Диккенс Чарльз - Рождественская песнь в прозе

то несвязныхъ воплей раскаян³я, невыразимо горестныхъ стоновъ самообвинен³я. Привидѣн³е, прислушавшись на минуту, затянуло ту же жалобную пѣснь и исчезло въ мракѣ холодной ночи.

   Скруджъ подошелъ къ окну и, влекомый любопытствомъ, выглянулъ наружу.

   Воздухъ былъ наполненъ привидѣн³ями, которыя, жалобно стеня, безостановочно носились взадъ и впередъ. Каждое изъ нихъ тащило цѣпь, похожую на цѣ;пь Марлея; нѣкоторые были скованы вмѣстѣ, но ни одно не свободно отъ узъ. Многихъ Скруджъ зналъ лично при ихъ жизни. Особенно близко знакомъ онъ былъ когда-то съ однимъ изъ нихъ: это былъ старикъ, въ бѣломъ жилетѣ; къ ног23; его былъ привязанъ громадный желѣзный сундукъ; старикъ горъко и громко плакалъ, что не въ состоян³и помочь бѣдной женщинѣ съ ребенкомъ, которую видѣлъ внизу у порога одного дома. Горе всѣхъ ихъ, очевидно, заключалось въ томъ, что имъ хотѣлось бы вмѣшаться, съ доброю цѣлью, въ людск³я дѣла, но возможность для этого миновала для нихъ навсегда.

   Сами ли эти существа поблекли въ туманѣ, или туманъ закуталъ ихъ, Скруджъ не могъ сказать. Но съ исчезновен³емъ ихъ смолкли и ихъ неземные голоса, и ночь стала опять такою же, какою она была, когда онъ шелъ домой.

   Скруджъ закрылъ окно и осмотрѣлъ дверь, чрезъткоторую вошелъ духъ. Она оказалась на двойномъ запорѣ, какъ онъ собственноручно заперъ ее, и задвижки были не тронуты. Онъ было хотѣлъ опять сказать: "пустяки", но удержался на первомъ же слогѣ. Затѣмъ, отъ перенесенныхъ ли имъ волнен³й, вслѣдств³е ли дневныхъ трудовъ, или мимолетно упавшаго на него отблеска невидимаго м³ра, или отъ печальной бесѣды съ духомъ, или, наконецъ, за позднимъ часомъ ночи,- но онъ сильно нуждался въ рокоѣ; поэтому, не раздѣваясь, легъ въ постель и въ ту же минуту заснулъ.

  

  

   Когда Скруджъ проснулся, было такъ темно, что, выглянувъ изъ-за занавѣсокъ постели, онъ едва могъ различить просвѣтъ окна отъ непрозрачныхъ стѣнъ своей комнаты. Пока онъ усиливался проникнуть сквозь темноту своими зоркими, какъ у хорька, глазами, колокола сосѣдней церкви пробили четыре четверти. Онъ сталъ прислушиваться, сколько они пробьютъ часовъ.

   Къ великому его удивлен³ю, тяжелый колоколъ переходилъ отъ шести къ семи, отъ семи къ восьми и такъ попорядку, пока пробилъ, наконецъ, двѣнадцать и - остановился. Двѣнадцать! Былъ трет³й часъ, когда онъ легъ въ постелъ. Часы врутъ. Должно быть, сосулька льда попала въ ихъ механизмъ. Неужели двѣнадцать часовъ!

   Онъ нажалъ пружинку своего репетитора, чтобы узнать настоящ³й часъ. Репетиторъ быстро прозвонилъ двѣнадцать и смолкъ.

   - Какъ? Не можетъ быть, чтобы я проспалъ цѣлый день и прихватилъ еще изрядную часть слѣдующей ночи. Нельзя же допустить, чтобы что-нибудь случилось съ солнцемъ, и что теперь двѣнадцать часовъ дня?- сказалъ Скруджъ.

   Такъ какъ эта мысль не могла не встревожить его, то онъ кое-какъ выбрался изъ постели и ощупью добрелъ до окна. Ему пришлось рукавомъ халата протереть замерзшее стекло, прежде чѣмъ онъ могъ увидать что-нибудь, да и тогда почти ничего не было видно. Оказалось только, что по-прежнему стоялъ густой туманъ, и было очень холодно, на улицѣ никакого шума, ни малѣйшей суетни; а это непремѣнно бы случилось, если бы ночь нагрянула вдругъ, среди бѣлаго дня, и завладѣла свѣтомъ. Легко вздохнулъ Скруджъ, убѣдившись, что съ этой стороны тревога его была напрасна. А то представьте себѣ безпомощное положен³е человѣка: текстъ векселя гласитъ: "черезъ три дня по предъявлен³и заплатите Эбенизеру Скруджъ или его приказу" и т. д. - а как³е же тогда дни считать?

   Скруджъ снова улегся въ постель и началъ думать, думать и думать, но ни до чего не могъ додуматься. Чѣмъ больше онъ думалъ, тѣмъ больше становился втупикъ, и чѣмъ больше старался не думать, тѣмъ неотвязчивѣе были его мысли. Духъ Марлея рѣшительно не давалъ ему покоя. Каждый разъ, какъ онъ, послѣ зрѣлаго размышлен³я, рѣшалъ въ себѣ, что все это былъ сонъ, умъ его отпрядывалъ опять назадъ, подобно отпущенной пружинѣ, къ своему первому положен³ю и представлялъ на рѣшен³е все ту же задачу: "сонъ это былъ или нѣтъ?"

   Скруджъ пролежалъ въ этомъ состоян³и, пока часы пробили еще три четверти. Тогда онъ вдругъ вспомнилъ слова Марлея, что одинъ изъ возвѣщенныхъ имъ посѣтителей явится, когда колоколъ пробьетъ часъ. Онъ рѣшилъ лежать съ открытыми глазами, пока этотъ часъ не наступитъ. Если принять въ соображен³е, что ему такъ же трудно было бы заснуть, какъ и взойти на небо, то это было, пожалуй, самое мудрое рѣшен³е, на которомъ онъ могъ остановиться.

   Эта четверть тянулась такъ долго, что Скруджъ не одинъ разъ приходилъ къ убѣжден³ю въ томъ, что незамѣтно для себя засыпалъ и не слышалъ боя. Наконецъ, до его напряженнаго слуха донесся первый ударъ. "Динъ, донъ!"

   - Четверть,- сказалъ Скруджъ, прислушиваясъ.

   "Динъ, донъ!"

   - Половина,- сказалъ Скруджъ.

   "Динъ, донъ!"

   - Три четверти,- сосчиталъ Скруджъ.

   "Динъ, донъ!"

   - Вотъ и часъ,- произнесъ Скруджъ, торжествуя:- а ничего нѣтъ!

   Онъ проговорилъ эти слова прежде, чѣмъ замеръ послѣдн³й звукъ колокола, отличавш³йся на этотъ разъ какимъ-то особенно глубокимъ, глухимъ, печальнымъ тономъ. Въ комнатѣ вдругъ блеснулъ свѣтъ, и занавѣски его постели раздвинулись.

   Замѣтьте: онѣ были раздвинуты рукою; не тѣ занавѣски, что приходились у него надъ головою, и не тѣ, что были сзади, но именно та часть ихъ, куда обращено было его лицо. Пораженный такимъ неожиданнымъ явлен³емъ, Скруджъ привскочилъ наполовину и очутился лицомъ къ лицу съ неземнымъ посѣтителемъ, который ихъ отодвинулъ. Онъ очутился къ нему такъ же близко, какъ я къ вамъ теперь.

   Это была странная фигура - какъ будто ребенокъ, но въ то же время еще болѣе похожая на старика. Смотрѣть на нее приходилось сквозь какую-то сверхъестественную среду, благодаря которой она виднѣлась какъ бы вдалекѣ, и отъ разстоян³я размѣры ея казалисъ дѣтскими. Волосы призрака свѣ;шивались ему на шею и спину и были старчески бѣлы; но на лицѣ не было ни морщинки, и самый нѣжный пушокъ покрывалъ его кожу. Руки были длинны и мускулисты, какъ бы обличая необыкновенную силу. Ноги, очень изящно сложенныя, были, какъ и верхн³я оконечности, голы. Станъ его одѣвала бѣлая, какъ снѣгъ, туника, а тал³ю охватывалъ восхитительно блестѣвш³й поясъ. Въ рукахъ онъ держалъ свѣжую вѣтку зеленаго остролистника, за то, въ противоположность этой эмблемѣ зимы, платье его было украшено лѣтними цвѣтами. Всего же замѣчательнѣе въ немъ было то, что съ верхушки его головы выходилъ ярк³й лучъ свѣта, которымъ все это и освѣщалось. Навѣрное, по причинѣ этого свѣта у него подъ мышкой вмѣсто шапки былъ большой гасильникъ, который онъ надѣвалъ на себя въ минуты своего затмен³я.

   Но даже и не это еще оказалось самою странною особенностью призрака, когда Скруджъ пристально всмотрѣлся въ него. Верхомъ чудеснаго былъ поясъ: онъ искрился и переливался то въ одной, то въ другой своей части; то, что свѣтилось въ одну минуту, было темно въ другую, а вмѣстѣ съ нимъ то освѣщалась, то помрачалась и самая фигура видѣн³я; то у него одна рука, то одна нога, то вдругъ какъ бы двадцать ногъ, или двѣ ноги безъ головы, или одна голова безъ тѣла, такъ что никакъ нельзя было уловить очертан³я его отдѣльныхъ частей, когда онѣ вдругъ быстро исчезали, едва успѣвъ освѣтиться. Потомъ всѣ эти переливы внезапно пропадали, и призракъ становился опять самимъ собою, яснымъ и лучезарнымъ по-прежнему.

   - Ты духъ, появлен³е котораго было мнѣ предсказано? - спросилъ Скруджъ.

   - Я.

   Голосъ былъ пр³ятный и нѣжный и настолько тих³й, что какъ будто доносился издалека.

   - Кто и что ты? - освѣдомился Скруджъ.

   - Я духъ прошедшаго Рождества.

   - Давно прошедшаго? - допытывался Скруджъ, смотря на маленьк³й ростъ призрака.

   - Нѣтъ, твоего прошедшаго.

   Скруджу очень хотѣлось посмотрѣть на духа въ шапкѣ, и онъ попросилъ его накрыться. Вѣроятно Скруджъ и не сумѣлъ бы объяснить этого желан³я, если бы кто-нибудь спросилъ его.

   - Какъ! - воскликнулъ духъ,- уже такъ скоро ты хочешь своими земными руками погасить свѣтъ, который я даю? Развѣ не довольно того, что ты принадлежишь къ числу людей, чьи страсти создали эту шапку и заставляютъ меня въ течен³е долгаго ряда лѣтъ носить ее нахлобученною до бровей!

   Скруджъ почтительно отрекся отъ всякаго намѣрен³я нанести духу обиду, а тѣмъ менѣе сознательно. Затѣмъ, онъ смѣло спросилъ его, по какому дѣлу онъ къ нему явился.

   - Ради твоего благополуч³я! - сказалъ духъ.

   Скруджъ выразилъ свою благодарность, но не могъ не подумать, что этой цѣли скорѣе соотвѣствовала бы ночь ненарушимаго покоя. Вѣроятно духъ узналъ его мысль, и сказалъ:

   - Ну, такъ ради твоего исправлен³я. Берегись!

   Говоря это, онъ своею сильною рукою схватилъ руку Скруджа.

   - Вставай и иди со мною!

   Напрасно сталъ бы Скруджъ представлять резоны противъ удобства путешествовать пѣшкомъ въ такую погоду и въ такой часъ; тщетно бы онъ сталъ доказывать, что въ постели тепло, а термометръ показываетъ гораздо ниже нуля, что одѣтъ онъ очень легко: въ туфляхъ, халатѣ да ночномъ колпакѣ, и что ему не совсѣмъ здоровится: рука хотя и нѣжная, какъ у женщины, не допускала сопротивлен³я. Онъ всталъ, но, видя, что духъ направляется къ окну, съ мольбою схватился за его платье

   - Я смертный,- упрашивалъ онъ,- и могу упасть.

   - Дай мнѣ только коснуться тебя вотъ здѣсь,- сказалъ духъ, кладя ему руку на сердце,- и тогда ты и больше этого вынесешь!

   Едва были произнесены эти слова, какъ они прошли сквозь стѣну и очутились на открытой проселочной дорогѣ, по обѣимъ сторонамъ которой широко разстилались поля. Городъ совершенно исчезъ изъ вида, незамѣтно было и слѣда его. Вмѣстѣ съ нимъ пропали и темнота и туманъ, такъ какъ стоялъ ясный, холодный зимн³й день, и снѣгъ покрывалъ землю.

   - Богъ мой! - воскликнулъ Скруджъ, всплеснувъ руками и осматриваясь но сторонамъ.- Я родился здѣсь. Я былъ здѣсь мальчикомъ!

   Духъ кротко поглядѣлъ на него. Его нѣжное прикосновен³е, хотя оно было легко и кратковременно, еще живо отзывалось въ ощущен³яхъ старика. Онъ почувствовалъ тысячи благоухан³й, мосившихся въ воздухѣ, и каждое изъ нихъ соединялось для него съ тысячами мыслей и надеждъ, и заботъ, и радостей, давно давно, забытыхъ!

   - У тебя дрожатъ губы,- сказалъ духъ.- А что это у тебя на щекѣ?

   Скруджъ съ необычною для него дрожью въ голосѣ невнятно отвѣтилъ, что это родинка, и попросилъ духа вести его, куда онъ хочетъ.

   - Ты помнишь эту дорогу? - спросилъ духъ.

   - Какъ не помнить! - отозвался Окруджъ горячо.- Я бы могъ пройти по ней съ завязанными глазами!

   - Странно, что ты столько лѣтъ объ ней не вспомнилъ,- замѣтилъ духъ.- Пойдемъ дальше.

   Они пошли вдоль дороги. Скруджъ узнавалъ каждыя ворота, каждый столбъ, каждое дерево. Наконецъ, вдали сталъ виденъ небольшой городокъ съ мостомъ, церковью и вьющеюся, какъ лента, рѣкой. Навстрѣчу имъ показалось нѣсколько мохнатыхъ пони, на которыхъ ѣхали верхомъ мальчишки, перекликавш³еся съ другими малъчиками, ѣхавшими въ деревенскихъ телѣгахъ и повозкахъ, гдѣ кучерами были фермеры. Всѣ эти мальчики были очень веселы и такъ громко переговаривались между собою, что крики ихъ далеко разносились по широкимъ полямъ, раскатываясь въ свѣжемъ морозномъ воздухѣ.

   - Это лишь тѣни былыхъ вещей,- сказалъ духъ.- Онѣ не замѣчаютъ нашего присутств³я.

   Веселые путники скоро поровнялись съ ними, и тутъ Скруджъ узнавалъ всѣхъ, называя каждаго по имени. Отчего это ему такъ невыразимо пр³ятно было видѣть ихъ? Отчего такъ блисталъ его холодный взоръ, такъ трепетало его еердце, когда они проѣзжали мимо? Отчего онъ полонъ былъ радости, слыша ихъ взаимное привѣтств³е съ веселымъ праздникомъ, когда они разъѣзжались при поворотахъ по разнымъ дорогамъ, направляясь каждый подъ свою родную кровлю? Что значитъ веселое Рождество для Скруджа? Прочь съ веселымъ Рождествомъ! Что добраго онъ видѣлъ отъ него когда-нибудь?

   - Школа еще не совсѣмъ опустѣла,- сказалъ духъ.- Тамъ еще остался одинъ ребенокъ, о которомъ забыли его друзья.

   Скруджъ сказалъ, что ему это извѣстно, и вздохнулъ.

   Они повернули съ большой дороги въ хорошо памятный ему переулокъ и скоро дошли до непригляднаго здан³я изъ краснаго кирпича; на крышѣ его возвышался увѣнчанный флюгеромъ куполъ, подъ которымъ висѣлъ колоколъ. Это былъ обширный домъ, когда-то богатый, а теперь запущенный; его просторныя комнаты были почти пусты, стѣны сыры и покрыты мохомъ, окна повыбиты, двери покосились. Въ конюшняхъ бродили, кудахтая, куры, а сараи и навѣсы поросли травой. Да и внутри дома не больше оставалось слѣдовъ прежняго его состоян³я: когда они вошли въ мрачныя сѣни и заглянули чрезъ открытыя двери въ цѣлый рядъ комнатъ, то оказалось, что хотя онѣ были велики, но холодны и очень бѣдно меблированы. Въ воздухѣ пахло гнилью; голо и безжизненно смотрѣло все кругомъ; вообще какъ-то чувствовалось, что здѣсь любили вставать при свѣчахъ и питаться впроголодь.

   Духъ и Скруджъ направились чрезъ сѣни къ двери, ведущей въ заднюю половину дома. Дверь передъ ними растворилась и открыла глазамъ ихъ длинную, безъ всякихъ украшен³й, мрачную комнату, которая еще тоскливѣе казалась отъ разставленныхъ въ ней рядами скамеекъ и конторокъ. За одной изъ нихъ, невдалекѣ отъ едва топившагося камина, сидѣлъ одинок³й мальчикъ и читалъ книгу. И Скруджъ сѣ;лъ на одну изъ скамеекъ и горько заплакалъ при видѣ этого бѣднаго забытаго ребенка, въ которомъ онъ узналъ себя.

   Каждый едва уловимый звукъ, раздававш³йся въ домѣ: и возня мышей за стѣнной панелью, и капель полуоттаявшаго жолоба на заднемъ дворѣ, и легк³й шумъ вѣтвей безлистнаго унылаго тополя, и скрипъ двери въ пустой кладовой, и слабое потрескиванье огня,- все отзывалось въ сердцѣ Скруджа смягчающимъ вл³ян³емъ, и все свободнѣе и свободнѣе текли его слезы.

   Духъ дотронулся до его руки и указалъ ему на прежняго маленькаго Скруджа, углубившагося въ свое чтен³е. Вдругъ подъ окномъ явился какой-то человѣкъ въ странной чужеземной одеждѣ, но совсѣмъ какъ настоящ³й, живой человѣкъ, съ топоромъ за поясомъ и державш³й въ поводу осла, нагруженцаго дровами.

   - Ахъ, да это Али-Баба!- закричалъ Скруджъ въ восторгѣ.- Это дорогой, честный старикъ Али-Баба! Да, да, знаю! Одинъ разъ, на Рождествѣ, какъ тотъ покинутый ребенокъ оставался здѣсь совсѣмъ одинъ, онъ пришелъ въ первый разъ совсѣмъ вотъ какъ сейчасъ. Бѣдный мальчикъ! И Валентинъ,- продолжалъ Скруджъ,- и его дик³й братъ, Орсонъ, вонъ они идутъ! А какъ, бишь, зовутъ того, что спящимъ былъ спущенъ въ своихъ панталонахъ у воротъ Дамаска; развѣ ты не видишь его? А султанск³й конюхъ, котораго ген³и поставили вверхъ ногами! вонъ онъ на головѣ стоитъ! По дѣломъ ему. Я очень радъ. Съ какой стати ему жениться на принцессѣ!

   Если бы кто-нибудь изъ дѣловыхъ друзей Скруджа посмотрѣлъ на него въ эту минуту, когда онъ, откинувъ всю серьезность своей натуры, такъ искренно увлекался подобными вещами, выражая свой восторгъ самымъ необыкновеннымъ голосомъ, и смѣясь и плача въ одно и то же время, тотъ, навѣрное, не повѣрилъ бы собственнымъ глазамъ.

   - А вотъ и попугай! - воскликнулъ Скруджъ.- Самъ зеленый, а хвостъ желтый, и на головѣ точно салатъ выросъ, вотъ онъ! Бѣдный Робинъ Крузо!- кричалъ онъ ему, когда тотъ возвращался домой, объѣхавъ весь островъ. - Бѣдный Робинъ Крузо, гдѣ ты былъ, Робинъ Крузо? Человѣкъ подумалъ, что во снѣ это слышитъ; совсѣмъ нѣтъ. Это былъ попугай, ты знаешь. Вонъ Пятница ищетъ спасен³я въ бp3;гствѣ, спѣша къ заливу! Гипъ, гопъ, ура!

   Вдругъ, съ весьма чуждою его обычному характеру быстротою перехода, онъ, жалѣя своего прежняго я, произнесъ:

   - Бѣдный мальчикъ!

   И опять заплакалъ.

   - Хотѣлось бы,- проговорилъ Скруджъ невнятно, опуская руку въ карманъ и смотря около себя, вытеревъ себѣ сперва глаза рукавомъ,- но теперь уже поздно.

   - Въ чемъ дѣло? - спросилъ духъ.

   - Ничего,- отвѣтилъ Скруджъ.- Ничего. Вчера какой-то бѣдный мальчикъ приходилъ было ко мнѣ Христа славить. Мнѣ хотѣлось бы дать ему что-нибудь, вотъ и все.

   Духъ задумчиво улыбнулся и махнулъ рукою, говоря:

   - Посмотримъ другое Рождество!

   При этихъ словахъ прежн³й маленьк³й Скруджъ сталъ больше, и комната сдѣлалась нѣсколько темнѣе и грязнѣе. Панели растрескались; стекла въ окнахъ полопались; штукатурка съ потолка мѣстами пообвалилась, обнаживъ рѣшетку изъ драни; но какъ все совершилось, Скруджъ такъ же мало зналъ, какъ и вы. Одно онъ только зналъ, что все это было вѣрно, все это такъ и произошло когда-то на самомъ дѣлѣ - что онъ опять былъ одинокъ здѣсь, когда всѣ друг³е мальчики уѣхали по домамъ веселиться на праздникахъ.

   Только онъ не читалъ теперь, а ходилъ взадъ и впередъ въ отчаян³и. Скруджъ посмотрѣлъ на духа и, грустно покачивая головою, въ тоскливомъ ожидан³и глядѣлъ на дверь.

   Она отворилась, и въ нее быстро вбѣжала дѣвочка, гораздо моложе мальчика, и, обвивъ его шею руками и цѣлуя, называла его: "милый, милый братецъ".

   - Я за тобой пр³ѣхала, милый братецъ! - сказала она, всплеснувъ своими тонкими ручонками и готовясь разсмѣятъоя.- Домой, домой повезу тебя, домой!

   - Домой, Фанни? - переспросилъ мальчикъ.

   - Да! - воскликнулъ ребенокъ, с³яя отъ радости.- Домой совсѣмъ и навсегда. Отецъ сталъ теперь гораздо добрѣе; дома у насъ какъ въ раю! Онъ такъ ласково говорилъ со мною какъ-то вечеромъ, когда я шла спать, что я не побоялась спросить его, можно ли тебѣ вернуться къ намъ, и онъ сказалъ: "да, онъ вернется", и велѣлъ мнѣ за тобою ѣхать. И ты будешь мужчиной! - сказалъ ребенокъ, раскрывая глаза:- и никогда уже больше сюда не вернешься; но сначала мы вмѣстѣ проведемъ всѣ праздники и навеселимся досыта.

   - Ты у меня совсѣмъ большая, Фанни!- сказалъ мальчикъ.

   Она ударила въ ладоши и, весело смѣясь, старалась достать до его головы; но такъ какъ была еще мала ростомъ, то только опять засмѣялась и встала на цыпочки, чтобы обнять его. Затѣмъ она начала со свойственною дѣтямъ настойчивостью тащить его къ дверямъ, куда очень охотно онъ и пошелъ за нею.

   Вдругъ раздался страшный голосъ: "Снесите внизъ сундукъ мастера Скруджа!" и въ сѣняхъ появился самъ школьный учитель; онъ посмотрѣлъ на мастера Скруджа съ какимъ-то свирѣпымъ снисхожден³емъ и, подавъ ему руку, привелъ его въ состоян³е ужаса. Затѣмъ онъ повелъ обоихъ въ свою холодную и сырую гостиную, гдѣ висѣвш³я на стѣнахъ карты и разставленные по окнамъ глобусы отъ холода покрыты были точно инеемъ. Тутъ онъ досталъ графинъ съ замѣчательно легкимъ виномъ и кусокъ замѣчательно тяжелаго пирога и началъ угощать этимъ дѣтей. Въ то же время велѣлъ своему тощему слугѣ вынести стаканчикъ "чего-нибудь" кучеру; тотъ велѣлъ поблагодарить барина, сказавъ, впрочемъ, что если это такой же напитокъ, какой онъ пробовалъ прошлый разъ, то "лучше не надо". Такъ какъ за это время багажъ мастера Скруджа оказался уже привязаннымъ на верху экипажа, то дѣти очень охотно поспѣшили распрощаться съ учителемъ, сѣли въ повозку и весело покатили домой.

   - Она была всегда очень нѣжнаго сложен³я, готовая увянуть отъ малѣйшаго вѣтерка,- сказалъ духъ.- За то какое любящее было у нея сердце!

   - Твоя правда,- отозвался Скруджъ. - Спаси меня Богъ отвергать это.

   - Она умерла уже замужемъ,- прибавилъ духъ,- и, кажется, у нея были дѣти.

   - Одинъ только ребенокъ,- поправилъ Скруджъ.

   - Вѣрно,- сказалъ духъ. - Это твой племянникъ.

   Скруджъ почувствовалъ себя неловко и коротко отвѣтилъ:- "Да".

   Хотя и минуты не прошло еще, какъ они покинули школу, но успѣли уже очутиться въ оживленной части какого-то города, гдѣ происходила обычная уличная суета, двигались взадъ и впередъ прохож³е, тѣснились, прокладывая себѣ дорогу, всевозможные экипажи и тяжелыя фуры. По убранству лавокъ очевидно было, что и здѣсь справлялось Рождество; но былъ вечеръ, и на улицахъ горѣли фонари.

   Духъ остановился у дверей одной конторы и спросилъ Скруджа, знакома ли она ему.

   - Еще бы! - отвѣтилъ онъ.- Вѣдь я здѣсь былъ въ ученьи!

   Они вошли. При видѣ пожилого господина въ большомъ парикѣ, сидѣвшаго за такой высокой конторкой, что если бы она только еще на вершокъ была повыше, то онъ ударился бы головой о потолокъ, Скруджъ въ сильномъ волнен³и воскликнулъ:

   - Да вѣдь это старикъ Феззивигъ! Ей-Богу, это онъ, живой опять!

   Старый Феззивигъ положилъ перо и посмотрѣлъ на часы, которые показывали семь. Онъ потеръ руки, поправилъ свой широк³й жилетъ и, какъ бы улыбаясь всѣмъ своимъ существомъ, пр³ятнътмъ, жнрнымъ, веселымъ голосомъ крикнулъ:

   - Эй, гдѣ вы тамъ! Эбенизеръ! Дикъ!

   Прежн³й Скруджъ, теперь уже молодой человѣкъ, быстро вбѣжалъ въ комнату вмѣстѣ со своимъ товарищемъ, другимъ ученикомъ.

   - Такъ и есть, это Дикъ Вилькинсъ! - сказалъ Скруджъ, обращаясь къ духу.- Ахъ, Господи, онъ это, онъ! Какъ онъ былъ ко мнѣ привязанъ, бѣдный, милый Дикъ.

   - Вотъ что, ребятушки,- сказалъ Феззивигъ.- Довольно работать. Насталъ Рождественск³й вечеръ. Закрывайте-ка ставни, да, чуръ, живо!- вдругъ воскликнулъ онъ, громко ударивъ въ ладоши.

   Вы бы не повѣрили, какъ дружно принялись они за работу. Разъ, два, три - и молодцы были уже со ставнями на улицѣ; четыре, пять, шестъ - и они вдвинули ихъ на мѣсто; семь, восемь, девять - и они наложили задвижки и закрѣпили ихъ, и, прежде чѣмъ вы успѣли бы досчитать до двѣнадцати, они были уже опять въ комнатѣ, дыша какъ заморивш³еся кони.

   - Теперь,- воскликнулъ старый Феззивигъ, удивительно ловко спрыгивая съ своего высокаго табурета,- убирайте здѣсь, ребятушки, убирайте, чтобы побольше было намъ мѣста. Живо, Дикъ! Веселѣй, Эбенизеръ!

   Какое тутъ убирать! Чего бы они только ни убрали, когда за ними смотрѣлъ старый Феззивигъ. Въ минуту все было сдѣлано. Все, что можно было сдвинуть, было вытащено, будто оказалосъ навсегда излишнимъ; полъ выметенъ и вспрыснутъ, лампы оправлены, въ каминъ подкинуто угля, и торговое помѣщен³е превратилось въ приличную, теплую, сухую, ярко освѣщенную бальную залу.

   Вотъ вошелъ скрипачъ съ нотами и, расположившись на высокой конторкѣ, началъ жалобно настраивать свою скрипку. Вотъ вошла мистриссъ Феззивигъ, изображая собою одну широкую улыбку. Вошли три красивыя и лучезарныя дѣвицы Феззивигъ. Вошли шестеро вздыхавшихъ по нихъ молодыхъ людей. Вошли всѣ молодые мужчины и женщины, бывш³е при дѣлѣ. Вошла горничная съ своимъ двоюроднымъ братомъ, пекаремъ. Вошла кухарка съ близкимъ другомъ своего брата, молочникомъ. Явился и мальчикъ изъ лавки, что по ту сторону улицы, о которомъ разсказывали, будто хозяинъ плохо кормитъ его; войдя въ комнату, онъ старался спрятаться за дѣвочкой изъ сосѣдняго заведен³я, относительно которой было удостовѣрено, что хозяйка таскала ее за уши. Всѣ явились одинъ за другимъ; одни робко, друг³е смѣло, одни грац³озно, друг³е неуклюже, однихъ какъ будто кто толкалъ, другихъ точно тянули насильно. Но какъ бы то ни было, всѣ пришли, всѣ были налицо. Начались танцы. Сразу двадцать паръ пошли подъ звуки скрипки, двигаясь то гусемъ всѣ направо, то такъ же всѣ налѣво, то на средину, то опять назадъ, продѣлывая цѣлый рядъ мудревнѣйшихъ фигуръ. По окончан³и послѣдней старикъ Феззивигъ ударомъ въ ладоши подалъ знакъ остановиться, и скрипачъ не замедлилъ жадно погрузить свое разгоряченное лицо въ приготовленную для него кружку съ портеромъ. Но, вынырнувъ оттуда, онъ, вмѣсто отдыха, когда никто еще и не собирался танцовать, вдругъ запиликалъ снова, и съ такимъ жаромъ, какъ будто прежн³й скрипачъ, какъ выбивш³йся окончательно изъ силъ, былъ замертво отнесенъ домой на ставнѣ, а это былъ совсѣмъ свѣж³й музыкантъ, рѣшивш³йся, во что бы то ни стало, или затмить своего предшественника или погибнуть.

   Опять пошли танцы, за танцами - фанты, за фантами - снова танцы; затѣмъ подавался пирогъ, послѣ пирога глинтвейнъ, за ними огромныя части холоднаго мяса въ двухъ видахъ, пирожки съ коринкой и, наконецъ, обильное количество пива. Но самый эффектный моментъ вечера наступилъ послѣ этихъ угощен³й, когда скрипачъ - лукавый былъ онъ мужчина и куда какъ тонко понималъ свое дѣло - заигралъ "Сиръ Роджеръ ди Коверлей". Тутъ выступили на сце³и старый Феззивигъ и мистриссъ Феззивигъ, составивъ первую пару. Не легкое предстояло имъ дѣло въ виду цѣлыхъ двадцати, если не больше, паръ участниковъ; съ этимъ народомъ шутить было нельзя: ужъ никакъ не ходить они собирались, а танцовать, и танцовать какъ слѣдуетъ.

   Но, будь ихъ вдвое, куда - вчетверо больше, старикъ, а также и мистриссъ Феззивигъ, не ударили бы въ грязь лицомъ передъ ними. Что ея касается, это была дама достойная своего кавалера во всѣхъ отношен³яхъ; а это ли не похвала? Какъ двѣ луны мелькали икры Феззивига. Напрасно бы вы старались предугадать, что онѣ изобразятъ собою въ слѣдующее же мгновен³е. Когда старикъ съ супругою продѣлали всѣ должныя фигуры, Феззивигъ закончилъ танецъ, такъ ловко выкинувъ послѣднее колѣно, будто мигнулъ ногами въ воздухѣ, и твердо, не качнувшись, опустился на полъ.

   Когда пробило одиннадцать часовъ, этотъ домашн³й балъ кончился. Мистеръ и мистриссъ Феззивигъ заняли мѣста по обѣ стороны двери и, подавая руку каждому изъ расходившихся гостей, поздравляли ихъ съ праздникомъ, желая весело провести его. Когда очередъ дошла до двухъ учениковъ, хозяева и ихъ привѣтствовали подобнымъ же образомъ. Такъ постепенно смолкли веселые голоса, и мальчики были отпущены спать. Постели ихъ помѣщались подъ прилавкомъ въ задней комнатѣ конторы.

   Въ течен³е всего этого времени Скруджъ былъ какъ бы внѣ себя. Его сердце и душа переселились въ его прежнее я и вмѣстѣ съ нимъ переживали все происходившее передъ его глазами. Онъ все чувствовалъ, все вспоминалъ, всему радовался и находился въ сильнѣишемъ возбужден³и. Только когда скрылись изъ вида довольныя лица его прежняго я и его товарища Дика, вспомнилъ онъ о духѣ и замѣтилъ, что тотъ пристально на него смотритъ, и свp3;тъ на его головѣ горитъ особенно ярко.

   - Немногое нужно,- сказалъ духъ,- чтобы вызвать такое чувство благодарности у этихъ простоватыхъ людей.

   - Немногое! - отозвался Скруджъ.

   Духъ сдѣлалъ ему знакъ прислушаться къ разговору обоихъ учениковъ, изливавшихъ свою душу въ похвалахъ Феззивигу, и потомъ сказалъ:

   - Не правда ли? Вѣдь куда какъ немного истратилъ онъ вашихъ презрѣнныхъ денегъ, всего какихъ-нибудь три-четыре фунта {Тридцать-сорокъ рублей на наши деньги}. Неужели это большая сумма, чтобъ онъ заслуживалъ подобной похвалы!

   - Не въ томъ дѣло,- сказалъ Скруджъ, возбужденный этимъ замѣчан³емъ и говоря безсознательно языкомъ своего прежняго, а не настоящаго я.- Не въ этомъ дѣло, духъ. Въ его власти сдѣлать насъ счастливыми или несчастными, сдѣлать нашу службу легкою или тяжелою, удовольств³емъ или трудной работой. Дѣйствительно, власть его заключается въ словахъ и взглядахъ, въ вещахъ столь легкихъ и незначительныхъ, что нѣтъ возможности собрать и сосчитать ихъ. Но что изъ этого? Сообщаемое имъ счаст³е стоитъ цѣлаго состоян³я.

   Онъ почувствовалъ на себѣ взглядъ духа и остановился.

   - Что съ тобой? - спросилъ духъ.

   - Ничего особеннаго,- сказалъ Скруджъ.

   - Однако? - настаивалъ духъ.

   - Нѣтъ,- сказалъ Скруджъ,- нѣтъ. Мнѣ только хотѣлось бы имѣть возможность сказать сейчасъ два слова своему конторщику. Вотъ и все.

   При этихъ словахъ Скруджа его прежн³й я погасилъ лампы, и Скруджъ очутился съ духомъ снова на открытомъ воздухѣ.

   - Мой срокъ истекаетъ,- замѣтилъ духъ.- Скорѣй!

   Эти слова не были обращены ни къ Скруджу, ни къ кому-либо другому, кого бы онъ могъ видѣть, но они произвели непосредственное дѣйств³е. Скруджъ снова увидалъ себя. Теперь онъ былъ старше, человѣкомъ въ лучшей порѣ жизни. Лицо его еще не носило рѣзкихъ и грубыхъ чертъ позднѣйшихъ лѣтъ, но обнаруживало уже признаки заботъ и скупости. Въ безпокойномъ движен³и глазъ сказывались инстинкты алчности и наживы; видно было, что эти страсти уже пустили корни въ немъ и вскорѣ обѣщали бросить на его взоръ тѣнь быстро растущаго отъ нихъ дерева.

   Онъ былъ не одинъ, а сидѣлъ рядомъ съ красивой дѣвушкой, одѣтой въ трауръ. Въ глазахъ ея виднѣлись слезы, а въ нихъ искрился свѣтъ, с³явш³й съ головы духа прошедшаго Рождества.

   - Это не важно,- сказала она тихо.- Для тебя это бездѣлица. Другой кумиръ замѣстилъ меня; и если онъ можетъ послужить тебѣ; въ будущемъ радостью и утѣшен³емъ, которыя я старалась бы доставить тебѣ, то у меня нѣтъ повода печалиться.

   - Какой кумиръ замѣнилъ тебя? - возразилъ онъ.

   - Золотой кумиръ.

   - Вотъ вамъ людское безпристраст³е! - сказалъ онъ.- Ни къ чему м³ръ такъ строго не относится, какъ къ бѣдности, и въ то же время ничто такъ сурово не осуждаетъ, какъ стремлен³е къ богатству!

   - Ты слишкомъ боишься свѣта,- кротко отвѣтила она.- Всѣ твои надежды поглощены одного - избѣгнуть повода къ его горькимъ упрекамъ. Я была свидѣтельнице³о того, какъ твои болѣе благородныя стремлен³я пропадали одно за другимъ, уступая свое мѣсто одной господствующей страсти - наживы. Не такъ ли?

   - Что же изъ этого? - возразилъ онъ.- Что изъ того, что я настолько поумнѣлъ? К,ъ тебѣ я не перемѣнился.

   Она покачала головою.

   - Развѣ не такъ?

   - Мы помолвлены давно. Въ то время мы оба были бѣдны и не скучали этимъ, въ надеждѣ, при лучшихъ обстоятельствахъ, устроить наше внѣшнее счаст³е терпѣливымъ трудомъ. Ты не тотъ теперь. Тогда ты былъ другимъ человѣкомъ.

   - Я былъ мальчикомъ,- сказалъ онъ нетерпѣливо.

   - Твое собственное сердце говоритъ тебѣ, что ты не тотъ, что былъ,- возразила она.- Я не перемѣнилась. То, что обѣщало намъ счаст³е, когда у насъ было одно сердце, превратилось въ бѣду, когда наши стремлен³я разошлись въ разныя стороны. Мнѣ нечего говорить, какъ часто и какъ мучительно я объ этомъ думала. Довольно того, что мною теперь все обдумано, и я могу освободить тебя.

   - Развѣ я когда-нибудь искалъ разлуки?

   - На словахъ - нѣтъ, никогда.

   - Такъ въ чемъ же ты это видишь?

   - Въ перемѣнѣ твоихъ наклонностей, твоего характера, въ иномъ взглядѣ на жизнь и преслѣдован³и въ ней иной окончательной цѣли - во всемъ, что придавало моей любви какое-нибудь значен³е или цѣну въ твоихъ глазахъ. Если бы ничего этого между нами не было,- продолжала она, глядя на него кротко, но рѣшительно:- скажи мнѣ, остановилъ ли бы ты теперь на мнѣ свой выборъ и старался ли бы пр³обрѣсти мое расположен³е? Навѣрное, нѣтъ.

   Онъ, повидимому, невольно соглашался съ справедливостью этого предположен³я, но, подавивъ въ себѣ голосъ совѣсти, отвѣтилъ:

   - Ты этого не думаешь.

   - И бы рада была думать иначе, если бы могла,- возразила она.- Богу извѣстно, что, убѣдившись въ подобной истинѣ, я не могла не видѣть, насколько она неотразима. Но, будь ты свободенъ сегодня, завтра, могу ли я повѣрить, чтобы ты избралъ дѣвушку-безприданницу - ты, который даже въ интимной бесѣдѣ съ нею взвѣшиваешь все со стороны выгоды; даже допустивъ, что ты измp3;нилъ на минуту своему руководящему правилу и женился бы на такой дѣвушкѣ, развѣ не знаю я, что ты непремѣнно бы въ этомъ раскаялся и сожалѣлъ бы о своемъ поступкѣ? Слишкомъ хорошо я это знаю и потому освобождаю тебя отъ даннаго тобою слова. Я дѣлаю это отъ полнаго сердца, ради любви къ тому, какимъ ты былъ когда-то.

   Онъ было хотѣлъ заговорить, но она, отвернувшись отъ него, продолжала:

   - Можетъ быть - въ чемъ воспоминан³е прошлаго нѣсколько обнадеживаетъ меня - можетъ быть, ты и поскорбишь объ этомъ, но очень, очень не долго, и освободишься отъ этихъ воспоминан³й съ радостью, какъ отъ безполезной мечты или сновидѣн³я, отъ котораго пр³ятно бываетъ проснуться. Итакъ будь счастливъ въ своей новой жизни!

   Она вышла, и они разстались.

   - Духъ! - воскликнулъ Окруджъ,- будетъ съ меня! Сведи меня домой. Что тебѣ за удовольств³е терзать меня?

   - Еще одно видѣн³е,- отвѣтилъ духъ.

   - Не надо! Не хочу больше ничего видѣть!- умолялъ Скруджъ.

   Но безжалостный духъ схватилъ его обѣими руками и принудилъ наблюдатъ, что будетъ дальше.

   Они очутились въ другомъ мѣстѣ и передъ новою сценой. Это была не особенно большая или богатая комната, но комфортабельно и уютно обставленная. Недалеко отъ камина сидѣла красивая молодая дѣвушка, такъ похожая на только что видѣнную, что Скруджъ принялъ ее за одну и ту же, пока не узналъ видѣнную раньше въ лицѣ другой красивой женщины, теперь уже матери семейства, сид
123;вшей противъ своей дочери. Шумъ въ комнатѣ стоялъ невообразимый. Тамъ было столько дѣтей, что Скруджъ не могъ. при своемъ волнен³и, сосчитать ихъ. Въ полномъ противорѣч³и со стадомъ, о которомъ говорится въ одной поэмѣ, здѣ;сь не то, что сорокъ дѣтей можно было счесть за одного, а, напротивъ, каждый въ отдѣльности производилъ больше шума, чѣмъ всѣ сорокъ человѣкъ вмѣстѣ. Можете себѣ представить, что это была за суматоха. Никто, однако, ею не тяготился, напротивъ, мать и дочь весело смѣялись, съ удовольств³емъ глядя на дѣтей. Скоро дѣвушка даже сама приняла участ³е въ ихъ играхъ, и порядкомъ же ей досталось.

   Но вотъ послышался стукъ въ дверь, и вся шумная ватага опрометью бросилась къ ней, увлекая съ собою растрепанную, съ измятымъ платьемъ, старшую сестру, и очутилась у входа какъ разъ въ то мгновен³е, когда въ дверяхъ показался отецъ въ сопровожден³и человѣка, нагруженнаго рождественскими подарками. Радостнымъ возгласамъ и конца не было. Плохо пришлось бѣдному носильщику, когда нетерпѣливыя дѣти начали подставлять къ нему стулья, вмѣсто лѣстницы, карабкаться на него самого, заглядывать къ нему въ карманы, тащить его за воротникъ, обшаривать и теребить его со всѣхъ сторонъ, добывая завернутыя въ желтую бумагу сокровища. И какимъ взрывомъ восторга сопровождалось вскрыт³е каждаго пакета! Вдругъ страшная вѣсть, что грудной ребенокъ засунулъ себѣ въ ротъ кукольную сковороду, при чемъ, по всей вѣроятности, уже успѣлъ проглотить игрушечную индѣйку, изжаренмую на деревянномъ противнѣ! А потомъ всеобщее облегчен³е, когда тревога оказалась напрасной. Со всѣхъ сторонъ крики радости, благодарности, восторга! Трудно поддается описан³ю подобная сцена. Хорошо, что дѣтей одного за другимъ увели спать наверхъ, гдѣ взволнованные голоса ихъ постепенно смолкли.

   Скруджъ сталъ внимательнѣе прежняго наблюдать, когда хозяинъ дома, нѣ;жно обнявъ свою дочь, сѣлъ съ нею и съ ея матерью на свое обычное мѣсто у камина. Глаза Скруджа подернулись слезами при мысли, что подобное существо, такое же милое и столь много обѣщающее, могло бы называть его отцомъ и быть весеннею отрадой въ суровую зимнюю пору его жизни.

   - Бэлла! - сказалъ мужъ, обращаясь съ улыбкой къ женѣ,- я видѣлъ сегодня одного твоего стараго друга.

   - Кого же это?

   - Угадай.

   - Какъ могу я угадать? А впрочемъ, постой,- поспѣшила она прибавить, смѣясъ какъ и онъ.- Мистера Скруджа?

   - Вѣрно. Я проходилъ мимо оконъ его конторы, и такъ какъ они не были закрыты, и внутри горѣла свѣча, то я не могъ удержаться, чтобы не взглянуть на него. Говорятъ, компаньонъ его при смерти, и вотъ онъ сидитъ теперь одинъ. Вѣдь у него никого нѣтъ, я думаю.

   - Духъ! - взмолился опять Скруджъ надломленнымъ голосомъ,- уведи меня отсюда.

   - Я сказалъ тебѣ, что это тѣни былыхъ вещей,- сказалъ духъ: - не моя вина, что онѣ таковы.

   - Уведи меня! - настаивалъ Скруджъ. - Мнѣ этого не вынести.

   Обернувшись въ сторону духа и видя, что тотъ смотритъ на него лицомъ, въ которомъ необъяснимымъ образомъ отражались отдѣльныя черты всѣхъ показанныхъ ему духомъ лицъ, Скруджъ старался высвободиться изъ его крѣпкихъ рукъ.

   - Отпусти меня! Сведи меня назадъ и покинь меня!

   Въ этой борьбѣ - если это только можетъ назваться борьбою, гдѣ духъ безъ всякаго видимаго напряжен³я съ своей стороны не поддавался никакимъ усил³ямъ своего противника - Скруджъ замѣтилъ, что свѣтъ его горитъ широко и ярко; смутно объясняя себѣ, что именно въ этомъ свѣтѣ заключается сдерживающая его сила духа, онъ схватилъ шапку-гасильникъ и быстрымъ движен³емъ накрылъ ею голову призрака.

   Духъ съежился подъ нею, такъ что гасильникъ покрылъ его всего; но хотя Скруджъ давилъ на него изо всей силы, онъ не могъ совершенно загасить свѣтъ, который стремился изъ-подъ гасильника и цѣлымъ потокомъ разливался до полу.

   Онъ чувствовалъ, что силы оставляютъ его, и одолѣваетъ непреоборимая дремота, что, кромѣ того, онъ находится въ своей спальнѣ. Онъ еще разъ надавилъ шапку, и рука его опустилась въ изнеможен³и, такъ что едва успѣлъ онъ добраться до постели, какъ въ то же мгновен³е крѣпко заснулъ.

  

  

   Проснувшись среди сильнѣишаго храпа и сѣвъ въ постели, чтобы собраться съ мыслями, Скруджъ не имѣлъ случая узнать, что колоколъ готовъ опять пробить часъ. Онъ, однако, чувствовалъ, что пришелъ въ сознан³е какъ разъ къ тому времени, когда ему нужно было принять второго изъ числа трехъ посѣтителей, обѣщанныхъ Яковомъ Марлеемъ. Но, ощутивъ непр³ятный холодъ при мысли о томъ, которую изъ занавѣсокъ постели раздвинетъ этотъ второй посѣтитель, онъ собственноручно отодвинулъ ихъ со всѣхъ сторонъ и, улегшись снова, сталъ зорко наблюдать вокругъ постели. Онъ хотѣлъ окликнуть духа въ самый моментъ его появлен³я, совсѣмъ не желая быть застигнутымъ врасплохъ и испытать нервное потрясен³е.

   Есть люди, которые ни надъ чѣмъ не задумываются; они любятъ похвастаться, что ихъ ничѣмъ не удивишь и не испугаешь, начиная съ игры въ орлянку до уб³йства человѣка. Н23;тъ сомнѣн³я, что между такими крайностями существуетъ безчисленное множество переходовъ. Я не берусь причислить Скруджа вполнѣ къ такого сорта людямъ и увѣрять васъ, что онъ приготовился къ очень многимъ разновидностямъ чудесныхъ явлен³й, что ничто не могло особенно поразить его, начиная съ младенца и кончая носорогомъ. Приготовившись почти ко всему, онъ никоимъ образомъ не думалъ, что не произойдетъ ничего особеннаго; потому, когда колоколъ пробилъ часъ, а никакого видѣн³я не появлялось, его начала п