Гайдар Аркадий Петрович - Всадники неприступных гор

лы­ба­ешь­ся? Ска­жи, по­жа­луй­ста, что это у те­бя за ма­не­ра всег­да как-то снис­хо­ди­тель­но, точ­но о ма­лень­ком, го­во­рить о Ни­ко­лае? Он то­же это за­ме­ча­ет. Он толь­ко не зна­ет, как сде­лать, что­бы это­го не бы­ло.

       - Подрасти нем­но­го. Боль­ше тут ни­че­го не по­де­ла­ешь, Ри­та. От­ку­да у те­бя эти цве­ты?

       - Это он дос­тал. Зна­ешь, он се­год­ня за­шиб се­бе ру­ку и, нес­мот­ря на это, за­лез вон на ту вер­ши­ну. Там бьет ключ, и око­ло не­го рас­тет нем­но­го тра­вы. Ту­да очень труд­но забраться. По­че­му ты ни­ког­да не дос­та­нешь мне цве­тов?

       Я от­ве­тил ей:

       - У ме­ня ма­ло вре­ме­ни для цве­тов.

       На сле­ду­ющий день бы­ла по­луч­ка. Зав­т­ра уез­жать. Чув­с­т­во­ва­ли се­бя по-праз­д­нич­но­му. Пош­ли ку­пать­ся. Ри­та бы­ла ве­се­ла, пла­ва­ла по вол­нам ру­сал­кой­, брыз­га­лась и кри­ча­ла, что­бы мы не сме­ли ло­вить ее. Од­на­ко на Ни­ко­лая наш­ла ка­кая-то дурь. Нев­зи­рая на пре­дуп­реж­де­ние Ри­ты, он под­п­лыл к ней. И то ли по­то­му, что я пла­вал в это вре­мя да­ле­ко, а ей ста­ло не­лов­ко на­еди­не с Ни­ко­ла­ем, то ли по­то­му, что ее рас­сер­ди­ла под­чер­к­ну­тая его фа­миль­яр­ность, но толь­ко она крик­ну­ла что-то рез­кое, зас­та­вив­шее его поб­лед­неть и ос­та­но­вить­ся. Нес­коль­ко силь­ных взма­хов - и Ри­та уп­лы­ла прочь, за по­во­рот, к то­му мес­ту, где она раз­де­ва­лась.

       Оделись, Ни­ко­лай был хмур и не го­во­рил ни сло­ва.

       - Надо ид­ти по­ку­пать би­ле­ты на зав­т­ра. Кто пой­дет?

       - Я, -ответил он рез­ко.

       По-видимому, ему тя­же­ло бы­ло ос­та­вать­ся с на­ми.

       - Ступай. -Я дос­тал день­ги и пе­ре­дал ему. -Мы бу­дем, ве­ро­ят­но, до­ма.

       Он ушел. Мы дол­го еще гре­лись и сох­ли на сол­н­це. Ри­та вы­ду­ма­ла но­вое за­ня­тие - швы­рять галь­ки в мо­ре. Она сер­ди­лась, что у нее по­лу­ча­ет­ся не боль­ше двух кру­гов, тог­да как у ме­ня - три и че­ты­ре. Ког­да пу­щен­ный ею ка­мень слу­чай­но взмет­нул­ся над во­дою пять раз, она зах­ло­па­ла в ла­до­ши, объ­яви­ла се­бя по­бе­ди­тель­ни­цей и за­яви­ла, что швы­рять боль­ше не хо­чет, а хо­чет взби­рать­ся на го­ру.

       Долго в этот ве­чер мы ла­за­ли с ней, сме­ялись, го­во­ри­ли и к до­му под­хо­ди­ли ус­та­лые, до­воль­ные, креп­ко сжи­мая друг дру­гу ру­ки.

       Николая, од­на­ко, еще не бы­ло.

       "Вероятно, он при­хо­дил уже, не зас­тал нас и по­шел ра­зыс­ки­вать", -ре­ши­ли мы.

       Однако про­шел час, дру­гой­, а он все не воз­в­ра­щал­ся. Мы за­бес­по­ко­ились.

       Николай вер­нул­ся в две­над­цать ча­сов но­чи. Он не сто­ял на но­гах, был аб­со­лют­но пьян, вы­ру­гал ме­ня сво­лочью, за­явил Ри­те, что лю­бит ее до бе­зу­мия, по­том обоз­вал... прос­ти­тут­кой и, по­кач­нув­шись, грох­нул­ся на пол. Дол­го он что-то бор­мо­тал и на­ко­нец ус­нул.

       Рита мол­ча­ла, ут­к­нув­шись го­ло­вой в по­душ­ку, и я ви­дел, что вот-вот она го­то­ва раз­ры­дать­ся.

       В кар­ма­нах Ни­ко­лая я на­шел двад­цать семь ко­пе­ек; би­ле­тов не бы­ло, и все ос­таль­ное бы­ло про­пи­то, оче­вид­но, в ка­ба­ке с груз­чи­ка­ми.

       Утро бы­ло тя­же­лое. Ни­ко­лай дол­го мол­чал, оче­вид­но, толь­ко те­перь на­чи­ная соз­на­вать, что он на­де­лал.

       - Я под­лец, -глу­хо ска­зал он, -и са­мое луч­шее бы­ло бы бро­сить­ся мне с го­ры вниз баш­кой.

       - Глупости, -спокойно обор­вал я. -Ерун­да... С кем не бы­ва­ет. Ну, слу­чи­лось... Ну, ни­че­го не по­де­ла­ешь. Я се­год­ня пой­ду в кон­тор­ку и ска­жу, что­бы нас за­чис­ли­ли на пог­руз­ку опять. По­ра­бо­та­ем сно­ва. Бе­да ка­кая!

       Днем Ни­ко­лай ле­жал. У не­го пос­ле вче­раш­не­го бо­ле­ла го­ло­ва. А я опять тас­кал меш­ки, бо­чон­ки с про­гор­к­лым мас­лом и свер­т­ки мок­рых, не­вы­де­лан­ных кож.

       Когда я вер­нул­ся, Ри­ты не бы­ло до­ма.

       - Как ты се­бя чув­с­т­ву­ешь, Ни­ко­лай­? Где Ри­та?

       - Голова прош­ла, но чув­с­т­вую се­бя сквер­но. А Ри­ты нет. Она уш­ла ку­да-то, ког­да я еще спал.

       Вернулась Ри­та ча­са че­рез два. Се­ла, не за­хо­дя в ком­на­ту, на ка­мень во дво­ре, и толь­ко слу­чай­но я уви­дел ее.

       - Рита, -спросил я, кла­дя ей ру­ку на пле­чо. -Что с то­бой­, дет­ка?

       Она вздрог­ну­ла, мол­ча стис­ну­ла мне ру­ку... Я ти­хо гла­дил ей го­ло­ву, ни­че­го не спра­ши­вая, по­том по­чув­с­т­во­вал, что на ла­донь мне упа­ла круп­ная теп­лая сле­за.

       - Что с то­бой­? О чем ты? -И я при­тя­нул ее к се­бе. Но вмес­то от­ве­та она ут­к­ну­лась мне го­ло­вой в пле­чо и раз­ры­да­лась.

       - Так, -проговорила она че­рез нес­коль­ко ми­нут. -Так, на­до­ело. Прок­ля­тый го­род, пес­ки... Ско­рей­, ско­рей на­до от­сю­да!

       - Хорошо, -сказал я твер­до. -Мы бу­дем ра­бо­тать на пог­руз­ке по шес­т­над­цать ча­сов, но мы сде­ла­ем так, что про­бу­дем здесь не боль­ше де­ся­ти дней.

       Однако выш­ло все нес­коль­ко ина­че. На дру­гой день, ког­да я вер­нул­ся, Ни­ко­лай хму­ро пе­ре­дал мне день­ги.

       - Где ты дос­тал? -удив­лен­но спро­сил я.

       - Все рав­но, -отве­тил он, не гля­дя мне в гла­за. -Это все рав­но где!

       И ве­че­ром ог­ром­ная ста­рая ка­ло­ша - ржа­вый ко­рабль "Ма­рат" -отча­ли­ла вмес­те с на­ми от жел­тых бе­ре­гов, от гли­ня­ных скал "ка­тор­ж­но­го" го­ро­да.

       Кавказ встре­тил нас при­вет­ли­во. За три дня в Ба­ку мы за­ра­бо­та­ли поч­ти столь­ко же, сколь­ко за две не­де­ли ра­бо­ты в Крас­но­вод­с­ке.

       Мы по­се­ли­лись в пло­хонь­ком но­ме­ре ка­ко­го-то по­лупрос­ти­тут­с­ко­го при­то­на. Бы­ли мы об­т­ре­па­ны, ис­тер­ты, и у шпа­ны, за­пол­няв­шей со­сед­ние пив­ные, сош­ли за сво­их. Ри­та в пред­с­тав­ле­нии ге­ро­ев фи­нок и ко­ка­ина бы­ла на­шей шма­рой­, и к ней не прис­та­ва­ли... Обе­да­ли мы в гряз­ных, раз­б­ро­сан­ных кру­гом ба­за­ра хар­чев­нях. В них за двуг­ри­вен­ный мож­но бы­ло по­лу­чить "ха­ши" - ку­шанье, к ко­то­ро­му Ри­та и Ни­ко­лай дол­го не сме­ли прит­ра­ги­вать­ся, но по­том при­вык­ли.

       "Хаши" - блюдо кав­каз­с­ко­го про­ле­та­рия. Это вы­по­лос­кан­ная, раз­ре­зан­ная на мел­кие ку­соч­ки ва­ре­ная тре­бу­ха, пре­иму­щес­т­вен­но же­лу­док и ба­ранья го­ло­ва. На­во­ро­тят тре­бу­хи пол­ную чаш­ку, по­том ту­да на­ли­ва­ет­ся жид­кая гор­чи­ца и все это гус­то пе­ре­сы­па­ет­ся круп­ной солью с тол­че­ным чес­но­ком.

       В этих хар­чев­нях всег­да люд­но. Там и без­ра­бот­ные, и груз­чи­ки, и ли­ца без оп­ре­де­лен­ной про­фес­сии, те, ко­то­рые око­ла­чи­ва­ют­ся око­ло чу­жих че­мо­да­нов по прис­та­ням и вок­за­лам. Шны­ря­ют ус­луж­ли­вые лич­нос­ти в тол­с­тых паль­то, во внут­рен­них кар­ма­нах ко­то­рых всег­да най­дут­ся бу­тыл­ки с креп­ким са­мо­го­ном.

       Гривенник в ру­ку - и не­за­мет­но, не­пос­ти­жи­мым об­ра­зом на­пол­ня­ет­ся чай­ный ста­кан, по­том быс­т­ро оп­ро­ки­дывается в гор­ло по­ку­па­те­ля, и сно­ва тол­с­тое паль­то зас­тег­ну­то, -и даль­ше, к со­сед­не­му сто­лу.

       В две­рях по­ка­жет­ся иног­да ми­ли­ци­онер, оки­нет пыт­ли­вым взгля­дом си­дя­щих, без­на­деж­но по­ка­ча­ет го­ло­вою и уй­дет: пьяные не ва­ля­ют­ся, дра­ки нет, яв­ных бан­ди­тов не вид­но, в об­щем, си­ди­те, мол, си­ди­те, го­луб­чи­ки, до по­ры до вре­ме­ни.

       И вот в од­ной из та­ких хар­че­вен я слу­чай­но встре­тил­ся с Яш­кой Сер­гу­ни­ным - с ми­лым по прош­ло­му, по друж­бе ог­не­вых лет Яш­кой.

       Хрипел грам­мо­фон, как из­ды­ха­ющая от са­па ло­шадь. Гус­тые клу­бы пах­ну­ще­го чес­но­ком и са­мо­го­ном па­ра под­ни­ма­лись над та­рел­ка­ми. Яш­ка си­дел за край­ним сто­ли­ком и, воп­ре­ки пре­дос­те­ре­же­ни­ям хо­зя­ина-гре­ка, дос­та­вал от­к­ры­то из кар­ма­на пол­бу­тыл­ки, от­пи­вал пря­мо из гор­лыш­ка и при­ни­мал­ся сно­ва за еду.

       Долго я всмат­ри­вал­ся в одут­ло­ва­тое, по­си­нев­шее ли­цо, гля­дел на меш­ки под вва­лив­ши­ми­ся гла­за­ми и уз­на­вал Яш­ку, и не мог уз­нать его. Толь­ко ког­да по­вер­нул­ся он пра­вой сто­ро­ной к све­ту, ког­да уви­дел ши­ро­кую по­ло­су са­бель­но­го шра­ма по­пе­рек шеи, я встал и по­до­шел к не­му, хлоп­нул его по пле­чу и крик­нул ра­дос­т­но:

       - Яшка Сер­гу­нин... Ми­лый друг! Уз­на­ешь ме­ня?

       Он, не рас­слы­шав воп­ро­са, враж­деб­но под­нял на ме­ня тус­к­лые, от­рав­лен­ные ко­ка­ином и вод­кой гла­за, хо­тел вы­ру­гать­ся, а мо­жет быть, и уда­рить, но ос­та­но­вил­ся, смот­рел с пол­ми­ну­ты прис­таль­но, нап­ря­гая, по-ви­ди­мо­му, всю свою па­мять. По­том уда­рил ку­ла­ком по сто­лу, пе­рек­ри­вил гу­бы и крик­нул:

       - Сдохнуть мне, ес­ли это не ты, Гай­дар!

       - Это я, Яш­ка. Иди­от ты эта­кий­! Сво­лочь ты... Ми­лый друг, сколь­ко лет мы с то­бой не ви­де­лись? Ведь еще с тех пор...

       - Да,- от­ве­тил он.- Вер­но. С тех пор... С тех са­мых пор. Он за­мол­чал, нах­му­рил­ся, вы­нул бу­тыл­ку, от­пил из гор­лыш­ка и пов­то­рил:

       - Да, с тех са­мых пор.

       Но бы­ло вло­же­но в эти сло­ва что-то та­кое, что зас­та­ви­ло ме­ня нас­то­ро­жить­ся. Боль, слов­но кап­ля кро­ви, выс­ту­пив­шая из на­дор­ван­ной ста­рой ра­ны, и враж­деб­ность ко мне, как к кам­ню, из-за ко­то­ро­го на­дор­ва­лась эта ра­на...

       - Ты пом­нишь? -ска­зал я ему. Но он обор­вал ме­ня сра­зу.

       - Оставь! Ма­ло ли что бы­ло. На вот, пей, ес­ли хо­чешь, -и до­ба­вил с из­дев­кой­: -Вы­пей за упо­кой.

       - За упо­кой че­го?

       - Всего! -гру­бо от­ве­тил он. По­том еще го­ря­чей и рез­че: -Да, все­го, все­го, что бы­ло!

       - А бы­ло хо­ро­шо, -опять на­чал я. -Пом­нишь Ки­ев, пом­нишь Бел­го­род­ку? Пом­нишь, как мы с то­бой все ва­ри­ли и ни­как не мог­ли до­ва­рить гу­ся? Так и съели по­лу­сы­рым! А все из-за Зе­ле­но­го.

       - Из-за Ан­ге­ла, -хму­ро поп­ра­вил он.

       - Нет, из-за Зе­ле­но­го. Ты за­был, Яш­ка. Это бы­ло под Ти­рас­по­лем. А на­шу бри­га­ду? А Со­ро­ки­на? А пом­нишь, как ты вы­ру­чал ме­ня, ког­да эта чер­то­ва ведь­ма - пет­лю­ров­ка ме­ня в чу­ла­не за­пер­ла?

       - Помню. Все пом­ню! -отве­тил он. И блед­ная тень хо­ро­шей­, преж­ней Яш­ки­ной улыб­ки лег­ла на оту­пев­шее ли­цо. -Раз­ве это все... Раз­ве это все за­бу­дешь, Гай­дар! Э-э-эх! -точ­но стон сор­ва­лось у не­го пос­лед­нее вос­к­ли­ца­ние. Гу­бы пе­ре­ко­си­лись, и хрип­ло, бе­ше­но он бро­сил мне: - Оставь, те­бе ска­за­но!... Не к че­му все это. Ос­тавь, сво­лочь!

       Окутался клу­ба­ми ма­хо­роч­но­го ды­ма, до­пил до кон­ца свой ста­кан са­мо­го­на, и рас­та­яла нав­сег­да приз­рач­ная тень Яш­ки­ной улыб­ки.

       - Зачем ты в Ба­ку? Так шля­ешь­ся или по шир­ме ла­зишь?

       - Нет.

       - Ты что, ты, мо­жет, в пар­тии еще?

       - А что?

       - Так. Под­лец на под­ле­це вер­хом си­дит. Бю­рок­ра­ты все...

       - Неужели же все? Он про­мол­чал.

       - Я на ки­че был. Вы­шел, ра­бо­ту хо­тел - не­ту. Тут ты­ся­чи без­ра­бот­ных воз­ле пор­та шля­ют­ся. По­шел к Вась­ке. Пом­нишь Вась­ку, он у нас ко­мис­са­ром вто­ро­го ба­таль­она был? Тут те­перь. В Сов­нар­ко­ме здеш­нем ра­бо­та­ет. Два ча­са в при­ем­ной его до­жи­дал­ся. Так-та­ки в ка­би­нет и не пус­тил, а сам за­то вы­шел. "Изви­ни, -го­во­рит, -за­нят был. Сам зна­ешь. А нас­чет ра­бо­ты - ни­че­го не мо­гу. Тут без­ра­бо­ти­ца, сот­ни че­ло­век за день при­хо­дят. А ты к то­му же не член со­юза". Я чуть не зах­леб­нул­ся. Два ча­са дер­жать, а по­том: "ни­че­го не мо­гу!" Сво­лочь, го­во­рю ему, я хоть и не член союза, так ты зна­ешь же ме­ня, кто я и ка­кой я! Пе­ре­дер­ну­ло его. На­род в при­ем­ной­, а я та­кое за­вер­нул. "Ухо­ди,- го­во­рит, -ни­че­го не мо­гу. И ос­то­рож­ней вы­ра­жай­ся - это те­бе не штаб ди­ви­зии в де­вят­над­ца­том". А! -го­во­рю я ему.- Не штаб ди­ви­зии, под­лец ты эта­кий­! Как раз­вер­нул­ся да хряс­нул его по ро­же!

       - Ну?

       - Сидел три ме­ся­ца. А мне нап­ле­вать, хоть три го­да. Те­перь мне на все во­об­ще нап­ле­вать. Мы свое от­жи­ли.

       - Кто мы?

       - Мы, -ответил он уп­ря­мо. -Те, ко­то­рые не­на­ви­де­ли... ни­че­го не зна­ли, ни на что не смот­ре­ли, впе­ред не заг­ля­ды­ва­ли и дра­лись, как дьяво­лы, а те­перь ни­ко­му и ни за­чем...

       - Яшка! Да ведь ты те­перь да­же не крас­ный­!

       - Нет! -с не­на­вис­тью от­ве­тил он. -За­ду­шил бы всех под­ряд -и крас­ных, и бе­лых, и си­них, и зе­ле­ных!

       Замолчал. По­ша­рил ру­кой в без­дон­ных рва­ных кар­ма­нах, вы­та­щил опять пол­бу­тыл­ки.

       Я встал. Тя­же­ло бы­ло.

       И я еще раз пос­мот­рел на Яш­ку, то­го са­мо­го, чья кой­ка сто­яла ря­дом с мо­ей­, чья го­ло­ва бы­ла го­ря­чей мо­ей­! Яш­ку-кур­сан­та, Яш­ку - та­лан­т­ли­во­го пу­ле­мет­чи­ка, луч­ше­го дру­га ог­не­вых лет! Вспом­нил, как под Ки­евом, с над­руб­лен­ной го­ло­вой­, он кор­чил­ся в аго­нии и улы­бал­ся. И еще тя­же­лей ста­ло от бо­ли за то, что он не умер тог­да с гор­дой улыб­кой­, с креп­ко за­жа­тым в ру­ке зам­ком, вых­ва­чен­ным из ко­ро­ба по­пав­ше­го к пет­лю­ров­цам пу­ле­ме­та...

       Мечется Ку­ра, стис­ну­тая пли­та­ми ка­мен­ных бе­ре­гов, бьет мут­ны­ми вол­на­ми о ка­мен­ные сте­ны древ­них пос­т­ро­ек Тиф­ли­са. Во­ро­ча­ет кам­ни, ды­мит­ся пе­ною, бьет о ска­лы и злит­ся ста­рая ведь­ма - Ку­ра.

       В Тиф­ли­се ог­ней ночью боль­ше, чем звезд в ав­гус­те.

       Тифлисская ночь - как со­ва: тре­пы­ха­ет­ся, кри­чит в тем­но­те, хо­хо­чет, бу­до­ра­жит и не да­ет спать...

       А у нас - все од­но и то же: вок­за­лы, ка­мен­ные пли­ты хо­лод­но­го по­ла, сон как пос­ле пор­ции хло­ро­фор­ма, - и тол­чок в спи­ну.

       - Э-эй, вста­вай­те, граж­да­не, до­ку­мен­ты!

       В Тиф­ли­се аген­ты до­рож­ной ЧК за­тя­ну­ты узень­ки­ми ре­меш­ка­ми в рю­моч­ку. Ма­узер с се­реб­ря­ной плас­тин­кой­, шпоры с поль­с­ким зво­ном, са­по­ги в звез­д­ных блес­т­ках, и ли­цо - всег­да толь­ко что от па­рик­ма­хе­ра.

       - Вставай и вы­ме­тай­ся с вок­за­ла, то­ва­рищ! Кто ты? Даю до­ку­мен­ты - не смот­рит.

       - Дай дру­гой. По­ка­жи, что это у те­бя за тол­с­тая бу­ма­га в за­пис­ной книж­ке вло­же­на?

       - Это... это до­го­вор.

       - Что та­кое за до­го­вор?

       - Плюньте, то­ва­рищ агент! Ни­че­го опас­но­го: до­го­вор - это еще не за­го­вор. Прос­то на­пи­сал кни­гу, про­дал ее и зак­лю­чил до­го­вор.

       Усмешка:

       - А, так, зна­чит, ты книж­ный тор­го­вец! Нет, нель­зя на вок­за­ле. Вы­ме­тай­тесь!

       На не­бе звез­ды, под звез­да­ми - зем­ля. На зем­ле в уг­лу, за вок­за­лом, сва­лен­ная ку­ча бре­вен. Се­ли.

       Черной, зло­ве­щей тенью плы­вет ми­ли­ци­онер. Про­шел раз, про­шел два, ос­та­но­вил­ся. И не ска­зал да­же ни сло­ва, а прос­то мах­нул ру­кой­, что оз­на­ча­ет: "А ну-ка, вы­ме­тай­тесь, нель­зя здесь си­деть, не по­ла­га­ет­ся".

       Ушли. Но пой­ми­те, то­ва­рищ ми­ли­ци­онер! В ас­фаль­те сы­ро­го тро­ту­ара, в брев­нах для пос­т­рой­ки не бу­дет ямы от­то­го, что на них от­дох­нут трое ус­тав­ших бро­дяг.

       Полосатые, как кос­тю­мы ка­тор­ж­ни­ков, вер­с­ты по­ка­за­ли нам, что пер­вая сот­ня прой­де­на. Да­ле­ко по­за­ди Тиф­лис, да­ле­ко сол­неч­ная до­ли­на древ­не­го Мцхе­та, по­за­ди ка­мен­ная кре­пость раз­ва­лив­ше­го­ся Ана­ури. А до­ро­га все вьет­ся, кру­жит, за­би­ра­ет в го­ры, и снеж­ные вер­ши­ны Гу­да­ур­с­ко­го пе­ре­ва­ла все бли­же и бли­же.

       Мы идем пеш­ком по Гру­зии. Идем пя­тый день, но­чу­ем в го­рах у кос­т­ра. Пьем де­ше­вую, но хо­лод­ную и вкус­ную клю­че­вую во­ду, ва­рим ба­ранью пох­леб­ку, ки­пя­тим дым­ный чай и идем даль­ше.

       - Гайдар! -ска­за­ла мне на­ко­нец обож­жен­ная сол­н­цем и обор­ван­ная Ри­та.-Ска­жи, за­чем все это? За­чем ты вы­ду­мал эту до­ро­гу? Я не хо­чу боль­ше ни Гру­зии, ни Кав­ка­за, ни раз­ва­лен­ных ба­шен. Я ус­та­ла и хо­чу до­мой­!

       Николай раз­д­ра­жен­но вто­рил:

       - Было бы го­раз­до про­ще сесть на по­езд в Тиф­ли­се, до­ехать до Ста­лин­г­ра­да, а от­ту­да - до­мой. Ты из­му­чишь ее, и во­об­ще зас­тав­лять жен­щи­ну ла­зать по этим чер­то­вым го­рам - глу­по. Я рас­сер­дил­ся:

       - Еще про­ще и ум­нее спать на мяг­кой пол­ке ва­го­на пер­во­го клас­са или си­деть до­ма. Не так ли? Пос­мот­ри, Ри­та, ви­дишь впе­ре­ди бе­лый ко­готь снеж­ной го­ры? В спи­ну жжет сол­н­це, а от­ту­да ду­ет хо­лод­ный снеж­ный ве­тер!

       Но Ни­ко­лай про­дол­жал бор­мо­тать:

       - Чего хо­ро­ше­го на­шел? Су­мас­шес­т­вие! Это кон­чит­ся тем, что она схва­тит вос­па­ле­ние лег­ких. Ты иг­ра­ешь ее здо­ровь­ем!

       Так всег­да: чем неж­нее, чем за­бот­ли­вей ста­но­вит­ся он, тем хо­лод­нее и сдер­жан­ней я...

       Когда Ри­те пон­ра­вил­ся ка­кой­-то цве­ток, Ни­ко­лай ед­ва не сло­мал се­бе го­ло­ву, взби­ра­ясь на от­вес­ную ска­лу. Сор­вал и при­нес ей. А в этот же ве­чер, воз­в­ра­ща­ясь с кус­ком ба­рань­его мя­са, куп­лен­ным в до­миш­ке, до ко­то­ро­го, ес­ли дваж­ды под­ряд доб­рать­ся, то на тре­тий сдох­нешь, я уви­дел, что Ни­ко­лай у кос­т­ра це­лу­ет Ри­ту в гу­бы. "Оче­вид­но, за цве­ток", -по­ду­мал я и, ус­мех­нув­шись, пос­мот­рел на свои ру­ки, но в ру­ках у ме­ня цвет­ка не бы­ло, а был толь­ко ло­моть мя­са на ужин...

       Вечером в этот день встреч­ный от­ряд кон­ной ми­ли­ции пре­дуп­ре­дил нас, что где-то близ­ко ры­щут всад­ни­ки из бан­ды Ча­ла­ка­ева - гор­но­го стер­вят­ни­ка, не­уло­ви­мо­го и отъ­яв­лен­но­го кон­т­р­ре­во­лю­ци­оне­ра.

       Ночью мне не спа­лось. Все вре­мя чу­дил­ся шо­рох вни­зу, чей­-то ше­пот и ло­ша­ди­ное фыр­канье. Я спус­тил­ся вниз к ручью и, ос­то­рож­но раз­д­ви­нув кус­ты, уви­дел при лун­ном све­те пя­те­рых всад­ни­ков.

       Встревоженный, я быс­т­ро по­лез об­рат­но пре­дуп­ре­дить спя­щих то­ва­ри­щей и за­ту­шить уг­ли кос­т­ра. На бе­гу я на­ле­тел на ка­ко­го-то че­ло­ве­ка, ко­то­рый со все­го раз­ма­ха уда­рил ме­ня в пле­чо. В тем­но­те мы схва­ти­лись мер­т­вой­, цеп­кой хват­кой. Я был, оче­вид­но, силь­ней­, по­то­му что по­ва­лил че­ло­ве­ка и ду­шил его за гор­ло, нас­ту­пив ко­ле­ном на от­ки­ну­тую ру­ку, сжи­мав­шую кин­жал.

       Человек не мог раз­мах­нуть­ся и, нап­ра­вив кли­нок к мо­ему пра­во­му бед­ру, мед­лен­но вдав­ли­вал мне ос­т­рие в те­ло. И кли­нок вхо­дил все глуб­же и глуб­же. Ока­ме­нев, стис­нув зу­бы, я про­дол­жал за­жи­мать ему гор­ло, по­ка он не зах­ри­пел. На­ко­нец он под­су­нул под мою грудь свою ле­вую ру­ку и поп­ро­бо­вал пе­рех­ва­тить в нее кли­нок. Ес­ли бы ему это уда­лось, я по­гиб бы на­вер­ня­ка.

       Я от­пус­тил гор­ло и скру­тил ему ру­ку; кли­нок, звяк­нув, упал ку­да-то на кам­ни, а мы, сжи­мая друг дру­га, на­ча­ли пе­ре­ка­ты­вать­ся по зем­ле. Я ви­дел, что он пы­та­ет­ся вы­та­щить из ко­бу­ры ре­воль­вер. "Хо­ро­шо, -мель­к­ну­ла у ме­ня счас­т­ли­вая мыс­ль, -пусть вы­тас­ки­ва­ет". Я быс­т­ро от­пус­тил его ру­ки. По­ка он рас­сте­ги­вал кноп­ку ко­бу­ры, я под­нял тя­же­лый ка­мень и со все­го раз­ма­ха уда­рил его по го­ло­ве. Он вскрик­нул, рва­нул­ся: хряс­т­ну­ли сло­ман­ные кус­ты, и, не вы­пус­кая друг дру­га, мы оба по­ле­те­ли вниз.

       Когда я оч­нул­ся, нез­на­ко­мец ле­жал по­до мной и не ды­шал. Он раз­бил­ся о кам­ни. Я раз­жал паль­цы. Ско­рее на­верх, ско­рей к Ри­те. Встал, шаг­нул, но тот­час же за­ша­тал­ся и сел.

       "Хорошо,- подумал я, -хо­ро­шо, а все-та­ки я по­ды­му тре­во­гу, и они ус­пе­ют скрыть­ся". Вы­нув из-за по­яса уби­то­го на­ган, я на­жал со­бач­ку и дваж­ды ба­бах­нул в воз­дух.

       Горное эхо заг­ро­хо­та­ло по ущелью гро­мо­вы­ми пе­ре­ка­та­ми. И не ус­пе­ли еще утих­нуть за­пу­тав­ши­еся в ус­ту­пах скал от­го­лос­ки выс­т­ре­лов, как да­ле­ко спра­ва пос­лы­ша­лись тре­вож­ные кри­ки.

       Они бро­сят­ся сей­час сю­да, вся ва­та­га, дол­ж­но быть. А я не мо­гу бе­жать! У ме­ня кру­жит­ся от уда­ра го­ло­ва. Но тот­час же я вспом­нил Ри­ту. Ри­ту, ко­то­рую нуж­но бы­ло спас­ти во что бы то ни ста­ло! Усев­шись на кам­ни, я ус­мех­нул­ся и, под­няв чер­ный го­ря­чий на­ган, на­чал са­дить в звез­ды выс­т­рел за выс­т­ре­лом.

       Минут че­рез пять раз­дал­ся ло­ша­ди­ный то­пот. Я от­полз на два ша­га к бе­ре­гу, под ко­то­рым кло­ко­та­ли вол­ны су­мас­шед­шей Араг­вы. Всад­ни­ки пе­ре­го­ва­ри­ва­лись о чем-то по-гру­зин­с­ки, но я по­нял толь­ко два, са­мые нуж­ные мне сло­ва: "Они убе­жа­ли!"

       Больше ни­че­го мне и не на­до бы­ло. В сле­ду­ющую же се­кун­ду конь од­но­го из всад­ни­ков зах­ра­пел, спот­к­нув­шись о труп мо­его про­тив­ни­ка. Ос­та­но­ви­лись, сос­ко­чи­ли с се­дел. По­сы­па­лись кри­ки и ру­га­тель­с­т­ва. По­том заж­г­лась спич­ка. И яр­ко вспых­ну­ла заж­жен­ная кем-то бу­ма­га.

       Но преж­де чем гла­за бан­ди­тов ус­пе­ли раз­г­ля­деть что-ли­бо, я, зак­рыв гла­за, бро­сил­ся вниз, в чер­ные вол­ны бе­ше­ной Араг­вы.

  

       

       

       

       Сколько вре­ме­ни швы­ря­ли и ло­ма­ли ме­ня греб­ни Араг­вы, ска­зать труд­но. Пом­ню толь­ко: зах­лес­ты­ва­ло гор­ло, уда­ря­ло в спи­ну кон­цом ка­ко­го-то об­лом­ка де­ре­ва...

       Помню, что у по­во­ро­та швыр­ну­ло к бе­ре­гу на ка­мень и тот­час же по­та­щи­ло на­зад. Ин­с­тин­к­тив­но ух­ва­тив­шись за ос­т­рый выс­туп, я нап­ряг ос­тат­ки сил и дер­жал­ся до тех пор, по­ка то­ро­пя­ща­яся Араг­ва не раз­жа­ла паль­цев и, злоб­но плю­нув мне в ли­цо хо­лод­ной пе­ной­, не ум­ча­лась даль­ше.

       Выбрался на бе­рег, хо­тел сесть, но, ис­пу­гав­шись, как бы на­ле­тев­ший с раз­бе­га пар­ти­зан­с­кий от­ряд волн не смыл ме­ня сно­ва, сде­лал еще нес­коль­ко ша­гов и упал.

       Так прош­ла ночь. Ут­ром под­нял­ся раз­би­тый­, из­му­чен­ный­, го­ло­ва бы­ла тя­же­ла, а в вис­ки сту­ча­ли мо­ло­точ­ки мер­но и ров­но: тук-тук, тук-тук.

       Я вздрог­нул. Я не люб­лю и бо­юсь это­го сту­ка - это сту­чит тем­но­та. Час­то пос­ле та­ко­го пос­ту­ки­ва­ния в го­ло­ву вры­ва­лись су­мер­ки, и тог­да пред­ме­ты те­ря­ли свои очер­та­ния, а крас­ки и от­тен­ки сли­ва­лись в од­но, и но­га сту­па­ла на­угад.

       Тогда док­тор I Мос­ков­с­кой пси­хи­ат­ри­чес­кой Мо­исей Аб­ра­мо­вич уко­риз­нен­но по­ка­чи­вал го­ло­вой над кой­кой рас­п­ре­де­ли­тель­ной па­ла­ты и го­во­рил лас­ко­во:

       - Ай-ай, ба­тень­ка, опять к нам. Ну, ни­че­го. Два-три дня, и все поп­ра­вит­ся.

       Потом, ког­да вы­пи­сы­ва­ли, жал мне ру­ку и пре­дуп­реж­дал:

       - Ну, по­жа­луй­ста... об­раз жиз­ни са­мый ре­гу­ляр­ный. Трав­ма, ис­те­роп­си­хо... и т. д. По­жа­луй­ста, что­бы боль­ше не по­па­дать (В пись­мах двад­ца­тых го­дов А. Гай­дар не раз упо­ми­на­ет об этой боль­ни­це и вра­че Мо­исее Аб­ра­мо­ви­че, у ко­то­ро­го ле­чил­ся от трав­ма­ти­чес­ко­го нев­ро­за-ре­зуль­та­та кон­ту­зии в го­ды граж­дан­с­кой вой­ны. Имен­но из-за это­го ди­аг­но­за пи­са­тель и был уво­лен из ко­ман­д­но­го сос­та­ва Крас­ной Ар­мии. В двад­цать лет он стал за­пас­ным ко­ман­ди­ром пол­ка, тог­да как его свер­с­т­ни­ки лишь год спус­тя под­ле­жа­ли при­зы­ву на во­ин­с­кую служ­бу).

       И на ру­ки вы­да­ва­лась справ­ка о том, что "во столь­ко-то ча­сов был дос­тав­лен в ле­чеб­ни­цу в су­ме­реч­ном сос­то­янии".

       И поч­ти всег­да пе­ред этим за­га­доч­ным сос­то­яни­ем мо­ло­точ­ки в вис­ки: тук-тук...

       "Рита! - вспомнил я и улыб­нул­ся. -Ско­рей­! Где она? Ко­неч­но, ожи­да­ет ме­ня в том се­ле­нии, ко­то­рое бы­ло впе­ре­ди по на­шей до­ро­ге".

       Сразу взя­лись от­ку­да-то си­лы, пе­рес­та­ло сжи­мать вис­ки, и я за­ша­гал впе­ред.

       Шел весь день. Ус­та­вая, са­дил­ся пе­ре­дох­нуть, прик­ла­ды­вал к го­ло­ве вы­мо­чен­ный в хо­лод­ной клю­че­вой во­де пла­ток... Вста­вал и шел опять.

       Поздним ве­че­ром доб­рал­ся до по­сел­ка. За­шел в один дом и спро­сил: не ви­да­ли ли тут двух рус­ских про­хо­жих? Го­во­рят: нет...

       Зашел в дру­гой. Тут мне объ­яс­ни­ли, что не толь­ко ви­да­ли, а мо­гут да­же по­ка­зать, где они сей­час ос­та­но­ви­лись. Маль­чиш­ка-гру­зин выз­вал­ся про­во­дить.

       "Рита вот сей­час об­ра­ду­ет­ся! Они, ве­ро­ят­но, из­му­чи­лись за ме­ня. Ду­ма­ют бог зна­ет что".

       Мы ос­та­но­ви­лись. Я от­во­рил ка­лит­ку, во­шел во двор до­ми­ка. Ста­рик хо­зя­ин поз­до­ро­вал­ся и по­вел ме­ня в дом.

       - А где на­ши? - крик­нул я, не ви­дя ни­ко­го.

       - Кто? Де­вуш­ка с че­ло­ве­ком? Они уш­ли еще ут­ром.

       - Ушли! - и я мол­ча сел на ска­мей­ку.

       - Они уш­ли и ос­та­ви­ли пись­мо.

       - Мне?

       - Да, дол­ж­но быть. Де­вуш­ка ска­за­ла: "Если пос­ле нас тут прой­дет че­ло­век, рус­ский­, бе­ло­ку­рые во­ло­сы, одет так же, как этот, то пе­ре­дай­те ему, по­жа­луй­ста, это пись­мо".

       Я рас­пе­ча­тал. Пись­мо - пол­ное не­на­вис­ти и през­ре­ния.

       "Ты эго­ист. Ты черств и сух, как ник­то, и ду­ма­ешь толь­ко о се­бе. Вмес­то то­го, что­бы ос­тать­ся с на­ми, ты при пер­вых же выс­т­ре­лах пред­по­чел бро­сить нас, что­бы са­мо­му, не свя­зан­но­му ни­чем, пря­тать­ся и скры­вать­ся. В се­год­няш­нюю ночь я раз­га­да­ла те­бя. Ни­ко­лай ра­нен в ру­ку, но все-та­ки не ос­та­вил ме­ня. Твоя до­ро­га от­ня­ла у ме­ня мно­го здо­ровья и нер­вов. Стран­с­т­вуй луч­ше один. Счас­т­ли­во­го пу­ти.

       Рита".

       Внизу при­пис­ка Ни­ко­лая.

       "Я ни­как не ожи­дал от те­бя это­го. Это не­чес­т­но!"

       - Нечестно, -пересохшими гу­ба­ми про­шеп­тал я.- А это чес­т­но - умыш­лен­но под­та­со­вы­вать все? Да­же ес­ли бы Рита, ко­то­рая зна­ет ме­ня мень­ше, мог­ла до­пус­тить, раз­ве ты... не дол­жен был до­ка­зать, что это ложь, что это­го не мо­жет быть? Это чес­т­но?

       Молоточки зас­ту­ча­ли с уд­во­ен­ной си­лой. Хо­зя­ин то­роп­ли­во на­лил в гли­ня­ную чаш­ку во­ды и по­дал мне. Я про­тя­нул ру­ку, ту са­мую, ко­то­рой ду­шил ночью бан­ди­та,- ру­ка бы­ла блед­на и дро­жа­ла.

       - Смотри, кровь! -испу­ган­но ска­зал маль­чик от­цу.

       Я си­дел мол­ча. Зу­бы на­чи­на­ли вы­би­вать дробь. Ста­но­ви­лось хо­лод­но.

       Белым лос­ку­том мне пе­ре­вя­за­ли ра­не­ное бед­ро.

       Тук- тук-тук.

       "Травма,- мелькнула у ме­ня мыс­ль. -Опять Мо­исей Аб­ра­мо­вич".

       Я дол­го смот­рел на хо­зя­ина, по­том ска­зал ему:

       - Это прой­дет. Поз­во­ни­те по те­ле­фо­ну 1-43-62 и пе­ре­дай­те, что я опять бо­лен.

       Дальше об­рыв­ки.

       Помню: про­хо­дил день, нас­ту­па­ла ночь, по­том как буд­то на­обо­рот.

       Помню, у из­го­ловья по­дол­гу си­дел ста­рик, ус­по­ка­ивал ме­ня и рас­ска­зы­вал. Рас­ска­зы­вал он что-то стран­ное: о ка­кой­-то гор­ной­, ди­кой стра­не, зам­к­ну­той и неп­рис­туп­ной.

       - Откуда это?

       - Это? Это из стра­ны ры­ца­рей.

       - Разве и сей­час есть ры­ца­ри?

       - Да, и сей­час.

       - А где?

       - Там,-он мот­нул го­ло­вой по нап­рав­ле­нию к ущелью. -На­до ид­ти мно­го-мно­го дней в го­ры. Но с этой сто­ро­ны ту­да ник­то не хо­дит. Ник­то да­же нас­то­ящих троп от­сю­да не зна­ет. Кро­ме то­го, эти лю­ди не лю­бят, ког­да к ним при­хо­дят чу­жие.

       - Кто они?

       - Они... хев­су­ры.

       Доставали ка­кие-то бу­ма­ги у ме­ня из кар­ма­нов. Пи­са­ли ку­да-то пись­ма.

       Однажды под ве­чер я прос­нул­ся. То есть я и не спал вов­се, но впе­чат­ле­ние бы­ло та­кое, буд­то прос­нул­ся.

       "Рита! - вспомнил я с ужа­сом. -Ри­та! Что ты де­ла­ешь?"

       В до­ме бы­ло пус­то. По­ры­вис­то встал, схва­тил ка­кой­-то ме­шок, су­нул в не­го нес­коль­ко чу­ре­ков. Снял со сте­ны свой охот­ни­чий нож.

       "Надо то­ро­пить­ся! -по­ду­мал я. - На­до ско­рей спе­шить, ско­рей объ­яс­нить все!"

       Я выс­ко­чил из до­ма и не­за­мет