Юрковский Федор Николаевич - Булгаков

ло еще примера, чтобы штыки ломались об идеи.

   - За нас и с нами народ! - вскрикнул Дрозденко, выразительно стукнув по столу.

   Дядя Пава грустно покачал головой.

   - "Народ!"-повторил он. - Мы стоим перед хорошо вооруженной крепостью с голыми руками, а в нас жарят картечью из орудий... Там есть митральезы, и круповские, и Пибоди и Мартыни и чего, чего только нет!.. Вот вы и говорите мне: вперед! за нами стомиллионная армия народа! А я вижу, что этот стомиллионный ариергард отстал на целое столетие от своего авангарда, и пока мы будем штурмовать крепость лбами, нас будут бить на выбор, как поросят к Рождеству, и приготовят из нас бифштекс гораздо ранее, чем подоспеют главные силы.

   - Недурно,--сказал Булгаков, - художник, как художник: сейчас и картинка готова! Только тени немножко гуще, чем следует. Что же, по-вашему, делать-то'/

   - А ничего и не делать! Сидеть под кустиком, чтобы какая-нибудь шальная пуля не задела... Сиди, себе; да трубочку покуривай!.. А то можно и на солнышке кверху брюхом поспать, у кого нервы покрепче; не беда, что пули свищут...

   - Ну и сидите! И курите!-вышел из себя Дрозденко и даже сплюнул с досады, причем угораздил попасть на носок собственного сапожища...

   - Да и покурим! - полушутя ответил великан, вытаскивая серебряный порт-табак, и действительно стал вертеть папироску. - Благо табачница еще в кармане завалялась!

   Тут Саша, которая все время молча, но с напряженным вниманием следила за доводами обеих сторон, вдруг бросилась к дверям с криком:

   - Аня! Аня!

   "Так вот она Аня, - подумал Булгаков, - посмотрим!.."

   Саша между тем уж обнимала сестру, стоявшую в дверях с маленьким узелком подмышкой.

   То была стройная шатенка, среднего роста, с темно-каштановыми волосами, распущенными по плечам, которые густыми волнами ниспадали за спиной ниже пояса. Ее роскошный бюст и тонкая талия, ее красивые правильные руки с маленькими изящными пальчиками; каждое ее движение, каждый жест носили столько прелести и природной грации, что невозможно было только смотреть на эту дивную гармонию форм, а не любоваться ими. Она точно обдавала всех своим неотразимым обаянием. Булгаков сразу почувствовал, что всю его душу так и потянуло к ней. "Что за чертовщина! - подумал он, нарочно отводя глаза в сторону, чтобы освободиться от ее волшебного обаяния. - Никогда ничего подобного не ощущал! Нет ли у нее там в пазухе приворотного зелья какого?.. А какие у нее глаза?"-пришло ему в голову. Он снова взглянул на нее, когда Саша уже подвела сестру к столу я отрекомендовала сидевшим.

   - О, я давно вас знаю и давно считаю старым знакомым, - с улыбкой сказала она Булгакову, подавая ему руку. И это прикосновение ее нежной матовой ручки пробежало по нем электрическим током. И все-таки Булгаков не мог определить, какие у нее глаза, и это заставляло его снова и снова взглядывать в прекрасное лицо незнакомки... Он мог только запомнить, что в ее глазах много доброты, что они просто какие-то светлые, лучезарные... да, именно, лучезарные, а иногда отливают какой-то прозрачной синевой, и все казалось, что вот сейчас в этой синеве, как в зеркальной поверхности, отразятся все помыслы, все движения ее души...

   Булгакову даже стало досадно от непривычного чувства, которое .так внезапно овладело им... И главное это чувство ему почему-то казалось обидным для Наты.

   - Я не удивлюсь, - сказал он вслух,- если вы найдете меня не совсем таким, каким вам изобразил меня мой приятель - идеализатор...

   - Нет, напротив, я таким вас и представляла себе... Да, именно таким, - подтвердила она, - даже странно: контур ваших глаз и линия лба мне рисовались с такой поразительной ясностью, как будто я видела ваш портрет.

   "Всем взяла! --подумал Булгаков,--и красива, и стройна, и еще что-то есть особенное... это то, что разлито во всем ее существе и сосредоточено в прозрачной глубине ее больших глаз, которые так красиво обрамлены дугою темных бровей. Что же это такое?"

   - У меня к вам и письмо есть!, и к вам, дядя!., ну, а уж к вам-то пока ничего нет!..- приветливо кивнула она Дрозденко.

   - Не жду! - отрезал он, отвечая на рукопожатие.

   -- Фу, как я устала! - И Аня присела у стола рядом с Булгаковым. - Постойте, господа, сейчас достану.

   Она принялась растегивать пуговицы на груди, и, слегка отвернувшись, запустила руку за корсаж и вынула оттуда кучу маленьких записочек и стала их разбирать.

   - Это вам, а вот и вам, дядя, от профессора Долгомарова, хотя вы по обыкновению на похмельи! - сказала она, взглянув на его кожух и в то же время отправляя остальные записки под лиф. -- Зеленева,- продолжала она,--арестовали в Елисаветграде с чемоданом книг. Такая неосторожность! не обвязать даже веревкой! Носильщик уронил, чемодан раскрылся, оборвав застежку, и книжки рассыпались по всему дебаркадеру... А Ивецкого провезли из Одессы с этапной партией в Вологду, и Паша вместе с ним, то есть следует добровольно за этапом. Я ее встретила на вокзале, с нею и пробралась к нему в пересыльный. В Киеве тоже аресты... Впрочем, это вы уже знаете. - Она взглянула на Булгакова. - Но ваша пассия благополучно избежала западни и скоро будет сюда с народниками.

   - Не понимаю, кого вы имеете в виду.

   - И ваше сердце ничего не говорит?

   - Нет.

   - Да есть ли у вас оно?-И Аня шутливо прижала свою ручку к его сюртуку. Булгакову хотелось, чтобы она подольше не отнимала своей руки, и вместе с тем было досадно...

   - Ам! - воскликнул он вдруг, неожиданно ляснув на нее зубами, как пугают детей.

   - Ах!--вскрикнула Аня, отдернув руку и откидываясь назад.

   Все рассмеялись.

   - Что ж, вы, барышня, прикоснулись к самому жаркому месту в его теле: вот и обожглись, - заметил Дрозденке.

   - Ишь какой он, - сказала Аня шутливо капризным тоном,- точно с маленькой! Я не хочу так. Вот вам за это! - и она дернула его за чуб, однако быстро отодвинувшись.

   "Так-то лучше: сиди-ка себе подальше, и тебе будет спокойнее, да и мне просторнее!" - подумал Булгаков.

   - А мне все же интересно, кто сия избранница моего сердца? - сказал он вслух.

   - Нечего притворяться! Вы думаете, мы не знаем? А ваша генеральская дочка, которую вы похитили из Петербурга? И надо отдать честь вашему вкусу! Она замечательно красива.

   - Не отрицаю. Но вы ошибаетесь, - мне ее навязали в момент отъезда, чтобы разлучить ее с тятенькой да маменькой, а до тех пор я ее никогда не видел.

   - Ну, а в дороге? - игриво спросила Аня, пристально посмотрев на Булгакова.

   - А в дороге она казалась очень миленькой и развитой девушкой. Но мне кажется совсем не нашего поля ягода, слишком уж нежна, и физически, и душевно, такая хрупкая, что того и гляди сломится. Так и просится под стеклянный колпак.

   - Еще бы не сломилась, если вы сожмете!.. Она говорила, что вы очень сильны. Покажите .ваши мускулы.

   - Они у меня назидательные. - Булгаков отстегнул запонку и не без удовольствия обнаружил свою мощную руку, на которой каждый из мускулов, будто отлитый из бронзы, так и обрисовывался из-под туго обтягивавшей их кожи. А по мускулам, словно канаты обвивались и переплетались тонкие жилы.

   -- Вот прелесть! Саша, посмотри, какая сила! - вскрикнула Аня, дотрагиваясь рукой до руки Булгакова.

   - В самом деле, - сказал дядя Пава. - У меня в объеме рука, пожалуй, вдвое больше вашей, но рельефности такой еще отроду не видывал. Вы неоцененный натурщик для картины, и в особенности для изваяния, например, статуи Геркулеса. Это вам вечный кусок хлеба, когда есть нечего будет. Идите прямо в академию, там вас примут с распростертыми объятиями.

   - Как хорошо иметь такую силу, - с завистью сказала Саша.

   - А попробуйте ущипнуть,-продолжал Булгаков.

   Обе девушки делали тщетные усилия, но их пальцы только скользили по натянутой коже.

   - Не могу! - сказала Аня, ударив слегка пальцем его по руке.

   -- Бейте кулаком и вдобавок со всей силы! - сказал Булгаков.

   - Нет, зачем же, будет больно, - возразила Саша.

   - Это еще увидим, кому будет больнее. Ну, начинайте!

   Он плотно прижал руку к столу. А обе девушки принялись со смехом дубасить по ней своими кулачками.

   - Сильнее, сильнее!-приговаривал Булгаков, весело улыбаясь.

   - Но мне самой больно, - сказала, наконец, Аня, потирая свой кулак.

   Саша била с увлечением молодости и даже кулаками, очевидно желая непременно пронять его.

   - А я могу? - спросил Дрозденко, тоже прицелившись кулаком.

   - Сделайте одолжение! - И Булгаков сильнее сжал кулак, мускулы вздулись еще выше. Дрозденко размахнулся и ударил, другой, третий... Но его кулак отскакивал, словно от натянутой гуттаперчи.

   - Неужели нисколько не больно? - спросил он.

   - Ни капельки! - смеялся Булгаков.

   - Завидная, чорт побери, мускулатура!

   - Это "extensor digitoru" - каков же должен быть "biceps"!-сказал художник, с восхищением глядя на всю эту картину. - Показывайте "biceps"!

  

   На шлиссельбургском экземпляре имеется надпись, сделанная рукою Н. А. Морозова: