Юрковский Федор Николаевич - Булгаков

дарился в грабеж, дерзость воров достигла неслыханных размеров. Многие воры завели револьверы, в дома вламывались открытою вооруженною силою, или употребляли такой маневр: сами жулики кричали "караул" под окнами, чтоб выманить хозяев, а затем вскакивали в растворенную дверь или окно сердобольного хозяина. Посылаемые в обходы из местных войск впадали в стачку с жуликами, и полицейские свистки обращались в сигнал для нападения, что окончательно сбило с толку и полицию, и горожан. Даже вооруженные офицеры с револьверами в карманах не решались ходить в одиночку, особенно по малонаселенным частям города, а на женское население это навело положительную панику.

   Так и теперь в доме Виртинга на женской половине не довольствовались одними запорами и крючками. Прежде чем заснуть, дом был приведен в оборонительное положение, т. е. все окна и двери были забаррикадированы кучею стульев и кресел, так что при малейшем движении ставень все это могло рухнуть с грохотом и произвести тревогу. Улегся и дядя, посоветовав через дверь племяннику не держать долго открытым окно.

   - Фундамент хоть и высок, а тоже вскочить недолго, и время уже позднее.

   - Не беспокойтесь, дядюшка, у меня есть всегда шесть пуль наготове,-отвечал Булгаков.

   Окно его маленькой угловой комнатки, выходящее в узенький палисадник, продолжало оставаться открытым.

   Он сидел у стола, выписывая из данного ему Кастрюлиным письма ряд цифр, которые каким-то странным образом превращались в буквы, буквы собирались в слова, а из слов складывались фразы. Если бы даже он и не был так погружен в свое арифметико-этимологическое занятие, то и тогда ему трудно было бы заметить пару глаз, юрко следивших за всеми его движениями из-под густого сиреневого куста, широко разросшеюся в палисаднике, отделенного от улицы новенькой деревянной решеткой. Наконец его труд был окончен, и результаты были безжалостно преданы сожжению на лампе.

   Внимание Булгакова уже давно привлекал своими раскатами беспрестанно проезжавший мимо окон экипаж. Теперь вновь послышался шум колес. Он из любопытства перегнулся через окно, чтоб лучше рассмотреть сидевших в экипаже, но 'ничего не мог заметить, потому что верх фаэтона был поднят, хотя погода стояла прекрасная, и это обстоятельство ему тоже показалось странным, так как биржевые извозчики поднимают верх только в случае дождя. Фаэтон прокатил мелкой рысью, завернув за угол дома и через десять минут снова проехал обратно, Булгаков хорошо заметил, что это были те же самые серые лошади. Такой меневр повторялся несколько раз-

   "Какие-нибудь низшего разбора донжуанские ухаживания за хорошенькими прачками",-подумал он, вспомнив бойкие глазенки прачки Даши, прислуживавшей за чаем, и жалобы тетки, что ее работницы все бегают за калитку любезничать с своими кавалерами. Он закрыл окно, разделся и задул лампу.

   В тот момент, когда он стал совсем забываться в сладкой дремоте, ему послышался где-то резкий звенящий удар, словно посыпались разбитые стекла, и потом какой-то глухой шум за стеной.

   "Не воры ли?--мелькнуло в его сонной голове.

   "Э, вздор, с бабами живешь, так и мысли на бабий лад настроены". И он в ту же минуту заснул богатырским сном.

   Булгаков всегда уверял бабушку, что она не угадала своего призвания в жизни, что она рождена для трагедии и если бы играла на сцене, то составила бы всемирную славу. Действительно, Мария Михайловна имела неопределенную страсть к потрясающим монологам и впадала в драматический пафос при всяком ничтожном поводе, делая из мухи слона.

   Поэтому Булгаков ничуть не испугался, когда на следующее утро был пробужден ее ранним появлением в дверях своей комнаты, с поднятыми вверх руками, с очками, на этот раз мотавшимися на шее, что должно было изображать крайнюю степень смятения. Она громко взывала:

   - Ах, Коля, Коля, ты все еще спишь!

   - Нет, бабушка, теперь не сплю, потому что вы разбудили меня.

   - Ты спишь! - повторила она, чтоб не сбиться с роли,-и не знаешь, какое страшное несчастье разразилось над всеми нами!

   -- Сейчас, бабушка, все узнаю. -- тоном непоколебимого убеждения произнес Булгаков.

   - Откуда же ты узнаешь? - уже с ребяческим любопытством в голосе спросила старушка, совершенно забывая трагический тон.

   - Да ведь вы сейчас все скажете?

   - Да! Я скажу тебе, какое страшное происшествие случилось в эту ночь! - тотчас же опять впадая в трагический тон, начала она. - Скажу, что нас обокрали до нитки. Все мужское белье, наши меховые вещи, шубки! Вот здесь кладовка, за этой стеной! Окно выломано, сундуки взломаны! И как это ты не слыхал!?

   - Нет, бабушка, я не только слышал, но и видел фаэтон, на котором ваши вещи увозили,- сказал Булгаков, припоминая ночную езду под окном, обратившую на себя его внимание, и звон выбитых стекол, смутно донесшийся до него в момент засыпания.

   - Господи, помилуй! Но как же ты допустил?

   - Спать хотелось, бабушка, я и поленился! Думал, только показалось, ан вышло и взаправду пошалили!

   - Ах, матерь божия! Слушайте, слушайте! Наш Коля ведь все видел! - И она поспешила разнести по дому это новое обстоятельство, дающее еще больший интерес событиям. В доме никогда не вставали раньше десяти часов; теперь же, благодаря поднятой тревоге, несмотря на то, что было только семь часов утра, все население суетилось по комнатам в самом отчаянном дезабилье. Даже дядька, всегда чопорно приличный, теперь в одном нижнем белье и завернувшись в шелковое одеяло, шлепал своими пантуфлями по коридору к злополучному чулану.

   "Ну, теперь здесь пойдут ахи на весь день",- подумал Булгаков, выходя в столовую и машинально отыскивая глазами свою "бандитку". Потом он завернул в темную кладовую. Там стояла его корзина, совсем приготовленная, покрытая чистою скатертью. Он взял ее и вышел из дому никем незамеченный.

    

  

  

  

  

   Булгаков старался дать себе отчет в своих чувствах. Он хорошо знал, что случившаяся покража будет очень чувствительна для домашних: весь зимний гардероб для целой семьи, да еще казенное белье, которое надо экстренно возвратить. "Сотен, пожалуй, на пять будет",-соображал он. Но все-таки он не мог откопать в себе и признаков сочувствия семейному горю. Просто какие-то отрывочные общие соображения скользили в его голове, не затрагивая чувств.

   "Обворовали... . гм... конечно, общество не может существовать при таких условиях... А дядька разве не ворует там?.. И какая же из двух форм воровства более злостная?.. Выходит, вор у вора крадет... Ну, и чорт с ними, пусть себе перекрадывают друг у друга! Мне-то какое дело? Пусть мертвые погребают мертвых, живые же пусть думают о живых!"

   Но мысли его опять возвращались к той же теме: "Здесь,-думалось ему,-воровали, быть может, из нужды, работы нет, жрать хочется...

   А сам мой дядька крадет для роскоши, или, по меньшей мере, для комфорта... Нет, с ними и сам-то я, чорт побери, в какой переплет чуть не попал!"-думал он, быстро шагая с корзиной в руках по широкому тротуару еще пустынных улиц, ища глазами извозчика. "Ведь не одолей меня вчера сон, вздумай я выглянуть в окошко, чего доброго, надо было бы стрелять, защищая имущество, в этого самого вора! Вот оно что значит борьба общественных сил!"

   - Извозчик, на "Леваду"! -крикнул он, садясь на фаэтон и подозрительно поглядывая на пару его серых лошадей.

   Булгаков скоро разыскал маленькую хатку с стоящим перед ней деревянным станком для ковки лошадей и, расплатившись с извозчиком, забрал свою корзину и вошел в кузницу.

   - А, здравствуйте, хозяин, - произнес он обычным южным говором.

   - Здорово булы! - ответил кузнец, даже не взглянув на вошедшего. Он усердно ворочал клещами в самом жерле горна, из которого широкая горловина мехов, пыхтя, выдувала целый столб блестящих искр. Девочка лет десяти налегала на конец шеста, приводящего в движение меховые днища,

   - Бог помочь!

   - Нехай и вам поможе!

   Кузнец выхватил из пылавших углей кусок добела раскаленного железа и зачастил молотком по наковальне, производя такой грохот, что пришлось замолчать и подождать, пока железо, сплющиваясь под ударами, постепенно перешло из ярко-красного цвета в темно-вишневый, затем в фиолетовый и, отливая синевою, наконец, совсем потемнело. Тут только хозяин взглянул из-под седых нависших бровей на посетителя, выжидая дальнейших объяснений.

   - Где у вас тут постояльцы проживают?- спросил Булгаков.

   - А вам кого? Вон задняя хата во двори. Бiжi, Ивга! Проводи паныча до жiльцiв.

   Девочка бросилась от меха к низенькой двери, выходящей на большой двор, широкий, что твое поле. Булгаков последовал за нею.

   - Та зараз! Не барысь!- с чисто хохлацким лаконизмом крикнул ей вслед старик.

   Они молча перешли через весь двор.

   - Ось тут! - сказала девочка, ткнув пальцем почти в самую дверь небольшой, крытой соломой мазанки, и тотчас вприпрыжку побежала обратно, очевидно во исполнение наказа: "не барысь".

   Оставшись один, Булгаков прежде всего убедился, что дверь заперта и, не получив ответа на стук, стал обходить вокруг хаты, пробуя поочередно каждое окно. Из них одно оказалось незапертым и вместе со ставней сейчас же подалось, как только он толкнул его рукою. Окно было такое маленькое, что Булгаков с трудом пролез" в него и очутился в чистенькой комнатке с земляным полом. На узких, в две доски, нарах спала совсем молоденькая девушка. почти девочка. Ее миленькое личико с разрумянившимися от сна щечками и алыми полураскрытыми губками совершенно утопало в волнах густых, разметавшихся по подушке каштановых волос. Спустившаяся рубашка с красивой малороссийской "оторочкой" открывала одно плечо и часть матовой груди, нескромно обнаруживая тайные прелести нежных, еще не вполне сложившихся женских форм... "Ишь как у них там все это деликатно устроено"-подумал Булгаков, на минуту останавливаясь и невольно любуясь спящей девочкой. Затем он тихо подошел к постели, осторожно натянув одеяло до самого подбородка, снова отступил на несколько шагов и принялся будить спящую:

   - Барышня! Синьёра! А, синьёра! Эй, как вас там - прекрасная незнакомка!.. Да проснитесь же!

   Девушка открыла глаза и несколько испуганно взглянула на незнакомца.

   - Кто вы такой? - удивленно спросила она. Булгаков шаркнул ногой и церемонно раскланялся.

   - Двуногое животное, именуемое человек.

   - Как вы сюда попали? Это наша комната, женская... Как вы смели сюда войти!.. Вот там ваша!

   Она гневно указала на дверь, осторожно высвободив кончик пальчика из-под одеяла.

   - Я-с, изволите ли видеть, только что приехал из столицы и не знаком еще с вашими провинциальными порядками. А попал сюда потому, что вольно же вам держать двери на запоре, а окна нарастворе... Ну, я и забрался к вам в спальню... такая уж у меня привычка: где скважина, туда и лезу! Это - одно из свойств моей натуры... Надеюсь, вы, как добрая хозяйка, не откажете гостю в стакане чая?

   - Ну, хорошо, ступайте туда! - повелительно произнесла девушка:-Я сейчас оденусь.

   - Иду и жду! - ответил Булгаков, подняв с полу корзину, и вышел в соседнюю комнату.

   - Да притворяйте же дверь плотнее! - пустила она ему вдогонку.

   - Дверь притворю, как следует! - улыбнулся он, тщательно затворяя за собой обе половинки туго сходившихся дверей.

   "Завзятая баба!" - подумал Булгаков, оставшись один.

   Комната, где он теперь очутился, была несколько больше первой, но также с земляным полом, и точно так же кругом нее тянулись узенькие нары, на которых лежал слой соломы, покрытый дешевым ковровым рядном, какое обыкновенно употребляется извозчиками для простых попон. В одном углу перед этими импровизированными диванами стоял белый сосновый стол, а вокруг него несколько толстых полен дров, поставленных "на попа", очевидно долженствовавших заменять стулья и кресла. На столе маленький походный самоварчик нетвердо держался на трех складных ножках, весь залитый донельзя зелеными подтеками, а на нем неуклюже восседал пузатый, непропорционально большой, с отбитым носом чайник. Далее несколько замусоленных стаканов без блюдцев, корки черного хлеба, объедки колбасы и остатки прогорклого творогу на замасленном куске "Московских ведомостей".

   "Ну здесь-то украсть нечего"--усмехнулся Булгаков, обводя глазами пустую комнату. У него все еще оставалось впечатление ночного события у Виртинга. Через растворенную настежь дверь виднелись маленькие сенцы, а за ними кухонка с русской печью. Тут имущества было еще менее: кадочка с водою, ведро для помоев, да вязанка дров, .беспорядочно сваленная в угол, а в другом углу возвышалась куча тряпок и лохмотьев. При внимательном рассмотрении это оказалось очень заношенное грязное белье, мужское вместе с женским, причем и на мужском белье были несомненные признаки женского употребления.

   На окне, возле куска простого мыла, стоял глиняный щербатый кувшин, изображавший в одно время и черпак для воды и умывальник, да и всю кухонную утварь.

   "А ведь, наверное, здесь живет целая община, не меньше нашего семейства,-подумал Булгаков. - Как не много нужно для человека, если он захочет ограничить себя только необходимым!"

   Вскоре вошла хозяйка.

   - Это книжки, что ли? - спросила она, протягивая руку к корзине, таким тоном, который ясно показывал, что книги здесь - обычное дело.

   - Нет, это тоже пища, но не духовная, - ответил гость.

   Девушка сдернула покрывало.

   - Ах, какая прелесть! Пасхи!.. - вскрикнула она, и все ее детское личико так и просияло от удовольствия.

   - Постойте же, я сейчас поставлю самовар и уберу стол, как следует, а то вот уже третий день Пасхи, а у нас здесь даже и не похоже на праздник!

   Она схватила самовар и быстро исчезла в кухонку. Через пять минут оттуда потянуло дымком, а через четверть часа они уже сидели рядом у кипящего на всех порах самовара. Стол был даже покрыт чистой скатертью, снятой с корзины, и на нем по возможности в порядке были разложены яйца, ветчина и папушники. Молодая хозяйка налила чай себе и гостю, но только лишь потянулась за куском папушника, как Булгаков слегка отстранил ее руку.

   - А где ваше "Христос воскресе?" - спросил он, шутя нагибаясь к ее личику.

   - В карман спрятала! - бойко ответила девочка, несколько уклонившись назад.

   - То-то, я вижу, он у вас так и оттопырился, - сказал Булгаков, указывая на высунувшийся из прорехи кармана кончик полуподвязанной юбки.

   Девушка посмотрела на карман, вспыхнула и убежала в свою комнату.

   "Бойкая барынька!.. Где это граф откопал?"- подумал Булгаков. И так как она не возвращалась, то спустя несколько минут он крикнул громко:

   - Однако, барыня, если вы еще просидите там столько же, то рискуете остаться без пасхи: я все поем!

   Девушка вышла, все еще немножко сконфуженная, но Булгаков постарался сейчас же занять ее разговором.

   - Скажите, пожалуйста, неужели вы, единственная обитательница всех этих чертогов? 

   - О, нет, здесь собирается иногда человек по десять, по пятнадцать, и живут часто целые месяцы... Но постоянно живем только мы с сестрой Аней... Она теперь куда-то уехала недели на полторы и уж скоро должна вернуться; ее послал по какому-то делу граф... Это мы так зовем одного очень... - она замялась, - очень близкого приятеля моей сестры...

   - Я знаю, - просто сказал Булгаков.

   - Откуда же вы знаете- об этом? - опять слегка краснея и тем выдавая свою сестру, сказала девушка.

   "Вот оно, - подумал Булгаков, - то-то граф и не хочет поселяться на обсерватории!"

   - Я знаю графа давно, это - мой очень-очень близкий приятель,-самым обыкновенным тоном пояснил Булгаков, не давая заметить, что понял ее смущение.

   - На какие же деньги живет вся эта орава, когда съезжаются? Ведь их надо кормить?

   - Не знаю, откуда граф достает, он и за квартиру платит... Все что зарабатывает, то в нашу коммуну и несет, так что сам по нескольку дней сидит не обедая, если мы его не накормим.

   - Выходит, значит, "кому - на, а кому - нет!" - улыбнулся Булгаков.

   - Ай! что это у вас? - воскликнула девушка, заметив рукоятку, револьвера из-под распахнувшейся полы его сюртука, и потянулась рукой к нему за пояс,-подарите его мне! Я хочу иметь всегда при себе револьвер...

   - Зачем он вам? - спросил Булгаков, зажимая локоть так, чтобы она не могла вытащить револьвер из кобуры.

   - Вот видите ли, - и лицо девочки вдруг приняло серьезное выражение, - здесь бывает всякий народ, и некоторые, когда остаются со мною, то лезут целоваться, как будто шутя, но мне это очень неприятно... А все это потому, что они сильнее меня... Если же у меня будет револьвер, тогда не посмеют.

   - Неприкосновенность личности есть основное право всякого человека, тем более женщины. И кто нарушает это право, тот теряет и свою неприкосновенность... Вы можете защищаться, противопоставляя силе силу. Но этот револьвер для вас тяжел... да и в карман не влезет. Я вам принесу маленький, тот будет хорош.

   - А все-таки покажите! я хочу посмотреть!

   Она снова протянула руку к нему под сюртук.

   -- Ну, тяните, - сказал он, расстегнув кобуру.

   - А! Зачем вы отдали оружие! Вот теперь вы в моих руках, что захочу, то и заставлю делать! Не смейте шевелиться! - И она прицелилась в него, держа револьвер, как ружье, обеими руками. Один ее палец случайно нажал собачку, замок щелкнул и курок навился, подняв свою змеиную головку. Булгаков быстрым ударом отвел дуло. Выстрел грянул, и пуля засела в стене потолка. В ту же минуту Булгаков сдавил точно клещами ее руку у кисти, пальцы ее бессильно разогнулись и револьвер упал на пол.

   -- Ну, на первый хорошо и это, - сказал он, нагибаясь и поднимая револьвер.

   Девушка сидела неподвижно с широко раскрытыми глазами, не сознавая еще, что происходит вокруг нее...

   - Ну, чего же так испугались? - ласково сказал он, погладив ее по волосам, как это делают с маленькими детьми, когда хотят их ободрить. -- Ведь ничего особенного не случилось, вы нажали собачку, курок спустился и револьвер дал выстрел, - самая обыкновенная вещь. Никогда не следует так пугаться.

   - Ах, как страшно! - нервно содрогаясь всем телом, проговорила, наконец, девушка, как бы очнувшись от сна, - ведь я могла вас убить!..

   - Да, полагать надо, если бы этот кусочек свинца влепился в меня, не стал бы я с вами теперь резониться... но и тогда мир не провалился бы и даже дыры в небе не сделалось бы: одним человеком стало меньше, вот и все!

   - Да, хорошо вам рассказывать!.. Ну, что бы я в самом деле делала, если бы убила вас?

   - Самое умное было бы в таком разе пойти и сказать поскорее графу, чтобы он позаботился убрать меня отсюда, пока я не протух...

   - Ах, какая я дура! Никогда больше не буду так глупо шутить с оружием!

   - Это не глупость, а просто неуменье обращаться, потому что не знаете устройства механизма. Вот глядите, я вас научу, как надо обходиться с этой "глупой шутихой".

   Булгаков принялся разъяснять ей значение замка в револьвере.

   В этом занятии они не сразу заметили, как отворилась дверь и в комнату вошел маленький востроносый человечек, с реденькой, торчащей вперед, белобрысой бородкой... Этот странный гость в своих громадных мужицких чоботах, в которые он уходил чуть не по пояс, казалось, был олицетворением сказочного "кота в сапогах". Поверх грубой из небеленой парусины рубахи на нем была надета куртка из желтого верблюжьего сукна, какие носят подгородние крестьяне южных губерний. Парусиновые же выпачканные дегтем шаровары, собранные у пояса на "очкуре", и засаленный картуз довершали его костюм. Окинув с порога комнату и присутствующих острым взглядом маленьких серых глаз, незнакомец, невидимому, убедился, что попал куда хотел, и, не нуждаясь в расспросах, молча поставил на нары небольшой сундучок, который висел у него за плечами на широком ремне, какие обыкновенно носят все бродячие мастеровые. Освободившись от ноши, вошедший не спеша поздоровался с присутствующими, прямо подавая руку, как бы знакомым, и тогда уже обратился с вопросом: "А, того... могу я видеть грахва?" Он говорил сильным бурсацким наречием, т. е. налегая на "о" и часто вставляя простонародные малорусские слова.

   - Он, вероятно, придет часика через полтора, - ответил Булгаков.

   - Ну, так я буду ждать!-решительно заявил незнакомец, севши в стороне на нары, и сосредоточенно замолчал.

   - Вы давно знаете графа? - спросил Булгаков, искоса поглядывая с любопытством то на маленький носик гостя, то на его большие сапоги, наполнившие комнату острым запахом дегтя.

   - Я его ще й николи и не бачив!

   - Как же вы нашли эту квартиру?

   - Через штундистов... Я работал в артели каменщиков под Очаковым. Там прикащик - чортов сын - нашел книжки... пришлось втекать... Ну меня "браты" сюда и направили... Я семинарист Дрозденко. А вы кто? - обратился он к обоим.

   - Это вот наша хозяюшка, - ответил Булгаков, - не знаю еще сам как зовут, а я студент, недавно из Питера, известен более под именем "Ревизора".

   - Меня все здесь зовут Саша, - вставила девушка.

   - Что же вы там в отдалении? присаживайтесь к нам, закусывайте, чем бог послал, - сказал Булгаков.

   - Налить вам чаю? - спросила Саша.

   - Та, пожалуй, влейте стакан, - как бы нехотя ответил Дрозденко, пересаживаясь к столу. - Скажите-ка, скоро ль там ваши питерцы за настоящее дило возьмутся, вместо того, чтобы баловаться разными рехвиратами та дебатами?

   - Это смотря потому, что вы называете "настоящим делом", - заметил Булгаков.

   - В народ итти, - ось що!--горячо заговорил Дрозденко, стукнув пальцами по столу и даже привскочив с места.

   - Ну, если только это, то вам не долго придется ждать. В настоящее время наша братия из Питера валом валит, словно овцы из загона, по всей матушке Руси так и рассыпаются.

   - А вы що ж так иронизируете? - накинулся на него Дрозденко, и его маленькие серые глаза гневно блеснули на собеседника. - Пора барскую-то шкуру бросить, та в кожух лизти!...

   - Добрiй кожух, та тiлько, шкода, не на нас сшит! - усмехнулся Булгаков, пародируя малороссийский выговор своего собеседника.

   - Так тягныте ножки по одежке!

   - Во-первых, не всякий способен к превращению. Не легко гусю стать лягушкой, и из пана не выйдет хорошего хама... Вот из меня, например, - хоть убейте, - а мужика не сделаете. А во-вторых... время чудес, изволите видеть, давно миновало, и ныне пятью хлебами не накормишь стомиллионного населения... Comprenez vous?

   - Компреню!--ответил Дрозденко, утвердительно клюнув носом.- Продолжайте: якый же с цего будет вывод?

   - Вывод тот, что итти в народную массу так, как идут теперь, то есть вразброд - все равно, что пущать капли в море...

   - Эге! - произнес Дрозденко, снова ткнув носом вниз. - Но капля по капле и камень долбит. Що ж робыть, коли нема того свирла, чтоб сразу просвирлить?

   - Сверло есть, - с ударением произнес Булгаков. - Оно заключается в дуле револьвера. Пропаганда боевыми фак...

   - Честь имею явиться другом во всякое время кстати и некстати! - фразу эту развязно произнес появившийся на пороге совершенно еще безусый франтик, в узких пестрых панталонах, в модной визитке и в шляпе "боченочком". В руках он держал хлыстик с серебряным набалдашником.

   - Большею частью некстати! - проговорила недовольным тоном Саша, нахмуривая бровки.

   - Как ангел небесный прелестна, как демон коварна и зла! - продекламировал франт, обращаясь к Булгакову. -- Честь имею рекомендоваться: сын купца первой гильдии Петр Щеглов.

   - Что ж, Щеглов так Щеглов, - ответил Булгаков. - Позвольте и мне в свою очередь: сын своей матери Скворцов, а вот этот - господин Дроздов и, наконец, вот эта - наша милая хозяюшка, мадемуазель Синичка! Как видите, птичник довольно разнообразный!

   - И так как мы все стоим за равенство, то позвольте и мне поклевать крох у вашего стола... Хлеб да соль, господа! - И он уселся рядом с Булгаковым.

   - Едим, да свой! - сердито ответила Саша.

   - Опоздали маленько, чай-то замерз, - сказал Булгаков, трогая рукою самовар.

   - Ну, ничего, хозяюшка нам подогреет,- - возразил Щеглов.

   - Как же, держите карман! Много вас здесь ходит, на всех не наставишься. Не велика птица, можете и сами поставить, если хотите чаю.

   - Что ж, могу и сам, - ответил гость, беря самовар и отправляясь в кухню.

   - Що це за птица така? - иронически обратился Дрозденко. 

   - Щегленок, разве не слышали! - ответил Булгаков. - Но за что вы, Саша, так не жалуете его?

   - А не люблю я этого фатишку! Граф говорит, что он все-таки нужен, потому что можно брать у него деньги "на дело"... Ну, и пусть целуется с ним...

   - Но где же у вас уголь? - спросил Щеглов, показавшись на пороге.

   -: А надо из печки нагрести, -ответила Саша.

   - Да тут ни единого уголька! - послышался его голос из кухни через растворенные сени.

   - Ну, если нет, так ставьте без углей.

   - Это в роде того, что верхом на стуле в Москву ехать! - резонировал Щеглов, входя в комнату.--Как же без углей поставить?

   - Очень просто: наломайте щепочек, да и подбрасывайте понемножку в трубу.

   - Ну, это длинная история, я так не умею, - возразил юноша, отворачивая обшлаг новенькой визитки и безнадежно садясь к столу.

   - Вы небось успели уже раза два кофе напиться, да хорошо позавтракать, так вам и лень, а кабы есть хотели, то, небось, сумели бы! - неумолимо возражала девушка.

   Между тем, компания увеличивалась. Прибыл еще один гость, с густой, щетинистой рыжей бородой, рыжими, торчащими на голове волосами и большими, на выкате, глазами, с красными припухшими веками, не то от бессонных ночей, не то с перепоя. Неуклюже цепляясь на ходу нога за ногу, он беспрестанно, как-то подозрительно озирался во все стороны. Его беспокойные глаза то и дело перебегали с предмета на предмет, словно отыскивая скрытую опасность. Вообще в выражении этих бегающих глаз, во всей манере и ужимках этого человека было нечто заячье. Невыгодное впечатление еще в значительной мере увеличивалось его двусмысленным костюмом. Какой-то серо-гороховый балахон, совершенно утративший свой первоначальный цвет; коротенькие панталончики, далеко не доходившие до щиколки, обнаруживали рыжие нечищенные сапоги со сбитыми задниками и продранными носками.

   "Не это ли жулик?" - подумал Булгаков, глядя, как вошедший, осторожно озираясь, снял с плеч большой серый мешок, поставил его в угол и стал медленно, как-то боком подходить к столу.

   - А, Коваленко! От привел господь еще повидаться!- приветствовал, его Дрозденко.

   - Здравствуйте! Виткиля вас бог занес?

   - В очаковских каменоломнях работал.

   - Что же бросили?

   - Та там прикащик такой аспид, поймав мои книжки, пришлось на втiкача!

   - Чи втiк?

   - Втiк!

   - Без расчета?

   - Якiй там расчет... покинув и паспор.

   - Э-Э!... А де наш адрес узяли?

   - Щей с Одессы... брат Хведор дал на случай...

   - От оно... Здравствуйте, барыня,- обратился Коваленко к Саше.--Вот вам приданое, забирайте сундуки,- пошутил он, указывая на свой грязный мешок. Но шутка вышла какая-то сухая. Саша молча подала руку и направилась к мешку, с которым и ушла в свою комнату. - А вот вас-то я не знаю, - отнесся он к Булгакову, но все-таки протянул и ему руку.

   - Немудрено: я ведь залетная птица из столицы.

   - Ну, так, должно, это про вас говорил граф, - он тоже произносил с бурсацким акцентом на "о".--Вы, кажется, не очень-то долюбливаете нашу штунду, да и . вообще н а-р о д а...

   - Нет, почему же, в своем месте он хорош: народ - это рычаг сильный, хотя и трудно приспособляемый...

   - Берр-р-егись! Р-р-р-аздавлю-ю! - послышался из сеней сиплый пьяный голос, и вслед затем в комнату ввалился, раскачиваясь во все стороны, здоровенный мужчина без шапки, в грязном дырявом зипуне нараспашку, из-под которого виднелась свежая, хотя и примятая, крахмальная рубашка и черный тонкого сукна жилет, вполне гармонировавший с такими же мало приличными брюками и лакированными ботинками на громадных ногах.

   - Вы на рожу мне взгляните: точно в каторге я был! - Он сильно качнулся в сторону, широко растопырив своя громадные ноги, чтобы сохранить равновесие.

   Саша выбежала из комнаты и схватила его за руку: - Дядя Пава! Вы опять пьяны?! 

   - Опять, душа моя, опять! хоть возьми, да выжми! - Он махнул в воздухе всею пятерней растопыренных пальцев, показывая, как нужно выжать.

   -- Это вы чего же ради так намочимордились? - спросил Булгаков.

   Гигант прищурился на него припухшими, воспаленными веками... В его осовевших глазах на минуту мелькнул луч сознания:

   - Жить, - изволите ли видеть - так, как хочется, нельзя; а как можно - не х о ч е т с я!.. Ну, вот оно и того! - Он выразительно крутнул своим громадным кулачищем над мохнатою головою и шагнул вперед, норовя подойти к столу, но непослушные ноги опять отнесли его в сторону.

   - Куда ты толкаешься, сивуха проклятая! - добродушно сказал он самому себе.

   - Ну, а часы где?-произнес Булгаков, глядя на оборванный кусок золотой цепочки, болтавшейся на петельке.

   -- Там, где и пальто!

   - А пальто где?

   - Там же, где сюртук!.. - Он запнулся, сделал шаг в сторону, качнулся еще раз, потерял равновесие и грузно свалился на нары. - Где упал, там и спал, -г бормотал он. - Саша, милое созданье! садись в головах и будь моим ангелом хранителем.

   Саша действительно вынесла подушку и, положив под голову великана, присела возле: "Ну, спи, спи, дядя, - говорила она, приглаживая его всклоченные волосы. Несколько минут он пролежал с закрытыми глазами, затем его отяжелевшие веки опять полуоткрылись. Он с видимым усилием приподнялся немного, и снова голова его бессильно упала на подушку. "В-в-в кар-ман!" - произнес он едва внятно и тотчас же заснул. Саша тотчас бесцеремонно стала шарить в его кармане и, вытащив коробку конфет, принялась угощать ими публику.

   - Так эта винная бочка и впрямь ваш дядюшка? - спросил Булгаков.

   - О, нет, это наш общий "дядюшка", мы его все так зовем.

   - Колы бы с цёго дяди та выточить горилку, яка в нем есть, то все бы внучата перепылись, - сострил Дрозденко.

   - Ого! Да мы здесь уже упражнялись! - сказал вошедший граф, сразу заметя пулю, засевшую в штукатурке, и бросив беглый взгляд на Булгакова и Сашу.

   - Маленько позабавились, - ответил Булгаков.

   Саша пошла графу навстречу.

   - Здравствуйте, граф, это я, дура такая, чуть не наделала беды... ну, да после расскажу. А пока садитесь, я сейчас вам чаю дам.

   И она схватилась за самовар.

   - Да погодите, ведь вам, небось, который раз приходится ставить его, поди надоело... так не стоит... мне не особенно хочется.

   - О, я их не балую, и сегодня еще только один раз ставила.

   - Ишь, вот совсем иначе запела, а мне так и не дала чаю!-вставил Щеглов. - И за что вам, граф, такое счастье?..

   -- А за то, что он не вам чета!-вмешалась Саша. - Вы лодырничаете, а он но целым ночам работает! Bы шоколады распиваете, а он по три дня сидит не евши, потому что все деньги нам же отдает. А чай ему нужен, как лекарство. Вот вам и весь сказ'- - отрезала она, вынося самовар из комнаты.

   - A la guerre comme a la guerre! Воюете все! Ну, да плюньте на это дело, у нас есть поважнее!- обратился к юноше граф, вынимая квитанцию Булгакова. - Вот съездите-ка, да получите с вокзала. Тут, батенька, целая революция!

   Юноша так и просиял горделивым самодовольствием и, схватив шляпу, хотел уже бежать.

   - Да погодите вы, вьюн, куда же вы его повезете?

   -- А в самом деле, куда я с ним денусь? - спросил тот, в недоумении останавливаясь среди комнаты.

   - Везите на квартиру Стрижевского, да смотрите, помните, что это имущество общественное, хотя и на ваши деньги. Книг не раздавайте, пока не выберем всем обществом библиотекаря...

   Но юноша уже не слушал и мчался на всех парусах, забыв и про самовар, который должен был сейчас появиться на стол, и про Сашу.

   -- Ключ-то от сундука у меня, - заметил Булгаков, - так будут целы!

   - Этот сорванец, пожалуй, и без ключа взломает, - усомнился граф. 

   - Сундук надежен, окован железом и с двойным замком. 

   - Ну, теперь, кажется, наша изба без лишнего бревна, так можно и о деле поговорить, --начал Дрозденко.

   - Мне о вас известно из письма "Гришки",- перебил его граф. - Вы желаете поближе познакомиться с вожаками штунды, для чего хотите пристроиться между ними в неинтеллигентном виде. Но теперь глава их, Рябошапка, ушел на пропаганду в другую губернию. Это самый выдающийся представитель... Да притом же, после очаковских осложнений, вам, пожалуй, удобнее пересидеть некоторое время у нас.

   - А, того, про Очаков-то вы откуда узнали?

   - Это, батенька, уж, конечно, не из письма, а прямо из полиции... -- Он улыбнулся. - Есть, значит, у нас и там "свои люди"... Ну вот, а полиция уже разыскивает вас. Зачем было со своим документом итти? Взяли бы фальшивый, невинность-то и сохранили бы.

   - А про менэ, наплевать на легальность! И свой документ был подходящий: сын дьяка может и черной работой пробавляться, чтобы не сдохнуть с голоду.

   - Ну-с, так вы малость пообождите! - продолжал граф.-Через месяц у штундистов будет генеральный съезд на "Братских хуторах". Мне Рябошапка прислал сказать через брата Петра, чтобы мы и туда приезжали. Это будет верст двадцать в сторону от линии железной дороги; мы туда, значит, и отправимся всем кампанствам, даже с дамами- Там вы сами перезнакомитесь со всеми и пристроитесь, как найдете удобнее. Пока же вам самое лучшее, я думаю, посидеть смирно; вот тут и живите. Порожнего места у нас много. Он указал на голые нары.

   - Нет, это не "самое лучшее", а самое лучшее будет вот что, - вмешался Булгаков, у которого блеснула счастливая мысль сбыть этому молодцу скучную работу разборки шрифта. - Во-первых, - продолжал он, - "толкучка" слишком бойкое место для укрывательства разыскиваемых. Сюда, как видите, залезают вся-

   "кие "щеглята", а кто поручится, что они не хвастают среди пустоголовых товарищей коротким знакомством с нами? А, во-вторых, чем без дела болтаться, вы можете принять участие в постановке печатного мастерства...

- Вы що же хотите друковать?

   - Там что бы ни было, это другой вопрос! Дело в том, что, независимо от наших теоретических разногласий, подпольная пресса уже сама по себе факт революционный. Почему же и не помочь на досуге? Ведь я не предлагаю вам это как постоянную профессию, а только между прочим, чтобы время даром не пропало.

   Граф укоризненно покачал головой: "ишь, у вас сейчас уже и план созрел, как свалить обузу на другого, чтоб самому отвильнуть от дела", - без слов сказал он.

   Булгаков ухмыльнулся себе в бороду и продолжал:

   - Так если согласны, то и по рукам! Сегодня же примемся за дело! Приищем подходящую квартиру, а то здесь работать неудобно, слишком базарно. А вы там поселитесь, будет^ хороший приют, да и для дела без лишнего народа.

   - Добре, согласен, бо я теперь остаюсь в роде того, что на ваших харчах, то и выходит, значит, "скачи, враже, як пан каже". До не рассчитывайте на меня более, как на месяц, потому что я и одного дня не хочу потерять лишнего на эти господские затеи. Только того, нужно пашпортик раздобыть...

   - Вот и лучше было бы свой-то приберечь, - заметил Булгаков. - Ну, да теперь уж вчерашнего дня не вернешь, я вам "выстираю" мещанскую бланку. Вы же сегодня облюбуйте квартирку, эту ночку переночуете здесь, а утром я и явлюсь опять со шрифтом...

   Между тем явилась и Саша с самоваром. Она налила стакан крепкого чаю графу, заботливо подложила ему оставшуюся краюху шафранного папушника, а к остальным обратилась с бесцеремонною короткостью:

   - Ну, можете сами наливать, руки у каждого есть, а мне нужно бежать по воду! - и, набросив на голову большой серый платок, она вооружилась ведром и вышла из хаты.

   Коваленко тотчас же и принялся употреблять в дело свои руки, но в более альтруистическом направлении, чем указала Саша, потому что стал разливать чай для всех и себе последнему. При этом, выполаскивая стаканы, он плескал из них прямо на пол на самую середину комнаты с таким невозмутимым спокойствием, как будто именно там и находилась помойная яма.

   Вообще в его манерах выказывалась чисто бурсацкая угловатость, и хотя он делал все неспеша, методически, решительно, но тем не менее каждый его шаг и каждое движение носили характер чего-то незаконченного, какой-то неуклюжести. Мыл ли он стаканы, стаканы все-таки оставались замусленными, наливал ли он в них чай, на столе оставались лужи, хотя стаканы все-таки оказывались недолиты до края. Или вдруг примется дуть в трубу самовара с таким усердием, что засыплет золою и налитые стаканы и глаза присутствующих.

   "Какой-то неудачник, - отметил про себя Булгаков, - точно его из-за угла мешком вымели! Дело, пожалуй, сделает, но мастером никогда не будет".

   Наконец чай был розлит и попал в стаканы, наполненные серой золой из поддувала; глаза собеседников были также засыпаны золой, а от самоварного крана, вдоль всего стола, образовался широкий . поток воды, ниспадающей каскадом на пол. А Коваленко, почив от дел рук своих, стер грязным рукавом горохового балахона крупные капли пота у себя со лба и под носом.

   - Господа! - обратился Булгаков ко всем,--позвольте поставить вам один практический вопрос. Вот мы все сидим здесь в этой квартире, едим, что бог послал и хозяйка сварила. Сюда же в общее пользование Коваленко притащил в мешке, если не ошибаюсь, чуть не целый пуд книг... А деньги добывает на все один граф, и их, конечно, скоро нам не хватит на жизнь, на шрифт, на книжки... 

   -- Да, я и забыл, - перебил Коваленко, обращаясь к графу, - это из Одессы брат Федор прислал с подводами пятьсот экземпляров "Хитрой механики", книжка очень подходящая и между братами идет успешно... То я хотел спросить, как вы полагаете, разносить ли ее по учителям, или разом раздать на съезде?

   - Пожалуй, в виду дрозденкиного провала, - заметил граф, - лучше будет подождать и не ходить вовсе к учителям... На съезде разом и спустим все...

   - Так вот, на все это нужны деньги, а где их брать? - продолжал Булгаков развивать свое предложение. - Я ставлю вопрос еще шире: откуда революция должна черпать материальные средства для пополнении своей военной кассы?

   Он на минуту приостановился. Дрозденко переглянулся с Коваленко, а последний покосился на графа, но тот упорно смотрел в свой стакан и не произносил ни слова.