Диккенс Чарльз - Рождественская песнь в прозе

робирать сильная дрожь. Прошло пять минутъ, прошло десять минутъ, прошло четверть часа, а все никого не было. Въ течен³е всего этого времени онъ лежалъ въ постели какъ разъ въ самомъ центрѣ полосы красноватаго свѣта, упавшаго на него въ ту же минуту, какъ пробило часъ. Этотъ свѣтъ тревожилъ его гораздо больше, чѣмъ цѣлая дюжина духовъ, такъ какъ онъ никакъ не могъ понять, что бы это значило и откуда происходитъ. Ему даже приходило на мысль, не представляетъ ли онъ самъ въ эту минуту интереснаго случая внезапнаго самовозгаран³я. Напослѣдокъ, однако, онъ началъ догадываться, что, по всей вѣроятности, источникъ этого свѣта находился въ сосѣдней комнатѣ, откуда, если прослѣдить за нимъ, онъ, казалось, и выходилъ. Когда эта мысль вполнѣ овладѣла его умомъ, онъ потихонъку всталъ и, шмыгая туфлями, подошелъ къ двери.

   Въ ту минуту, когда рука Скруджа схватилась за ручку двери, странный голосъ назвалъ его по имени, приглашая войти. Онъ повиновался.

   Это несомнѣнно была его собственная комната, только подвергшаяся удивительной перемѣнѣ. Стѣны и потолокъ были такъ густо завѣшаны свѣжею зеленью, что представляли собою настоящую аллею, испещренную повсюду ярко блестѣвшими ягодами. Кудрявые листья остролистника, омелы и плюща отражали свѣтъ, подобно множеству маленькихъ зеркалецъ; въ каминѣ былъ разведенъ такой огонь, какого это каменное олицетворен³е домашняго очага никогда не видало ни въ Скруджево, ни въ Марлеево время. На полу, образуя нѣчто въ родѣ трона, были нагромождены индѣйки, гуси, всякаго рода дичь и жизность, окорока, больш³я части мяса, связки зелени, пироги съ коринкой, плумъ-пудинги, боченки съ устрицами, горяч³е каштаны, румяныя яблоки, сочные апельсяны, сладк³я груши, громадные паштеты и кипящ³я чаши съ пуншемъ, который своимъ благовоннымъ паромъ, какъ туманомъ, наполнялъ всю комнату. Наверху всей этой груды сидѣлъ въ свободной позp3; веселый гигантъ, на котораго любо было посмотрѣть; въ его рукѣ былъ ярк³й факелъ, своею формою напоминавш³й рогъ изобил³я; ген³й держалъ его высоко надъ головой, освѣщая Скруджу дорогу.

   - Взойди! - воскликнулъ духъ.- Взойди и узнай меня поближе, человѣкъ!

   Скруджъ вошелъ робко и поникнулъ головою предъ духомъ. Это не былъ прежн³й упрямый Скруджъ, такъ что, хотя глаза гиганта свѣтились ласкою и добротою, онъ не могъ смотрѣть въ нихъ.

   - Я духъ мастоящаго праздника Рождества Христова,- сказалъ гигантъ.- Посмотри на меня!

   Скруджъ почтительно послѣдовалъ этому приглашен³ю. Гигантъ былъ одѣтъ въ простой темно-зеленый плащъ, или мант³ю, опушенную мѣхомъ. Эта одежда такъ свободно держалась на его фигурѣ, что открывала его могучую грудь, какъ бы не выносившую искусственной покрышки. Ноги его, виднѣвш³яся изъ-подъ широкихъ складокъ мант³и, были также голы, а на головѣ простой вѣнокъ изъ остролистника, украшенный кое-гдѣ ледяными сосульками. Темно-каштановые волосы ниспадали на плечи длинными, вольными прядями; взоръ его былъ блестящъ, лидо открыто, движен³я свободны. На поясѣ висѣли старыя, покрытыя ржавчиной, ножны, въ которыхъ меча, однако, не было.

   - Ты никогда еще не видалъ подобныхъ мнѣ!- воскликнулъ духъ.

   - Никогда,- отвѣтилъ Скруджъ.

   - Никогда не ходилъ съ младшими членами моей семьи: я вѣдь очень молодъ, потому разумѣю моихъ старшихъ братьевъ, родившихся въ послѣдн³е годы,- продолжалъ призракъ.

   - Кажется, нѣтъ,- сказалъ Скруджъ.- Боюсь, что этого со мною не случалосъ. А много было у тебя братьевъ, духъ?

   - Больше тысячи восьмисотъ,- отвѣчалъ гигантъ.

   - О, какъ дорого стоитъ содержать такую огромную семью! - молвилъ Скруджъ.

   При этихъ словахъ призракъ поднялся съ своего мѣста.

   - Духъ!- произнесъ покорно Скруджъ,- веди меня, куда хочешь. Вчера ночью я странствовалъ поневолѣ и вынесъ изъ этого путешеств³я урокъ, котораго больше не забуду. Всли и ты имѣешь научить меня чему-нибудь, дай мнѣ воспользоваться и, твоимъ урокомъ.

   - Коснись моей одежды!

   Скруджъ крѣпко за нее ухватился.

   Вдругъ остролистникъ, красныя ягоды. плющъ, индѣйки, гуси, куры, свинина, ветчина, зелень, устрицы, пудинги, фрукты и пуншъ,- все мгновенно исчезло. Исчезла и комната съ каминомъ, и красноватый свѣтъ, и самый часъ ночи, и наши путники очутились на улицахъ города въ рождественское утро. Со всѣхъ сторонъ слышалась своеобразная музыка скребковъ и заступовъ, которыми люди счищали снѣгъ и ледъ съ тротуаровъ противъ своихъ жилищъ и съ крышъ домовъ (холодъ стоялъ изрядный).

   Дѣтямъ любо было смотрѣть, какъ глыбы снѣга, падая сверху, разлетались въ воздухѣ на множество блестящихъ снѣжинокъ. Стѣны домовъ и особенно впадины оконъ казались просто черными отъ яркой бѣлизны снѣжнаго покрова, лежавшаго на крышахъ. Зато снѣгъ, покрывавш³й землю, успѣлъ уже пр³обрѣсти желтоватый оттѣнокъ; множество двигавшихся во всѣхъ направлен³яхъ экипажей и фуръ избороздило его мѣстами оттаявшую поверхность глубокими колеями, казавшимися непрослѣдимою цѣпью безчисленныхъ мин³атюрныхъ каналовъ. Небо было пасмурно, и взоръ не проникалъ до конца даже самыхъ короткихъ улицъ, завѣшенныхъ полузамерзшимъ, полуоттаявшимъ туманомъ; болѣе тяжелыя части этого тумана спускались въ видѣ дождя изъ закопченныхъ воздушныхъ атомовъ.

   Можно было подумать, что всѣ трубы Великобритан³и сговорились между собою и сразу задымили во всю свою мочь и волю. Несмотря, однако, на такую невеселую погоду, все кругомъ было въ какомъ-то радостномъ настроен³и, какъ не бываетъ и въ самый ярк³й солнечный день. Весело шла работа людей, сбрасывавшихъ снѣгъ съ крышъ домовъ; какъ-то особенно были одушевлены ихъ лица; шутливо перекликались они изъ-за парапетовъ, обмѣниваясь повременамъ снѣжкомъ - метальнымъ снарядомъ, болѣе невиннымъ, чѣмъ мног³я словесныя шутки - и отъ души смѣясь, когда комъ попадалъ въ цѣль, и еще болѣе радуясь, когда онъ пролеталъ мимо. Лавки торговцевъ живностью были открыты лишь наполовину, за то настежъ стояли двери у фруктовщиковъ. Больш³я пузатыя корзины съ каштанами выставлялись изъ нихъ подобно широкимъ жилетамъ пожилыхъ гулякъ, прислонившихся къ дверямъ и выставившихъ на показъ свою грозящую ударомъ тучность. Румяныя, темнолицыя испанск³я луковицы, своимъ дородствомъ напоминавш³я испанскихъ монаховъ, лукаво поглядывали съ полокъ на проходящихъ красавицъ и съ притворною скромностью вскидывали въ то же время глаза на подвѣшенный къ потолку остролистникъ. Тутъ же красовались цвѣтущ³я пирамиды изъ грушъ и яблокъ, а на самомъ виду спускались съ потолка кисти винограда; благодушный хозяинъ нарочно подвѣсилъ ихъ на такомъ мѣстѣ - пускай, молъ, у прохожихъ слюнки текутъ на здоровье. Груды крупныхъ лѣсныхъ орѣховъ, пушистыхъ, загорѣлыхъ, напоминали своимъ особымъ ароматомъ осенн³я прогулки въ лѣсу, когда нога пр³ятно погружалась въ мягк³й слой засохшей листвы; норфольск³я печеныя яблоки оттѣняли темнотою своей сморщенной кожи яркую желтизну своихъ сосѣдей, апельсиновъ и лимоновъ; аппетитно-сочные, такъ и просились они на послѣобѣденный дессертъ. Даже золотыя и серебряныя рыбки въ вазахъ, разставленныхъ между этими отборными плодами, и тѣ, несмотря на свою холодную кровь, казалось, знали, что происходитъ нѣчто особенное; всѣ онѣ съ любопытствомъ сновали по своему водному м³рку и какъ-то необыкновенно, хотя и безстрастно, волновались. Еще праздничнѣе смотрѣли колон³альные магазины, если заглянуть чрезъ ихъ полузакрытыя окна. Весело звенѣли здѣсь безпрестанно опускавш³яся на прилавокъ чашки вѣсовъ; порывисто шумя, развертывалась со своей катушки бичева; ловко, точно рукою фокусника, пододвигались къ ней все новыя и новыя плетенки, не поспѣвавш³я вмѣщать безчисленныя покупки. Смѣсь ароматовъ чая и кофе пр³ятно раздражала обонян³е. Разбѣгались глаза при видѣ рѣдкой величины изюма, небывалой бѣлизны миндалинъ, отборныхъ палочекъ корицы и разныхъ пряностей. Лакомо приготовленные цукаты были такъ обильно пропитаны сахаромъ, что могли довести до обморока самаго хладнокровнаго зрителя, если онъ устоялъ противъ соблазна отвѣдать тутъ же разложенныхъ мясистыхъ и сочныхъ винныхъ ягодъ и скромно глядѣвшаго изъ своихъ украшенныхъ ящиковъ французскаго чернослива. Нужно было видѣть нетерпѣливую, въ ожидан³и праздника, суетливость покупателей: какъ угорѣлые, торопились они исполнить свои покупки, сталкивались другъ съ другомъ въ дверяхъ, зацѣпляясь корзинами; выбѣжавъ изъ лавки, мног³е снова возвращались въ нее взять забытыя второпяхъ покупки, дѣлали много другихъ подобныхъ ошибокъ, ни на минуту не теряя, однако, своего праздничнаго настроен³я. Самъ торговецъ и его приказчики смотрѣли такими свѣжими и бодрыми молодцами, что ярко вычищенныя мѣдныя сердечки, которыми застегивалась сзади ихъ фартуки, можно было принять за ихъ собственныя сердца, выставленныя на показъ всѣмъ и каждому.

   Но вотъ съ колоколенъ раздался благовѣстъ, призывавш³й добрыхъ людей въ церкви, и на улицахъ появились толпы богомольцевъ въ своихъ лучшихъ нарядахъ и съ самыми радостными лицами. Въ то же время изъ всѣхъ переулковъ, безымянныхъ тупиковъ и закоулковъ потянулся безчисленный людъ, несш³й къ пекарямъ свои обѣды. Видно было, что духъ интересовался этими любителями попировать, такъ какъ, помѣстившись съ Скруджемъ въ дверяхъ одной пекарни, онъ приподнималъ покрышку съ ихъ ноши и кропилъ на ихъ обѣды изъ своего факела. Это былъ какой-то необыкновенный факелъ. Когда разъ, другой случилось, что носильщики обѣдовъ обмѣнивались нѣсколькими сердитыми словами, онъ проливалъ да нихъ нѣсколько капель изъ своего факела, и мгновенно возвращалось къ людямъ ихъ доброе расположен³е духа, "Стыдно ссориться въ такой праздникъ",- тутъ же говорили они.

   Вотъ замолкли колокола, и пекарни закрылись; но какъ будто все еще носился призракъ этихъ обѣдовъ, и продолжен³е ихъ стряпни виднѣлось на оттаявшемъ пятнѣ сырости надъ каждою печью пекарни; даже мостовыя передъ ними дымились, будто кипѣли самые камни.

   - Нѣтъ ли какой-нибудь особой силы въ той влагѣ, которою ты кропишь изъ своего факела?- сдросилъ Скруджъ.

   - Какъ же. Это моя собственная сила.

   - И на всяк³й сегодняшн³й обѣдъ оказываетъ она свое дѣйств³е? - спросилъ Скруджъ.

   - На всяк³й, если онъ предлагается отъ добраго сердца, а въ особенности на обѣдъ бѣдняка.

   - Почему же въ особенности на обѣдъ бѣдняка?

   - Потому что онъ больше въ ней нуждается. Они, по-прежнему оставаясь невидимыми, направились далѣе въ предмѣстье города. Чудесный спутникъ Скруджа отличался удивительною способностью (которую Скруджъ замѣтилъ еще, когда они были съ нимъ у пекарей) приспособляться, несмотря на свой гигантск³й ростъ, ко всякому мѣсту: подъ низкой крышей онъ помѣщался такъ же непринужденно и свободно, какъ и въ высокой залѣ.

   Можетъ быть, онъ повиновался побужден³ю своей доброй, великодушной природы и своему расположен³ю ко всѣмъ бѣднымъ людямъ, направившись прямо къ конторщику Скруджа. Онъ въ самомъ дѣлѣ пошелъ туда, а съ нимъ и Сируджъ, держась за его платье. Передъ входомъ духъ, улыбаясь, остановился, чтобы окропить изъ своего факела жилище Боба Крэтчита. Подумайте только! Бобъ получалъ всего пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю, а духъ настоящаго Рождества благословлялъ его скромное помѣщен³е!

   Вотъ поднялась съ своего мѣста мистриссъ Крэтчитъ, жена Крэтчита, одѣтая бѣдно въ дкажды вывороченное платье, зато въ уборѣ изъ лентъ; не дорого онѣ стоятъ и для шести пенсовъ очень приличны. При помощи Белинды Крэтчитъ, своей второй дочери, тоже въ ленточномъ уборѣ, она стала накрывать на столъ, тогда какъ молодой Петръ Крэтчитъ, запустивъ вилку въ кастрюлю, наблюдалъ, какъ варился картофель; чувствуя, что концы необъятныхъ воротничковъ его манишки (личная собственность отца, уступленная сыну и наслѣднику въ честь великаго праздника) попадали ему въ ротъ, онъ гордился своимъ изысканнымъ нарядомъ и предвкушалъ удовольств³е показать свое бѣлье въ фэшенебельномъ паркѣ. Вотъ двое младшихъ Крэтчитовъ, мальчикъ и дѣвочка, ворвались въ комнату, крича, что у пекаря пронюхали гуся и признали его за своего; увлекшись заманчивой мечтой о соусѣ изъ шалфея съ лукомъ, дѣти принялись плясать вокругъ стола, превознося до небесъ своего старшаго брата, который (безъ гордости, хотя воротнички буквально душили его) раздувалъ огонь, пока, наконецъ, лѣнивыя картофелины не застучали громко въ крышку кастрюли, прося выпустить ихъ наружу и облупить.

   - Однако, куда же это пропалъ твой отецъ,- сказала мистриссъ Крэтчитъ,- и братъ твой Тимоша? да и Марта въ прошлое Рождество пришла получасомъ раньше!

   - А вотъ вамъ, матушка, и Марта! - послышался голосъ дѣвушки, показавшейся въ эту минуту въ дверяхъ.

   - Мама, вотъ Марта! - закричали оба маленьк³е Крэтчиты.- Ура! какой у насъ гусь, Марта!

   - Что это, милая моя, какъ ты поздно! - сказала мистриссъ Крэтчитъ, осыпая свою дочь поцѣлуями и въ то же время спѣша снимать съ нея шаль и шляпку.

   - Нужно было много работы окончить,- отвѣчала дѣвушка,- а нынче утромъ пришлось убираться.

   - Ну, ничего, хотя поздно, да пришла! - сказала мать. - Садись-ка къ огню, моя милая, да погрѣйся!

   - Нѣтъ, нѣтъ! Вонъ папа идетъ! - закричали маленьк³е, всюду поспѣвавш³е Крэтчиты.- Спрячься, Марта, спрячься!

   Марта спряталась, и въ комнату вошелъ отецъ Бобъ, съ шеи котораго, по крайней мѣрѣ, на три фута свѣшивался развязавш³йся и болтавш³йся передъ нимъ шарфъ; его поношенное платье было тщательно заштопано и вычищено по такому торжественному случаю; на плечахъ онъ держалъ сына Тимошу. Увы, бѣдняжка былъ калѣка и носилъ костыль!

   - А гдѣ же Марта? - спросилъ Бобъ Крэтчитъ, озираясь по сторонамъ.

   - Не пришла,- отвѣтила мать.

   - Не пришла? - переспросилъ Бобъ, и голосъ его сразу упалъ; а онъ еще во весь духъ бѣжалъ домой, изображая лошадь для Тимоши, и вдругъ "не пришла" въ такой праздникъ.

   Марта, не желая дольше разстраивать отца, хотя бы и въ шутку, вышла изъ-за дверцы шкафа и бросилась въ его объят³я; двое же маленькихъ Крэтчитовъ подхватили Тимошу и унесли его въ прачечную послушать, какъ тамъ въ котлѣ кипитъ пудингъ.

   - Ну, какъ велъ себя Тимоша? - спросила мистриссъ Крэтчитъ, посмѣявшись надъ довѣрчивостью Боба, когда тотъ вдоволь нацѣловался съ дочерью.

   - Какъ золото, да еще лучше,- отвѣчалъ отецъ. - Сидя одинъ, онъ, должно быть, все размышляетъ про себя и подчасъ додумывается до удивительнѣйшихъ вещей. Когда мы шли домой, онъ сказалъ мнѣ, что, вѣроятно, люди видѣли его въ церкви, такъ какъ онъ былъ калѣка, и имъ, должно быть, пр³ятно было въ праздникъ Рождества Христова вспомнить о Томъ, Кто исцѣлялъ хромыхъ и давалъ зрѣн³е слѣпымъ.

   Голосъ Боба задрожалъ при этихъ словахъ и задрожалъ еще болѣе, когда онъ сказалъ, что Тимоша сталъ крѣпче и бодрѣе.

   Въ это время послышался слабый стукъ костыля по полу, и Тимоша вернулся въ сопровожден³и сестры и брата, которые усадили его на его обычный стулъ рядомъ съ каминомъ. Пока Бобъ, засучивъ манжеты - бѣдняга полагалъ, что онѣ могутъ еще болѣе загрязниться - составлялъ въ кружкѣ смѣсь изъ лимоновъ и джина и, старательно растеревъ, поставилъ ее погрѣть на полку камина, молодой Крэтчитъ вмѣстѣ съ двумя вездѣсущими маленькими Крэтчитами отправился добывать гуся, съ которымъ они скоро и вернулись въ торжественной процесс³и.

   Тутъ произошелъ такой шумъ, что можно было подумать, будто гусь самая рѣдкостная птица въ м³рѣ, нѣк³й феноменъ въ перьяхъ, передъ которымъ черный лебедь очень обыкновенная птица. Да въ этомъ домѣ почти такъ и было на самомъ дѣлѣ. Мистриссъ Крэтчитъ спѣшила разогрѣть раньше приготовленную подливку; Петръ съ невѣроятною силою разминалъ картофель; миссъ Белинда подслащивала яблочный соусъ; Марта вытирала горяч³я тарелки. Отецъ посадилъ Тимошу рядомъ съ собою въ уголкѣ у стола; двое младшихъ Крэтчитовъ поставили для всѣхъ стулья, не забывая и себя, и, помѣстившись дозорными на своихъ постахъ, засунули въ ротъ свои ложки изъ боязни вскрикнуть отъ нетерпѣн³я прежде, чѣмъ дойдетъ до нихъ очередь. Наконецъ, блюда были поданы и прочитана молитва. Наступила мертвая тишина, когда мистриссъ Крэтчитъ, лукаво поглядѣвъ на лезв³е ножа, приготовилась погрузить его въ грудь гуся; но лишь только она надрѣзала птицу, и изъ нея хлынула начинка, какъ по всему столу пронесся шопотъ восторга, и даже маленьк³й Тимоша, увлеченный своими братишкой и сестрицей, ударилъ по столу ручкой своего ножа и слабымъ голоскомъ прокричалъ ура.

   Никогда еще не бывало подобнаго гуся. Бобъ даже выразилъ сомнѣнье, чтобы когда-нибудь подавался такой гусь. Его нѣжность и сочность, его размѣры и дешевизна были предметомъ всеобщаго удивлен³я. Съ прибавкою яблочнаго соуса и мятаго картофеля его вполнѣ хватило на обѣдъ всему семейству, такъ что мистриссъ Крэтчитъ, увидавъ на одной изъ тарелокъ крошечную косточку, замѣтила, что и того-то не могли доѣсть. Всѣ были сыты, въ особенности младш³е Крэтчиты, вымазавш³еся начинкой до самыхъ бровей. Затѣмъ, когда миссъ Белинда перемѣнила тарелки, мистриссъ Крэтчитъ вышла изъ комнаты, чтобы выпрокинуть пудингъ и принести его; она пошла одна: при ея нервномъ возбужден³и свидѣтели были бы для нея невыносимы.

   А ну какъ онъ не дошелъ какъ слѣдуетъ! Что если онъ развалится, когда его станутъ опрокидывать! Ну, а ежели случился такой грѣхъ, что кто-нибудь перелѣзъ черезъ стѣну съ задняго двора да укралъ его, пока они тутъ пировали надъ гусемъ. При одной мысли объ этомъ кровь застывала у молодыхъ Крэтчитовъ. Какихъ только ужасовъ они себѣ не воображали.

   Ага! Вотъ поднялся паръ столбомъ, значитъ пудингъ вынутъ изъ кастрюли. Пошелъ запахъ точно отъ паренаго бѣлья! Это отъ салфетки. Наконецъ, запахло какъ въ трактирѣ! Это уже самъ пудингъ. Черезъ полминуты показалась и мистриссъ Крэтчитъ: раскраснѣвшаяся, но съ горделивой улыбкой и - съ пудингомъ, какъ пестрая бомба, твердымъ и крѣпкимъ, усѣяннымъ блѣдными огоньками горящаго спирта, и съ вѣткой остролистника, воткнутой въ верхушку въ видѣ рождественской эмблемы.

   О, какъ превосходенъ былъ пудингъ! Бобъ Крэтчитъ потихоньку высказалъ, что, на его взглядъ, это былъ самый крупный успѣхъ, достигнутый мистриссъ Крэтчитъ со времени ихъ свадьбы. Мистриссъ Крэтчитъ призналась, что теперь у нея гора съ плечъ свалилась, а то она очень побаивалась, достаточно ли было муки. Каждый что-нибудь высказывалъ по этому поводу, но никто не сказалъ и не подумалъ, что пудингъ былъ малъ для большой семьи. Это было бы грубой ересью. Любой изъ членовъ семьи покраснѣлъ бы даже отъ намека въ этомъ смыслѣ.

   Наконецъ, обѣдъ кончился; скатерть убрали со стола, подмели очагъ и оправили огонь. Когда смѣсь въ кружкѣ была испробована и найдена превосходною, на столъ были поданы яблоки и апельсины, а на огонь брошенъ полный совокъ каштановъ. Тогда вся семья размѣстилась кружкомъ передъ каминомъ; рядомъ съ отцомъ поставили стеклянный семейный сервизъ: два большихъ стакана и объемистую чашку безъ ручки.

   Въ этой посудѣ перелитый изъ кружки горяч³й напитокъ помѣщался такъ же удобно, какъ бы и въ золотыхъ бокалахъ; Бобъ съ довольнымъ видомъ разливалъ его, пока каштаны съ трескомъ поджаривались на огнѣ.

   Затѣмъ Бобъ поднялъ стаканъ и произнесъ:

   - Поздравляю васъ всѣхъ, мои милые, съ радостнымъ праздникомъ Рождества Христова. Да хранитъ насъ Богъ!

   Вся семья дружно отвѣтила на это привѣтств³е.

   - Да благословитъ Богъ каждаго изъ насъ!- крикнулъ Тимоша послѣднимъ.

   Онъ сидѣлъ совсѣмъ рядомъ съ отцомъ на своемъ маленькомъ стулѣ. Бобъ взялъ его маленькую худую ручку въ свою, какъ бы боясь лишиться своего дорогого ребенка.

   - Духъ! - сказалъ Скруджъ съ участ³емъ, котораго никогда еще не ощущалъ до сихъ поръ.- Скажи мнѣ, останется ли живъ Тимоша?

   - Я вижу незанятый стулъ въ томъ бѣдномъ уголкѣ,- отвѣчалъ духъ,- и костыль безъ хозяина, бережно хранимый семьей. Если эти тѣни не будутъ измѣнены будущимъ - ребенокъ умретъ.

   - Нѣтъ, нѣтъ! - сказалъ Скруджъ. - о, нѣтъ, добрый духъ! скажи, что онъ будетъ живъ.

   - Если эти тѣни не измѣнятся будущимъ, ни одинъ изъ моихъ сородичей не найдетъ его здѣсь,- возразилъ духъ. - Да и что тебѣ въ томъ? Если ему нужно умереть, тѣмъ лучше, меньше будетъ лишнихъ людей.

   Скруджъ понурилъ голову, услышавъ повторенныя духомъ свои собственныя слова, и имъ овладѣло чувство раскаян³я и печали.

   - Человѣкъ! - произнесъ духъ,- если у тебя въ груди человѣческое сердце, а не алмазъ, воздержись отъ неумѣстныхъ словъ, пока не узнаешь, что лишнее и гдѣ оно. Тебѣ ли рѣшать, которому человѣку жить, которому умирать? Вѣдь, можетъ быть, въ глазахъ Неба ты гораздо недостойнѣе и негоднѣе для жизни, чѣмъ милл³оны дѣтей этихъ бѣдняковъ. О, Боже! ничтожный червь, взобравш³йся на травку, не считаетъ за оставшимися внизу своими голодными братьями одинаковыхъ съ собою правъ на жизнь!

   Скруджъ преклонился передъ укоризной духа и, дрожа всѣмъ тѣломъ, опустилъ глаза въ землю. Но быстро поднялъ голову, услышавъ свое имя.

   - Предлагаю вамъ теперь выпить за здоровье мистера Скруджа, виновника нашего пира,- произнесъ Бобъ.

   - Хорошъ виновникъ пира! - воскликнула мистриссъ Крэтчитъ, краснѣя.- Жаль, что его здѣсь нѣтъ: я бы дала ему себя знать, въ другой разъ не захотѣлъ бы.

   - Э, полно, моя милая,- замѣтилъ Бобъ: - при дѣтяхъ-то, да и въ такой праздникъ.

   - Хорошъ праздникъ,- продолжала она,- когда предлагаютъ пить за здоровье такого отвратительнаго скряги, жестокаго, безчувственнаго человѣка, какъ мистеръ Скруджъ. Точно ты самъ этого не знаешь, Робертъ! Тебѣ, бѣднягѣ, это лучше всѣхъ извѣстно.

   - Вѣдь нынче Рождество Христово,- отвѣтилъ Бобъ.

   - Хорошо, я готова выпить за его здоровье, но только не ради его самого, а ради тебя и ради великаго праздника. Мног³я ему лѣта! Съ праздникомъ его и наступающимъ Новымъ годомъ! - то-то, думаю я, будетъ онъ счастливъ и веселъ.

   За нею тостъ повторили дѣти. Это было ихъ первымъ дѣйств³емъ, гдѣ сердце ихъ не участвовало. Тимоша выпилъ послѣднимъ и еще равнодушнѣе прочихъ, ибо Скруджъ былъ въ глазахъ этой семьи какимъ-то людоѣдомъ, чудовищемъ. Упоминан³е его имени бросило черную тѣнь на все маленькое общество, и эта тѣнь минутъ пять не могла разсѣяться.

   Когда, наконецъ, она исчезла, веселое настроен³е ихъ удесятерплось. Бобъ Крэтчитъ сообщилъ имъ тогда, что у него имѣлось въ виду мѣсто для Петра, которое, если удастся получить его, будетъ приносить цѣлыхъ пять съ половиною шиллинговъ въ недѣлю. Оба младш³е Крэтчита разразились неудержимымъ смѣхомъ, представляя себѣ, Петръ будетъ дѣловымъ человѣкомъ; самъ же Петръ глубокомысленно смотрѣлъ изъ-за своихъ воротничковъ на огонь, какъ будто разсуждая про себя, какое онъ предпочтетъ себѣ сдѣлать платье, когда будетъ обладать такимъ несмѣтнымъ доходомъ. Марта, бывшая въ ученьи у модистки, разсказала имъ потомъ, какая у нея была работа и какъ по случаю праздника намѣревалась завтра выспаться; какъ нѣсколько дней тому назадъ она видѣла графиню и лорда, и какъ этотъ лордъ былъ почти такъ же высокъ ростомъ, какъ Петръ. Послѣдн³й при этихъ словахъ еще дальше выправилъ свои воротнички, такъ что изъ-за нихъ едва видно было его самого. А между тѣмъ каштаны и кружка ходили взадъ и впередъ по рукамъ. Немного спустя Тимоша запѣлъ пѣсенку при покинутаго ребенка, какъ онъ шелъ зимою по снѣжной дорогѣ; хотя и слабый, жалк³й голосокъ былъ у малютки, а спѣлъ онъ очень не дурно.

   Ничего выдающагося семья эта не представляла. Лицомъ они всѣ были некрасивы, одѣты и обуты плохо, и Петру не въ диковинку было заглядывать въ лавку закладчика; тѣмъ не менѣе они были счастливы, довольны другъ другомъ и праздникомъ. Когда пришло время духу и Скруджу покинуть это жилище, и образъ семьи сталъ блѣднѣть, Скруджъ до послѣдней минуты не спускалъ глазъ съ этихъ людей и особенно съ Тимоши.

   Между тѣмъ стало темнѣть, и пошелъ густой снѣгъ. Когда Скруджъ и духъ шли вдоль улицъ, взорамъ ихъ представлялось отовсюду свѣтившееся яркое пламя печей и каминовъ. Здѣсь, видимо, готовились къ обѣду, тамъ кучка дѣтей выбѣгала изъ дома навстрѣчу своей замужней сестры, своихъ братьевъ, дядюшекъ, тетушекъ. Тамъ опять на опущенныхъ сторахъ виднѣлись силуэты уже собравшихся гостей, а здѣсь группа хорошенькихъ барышенъ, въ мѣховыхъ шубкахъ и теплыхъ сапожкахъ, быстро направлялась къ сосѣднему дому, тараторя всѣ сразу и не слушая другъ друга.

   При видѣ такого множества людей, идущихъ въ гости, вы бы пришли въ недоумѣн³е, кто же въ такомъ случаѣ оставался дома принимать всѣхъ этихъ посѣтителей и растапливать въ ожидан³и ихъ свои камины.

   О, какъ торжествовалъ спутникъ Скруджа при видѣ всего этого! Какъ широко раскрывалась его могучая грудь, какъ свободно протягивалась его сильная рука, распространяя искреннее и невинное веселье повсюду вокругъ себя. Даже фонарщикъ, видимо торопивш³йся въ гости, такъ какъ былъ одѣтъ по-праздничному и бѣгомъ спѣшилъ отъ фонаря къ фонарю поскорѣе разбросать по темнымъ улицамъ убог³е пятнышки свѣта - и тотъ громко разсмѣялся, поравнявшись съ духомъ.

   Вдругъ, ни словомъ не предупредивъ Скруджа, духъ перенесъ его на пустынную, болотистую мѣстность, гдѣ нагромождены были высок³я кучи необдѣланнаго камня, представляя собою какое-то кладбище великановъ. Кругомъ, между замерзшихъ лужъ воды, виднѣлись только мохъ да верескъ, да клочья какой-то грубой, жесткой травы.

   Заходящее солнце оставило на небосклонѣ огненно-красную полосу, которая рѣзко, какъ бы мигнувъ, освѣтила на минуту эту дикую пустыню, а затѣмъ, все хмурясь и хмурясь, исчезла въ глубокомъ мракѣ ночи.

   - Что это за мѣсто? - спросилъ Скруджъ.

   - Здѣсь живутъ рудокопы, которые трудятся въ нѣдрахъ земли,- отвѣчалъ духъ.- Но и они меня знаютъ. Вотъ, смотри!

   Изъ окна какой-то хижины показался огонекъ, и они быстро двинулись туда. Пройдя сквозь сложенную изъ камней и грязи стѣну, они увидали веселое общество, собравшееся вокругъ яркаго огня,- старый-престарый мужчина и такая же женщина, ихъ дѣти, внуки и правнуки, всѣ разряженные по-праздничному. Старикъ голосомъ, едва заглушавшимъ вой гулявшаго за стѣнами хижины вѣтра, пѣлъ имъ рождественскую пѣсню; это была очень старинная пѣсня, которую онъ пѣвалъ еще мальчикомъ; отъ времени до времени ему подпѣвали хоромъ остальные, и каждый разъ, какъ тѣ возвышали голоса, громче и веселѣе начиналъ пѣть и старикъ; какъ только замолкали они, и его голосъ раздавался слабѣе.

   Духъ не сталъ медлить здѣсь, но, велѣвъ Скруджу ухватиться за свое платье, понесся съ нимъ надъ болотомъ, но - куда?

   Не къ морю ли? Да, къ морю. Оглянувшись назадъ, Скруджъ къ ужасу своему увидѣлъ, что берегъ, въ видѣ страшныхъ утесистыхъ громадъ, уже позади ихъ; уже оглушаетъ его ревъ волнующагося моря, которое клокочетъ и бѣснуется, будто хочетъ подмыть самыя основы суши.

   На уединенной, полупогруженной въ воду, скалѣ, въ разстоян³и около мили отъ берега, стоялъ одинок³й маякъ. Цѣлыя кучи водорослей облѣпляли его основан³е, а буревѣстники - так³е же сыны вѣтра, какъ водоросли дѣти волнъ - взлетали и опускались вокругъ него, подобно волнамъ, надъ которыми они носились.

   Но даже и здѣсь двое сторожей развели огонь, бросавш³й сквозь узкое окошко тонк³й лучъ свѣта на темное море. Дружески протянувъ черезъ столъ свои мозолистыя руки, державш³я по стакану грога, они поздравляли другъ друга съ праздникомъ; и одинъ изъ нихъ, который былъ постарше, съ загрубѣлымъ отъ бурь и непогодъ, какъ галл³онъ стараго корабля, лицомъ, затянулъ громкую, что сама буря, пѣсню.

   Снова понесся духъ надъ чернымъ бушующимъ моремъ, стремясь все дальше и дальше, пока, очутившись вдали отъ всякаго берега, они не опустились на корабль. Они становились и рядомъ съ рулевымъ за колесомъ, и позади часового, и подлѣ офицеровъ, державшихъ вахту; - подобно темнымъ призракамъ стояли эти люди каждый на своемъ посту, но каждый изъ нихъ или напѣвалъ про себя какую-нибудь рождественскую пѣсенку, или думалъ какую-либо рождественскую думу, или шопотомъ говорилъ своему товарищу объ одномъ изъ прошлыхъ праздниковъ и соединенныхъ съ нимъ надеждахъ или воспоминан³яхъ о родинѣ. И у всякаго изъ бывшихъ на кораблѣ, спящаго ли, или бодрствующаго, и хорошаго и дурного - у всѣхъ находилось въ такой день болѣе доброе чѣмъ обыкновенно слово, и всѣ такъ или иначе, больше или меньше, отличали торжественное значен³е этого дня; вспоминали тѣхъ, о комъ и въ далекой разлукѣ они заботились, зная, что и тѣ въ свою очередь вспоминаютъ о нихъ.

   Велико было удивлен³е Скруджа, когда, прислушиваясь къ вою вѣтра и размышляя о томъ, какъ страшно должно быть плыть во тьмѣ надъ неизвѣданной пучиной, таящей въ себѣ глубок³я, какъ сама смерть, тайны - когда, занятый такими мыслями, онъ вдругъ услышалъ веселый смѣхъ. Но Скруджъ еще болѣе удивился, узнавъ, что это былъ смѣхъ его племянника, что самъ онъ очутился въ сухой, ярко освѣщенной комнатѣ, и что рядомъ съ нимъ стоялъ улыбающ³йся духъ, одобрительно-ласково смотрѣвш³й на племянника Скруджа.

   - Ха, ха! - смѣялся племянникъ Скруджа.- Ха, ха, ха!

   Если вамъ по какому-нибудь невѣроятному случаю пришлось познакомиться съ человѣкомъ, который бы смѣялся увлекательнѣе Скруджева племянника, могу васъ только объ одномъ просить - познакомить меня съ нимъ, и я буду весьма радъ этому знакомству.

   Благодѣтеленъ и вполнѣ справедливъ тотъ порядокъ вещей, по которому, при заразительности болѣзней и печали, на свѣтѣ нѣтъ ничего заразительнѣе смѣха и веселаго расположен³я духа. Когда племянникъ Скруджа смѣялся такъ, что держался за бока, раскачиваясь головою и выдѣлывая лицомъ всевозможныя гримасы, племянница Скруджа по мужу хохотала такъ же искренно, какъ и онъ, а вслѣдъ за ними хохотала и вся ихъ дружеская компан³я.

   - Ха, ха! Ха, ха, ха, ха!

   - Ну, право же онъ сказалъ, что Рождество, это пустяки! Да онъ и впрямь такъ думаетъ!- кричалъ Скруджевъ племянникъ.

   - Тѣмъ больше ему должно быть стыдно, Фридрихъ! - съ негодован³емъ сказала племянница.

   Женщины ничего не дѣлаютъ на половину. Онѣ со всему относятся серьезно.

   Она была очень, очень красива. Наивное, какъ бы удивленное личико, пара самыхъ лучезарныхъ глазъ, которые вамъ когда-либо встрѣчались, маленьк³й розовый ротикъ, какъ-будто созданный для поцѣлуевъ, что, впрочемъ, несомнѣнно и было; нѣсколько плѣнительныхъ ямочекъ вокругъ подбородка придавали ей особенную прелесть, когда она смѣялась.

   - Что онъ чудакъ,- сказалъ племянникъ,- такъ это вѣрно, и не такъ привѣтливъ, бы могъ быть, но несправедливость его сама себя наказываетъ, и я ничего противъ него не имѣю.

   - Онъ, конечно, очень богатъ, Фридрихъ,- замѣтила племянница. - По крайней мѣрѣ ты мнѣ такъ разсказываешь.

   - Что намъ до этого, милая!-сказалъ племянникъ.- Да и ему нѣтъ пользы отъ его богатства. Никакого добра онъ изъ него не дѣлаетъ и на себя ничего не тратитъ. Развѣ, чего добраго, утѣшается мыслью - ха, ха, ха! - что когда-нибудь насъ наградитъ имъ.

   - Нѣтъ, не терплю я его,- замѣтила племянница.

   То же мнѣн³е высказали ея сестры и всѣ остальныя дамы и барышни.

   - А я такъ жалѣю его,- сказалъ племянникъ.- Если бы и захотѣлъ, и то, кажется, не разсердился бы на него. Кто терпитъ отъ его странностей? - Всегда онъ самъ. Представилось ему теперь, что онъ насъ не любитъ, и вотъ онъ не хочетъ придти къ намъ обѣдатъ. А что изъ этого? Не велика для него потеря.

   - Напротивъ, мнѣ кажется, что онъ лишаетъ себя очень хорошаго обѣда,- перебила мужа племянница.

   То же сказалъ каждый изъ гостей, а они могли быть компетентными судьями, такъ какъ только что встали изъ-за обѣда, и теперь, расположившись вокругъ камина, занимались десертомъ.

   - Очень радъ это слышать,- сказалъ племянникъ Скруджа,- потому что не очень-то довѣряю этимъ молодымъ хозяйкамъ. Какъ ваше мнѣн³е, Топперъ?

   Топперъ, очевидно, имѣлъ въ виду одну изъ ceстеръ Скруджевой племянницы, такъ какъ отвѣчалъ, что холостякъ - это жалк³й отбросокъ, который не имѣетъ права высказываться объ этомъ предметѣ. При этомъ одна изъ сестрицъ покраснѣла - не та, у которой были розы въ головѣ, а другая, толстушка, что въ кружевной косынкѣ.

   - Продолжай дальше, Фридрихъ,- сказала Скруджева племянница, ударяя въ ладоши. - Онъ всегда такъ: начнетъ говорить, и не кончитъ.

   Племянникъ Скруджа снова закатился смѣхомъ, и такъ какъ невозможно было имъ не заразиться, хотя сестрица толстушка и пыталась воспротивиться этому при помощи ароматическаго уксуса, то всѣ единодушно послѣдовали примѣру хозяина.

   - Я только хотѣлъ сказать,- заговорилъ онъ,- что вслѣдств³е его нелюбви къ намъ и нежелан³я повеселиться съ нами, онъ, думаю, теряетъ нѣсколько пр³ятныхъ минутъ, которыя бы не принесли ему вреда. Я увѣренъ, что онъ лишается болѣе пр³ятныхъ собесѣдниковъ, чѣмъ какихъ можетъ найти въ своихъ собственныхъ мысляхъ, въ своей затхлой конторѣ или въ своихъ пыльныхъ комнатахъ. Я намѣренъ каждый годъ доставлять ему такой же случай, будетъ ли это ему нравиться или нѣтъ, потому что мнѣ жаль его. Пускай его будетъ всю жизнь свою смѣяться надъ Рождествомъ; но, наконецъ, станетъ же онъ лучше о немъ думать, если я изъ года въ годъ весело буду являться къ нему и говорить: какъ ваше здоровье, дядюшка Скруджъ? Если этимъ я добьюсь хотя того, что онъ оставитъ пятьдесятъ фунтовъ своему бѣдному конторщику, и то хорошо; и мнѣ кажется, что я вчера тронулъ его.

   Теперь ужъ за ними была очередь раземѣяться, когда онъ сказалъ, что растрогалъ Скруджа. Но, по добротѣ своего сердца, онъ не смущался этимъ смѣхомъ - только бы смѣялись. Чтобы подогрѣть веселость гостей, онъ еще началъ ихъ потчевать виномъ.

   Напившись чаю, всѣ занялись музыкой. Это была музыкальная семья и, что касается пѣн³я, они были мастера своего дѣла, въ чемъ могу васъ увѣрить, а въ особенности Топперъ, который басилъ преисправно, нисколько притомъ не надуваясь и не краснѣя въ лицѣ. Племянница Скруджа не дурно играла на арфѣ; между прочимъ она сыграла маленькую, очень простую по мотиву, пѣсенку, которую хорошо зналъ ребенокъ, пр³ѣзжавш³й когда-то въ школу за Скруджемъ. Когда раздались звуки этой пѣсенки, все, что этотъ духъ показалъ Скруджу, пришло ему теперь на память; онъ становился все мягче и мягче и думалъ, что если бы прислушивался къ ней почаще въ течен³е долгихъ лѣтъ, то могъ бы доетигнуть радостей въ своей жизни своими собственными руками. не прибѣгая къ заступу могильщика, похоронившаго Якова Марлея.

   Но не весь вечеръ былъ посвященъ ими музыкѣ. Немного спустя они стали играть въ фанты. Хорошо иногда быть дѣтьми, особенно въ праздники Рождества. Сначала, впрочемъ, затѣялась игра въ жмурки - это ужъ само собою разумѣется. И я столько же вѣрю въ дѣйствительную слѣпоту Топпера, сколько въ то, что глаза у него были въ сапогахъ. Я полагаю, что все дѣло было заранѣе рѣшено между нимъ и племянникомъ Скруджа, и что духу настоящаго Рождества это было извѣстно. Тотъ способъ, какимъ Топперъ ловилъ толстую сестрицу въ кружевной косынкѣ, былъ прямой насмѣшкой надъ человѣческой довѣрчивостью. Роняя то ту, то другую вещь, прыгая черезъ стулья, натыкаясь на роялъ, запутываясь въ драпировкахъ, онъ неизмѣнно устремлялся вслѣдъ за нею. Онъ всегда зналъ, гдѣ была толстая сестрица, и никого другого не хотѣлъ ловить. Когда нѣкоторые нарочно поддавались ему, онъ дѣлалъ видъ, какъ будто хочетъ схватить васъ, чему бы вы, конечно, не повѣрили, и вдругъ бросался отъ васъ въ сторону толстой сестрицы. Она не разъ кричала, что это нехорошо, неправильно,- конечно такъ. Но когда онъ, наконецъ, поймалъ ее, когда, несмотря на всѣ ея уловки и хитрости, онъ загналъ ее въ уголъ, изъ котораго уже нельзя было спастись,- тогда поведен³е его стало окончательно невозможнымъ. Подъ предлогомъ сомнѣн³я, она ли это, онъ увѣрялъ, что ему необходимо дотронуться до ея головного убора, а для окончательнаго удоетовѣрен³я ея личности онъ будто бы принужденъ обслѣдовать одно колечко на ея пальцѣ и ея шейную цѣпочку. Не правда ли, развѣ не чудовищно такъ вести себя? По этому предмету она, вѣроятно, и высказывала ему свое мнѣн³е, когда водить пришлось другому, а они вели какую-то таинственную бесѣду за занавѣской. Племянница Скруджа не принимала участ³я въ жмуркахъ, ее усадили на кресло въ уютномъ уголкѣ, такъ что Скруджъ съ духомъ очутились рядомъ съ нею. Зато она учаетвовала въ фантахъ, а потомъ и въ игрѣ какъ, когда и гдѣ, при чемъ, къ тайному удовольств³ю мужа, совсѣмъ забила своихъ сестеръ, хотя и тѣ были очень острыя барышни, какъ Топперъ могъ бы сообщить вамъ. Общество состояло человѣкъ изъ двадцати, и всѣ они, и старые, и молодые, играли. Игралъ и Скруджъ; вполнѣ участвуя во всемъ происходившемъ передъ нимъ, онъ совсѣмъ забылъ, что они не могли слышать его голоса, а потому иногда совершенно громко произносилъ свой отвѣтъ на предложенный вопросъ и очень часто отвѣчалъ удачно.

   Духъ былъ очень доволенъ, видя его въ такомъ настроен³и, и такъ одобрительно смотрѣлъ на него, что онъ какъ мальчикъ сталъ просить его остаться здѣсь, пока гости не разъѣдутся. Но духъ сказалъ, что этого нельзя сдѣлать.

   - Вотъ новая игра,- упрашивалъ Скруджъ.- Только полчасика, духъ; ну, пожалуйста!

   Это была игра подъ назван³емъ да и нѣтъ, въ которой племянникъ Скруджа долженъ былъ что-нибудь задумать, а остальные должны были отгадывать; онъ только отвѣчалъ да или нѣтъ на ихъ вопросы. А они градомъ сыпались на него: онъ думаетъ о животномъ, о гадкомъ животномъ, о дикомъ животномъ, которое ворчитъ и хрюкаетъ, а иногда разговариваетъ, и живетъ въ Лондонѣ, и ходитъ по улицамъ, и за деньги не показывается, и никѣмъ не водится, не живетъ въ звѣринцѣ, не убивается для продажи, и ни лошадь, ни оселъ, ни корова, ни быкъ, ни тигръ, ни собака, ни свинья, ни кошка, ни медвѣдь. При каждомъ новомъ вопросѣ, съ которымъ обращались къ нему, племянникъ разражался новымъ раскатомъ смѣха; наконецъ, его довели до того, что онъ принужденъ былъ вскочить съ дивана и затопать ногами. Тутъ толстая сестрица, придя въ такое же состоян³е неудержимой веселости, прокричала:

   - Я отгадала! Я знаю, кто это! Знаю, знаю!

   - Ну, кто? - спросилъ Фридрихъ.

   - Вашъ дядя Скру-у-джъ.

   Она дѣйствительно отгадала. Послѣдовало всеобщее удивлен³е, хотя нѣкоторые и говорили, что на вопросъ: "не медвѣдь ли?" слѣдовало сказать - "да", такъ какъ отрицательнаго отвѣта было достаточно, чтобы отвлечь ихъ мысли отъ Скруджа, какъ бы близко онѣ къ нему ни были.

   - Право, онъ доставилъ намъ много удовольств³я,- сказалъ Фридрихъ,- и было бы неблагодарностью не выпить за его здоровье. Вотъ кстати и стаканъ съ глинтвейномъ. За здоровье дядюшки Скруджа!

   - Хорошо! За здоровье дяди Скруджа! - было ему отвѣтомъ.

   - Каковъ бы онъ ни былъ, желаю старику веселыхъ праздниковъ и счастливаго Новаго года!- произнесъ племянникъ. - Онъ не принялъ бы отъ меня этого привѣтств³я, но Богъ съ нимъ. Итакъ за здоровье дяди Скруджа!

   Дядя Скруджъ незамѣтно такъ развеселился, ему стало такъ легко и пр³ятно на сердцѣ, что онъ готовъ былъ отвѣтить тостомъ неподозрѣвавшему его присутств³я обществу и поблагодарить неслышною для него рѣчью, если бы духъ далъ ему время. Но вся сцена исчезла въ одно мгновен³е при послѣднемъ словѣ племянника; и Скруджъ и духъ снова очутились въ пути.

   Много мѣстъ обошли они, многое видѣли и, въ какой домъ ни заходили, всюду приносили счастье. Духъ становился у постелей больныхъ, и они утѣшались и дѣлались веселы; являлся къ живущимъ на чужбинѣ, и къ нимъ придвигалась родина; посѣщалъ удрученныхъ жизненной борьбою, и къ нимъ возвращались терпѣн³е и надежда - бѣдныхъ, и они забывали, что они бѣдны. Въ богадѣльняхъ, въ больницахъ, въ тюрьмахъ, во всѣхъ пр³ютахъ нищеты, куда суетный человѣкъ, въ силу своей ничтожной, быстропреходящей власти, не преграждалъ путь духу, повсюду онъ оставлялъ благословен³е и наставлялъ Скруджа въ своихъ правилахъ.

   Это была длинная ночь, если это была только одна ночь. Но Скруджъ сомнѣвался въ этомъ, такъ какъ всѣ рождественск³е праздники представлялись сжатыми въ пространствѣ времени, которое они провели вмѣстѣ съ духомъ. Другая странность заключалась въ томъ, что, тогда какъ Скруджъ оставался неизмѣнившимся въ своей наружности, духъ видимо становился все старше и старше. Скруджъ раньше замѣтилъ въ немъ эту перемѣну, но ничего н