Боборыкин Петр Дмитриевич - Однокурсники

тыдного. В жизни все так бывает. Много ли удачных влечений? И в нее влюблен был - тоже неудачно - герой пьесы, молодой декадент.

  Его судьба - куда печальнее. И успех не скрасил его душевной жизни. Покончил с собою он, а не она - жалкая, подстреленная птица.

  У нее есть другая страсть - сцена, искусство. Она кончит тем, что будет настоящей актрисой. Она выстрадала себе талант и в нем найдет свою высшую отраду.

  Разве этого мало? Это - все!

  Вот что она хочет развить Ване, как только он придет. _________

  Он пришел в четверть одиннадцатого, как говорил - весь красный от сильного холодного ветра, - и стакан чая был очень кстати.

  Сидели они за самоваром добрый час, до одиннадцати с лишком, когда ему надо было идти в университет "делать явку" - в аудитории. стр.543

  Он первый заговорил о вчерашнем.

  - Почему же ты не хочешь оставить меня с моим впечатлением? - спросила она его довольно горячо.

  - Я тебе не навязываю, Надя, своих оценок... а только предостерегаю.

  - От чего, Ваня?

  - От увлечения нездоровыми мотивами.

  - Это слишком пахнет прописью.

  Надя еще в первый раз так резко говорила с ним.

  - От такой жизни пахнет... мертвечиной.

  И он впадал в более задорный тон.

  Но она не сдавалась и заговорила о героине совершенно так, как думала за несколько минут до его прихода.

  - Не согласна я с тем, что она - жалкая психопатка, какой ты ее считаешь, Ваня. Не согласна! Она любила бурно, с самозабвением. А потом нашла себе призвание.

  - Дрянной актерки?

  - Почем ты знаешь? Она отвратительно играла год, другой; а потом дострадалась до искры Божьей. В этом - все!

  Глаза Нади - и без того большие - казались в эту минуту огромными, - и он на нее загляделся.

  В первый раз подумал он:

  "Какая у нее богатая мимика!"

  До сих пор он иначе не думал о ней, как о будущей курсистке.

  - Знаешь, Ваня... я от тебя не скрою, - продолжала Надя с таким же оживленным лицом, - была такая минута... когда она пришла проститься с несчастным самоубийцей и говорить о сцене, об игре, о том, как она может себя чувствовать перед рампой, - я слилась точно с ней... в одно существо.

  - Вот как!

  Возглас Заплатина был как бы испуганный.

  - Это тебе не нравится?

  - Почему же?

  - Потому что ты... как бы сказать, Ваня... не сердись, милый... очень уж... вот, слово не дается... по одной доске идешь.

  - Прямолинейный - хотела ты сказать?

  - Да... ты не обижайся, Ваня! Господи! Будь у меня хоть маленький талант... только настоящий... Что может быть лучше сцены? стр.544

  - Весьма многое!

  - Ах, полно! Где же - скажи ты мне, пожалуйста, - может женщина так жить, чтобы дух захватывало? Выше не может быть наслаждения: увлекать публику. И самой забывать все, превращаться в то лицо, которое создаешь!

  Надя с детства отличалась тем, что очень складно говорила, с отчетливой дикцией, контральтовым голосом. Заплатин давно соглашался, что она "речистее" его.

  - Полно, так ли, Надя? - остановил он ее. - Этот мир - ужасный. Весь - из фальши и непомерного тщеславия.

  - Не знаю, милый! Может, оно и так; но только искусство - и всего больше сцена - в состоянии так владеть тобою.

  - Это еще не высшая задача.

  - Ах, полно! Ты все про задачи. Ну, разберем это и с другой стороны. Ты сочувствуешь свободному труду женщины... чтобы она была вполне самостоятельна?

  - Еще бы!

  - Ну, и ответь мне: в какой карьере она может достичь того, чего достигает на сцене. А? В какой? Ни в какой! Ни медичкой, ни учительницей, ни писательницей она на первом плане не будет.

  - Кто это сказал?

  - Да оно так, Ваня. Мужчины везде стоят выше. Что же против этого спорить? Возьми ты литературу... за границей и у нас... за сто лет. Ну, две-три женщины, много пять - и обчелся, чтобы занимала в свое время первое место. А на сцене?.. Они царят!

  - Положим.

  Заплатин соглашался; но ему становилось почему-то жутко от того - в какую сторону шли мысли и мечты его невесты.

  - Даже и не в главных ролях... Вчера та, что Машу играла... Тебя самого как она растрогала, а ты видал во второй раз.

  - Чудесная натура!

  - Ну, хорошо... А такая натура - вообрази ее учительницей или медичкой, что ли... Она просто будет нервная госпожа, каких сотни... Да что говорить!..

  Надя поднялась и стала ходить по комнате.

  Заплатин следил за ней глазами. Ее стройная фигура колыхалась в длинном пальто, которое она надела стр.545 сверх юбки. Голову она немного откинула назад и правой рукой поводила в воздухе.

  Он любовался ею.

  - Где же быть, в другой работе - коли уже говорить только о работе, о профессии - Дузе, или Ермоловой, или другой какой артисткой, в те года, когда она владеет публикой? Ты скажешь - это все тщеславие, погоня за славой? Ну, прекрасно. Возьми трудовую сторону. Первая артистка на театре получает больше мужчины.

  - Потому что у нее туалеты.

  - Положим. Но если б и с даровым гардеробом - она получала бы больше... везде. Тут, Ваня, не в жадности дело, а в том, что ты - не то что на равной ноге с товарищами-мужчинами, а первый между ними - и никто не посмеет это оспаривать!

  - Согласен!

  - Нет, выше нет дороги! И еще раз скажу: будь у меня хоть не важный, да настоящий талант...

  Надя не договорила и присела к самовару.

  - Ну, да об этом что же мечтать!

  И она стала его расспрашивать об университете, кого видает из старых товарищей, из настоящих своих однокурсников.

  - Знаешь что, Ваня, - сказала она ему тут же, - я вижу, что ты точно в чужом университете себя чувствуешь... Так ли это?

  - Немножко так, - грустно вымолвил он. - Есть такая оперетка... кажется, "Рип" называется. Так там человек сто лет спал мертвым сном - и вдруг появился среди своих земляков... Не то чтобы совсем, а вроде этого и я испытываю...

  - А как рвался!.. Точно в землю обетованную.

  - Что же все обо мне... Вот тебе-то надо своего добиться.

  - Чует мое сердце, что у меня этот год зря пройдет.

  - Не сокрушайся. Если не удастся сразу поступить... все- таки даром зима не пройдет... А там и я - вольный казак.

  Он протянул к ней обе руки и влюбленно глядел ей в глаза, желая привлечь к себе.

  Надя сначала оглянулась на дверь, потом дала себя обнять. стр.546

  - Я и здесь точно под надзором, - сказала она полушепотом. - А в общежитие поступлю... тогда еще строже будет.

  - Обойдется, милая!

  И почему-то им обоим стало грустно. Ни в ней, ни в нем не было того настроения, какое могло бы быть.

  Почему-то не болталось о тысяче вещей, точно они боялись коснуться чего-нибудь, на чем не сойдутся; а спорить не хотели.

  - Пора мне идти! - сказал он, вставая. VII

  На курсы Надю не приняли - за недостатком свободных вакансий.

  Заплатин ожидал этого; но все-таки сильно огорчился; больше, чем она сама.

  - На будущий год примут! Не беда, Ваня! - повторяла она.

  Но возвращаться домой сейчас же она не желала.

  Да и ему была бы тяжела эта разлука, хотя про себя, раскидывая так и этак, он спрашивал: "Что же она здесь будет делать?"

  Насчет "коллективных уроков" она ничего еще не решила; но что-то у нее в голове бродит, до чего она его еще не допускает.

  И это начало его полегоньку глодать; но он не считал себя вправе допрашивать ее.

  И все на одной и той же неделе случился еще неприятный для него "инцидент".

  Надя сразу стала "обожать" театр, где они видели пьесу, из-за которой у них произошел первый крупный спор.

  Давали вещь того же автора, написанную в таких же нотах.

  Он опять восхищался актрисой, что играла тогда неудачницу, пьющую водку. И тут она неудачница, еще более жалкая; но молодая, трепетная, с несчастной страстной любовью, обреченная прозябать в глуши, работая, как крепостная, на своего фразера, бездарного отставного профессора.

  Они оба восторгались этой исполнительницей; вместе и всплакнули в одном месте.

  И вот на этом спектакле, в фойе, с ними повстречался Элиодор Пятов. стр.547

  Он еще издали "воззрился" в Надю, первый подошел, попросил Заплатина представить его.

  Нельзя же было не познакомить! Элиодор, сейчас же распустив свой павлиний хвост, пригласил присесть, начал угощать Надю, расспрашивать про ее планы.

  Они с ней и в публике на "ты".

  Пятов осведомился - не сестра ли она или кузина, и Надя тотчас же объявила, что они - жених и невеста.

  - Вот видите, какой Заплатин скрытный! - вскричал Элиодор. - Мы с ним старые товарищи, а он - молчок! Хоть бы какой намек на то, что он у себя там нашел свою судьбу!

  И в следующем антракте Элиодор опять поймал их.

  Надя нашла его "интересным", совсем не похожим на купчика.

  Он узнал, что она мечтала о новых курсах, но вряд ли удастся поступить.

  И до тех пор Пятов не отстал от них - они даже опоздали на последний акт, - пока не взял слова с Нади, что она как-нибудь на днях "удостоит" его посещением, вместе с женихом.

  - Вот когда Заплатину нужно будет ко мне, насчет работы - и пожаловали бы с ним вместе позавтракать.

  И, обращаясь к нему, он добавил:

  - Только накануне, голубчик, дайте мне знать.

  Заплатину было сильно не по душе, что Надя согласилась, а она, после театра, когда они возвращались на извозчике, стала ему говорить:

  - Ты на него слишком уже строго смотришь, Ваня. Он вовсе из себя не корчит хозяина... принципала, как ты называешь. Тон с тобой совсем товарищеский. И такая прекрасная работа. Ее на улице не найдешь.

  На другой день она вернулась к знакомству с Элиодором и спросила его:

  - А разве ты, Ваня, не мог бы позволить мне взять на себя что-нибудь из твоей работы?.. Переводить отрывки, которые ты отметишь полегче.

  - По-английски ты не знаешь.

  - Ведь будут выписки и с других языков?

  А когда она получила отказ по курсам - Надя опять заговорила о том, - с какой бы охотой она стала ему помогать. стр.548

  - Пока мы решим, как мне толковее провести зиму - это было бы самой подходящей работой.

  Он ничего не возражал. Может, он и сам бы ей предложил попробовать себя в переводах тех отрывков, какие он давал бы ей; но для него точно кол в горле было это знакомство с Элиодором и приглашение его пожаловать к нему "откушать".

  Третьего дня она ему напомнила:

  - Когда же мы к твоему Элиодору? Неловко так оттягивать.

  Он должен был дать ей слово, что напишет ему в тот же день.

  Сегодня он весь сам не свой с утра. В двенадцатом часу он должен зайти за Надей и везти ее туда, на Садовую, за Илью Пророка, в хоромы своего однокурсника-принципала.

  Надя объявила хозяйке, что остается у нее только до конца месяца. На курсы она не попала, стало быть, нет ей и никакого резона подчиняться разным строгостям этого "полуобщежития" - как она называла эти комнаты.

  А тем временем она подыщет себе что-нибудь поблизости.

  Ее отец дал ей "carte blanche". Если она и не попадет па курсы - пускай осмотрится и выберет себе, что ей "по душе".

  Он нашел Надю в большом туалете. Никогда еще не видал он ее такой нарядной. Видно было, что и своей прической она занималась, как никогда.

  - Вот ты как расфрантилась! - не воздержался он.

  - А тебе это не нравится? С какой же стати очень прибедниваться? Он все-таки купец. Таким надо показывать, что в их капиталах не нуждаются!

  - Но вообще... я не вижу большого смысла во всем этом.

  - В чем, Ваня? В моем знакомстве с Пятовым! Ха, ха! Да мы не ревнуем ли?

  - Вовсе нет.

  Он немного покраснел.

  - Ты не знаешь этого народа. Это не что иное, как желание обласкать... в покровительственном духе.

  - Вовсе нет! Как тебе не стыдно? Человек узнал, что я - твоя невеста. Ты с ним товарищ... Что же может быть естественнее?

  - Но он живет не с матерью, а один, на холостой ноге. стр.549

  - Так что ж из этого! Ваня, я тебя не узнаю... Ты точно классная дама какая-то... Право! А если б кто из твоих товарищей пригласил нас к себе чайку напиться - разве бы ты стал разбирать: женат он или нет?

  - Большая разница - в оттенке.

  - Ты опять скажешь: принципал, патрон, хозяин! Но ведь этого же нет. Если хочешь правды - ты с ним гораздо больше держишь себя - знаешь, как у нас говорят - "неглиже с отвагой", чем он. На его месте я бы давно обиделась.

  - Это необходимо! Это - моя система. Пойми ты это.

  - Понимаю... Но все-таки нет причины, Ваня, ему манкировать.

  - Человек сильный в губернии! Ха, ха!

  Возглас был с язвой. Он в первый раз поймал себя на этом и, боясь, чтобы не вышло опять неприятного спора, стал торопить Надю ехать.

  Дорогой они мало говорили.

  И похоже было на то, что они немножко дуются друг на друга.

  Когда стали подъезжать к тем местам, где дом Пятова, Заплатнп называл ей разные "урочища": он всегда употреблял этот термин, говоря о разных характерных местностях Москвы.

  - Видишь... бельведер-то высится в воздухе? - указывал он ей рукой, когда они выехали на Садовую. - Это и есть палаты Элиодора Кузьмича Пятова.

  - Что же! Красиво! И как стоят живописно! Неужели он один занимает такой дом!

  - Один... Маменька где-то спасается.

  - И ни сестер, ни родственниц?

  - Никого.

  - Обыкновенно ведь в таких богатых домах живут всякие старушки в задних комнатках.

  О купеческих повадках Надя не стеснялась шутить с Заплатиным, как бы не считая его купцом. Да и в их городке на его мать смотрели как на "образованную" и помнили, что она была чиновничья дочь.

  Но ее отец и все их знакомые любили пройтись насчет купеческих нравов.

  Здесь, в Москве, такие вот "купчики-голубчики", как хоть бы этот самый Элиодор, - совсем другого сорта. Видно, что они давно начинают ставить себя "на линию дворян". стр.550

  И этот первый визит в "хоромы" Пятова немного волновал Надю.

  Когда их извозчичья пролетка въехала в ворота и поднялась к барственному подъезду, - она ощутила стеснение; но не желала ничем выдать себя ни перед женихом, ни перед хозяином дома.

  В таких "хоромах" она еще не бывала. В губернском городе самые роскошные дома, куда она попадала, были Дворянское собрание, губернаторский дом и дом самого большого местного богача, где она, в зале, что-то продавала на благотворительном базаре, тотчас по выходе из гимназии.

  Ливрейный швейцар почтительно снял с них верхнее платье. Видно было, что ему был уже дан приказ насчет приглашенных к завтраку "особ".

  И на верхней площадке лакей в белом галстухе растворил дверь и попросил их в кабинет Элиодора Кузьмича.

  Пятов встретил их посредине комнаты и сейчас же подошел к Наде и стал крепко пожимать руку.

  Заплатину он кинул товарищески:

  - Здравствуйте! И рукопожатие было совсем не такое усиленное.

  - Если угодно, приступим к завтраку. Аппетит есть? - спросил он игриво у Нади.

  - Не скрываю, Элиодор Кузьмич, - есть.

  - Милости прошу.

  Он повел их в столовую, предложив руку Наде. Заплатин шел позади.

  У закусочного стола хозяин накладывал Наде на тарелочки всякой снеди, начиная со свежей икры, и настаивал, чтобы она отведала хоть "капельку" выписанной из Киева рябиновой настойки.

  Заплатину он раза два сказал:

  - Кушайте, голубчик, кушайте!

  Надя была особенно в ударе, зато ее жених - молчаливее обыкновенного, и она даже раз-другой поглядела на него, как бы желая сказать:

  "Полно тебе дуться, Ваня!"

  Явилось вино в бутылках, положенных в корзины, на парижский фасон. И опять особые вилки для раков, на этот раз уже не речных, а морских, и даже не омаров, а лангуст.

  "Скрозь" подавали и шампанское. Пятов предложил здоровье "дорогой гостьи", а потом и здоровье "обрученных". стр.551

  Эти любезности не трогали жениха. Он сказал на ту и другую здравицы: "Спасибо, Пятов", и даже не предложил здоровье самого хозяина.

  Это сделала Надя, и в такой милой форме, что Пятов покраснел как пион, встал и произнес даже нечто вроде спича.

  Вино заиграло и на щеках Нади. Ее большие и длинные глаза с удивительными ресницами заискрились. Она весело болтала и так просто, по-товарищески, точно она давно знает хозяина, как товарища своего жениха.

  Заплатин не хотел попасть им в тон и для такого завтрака был слишком хмур.

  - Вы знаете, Элиодор Кузьмич, - начала Надя, допивая свой стаканчик шампанского, - я теперь вольный казак!

  - В каком смысле, Надежда Петровна? - все так же игриво спросил Пятов.

  - На курсы я не попала. Надо ждать до будущего года.

  - Будто это такое несчасгье? Заплатин, что вы скажете?

  - Неудача большая. Целый год пропадет. Не шутка.

  - Ну да, конечно. Но разве Надежда Петровна так уже твердо определила свою жизненную дорогу?

  - Элиодор Кузьмич! - остановила Надя Пятова. - Не касайтесь этого пункта! Заплатин и без того сегодня видите какой хмурый. Для него все должны быть: мужчины - студентами, девушки - курсистками. Ха, ха!

  И, дотронувшись пальцем до локтя Заплатина, сидевшего справа от нее, она приласкала его взглядом.

  - Ваня! Ты не сердись! Виноват хозяин... и его шампанское.

  - Позвольте, еще налью!

  Пятов протягивал бутылку.

  - Нет, не могу... И так я слишком много выпила.

  - Сколько я вас понимаю, Надежда Петровна... вы не так уж об этом сокрушаетесь... Да и в самом деле, - что же такое особенно соблазнительное в звании курсистки?

  - Какое же другое есть средство получить серьезное образование? - спросил Заплатин. стр.552

  - Какое? Мы с вами, голубчик, знаем прекрасно, что лекции - только отбывание повинности.

  - Как кому!

  - На нашем с вами факультете - без сомнения. Ну, рефераты - еще так; а собственно лекции - трата времени... Десять-двадцать книг заменят вполне скучнейшие записки.

  - Разве это не так, Ваня? - обратилась Надя к жениху.

  - Пожалуй, в известном смысле; но для девушки это совсем не так.

  - Может быть, у Надежды Петровны есть какое-нибудь влечение? - продолжал Пятов. - С ее наружностью... голосом...

  - И прочее!.. - добавила дурачливо Надя. - Прямо в Дузы или в Ермоловы? Ха, ха!

  - А почему же нет? - горячо возразил Пятов.

  - Постойте, - остановил его Заплатин. - И тут нужна наука, выучка.

  - Кто же говорит, что нет? - вскричал Пятов. - В Москве целых два высших заведения. Курсы... при казенном училище... и в Филармонии.

  - Так и туда надо попасть, - с некоторой как бы грустью выговорила Надя.

  - В училище - прием труднее. Есть сроки, - продолжал Пятов, поглядывая на них обоих. - Но в Филармонии... Если только Надежда Петровна изъявит желание... в совете у меня несколько приятелей... С вашими данными... вы гимназистка - если не ошибаюсь - с медалью?

  - Не ошибаетесь, Элиодор Кузьмич.

  - Помилуйте!.. Это - пустое дело. Скажите слово, и я буду особенно счастлив облегчить вам все ходы и формальности.

  - Страшно как-то, Элиодор Кузьмич...

  Надя исподлобья взглянула на жениха.

  Тот сидел с низко опущенной головой и как бы не заметил этого взгляда.

  Такой поворот разговора серьезно смущал его.

  - Смелым Бог владеет! Право, такая дорога куда превосходнее того, что вам могут дать курсы!

  Поднявшись, Элиодор провозгласил:

  - За здоровье будущей драматической артистки Надежды Петровны Синицыной! стр.553 VIII

  Целых два дня Надя была как в чаду после завтрака у Пятова.

  То, что начало носиться перед ней в виде чего-то несбыточного, после представления пьесы, где впервые ее повлекло на сцену, - то являлось теперь как нечто вполне осуществимое.

  Серьезных препятствий ведь, в сущности, нет никаких.

  Неужели только нежелание Вани?

  Но разве у него есть какие-нибудь положительные "права" на нее, на ее волю, на выбор такого личного дела, как жизненное призвание?

  Он ревнует! Но это не резон.

  Ревнует к своему однокурснику, к этому миллионеру?

  Так ведь это "глупости".

  Пятову она, быть может, и очень нравится; но мало ли кому она нравилась и еще будет нравиться при ее "данных", как любит выражаться Элиодор?

  Нельзя же сейчас смотреть на девушку - потому только, что она обручилась с вами, - как на свою собственность.

  Так Ваня на нее, конечно, не смотрел. Он слишком хороший человек и не таких взглядов на женщину, ее права и самостоятельность.

  Но он слишком "прямолинейный".

  Этому слову она от него же научилась.

  Хорошо иметь твердые убеждения, но нельзя же "перебарщивать".

  Это тоже его слово. Оно в ходу в Москве, и она его часто здесь слышит.

  Остается только вопрос: как прожить? Все равно, и на курсах надо тратить. Бедный папа должен был бы раздобывать и на ее содержание.

  Но почему же Ваня не может взять ее в помощницы по той работе, какую он имеет у Пятова?

  Ведь тому решительно все равно, кто будет участвовать в переводе разных отрывков, только бы было грамотно, а редакция будет принадлежать Ване.

  Да ей стоит намекнуть об этом Пятову - он сейчас же бы предложил ей работу. Сколько угодно - и аванс бы дал.

  Но она ничего не сделает тайно от Вани. стр.554

  Все эти соображения волновали ее и после того, как чад мечтаний немного улегся.

  Решительный разговор надо иметь, и как бы жених ее ни огорчился - она должна попробовать счастья.

  И наконец, что она теряет? Все равно ей ждать зиму и лето либо дома, либо в Москве. Почему же не поступить на драматические курсы в эту "Филармонию"? Может быть, на второе полугодие ее освободят от платы, если найдут, что у нее "великолепные данные", как находит Пятов: а он где не бывал?!

  Когда они разговорились - за десертом - после завтрака на тему театра, он всех знаменитостей видал, и в России и за границей, даже какую-то испанскую актрису, о которой они с Ваней никогда и не слыхали. Также и какого-то итальянского актера - тоже для нее совсем новое имя.

  Ведь нельзя же Ване - потому только, что он жених, - предоставить диктаторскую власть?

  Только здесь, в Москве, она задумалась над тем: что такое брак.

  Ваня перед их помолвкой сказал ей: - Надя! Ты еще так молода... замужество - дело не шуточное. Не забывай, что это - бессрочное обязательство. Оно может оказаться слишком тяжелой обузой.

  Это выражение студента-юриста: "бессрочное обязательство", пришло ей на память вот теперь.

  Разве действительно "бессрочное"?

  И ей стало жутко, почти страшно.

  Ведь нынче нетрудно и развестись. Везде разводятся, не в одних столицах, и в провинции. Ее подруга по гимназии - старше ее на два класса - успела уже побывать замужем, и когда они перестали ладить с мужем, он дал ей развод.

  Это выражение: "дать развод", нынче в особенно большом ходу. Еще девчуркой-подростком она уже знала и употребляла его.

  Мысль о разводе немного пристыдила ее.

  Неужели они затем обменялись с Ваней кольцами, чтобы "сделать опыт"?

  Она его любит; но любовь не должна же быть поводом к тому, чтобы закабалить себя.

  Стоит только обменяться ролями.

  Положим, она - курсистка, даже не простая, а медичка, и накануне выхода, когда она будет "женщиной-врачом". стр.555 А ее жених - там, в Петербурге, студент-медик.

  И вдруг у него объявился талант. Например, хоть голос. Ему сулят блестящую будущность, и он чувствует в себе артиста.

  Такие примеры бывали. Она даже наверное знает, что здесь был такой любимец молодежи в опере, из студентов-медиков.

  Они, женихом и невестой, мечтали идти рука об руку - как врачи, практиковать в одном городе или в одном уезде - где приведется - или делать вместе научные наблюдения, печатать работы.

  И вдруг все это рухнет.

  Неужели она была бы такой эгоисткой, чтобы восстать против его настоящего призвания: быть первоклассным певцом, а не заурядным медиком?

  В таком точно положении находится теперь ее жених.

  "Но кто же открыл во мне талант?" - спросила она себя мысленно.

  Никто еще не открывал - это правда; но она хочет сделать опыт. Не удастся - потеря пустяшная.

  И опять, в десятый раз, повторила она все гот же довод:

  "Все равно - у меня год пропащий". Вместо того чтобы тосковать по Москве там, у себя, она проведет его здесь, на драматических курсах.

  В этой возбужденной беседе с самой собою застал ее приход жениха.

  По ее лицу Заплатин догадался, что ему предстоит решительное объяснение.

  И она не хотела дольше тянуть.

  - Ваня, - начала она сразу, подсаживаясь к нему на кушетке, - я хочу с тобой поговорить.

  Он взглянул на нее грустными глазами.

  - Что ж... сделай одолжение! - глухо промолвил он.

  - Ты только выслушай сначала. А потом уже будешь возражать.

  - Я всегда так делаю, Надя. С каких пор ты меня считаешь таким неистовым спорщиком?

  - Ну да, я знаю. Ты не обижайся, милый!

  Надя положила ему руку на плечо.

  От этой ласки он притих и опустил голову.

  - Можно один маленький вопрос, Надя? стр.556

  - Можно.

  - Он сделает лишними всякие прелиминарии... Ты стремишься на драматические курсы? Ведь да?

  - Да, Ваня!

  И тотчас же она схватилась за свой главный довод:

  - Что я теряю? Ну, скажи на милость: что я теряю? Что дома книжки читать или ходить на эти коллективные уроки, если они еще не закроются - все равно. Год у меня пропал во всяком случае.

  Заплатин повел плечами, внутренне возражая ей.

  - Позволь! Твоя речь - впереди! - горячо воскликнула Надя и взяла его за обе руки. - Позволь! Я не говорю, что открыла сама в себе талант, я хочу только сделать опыт. И он может оказаться удачным. Ведь ты не можешь это отрицать - так, просто?

  - Положим, - согласился Заплатин.

  - Не можешь! Стало - нет никакого резона противиться этому.

  Тут он встал с места и заходил перед кушеткой, ероша длинные волосы.

  - Кто же противится? - возразил он. - Никто не имеет права нарушать твою свободу... Ты вольна поступать и думать, как тебе угодно.

  Нервные нотки задрожали в его голосе.

  - Стало быть? - остановила его Надя и вскинула длинными ресницами.

  - Ни о каком сопротивлении - повторяю - и речи быть не может.

  - Но этого мало, Ваня, милый! Я желала бы, чтобы ты согласился с тем, что в моем плане нет ничего ни дурного, ни нелепого.

  - Я этого и не говорю, Надя!

  И она привела ему - в виде победоносного аргумента - пример, где их роли были бы как раз противоположные.

  Он выслушал ее, не перебивая, и довод - ей так показалось - подействовал своей логикой.

  - Это возможно, - выговорил он, когда она молча, взглядом своих черных глаз, потребовала категорического ответа. - Но мы с тобой не знаем - во что это обошлось им обоим, а в особенности девушке, которая должна была расстаться с мечтой всей жизни?

  - Но они не разошлись! Они могли обвенчаться и жить в одном городе, в Москве или Петербурге... стр.557 я не знаю там... Он пел на сцене, она практиковала. В чем они мешали друг другу? Скажи!

  - Я не могу ничего сказать. Это - воображаемый случай. Но если их любовь, их брак и не рухнул - не забывай... в примере, который ты выбрала, муж идет на сцену, а не жена.

  - Разве это не все равно? - пылко возразила Надя.

  - Нет, не все равно! Разница огромная!

  Он присел к ней на кушетку и сам взял ее руку.

  - Ты ведь не знаешь, Надя, что такое кулисы, театральные подмостки. Разве можно в этом мире остаться тем, чем ты хочешь быть неизменно в жизни?

  - Почему нет? Да в этом театре, где мы с тобой были два раза, разве нет замужних актрис? Я знаю, что есть. Ты сам мне говорил. И та, которая нас с тобой восхитила, - замужняя.

  - Да, на одной сцене с мужем.

  - Это все равно, Ваня. Все зависит от тебя, от того - какие у тебя правила, какой характер. Соблазны?! Они всегда есть. Знаешь, это уже старо - застращиванье сценой. Я еще в пятом классе видела у нас, во время ярмарки, пьесу "Кин, или Гений и беспутство". В ней этот знаменитый актер отговаривает девушку из общества. На сцене выходит очень трогательно. Но это ведь мелодрама, Ваня!

  - Может быть... только, - голос его заметнее дрогнул, - если ты увлечешься и, сделав опыт, в эту зиму отдашься театру - тогда...

  Он не досказал.

  - Тогда что?

  - Мне слишком больно говорить, Надя. Выходит так, точно я тебе препятствую найти призвание. Но согласись... не о том мы с тобой мечтали... не к тому готовились в жизни?

  - Так ведь я, как заблудшая овца, могу вернуться в ясли? Ваня! Милый! Зачем вставлять себя в тиски... сразу? Разве не выше всего свобода? Сколько раз я это от тебя слышала? Скажи! Не - криви душой!

  - Свобода... да, Надя. Актрисе она нужна больше, чем кому-либо, - это точно.

  Он не глядел на нее и старался подавить свое волнение; но Наде показалось, что на ресницах у него блеснули слезинки.

  - Твою свободу... я могу возвратить тебе... и теперь, - с трудом выговорил он. стр.558

  - Что ты? Бог с тобой! Разве я к тому подбиралась? Ваня!

  Надя обняла и поцеловала его в щеку.

  - Как тебе не грех! - промолвила она, охваченная волнением.

  - Все равно... Я тебе говорю теперь же: если ты отдашься сцене и тебя будет стеснять тот обет, который мы дали друг другу, - я возвращу тебе твою свободу.

  Он чуть-чуть не разрыдался, быстро встал и отошел к окну, чтобы она не видала его лица.

  Надя подбежала к нему сзади, взяла за талию и щекой приложилась к его щеке.

  - Полно, Ваня! - вскричала она. - Это на тебя не похоже. Нервная девица ты, а я на амплуа мужчины- студента с таким прошедшим, как у тебя. Из-за чего же нам волноваться? Все по-старому. И я остаюсь в Москве... Буду при деле. Зимой съезжу к папе.

  - Ты ему писала? - спросил Заплатин, не оборачиваясь к ней лицом.

  - Писала. И в его ответе я уверена. И он ведь частенько говаривал: "Тебе бы, Надюля, - на сцену! Богатая вышла бы ты Катерина... И даже Дева Орлеанская". Ей-Богу! Я не привираю задним числом. Можешь мне верить... Ну, полно! Как не стыдно! Даже чуть не разрюмился.

  Она схватила его за плечи, повернула к себе лицом, поцеловала еще раз и, подведя опять к кушетке, посадила и села рядом, не выпуская его руки из своей.

  - А теперь, - начала она весело-возбужденно, надо ковать железо, пока горячо. Поступить на курсы. Ведь и у них уже прошли вступительные экзамены. Нужна протекция. И тут надо взять за бока твоего Элиодора.

  Заплатин сделал движение, точно хотел высвободить свою руку.

  - Если ты не желаешь сам напомнить ему, - я это сделаю! - решительным тоном сказала Надя. - Но я не понимаю, Ваня, с какой стати ты так считаешься с ним?

  - Он может мне давать работу, - горячо прервал Заплатин. - Я его товарищ, однокурсник...

  - А я - посторонняя девушка? Почему же я не могла бы обратиться к нему... прямо, как к человеку со связями... любителю театра, даже и не будучи с ним знакомой? стр.559

  - Это было бы гораздо лучше.

  - Полно, Ваня! Воля твоя, - ты нервничаешь? Если твой Элиодор не хвастун - он поможет мне поступить на эти курсы; а хвастун - так мы и сами найдем дорогу. Точно то же я скажу и насчет работы... Нет у тебя никакого резона - не разделить со мною твоего заработка, не давать мне переводов потому только, что давалец работы - Пятов.

  Она выговорила это решительным тоном.

  Заплатин выслушал молча, и когда она кончила - поднялся с места и стал с ней прощаться.

  - Ты все еще дуешься, Ваня? Это нехорошо!

  - Прости! Я притворяться не могу. Ты госпожа своих поступков, но я не в силах радоваться тому, что в ближайшем будущем чревато... всякими последствиями.

  - Чревато! Ах, Ваня! Что за книжное слово! Я не воображала, что ты... такой... не упрямец, а гораздо хуже - ревнивец.

  - Будь по-твоему! - тихо выговорил он и, не прощаясь с Надей, вышел из комнаты. IX

  Святки - на дворе.

  У Заплатина в его комнате, в тех же номерах - побольше света. Он перебрался на улицу и платит пятью рублями дороже.

  Снег блестит на крышах и отражается розовым отливом на стенах.

  Время - морозное, настоящая декабрьская погода за несколько дней до рождественского сочельника.

  Но на душе у Заплатина нет праздника.

  Он, в старой студенческой тужурке, стоит у окна и смотрит уныло на улицу.

  Вдоль тротуара, по той стороне, идет чугунная решетка купеческих хором. Дом - особняк в греческом стиле - позади садика с фонтаном, прикрытым деревянным шатром. Деревья в инее. Так красиво, а любоваться не хочется.

  Шныряют взад и вперед санки. Обыватели везут провизию. Кульки с гусями и поросятами весело торчат из передков и с колен проезжающих - в шубах и салопах. Все готовится к усиленной еде и ликованию. стр.560

  А он не думает ни о каком святочном кутеже. Деньги у него есть. Внесет плату за свой последний семестр, и все-таки у него останется малая толика.

  В эту минуту он ставил перед собою категорический вопрос:

  "Поедет он или нет повидаться с матерью на зимние вакации?"

  Она ждет. Отправляя его, она повторяла:

  - Хоть на недельку приезжай, Ванюша!

  Отчего же он не едет? Всего три дня осталось до праздников, и матери было бы особенно приятно видеть его при себе в самый первый день праздников.

  Оттого, что подлое чувство гложет его.

  Вот уже больше месяца, как он проходит через эти тяжелые душевные испытания.

  Как легко возмущаться позорным себялюбием, какое заключается в ревности!

  Шекспировский венецианский мавр - зверь, вызывающий жалость, не больше. Но он - "арап", человек низшей породы, кровожадный сангвиник, раб своего неистового темперамента.

  Но для "интеллигента" - разве не позорно испытывать муки не мавританской, всесокрушающей страсти, а мужского самолюбия?

  Да, самолюбия! В тысяче случаев ревности девятьсот с лишком приходится на этот мотив.

  "Как ты смела променять меня на другой предмет любовного интереса? Меня!.. Твоего первоначального избранника!"

  Вот такой червяк начинает глодать душу каждого ревнивца!

  Такая ли в нем клокочет страсть к девушке, с которой он полгода назад обручился?

  Никогда он не любил никакой аффектации, никакого самообмана и рисовки.

  Надя ему сразу понравилась. Прежде всего - своей наружностью. Он не предъявлял ей никаких особенных требований по части ума, а начитанность девушки по двадцатому году разве может быть больше, чем у порядочного первокурсника?

  Главное - она им стала увлекаться, смотреть на него снизу вверх. Там, в их городе, он был единственный студент, водворенный на место жительства "за историю".

  Это преклонение льстило ему, поднимало в его глазах обаяние красивой, живой и способной девушки, стр.561 которая любила и слушать его, и делиться с ним своими взглядами и симпатиями, представляя их на его оценку и одобрение.

  А в Москве этот культ "штрафного студента" стал быстро испаряться.

  Надя сразу почувствовала под собою другую почву - силу красоты, возможность взять от жизни нечто более блестящее, чем место учительницы в городской школе или, много-много, в младшем классе женской гимназии.

  Она не ошиблась в смутном чувстве таланта. Стоило ей поступить на драматические курсы - и там ее тотчас же оценили.

  Руководитель курсов нашел в ней "превосходные данные", совершенно так, как и этот "оболтус" Элиодор, с которого и пошел весь "яд и соблазн" - на оценку ее злосчастного "женишка".

  Так его называет тот же Элиодор, ухмыляясь, когда говорит с ним о его невесте; а это неизбежный разговор, когда он бывает у Пятова.

  Да, от него и пошел весь "яд и соблазн". По его рекомендации Надю так легко приняли. Он хотел даже вносить за нее плату, сделать ее как бы своей стипендиаткой, да не допустил Заплатин. И что его особенно огорчило - это то, что Надя, кажется, приняла бы это как должное.

  Она уже начала рассуждать так:

  "Если очень богатый человек, любитель искусства, видит в ком-нибудь талант - отчего же ему не помочь?"

  Она же сделала так, что Элиодор первый сказал ему:

  - Отчего же бы вам, Заплатин, не уступить часть переводов вашей невесте? Что полегче? Разумеется, чтобы это не отнимало у нее слишком много времени по курсам.

  И вышло какое-то обидное для него, за Надю, участие в его работе, обидное не потому, чтобы он не хотел с ней делиться, а потому, что из этого вышло "одно баловство". Переводила она небрежно и медленно, и гонорар должен был ей отсчитывать он.

  Выходило что-то некрасивое. За плохую и очень скудную количеством работу он отделял ей, по крайней мере, одну треть всего, что сам зарабатывал; она принимала и это как