Гайдар Аркадий Петрович - Всадники неприступных гор

о-тво­ему так вы­хо­дит!

       - Рита, -ответил я, вста­вая, -по-мо­ему вы­хо­дит, что за пос­лед­ние дни ты стран­но по­доз­ри­тель­на и нер­в­на. Я не знаю, от­че­го это. Мо­жет быть, те­бе нез­до­ро­вит­ся, а мо­жет быть, ты бе­ре­мен­на?

       Она вспых­ну­ла. Сно­ва зах­рус­те­ла раз­ло­ман­ная на кус­ки веточка. Ри­та вста­ла и стрях­ну­ла с по­до­ла нак­ро­шен­ные прутья.

       - Ты го­во­ришь глу­пос­ти! Ты всег­да и во всем най­дешь га­дость. Ты в ду­ше чер­с­т­вый и су­хой че­ло­век!

       Тогда я по­са­дил ее к се­бе на ко­ле­ни и не от­пус­кал до тех пор, по­ка она не убе­ди­лась, что я не так черств и сух, как это ей ка­за­лось.

       В пу­ти, в тем­ном ва­го­не чет­вер­то­го клас­са кто-то ук­рал у нас че­мо­дан с ве­ща­ми.

       Обнаружил эту про­па­жу Ни­ко­лай. Прос­нув­шись ночью, он по­ша­рил по вер­х­ней пол­ке, вы­ру­гал­ся нес­коль­ко раз, по­том рас­тол­кал ме­ня:

       - Вставай, вста­вай же! Где наш че­мо­дан? Его нет!

       - Украли, что ли? -сквозь сон спро­сил я, при­под­ни­ма­ясь на ло­коть. -Пе­чаль­но. Да­вай за­ку­рим.

       Закурили.

       - Скотство ка­кое! Есть же та­кие про­хо­дим­цы. Ес­ли бы я за­ме­тил, я бы раз­бил су­ки­ну сы­ну всю мор­ду. На­до про­вод­ни­ку ска­зать. Кра­дет све­чи, под­лец, и тем­но в ва­го­не... Да че­го же ты мол­чишь?

       - А че­го го­во­рить без тол­ку,- сон­ным го­ло­сом от­ве­тил я. -Дай ог­ня.

       Проснулась Ри­та. Вы­ру­га­ла нас обо­их иди­ота­ми, по­том за­яви­ла, что она ви­дит ин­те­рес­ный сон, и, что­бы ей не ме­ша­ли, ук­ры­лась оде­ялом, и по­вер­ну­лась на дру­гой бок.

       Слух о про­пав­шем че­мо­да­не обо­шел все уг­лы ва­го­на. Лю­ди про­сы­па­лись, ис­пу­ган­но бро­са­лись к сво­им ве­щам и, об­на­ру­жив их на мес­те, взды­ха­ли об­лег­чен­но.

       - У ко­го ук­ра­ли? -спра­ши­вал в тем­но­те кто-то.

       - Вон у этих, на сред­ней пол­ке.

       - Ну что ж они?

       - Ничего, ле­жат и ку­рют.

       - Симуляцию ус­т­ра­ива­ют,- ав­то­ри­тет­но за­явил чей­-то бас. - Как так мож­но, что­бы у них ве­щи про­па­ли, а они ку­рют!

       Вагон ожи­вил­ся. При­шел про­вод­ник со све­ча­ми, на­ча­лись рас­ска­зы оче­вид­цев, по­тер­пев­ших и сом­не­ва­ющих­ся. Раз­го­во­ров дол­ж­но бы­ло хва­тить на всю ночь. От­дель­ные ли­ца про­бо­ва­ли вы­ра­зить нам со­чув­с­т­вие и со­бо­лез­но­ва­ние. Ри­та креп­ко спа­ла и улы­ба­лась че­му-то во сне. Воз­мущенный Ни­ко­лай всту­пил в пре­ре­ка­ния с про­вод­ни­ком, об­ви­няя то­го в стя­жа­тель­с­т­ве и ко­рыс­то­лю­бии, а я вы­шел на пло­щад­ку ва­го­на.

       Снова за­ку­рил и вы­су­нул­ся в ок­но.

       Огромный диск лу­ны ви­сел над пус­ты­ней япон­с­ким фо­на­рем. Пес­ча­ные хол­мы, убе­га­ющие к да­ле­ким го­ри­зон­там, бы­ли пе­ре­сы­па­ны го­лу­бой лун­ной пылью, чах­лый кус­тар­ник в ка­мен­ном без­вет­рии за­мер и не гнул­ся.

       Раздуваемая вет­ром мча­щих­ся ва­го­нов, па­пи­ро­са ис­т­ле­ла и ис­ку­ри­лась в пол­ми­ну­ты. По­за­ди пос­лы­шал­ся ка­шель, я обер­нул­ся и толь­ко сей­час за­ме­тил, что на пло­щад­ке я не один. Пре­до мной сто­ял че­ло­век в пла­ще и в од­ной из тех ши­ро­ких ды­ря­вых шляп, ка­кие час­то но­сят пас­ту­хи юж­ных гу­бер­ний. Сна­ча­ла он по­ка­зал­ся мне мо­ло­дым. Но, приг­ля­дев­шись, я за­ме­тил, что его пло­хо выб­ри­тое ли­цо пок­ры­то глу­бо­ки­ми мор­щи­на­ми и ды­шит он час­то и не ров­но.

       - Разрешите, мо­ло­дой че­ло­век, па­пи­ро­су? -веж­ли­во, но вмес­те с тем тре­бо­ва­тель­но про­го­во­рил он.

       Я дал. Он за­ку­рил и от­каш­лял­ся.

       - Слышал я, что слу­чи­лось с ва­ми нес­час­тье. Ко­неч­но, под­ло. Но об­ра­ти­те вни­ма­ние на то, что те­перь пок­ра­жи на до­ро­гах, да и не толь­ко на до­ро­гах, а и вез­де, ста­ли обыч­ным яв­ле­ни­ем. На­род по­те­рял вся­кое пред­с­тав­ле­ние о за­ко­не, о нрав­с­т­вен­нос­ти, о чес­ти и по­ря­доч­нос­ти.

       Он от­каш­лял­ся, выс­мор­кал­ся в ог­ром­ный пла­ток и про­дол­жал:

       - Да и что с на­ро­да спра­ши­вать, ес­ли са­ми сто­ящие у влас­ти по­да­ли в свое вре­мя при­мер, уза­ко­нив гра­беж и на­си­лие?

       Я нас­то­ро­жил­ся.

       - Да, да, -с вне­зап­ной рез­кос­тью опять про­дол­жал он. -Все раз­ло­ма­ли, нат­ра­ви­ли мас­сы: бе­ри, мол, грабь. А те­перь ви­ди­те, к че­му при­ве­ли... Тигр, поп­ро­бо­вав­ший кро­ви, яб­ло­ка­ми пи­тать­ся не ста­нет! Так и тут. Гра­бить чу­жо­го боль­ше не­че­го. Все раз­г­раб­ле­но, так те­перь друг на дру­га зу­бы то­чат. Бы­ло ли рань­ше во­ров­с­т­во? Не от­ри­цаю. Но тог­да во­ро­вал кто? Вор, про­фес­си­онал, а те­перь - са­мый спо­кой­ный че­ло­век нет-нет да и по­ду­ма­ет: а нель­зя ли мне мо­его со­се­да наг­реть? Да, да... Вы не пе­ре­би­вай­те, мо­ло­дой че­ло­век, я стар­ше вас! И не смот­ри­те по­доз­ри­тель­но, я не бо­юсь. Я при­вык уже. Ме­ня в свое вре­мя тас­ка­ли и в ЧК, и в ГПУ, и я пря­мо го­во­рю: не­на­ви­жу, но бес­си­лен. Кон­т­р­ре­во­лю­ци­онер, но ни­че­го не мо­гу. Стар и слаб. А был бы молод, сде­лал бы все, что мож­но, в за­щи­ту по­ряд­ка и чес­ти... Князь Ос­со­вец­кий­, -ме­няя го­лос, от­ре­ко­мен­до­вал­ся он.- И за­меть­те, не быв­ший­, как это те­перь пи­шут мно­гие прох­вос­ты, прис­т­ро­ив­ши­еся на служ­бу, а нас­то­ящий. Ка­ким ро­дил­ся, та­ким и ум­ру. Я и сам мог бы, но не хо­чу. Я ста­рый кон­но­за­вод­чик, спе­ци­алист. Ме­ня приг­ла­ша­ли в ваш Нар­ком­зем, но я не по­шел - там си­дят дво­ро­вые мо­его де­да, и я ска­зал: нет, я бе­ден, но я горд.

       Приступ каш­ля, ох­ва­тив­ший его, был так си­лен, что он сог­нул­ся, и его ды­ря­вая шля­па за­ка­ча­лась, зи­яя про­ре­ха­ми. По­том он мол­ча по­вер­нул­ся и, не гля­дя на ме­ня, ус­та­вил­ся в ок­но.

       Над пус­ты­ней на­чи­на­лась пес­ча­ная бу­ря. И ве­тер, вздыб­ли­вая пес­ки, выл на лу­ну, как дво­ро­вая со­ба­ка во­ет про­тяж­но на чью-то смерть.

       Я вер­нул­ся в ва­гон. Ни­ко­лай спал, опус­тив не­ча­ян­но ру­ку на пле­чо Ри­ты. На вся­кий слу­чай ру­ку Ни­ко­лая с пле­ча Ри­ты я уб­рал. Я лег ря­дом и, за­сы­пая, пред­с­та­вил се­бе за­рос­ший мхом за­мок, опус­ка­ющий­ся мост, обор­ван­ные це­пи и у во­рот прив­рат­ни­ка в же­лез­ных ры­цар­с­ких дос­пе­хах, на ко­то­рых ржав­чи­ны боль­ше, чем ме­тал­ла. Сто­ит он и гор­до сто­ро­жит вход в раз­ва­ли­ны, не по­доз­ре­вая то­го, что ник­то не со­би­ра­ет­ся на­па­дать на них, ибо ни­ко­му, кро­ме его са­мо­го, ста­рая пле­сень не нуж­на, не до­ро­га и ник­чем­на.

       В Бу­ха­ре мы поз­на­ко­ми­лись слу­чай­но с Мах­му­дом Мурад­зи­но­вым, и он приг­ла­сил нас к се­бе к обе­ду. Мах­муд был тор­го­вец шел­ка­ми и ков­ра­ми. Он был при­вет­лив, хи­тер и про­ныр­лив. По его ко­сым, блес­тя­щим гла­зам ни­ког­да нель­зя бы­ло по­нять, го­во­рит ли он ис­к­рен­не или лжет.

       У Мах­му­да все на­по­ло­ви­ну. Он наб­ро­сил цвет­ной ха­лат и хо­дил по ба­за­ру в ка­ком-то ста­ро­мод­ном сюр­ту­ке, но чал­мы с го­ло­вы не снял. До­ма у не­го на­ря­ду с ра­зос­т­лан­ны­ми на по­лу ков­ра­ми, сто­яли стулья. Но сто­ла не бы­ло, и по­то­му стулья ка­за­лись бес­смыс­лен­ны­ми и не­оп­рав­дан­ны­ми. Его же­ны и дочь вы­хо­ди­ли к обе­ду, но раз­го­ва­ри­вать с на­ми не сме­ли.

       Говорил он по-рус­ски хо­ро­шо, хо­тя и не осо­бен­но быс­т­ро:

       - Садитесь, са­ди­тесь, по­жа­луй­ста Гас­сан, да­вай стулья.

       Гассан - детина лет двад­ца­ти - выд­ви­нул стулья на се­ре­ди­ну ком­на­ты. Мы се­ли, но по­чув­с­т­во­ва­ли се­бя край­не не­удоб­но, ибо по­хо­жи бы­ли на па­ци­ен­тов, усев­ших­ся для док­тор­с­ко­го ос­мот­ра. Ри­та зап­ро­тес­то­ва­ла пер­вою и, уб­рав­шись со сту­ла, усе­лась на ко­вер. Я то­же. И толь­ко Ни­ко­лай­, счи­тав­ший по­че­му-то, что, от­ка­зав­шись от столь лю­без­но пред­ло­жен­ных хо­зя­ином стуль­ев, он оби­дит его, дол­го еще ду­ра­ком си­дел в оди­но­чес­т­ве пос­ре­ди ком­на­ты.

       - Рассказывайте, по­жа­луй­ста, -то и де­ло про­сил нас хо­зя­ин. -Сей­час жен­щи­ны окон­чат го­то­вить обед. Рас­ска­зы­вай­те, будь­те так лю­без­ны!

       Я, соб­с­т­вен­но го­во­ря, не знал, о чем рас­ска­зы­вать. На­чал о Мос­к­ве, -он слу­шал вни­ма­тель­но. Воп­ро­сов он не за­да­вал, и по­то­му край­не труд­но бы­ло уга­дать, что его боль­ше все­го ин­те­ре­су­ет. Я за­го­во­рил о по­ли­ти­ке Со­вет­с­кой влас­ти в об­лас­ти на­ци­ональ­ных воп­ро­сов, на­де­ясь выз­вать его на бе­се­ду. Но он мол­чал и слу­шал, одоб­ри­тель­но по­ка­чи­вая го­ло­вой. Тог­да на­ко­нец я ре­шил ко­зыр­нуть, за­дев его за боль­ное мес­то всех куп­цов, и за­го­во­рил о на­ло­гах.

       Но Мах­муд все слу­шал и одоб­ри­тель­но по­ка­чи­вал го­ло­вой­, как бы в оди­на­ко­вой сте­пе­ни одоб­ряя все ме­роп­ри­ятия и в об­лас­ти на­ци­ональ­ной­, и в об­лас­ти на­ло­го­вой по­ли­ти­ки, и во­об­ще во всем.

       Меня вы­ру­чи­ла Ри­та.

       - Скажите, по­жа­луй­ста, сколь­ко у вас жен? -бес­це­ре­мон­но спро­си­ла она.

       Махмуд изоб­ра­зил на сво­ем су­хом ли­це при­ят­ную улыб­ку и от­ве­тил, чуть нак­ло­нив го­ло­ву:

       - Две. Они сей­час при­дут.

       - А по­че­му так ма­ло? - спро­си­ла Ри­та.

       - Больше не нуж­но. До­ро­го сто­ят, да и за­чем мне боль­ше? У вас сколь­ко му­жей есть? -в свою оче­редь хит­ро спро­сил он.

       - Один, -ответила Ри­та, слег­ка пок­рас­нев. -Ко­неч­но, один, Мах­муд.

       - Зачем так ма­ло? - веж­ли­во спро­сил он и еще хит­рее улыб­нул­ся. -У вас те­перь, го­во­рят, да­же та­кой за­кон вы­шел, что мож­но сколь­ко хо­чешь жен и сколь­ко хо­чешь му­жей.

       Рита ста­ла с ним спо­рить, до­ка­зы­вая, что та­ко­го глу­по­го за­ко­на нет. Он де­лал вид, что сог­ла­ша­ет­ся, но, по-ви­ди­мо­му, ве­рил ей ма­ло.

       Между тем Ни­ко­лай­, не от­ры­вая глаз, мол­ча пос­мат­ри­вал на со­сед­нюю ком­на­ту, от­да­лен­ную ши­ро­ки­ми за­на­вес­ка­ми. За­на­вес­ки иног­да чуть-чуть ко­лы­ха­лись, и за ни­ми слы­шал­ся сдер­жан­ный ше­пот. По­том они рас­пах­ну­лись, и ра­зом в ком­на­ту вош­ли три жен­щи­ны. Они бы­ли без па­ран­д­жи и без чад­ры, но, оче­вид­но, еще толь­ко не­дав­но рас­ста­лись с ни­ми, по­то­му что го­ло­вы дер­жа­ли чуть-чуть скло­нен­ны­ми и гла­за опу­щен­ны­ми вниз.

       Стали обе­дать. Ели ка­кой­-то суп, в ко­то­ром ба­рань­его жи­ра бы­ло боль­ше, чем все­го ос­таль­но­го, по­том по­да­ли плов - рис с ба­ра­ни­ной­, с ку­соч­ка­ми мор­ко­ви и изю­мом.

       Николай не сво­дил глаз с до­че­ри Мах­му­да - Фа­ти­мы. Она поч­ти ни­че­го не ела и за все вре­мя ни ра­зу не пос­мот­ре­ла ни на ко­го из нас, кро­ме Ри­ты. За Ри­той она наб­лю­да­ла прис­таль­но, всмат­ри­ва­ясь в каж­дую чер­точ­ку ли­ца и каж­дый жест, как бы ста­ра­ясь за­пом­нить его.

       Николай под­тал­ки­вал ме­ня лок­тем, вос­хи­ща­ясь смуг­лым ли­цом де­вуш­ки, но мне оно не осо­бен­но нра­ви­лось, и я ста­рал­ся боль­ше нас­чет пло­ва.

       Кончив обе­дать, мы вста­ли, поб­ла­го­да­ри­ли и по­жа­ли ру­ку хо­зя­ина. Ни­ко­лай по­до­шел к де­вуш­ке и, пок­ло­нив­шись, про­тя­нул ей ру­ку то­же. Она вски­ну­ла на не­го ис­пу­ган­ные гла­за, от­с­ту­пи­ла на шаг и воп­ро­си­тель­но пос­мот­ре­ла на от­ца. Тот был, по-ви­ди­мо­му, не­до­во­лен ее по­ры­вис­тос­тью; он рез­ко ска­зал ей что-то по-сво­ему! Тог­да она по­кор­но по­дош­ла и са­ма по­да­ла ру­ку Ни­ко­лаю. Выш­ло как-то не­лов­ко.

       После обе­да ви­но нем­но­го раз­вя­за­ло язык Мах­му­ду.

       - Скажите, по­жа­луй­ста, -по­ду­мав, спро­сил он, -ка­кая рес­пуб­ли­ка са­мая глав­ная в Рос­сии?

       - То есть в Со­юзе, - поп­ра­вил его я. - Глав­ных нет. Все оди­на­ко­вые и на рав­ных пра­вах.

       Ответ при­шел­ся, по-ви­ди­мо­му, по вку­су, он при­щел­к­нул язы­ком и ска­зал:

       - Я же так то­же ду­маю, что на рав­ных.

       В это вре­мя Ри­та в уг­лу рас­спра­ши­ва­ла о чем-то Фа­ти­му. Та сто­яла пе­ред ней, как про­ви­нив­ша­яся, и что-то от­ве­ча­ла ше­по­том. Но Мах­му­ду это, оче­вид­но, не осо­бен­но пон­ра­ви­лось. Он опять ска­зал ей что-то и, улыб­нув­шись, по­яс­нил нам:

       - Простите, по­жа­луй­ста, она вый­дет по хо­зяй­ст­ву на ми­нут­ку.

       Но де­вуш­ка боль­ше так и не вер­ну­лась. По­том мы рас­п­ро­ща­лись и уш­ли.

       В крас­ной чай­ха­не нам ска­зал уз­бек за­ве­ду­ющий­:

       - Вы бы­ли уже у не­го? Он всег­да зо­вет к се­бе лю­дей­, ко­то­рые из Мос­к­вы, и рас­спра­ши­ва­ет, рас­спра­ши­ва­ет. Он очень умен. Он быв­ший кур­баш и ко­ман­до­вал бас­ма­ча­ми. Он улы­ба­ет­ся, но он хит­рый­, очень хит­рый. Он ве­дет боль­шую ра­бо­ту по раз­ло­же­нию бас­ма­чес­т­ва. По­то­му что ви­дит, как воз­рож­да­ет­ся наш край... Он поч­ти заб­ро­сил тор­гов­лю и чи­та­ет по скла­дам по­лит­г­ра­мо­ту. Но ему труд­но сра­зу пе­ре­ло­мать се­бя во всем, по­то­му что он уже стар.

       - О чем ты го­во­ри­ла с его до­черью? -спро­сил я ве­че­ром Ри­ту.

       - Почти что ни о чем. Я не ус­пе­ла. Я спро­си­ла толь­ко ее, как ей нра­вит­ся боль­ше: в чад­ре или без чад­ры?

       - А она?

       - Она от­ве­ти­ла, что в чад­ре, по­то­му что без чад­ры страш­но.

       По эн­цик­ло­пе­ди­чес­ко­му сло­ва­рю вы­хо­ди­ло, что есть го­род Ас­ха­бад, что зна­чит в пе­ре­во­де на рус­ский язык "Сад люб­ви". Жи­вут там те­кин­цы и тур­к­ме­ны и уп­рав­ля­ет ими ге­не­рал-гу­бер­на­тор.

       Но сов­рал бес­со­вес­т­но ста­рый­, зат­ре­пан­ный сло­варь! Ни­ка­ко­го та­ко­го Ас­ха­ба­да (Ны­не го­род Аш­ха­бад - сто­ли­ца Тур­к­мен­с­кой ССР) и нет вов­се, а есть Пол­торацк - в па­мять рас­стре­лян­но­го ко­мис­са­ра. Ни­ка­ко­го ге­не­рал-гу­бер­на­тор­с­т­ва нет, а есть Тур­к­мен­с­кая Со­вет­с­кая Рес­пуб­ли­ка. А что ка­са­ет­ся са­дов, так, прав­да, в Пол­то­рац­ке их мно­го. Но ни в од­ном из них ни­ка­кой люб­ви мы не ви­де­ли, по­то­му что на этот счет за са­да­ми стро­го смот­рят пос­тав­лен­ные ми­ли­ци­оне­ры.

       В Ас­ха­бад мы при­еха­ли с дву­мя руб­ля­ми де­нег, не­боль­шим неп­ро­дан­ным еще че­мо­да­ном и боль­шим не­ук­ра­денным еще оде­ялом. Ве­щи сда­ли на хра­не­ние, бла­го за эту ус­лу­гу де­нег впе­ред не бе­рут, а са­ми от­п­ра­ви­лись в го­род.

       Я рас­счи­ты­вал зай­ти в ре­дак­цию, дать па­ру очер­ков, фель­ето­нов или рас­ска­зов, в об­щем, все рав­но что - толь­ко бы зап­ла­ти­ли нес­коль­ко руб­лей (Дей­ст­ви­тель­но, вес­ной 1926 го­да в Аш­ха­ба­де в га­зе­те "Тур­к­мен­с­кая ис­к­ра" Ар­ка­дий Гай­дар на­пе­ча­тал ряд фель­ето­нов и за­ме­ток. В час­т­нос­ти, уда­лось ра­зыс­кать та­кие пуб­ли­ка­ции: "Ре­цеп­ты бо­гат­с­т­ва" (28 ап­ре­ля), "Гли­ня­ные гор­ш­ки" (29 ап­ре­ля), "Пох­валь­ная пре­дус­мот­ри­тель­ность" (9 мая).

   . Но в ре­дак­ции я нат­к­нулся на за­пер­тую дверь, воз­ле ко­то­рой щел­ка­ющая се­меч­ки сто­ро­жи­ха объ­яс­ни­ла мне, что се­год­ня на­чал­ся му­суль­ман­с­кий праз­д­ник ура­за-бай­рам и ни­ко­го в ре­дак­ции нет и не бу­дет три дня под­ряд.

       "Здравствуйте! На­чи­на­ет­ся!" - по­ду­мал я.

       Приближался ве­чер, а но­че­вать бы­ло нег­де. Мы слу­чай­но нат­к­ну­лись на про­ло­ман­ную ка­мен­ную сте­ну; проб­ра­лись в от­вер­с­тие. За сте­ной - глу­хой сад. В глу­би­не са­да ка­кие-то раз­ва­ли­ны. Мы выб­ра­ли за­ко­улок пог­лу­ше -ком­на­ту без по­ла и с кры­шей­, до по­ло­ви­ны сне­сен­ной прочь. На­тас­ка­ли охап­ку мяг­кой ду­шис­той тра­вы, за­ва­ли­ли вход в на­ше ло­го­во ка­ки­ми-то чу­гун­ны­ми ска­мей­ка­ми, ук­ры­лись пла­ща­ми и лег­ли спать.

       - Рита! - спро­сил Ни­ко­лай­, дот­ра­ги­ва­ясь до ее теп­лой ру­ки. -Те­бе не страш­но?

       - Нет, - ответила Ри­та, -мне не страш­но, мне хо­ро­шо.

       - Рита! - спро­сил я, уку­ты­вая ее креп­че по­лой пла­ща. -Те­бе не хо­лод­но?

       - Нет, - ответила Ри­та, -мне не хо­лод­но, мне хо­ро­шо. -И рас­сме­ялась.

       - Ты че­го?

       - Так. Те­перь мы сов­сем бес­п­ри­ют­ные и бес­п­ри­зор­ные. Я ни­ког­да еще не но­че­ва­ла в раз­ва­ли­нах. Но я но­че­ва­ла од­наж­ды на кры­ше ва­го­на, по­то­му что в ва­го­не ночью лез­ли ко мне сол­да­ты.

       - Кто? Крас­ные?

  

  -Да.

       - Неправда. Крас­ные не мог­ли лезть, ты вы­ду­мы­ва­ешь. - воз­му­тил­ся Ни­ко­лай.

       - Могли, сколь­ко угод­но, -ска­зал я. -По­верь мне, я был боль­ше те­бя там и знаю луч­ше те­бя.

       Но он не хо­чет сда­вать­ся и встав­ля­ет на­пос­ле­док:

       - Если это прав­да, что они лез­ли к без­за­щит­ной жен­щи­не, то это бы­ли, оче­вид­но, от­бор­ные не­го­дяи и быв­шие де­зер­ти­ры, ко­то­рых вов­ре­мя по­за­бы­ли рас­стре­лять.

       Суждения Ни­ко­лая от­ли­ча­ют­ся кра­соч­нос­тью и ка­те­го­рич­нос­тью, а его сис­те­ма де­лать вы­во­ды всег­да ста­вит ме­ня в ту­пик, и я го­во­рю:

       - Смотри про­ще.

       - Гайдар! -шеп­чет мне на ухо воз­му­щен­ная Ри­та.- И ты то­же рань­ше смот­рел про­ще?

       И я от­ве­чаю:

       - Да, смот­рел.

       Но Ри­та при­жи­ма­ет­ся ко мне и го­ря­чо шеп­чет:

       - Ты врешь, ты неп­ре­мен­но врешь. Я не ве­рю, что­бы ты был та­кой.

       И кла­дет мне го­ло­ву на свое лю­би­мое мес­то -на пра­вую сто­ро­ну мо­ей гру­ди.

       Николай ле­жит мол­ча. Ему что-то не спит­ся, и он ок­ли­ка­ет ме­ня.

       - Ну?

       - Знаешь, что? По-мо­ему, ты все-та­ки... все-та­ки... очень бес­п­рин­цип­ный че­ло­век!

       - Может быть. А ты?

       - Я-то? -Он сме­ет­ся. -У ме­ня есть ос­нов­ные по­ло­же­ния, ко­то­рым я не из­ме­няю ни­ког­да. В этом от­но­ше­нии я - ры­царь.

       - Например?

       - Ну, ма­ло ли что... Нап­ри­мер, ты... что бы вок­руг те­бя, да и во­об­ще, ни де­ла­лось сквер­но­го, все­му и всег­да ты на­хо­дишь оп­рав­да­ние. Это не­чес­т­но, по-мо­ему.

       - Не оп­рав­да­ния, а объ­яс­не­ния, -зак­ры­вая гла­за, поп­рав­ляю я.

       Минута, дру­гая. За­сы­па­ем. В прос­ве­те сло­ман­ной кры­ши про­би­ва­ет­ся зе­ле­ный луч и па­да­ет на си­ние во­ло­сы Ри­ты. Ри­та улы­ба­ет­ся. Ри­та спит. Ри­те снит­ся сон, ко­то­ро­го я не ви­жу...

       Проснулись мы ра­но. Сто­яло яр­кое сол­неч­ное ут­ро. От про­мы­той ро­сой тра­вы под­ни­мал­ся теп­лый аро­мат­ный пар. Было ти­хо в заб­ро­шен­ном са­ду. Где-то нев­да­ле­ке жур­ча­ла во­да: в уг­лу са­да на­хо­дил­ся фон­тан­ный бас­сей­н, за­рос­ший мхом.

       Умывшись из бас­сей­на свет­лой­, хо­лод­ной во­дой­, мы выб­ра­лись че­рез про­лом на об­са­жен­ную де­ревь­ями ули­цу и пош­ли бро­дить по нез­на­ко­мо­му го­ро­ду. Заш­ли на ба­зар, ку­пи­ли чу­рек - круг­лую пыш­ную ле­пеш­ку фун­та на два с по­ло­ви­ной­, ку­пи­ли кол­ба­сы и нап­ра­ви­лись в гряз­ную ба­зар­ную чай­ха­ну, од­ну из тех, в ко­то­рых це­лый чай­ник жид­ко­го зе­ле­но­го на­пит­ка по­да­ют за семь ко­пе­ек. И по­ка ста­рый те­ки­нец во­зил­ся воз­ле ог­ром­но­го пя­ти­ве­дер­но­го са­мо­ва­ра, вы­ти­рая по­лой сво­его ха­ла­та пред­наз­на­чен­ные для нас чаш­ки, Ни­ко­лай дос­тал нож и круп­ны­ми лом­тя­ми на­ре­зал кол­ба­су.

       Старик та­щил уже нам под­нос с по­су­дой и чай­ни­ком, но, не дой­дя до сто­ла, вне­зап­но ос­та­но­вил­ся, ед­ва не вы­ро­нил по­су­ду и, пе­рек­ри­вив осу­нув­ше­еся ли­цо, зак­ри­чал нам:

       - Эйэ, ял­даш, нель­зя!... Э-э, нель­зя!...-А сам ука­зы­вал на наш стол.

       И мы сра­зу же по­ня­ли, что это ап­пе­тит­ные лом­ти кол­ба­сы при­ве­ли поч­тен­но­го стар­ца в столь ярос­т­ное не­го­до­ва­ние.

       - Эх, мы! -ска­зал я Ни­ко­лаю, пос­пеш­но уп­ря­ты­вая кол­ба­су в кар­ман.-И как это мы не со­об­ра­зи­ли рань­ше?

       Старик су­нул нам при­бор на стол и ушел, вспо­ми­ная имя Ал­ла­ха и от­п­ле­вы­ва­ясь.

       Но мы все-та­ки пе­ре­хит­ри­ли его. Мы си­де­ли в пус­том тем­ном уг­лу, и я под сто­лом пе­ре­да­вал Ри­те и Ни­ко­лаю кус­ки. Ре­бя­та за­тал­ки­ва­ли их в се­ре­ди­ну хлеб­но­го мя­ки­ша и по­том, чуть не да­вясь от сме­ха, при­ни­ма­лись есть на­би­тый зап­рет­ной на­чин­кой чу­рек.

       Пошли за го­род. За го­ро­дом - хол­мы, на хол­мах - на­род. Праз­д­ник, гу­лянье...

       Узбеки Са­мар­кан­да по боль­шей час­ти низ­ко­рос­лы и пол­ны. Оде­ты они в за­са­лен­ные ват­ные ха­ла­ты с ру­ка­ва­ми, на це­лую чет­верть спус­ка­ющи­ми­ся ни­же паль­цев. На го­ло­вах тюр­ба­ны, на но­гах туф­ли. Здесь же тур­к­ме­ны но­сят ха­ла­ты тон­кие, крас­ные, ту­го пе­ре­тя­ну­тые узень­ки­ми по­яса­ми; на го­ло­вах ог­ром­ные чер­ные па­па­хи, гус­то сви­са­ющие куд­ря­вой овечь­ей шер­с­тью.

       Я взял од­ну из та­ких па­пах и ужас­нул­ся. По-мо­ему, она ве­си­ла ни­как не мень­ше трех-че­ты­рех фун­тов.

       Видели и здеш­них жен­щин. Опять-та­ки ни­че­го по­хо­же­го на Уз­бе­кис­тан. Ли­ца мон­голь­с­ко­го ти­па - от­к­ры­тые, на го­ло­ве слов­но круг­лая ка­ми­лав­ка, на ка­ми­лав­ку на­тя­нут ру­кав яр­ко­го цвет­но­го ха­ла­та; дру­гой ру­кав без тол­ку мо­та­ет­ся по спи­не. На ру­ках мед­ные брас­ле­ты, дли­ной от кис­ти до лок­тя; гру­ди в мед­ных блес­тя­щих по­лу­ша­ри­ях, как у ми­фи­чес­ких ама­зо­нок; по лбу тя­нут­ся зо­ло­тые мо­не­ты, спус­ка­ющи­еся по обе­им сто­ро­нам ли­ца; на но­гах де­ре­вян­ная обувь, раз­ри­со­ван­ная ме­тал­ли­чес­ки­ми гвоз­дя­ми; вы­со­кие, вы­ше мос­ков­с­ких, каб­лу­ки. Про­хо­ди­ли ми­мо ар­мян­ки в на­кид­ках и пер­си­ян­ки в чер­ных шел­ко­вых пок­ры­ва­лах, по­хо­жие на стро­гих ка­то­ли­чес­ких мо­на­хинь.

       Мы заб­ра­лись на хол­мы. Вни­зу бы­ла до­ли­на, а нев­да­ле­ке на­чи­на­лась цепь гор. На го­рах бы­ли вид­ны бе­лые пят­на не­рас­та­яв­ше­го сне­га. Там за вер­ши­на­ми, в нес­коль­ких ки­ло­мет­рах от­сю­да, чу­жая сто­ро­на, чу­жой край - Пер­сия!

       Спустились в су­хую пес­ча­ную ло­щи­ну. Бы­ло ин­те­рес­но ид­ти по из­ви­ва­юще­му­ся и за­ви­ва­юще­му­ся рус­лу вы­сох­ше­го ручья, ибо из-за от­вес­ных кру­чин об­рывов ни­че­го, кро­ме па­ля­ще­го сол­н­ца, -будь оно прок­ля­то! -не бы­ло вид­но и нель­зя бы­ло оп­ре­де­лить, ку­да вый­дешь.

       - Смотри! - крик­ну­ла Ри­та, от­с­ка­ки­вая. - Смот­ри, змея! Мы ос­та­но­ви­лись. По­пе­рек до­ро­ги, из­ви­ва­ясь чер­ной лентой, пол­з­ла по­лу­то­ра­ар­шин­ная га­дю­ка. Ни­ко­лай под­нял боль­шой ка­мень и швыр­нул в нее, но про­мах­нул­ся, и змея, зас­вер­кав сталь­ной че­шу­ей­, шмыг­ну­ла впе­ред. Но Ни­ко­лай и Ри­та приш­ли в не­опи­су­емый азарт: на бе­ре­гу, под­ни­мая кам­ни, они нес­лись за ус­коль­за­ющей зме­ей до тех пор, по­ка в го­ло­ву ей не по­пал тя­же­лый бу­лыж­ник; она ос­та­но­ви­лась, за­кор­чи­лась и за­ши­пе­ла. Дол­го еще они швы­ря­ли в нее кам­ни, и, толь­ко ког­да она сов­сем пе­рес­та­ла ше­ве­лить­ся, по­дош­ли поб­ли­же.

       - Я возь­му ее в ру­ки, - ска­за­ла Ри­та.

       - Гадость вся­кую! -воз­му­тил­ся Ни­ко­лай.

       - Ничего не га­дость. Смот­ри, мы, ка­жет­ся, всю ее раз­би­ли ог­ром­ны­ми кир­пи­чи­на­ми, а на ней ни од­ной кро­вин­ки, ни ца­ра­пи­ны! Она вся -как из ста­ли.-Ри­та пот­ро­га­ла змею трос­точ­кой­, по­том хо­те­ла при­кос­нуть­ся паль­цем, но не ре­ши­лась.

       - Смотри-ка, а ведь она еще жи­ва!

       - Не мо­жет быть! -воз­ра­зил Ни­ко­лай. -Я на­пос­ле­док бро­сил ей на баш­ку де­ся­ти­фун­то­вую глы­бу.

       Но змея бы­ла жи­ва. Мы се­ли на ус­туп и за­ку­ри­ли. Змея по­ше­ве­ли­лась, по­том мед­лен­но, точ­но про­сы­па­ясь от глу­бо­ко­го сна, изог­ну­лась и ти­хонь­ко, как боль­ной­, ша­та­ющий­ся от сла­бос­ти, по­пол­з­ла даль­ше.

       Николай и Ри­та пос­мот­ре­ли друг на дру­га, но ни од­но­го кам­ня, ни од­но­го кус­ка гли­ны вдо­гон­ку ей не бро­си­ли. Тог­да я встал и од­ним рыв­ком ос­т­ро­го охот­ничь­его но­жа от­сек га­дю­ке го­ло­ву.

       Крик не­го­до­ва­ния и бе­шен­с­т­ва сор­вал­ся с уст Ри­ты.

       - Как ты смел! - крик­ну­ла она мне. - Кто те­бе поз­во­лил?...

       - Мы здесь бу­дем от­ды­хать на лу­жай­ке, и я не хо­чу, что­бы ря­дом с на­ми пол­за­ла змея, обоз­лен­ная тем, что ее не до­би­ли до смер­ти. И по­том... че­го это вы с Ни­ко­ла­ем не ки­пя­ти­лись, ког­да са­ми три ми­ну­ты на­зад до­би­ва­ли ее кам­ня­ми?

       - Да, но она вы­жи­ла все-та­ки! Она страш­но цеп­ля­лась за жизнь, и мож­но бы­ло бы ос­та­вить, - чуть-чуть сму­щен­но зас­ту­пил­ся за Ри­ту Ни­ко­лай. - Ты зна­ешь, су­щес­т­во­вал обы­чай­, что прес­туп­ни­ку, сор­вав­ше­му­ся с пет­ли, да­ро­ва­ли жизнь.

       - Глупый обы­чай­, -отве­тил я. -Или не на­до на­чи­нать, или, ес­ли уж есть за что, то пусть он сор­вет­ся де­сять раз, а на один­над­ца­тый все-та­ки дол­жен быть по­ве­шен. При чем здесь слу­чай и при чем здесь ро­ман­ти­ка?

       Спали опять там же. Ночью раз­бу­дил вне­зап­ный шум. Где-то близ­ко раз­го­ва­ри­ва­ли. И мы ре­ши­ли, что это ка­кие-ни­будь без­дом­ные бро­дя­ги ищут ноч­ле­га.

       - Пусть идут. И им мес­та хва­тит, -ска­зал я. -А кро­ме то­го, вход в на­шу бер­ло­гу за­ва­лен, и вряд ли они в тем­но­те по­ле­зут сю­да.

       Мы уже ста­ли бы­ло зад­ре­мы­вать сно­ва, но вдруг в тем­но­те раз­ва­лин мель­к­нул свет элек­т­ри­чес­ко­го фо­на­ря.

       - Это не без­дом­ные, это ми­ли­цей­ский об­ход, -шеп­нул я. -Да­вай­те мол­чать, мо­жет быть, они не за­ме­тят.

       - Нет ни­ко­го, -гром­ко ска­зал кто-то. -А там не­че­го и смот­реть, там все за­ва­ле­но са­до­вы­ми ска­мей­ка­ми.

       - Давай, по­ле­зай все-та­ки.

       Кто- то по­лез, но пло­хо на­ва­лен­ные скамьи с гро­хо­том по­ле­те­ли вниз. Пос­лы­ша­лись гром­кие ру­га­тель­с­т­ва. По­том сно­ва вспых­нул ого­нек фо­на­ри­ка, и, прор­вав­шись в об­ра­зо­вав­ший­ся про­ход, узень­кий жел­тый луч на­щу­пал нас.

       - Ага, -послышался тор­жес­т­ву­юще-зло­рад­ный го­лос. -Трое да­же и од­на ба­ба. Дем­чен­ко, сю­да!

       В тем­но­те щел­к­нул по­вер­ты­ва­емый ба­ра­бан на­га­на. Я чув­с­т­во­вал, что ру­ка Ри­ты чуть-чуть дро­жит и что Коль­ка со­би­ра­ет­ся от­к­рыть бе­ше­ную сло­вес­ную ата­ку.

       - Спокойней и ни сло­ва. Вы все ис­пор­ти­те. Раз­го­ва­ри­ваю толь­ко я.

       - Давай, да­вай­, не ка­ни­тель­ся. Вы­хо­ди! -пос­лы­ша­лось ка­те­го­ри­чес­кое при­ка­за­ние. -А ес­ли кто бе­жать, враз пу­лю.

       Нам пос­ве­ти­ли. Мы выб­ра­лись и, на­щу­пы­ва­емые све­том фо­на­ри­ка, ос­та­но­ви­лись, не ви­дя ни­ко­го.

       - Вы что здесь де­ла­ли? - спро­сил стар­ший об­хо­да.

       - Спали, -спокойно от­ве­тил я. -Ку­да те­перь нуж­но ид­ти?

       - Что это за мес­то наш­ли для спанья? Марш в от­де­ле­ние! (В од­ном из пи­сем, от­п­рав­лен­ном А Гай­да­ром из Аш­ха­ба­да в Пермь вес­ной 1926 го­да, рас­ска­зы­ва­лось и о та­ком про­ис­шес­т­вии: "Нас при­ня­ли за шпи­онов и ве­ли под кон­во­ем в ми­ли­цию").

       Я улыб­нул­ся. Я умыш­лен­но не всту­пал в пре­ре­ка­ния, ибо знал, что че­рез двад­цать - трид­цать ми­нут нас от­пус­тят. Стар­ший об­хо­да был чуть-чуть сму­щен тем, что мы бы­ли спо­кой­ны, и да­же нас­меш­ли­во пос­мат­ри­ва­ли на не­го. Он сра­зу сба­вил тон и ска­зал уже веж­ли­вей­:

       - Идите за на­ми, сей­час раз­бе­рем­ся.

       Но тут слу­чи­лось то, че­го я боль­ше все­го опа­сал­ся. Один из аген­тов на­вел на ли­цо Ри­ты свет и ска­зал сво­ему то­ва­ри­щу, ус­ме­ха­ясь:

       - Проститутка, да еще ка­кая... Фью! - И преж­де, чем я ус­пел что-ли­бо пред­п­ри­нять, Ни­ко­лай­, сор­вав­шись с мес­та, со все­го раз­ма­ха уда­рил по ли­цу го­во­рив­ше­го. Фо­нарь упал к но­гам и по­тух. Я бро­сил­ся к Ри­те. Ни­ко­лаю креп­ко скру­ти­ли ру­ки. Я плю­нул с до­са­ды и мол­ча поз­во­лил зак­ру­тить се­бе. Ри­те ру­ки не свя­зы­ва­ли. И под кон­во­ем че­ты­рех нас­то­ро­жен­ных че­ло­век, опус­тив­ших на­га­ны к зем­ле, мы тро­ну­лись по тем­ным ули­цам.

       - Сволочи, ме­ня кто-то в дра­ке по гу­бам са­да­нул, и идет кровь,- спле­вы­вая, ска­зал Ни­ко­лай.

       - Ей-богу, ма­ло те­бе, -про­бор­мо­тал я от­к­ро­вен­но.- И на кой черт это твое не­нуж­ное ры­цар­с­кое зас­туп­ни­чес­т­во? Кто те­бя про­сил о нем?

       - Сумасшедший ты ка­кой­-то! -про­шеп­та­ла ему Ри­та. -Ну, что от ме­ня уба­ви­лось,