Никитин Иван Саввич - Дневник семинариста

">  Вдруг Яблочкин вздрогнул и остановил на мне испуганный взгляд.

  - Кто это сюда вошел? Выгони его!

  - Здесь никого нет, мой милый. - Я сел к нему на кровать и обнял его одною рукою. - Здесь никого нет...

  - Как нет? Видишь, стоит весь в черном... Выгони его... - Больной дрожал с головы до ног. Я встал, прошелся до двери и снова сел на свое место.

  - Я его вывел, - сказал я.

  - Ну, хорошо. - Яблочкин положил ко мне на плечо свою голову. Бред его усиливался.

  - Горит!.. - вдруг он крикнул во весь голос и протянул вперед свои исхудалые руки. - Спасите!..

  - Что ты, что ты? успокойся!.. - отвечал я, прижимая его к своей груди.

  - Стены горят... Мне душно в этих стенах!.. Спасите!

  - Опомнись, опомнись, - говорил я, и грудь моя надрывалась от рыданий. - Здесь все мирно. И чужих здесь никого нет. Это я сижу с тобою, я, Василий Белозерский, друг твой, готовый за тебя лечь в могилу.

  Дыхание Яблочкина становилось все тише и тише. Руки холодели, но глаза приняли более определенное выражение.

  - Это ты, Вася?

  - Я, мой милый.

  - Ступай в университет, а здесь...

  Голова его упала ко мне на плечо. Я послушал, - не дышит... И тихо я опустил его на подушку, перекрестил, закрыл ему глаза и склонился на колени у изголовья его кровати. И долго, долго текли из глаз моих горькие слезы.

  Вот что он написал мне на память:

  Вырыта заступом яма глубокая.

  Жизнь невеселая, жизнь одинокая,

  Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая,

  Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая, -

  Горько она, моя бедная, шла

  И, как степной огонек, замерла.

  Что же? усни, моя доля суровая!

  Крепко закроется крышка сосновая,

  Плотно сырою землею придавится,

  Только одним человеком убавится...

  Убыль его никому не больна,

  Память о нем никому не нужна!..

  Вот она - слышится песнь беззаботная -

  Гостья погоста, певунья залетная,

  В воздухе синем на воле купается;

  Звонкая песнь серебром рассыпается...

  Тише!.. О жизни покончен вопрос.

  Больше не нужно ни песен, ни слез!

  24 августа

  Сейчас между моими учебными книгами мне попался случайно забытый мною дневник. Первою моею мыс-лию было сжечь эти страницы, напомнившие мне столько горького. Но когда я пробежал несколько строк, когда подумал, что в них положена часть моей жизни, - рука моя не поднялась на истребление этой бедной измятой тетради.

  Много протекло времени с той минуты, когда умер мой незабвенный Яблочкин. Этот человек имел на меня непостижимое влияние. Он заставлял меня жить напряженною, почти поэтическою жизнию. Умолкли его огненные речи, положили его в могилу, и, кажется, навсегда улетела от меня поэзия моей внутренней, духовной жизни. Все пришло в обыкновенный порядок: мечты мои остыли, желания не переходят за известную черту. Успокойся! сказал я своему сердцу, - и оно успокоилось. Только на лбу у меня осталась резкая морщина, только голова моя клонится теперь ниже прежнего.

  В доме у нас невесело. Поля выжжены палящим зноем; все хлеба пропали. Неурожай в полном смысле этого слова. По улице не скрипят, как бывало, с снопами воза. При вечерней заре никто не поет беззаботной песни. Батюшка ходит печальный и угрюмый.

  По приезде моем сюда, я заговорил с ним о моем намерении поступить в университет. "Видишь? - сказал он, указывая мне на обнаженные поля и на пустое наше гумно. - А до будущего урожая еще далеко. Пожалуйста, не серди меня пустяками: без тебя тошно..."

  Переводный экзамен в богословие я выдержал не совсем хорошо. Вдруг, после смерти Яблочкина, мне трудно было взяться за дело. Батюшка остался мною недоволен. "Жил ты, говорит, под надзором профессора и едва удержался в первом разряде". Однако ж я переведен.

  Прощание мое с Федором Федоровичем, у которого жить более я уже не буду, было довольно холодно. Он, конечно, ожидал от меня глубочайшей благодарности за все его заботы о моих дальнейших успехах, но благодарить его, право, не стоило.

  Моя будущая судьба теперь окончательно определилась. Пройдут еще два года трудовой однообразной жизни, и я приму на себя звание духовного врача. Видит бог, намерения мои всегда были чисты. Если я заблуждался, мечтая о другой дороге, заблуждение мое было бескорыстно, мысль не заходила далеко и...

  Я слышу голос батюшки, который зовет меня заплетать плетень, говоря: "Все равно - ты сидишь без дела".

  Довольно! дневник мой окончен.

  

  

  

  

  ПРИМЕЧАНИЯ

  ОТ РЕДАКЦИИ

  В настоящее Собрание сочинений включены все стихотворения и поэмы И. С. Никитина, повесть "Дневник семинариста" и избранные письма.

  Под текстом произведений указаны авторские даты. В тех случаях, когда это возможно, обозначены даты первой и последней редакций, сильно отличающихся друг от друга, двумя датами, через запятую. Предположительные даты даны с вопросительным знаком. В угловых скобках указаны год или число и месяц, не позднее которых стихотворение написано, - чаще всего такие даты совпадают со временем первой публикации.

  ДНЕВНИК СЕМИНАРИСТА (с. 417)

  К работе над "Дневником семинариста" Никитин приступил в начале 1858 года. Первоначальное название повести было, судя по письму Никитина к Второву от 14 апреля 1858 года, "Записки семинариста". Впрочем, это название фигурирует и в письме к Матвеевой от марта 1861 года. Закончил Никитин повесть в конце 1860 года. Работал он над "Дневником" с большим увлечением и придавал своему произведению серьезное общественное значение. В то время поэт был занят хлопотами, связанными с книжной лавкой. Он жаловался в письме к Второву, что книжная торговля поглощает все его время и не дает возможности заняться литературным трудом. Существенную роль играло и то, что в эту пору здоровье Никитина было в очень плохом состоянии. Биограф Никитина Де-Пуле рассказывает о том, в каких условиях пришлось Никитину заканчивать повесть.

  Чрезвычайно затрудняли работу над повестью опасения Никитина насчет того, разрешит ли цензура ее печатание. Для этих опасений Никитин имел все основания. В 185, году духовная цензура запретила поэму Никитина "Моление о чаше", несмотря на то что поэма проникнута была религиозными настроениями и ничего "крамольного" в себе не содержала. "Дневник семинариста", отчетливо и определенно направленный против клерикализма, естественно, дол-н?ен был вызвать недовольство духовной цензуры. Письма Никитина конца 1860 года полны опасений, удастся ли ему напечатать повесть, которая предназначена была для литературного сборника "Воронежская беседа". Имея в виду "Дневник семинариста", Никитин писал Блюммеру: "Ах, если бы напечатали! Без шуток, мне крепко будет жаль, если пропадет мой небольшой труд. Ведь я сам учился в бурсе, знаю ее вдоль и поперек. Некоторый свет, брошенный в эту бурсу, наверное, принес бы свою пользу".

  В письме к Второву от 30 января 1861 года Никитин сообщал, что повесть отправлена в цензуру и что он очень сомневается, пропустят ли ее. После долгих мытарств "Дневник семинариста" был пропущен цензурой с некоторыми изъятиями. В письме к Матвеевой от марта 1861 года Никитин писал: "Лишь бы позволили говорить о нашем духовенстве, - тогда литература Сделает свое дело, точно так, как она сделала его в вопросе об освобождении крестьян. Быть может, я кстати появлюсь на сцене. Надобно Вам сказать, что я написал довольно большую по объему статью: "Записки семинариста". Цензура долго меня мучила, наконец пропустила ее с некоторыми пробелами. Статья эта напечатается в "Воронежской беседе"... Воображаю, каким сюрпризом показкется она нашему духовенству, в особенности лицам учащим! Впрочем, я человек не совсем робкий, и чем более будет против меня криков, тем более я буду радоваться: эти крики послужат доказательством, что я прямо попал в цель, задел за больное место". Цензурой был вычеркнут в "Дневнике семинариста" ряд мест, в том числе сцена, где показаны телесные наказания, которым подвергали семинаристов, а также запрещено было место, где приводились стихи Кольцова "Чиста моя вера, как пламя молитвы, но, боже, и вере могила темна". Напечатан был "Дневник семинариста" в "Воронежской беседе на 1861 г.".

  "Дневник семинариста" вызвал сочувственные отклики в критике. Наиболее примечателен отзыв "Современника". В анонимной рецензии, которая, как позднее было установлено, принадлежала М. Антоновичу, журнал признавал "Дневник семинариста" украшением сборника. Особенно выделял Антонович тему поисков молодым человеком большой, разумной и значительной жизни. Противоречие между запросами богатой натуры и враждебными обстоятельствами, препятствующими полному развитию личности, - вот главная проблема, которую отмечал в "Дневнике Семинариста" Антонович.

  Примечательно, что спустя шестьдесят лет после опубликования "Дневника семинариста" была предпринята попытка ослабить обличительную Силу повести Никитина: в 1911 году в "Воронежских епархиальных ведомостях", Š 184 в статье Поликарпова, утверждалось, что это произведение имеет только исторический интерес; все-де, что описывал Никитин, касалось лишь дореформенной бурсы. На самом деле "Дневник семинариста", с его пафосом антикре-постничества, имел неизмеримо более широкое значение, нежели изображение бурсы только в один из периодов ее существования.

  Стр. ,59. Vanitas vanitatum et omnia vanitas! - Суета сует и всяческая суета! (лат.)

  Стр. ,61. Stultus - дурак (лат.).

  Никитин И. С.

  Н62 Сочинения./Вступ. статья О. Г. Ласунского; Примеч. Л. А. Плоткина.-М.: Худож. лит., 1980-717 с.

  В настоящее издание "Сочинений" входят все стихотворения и поэмы И. С. Никитина (182, - 1861), автобиографическая повесть "Дневник семинариста" и избранные письма.

  

  

  

  ИВАН САВВИЧ НИКИТИН

  

  

  

  

  Сочинения

  

  

  

  Редактор А. Бабореко

  

  

  Художественный редактор Г. Масляненко

  

  Технические редакторы Л. Ковнацкая М. Мельникова

  

  

  

  Корректор Г. Асланянц

  

  

  

  

  ИБ М5 1579

  Сдано в набор 3.0,.79. Подписано к печати 20.08.79. Формат 8,Х1087"". Бумага типографская Š 1. Гарнитура "Обыкновенная". Печать высокая. Усл. печ. л. 37,8 1 вкл. = 37,852 Уч.-изд. л. 38,599 1 вкл. = 38,6,6, Тираж 150 000 экз. Заказ 876. Цена 3 р. 10 к.

  Издательство

  "Художественная

  литература",107078,

  Москва, Ново-Басманная, 19. Набрано и сматрицировано в ордена Октябрьской Революции и ордена Трудового Красного Знамени Первой Образцовой типографии имени А. А. Жданова Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва,М-5 , Валовая, 28. Отпечатано на Киевской книжной фабрике республиканского производственного объединения По-лиграфкнига Госкомиздата УССР. Киев, ул. Воровского, 2.4.