Диккенс Чарльз - Рождественская песнь в прозе

  

  

  

   Марлей умеръ - начнемъ съ того. Сомнѣваться въ дѣйствительности этего событ³я нѣтъ ни малѣйшаго повода. Свидѣтельство объ его смерти было подписано священникомъ, причетникомъ, гробовщикомъ и распорядителемъ похоронной процесс³и. Оно было подписано и Скруджемъ; а имя Скруджа, какъ и всякая бумага, носившая его подпись, уважалисъ на биржѣ.

   А зналъ ли Скруджъ, что тотъ умеръ? Конечно, зналъ. Иначе не могло и быть. Вѣдь они съ Марлеемъ были компаньонами Богъ вѣсть сколько лѣтъ. Скруджъ же былъ и его единственнымъ душеприказчикомъ, единственнымъ наслѣдникомъ, другомъ и плакальщикомъ. Но и тотъ не былъ особенно пораженъ этимъ печальнымъ событ³емъ, и, какъ истинно дѣловой человѣкъ, почтилъ день похоронъ своего друга удачной операц³ей на биржѣ.

   Упомянувъ о похоронахъ Марлея, я поневолѣ долженъ вернуться еще разъ къ тому, съ чего началъ, т. е., что Марлей несомнѣнно умеръ. Это необходимо категорически признатъ разъ навсегда, а то въ предстоящемъ моемъ разсказp3; не будетъ ничего чудеснаго. Вѣдь если бы мы не были твердо увѣрены, что отецъ Гамлета умеръ до начала пьесы, то въ его ночной прогулкѣ, невдалекѣ отъ собственнаго жилища, не было бы ничего особенно замѣчательнаго. Иначе стоило любому отцу среднихъ лѣтъ выйти въ вечернюю пору подышатъ свѣжимъ воздухомъ, чтобы перепугать своего трусливаго сына.

   Скруджъ не уничтожилъ на своей вывѣскѣ имени стараго Марлея; прошло нѣсколько лѣтъ, а надъ конторой по-прежнему стояла надпись: "Скруджъ и Марлей". Подъ этимъ двойнымъ именемъ фирма ихъ и была извѣстна, такъ что Скруджа иногда называли Скруджемъ, иногда, по незнан³ю, Марлеемъ; онъ отзывался на то и на другое; для него это было безразлично.

   Но что за отьявленный кулакъ былъ этотъ Скруджъ! Выжать, вырвать, сгресть въ свои жадныя руки было любимымъ дѣломъ этого стараго грѣшника! Онъ былъ твердъ и остеръ, какъ кремень, изъ котораго никакая сталь не могла извлечь искры благороднаго огня; скрытный, сдержанный, онъ прятался отъ людей, какъ устрица. Его внутренн³й холодъ отражался на его старческихъ чертахъ, сказывался въ заостренности его носа, въ морщинахъ щекъ, одеревенѣлости походки, краснотѣ глазъ, синевѣ его тонкихъ губъ и особенно въ рѣзкости его грубаго голоса. Морозный иней покрывалъ его голову, брови и небритый подбородокъ. Свою собственную низкую температуру онъ всюду приносилъ съ собою: замораживалъ свою контору въ праздничные, не трудовые дни и даже въ Рождество не давалъ ей нагрѣться и на одинъ градусъ.

   Ни жаръ, ни холодъ наружный не дѣйствовали на Скруджа. Никакое тепло не въ силахъ было согрѣть его, никакая стужа не могла заставить его озябнуть. Не было ни вѣтра рѣзче его, ни снѣга, который, падая на землю, упорнѣе преслѣдовалъ бы свои цѣли. Проливной дождь, казалось, былъ доступнѣе для просьбъ. Самая гнилая погода не могла донять его. Сильнѣйш³й дождь и снѣгъ, и градъ только въ одномъ могли похвалиться передъ нимъ: они часто сходили на землю красиво, Скруджъ же не снисходилъ никогда.

   Никто на улицѣ не останавливалъ его веселымъ привѣтств³емъ: "Какъ поживаете, любезный Скруджъ? Когда думаете навѣстить меня?" Нищ³е не обращались къ нему за милостыней, дѣти не спрашивали у него, который часъ; ни разу во всю его жизнъ никто не спросилъ у него дороги. Даже собаки, которыя водятъ слѣпцовъ, и тѣ, казалось, знали, что это за человѣкъ: какъ только завидятъ его, поспѣшно тащатъ своего хозяина въ сторону, куда-нибудь въ ворота или во дворъ, гдѣ, виляя хвостомъ, какъ будто хотятъ сказатъ своему слѣпому хозяину: безъ глаза лучше, чѣмъ съ дурнымъ глазомъ!

   Но что за дѣло было до всего этого Скруджу? Напротивъ, онъ былъ очень доволенъ такимъ отношен³емъ къ нему людей. Пробираться въ сторонѣ отъ торной дороги жизни, подальше отъ всякихъ человѣческихъ привязанностей,- вотъ что онъ любилъ.

   Однажды - это было въ одинъ изъ лучшихъ дней въ году, а именно наканунѣ Рождества Христова - старикъ Скруджъ занимался въ своей конторѣ. Стояла рѣзкая, холодная и притомъ очень туманная погода. Снаружи доносилось тяжелое дыхан³е прохожихъ; слышно было, какъ они усиленно топали по тротуару ногами, били рука объ руку, стараясь какъ-нибудь согрѣть свои окоченѣвш³е члены. День еще съ утра былъ пасмурный, а когда на городскихъ часахъ пробило три, то стало такъ темно, что пламя свѣчей, зажженныхъ въ сосѣднихъ конторахъ, казалось сквозь окна какимъ-то красноватымъ пятномъ на непрозрачномъ буромъ воздухѣ. Туманъ пробивался сквозь каждую щель, чрезъ всякую замочную скважину и былъ такъ густъ снаружи, что дома, стоявш³е по другую сторону узкаго двора, гдѣ помѣщалась контора, являлись какими-то неясными призраками. Смотря на густыя, нависш³я облака, которыя окутывали мракомъ все окружающее, можно было подуматъ, что природа сама была здѣсь, среди людей, и занималасъ пивоварен³емъ въ самыхъ широкихъ размѣрахъ.

   Дверь изъ комнаты, гдѣ занимался Скруджъ, была открыта, чтобы ему удобнѣе было наблюдать за своимъ конторщикомъ, который, сидя въ крошечной полутемной каморкѣ, переписывалъ письма. Въ каминѣ самого Скруджа былъ разведенъ очень слабый огонь, а то, чѣмъ согрѣвался конторщикъ, и огнемъ нельзя было назвать: это былъ просто едва-едва тлѣющ³й уголекъ. Растопить пожарче бѣдняга не осмѣливался, потому что ящикъ съ углемъ Скруджъ держалъ въ своей комнатѣ, и рѣшительно всяк³и разъ, когда конторщикъ входилъ туда съ лопаткой, хозяинъ предупреждалъ его, что имъ придется разстаться. Поневолѣ пришлось конторщику надѣть свой бѣлый шарфъ и стараться согрѣть себя у свѣчки, что ему, за недостаткомъ пылкаго воображен³я, конечно, и не удавалось.

   - Съ праздникомъ, дядюшка! Богъ вамъ на помощъ! - послышался вдругъ веселый голосъ.

   Это былъ голосъ племянника Скруджа, прибѣжавшаго такъ внезапно, что это привѣтств³е было первымъ признакомъ его появлен³я.

   - Пустяки! - сказалъ Скруджъ.

   Молодой человѣкъ такъ нагрѣлся отъ быстрой ходьбы по морозу, что красивое лицо его какъ бы горѣло; глаза ярко сверкали, и дыхан³е его было видно на воздухѣ - Какъ? - рождество пустяки, дядюшка?! - сказалъ племянникъ.- Право, вы шутите.

   - Нѣтъ, не шучу,- возразилъ Скруджъ.- Какой тамъ радостный праздникъ! По какому праву ты радуешься и чему? Ты такъ бѣденъ.

   - Ну,- весело отвѣтилъ племянникъ,- а по какому праву вы мрачны, что заставляетъ васъ быть такимъ угрюмымъ? Вы вѣдь такъ богаты.

   Скруджъ не нашелся, что отвѣтить на это и только еще разъ произнесъ:

   - Пустяки!

   - Будетъ вамъ сердиться, дядя,- началъ опять племянникъ.

   - Что же прикажете дѣлать,- возразилъ дядя,- когда живешь въ м³рѣ такихъ глупцовъ? Веселый праздникъ! Хорошъ веселый праздникъ, когда нужно платить по счетамъ, а денегъ нѣтъ; годъ прожилъ, а побогатѣть и на грошъ не побогатѣлъ - приходитъ время подсчитывать книги, въ которыхъ за всѣ двѣнадцать мѣсяцевъ ни по одной статьѣ не оказывается прибыли. О, еслибъ моя воля была,- продолжалъ гнѣвно Скруджъ,- каждаго ид³ота, который носится съ этимъ веселымъ праздникомъ, я бы сварилъ вмѣстѣ съ его пудингомъ и похоронилъ бы его, проколовъ ему сперва грудь коломъ изъ остролистника {Пудингъ - необходимое рождественское блюдо англичанъ, какъ остролистникъ - обязательное украшен³е ихъ комнатъ на святочныхъ вечерахъ.}. Вотъ чтобъ я сдѣлалъ!

   - Дядя! дядя! - произнесъ, какъ бы защищаясь, племянникъ.

   - Племянникъ! - сурово возразилъ Скруджъ,- справляй Рождество, какъ знаешь, и предоставь мнѣ справлять его по-моему.

   - Справлятъ! - повторилъ племянникъ.- Да развѣ его такъ справляютъ?

   - Оставь меня,- сказалъ Скруджъ.- Поступай, какъ хочешь! Много толку вышло до сихъ поръ изъ твоего празднован³я!

   - Правда, я не воспользовался какъ слѣдуетъ многимъ, что могло бы имѣть добрыя для меня послѣдств³я, напримѣръ Рождество. Но, увѣряю васъ, всегда, съ приближен³емъ этого праздника, я думалъ о немъ какъ о добромъ, радостномъ времени, когда, не въ примѣръ долгому ряду остальныхъ дней года, всѣ, и мужчины и женщины, проникаются христ³анскимъ чувствомъ человѣчности, думаютъ о меньшей брат³и какъ о дѣйствительныхъ своихъ спутникахъ къ могилѣ, а не какъ о низшемъ родѣ существъ, идущихъ совсѣмъ инымъ путемъ. Я уже не говорю здѣсь о благоговѣн³и, подобающемъ этому празднику по его священному имени и происхожден³ю, если только что-нибудь, связанное съ нимъ, можетъ быть отдѣлено отъ него. Поэтому-то, дядюшка, хотя оттого у меня ни золота, ни серебра въ карманѣ не прибавлялось, я все-таки вѣрю, что польза для меня отъ такого отношен³я къ великому празднику была и будетъ, и я отъ души благословляю его!

   Конторщикъ въ своей каморкѣ не выдержалъ и одобрительно захлопалъ въ ладоши, но въ ту же минуту, почувствовавъ неумѣстность своего постунка, поспѣшно загребъ огонь и потушилъ послѣднюю слабую искру.

   - Если отъ васъ я услышу еще что-нибудь въ этомъ родѣ,- сказалъ Скруджъ:- то вамъ придется отпраздновать свое Рождество потерею мѣста. Однако, вы изрядный ораторъ, милостивый государь,- прибавилъ онъ, обращаясь къ племяннику:- удивительно, что вы не членъ парламента.

   - Не сердитесь, дядя. Пожалуйста, приходите къ намъ завтра обѣдать.

   Тутъ Скруджъ, не стѣсняясъ, предложилъ ему убраться подальше.

   - Почему же? - воскликнулъ племянникъ. - Почему?

   - Почему ты женился? - сказалъ Скруджъ.

   - Потому что влюбился.

   - Потому что влюбился! - проворчалъ Скруджъ, какъ будто это была единственная вещь въ м³рѣ, еще болѣе смѣшная, чѣ;мъ радость праздника.- Прощай!

   - Но, дядюшка, вы вѣдь и до этого событ³я никогда не бывали у меня. Зачѣмъ же ссылаться на него какъ на предлогъ, чтобъ не придти ко мнѣ теперь?

   - Прощай! - повторилъ Скруджъ вмѣсто отвѣта.

   - Мнѣ ничего отъ васъ не нужно; я ничего не прошу у васъ: отчего бы не быть намъ друзьями?

   - Прощай!

   - Сердечно жалѣю, что вы такъ непреклонны. Мы никогда не ссорились по моей винѣ. Но ради праздника я сдѣлалъ эту попытку и останусь до конца вѣренъ своему праздничному настроен³ю. Итакъ, дядюшка, дай вамъ Богъ въ радости встрѣтить и провести праздникъ!

   - Прощай! - твердилъ старикъ.

   - И счастливаго Новаго года!

   - Прощай!

   Несмотря на такой суровый пр³емъ, племянникъ вышелъ изъ комнаты, не произнеся сердитаго слова. У наружной двери онъ остановился поздравить съ праздникомъ конторщика, который, какъ ему мы было холодно, оказался теплѣе Окруджа, такъ какъ сердечно отвѣтилъ на обращенное къ нему привѣтств³е.

   - Вотъ еще другой такой же нашелся,- пробормоталъ Скруджъ, до котораго донесся разговоръ изъ каморки.- Мой конторщикъ, имѣющ³й пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю да еще жену и дѣтей, толкуетъ о веселомъ праздникѣ. Хоть въ сумасшедш³й домъ бѣдняга, проводивъ племянника Скруджа, впустилъ двухъ другихъ людей. Это были представительные джентльмены пр³ятной наружности. Снявъ шляпы, они остановились въ конторѣ. Въ рукахъ у нихъ были книги и бумаги. Они поклонились.

   - Это контора Скруджа и Марлея, если не ошибаюсь? - сказалъ одинъ изъ господъ, справляясь съ своимъ листомъ.- Имѣю честь говорить съ г. Скруджъ или съ г. Марлей?

   - Г. Марлей умеръ семь лѣтъ тому назадъ,- отвѣтилъ Скруджъ.- Сегодня ночью минетъ ровно семь лѣтъ со времени его смерти.

   - Мы не сомнѣваемся, что его щедрость имѣетъ достойнаго представителя въ лицѣ пережившаго его товарища по фирмѣ,- сказалъ джентльменъ, подавая свои бумаги.

   Онъ сказалъ правду: это были родные братья по духу. При страшномъ словѣ "щедрость" Скруджъ нахмурилъ брови, покачалъ головой и отстранилъ отъ себя бумаги.

   - Въ эту праздничную пору года, г. Скруджъ,- сказалъ джентльменъ, беря перо,- болѣе, чѣмъ обыкновенно, желательно, чтобы мы немного позаботились о бѣдныхъ и нуждающихся, которымъ очень плохо приходится въ настоящее время. Мног³я тысячи нуждаются въ самомъ необходимомъ; сотни тысячъ лишены самыхъ обыкновенныхъ удобствъ, милостивый государь.

   - Развѣ нѣтъ тюремъ? - спросилъ Скруджъ.

   - Тюремъ много,- сказалъ джентльменъ, кладя перо на мѣсто.

   - А рабоч³е дома? - освѣдомился Скруджъ.- Существуютъ они?

   - Да, по-прежнему,- отвѣтилъ джентльменъ.- Хотѣлось бы, чтобъ ихъ больше не было.

   - Стало быть, исправительныя заведен³я и законъ о бѣдныхъ въ полномъ ходу? - спросилъ Скруджъ.

   - Въ полнѣйшемъ ходу и то и другое, милостивый государь.

   - Ara! А то я было испугался, слыша ваши первыя слова; подумалъ, ужъ не случилось ли съ этими учрежден³ями чего-нибудь, что заставило ихъ прекратить свое дѣйств³е,- сказалъ Скруджъ.- Очень радъ это слышать.

   - Сознавая, что врядъ ли эти суровые способы доставляютъ христ³анскую помощь духу и тѣлу народа,- возразилъ джентльменъ,- нѣкоторые изъ насъ взяли на себя заботу собрать сумму на покупку для бѣдняковъ пищи и топлива. Мы выбрали это время какъ такое, когда нужда особенно чувствуется, а изобил³е услаждается. Что прикажете записать отъ васъ?

   - Ничего,- отвѣтилъ Скруджъ.

   - Вы хотите остаться неизвѣстнымъ?

   - Я хочу, чтобы меня оставили въ покоѣ,- сказалъ Скруджъ. - Если вы меня спрашиваете, чего я хочу, вотъ вамъ мой отвѣтъ. Я самъ не веселюсь на праздникѣ и не могу доставлять возможности веселиться празднымъ людямъ. Я даю на поддержан³е учрежден³й, о которыхъ упомянулъ; на нихъ тратится не мало, и у кого плохи обстоятельства, пусть туда идутъ!

   - Мног³е не могутъ идти туда; мног³е предпочли бы умереть.

   - Если имъ легче умереть,- сказалъ Скруджъ,- пусть они лучше такъ и дѣлаютъ; меньше будетъ лишняго народа. Впрочемъ, извините меня, я этого не знаю.

   - Но вы могли бы знать,- замѣтилъ одинъ изъ посѣтителей.

   - Это не мое дѣло,- отвѣтилъ Скруджъ. - Довольно для человѣка, если онъ понимаетъ собственное дѣло и не мѣшается въ чуж³я. Моего дѣла съ меня достаточно. Прощайте, господа!

   Ясно видя, что имъ не достигнуть здѣсь своей цѣли, господа удалились. Скруджъ принялся за работу съ лучшимъ мнѣн³емъ о самомъ себѣ и въ лучшемъ расположен³и духа, нежели обыкновенно.

   Между тѣмъ туманъ и мракъ сгустились до такой степени, что на улицѣ появились люди съ зажженными факелами, предлагавш³е свои услуги идти передъ лошадьми и указывать экипажамъ дорогу. Древняя колокольня, угрюмый старый колоколъ которой всегда лукаво поглядывалъ внизъ на Скруджа изъ готическаго окна въ стѣнѣ, стала невидимой и отбивала свои часы и четверти гдѣ-то въ облакахъ; звуки ея колокола такъ дрожали потомъ въ воздухѣ, что казалось, какъ будто въ замерзшей головѣ ея зубы стучали другъ объ друга отъ холода. На главной улицѣ, около угла подворья, нѣсколько работниковъ поправляли газовыя трубы: у разведеннаго ими въ жаровнp3; большого огня собралась кучка оборванцевъ, взрослыхъ и мальчиковъ, которые, жмуря передъ пламенемъ глаза, съ наслажден³емъ грѣли у него руки. Водопроводный кранъ, оставленный въ одиночествѣ, не замедлилъ покрыться печально повисшими сосульками льда. Яркое освѣщен³е магазиновъ и лавокъ, гдѣ вѣтки и ягоды остролистника трещали отъ жара оконныхъ лампъ, отражалось красноватымъ отблескомъ на лицахъ прохожихъ. Даже лавочки торговцевъ жизностью и овощами приняли какой-то праздничный, торжественный видъ, столь мало свойственный дѣлу продажи и наживы. Лордъ-мэръ въ своемъ громадномъ, какъ крѣпость, дворцѣ отдавалъ приказан³я своимъ безчисленнымъ поварамъ и дворецкимъ, чтобы все было приготовлено къ празднику, какъ подобаетъ въ хозяйствѣ лорда-мэра. Даже плюгавый портной, оштрафованный имъ въ прошлый понедѣльникѣ на пять шиллинговъ за появлен³е въ пьяномъ видѣ на улицѣ, и тотъ, сидя на своемъ чердакѣ, мѣшалъ завтрашн³й пудингъ, пока худощавая жена его вышла съ ребенкомъ купить мяса.

   Тѣмъ временемъ морозъ все крѣпчалъ, отчего туманъ сталъ еще гуще. Изможденный холодомъ и голодомъ, мальчикъ остановился у двери Скруджа пославить Христа и, нагнувшись къ замочной скважинѣ запѣлъ было пѣсню:

  

   "Пошли вамъ Богъ здоровья, добрый баринъ!

   "Пусть будетъ радостенъ для васъ велик³й праздникъ!"

  

   Но при первомъ же звукѣ его голоса Скруджъ схватилъ линейку такъ порывисто, что пѣвецъ пустился съ испуга бѣжать, предоставивъ замочную щель туману и еще болѣе сродному Скруджу морозу.

   Наконецъ, пришло время запирать контору. Нехотя слѣзъ Скруджъ съ своего табурета и тѣмъ молча призналъ наступлен³е этой непр³ятной для него необходимости. Конторщикъ только того и ждалъ; онъ моментально задулъ свою свѣчу и надѣлъ шляпу.

   - Вы, полагаю, захотите воспользоваться цѣлымъ завтрашнимъ днемъ? - сухо спросилъ Скруджъ.

   - Да, если это удобно, сэръ.

   - Это совсѣмъ неудобно,- сказалъ Скруджъ,- и не честно. Еслибъ я удержалъ полкроны изъ вашего жалованья, вы навѣрное сочли бы себя обиженнымъ.

   Конторщикъ слабо улыбнулся.

   - Однако,- продолжалъ Скруджъ,- вы не считаете меня обиженнымъ, когда я даромъ плачу дневное жалованье.

   Конторщикъ замѣтилъ, что это бываетъ только разъ въ году.

   - Плохое извинен³е въ обкрадыван³и чужого кармана каждое двадцать пятое декабря! - сказалъ Скруджъ, застегивая до подбородка свое пальто.- Но, полагаю, вамъ нуженъ цѣлый день. Зато на слp3;дующее утро будьте здѣсь какъ можно раньше!

   Конторщикъ обѣщалъ исполнить приказан³е, и Скруджъ вышелъ, бормоча что-то про себя. Контора была заперта во мгновен³е ока, и конторщикъ, съ болтавшимися ниже куртки концами своего бѣлаго шарфа (верхняго платья у него не было), разъ двадцать прокатился по льду замерзшей канавки позади цѣлой вереницы ребятишекъ - такъ радъ былъ онъ отпраздновать ночь на Рождество - а затѣмъ во всю прыть побѣжалъ домой въ Кэмденъ Таунъ играть въ жмурки.

   Скруджъ съѣлъ свой скучный обѣдъ въ своемъ обычномъ скучномъ трактирѣ; затѣмъ, прочтя всѣ газеты и проведя остатокъ вечера въ разсматриван³и своей записной банкирской книжки, отправился домой. Онъ занималъ помѣщен³е, принадлежавшее нѣкогда его покойному компаньону. Это былъ рядъ неприглядныхъ комнатъ въ большомъ, мрачномъ домѣ, въ глубинѣ двора; этотъ домъ былъ такъ не на мѣстѣ, что иной могъ подумать, что, будучи еще молодымъ домомъ, онъ забѣжалъ сюда, играя въ прятки съ другими домами, но, потерявъ дорогу назадъ, остался здѣсь. Теперь это было довольно старое здан³е, угрюмаго вида, потому что никто, кромѣ Скруджа, въ немъ не жилъ, а друг³я комнаты всѣ отдавались подъ конторы. На дворѣ стояла такая темнота, что даже Скруджъ, знавш³й каждый камень, которымъ онъ былъ устланъ, долженъ былъ идти ощупью. Морозный туманъ такъ густо нависъ надъ старою темною дверью дома, что казалось, какъ будто ген³й погоды сидѣлъ въ мрачномъ раздумьѣ на его порогѣ.

   Несомнѣнно, что, кромѣ большихъ размѣровъ, рѣшительно ничего особеннаго не было въ колотушкѣ, висѣвшей у двери. Одинаково вѣрно, что Скруджъ, за все время пребыван³я своего въ этомъ домѣ, видалъ эту колотушку и утромъ и вечеромъ. Къ тому же у Скруджа то, что называется воображен³емъ, отсутствовало въ одинаковой мѣрѣ, какъ и у любого обитателя лондонскаго Сити {Торговая часть Лондона.}. Не забудъте при этомъ, что Скруджъ ни разу не подумалъ о Марлеѣ съ тѣхъ поръ, какъ при разговорѣ въ конторѣ онъ упомянулъ о совершившейся семь лѣтъ тому назадъ его кончинѣ. И пусть теперь кто-нибудь объяснитъ мнѣ, если можетъ, какимъ образомъ могло случиться, что Скруджъ, вкладывая ключъ въ замокъ двери, увидалъ въ колотушкѣ, которая никакого непосредственнаго превращен³я не потерпѣла - не колотушку, а лицо Марлея.

   Лицо это не было покрыто непроницаемымъ мракомъ, окутывавшимъ друг³е бывш³е на дворѣ предметы - нѣтъ, оно слегка свѣтилось, какъ свѣтятся гнилые раки въ темномъ погребѣ. Въ немъ не было выражен³я гнѣва или злобы, оно смотрѣло на Скруджа такъ, какъ, бывало, всегда смотрѣлъ Марлей - поднявъ очки на лобъ. Волосы стояли дыбомъ, какъ будто отъ дуновен³я воздуха; глаза, хотя и совершенно открытые, были неподвижны. Видъ этотъ при сине-багровомъ цвѣтѣ кожи былъ ужасенъ, но этотъ ужасъ былъ какъ-то самъ по себѣ, а не въ лицѣ.

   Когда Скруджъ пристальнѣе вглядѣлся въ это явлен³е, оно исчезло, и колотушка стала опять колотушкой.

   Сказать, что онъ не былъ испуганъ, и что кровь его не испытала страшнаго ощущен³я, которому онъ былъ чуждъ съ дѣтства,- было бы неправдой. Но онъ снова взялся за ключъ, который было уже выпустилъ, рѣшительно повернулъ его, вошелъ въ дверь и зажегъ свѣчку.

   Но онъ остановился на минуту въ нерѣшительности, прежде чѣмъ затворилъ дверь, и сперва осторожно заглянулъ за нее, какъ бы отчасти ожидая бытъ испуганнымъ при видѣ если не лица Марлея, то косы его, торчащей въ сторону сѣней. Но сзади двери ничего не было, кромѣ винтовъ и гаекъ, на которыхъ держалась колотушка. Онъ только произнесъ: "фу! фу!" и захлопнулъ дверь съ шумомъ.

   Звукъ этотъ, какъ громъ, раздался по всему дому. Казалось, каждая комната наверху, каждая бочка въ подвалѣ виноторговца внизу обладала своимъ особымъ подборомъ эхо. Скруджъ былъ не изъ т
123;хъ, которые боятся эхо. Онъ заперъ дверь, прошелъ черезъ сѣни и сталъ всходить по лѣстницѣ, но медленно, поправляя свѣчу.

   Разсказываютъ про старинныя лѣстницы, будто по нимъ можно было въѣхать шестерикомъ; а про эту лѣстницу можно подлинно сказать, что по ней легко бы можно было поднять цѣлую погребальную колесницу, да еще поставивъ ее поперекъ, такъ что дышло приходилось бы къ периламъ, а задн³я колеса къ стѣнѣ. Мѣста для этого было-бы вдоволь, да и еще осталось бы. По этой, можетъ быть, причинѣ Скруджу представлялось, что передъ нимъ подвигаются въ темнотѣ погребальныя дроги. Полдюжины газовыхъ фонарей съ улицы не освѣтили бы достаточно входа,- такъ онъ былъ обширенъ; отсюда вамъ станетъ понятно, какъ мало свѣта давала свѣча Скруджа.

   Скруджъ шелъ себѣ да шелъ, ни мало объ этомъ не безпокоясь; потемки не дорого стоятъ, а Скруджъ любилъ дешевизну. Однако, прежде чѣмъ запереть свою тяжелую дверь, онъ прошелъ по всѣмъ комнатамъ съ цѣлью убѣдиться, что все было въ порядкѣ. У него какъ разъ настолько осталось воспоминан³я о лицѣ Марлея, чтобы пожелать исполнить эту предосторожность.

   Гостиная, спальня, кладовая,- все какъ слѣдуетъ. Никого не оказалось ни подъ столомъ, ни подъ диваномъ; въ каминѣ маленьк³й огонь; на полкѣ камина приготовленныя ложка и миска да небольшая кастрюля съ кашицей (у Скруджа была немного простужена голова). Ничего не нашлось ни подъ кроватью, ни въ шкафу, ни въ его халатѣ, висѣвшемъ въ нѣсколько подозрительномъ положен³и на стѣнѣ. Въ кладовой все тѣ же обычные предметы: старая рѣшетка отъ камина, старые сапоги, двѣ корзины для рыбы, умывальникъ на трехъ ножкахъ и кочерга.

   Вполнѣ успокоившись, онъ заперъ дверь и при этомъ дважды повернулъ ключъ, что не было въ его обыкновен³и. Обезопасивъ себя такимъ образомъ отъ нечаянностей, онъ снялъ галстукъ, надѣлъ халатъ, туфли и ночной колпакъ, и сѣлъ передъ огнемъ ѣсть свою кашицу.

   Не жарк³й это былъ огонь, совсѣмъ не по такой холодной ночи. Ему пришлось сѣсть къ камину вплотную и еще нагнуться, прежде чѣмъ онъ могъ почувствовать хотя небольшую теплоту отъ такого малаго количества топлива. Каминъ былъ старинный, построенъ Богъ вѣсть когда какими-нибудь голландскими купцами и кругомъ выложенъ причудливыми голландскими изразцами, долженствовавшими изображать библейск³я сцены. Тутъ были Каины и Авели, дочери фараона, савск³я царицы, небесные посланники, сходящ³е по воздуху на облакахъ, подобныхъ пуховымъ перинамъ, Авраамы, Валтазары, апостолы, пускающ³еся въ море въ масленкахъ; сотни другихъ фигуръ, которыя могли бы привлечь къ себѣ мысли Скруджа. Т
123;мъ не менѣе лицо Марлея, умершаго семь лѣтъ назадъ, являлось подобно жезлу пророка и поглощало все естальное. Если бы каждый изразецъ былъ гладк³й и въ состоян³и былъ бы отпечатлѣть на своей поверхности какое-нибудь изображен³е изъ несвязныхъ отрывковъ его мыслей, на каждомъ изъ нихъ изобразилась бы голова стараго Марлея.

   - Пустяки! - сказалъ Скруджъ и сталъ ходить по комнатѣ.

   Пройдясь нѣсколько разъ, онъ сѣлъ опятъ. Когда онъ откинулъ голову на спинку кресла, взоръ его случайно остановился на колокольчикѣ, давно заброшенномъ, который висѣлъ въ комнатѣ, и для какой-то, теперь уже забытой, цѣли былъ проведенъ изъ комнаты, помѣщавшейся въ самомъ верхнемъ этажѣ дома. Къ великому изумлен³ю и странному, необъяснимому ужасу Скруджа, когда онъ смотрѣлъ на колокольчисъ, тотъ началъ качаться. Онъ качался такъ слабо, что едва производилъ звукъ; но скоро онъ зазвонилъ громко, и ему началъ вторить каждый колокольчикъ въ домѣ.

   Можетъ быть, это продолжалось полминуты или минуту, но Скруджу показалось часомъ. Колокольчики замолчали такъ же, какъ и начали - разомъ. Затѣмъ глубоко внизу послышался звенящ³й звукъ, какъ будто кто-нибудь тащилъ тяжелую цѣпь по бочкамъ въ подвал23; виноторговца. Тутъ Скруджу пришли на память слышанные имъ когда-то разсказы, что въ домахъ, гдѣ есть домовые, послѣдн³е описываются влекущими цѣпи.

   Вдругъ дверь погреба съ шумомъ растворилась, звукъ сталъ гораздо громче; вотъ онъ доносится съ пола нижняго этажа, затѣмъ слышится на лѣстницѣ и, наконецъ, направляется прямо къ двери.

   - Все-таки это пустяки! - произесъ Скруджъ.- Не вѣрю этому.

   Однако, цвѣтъ лица его измѣнился, когда, не останавливаясь, звукъ прошелъ сквозь тяжелую дверь и остановился передъ нимъ въ комнатѣ. Въ эту минуту угасавшее въ каминѣ пламя вспыхнуло, какъ будто говоря: я знаю его! это духъ Марлея! и - снова упало.

   - Да, это было то самое лицо. Марлей съ своей косой, въ своемъ жилетѣ, узкихъ обтянутыхъ панталонахъ и сапогахъ; кисточки на нихъ стояли дыбомъ, такъ же какъ и коса, полы кафтана и волосы на головѣ. Цѣпь, которую онъ носилъ съ собою, охватывала его поясницу и отсюда свѣшивалась сзади вродѣ хвоста. Это была длинная цѣпь, составленная - Скруджъ близко разсмотрѣлъ ее - изъ желѣзныхъ сундучковъ, ключей, висячихъ замковъ, конторскихъ книгъ, дѣловыхъ бумагъ и тяжелыхъ кошельковъ, обдѣланныхъ сталью. Тѣло его было прозрачно, такъ что Скруджъ, наблюдая за нимъ и смотря чрезъ его жилетку, могъ видѣть двѣ задн³я пуговицы его кафтана.

   Скруджъ часто слыхалъ отъ людей, что у Марлея не было ничего внутри, но онъ никогда до сихъ поръ не вѣрилъ этому.

   Да и теперь онъ не вѣрилъ. Какъ онъ ни смотрѣлъ на призракъ, какъ хорошо ни видѣлъ его стоящимъ предъ собою, какъ ни чувствовалъ леденящ³й взоръ его мертвенно холодныхъ глазъ, какъ ни различалъ даже самую ткань сложеннаго платка, которымъ была подвязана его голова и подбородокъ, и который онъ сначала не замѣтилъ,- онъ все-таки оставался невѣрующимъ и боролся съ собственными чувствами.

   - Ну, что же? - сказалъ колко и холодно, какъ всегда, Скруджъ.- Что тебѣ отъ меня нужно?

   - Многое! - раздался въ отвѣтъ несомнѣнный голосъ Марлея.

   - Кто ты?

   - Спроси меня, кто я былъ.

   - Это же былъ ты? - сказалъ Скруджъ, повышая голосъ.

   - При жизни я былъ твоимъ компаньономъ, Яковомъ Марлеемъ.

   - Можешь ли ты... можешь ли ты сѣсть?- спросилъ Скруджъ, сомнительно смотря на него.

   - Могу.

   - Такъ сядь.

   Скруджъ сдѣлалъ этотъ вопросъ, не зная, можетъ ли духъ, будучи такимъ прозрачнымъ, сѣсть на стулъ, и тутъ же сообразилъ, что если бы это оказалось невозможнымъ, вызвало бы необходимость довольно непр³ятныхъ объяснен³й. Но привидѣн³е сѣло по другую сторону камина, какъ будто было совершенно привычно къ этому.

   - Ты не вѣришь въ меня? - замѣтилъ духъ.

   - Нѣтъ, не вѣрю,- сказалъ Скруджъ.

   - Какого доказательства желалъ бы ты въ моей дѣйствительности, сверхъ своихъ чувствъ?

   - Я не знаю,- отвѣтилъ Скруджъ.

   - Почему ты сомнѣваешься въ своихъ чувствахъ?

   - Потому,- сказалъ Скруджъ,- что веякая бездѣлица на нихъ вл³яетъ. Желудокъ не въ порядкѣ - и они начинаютъ обманывать. Можетъ быть, ты не больше, какъ непереваренный кусокъ мяса, комочекъ горчицы, крошка сыра, частица недоварившейся картофелины. Что бы тамъ ни было, но могильнаго въ тебѣ очень мало.

   Не въ привычкѣ Скруджа было отпускатъ остроты, тѣмъ болѣе въ эту минуту ему было не до шутокъ. На самомъ дѣлѣ, если онъ теперь и старался острить, то лишь съ цѣлью отвлечь свое собственное вниман³е и подавить свой страхъ, такъ какъ голосъ привидѣн³я тревожилъ его до самаго мозга костей.

   Просидѣть и одну минуту, глядя въ упоръ въ эти неподвижные стеклянные глаза, было выше его силъ. Что еще особенно наводило ужасъ, это какая-то сверхъестественная атмосфера, окружавшая привидѣн³е. Скруджъ самъ не могъ ощущать ее, тѣмъ не менѣе присутств³е ея было несомнѣнно, такъ какъ, несмотря на полную неподвижность духа, его волосы, фалды и кисточки,- все находилось въ движен³и, какъ будто ими двигалъ горяч³й паръ изъ печки.

   - Видишь ты эту зубочистку? - спросилъ Скруджъ, стараясь хотя на секунду отвлечь отъ собя стеклянный взоръ своего загробнаго посѣтителя.

   - Вижу,- отвѣтилъ духъ.

   - Ты не смотришь на нее,- сказалъ Скруджъ.

   - Не смотрю, но все-таки вижу,- отвѣчалъ духъ.

   - Такъ,- возразилъ Скруджъ. - Стоитъ мнѣ только проглотить ее, чтобы на весь остатокъ моей жизни подвергнуться преслѣдован³ю цѣлаго лег³она привидѣв³й; и все это будетъ дѣло собственныхъ рукъ. Пустяки, повторяю тебѣ, пустяки!

   При этихъ словахъ духъ поднялъ страшный крикъ и съ такимъ ужасающимъ звукомъ потрясъ своею цѣпью, что Скруджъ крѣпко ухватился за кресло, боясь упасть въ обморокъ. Но каковъ былъ его ужасъ, когда привидѣн³е сняло съ головы свою повязку, какъ будто ему стало жарко отъ нея въ комнатѣ, и нижняя челюсть его упала на грудь.

   Скруджъ бросился на колѣна и закрылъ лицо руками.

   - Смилуйся, страшное видѣн³е! - произнесъ онъ.- За что ты меня мучаешь?

  

   - Человѣкъ земныхъ помысловъ! - воскликнулъ духъ,- вѣришь ли ты въ меня или нѣтъ?

   - Вѣрю,- сказалъ Скруджъ.- Я долженъ вѣрить. Но зачѣмъ духи ходятъ по землѣ и для чего являются они ко мнѣ?

   - Отъ всякаго человѣка требуется,- отвѣтило видѣн³е,- чтобы духъ, живущ³й въ немъ, посѣщалъ своихъ ближнихъ и ходилъ для этого повсюду; и если этотъ духъ не странствуетъ такимъ образомъ при жизни человѣка, то осуждается на странствован³е послѣ смерти. Онъ обрекается скитан³ю по свѣту - о, увы мнѣ! - и долженъ бытъ свидѣтелемъ того, въ чемъ участ³я принять уже не можетъ, но могъ бы, пока жилъ на землѣ, и тѣмъ достигъ бы счаст³я!

   Духъ снова поднялъ крикъ, потрясая свою цѣпь и ломая себѣ руки.

   - Ты въ оковахъ,- сказалъ Скруджъ дрожа.- Скажи, почему?

   - Я ношу цѣпь, которую сковалъ себѣ при жизни,- отвѣтилъ духъ.- Я работалъ ее звено за звеномъ, ярдъ за ярдомъ; я опоясался ею по своей собственной волѣ и по собственной же свободной волѣ ношу ее. Развѣ рисунокъ ея не знакомъ тебѣ?

   Скруджъ дрожалъ все сильнѣе и сильнѣе.

   - И если бы ты зналъ,- продолжалъ духъ,- какъ тяжела и длинна цѣпь, которую ты самъ носишь! Еще семь лѣтъ тому назадъ она была такъ же тяжела и длинна, какъ вотъ эта. А съ тѣхъ поръ ты надъ ней много потрудился. О, это тяжелая цѣпь!

   Скруджъ посмотрѣлъ на полъ около себя, ожидая увидѣть себя окруженнымъ пятидесяти саженнымъ желѣзнымъ канатомъ, однако ничего не увидалъ.

   - Яковъ! - произнесъ онъ умоляющимъ тономъ. Старинный мой Яковъ Марлей, повѣдай мнѣ еще. Скажи мнѣ что-нибудь утѣшительное, Яковъ.

   - У меня нѣтъ ут
123;шен³я,- отвѣтилъ духъ.- Оно приходитъ изъ другихъ сферъ, Эбенизеръ Скруджъ, и сообщается чрезъ иное посредство иного рода людямъ. И сказать тебѣ того, что бы хотѣлъ, я не могу. Лишь немногое еще дозволено мнѣ. Для меня нѣтъ ни остановки, ни покоя. Мой духъ никогда не выходилъ за стѣны нашей конторы - замѣть себѣ! - при жизни духъ мой никогда не покидалъ тѣсныхъ предѣловъ нашей мѣняльной лавчонки, за то теперь передо мною безконечный тягостный путь!

   У Скруджа была привычка опускать руки въ карманы брюкъ, когда онъ задумывался. Такъ сдѣлалъ онъ и теперь, размышляя о словахъ духа, но все не поднимая глазъ и не вставая съ колѣнъ.

   - Ты, должно быть, очень медленно совершаешь свое путешеств³е, Яковъ,- замѣтилъ Скруджъ дѣловымъ, хотя и почтительно-скромнымъ тономъ.

   - Медленно! - повторилъ духъ.

   - Семь лѣтъ какъ умеръ,- удивлялся Скруджъ,- и все еще странствуетъ.

   - Да, все время,- сказалъ духъ,- не зная ни отдыха, ни покоя, и подъ безпрерывной пыткой угрызен³я совѣсти.

   - Ты скоро путешествуешь?и- спросилъ Скруджъ.

   - На крыльяхъ вѣтра.

   - Много ты успѣлъ пройти за семь лѣтъ.

   При этихъ словахъ духъ снова вскрикнулъ и такъ неистово загремѣлъ своею цѣпью среди мертвой тишины ночи, что полиц³я была бы въ правѣ назвать это нарушен³емъ порядка.

   - О, жалк³й узникъ, скованный по рукамъ и по ногамъ! - воскликнуло привидѣн³е.- не знать, что вѣка непрестаннаго труда безсмертныхъ творен³й должны отойти въ вѣчность, прежде чѣмъ восполнится мѣра добра, на которое земной м³ръ способенъ. Не знать, что всякая христ³анская душа, дѣлающая добро въ своей ограниченной области, какова бы она ни была, не можетъ не видѣть, что земная жизнь ея слишкомъ коротка для ея обширныхъ средствъ къ добру и служен³ю ближнимъ. Не знать, что никак³е вѣка раскаян³я не могутъ возвратить того, что упущено при жизни! А я былъ такимъ! О, я былъ такимъ!

   - Но вѣдь ты всегда былъ хорошимъ дѣловымъ человѣкомъ, Яковъ,- произнесъ Скруджъ, который началъ прилагать это къ себѣ.

   - Дѣловой! - воскликнулъ духъ, опять ломая себѣ руки.- Заботы о человѣческомъ родѣ, объ общемъ благѣ были моимъ дѣломъ; любовь къ ближнему, милосерд³е и благотворительность,- все это было моимъ дѣломъ. Занят³я торговлей составляли лишь каплю въ обширномъ океанѣ моихъ трудовъ.

   Онъ вытянулъ руку, держа свою цѣпь, какъ будто въ ней была причина его безплодныхъ сокрушен³й, и съ силою бросилъ ее опять на полъ.

   - Въ эту пору истекающаго года,- сказалъ духъ,- я страдаю больше всего. Зачѣмъ я, проходя между толпами своихъ ближнихъ, смотрѣлъ все внизъ и ни разу не поднялъ глазъ на ту благословенную звѣзду, которая привела мудрецовъ къ убогому жилищу? Развѣ не было бѣдныхъ домовъ, къ которымъ свѣтъ ея привелъ бы меня!

   Скруджу страшно было это слышать, и онъ началъ дрожать всѣмъ тѣломъ.

   - Слушай! - воскликнулъ духъ.- Мнѣ остается мало времени.

   - Я буду слушатъ,- сказалъ Скруджъ.- Но не будь жестокъ ко мнѣ! Говори проще, Яковъ! Прошу тебя!

   - Какъ это происходитъ, что я являюсь передъ тобою въ видимомъ для тебя образѣ, того я не могу сказать тебѣ. Невидимо я сидѣлъ рядомъ съ тобою въ течен³е многихъ, очень многихъ дней.

   Мысль объ этомъ была не изъ пр³ятныхъ. Скруджъ содрогнулся и вытеръ выступивш³й у него на лбу потъ.

   - Это одна изъ моихъ сильнѣйшихъ очистительныхъ жертвъ,- продолжалъ духъ. - Въ эту ночь я здѣсь для того, чтобы предупредить тебя, что у тебя есть еще случай и надежда избѣгнуть моеи участи. Тѣмъ и другимъ ты мнѣ обязанъ, Эбенизеръ.

   - Ты былъ мнѣ всегда хорошимъ другомъ,- сказалъ Скруджъ.- Благодарю тебя!

   - Къ тебѣ явятся,- возразило видѣн³е,- три духа.

   Лицо Скруджа сдѣлалось при этихъ словахъ почти такъ же длинно, какъ и у его загробнаго посѣтителя.

   - Это тотъ самый случай и надежда, о которыхъ ты упомянулъ, Яковъ? - спросилъ онъ голосомъ виноватаго.

   - Да.

   - Знаешь что? Мнѣ бы этого не хотѣлось,- сказалъ Скруджъ.

   - Безъ ихъ посѣщен³я, - отвѣтилъ духъ,- ты не можешь надѣяться избѣжать пути, которымъ я иду. Ожидай перваго завтра, когда пробъетъ часъ.

   - Нельзя ли мнѣ принятъ ихъ всѣхъ сразу и тѣмъ покончить съ ними, Яковъ? - вставилъ Скруджъ.

   - Ожидай второго въ слѣдующую ночь и въ тотъ же часъ. Третьяго - еще черезъ сутки, какъ только пробьетъ полночь. Меня больше не жди, но ради собственнаго блага не забудь того, что произошло между нами!

   Сказавъ эти слова, привидѣн³е взяло со стола свою повязку и по-прежнему подвязало ею голову. Скруджъ узналъ объ этомъ по легкому звуку, произведенному зубами привидѣн³я, когда повязкой челюсти были сдвинуты вмѣстѣ. Онъ рѣшился снова поднять глаза и увидалъ, что его сверхъестественный собесѣдникъ уже стоитъ передъ нимъ, и цѣпь по-прежнему обвита вокругъ его тѣла и руки.

   Привидѣн³е стало отодвигаться отъ него задомъ, и съ каждымъ его шагомъ окно понемногу открывалось, такъ что, когда духъ дошелъ до него, оно было уже открыто настежъ. Онъ знакомъ приказалъ Скруджу приблизиться, что тотъ и сдѣлалъ. Когда они были на разстоян³и двухъ шаговъ другъ отъ друга, духъ Марлея поднялъ руку, предупреждая его не подходить ближе. Скруджъ остановился, но не столько изъ повиновен³я, сколько пораженный удивлен³емъ и страхомъ, потому что въ то мгновен³е, какъ привидѣн³е подняло руку, до слуха Скруджа донесся раздававш³йся въ воздухѣ неясный шумъ какихъ-