - Еще просьба: не говорите Николаю Ивановичу, что я была у вас.

   - Почто сказывать!

   - Я прошу вас об этом, Григорий Николаевич, зная характер Николая... Он может подумать, что вы не деретесь с ним по моей просьбе. Это оскорбит его! Ведь правда? И если бы вы узнали... проверили слухи, то и без моей просьбы отказались бы драться.

   - Э, не тревожьтесь... Я понимаю, Елена Ивановна! Скажи он тогда слово - ничего бы не было. А я слухам поверил... Скотства-то во мне много!.. Теперь пусть хотя за труса считает, а дуэли не будет. Он ваш будущий муж.

   Леночка с чувством пожала руку в ответ на эти слова.

   - Хороший вы, Григорий Николаевич! Я всегда сохраню о вас добрую память! - прошептала она и стала спускаться с лестницы.

   Она вышла на подъезд радостная, что все так благополучно окончилось. О, сколько тревоги и страха испытала она со вчерашнего вечера, и как весело теперь билось ее сердце при мысли, что любимому ее Николаю не угрожает никакой опасности! Она шла домой полная дум о Николае и о будущей их жизни, вспоминая его ласковые речи, счастливая своим счастьем, которое чуть было не отняли. О Лаврентьеве она и не вспомнила. Счастье так эгоистично!

   Григорий Николаевич проводил грустным взглядом спускавшуюся по лестнице Леночку и, когда она скрылась, перегнулся вниз через перила. Вот мелькнула еще раз ее маленькая фигурка... стукнули двери подъезда, а он все еще стоял.

   На душе у него сделалось так мрачно, сиротливо. Глубокой скорбью светились его глаза.

   - Ушла! - проговорил он. - Ушла!

   И тихо пошел к себе в номер, лег на постель и долго пролежал с закрытыми глазами, припоминая любимый образ Леночки, ее голос, движения.

   - Счастливец! - с какою-то отчаянной завистью в голосе проговорил Лаврентьев, чувствуя, как приливает к сердцу злоба к Николаю. - Как она его любит!

   Перед ним стояли они оба, смеющиеся, довольные, сливаясь друг с другом в объятиях. О, с каким наслаждением он задушил бы этого "счастливца"!.. Лаврентьев бешено стукнул кулаком об стену и вскочил с постели. Голова его кружилась. Глаза налились кровью.

   - Скотина! Тварь гнусная!.. Опять не сустоял! - мрачно ругался Григорий Николаевич, - а еще человек!

   Он подошел к умывальнику, вылил на голову кувшин воды, причесался, уложил в чемодан вынутые было бумаги и вышел из номера.

   Свежий воздух несколько освежил и успокоил его. Ему сделалось стыдно, что чувство ревности осилило его любовь.

   - Шалишь, Гришка! - прошептал со злостью Лаврентьев. - Сустоишь и извинишься как следует или ты будешь подлец!

   Решившись свято исполнить обещание, данное Леночке, Григорий Николаевич первым делом пошел в технологический институт и разыскал там Васю. Вася очень обрадовался Лаврентьеву и сперва было смутился, вспомнив о Леночкиной свадьбе, но Григорий Николаевич казался таким спокойным, что Вася ошалел.

   - Как живете, Василий Иванович?.. Как поживает Елена Ивановна? - спрашивал, между прочим, Лаврентьев. - Замуж не собирается?

   И, не дожидаясь ответа, засмеялся и прибавил:

   - Барышне пора бы и замуж, барышня хорошая. Что в девках-то сидеть!

   - Елена Ивановна выходит замуж. Вы разве не знаете?

   - От кого же мне знать? Это она неглупо делает.

   - За брата.

   - Вот это добре!.. Парочка славная, оба ребята молодые, красивые. Скоро и я, брат Василий Иванович, в закон!

   - Вы?

   - Эка выпучили глаза, Иваныч... Нешто, паря, мне и жениться нельзя?.. Думаешь, только и свету, что Елена Ивановна... Я, братец ты мой, тоже невесту себе сыскал по своему авантажу! Так-то. Не знаю только, когда свадьбу сыграть?.. А вы, Вася, как погляжу, в Питере-то поотощали. Харч здесь, видно, неважный! Ужо летом поди к нам на откорм? Не люб поди вам Питер-то?

   - Не люблю я Петербурга... В деревне лучше...

   - Еще бы. Здесь у вас шаромыжник-народ. Ну, одначе, до свидания. Так, повидать вас забрел.

   - Я к вам зайду, Григорий Николаевич! Хотелось бы порасспросить, как там у нас... Вы где остановились?

   - Да я поди вечером укачу, а то утром. Да и радостного говорить нечего, Василий Иванович. Понапрасну только смущаться будешь. Пакость одна! Ужо приедете - побеседуем, а теперь прощайте, Иваныч. Смотри, не тощай очень-то, а то и косить нельзя будет! - проговорил Григорий Николаевич, крепко пожимая на прощанье Васину руку.

   "Другой сорт будет парень-то!" - проговорил про себя Лаврентьев, направляясь к конке.

   Через полчаса он был уже снова на квартире у Николая и, не заставши его дома, оставил следующую записку:

  

   "Милостивый государь

   Николай Иванович!

   Очень нужно с вами повидаться. Зайду опять в семь часов".

  

   - Ну, брат, Жучок! - проговорил Григорий Николаевич, входя через час к своему приятелю, который поджидал его обедать, - а ведь я пальцем в небо попал!

   - Как так?

   - Он женится.

   - А ты уж, видно, сдурил?

   - Был грех. Скот-то во мне голос подал. Человек, брат, большая скотина! Чуть было на завтра тебя в благородные свидетели не поволок... Хотел пристрелить парня-то... Ну, да не требуется теперь. Пусть себе живут! - вздохнул Григорий Николаевич.

   Он рассказал, как было дело, и точно нарочно старался представить все в смешном виде. Даже и свидание с Леночкой Григорий Николаевич хотел было рассказать в шутливом тоне, но это как-то не удалось.

   Он замолчал, выпил несколько рюмок водки и, между прочим, заметил:

   - А ты, Жучок, обо всей этой глупости как-нибудь не проговорись... Шабаш теперь! Вот только еще повидаюсь с Вязниковым и гайда домой.

   Доктор выслушал Григория Николаевича и заметил:

   - Тебе, брат, раньше надо было родиться... Рыцарь, как посмотрю!

   - Только без дамы...

   - Дам много... Захоти только! А все, брат Лаврентьев, советую тебе полечиться.

   - Мне-то? Какая такая у меня болесть? Нешто пластал ты меня, как лягух?

   - Тебе рассеяться нужно... Съездил бы куда-нибудь. А то в своей медвежьей норе снова захандришь...

   - Теперь, брат, не сумневайся. Извлек!

   - Так ли?

   - Шабаш! - прибавил Лаврентьев, выпивая рюмку водки и с аппетитом принимаясь за обед. - Шабаш! Надурил - и будет! Знаешь что, Жучок... оно, как рассудишь, и впрямь мы ровно бы недалеко от обезьян. Она-то, сволочь, иногда осиливает... давеча, как я с ним-то был... ну, так и хотелось его пришибить... Самцы, што ли, по-твоему, из-за самки дерутся? Ты ведь все так объясняешь, - с грустной насмешкой заметил Григорий Николаевич.

   - А ты думал, в тебе не самец говорит? Самец, - будь благонадежен!

   - Ох, вы, лекаря, лекаря!.. Ну да ладно, тебя послушаю, возьму в дом солдатскую вдову, и если, шельма, шалить не станет - к батьке и в закон... Все же баба будет около, детвора, пожалуй... Не один, как перст, в доме-то. Самец и самка! Так, что ли, Жучище?

   Жучок плохо верил словам Григория Николаевича. Он украдкой посматривал на приятеля. В его глазах было столько грусти, а из-за напускной шутки вырывались такие скорбные звуки, что Жучок от души пожалел своего друга.

  

  

   Николай, против ожидания, не застал дома приятеля, которого хотел звать в секунданты. Он с утра ушел и обещал быть дома не ранее шести часов вечера. Николай оставил ему записку, в которой просил непременно, по очень важному делу, заехать к нему, а сам направился в редакцию, где работал приятель, в надежде застать его там около часу.

   Погода, как нарочно, была превосходная. Стоял славный, яркий, морозный день... Николай доехал до Поцелуева моста и пошел пешком... Опять грустные мысли проносились в его голове... Опять тоскливо сжималось сердце у молодого человека... Как нарочно, навстречу ему попались похороны. Он даже полюбопытствовал узнать, кого хоронят. Оказалось, что хоронят какого-то молодого человека. "И его, может быть, так же повезут!.." А кругом кипела жизнь... улицы оживлялись... Николай теперь с особенным интересом заглядывал в лица проходивших. Они сегодня казались ему особенно добрыми, хорошими...

  

   - Николай Иванович! - почти в упор раздался чей-то звонкий, приятный, знакомый голос.

   Он повернул голову. Из подъезда дома министра внутренних дел проходила к карете Нина Сергеевна.

   - Вы точно влюблены или получили неприятное известие, - сказала она, протягивая из-под белого пушистого меха бархатной накидки мягкую, теплую руку, оголенную почти до локтя. - В какие страны?

   - На Литейную.

   - Нам по дороге. Садитесь, я вас подвезу!

   Николай согласился и сел вслед за нею в маленькую карету. Встреча с этой красивой, изящной женщиной обрадовала его... Он уже снова приободрился.

   - Что с вами? Вы в самом деле как-то печально шли, - с участием продолжала она, обдавая его мягким, нежным взглядом. - Какое у вас горе?

   - Никакого... так задумался.

   - Не весело же вы задумались!

   Она продолжала болтать; попеняла, что Николай не заходит, сказала, что непременно придет послушать, как он будет в суде сражаться с Присухиным. Присухин ей говорил.

   Николай взглядывал на эту блестящую красавицу, и ему было необыкновенно приятно... Хотелось побыть с ней подольше, поговорить, узнать наконец, что это за женщина... А Нина Сергеевна, как нарочно, глядела на него так ласково. "Ведь, может быть... он никогда ее не увидит. Она и не знает, что он завтра дерется".

   - Знаете ли, Николай Иванович, с вами весело встречаться! А вы вот как будто не хотите? Отчего?

   - Некогда было, Нина Сергеевна...

   - Все это вздор... Когда захочешь кого видеть, всегда найдешь время.

   - Да и к чему?.. - прибавил тихо Николай.

   - К чему? - усмехнулась Нина.

   - Пожалуй... того и гляди опять, как тогда в деревне... - улыбнулся Вязников.

   - О, какой вы самолюбивый... До сих пор помните... Ну, что ж? Положим, даже и влюбитесь...

   - А потом?

   - А потом найдете, что это было глупо! - рассмеялась Нина.

   - Вы все смеетесь!

   - Делать-то мне больше нечего!..

   - Странная вы, Нина Сергеевна! В деревне вы были не та...

   - Будто? Ах, да... вы помните... тогда вы говорили, что я любила какого-то рыцаря? - насмешливо протянула она.

   - А разве нет?.. Ответьте-ка серьезно.

   - Положим. Вы угадали.

   - А теперь?

   - Теперь? Ну, так и быть, скажу. Теперь - нет!..

   - И хандрите?

   - И хандрю.

   - И даже от скуки делами занимаетесь?.. К министру ездите?..

   - Хочу основать новый дамский кружок... Хлопотала об уставе. Хотите в секретари?

   - Вы это как - серьезно или опять шутите?

   - А вы как думаете? Недостает еще, чтобы Присухина в вице-президенты. Нет, нет... я еще до этого не дошла. Подождите; как старухой сделаюсь, тогда разве... Я по другому делу была. Кстати: помогите мне. Напишите мне прошение. Видите ли, одна мать просила меня похлопотать за своего сына... Неспокойная натура... Искал бурь и нашел тихую пристань.

   - В доме предварительного заключения?..

   - Кажется!.. Не знаю, впрочем, где именно!.. Так я обещала похлопотать, чтоб его пока выпустили на поруки. Вот и езжу к великим мира сего.

   - И успешно?

   - Надеюсь... - улыбнулась Нина Сергеевна. - А вы помогите мне написать докладную записку...

   - Как фамилия этого неспокойного?

   - Фамилия? (Нина Сергеевна остановилась.) Да вы фамилии не проставляйте. Сама перепишу прошение и тогда... я забыла фамилию...

   "О, неправда. Ты помнишь!" - подумал Николай.

   - Так вы напишете? Чем скорей, тем лучше... Если можно, завтра к двенадцати часам приходите ко мне.

   "Завтра! - вспомнил вдруг Николай. - Завтра!"

   - Хорошо, Нина Сергеевна. Я приду завтра, если...

   - Без "если". Непременно. Я не люблю этих "если"!.. Да или нет? Я люблю решительные ответы на всякие вопросы, - загадочно произнесла Нина Сергеевна.

   - На всякие? - поддразнил Николай.

   Он испытывал какое-то раздражающее удовольствие от этой беседы, полной прелести намеков, недосказанных слов, полупризнаний. Эта загадочная Нина Сергеевна была такая изящная, ослепительно красивая, благоухающая... Ему припомнились неясные рассказы об ее замужестве, о гибели какого-то юноши... Наконец сцена в саду с Прокофьевым, ее внезапный отъезд - все это придавало ей какую-то заманчивую прелесть.

   - А если вам не ответят?

   - Тогда я рассержусь! - проговорила Нина.

   - И очень?

   - Хотите испытать? - улыбнулась Нина, и в ее темных глазах блеснула искорка.

   - Я не боюсь, но только... Однако ж мне пора... Вот и Литейная...

   - Подождите. Куда спешить? Проедем еще... Проводите меня, мне недалеко... Надо заехать еще к одному сильному мира...

   - И все по просьбе бедной старушки?.. Я бы с удовольствием вас проводил, но мне нельзя... ей-богу... Необходимо увидать одного приятеля.

   Он высунулся из окна кареты и приказал кучеру остановиться у подъезда редакции.

   - Вы решительно не хотите!..

   - Не могу!.. Прощайте, Нина Сергеевна! - проговорил он с особенным чувством, когда карета подъезжала к крыльцу.

   Нина удивленно взглянула на него.

   - Вы прощаетесь будто навек.

   - Кто знает!

   - Умирать собираетесь?

   - Пока собираюсь отыскать секунданта, - смеясь, проговорил Николай.

   - Вы завтра деретесь на дуэли! - воскликнула она с таким сердечным участием в голосе, что Николай был тронут. - И не сказали раньше ни слова? - продолжала она, придерживая руку Николая в своей руке. - А еще мы считаемся друзьями!.. С кем? Из-за чего? Страничка любви, ревности?..

   - По правде сказать, я и сам не знаю из-за чего!

   - И все-таки делаете эту глупость? Разве нельзя объясниться?..

   - Не всегда захочешь объясняться, Нина Сергеевна! - проговорил Николай, вспыхивая.

   - О, какой же вы самолюбивый!

   Нина остановила на Николае пристальный, ласковый взгляд. Ей было жаль этого красивого, славного Николая. Жить бы ему только, и вдруг глупый случай! Странная улыбка вдруг скользнула в ее глазах.

   - Вы свободны вечером? - спросила она.

   - А что?

   - Проведем вечер вместе! Хотите?

   Николай взглянул на Нину.

   "В самом деле, отчего ж ему не провести вечер у Нины Сергеевны?"

   - С удовольствием! - ответил он.

   - Все веселей будет, чем скучать одному и думать о завтрашнем дне! Вы мне расскажите о вашей дуэли, - о, я уверена, что все кончится благополучно! - а я, если хотите, расскажу вам историю одной скучающей женщины... Будете?

   - Это так интересно, что непременно буду.

   - Так до вечера? - сказал она, пожимая его руку.

   - До вечера! - ответил Николай и захлопнул дверцы кареты. - Я вам и записку привезу.

   Нина дружески кивнула головой, и карета тронулась.

   - Странная женщина! - промолвил Николай, поднимаясь по лестнице.

   В редакции он не нашел приятеля, написал ему записку и поехал домой, рассчитывая теперь же написать письма и список своих долгов, чтобы быть вечером свободным и провести его у Нины Сергеевны. "То-то удивится она, когда я объявлю ей о своей женитьбе!.." Во всяком случае, он проведет интересный вечер.

   "Может быть, последний в жизни!" - мелькнуло в голове, и снова беспокойные, мрачные мысли овладели нашим молодым человеком, когда он остался один.

   Когда он приехал домой и увидал записку Лаврентьева, сердце его радостно забилось. Надежда закрадывалась в его душу. Лаврентьев, быть может, узнал о свадьбе, был у Леночки или у Васи, кто-нибудь из них ему сказал, и... он придет объясниться. О, как бы ему хотелось, чтобы это было так! Да, разумеется, будет так. Зачем же Лаврентьев опять заходил? Он ведь, в сущности, не такой же идиот, этот Отелло!..

   В беспокойстве, переходя от уныния к надежде, ждал теперь Николай Григория Николаевича.

   Опять резкий звонок колокольчика. Опять Николай вздрогнул, и сердце его замерло в страхе от ожидания. Он старался овладеть собой и скрыть волнение перед "диким человеком".

   "Дикий человек" вошел, как утром, не постучавшись в двери. Николай старался по лицу Григория Николаевича узнать решение, но на лице Лаврентьева он ничего не прочел. Николай сделал несколько шагов навстречу, поклонился и, сам не зная к чему, проговорил:

   - Секундант мой еще не был у господина Непорожнева. Я жду его каждую минуту...

   - Не надо секундантов! Я пришел повиниться перед вами, Николай Иваныч! Я давеча погорячился, набрехал черт знает чего... ну да... А вы не захотели успокоить человека... Теперь примите мою повинную! - проговорил Лаврентьев угрюмо, с некоторым усилием.

   Николай тотчас же весело протянул руку. Лаврентьев не совсем охотно подал свою, но Николай под впечатлением радостного чувства не заметил этого.

   - Я охотно готов забыть. Мне было очень обидно, Григорий Николаевич, что вы могли поверить слухам. Конечно, я, может быть, совершенно невинно мог причинить вам боль...

   - Не станем больше об этом говорить! - перебил Лаврентьев. - Я сам понимаю свою дурость.

   Он на минуту остановился, взглянул на Николая и проговорил прерывающимся голосом:

   - Я узнал все. Желаю вам... Берегите Елену Ивановну, Николай Иванович! Она очень хорошая... Прощайте.

   Николай вышел проводить Лаврентьева в переднюю. Григорий Николаевич надел своего волка, взял в руки чемодан и кивнул головой.

   - Вы сейчас уезжаете? - осведомился Николай.

   - Прямо на чугунку. Прошу передать мое почтение Елене Ивановне!

   Через час Жучок проводил своего друга. Лаврентьев прикидывался спокойным и даже сделал несколько одобрительных замечаний насчет Вязникова. Тем не менее, когда поезд тихо двинулся, доктор в раздумье покачал головой и прошептал:

   - Неизлечимая болезнь! Редкий случай привязанности!

  

  

   Как легко, весело стало нашему молодому человеку, когда Лаврентьев ушел! Тяжелый кошмар прошел, мысли его просветлели; он испытывал радость жизни, ему хотелось веселиться, как ребенку. Завтра он встанет когда захочет. Завтра... ничего не будет завтра ужасного. Не надо будет подставлять под дуло грудь. В то же время он не без приятного чувства к себе самому думал, что поступил как порядочный человек. Он не трусил (о, он и на барьере бы не струсил!) и в то же время искренно протянул руку, когда Лаврентьев извинился. "В самом деле, бедняге, должно быть, тяжело. Он так любит Леночку, и что у него останется, кроме личного счастья?" - не без снисхождения подумал Николай.

   Он даже в эту минуту пожалел Григория Николаевича и мысленно обвинил Леночку в легкомыслии. "Зачем она давала ему слово? Надо быть осторожнее... Так нельзя шутить! Впрочем, и ей было тяжело. Чем же она виновата, что полюбила меня! И Леночка славная. Славная!" - повторял он.

   Все в эту минуту казались ему славными.

   Ожидаемый секундант, однако, не являлся, а Николай с утра ничего не ел и теперь почувствовал голод. Он, однако, написал обещанную докладную записку и стал одеваться с особенною тщательностью, собираясь пообедать где-нибудь в ресторане ("Можно сегодня раскутиться и хорошо пообедать!") и оттуда ехать к Нине Сергеевне. Он вспомнил, что следовало бы побывать у Леночки, но решил, что к Леночке можно завтра. Он обещал Нине Сергеевне, и надо исполнить обещание, неловко. "Пожалуй, Леночка обидится? Глупости!" - решил он после минутного колебания. - Что ж тут дурного? Разве он теперь привязан, что ли, оттого, что женится? Разве ему нельзя бывать где вздумается? Леночка умная, она поймет, что нельзя же вечно быть друг с другом и... Да и что ему Нина Сергеевна? Просто интересный субъект для наблюдений. В ней что-то таинственное, и он сегодня узнает, что это за женщина. Слава богу, он не юбочник! - вспомнил он выражение Прокофьева, и ему даже досадно стало. С ней можно провести приятно вечер, вот и все. А Леночку он любит, и она может быть спокойна. Да и как не любить Леночку? Она его так любит!

   В начале десятого часа Николай позвонил у двери, на которой блестела узенькая дощечка с надписью: "Нина Сергеевна Ратынина". Лакей доложил, что барыня у себя, и через гостиную провел его до портьеры следующей комнаты и проговорил:

   - Пожалуйте!

   Николай отвел тяжелую портьеру и вошел в большую, ярко освещенную комнату. Никого не было. Он с любопытством оглядывал необыкновенно изящный кабинет молодой женщины. Ничего в нем не бросалось в глаза, но все свидетельствовало об артистической жилке и тонком вкусе. Каждый стул, каждая безделка на столах были художественной вещью. Картины на стенах показывали, что хозяйка знает в них толк. В углу стоял мольберт с опущенным коленкором. "Ого! Она пишет, и никогда не сказала!" - подумал Николай, продолжая разглядывать этот кабинет, нисколько не похожий на обыкновенные дамские кабинеты. Он подошел к библиотеке и еще более удивился. Выбор книг был необыкновенно хороший. Иностранные классики, произведения лучших русских писателей, затем серьезные книги. "Дарвин , Спенсер, Бокль , Маркс, Лассаль , Фурье, Прудон! - прочитывал Николай названия книг. - Верно, после мужа остались. Не читает же она. А впрочем, кто знает!" Он продолжал разглядывать книги, как сзади него раздался мягкий голос:

   - Простите, Николай Иванович, я заставила вас ждать.

   Николай обернулся.

   Слегка зевая и потягиваясь, стояла Нина Сергеевна в голубом, вышитом шелками капоте, ласково протягивая ему обе руки.

   - Я заснула! - продолжала она, щуря глаза на свет. - Устала сегодня с этими разъездами, ну и от скуки вздремнула перед вечером... Пойдемте туда, в мой уголок. Я там люблю сидеть.

   - В том-то и беда, что я, пожалуй, некстати потревожил ваш сон.

   - Очень кстати. Я очень рада вас видеть!

   - И, быть может, думали - в последний раз. Вы любите все интересное, а это тоже интересно. Но увы, дуэли не будет! - смеясь заметил Николай.

   - Не будет?! Ну, слава богу! - повторила она и медленно перекрестилась, к удивлению Николая. - А говорить вам так - стыдно!.. Вы подумали, что я позвала вас из любопытства? Непроницательный же вы! Мне просто стало жаль вас. Вы такой молодой, вам так жить хочется. Ведь хочется?.. И вы теперь рады, что все прошло?

   - Рад!

   - То-то. А я испугалась, что вы скажете фразу. Юный вы какой! - тихо проговорила она. - А все-таки с вами весело... глядишь на вас и невольно сама вспомнишь о молодости!.. Ну, ну, не вздумайте обижаться, я ведь старше вас. Рассказывайте мне вашу историю. С кем? Из-за чего? Теперь я смею вступить в свои права и быть любопытной, как и должно быть женщине. Кто жаждал вашей крови?

   - Лаврентьев.

   - О, это интересно. Этот медведь?

   - И вдобавок Отелло!

   - Из-за этой барышни? Как ее звать, я все забываю?

   - Леночка.

   - Да, Леночка! Так из-за Леночки? Он считает вас похитителем своего счастья. И что ж, вправе был?

   - Он слышал разные сплетни, приехал и прямо ко мне.

   - Требовать объяснений?

   - Я их не дал.

   - Понимаю. Как можно дать человеку, для которого эта Леночка, говорят, дороже жизни? - иронически подсказала Нина Сергеевна. - Ведь он ее очень любит?

   - Любит, но...

   - Но она его не любит, как обыкновенно бывает, и он искал виновника? Но как же дело уладилось?

   - Он думал, что я...

   - Увлекли, пошутили и... Тоже старая история!

   - То-то и ошиблись. Он думал так же, как и вы, но когда узнал, то пришел и извинился.

   - Узнал, что не вы соперник?

   - Напротив, узнал, что я женюсь.

   - Вы? Вы женитесь? Вы сегодня как будто нарочно хотите изумлять меня?

   - Разве так удивительно, что я женюсь? Скоро наша свадьба.

   - И, пожалуй, так же расстроится, как и ваша дуэль, и мне снова придется порадоваться за вас.

   Николай даже рассердился. Она говорила об его женитьбе с каким-то недоверием.

   - Да вы не сердитесь, Николай Иванович. Ей-богу, меня эта новость огорчила не менее, чем новость о дуэли. Еще вопрос, что лучше?

   - Вы, Нина Сергеевна, против браков вообще или против моего в частности?

   - Против вашего. Нельзя жениться ни слишком рано, ни слишком поздно. Одинаково скверно, а вам и подавно. Вы еще не перегорели.

   - Вы преувеличиваете опасность. Во-первых, никто нас не остановит, если...

   - Если вы друг друга достаточно измучаете?

   - А во-вторых, я люблю свою невесту.

   - Любите? Вам кажется, что вы любите!

   Нина Сергеевна говорила с участием, точно мать с сыном. Этот тон раздражал Николая.

   - Вы не верите?

   Она тихо покачала головой.

   - "То кровь кипит, то сил избыток..." Еще сколько раз вам будет казаться!

   Николай стал говорить о Леночке, о том, как он Леночку любит. Он рассказывал, какая Леночка замечательная девушка, сколько в ней ума, энергии, оригинальности, самоотвержения, и, увлекаясь искренним образом, не жалел красок для ее возвеличения. Ему как будто хотелось уверить и себя и Нину Сергеевну, как он любит Леночку, и, когда он говорил о Леночке, слова его звучали такой страстью, такой нежностью! Нина Сергеевна жадно слушала. Казалось, эти горячие слова любви подействовали и на нее. Она как-то притихла, не спуская глаз с возбужденного лица Николая.

   - Теперь вы убедились? - воскликнул Николай, оканчивая свою горячую исповедь.

   - Нет!.. И знаете ли что? Я готова пари держать, что вашу свадьбу легко расстроить.

   - Уж не вы ли? - насмешливо спросил он, весь вспыхивая.

   Она подняла на него серьезное лицо, только глаза ее странно улыбались.

   - Да хоть бы и я!

   - Попробуйте!

   - Вы уж забыли деревню?..

   - Что прошло, то не повторится! - резко сказал Николай.

   Нина Сергеевна усмехнулась.

   - Будьте спокойны, я пошутила. Я с вами больше не сделаю опыта! - тихо проронила Нина. - Довольно и прежних.

   - А их было много?

   - Бывало.

   - И все удавались?

   - Иногда! - задумчиво протянула Нина.

   Николай вспомнил слова отца об одном молодом человеке, который застрелился из-за этой женщины, и ему хотелось спросить об этом опыте, но, взглянув на Нину, он не решился. Грустным выражением светились теперь эти насмешливые глаза.

   - Странная вы, Нина Сергеевна! - прошептал Николай.

   - Странная? Говорят! И не то еще говорят!.. Пусть говорят! - прибавила она равнодушно. - Не все ли равно?.. Так вы женитесь, Николай Иванович? Что ж, с богом! Не вы первый, не вы последний...

   - Уж докончите: делаете эту глупость?

   - Пожалуй, что и так!

   - А я все-таки попробую!

   Она тихо усмехнулась.

   - Да вы не сердитесь! Пожалуйста, не сердитесь и не примите моих слов за кокетство! - прибавила она, дотрогиваясь рукой до его руки. - Этого бы еще недоставало! Я в самом деле за вас боюсь. Вы, сколько я вас знаю, впечатлительны, легко увлекаетесь и к тому же... Говорить ли?

   - Говорите.

   - Самолюбивы, очень самолюбивы. Вас гложет червь. Вы ждете от жизни чего-то особенного. Вам хочется славы, вам хочется известности. Не так ли?

   - Положим, и так.

   - Вот в том и беда! Вам показалось, что вы любите, и вы, недолго думая, руку и сердце.

   - Что же дальше?

   - А дальше вот что. Если бы будущая ваша жена была похожа... ну, положим, на меня, такая же скучающая натура, тогда ничего, не беда. Мы бы скоро надоели друг другу и разошлись в разные стороны; но ваша невеста, сколько я знаю, не такая. Она лучше нас с вами! Она любит, верно, вас так, как мы с вами не умеем, так, как, говорят, можно и должно любить.

   - Говорят, - подчеркнул Николай.

   - Да, говорят! Ну, и что ж тогда? Вы сделаете одним несчастным человеком больше. Вот и все!

   - Какая мрачная картина! Разве можно знать, что случится? Я люблю, а что будет вперед... будь что будет!

   - Будь что будет. Вот Лаврентьев ваш так бы не сказал. Он любит, а кто любит, тот так не говорит!..

   - А как же?

   - Иначе...

   - Вы слышали, как?

   - Полно шутить! А впрочем, не верьте мне... право... Я сегодня мрачно настроена и, быть может, слова мои слишком жестки... Согрейте их в вашем любящем сердце, и дай бог вам славы, хорошеньких детей и согласия!.. - сказала она как-то задушевно.

   - Вы нынче в особенном настроении.

   - Так, стих такой напал, желать всем счастья! - улыбнулась она.

   - А самой не давать ни другим, ни себе?

   - Кому как... Однако давайте лучше чай пить...

   Она позвонила и приказала подать чай.

   - А история скучающей женщины? Вы ее расскажете?

   - Не боитесь хандры? А впрочем, похандрите... Это не мешает! Я расскажу вам эту историю... Пожалуй, можете сообщить какому-нибудь беллетристу... Сюжет пикантный... Но только пусть он не делает из героини какой-нибудь демонической натуры. Выйдет глупо, это вы и сами увидите. Это вместо предисловия, а вам и в виде предостережения!

   - Уж я сам выведу заключение, не беспокойтесь...

   - И откровенно произнесете свой приговор?

   - Еще бы!..

   - Ну, начинаю... Детство оставим в стороне... И неинтересно и долго. Замечу только, что моя героиня выросла в роскоши. Институт тоже в сторону. Начнем с того времени, когда нашей героине минуло восемнадцать лет, она выезжала и влюбилась в одного молодого человека. Он был юный, увлекающийся, порывистый. Он был недурен, богат надеждами и беден. Она тоже была бедна... Состояние после отца расстроилось. Они дали друг другу слово в вечной любви, а через несколько месяцев она уже венчалась с одним богатым чиновным стариком. Он был сдержан, очень умен и не говорил о любви. Ему нужна была жена...

   - И она сознательно пошла замуж?

   - Сознательно или нет, а пошла и даже очень была рада... подите! Она, моя героиня, любила роскошь, любила блеск, а это все было. Тогда как у молодого человека... одни надежды. Вдобавок...

   - Просьбы матери?

   - Отчасти... Но только отчасти. Не воображайте самоотвержения... вообще раздирающих сцен... Ничего этого не было. Мать взглянула на вопрос практически и рассказала все шансы... Она выслушала и не мешала устройству свадьбы...

   - А после?..

   - Вы ждете драмы?.. - усмехнулась Нина Сергеевна. - Никакой драмы не случилось. Муж был, как я вам сказала, умен, внимателен и понимал людей... Он умел скрывать свою ревность - а он был очень ревнив! - и никогда не говорил ей о любви. Во-первых, он был всегда занят, а во-вторых, понимал, что она его не любила и не могла любить! Он не стеснял ее свободы; она выезжала, кокетничала, за ней много ухаживали, она была недурна...

   - Что так скромно?.. Она была красавица! - воскликнул Николай.

   - Допустим! - улыбнулась Нина. - Жизнь проходила, как обыкновенно проходит жизнь светской женщины... весело и пусто. Она не имела времени скучать, хоть изредка хандрила и была верной женой.

   - А что же случилось с рыцарем? И его клятва оказалась пустым словом?

   - О нет. Он, бедный...

   - Застрелился?

   - Вы угадали... Верно, слышали об этой истории? - тихо проговорила Нина.

   - Слышал! Что же она?

   - Пожалела.

   - И только?

   - А что же больше? Не в монастырь же идти! Муж догадался свезти ее за границу. Они пробыли полгода и вернулись. Между тем светская жизнь начинала надоедать моей героине. Люди казались скучными, все эти ухаживания - однообразными. Она стала читать, сперва от скуки, а там увлеклась. Стала больше хандрить. Попробовала было заняться филантропией, но скучно стало. В один прекрасный день умер муж, и она осталась вдовой с состоянием. Сперва она обрадовалась - она не жалела о муже! - но скоро опять стала скучать. Одно время ей даже пришла сумасбродная мысль сделаться доктором, но вскоре и эта мысль показалась ей нелепой. К чему? Для чего? Разве ей нужно доставать средства? О, в это время разные сумасбродные мысли лезли в голову. Она старалась рассеяться, рисовала, читала, пробовала слушать лекции Присухина и Горлицына, - они сейчас же руку и сердце. Тоска...

   - Итак, ваша героиня никого не любила?

   - Так... один обман... а, впрочем, история не кончена...

   - Начинается только?

   - Случайно она встретилась с человеком, непохожим на тех, кого она встречала, ее заинтересовал этот человек... и...

   - Она стала делать опыты?

   - Сперва, а потом...

   - Полюбила?

   - Вроде этого. Если хотите, полюбила даже!

   - Чем же этот замечательный человек увлек вашу героиню?

   - Всем: энергией, умом, характером, отсутствием фразы. Все в нем было непохоже на то, что она встречала в других. Случайно она еще узнала его прежнюю историю, и он заинтересовал мою скучающую женщину. Она попробовала его изучить, а потом незаметно увлеклась, тем более что он не обращал на нее вначале ни малейшего внимания. Все поклонялись, а он хоть бы какое внимание. Это ее взорвало, - она тоже, как вы, самолюбива! Она познакомилась с ним ближе, стала слушать его. Так было страшно, ново и заманчиво. Он все искал бурь, и вся жизнь его была - буря. Она увлеклась, а он принял это как нечто должное, даже и не удивился. Натура деспотическая, упрямая, без уступок. Моя героиня было подумала: вот оно настоящее... вот око счастье. В ней вспыхнула страсть. Вначале тревоги, беспокойства, ожидания... было жутко и весело, а после, когда они ближе узнали друг друга, когда он поставил вопрос прямо, она испугалась и его и бурной жизни. И вот, в один прекрасный день, после многих дней, когда чувствуется, что приближается начало конца, они решили, что довольно... и... разошлись.

   - Нашла коса на камень? Сошлись две беспокойные натуры?

   - Сошлись, приняли порыв страсти за любовь, обманулись и разошлись!

   - И конец?

   - Конец. Между ними большая разница. Он ищет борьбы, а она ее боится. Она слишком избалованная женщина.

   - И не расстанется с таким уютным гнездышком, как, например, ваше?

   - Да и к чему? Здесь так тепло, уютно, не правда ли? А там... Бог знает что там!

   - И он, в свою очередь, сюда не придет!

   - Еще бы! Да и здесь он будет не на месте, так же, как я там! - заметила Нина, смеясь. - Ведь было бы смешно, если бы я, например, вот этими самыми руками стала готовить кушанье. Зачем я буду это делать и портить руки! Глупо и скучно! - усмехнулась Нина Се