Северцев-Полилов Георгий Тихонович - Под удельною властью

. Начали строить обитель в честь Рождества Пречистыя Богородицы.

   Поселок был назван Боголюбовой.

  

  

   Огромная толпа киевлян, изумленная исчезновением князя, двинулась в Вышгород.

   Дорогой Юрий расспрашивал Якуна и старшин, как они догадались об уходе его сына.

   - Не ждал я от Андрея, что он предпримет без моего благословения поход! - задумчиво проговорил князь.

   Он соображал, какая причина заставила Андрея покинуть Вышгород. Мысли его сменялись одна за другой, наконец он вспомнил высказанное сыном желание перебраться в Ростово-Суздальский край.

   "Давно стремился Андрей вернуться в Суздаль, в волость свою, Владимир... Не иначе как туда он и ушел... Только как же без благословения моего он решился?!"

   Князь прямо направился в обитель, где смущенные инокини начали рассказывать ему о таинственном исчезновении святыни.

   Вместе с другими киевлянами пришли в Вышгород Елена, мать Фоки, и Марина, его сестра. Слух об уходе князя с дружиною достиг и до них. Пораженные неожиданным уходом Фоки и Василька, обе женщины поспешили сюда, чтобы разузнать, куда ушла дружина.

   Инокини передали князю Юрию все, что рассказывали раньше Андрею. Рассказали они ему также об исчезновении духовенства.

   Это обстоятельство еще более уверило старого князя в том, что его сын покинул Вышгород навсегда. Но он все-таки до поры до времени решил не открывать этого сельчанам: "Вернуть - все равно не вернешь, одну только смуту породишь!" И на вопрос Якуна, что он думает об отъезде князя, скрытный Юрий уклончиво ответил:

   - Поход затеял мой сын, это я вижу ясно, на которого-нибудь из князей... Победит его и опять к вам вернется!..

   - Дай-то Бог! - прошептали старшины. - Мы им много довольны...

   Печальным вернулся великий князь в свой стольный град. Забота о судьбе сына ни на минуту не оставляла его. Он знал храбрость Андрея, стремление его на север, и хотя его обидел уход сына без родительского благословения, он все же жаждал получить весточку от Андрея. Послать гонца к Андрею не позволяла его отцовская гордость.

   "Но как узнать! - думал старый князь. - Кто мне о нем расскажет?"

   Опечаленные неожиданным отъездом сына и Василька, беспокоясь о судьбе их, Елена и Марина вернулись в Киев.

   - Один у меня сынок только и был, - сетовала вдова, - да и того Бог весть куда княжая воля загнала!..

   Горевала и Марина.

   Кроме брата, ей было жаль и Василька, статная фигура, ласковые речи и голубые глаза которого пришлись ей по сердцу.

   - Как о нем, сынке милом, узнаешь? Кто весточку подаст о нем! - плакалась Елена.

   Девушка молчала, в ее голове зародился смелый план.

   - Вот что, матушка, я удумала! - обратилась она к пригорюнившейся матери. - Попробую я поискать брата.

   - Ой, девушка, страшно! Всякий тебя в пути изобидеть может!..

   - Надумала я, родная, и от этой беды схорониться. Пойду я к нашему князю, упрошу его дозволить мне княжим отроком назваться, в мужское платье обрядиться... Добер наш князь, он это мне дозволит...

   - Да, чай, ему весточку от сына тоже получить охота! - поддакнула вдова.

   Марина, видя, что мать не прочь отпустить ее, быстро собралась и отправилась на княжий двор.

  

  

   Изумился старый князь приходу молодой девушки.

   - Что приключилось с тобой, красна девица? Почто повидать меня надумала?

   Низко поклонилась ему Марина и объяснила свою просьбу.

   - Хитро ты удумала, девица! - усмехнулся князь Юрий. - Да и мне к разу твоя служба пригодилась... Что ж? Надевай доспехи! Называйся моим княжим отроком... Я не прочь...

   По приказу князя девушке было выдано все необходимое, а также и конь вместе с вооружением княжего отрока.

   - Возвращайся скорее с вестью! - сказал на прощанье ей старый князь.

   Девушка сама отвела коня к себе домой, переоделась и, опустившись на колени перед матерью, стала просить ее благословения. Истово благословила Елена дочь, на глазах у матери стояли слезы.

   Статным молодцом взлетела на коня молодая девушка и, еще раз крепко обняв родимую, быстро помчалась на север.

   Марине приходилось ехать наугад, не зная, куда направилась вышгородская дружина. В редких, попадавших ей на пути, селах она расспрашивала о княжем поезде и, благодаря этому указанию, выбирала верный путь.

   Данная девушке князем киса с деньгами давала возможность ей ехать, не терпя лишений.

   Твердая воля Марины не ослабевала ни на минуту.

   Проезжая по пустынному полю, конь под Мариной взвился на дыбы и чуть не сбросил смелую девушку. Успокоив его, Марина взглянула на землю и увидела человеческую фигуру, неподвижно лежащую в траве.

   Сострадание невольно овладело ею, она соскочила с седла и, не выпуская из рук поводьев коня, подошла к лежащему человеку. Он тихо стонал; одетое на нем рубище показывало, что он нищий.

   - Воды, воды, испить! - с трудом произнес бедняга, когда девушка нагнулась к его лицу.

   Марина, привязав коня к дереву, подбежала к струившемуся ручью, зачерпнула шеломом воды и поднесла к запекшимся устам страдальца. Нищий облегченно вздохнул.

   - Спасибо, молодец! А я уж думал, что мне смерть пришла! - прохрипел он.

   - Что с тобой? - спросила участливо девушка.

   - Ослаб я дорогой... Не близкий путь держу. Да и ты, кажись, тоже издалека?..

   Марина ничего не ответила.

   Нищий с трудом приподнялся и пристально взглянул на нее.

   - Вижу, знаю, куда ты спешишь... к Пречистой... Там мы с тобою увидимся!..

   Пораженная его словами, Марина спросила:

   - Почему ты знаешь, куда я еду?

   Нищий усмехнулся.

   - Ведомо мне не только, куда ты едешь, но и зачем ты едешь. Не кручинься ни о том, ни о другом! Хранит их обоих Всевышнего десница... А пока прощай! Поезжай своей дорогой, а я пойду своей... У Пречистой мы свидимся!

   Смущенная странной встречей, девушка распутала повод, вскочила на коня и отправилась дальше, а нищий, тяжело ступая по мягкой траве, побрел в другую сторону.

   Странные слова незнакомца заставили Марину думать об их значении, но все-таки она не могла их понять.

   "Кто эти оба, живы и здоровы? - спрашивала сама себя девушка. - Неужто брат и Василько? Откуда же знает об них нищий и где мы с ним встретимся у Владычицы?"

   Непривычная езда сильно утомила молодую наездницу, немало стеснял ее и мужской костюм.

   Наконец она достигла Владимира и остановилась в одной избе у пожилого кожедера.

   Пригород Суздаля, Владимир в то время был еще очень мало населен. Храм в нем был один, да и то довольно бедный, ратные люди навещали его только наездами.

   Появление дружинников пугало жителей, а потому заезд на ночлег Марины, по одежде которой сейчас узнали в ней княжего отрока, встревожил Ефима-кожедера, и он подозрительно поглядывал на своего постояльца.

   - А что, дядя, не проезжал у вас тут князь Андрей с дружиной из Вышгорода? - спросила девушка.

   - Как же, милостивец, проезжал! Недавно, поди, недели еще нету! - боязливо отозвался Ефим.

   Молодая девушка встрепенулась.

   - Куда же княжий поезд поехал?

   - Да как тебе сказать, - почесывая голову, протянул хозяин. - Поехать-то он поехал...

   - Сказывай скорей, дядя!

   - И не доехал... Марина побледнела.

   - Что ж, в битве дружина полегла, что ли? - испуганно спросила она.

   Кожедер махнул рукой.

   - Не то... Отъехали это они верст десять от нас, стали станом...

   - Говори, не томи!

   - Чудо великое было, виденье князю... Обитель Владычица строить повелела... Ну, и осели пока... Вот завтра, милостивец, поедешь, так сам увидишь.

   Лицо Маринино залило румянцем. Она узнала, что все невредимы.

   - Так я сейчас же к ним поскачу, дядя!

   - И думать не моги, родимый! Время позднее, конь твой притомился, да и сам ты устал. Пожди до утра!..

   Марина послушалась совета старого кожедера и осталась ночевать в его избе.

  

  

   Постройка обители во имя Рождества Пресвятой Богородицы продолжалась. Кроме рабочих, приглашенных князем из соседнего Владимира, принимали участие в работе и дружинники.

   - Потрудитесь, други, для дома Пресвятыя Богородицы! - говорил отец Николай. - Она за это воздаст вам сторицей!..

   Одновременно с возведением церкви и обители рос и поселок вокруг них.

   Для написания икон будущего храма Андрей заблаговременно вызвал искусных изографов из Ростова, и, кроме других икон, он поручил написать им одну в память своего виденья. На этой иконе Божия Матерь была изображена в том виде, как она явилась князю, с хартией в руках.

   На постройке церкви работали и названые братья. Не раз вспоминали они о далеком Киеве, о матери, о Марине, оставшихся там, оба рвались туда душою, но покинуть стан князя было невозможно.

   На тяжелую работу поставил их Михно: он заставил их выкапывать и подвозить камень, обтеску которого и укладку в стены поручено было производить более опытным владимирским каменщикам.

   Крепышу Василько работа эта пришлась по сердцу, тогда как Фока, более слабый, страшно уставал.

   Камнеломни находились верстах в двадцати в сторону от главного стана, на них, кроме двух товарищей, работало много других дружинников, здесь они и проживали в наскоро сделанных шалашах.

   - Что ж, князь, в самом деле, никак, нас вместе с Василько в каменщиков превратил?! - говорил Фока, выворачивая большую глыбу камня.

   - Потерпи, друг! Божьи работники мы с тобой, не княжие... Окончим храм, к настоящему делу приступим! - уговаривал его тот.

   - С кем же воевать-то? Младшие братья князя идти на него не посмеют...

   - Найдутся... Успеем и мечом поработать... И они прилежно занялись делом.

   - С матушкой и сестрой повидаться хотелось бы, -снова начал Фока, - стосковался очень!

   - Вот это дело говоришь, - сочувственно подхватил Василько, - и мне бы хотелось свидеться с ними! Постой, брат названый, пожди немного: вот как соорудим храм каменный, отпросимся у князя в Киев съездить!..

   - Отпустит, чай?! - блеснув глазами, спросил Фока.

   - Как не отпустить! - подтвердил Василько. - Эку работу завершим!

   Марина прибыла в стан и стала обходить работников, отыскивая своих близких.

   Незнакомое лицо княжего отрока обратило всеобщее внимание.

   - Откуда, молодец, прибыл? - подозрительно спросил Михно. - За коим делом?

   Сообразительная Марина сейчас нашлась.

   - Потрудиться во славу Пресвятыя Богородицы задумал!

   - Доброе дело, молодец! Что ж, скидай доспехи! Я тебе и работу укажу, - более добродушно заметил мечник. - Коня ты своего вместе с нашими пустишь... А поместишься в сборной избе с дружинниками.

   Найти брата девушке так и не удалось в этот день. Расспрашивать у дружинников она не решалась, боясь навлечь подозрение.

   - Молод да жидок ты, парень! На трудную работу я тебя ставить не буду! - сказал Михно, заведовавший постройками. - Иди ты к изографам, там тебе дело найдется!

   Марина послушно отправилась в избу, где заготовлялась вся внутренняя отделка храма.

   У открытой двери, на длинных лавках, стояло несколько липовых досок, на которых двое изографов писали иконы.

   Они были пожилые люди, один из них, с большою седою бородой, по имени Мирон, с изможденным от долгого поста лицом, изображал на доске, грунт на которую был заранее наведен мальчиками, по установленным древним образам лик Пречистой в том виде, как Она явилась в видении князю.

   - Вот привел я к тебе, Мирон, работника! - проговорил Михно. - Пусть помогает тебе по мере сил!

   Старый изограф, добродушно улыбаясь, взглянул на Марину и ласково сказал:

   - Поработай, паренек! Потрудись для Пречистой! Скидавай кафтан-то: в рубахах работать будет сподручнее!

   Новый работник исполнил приказание.

   - Исперва потри-ка ты краску вон на том камне вместе с мальчонкой! А потом я тебя и к другому делу приставлю!

   Марина прилежно взялась за работу.

  

  

   Прежде чем начать писать икону, старинные изографы долгое время перед этим постились, прилежно молились, чтобы Бог помог им исполнить задачу, и тогда уж принимались за дело.

   Одним из таких, строго относящихся к своей работе, был и старый Мирон. Вставая рано утром, он долго молился и тотчас же принимался за работу, до окончания которой он ничего не ел. Чем-то неземным веяло от написанных стариком божественных ликов.

   Это замечал не раз даже сам князь и ободрял Мирона:

   - Работай, друже! Твои иконы точно живые: они внушают некий трепет и располагают к молитве...

   Радостно становилось на душе у старого изографа от похвал князя.

   Не таков был другой, тоже искусный, изограф, Федор. Небольшого роста, плотный, рыжеватый, с небольшою проседью, угрюмый старик хотя исполнял все положенные по уставу для изографов правила и был не ленив в работе, но тем не менее изображаемые им лики святых, написанные искусно, выглядели неодухотворенно.

   Угрюмый Федор ни с кем не разговаривал, в изографной избе резко слышался его голос, в противоположность Мирону, любившему распевать духовные канты слабым старческим тенорком.

   Помощником Мирона считался шустрый мальчик Григорий, растиравший для старика на камне краски, но не умевший даже навести грунт на доске.

   Тяжелая дума глядела из сумрачных глаз Федора. Он, по-видимому, оставался недоволен приемом нового работника и угрюмо заметил своему товарищу:

   - Почто взял парня? Разве одни-то мы не могли справиться?..

   - Эх ты, дядя! Все тебе нелюбо, все ворчишь! Смотри на меня: годами тебя много старше, а светло у меня на душе!

   Федор ничего не ответил и принялся за работу. Марина старательно растирала краски, дедушка Мирон был ею очень доволен.

   - Спорый ты парень, Максим, - Марина назвалась этим именем, - и к нашему делу подходящ... Так и быть, начну обучать тебя. Только помни, парень, это дело святое! К нему надо чистым приступать!

   - Не сомневайся, дедушка! Только показывай!

   Старик начал объяснять ей первые правила изографного искусства.

   Наука далась новому работнику. Скоро он мог уже подмалевывать и золотить фон, писать одеяния святых, но до изображения ликов старик его еще не допускал.

   О Фоке и Василько Марина имела уже сведения, но их самих не видела. Но через некоторое время ей удалось с ними встретиться.

   Был праздник. Работы были прекращены, работавшие на камнеломне работники пришли в стан повидать товарищей.

   Икона "видения", которую писал Мирон, уже близилась к концу, и князь хотел ее показать дружине. Все направились к изографной избе.

   Старый изограф вместе с Мариной вынесли из избы икону и поставили на сошках возле княжего шатра. Благоговейно смотрели собравшиеся на дивный лик Богоматери. В числе пришедших были Василько и Фока.

   Марина сразу заметила их, лицо ее вспыхнуло ярким румянцем. Она сдержала себя и не выдала своей радости при виде братьев, боясь быть узнанной. Летний загар, занятия в мастерской, покрытые краской руки совершенно изменили девушку; в молодом помощнике изографа Мирона молодые люди не могли узнать Марину.

   Довольная, что свиделась с братьями, девушка возвратилась вместе с Мироном в изографную избу и снова принялась за дело. Старый изограф только удивлялся ее успехам.

  

  

   Постройка храма близилась к окончанию. Внутри он был украшен драгоценными камнями и финифтью. Столбы и двери блистали позолотой. В нем князь поставил привезенную икону, для нее был сделан оклад, на который поя шло пятнадцать фунтов золота, много жемчуга, драгоценных камней и серебра. Вся утварь храма была разукрашена драгоценными камнями.

   Долго продолжалась работа по постройке храма.

   Поработав до осени в изографной, Марина, уже сделавшая такие успехи в иконописи, что могла самостоятельна писать образа, отпросилась у Мирона, у князя и Михно навестить родных. Они не подозревали, что родные эти так далеко, в стольном Киеве.

   - Только ты, парень, вертайся скорее: мне с тобой работать сподручно! - говорил старый изограф.

   То же самое повторил и мечник:

   - Да ты не мешкай дома-то, парень! Побудь да и скачи в обрат скорее!

   Девушка не утерпела, чтобы не повидать брата и его товарища. Для этого ей пришлось сделать крюку верст двадцать.

   - Куда ж это ты, молодец, собрался? - спросил Фока, не признавший в отроке своей сестры.

   - Заскучал больно по своим...

   - Ишь ты, парень, какой счастливый!.. А я так свою матушку не скоро увижу! - печально промолвил Фока.

   - Что ж? Поклониться ей прикажешь? - спросила Марина.

   - Шутник ты, парень, я вижу! Не близко она отсюда, в самом Киеве!..

   - Как кланяться матушке Елене будешь, меня не забудь! Скажи, что сын ее названый издалека свой поклон ей шлет! - пошутил Василько.

   - А больше никому, други, не прикажете кланяться?

   - Ишь, дошлый, все ему знать хочется!.. Сестрице нашей, Марине, не премини поклониться...

   Марина поскакала от каменоломни, несколько раз оглядываясь назад. Обратная дорога девушке была знакома, в октябре она уже была дома. Обрадованная возвращением дочери, нетерпеливо расспрашивала вдова о далеком сыне, не забыт был ею и Василько.

   На другой день приезда Марина пошла к великому князю. Он не узнал в загорелом юноше отважную девушку.

   - Что тебе от меня нужно, молодец? - спросил ее Юрий.

   Девушка сказала, кто она и зачем явилась на княжий двор. Изумлению князя не было границ.

   - Ну, рассказывай, красна девица, что ты видела и слышала!

   Плавно полился рассказ Марины, она припомнила все мельчайшие подробности, рассказала князю об его сыне, о постройке храма, о новом селе Боголюбове и о чудесах святой иконы. Одного только не могла она рассказать Юрию: что задумал сын его Андрей и какие планы таятся в голове этого воинственного князя.

   Задумался старый князь, опустил седую голову на руки, Марине показалось, что между пальцами его заструились слезы.

   - Думаешь ли ты, девица, опять туда поехать? - спросил он после минутного молчания.

   - Коль успею, так вернусь, а не то до весны с матушкой здесь пробуду!

   - В Боголюбове передай сыну мое родительское благословение! Хоть нехорошо поступил он, уехав, со мною не попрощавшись, но зла за это ему я не помню. Коль вздумает отца повидать, пусть приезжает! А за то, что ты мою службу исполнила верно, награждаю тебя денежною казною!..

   Обрадованная Марина низко поклонилась князю и отправилась домой. За лето она так привыкла к мужскому платью, что оно нисколько ее не стесняло.

   Не меньше Марины была обрадована пожалованием князя и Елена.

   Не сиделось отважной девушке дома, все тянуло ее в Боголюбово: и изографное искусство, которое она успела полюбить за это короткое время, и близость брата, а равно и Василько. К тому же она хотела исполнить данное обещание старому мечнику и изографу, вернуться скорее. Оседлала Марина отдохнувшего коня, снова надела доспехи княжего отрока и, распростившись с матерью, пустилась в обратный путь.

  

  

   Всю зиму работали боголюбовцы над внутреннею отделкою храма.

   За зиму успело вырасти также не мало изб в новом поселке. Не только из соседних городов, но даже из Южной Руси пришло много народу, прослышав, что любимый ими князь поселился в этих местах. К поздней весне обитель с церковью была совсем готова.

   В июне было назначено освящение.

   Иконы, написанные обоими изографами, поражали своим исполнением. Старик Мирон расписывал стены собора по позолоте, в этом ему помогала Марина. Купол же и верхние паруса было поручено расписать Федору, что он делал с двумя подручными мальчиками. Работа изографов приближалась к концу.

   Однажды, уже оканчивая дневную работу, Федор оступился и упал с лесов на каменные плиты храма.

   Раздался страшный крик, работа остановилась.

   Упавшего изографа подняли и отнесли в избу, он был без чувств. Придя в себя, он слабым голосом позвал своего товарища и чуть слышно прошептал:

   - Попа бы мне! Исповедаться...

   Отец Николай сейчас же явился к умирающему.

   Когда окончилась исповедь и Федор приобщился, он снова подозвал к себе Мирона и начал говорить ему прерывающимся голосом:

   - Тебе, старый товарищ, должен я признаться в одном большом грехе и просить тебя, коль возможно будет, исправить его.

   Он взял руку старика, точно прося его приблизиться к нему.

   - Когда я был еще молод, - начал Федор, - умерла у меня жена, после которой остался у меня сынок. В смутные годы междоусобиц я потерял своего сына, я служил дружинником у князя Изяслава. В одной из битв с князем Юрием я был ранен и упал замертво. Когда я вернулся в наш стан, то не нашел своего сына: он исчез вместе с дружиною. Тщетно искал я его всюду долгие годы, но нигде не мог найти. Я научился изографному искусству и вот уже восемнадцать лет занимаюсь этим. Тебе я поручаю найти моего сына и передать ему все, что я скопил за эти годы изографным делом. Казну я свою схоронил под большим дубом у самого выезда из Ростова...

   - Друже, просьбу твою исполнить я готов, но годы уж мои немолодые. Я сам на пороге гроба. Лучше поручи ты это кому-нибудь другому, помоложе!

   - Кому же, кому? - тоскливо спрашивал умирающий.

   - Да хотя бы моему помощнику, Максиму... Он парень смирный и верный: на твою казну не польстится...

   - Что ж? Зови его скорее, пока я в силах передать ему мой наказ!

   Мирон поспешно позвал Марину, и умирающий повторил ей все, что сейчас рассказал своему товарищу.

   Внимательно слушала Марина, и ей невольно припомнилась судьба сироты Василька.

   - А каков собою твой сын?

   - Он тогда был еще ребенком. Многое изменилось с тех пор... Помню, что волосом был он рус, глаза имел голубые...

   - Не звали ли его Васильком, дядя? - порывисто спросила девушка.

   Умирающий вздрогнул.

   - Да, так его звали... А ты почему знаешь?..

   - Так я...

   И девушка стремительно выбежала из избы. Она бросилась к сборной избе, где находились окончившие работы на камнеломнях Фока и Василько, и громко окликнула юношу.

   - Беги скорей в изографную избу, там ты Мирону очень нужен. Он меня за тобою прислал. Бежим вместе!

   Невольно подчиняясь приказанию девушки, Василько поспешил за нею.

   Умирающий тяжело хрипел.

   Марина подвела к нему молодого дружинника.

   Широко раскрыв глаза, смотрел Федор на последнего, видимо стараясь что-то вспомнить.

   - Он, мой Василько! - громко воскликнул изограф. Перед молодым человеком точно открылась какая-то

   завеса.

   - Батюшка! - воскликнул он, падая на колени перед умирающим.

   Окружающие не могли удержаться от слез.

   Потрясенный неожиданным свиданием, Федор положил левую руку на голову сына и прошептал, слабо возлагая на себя крестное знамение:

   - Ныне отпущаеши раба твоего...

   Слабая улыбка появилась на губах умирающего, руки беспомощно повисли, и, тяжело вздохнув последний раз, он отошел к Богу.

  

  

   Старого изографа похоронили возле вновь построенной церкви. Василько, хотя на короткое время узнавший отца, чтил его память и собственноручно выбил из камня крест на его могилу.

   В Боголюбове приготовлялись к освящению нового храма. Из соседнего Владимира князь пригласил духовенство.

   Ко дню освящения в Боголюбово собралось множество народа, привезено было много больных и калек, которые после молитв у иконы исцелились от своих недугов.

   В назначенное время из храма вышел крестный ход, обошедший его троекратно. Прибывший на торжество ростовский святитель благоговейно отслужил литургию и совершил чин освящения.

   Игрищ, обычных по праздникам в то время, Андрей, как набожный человек, не пожелал устраивать, но, по окончании трапезы в новой обители, он долго пировал с дружиною и ближними людьми за селом Боголюбовом, на лугу. Немало суздальцев и ростовцев было на этом пиршестве. Все превозносили доброту и щедрость князя.

   Братья Андрея, княжившие в Суздале и Ростове, не приехали на освящение храма.

   Народ вообще был недоволен своими властителями и намеревался просить Андрея стать их князем, но последний помнил завет отца и не хотел нарушать его.

   - Чем сидеть тебе здесь, в Боголюбове, без дела, шел бы на суздальский стол! - подговаривали князя свояки его Кучковичи. - Сам, поди, видишь, как народ тебя любит и ждет не дождется твоего прихода.

   Но князь отрицательно качал головою и не хотел следовать их советам.

   Стало вечереть. Теплый июньский день кончался. Усталые пирующие готовы были расходиться, тем более что гостям, прибывшим на торжество, возвращаться было не близко.

   Вдалеке на дороге заклубилась пыль.

   - Кто-то сюда спешит, - заметил Иван Кучкович, - ишь как понукает коня!

   - И впрямь кто-то сюда поспешает! - добавил Семен.

   Все с нетерпением ожидали, когда всадник подъедет к княжему шатру.

   Вот он соскочил с усталого коня, бросил поводья и вошел в шатер. Подойдя к князю, он низко поклонился и произнес:

   - Князе Андрее! Родитель твой, князь Юрий Владимирович, преставился!

   Не ожидавший подобной вести, Андрей взволнованно встал со своего места и сотворил крестное знамение:

   - Помяни, Господи, усопшего раба твоего в селениях святых!

   И, обращаясь к гонцу, проговорил:

   - Расскажи мне, как произошла его кончина? В княжеской ставке воцарилась чуткая тишина.

   - Мая в пятнадцатый день, - начал гонец, - родитель твой, великий князь наш Юрий, встав ото сна, был радостен. и весел. Не раз он вспоминал и про тебя. Вершил дела, чинил суд и расправу, а под вечер на пир идти изволил к Петриле, боярину, что был его любимцем. В свои хоромы после пира он вернулся, на отдых лег и больше не вставал. Что с ним тут приключилось, мы не знаем... Но мы нашли его уже почившим...

   Задумчиво слушал Андрей рассказ о смерти отца. Он много перечувствовал в эти минуты. Позднее сожаление о том, что его не было в это время около отца, заставило больно сжаться его сердце.

   - За киевский стол я спор держать ни с кем не стану! Останусь здесь!..

   - Как поволишь, княже! Мы из твоей не выйдем воли! - с поклоном отвечал гонец.

   - Себе вы сами избирайте князя!.. - докончил Андрей.

   Весть о кончине великого князя киевского прервала пир.

   Все поднялись из-за стола, Кучковичи ходили между именитыми суздальцами и ростовцами и уговаривали их вторично звать к себе князем Андрея.

   - Теперь наверно он пойдет! Отца уж нет в живых! Своя воля...

   И еще недавно находившаяся в зародыше мысль о приглашении Андрея княжить в Ростов и Суздаль была близка к осуществлению.

   Один из именитых суздальцев, пошептавшись со своими товарищами, подошел к князю, низко поклонился ему и промолвил:

   - Мы бьем тебе челом, наш прирожденный князь, твоею вотчиною Суздалем и просим княжить и нами володеть!

   Нерешительно посмотрел Андрей на стоявших перед ним суздальцев.

   - Что вам сказать в ответ, друга, не знаю! Что Суздаль, что Ростов, все нераздельно, все едино... Коль сяду я на суздальском столе, а на ростовском останется мой брат Мстислав, пойдут раздоры. Враги придут извне и, пользуясь раздором нашим семейным, захватят Суздальскую землю и водворят другой порядок!

   - Тебя мы также просим, княже! - стали просить Андрея ростовцы. - Княжи у нас, от Суздаля мы не отстанем!..

   - А как же быть мне с братьями, Мстиславом и Василько? Родительский завет нарушить?!

   - Братьям ты, княже, дай удел другой! Они ведь малолетки... За них бояре наши правят...

   Долго не соглашался еще на просьбы ростовцев и суздальцев Андрей, но, замечая, что просьбы их не ослабевают, решительно проговорил:

   - Ну, коли так, да будет Господня воля! В Ростов и Суздаль сяду я на княжий стол.

   Согласие Андрея было принято всеми с радостью.

  

  

   Андрей был прав, снять малолетних братьев с княжения было нетрудно. Суздальцы и ростовцы давно уже прочили себе в князья Андрея. Избрание его было единодушным.

   Вскоре Андрей перебрался с дружиною в Суздаль, бывший стольным городом его отца Юрия. Все-таки не забывал он Владимира и часто, отправляясь на охоту, проживал в нем по нескольку дней.

   За это время основанное им село Боголюбово продолжало расти и увеличиваться. Чудотворная икона в его храме привлекала много богомольцев, между которыми немало было вышгородцев, приходивших поклониться их бывшей святыне.

   Дружина князя, в которую зачислили и Марину под именем Максима, перебралась вместе со своим властелином в Суздаль.

   Главными советниками князя остались его свояки Кучковичи и старый мечник Михно, тогда как братья его, Мстислав, Василько и Всеволод, а точно так же племянники его Ростиславичи, принуждены были удалиться вместе с матерью своею, мачехою Андрея, греческою царевною, на ее родину, в Грецию, где ее брат, император Мануил, принял их дружелюбно.

   Наезжая во Владимир, Андрей украшал этот город. На другой же год своего княжения в Ростово-Суздальской земле он построил во Владимире великолепный храм Успения Божией Матери из белого камня, привезенного от болгар. Верх храма был позолоченный. В эту церковь поставил он привезенную из Вышгорода чудотворную икону. Кроме того, им были построены в этом городе два монастыря: Спасский и Вознесенский.

   Нарочно для этого приглашенные иностранные мастера строили и вместе с русскими изографами расписывали стены храма.

   После отъезда из Суздаля братьев и племянников Андрея, а равно и "мужей отца своего передних", стоявших за волю покойного Юрия, князь приобретал все больше и больше влияния в обоих избравших его городах.

   Хотя горожане, подтвердившие избрание князя на вече, гордились своим старейшинством, это не нравилось Андрею, властный характер которого "един быти властель во всей Ростовской и Суздальской земле".

   В любимый им Владимир шло немало народа из Южной Руси на жительство, в особенности много их пришло из Вышгорода. Несмотря на то что Андрей тайно покинул их, вышгородцы любили его, и привлекала их сюда также старинная святыня.

   Князь поощрял переселение южан, зная, что они могли составить для него могучий оплот против своевольных жителей Ростова и Суздаля, желавших, чтобы воля князя шла об руку с волей народной.

   Желая угодить переселившимся во Владимир южанам, Андрей назвал многие места в этом городе такими же именами, как и в Киеве. Во Владимире были и река Лыбедь, и Печорный город, и Золотые ворота с церковью над ними. Чтобы довершить сходство с Киевом, Андрей построил Десятинную церковь во имя Божией Матери, на содержание которой он отделил из своих доходов десятину, то есть десятую часть. Подобное отношение князя к церкви привлекало к нему сердца и любовь владимирцев.

   Власть его укреплялась все сильнее и сильнее.

   Набожность Андрея была у всех на виду. Ежедневно он посещал храмы, где усердно со слезами молился, раздавал всенародно щедрую милостыню, кормил сирых и убогих, не забывал обителей, жертвуя на них крупные суммы. Часто видели его входящим ночью в храм, где, при свете мерцающей лампады, он долго один молился.

   Опасаясь своеволия Ростова и Суздаля, нередко изгонявших князей и предписывавших им свои условия, причем младшие города и пригороды следовали их примеру: "На чем старшие положат, на том пригороды станут", - Андрей решил окончательно перебраться во Владимир и учредить в нем митрополию. Но на это патриарх не согласился.

   Названые братья Фока и Максим хорошо устроились новой столице. За труды при постройке церкви князь пожаловал им и землю, и срубы для жилья.

  

  

   Мирные занятия князя заставляли роптать скучавшую по бранному полю дружину.

   - Княже, - обратился к Андрею любимец его Михно, - дружина твоя сетует, что мечи ее затупились, лень обуяла. Не с кем переведаться, негде молодцам разгуляться!

   Князь пристально посмотрел на мечника.

   - Ишь, не терпится молодцам! Что ж, потешу вас!..

   - На кого пойти войной удумал, княже?..

   - О вечер соберем совет и рассудим...

   В новых княжих хоромах собрались бояре, свояки князя Кучковичи, мечник и многие именитые граждане Ростова и Суздаля.

   Состоялся совет.

   - Давно уж не живут с нами в ладах болгары, - начал князь, - набеги на области наши творят, в полон людишек уводят... Поучить бы их надо!

   - Доподлинно, что так! - отозвался Иван Кучкович. - Сам я наслышан об этом. На днях прибег ко мне парень, сказывал, что болгары разорили село, где он жил, и народ в полон увели.

   - Неверные они! Им Мухаммед зло против христиан чинить заповедал! - сказал кто-то из граждан. - Я хорошо их знаю.

   - За дерзость их следует поучить! - заметил князь.

   - Чего ж тут ждать? Поволь лишь, княже! Мы готовы хоть сейчас идти на них! - горячо вмешался Михно.

   От внимательного взгляда Андрея не ускользнула общая готовность идти на неверных.

   - Завтра утром отслужим мы молебствие Пречистой, помолимся Владычице усердно, соберем дружину и ударим на болгар!

   - Мы все готовы идти вслед за тобою, княже! - раздались голоса.

   Поход был решен.

   Наутро следующего дня в новом храме отслужили обедню, за которой сам князь и вся дружина приобщились Святых Тайн. Отслужив перед собором торжественное молебствие, духовенство подняло на носилках чтимую святыню и ее понесли, осененную знаменами, впереди рати. Жители провожали уходящих в поход, дружина рвалась в бой с неверными.

   Чудный летний день веселил взоры и вселял в дружинников уверенность в успех похода.

   В рядах дружины ехали и Василько с Фокой, Марина, или Максим, полюбившийся за последнее время князю, шел с его княжими отроками. Хотя ратное дело далеко было не по сердцу девушке, пристрастившейся к изографному искусству, но все-таки она не желала оставить князя и отправилась вместе с ним в поход.

   Царство Болгарское лежало по ту сторону Волги. Приходилось идти малозаселенной стороною, дремучими лесами; местами были топи, но дружина шла быстро вперед, преодолевая все препятствия, встречавшиеся на пути.

   Болгары не ожидали нападения. Они в это время делали набег на русские поселки, расположенные вверх по Волге.

   Узнав, что суздальцы двигаются на них, болгары вернулись обратно и столкнулись с русскими недалеко от своего главного города Ибрагимова, который русские называли Бряхимов. Грозно сошлись между собою обе рати. Закипела сеча. Стойко держались неверные, защищая родной город. Немало полегло их в этой битве.

   Поплатились и суздальцы. Меткие стрелы болгар со свистом разили храбрых дружинников Андрея. Пал старый Глеб: вражеская стрела пронзила ему грудь.

   Одно время казалось, что русские дрогнули и готовы были обратиться в бегство. Болгары одолевали. Но вдруг подскакал на лихом коне княжий отрок Максим и крикнул звонким голосом:

   - Вперед, во славу Пресвятой Богородицы! - и первым бросился на неверных.

   Василько и Фока также поскакали, вслед за ними бросилась тучей дружина.

   Не выдержали отчаянного натиска враги, пришли в смущение. Воспользовавшись их замешательством, дружинники ворвались в город. Ибрагимов был взят. Болгарский князь бежал.