Аверченко Аркадий Тимофеевич - Караси и щуки

  

  

  

  

  

  

   Крыса на подносѣ

   Борьба съ роскошью

   Добрые калифорн³йск³е нравы

   Одесситы въ Петроградѣ

   Французская борьба

   Одинъ часъ въ кафе

   Что надо сдѣлать

   Министръ безъ портфеля

   Благородная кровь

   Позитивы и негативы

   Человѣкъ, какихъ теперь много

   "Публика"

   Калифорн³я безъ золота

   Начало конца

   Начальникъ станц³и

   Мышеловки

  

  

  

   - Хотите пойти на выставку новаго искусства? - сказали мнѣ.

   - Хочу,- сказалъ я.

   Пошли.

   - Это вотъ и есть выставка новаго искусства? спросилъ я.

   - Эта самая.

   - Хорошая.

   Услышавъ это слово, два молодыхъ человѣка, долговязыхъ, съ прекрасной розовой сыпью на лицѣ и изящными деревянными ложками въ петлицахъ, подошли ко мнѣ и жадно спросили:

   - Серьезно, вамъ наша выставка нравится?

   - Сказать вамъ откровенно?

   - Да!

   - Я въ восторгѣ.

   Тутъ же я испыталъ невыразимо пр³ятное ощущен³е прикосновен³я двухъ потныхъ рукъ къ моей рукѣ и глубоко волнующее чувство отъ созерцан³я небольшого куска рогожи, на которомъ была нарисована пятиногая голубая свинья.

   - Ваша свинья? освѣдомился я.

   - Моего товарища. Нравится?

   - Чрезвычайно. Въ особенности, эта пятая нога. Она придаетъ животному такой мужественный видъ. A гдѣ глазъ?

   - Глаза нѣтъ.

   - И вѣрно. На кой чортъ, дѣйствительно, свиньѣ глазъ? Пятая нога есть - и довольно. Не правда ли?

   Молодые люди, съ чудеснаго тона розовой сыпью на лбу и щекахъ, недовѣрчиво поглядѣли на мое простодушное лицо, сразу же успокоились, и одинъ изъ нихъ спросилъ:

   - Можетъ, купите?

   - Свинью? Съ удовольств³емъ. Сколько стоить?

   - Пятьдесятъ... - Было видно, что дальнѣйшее слово поставило лѣваго молодого человѣка въ затруднен³е, ибо онъ и самъ не зналъ - чего пятьдесятъ: рублей или копеекъ? Однако, заглянувъ еще разъ въ мое благожелательное лицо, пр³ободрился и смѣло сказалъ: - Пятьдесятъ ко... рублей. Даже, вѣрнѣе - шестьдесятъ рублей.

   - Недорого. Я думаю, если повѣсить въ гостиной, въ простѣнкѣ, будетъ очень недурно.

   - Серьезно, хотите повѣсить въ гостиной?- удивился правый молодой человѣкъ.

   - Да вѣдь картина же. Какъ же ее не повѣсить!

   - Положимъ, вѣрно. Дѣйствительно, картина. A хотите видѣть мою картину: "Сумерки насущнаго"?

   - Хочу.

   - Пожалуйте. Она вотъ здѣсь виситъ. Видите ли, картина моего товарища "Свинья, какъ таковая" написана въ старой манерѣ, красками; a я, видите ли, красокъ не признаю: краски связываютъ.

   - Еще какъ, - подхватилъ я. Ничто такъ не связываетъ человѣка, какъ краски. Никакого отъ нихъ толку, a связываютъ. Я зналъ одного человѣка, котораго краски такъ связали, что онъ долженъ былъ въ другой городъ переѣхать...

   - То-есть, какъ?

   - Да очень просто. Мильдяевымъ его звали. Гдѣ же ваша картина?

   - A вотъ виситъ. Оригинально, не правда ли?

  

  

   Нужно отдать справедливость юному маэстро съ розовой сыпью - красокъ онъ избѣгнулъ самымъ положительнымъ образомъ: на стѣнѣ висѣлъ металлическ³й черный подносъ, посрединѣ котораго была прикрѣплена какимъ-то клейкимъ веществомъ небольшая дохлая крыса. По бокамъ ея меланхолически красовались двѣ конфектныхъ бумажки и четыре обгорѣлыхъ спички, расположенныхъ очень пр³ятнаго вида зигзагомъ.

   - Чудесное произведен³е, - похвалилъ я, полюбовавшись въ кулакъ. Сколько въ этомъ настроен³я!.. "Сумерки насущнаго"... Да-а... Не скажи вы мнѣ, какъ называется ваша картина, я бы самъ догадался: э, молъ, знаю!.. Это не что иное какъ "Сумерки насущнаго"! Крысу сами поймали?

   - Самъ.

   - Чудесное животное. Жаль, что дохлое. Можно погладить?

   - Пожалуйста.

   Я со вздохомъ погладилъ мертвое животное и замѣтилъ:

   - A какъ жаль, что подобное произведен³е не прочно... Какой-нибудь тамъ Веласкезъ или Рембрандтъ живетъ сотни лѣтъ, a этотъ шедевръ въ два-три дня, гляди, и испортится.

   - Да,- согласился художникъ, заботливо поглядывая на крысу. - Она уже, кажется, разлагается. A всего только два дня и провисѣла. Не купите ли?

   - Да ужъ и не знаю, - нерѣшительно взглянулъ я на лѣваго. - Куда бы ее повѣсить? Въ столовую, что ли?

   - Вѣшайте въ столовую, согласился художникъ. Въ родѣ этакого натюръ-морта.

   - A что, если крысу освежать каждые два-три дня? Эту выбрасывать, a новую ловить и вѣшать на подносъ?

   - Не хотѣлось бы, поморщился художникъ. Это нарушаетъ самоопредѣлен³е артиста. Ну, да что съ вами дѣлать! Значитъ, покупаете?

   - Куплю. Сколько стоить?

   - Да что же съ васъ взять?.. Четыреста... - Онъ вздрогнулъ, опасливо поглядѣлъ на меня и со вздохомъ докончилъ: Четыреста... копеекъ.

   - Возьму. A теперь мнѣ хотѣлось бы пр³обрѣсти что-нибудь попрочнѣе. Что-нибудь этакое... неорганическое.

   - "Американецъ въ Москвѣ" не возьмете ли? Моя работа.

   Онъ потащилъ меня къ какой-то доскѣ, на которой были набиты три жестяныхъ трубки, коробка отъ консервовъ, ножницы и осколокъ зеркала.

   - Вотъ. Скульптурная группа: "Американецъ въ Москвѣ". По-моему, эта вещица мнѣ удалась.

   - A еще бы! Вещь, около которой можно заржать отъ восторга. Дѣйствительно, эти пр³ѣзжающ³е въ Москву американцы, они тово... Однако, вы не безъ темперамента... Изобразить американца въ родѣ трехъ трубочекъ...

   - Нѣтъ, трубочки - это Москва! Американца тутъ, собственно, нѣтъ; но есть, такъ сказать, слѣды его пребыван³я...

   - Ахъ, вотъ что. Тонкая вещь. Масса воздуха. Колоритная штукенц³я. Почемъ?

   - Семьсотъ. Это вамъ для кабинета подойдетъ.

   - Семьсотъ... чего?

   - Ну, этихъ самыхъ, не важно. Лишь бы наличными.

  

  

   Я такъ былъ тронутъ участ³емъ и доброжелательнымъ ко мнѣ отношен³емъ двухъ экспансивныхъ, экзальтированныхъ молодыхъ людей, что мнѣ захотѣлось хоть чѣмъ-нибудь отблагодарить ихъ.

   - Господа! Мнѣ бы хотѣлось принять васъ y себя и почествовать, какъ представителей новаго чудеснаго искусства, открывающаго намъ, опустившимся, обрюзгшимъ, необозримыя свѣтлыя дали, которыя...

   - Пойдемте, - согласились оба молодыхъ человѣка съ ложками въ петлицахъ и миловидной розовой сыпью на лицахъ. - Мы съ удовольств³емъ. Насъ уже давно не чествовали.

   - Что вы говорите! Ну, и народъ пошелъ. Нѣтъ, я не такой. Я обнажаю передъ вами свою бѣдную мыслями голову, склоняю ее передъ вами и звонко, прямо, открыто говорю: "Добро пожаловать!"

   - Я съ вами на извозчикѣ поѣду, - попросился лѣвый. - A то, знаете, мелкихъ что-то нѣтъ.

   - Пожалуйста! Такъ, съ ложечкой въ петлицѣ, и поѣдете?

   - Конечно. Пусть ожирѣвш³е филистеры и гнилые ипохондрики смѣются - мы выявляемъ себя, какъ находимъ нужнымъ.

   - Очень просто, согласился я. - Всяк³й живетъ, какъ хочетъ. Вотъ и я, напримѣръ. У меня вамъ кое что покажется немного оригинальнымъ, да вѣдь вы же не изъ этихъ самыхъ... филистеровъ и буржуевъ?

   - О, нѣтъ. Оригинальностью насъ не удивишь.

   - То-то и оно.

  

  

   Пр³ѣхали ко мнѣ. У меня уже былъ кое-кто: человѣкъ десять-двѣнадцать моихъ друзей, пр³ѣхавшихъ познакомиться поближе съ провозвѣстниками новаго искусства.

   - Знакомьтесь, господа. Это все народъ старозавѣтный, закоренѣлый, вы съ ними особенно не считайтесь, a что касается васъ, молодыхъ, гибкихъ п³онеровъ, то я попросилъ бы васъ подчиниться моимъ домашнимъ правиламъ и уставамъ. Раздѣвайтесь, пожалуйста.

   - Да мы уже пальто сняли...

   - Нѣтъ, чего тамъ пальто. Вы совсѣмъ раздѣвайтесь.

   Молодые люди робко переглянулись:

   - А... зачѣмъ же?

   - Чествовать васъ будемъ.

   - Такъ можно вѣдь такъ... не раздѣваясь...

   - Вотъ оригиналы-то!! Какъ же такъ, не раздѣваясь, можно вымазать ваше тѣло малиновымъ вареньемъ?..

   - Почему же... вареньемъ?.. зачѣмъ?

   - Да ужъ такъ y меня полагается. У каждаго, какъ говорится, свое. Вы вѣшаете на подносъ дохлую крысу, пару карамельныхъ бумажекъ и говорите: это картина! Хорошо! Я согласенъ! Это картина. Я y васъ даже купилъ ее. "Американца въ Москвѣ" тоже купилъ. Это вашъ способъ. A y меня свой способъ чествовать молодые многообѣщающ³е таланты: я обмазываю ихъ малиновымъ вареньемъ, посыпаю конфетти и, наклеивъ на щеки два куска бумаги отъ мухъ, усаживаю чествуемыхъ на почетное мѣсто. Ѣсть вы будете особый салатъ, приготовленный изъ кусочковъ обоевъ, изрубленныхъ зубныхъ щетокъ и теплаго вазелина. Не правда ли, оригинально? Запивать будете свинцовой примочкой. Итакъ, будьте добры, раздѣньтесь. Эй, люди! Приготовлено ли варенье и конфетти?

   - Да, нѣтъ! Мы не хотимъ... Вы не имѣете права...

   - Почему?!!

   - Да что же это за безсмыслица такая: взять живого человѣка, обмазать малиновымъ вареньемъ, обсыпать конфетти!.. Да еще накормить обоями съ вазелиномъ... Развѣ можно такъ? Мы не хотимъ. Мы думали, что вы насъ просто кормить будете, a вы... мажете. Зубныя щетки, рубленыя, даете... Это даже похоже на издѣвательство!.. Такъ нельзя. Мы жаловаться будемъ.

   - Какъ жаловаться? - яростно взревѣлъ я. - Какъ жаловаться?! A я жаловался кому нибудь, когда вы мнѣ продавали пятиногихъ синихъ свиней и кусочки жести на деревянной доски?! Я отказывался?!! Вы говорили: мы самоопредѣляемся. Хорошо! Самоопредѣляйтесь. Вы мнѣ говорили - я васъ слушалъ. Теперь моя очередь... Что?! Нѣтъ, ужъ знаете... я поступалъ по вашему, я хотѣлъ понять васъ - теперь понимайте и вы меня. Эй, люди! Раздѣньте ихъ! Мажь ихъ, y кого тамъ варенье. Держите голову имъ, a я буду накладывать въ ротъ салатъ... Стой, братъ, не вырвешься. Я тебѣ покажу сумерки насущнаго! Вы самоопредѣляетесь - я тоже хочу самоопредѣлиться!..

  

  

   Молодые люди стояли рядышкомъ передо мной на колѣняхъ, усердно кланялись мнѣ въ ноги и, плача говорили:

   - Дяденька, простите насъ. Ей Богу, мы больше никогда не будемъ...

   - Чего не будете?

   - Этого... дѣлать... Такихъ картинъ дѣлать...

   - A зачѣмъ дѣлали?

   - Да мы, дяденька, просто думали; публика глупая, хотѣли шумъ сдѣлать, разговоры вызвать.

   - A зачѣмъ ты вотъ, тотъ... лѣвый... зачѣмъ крысу на подносъ повѣсилъ?

   - Хотѣлъ, какъ чуднѣе сдѣлать.

   - Ты такъ глупъ, что y тебя на что-нибудь особенное, интересное даже фантаз³и не хватило. Вѣдь ты глупъ, братецъ?

   - Глупъ, дяденька. Извѣстно, откуда y насъ умъ?!

   - Отпустите насъ, дяденька. Мы к мамѣ пойдемъ.

   - Ну, ладно. Цѣлуйте мнѣ руку и извиняйтесь.

   - Зачѣмъ же... руку цѣловать?..

   - Раздѣну и вареньемъ вымажу! Ну?!

   - Вася, цѣлуй ты первый... A потомъ я.

   - Ну, Богъ съ вами... Ступайте.

  

  

   Провозвѣстники будущаго искусства встали съ колѣнъ, отряхнули брюки, вынули изъ петлицъ ложки и, сунувъ ихъ въ карманъ, робко, гуськомъ вышли въ переднюю. Въ передней, натягивая пальто, испуганно шептались:

   - Влетѣли въ истор³ю! A я сначала думалъ, что онъ такой же дуракъ, какъ и друг³е.

   - Нѣтъ, съ мозгами парень. Я, было, испугался, когда онъ на меня кричать сталъ. Вдругъ, думаю, подносомъ по головѣ хватитъ!

   - Слава Богу, дешево отдѣлались.

   - Это его твоя крыса разозлила. Придумалъ ты, дѣйствительно: дохлую крысу на подносъ повѣсилъ!

   - Ну, ничего. Ужъ хоть ты на меня не кричи. Я крысу выброшу, a на пустое мѣсто стеариновый огарокъ на носкѣ башмака приклею. Оно и прочнѣе. Пойдемъ, Вася, пойдемъ, пока не догнали.

   Ушли, объятые страхомъ...

  

  

  

   - Имѣю честь рекомендоваться: дѣйствительный членъ новооткрытой петроградской лиги для борьбы съ роскошью и мотовствомъ.

   - А! Дѣйствительный?

   - Да-съ.

   - Это хорошо, что дѣйствительный. Прошу покорнѣйше садиться...

   - Куда?

   - A вотъ въ это кресло.

   - Въ это кресло? Ни за что. Оно вѣдь, поди, рублей пятьдесятъ стоить?

   - 120.

   - Сто двадцать?! О, Боже! Какое возмутительное мотовство! Принцип³ально не сяду... Я лучше, тутъ, на подоконничкѣ...

   - Чѣмъ могу служить?

   - Я пришелъ вамъ сказать одно только слово... Кажется, господинъ Фурсиковъ?

   - Фурсиковъ.

   - Одно слово: опомнитесь, Фурсиковъ! Намъ сообщили, что вы живете роскошно и мотаете деньги безъ всякаго толку и смысла... На чемъ, напримѣръ, вы сейчасъ стоите?

   - На полу.

   - Нѣтъ, на коврѣ! A коверъ-то персидск³й, a цѣна-то ему пятьсотъ рублей, a на коврѣ-то этомъ еще лежитъ медвѣжья шкура, тоже, поди, въ два ста ее не уберешь?

   - 550.

   - Я не падаю въ обморокъ отъ этой цифры только потому, что y меня крѣпк³е нервы. Эхъ, господинъ Фурсиковъ! Нуженъ вамъ этотъ коверъ? Нѣтъ, не нуженъ. Нуженъ медвѣдь? Ни для какого чорта не нуженъ. Это y васъ что за комната?

   - Кабинетъ...

   - Так-съ... A та?

   - Столовая.

   - Ну, скажите, пожалуйста... Неужели, эти двѣ комнаты нельзя соединить въ одну? Или обѣдайте въ кабинетѣ или занимайтесь въ столовой. Вѣдь два дѣла за разъ вы не будете дѣлать - обѣдать и заниматься. Значитъ - для чего же двѣ комнаты?

   - Но y меня тутъ письменный столъ...

   - A для чего онъ вамъ? На обѣденномъ и занимайтесь... Если бумаги как³я есть, документы - ихъ можно въ ящичекъ изъ-подъ макаронъ класть. Макароны скушать, a въ пустой ящичекъ прятать послѣ работы бумаги... Наконецъ - чернильница! Для чего вамъ такая огромная - съ какимъ-то орломъ, съ бронзой и мраморомъ? Прекрасно и баночка изъ-подъ горчицы служить можетъ. Горчицу скушали, a въ баночку чернилъ налили... Это что за комната?

   - Спальня...

   - Ну, вотъ, ну, вотъ! Въ кабинетѣ есть огромный широк³й диванъ, есть оттоманка, a вы еще спальню заводите. Что за мотовство?!..

   - Но... y меня вѣдь жена...

   - Ну, что жъ... Прекрасно на этой оттоманкѣ умѣстились бы съ женой рядомъ...

   - На ней нельзя спать... Плюшъ испортится.

   - A зачѣмъ плюшъ? Клеенкой обтянули и конецъ. Что за швырян³е деньгами. Лучше бы эти деньги на военныя нужды пожертвовали... О! Тамъ еще комната?

   - Да.. Это спальня моего брата...

   - Зачѣмъ? Къ чему? Кому это нужно? Спальня! Въ томъ же кабинетѣ можно и устроиться. Вы съ женой на оттоманкѣ, братъ на диванѣ. Когда братъ раздѣвается - жена ваша выходить на минуту, жена раздѣвается - братъ выходить. Господи! Только было бы желан³е, a устроиться всегда можно...

   - Но... y жены есть туалетный столикъ... его некуда тутъ поставить...

   - Какъ некуда? A на вашъ письменный столъ. Такой огромный дуракъ, - неужели онъ не сможетъ сдержать этого крошки... И преудобно будетъ: жена ваша взбирается на письменный столъ (вы ее можете и подсадить) и садится за туалетный столикъ, причесываться или что она тамъ дѣлаетъ, вы y ея ногъ сидите, работаете, a на другомъ концѣ стола можетъ сидѣть вашъ братъ и ѣсть въ это время колбасу.

   - Нѣтъ, такъ неудобно... Жена любитъ, чтобы изъ спальни былъ ходъ прямо въ ванную...

   - О, Боже милостивый! Что вы, Ротшильдъ, что ли? Зачѣмъ вамъ отдѣльная ванная? Ванну можно поставить на мѣсто этой этажерки съ бездѣлушками и отгородить ее ситцевой занавѣсочкой... Да постойте! Вѣдь тутъ, вмѣсто этого мраморнаго ид³ота, можно поставить керосинку... Тогда вамъ и кухни не надо... Жена будетъ жарить на керосинкѣ яичницу, братъ рубитъ, скажемъ, котлеты, a вы чистите картошку! Ни кухни, ни кухарки не надо... A эконом³ю всю на нужды войны жертвуйте... Сколько y васъ теперь комнатъ?

   - Ш... шесть...

   - Ну, вотъ! A я вамъ доказываю, что одной довольно... Тѣсновато, вы думаете? A на кой дьяволъ вамъ два шкапа книгъ? Что вы ихъ всѣ сразу читаете, что ли? Вѣдь больше одной за разъ не читаете? Ну, вотъ! Запишитесь въ какую-нибудь библ³отеку и берите книги, a эти продайте, a деньги на Красный Крестъ пожертвуйте... Вѣдь сердце кровью обливается, когда на васъ смотришь. Это что - жакетъ на васъ?

   - Жакетъ...

   - Рублей 60, поди, стоить.

   - 140.

   - Ну, вотъ! Кому это нужно?! Взяла бы жена и сшила сама изъ трико по три двадцать аршинъ; и прочно и хорошо. Пальто, вонъ, я ваше въ передней видѣлъ. Почему на мѣху? Можно и въ весеннемъ проходить зиму, a ежели холодно, то не ѣздить на извозчикахъ или тамъ на трамваяхъ, a просто бѣжать по улицѣ. И эконом³я времени, и согрѣешься... A это пальто спустить надо, a денежки на шитье противогазовъ пожертвовать. Гм... да! Позвольте, г. Фурсиковъ... Почему же вы плачете?

   - О, г. дѣйствительный членъ петроградской лиги для борьбы съ роскошью и мотовствомъ! Вы такъ хорошо говорили, такъ убѣдили и меня, и жену мою, и брата, что мы рѣшили во всемъ и вездѣ слѣдовать тѣмъ принципамъ, съ которыми сейчасъ познакомились...

   - Гм... Ну, да... Я очень радъ... гм!.. Очень. Утрите слезы. Еще не все потеряно... Прощайте, г. Фурсиковъ, прощайте, мадамъ. A гдѣ же вашъ братецъ?

   - A онъ тутъ побѣжалъ въ одно мѣсто... А, вотъ онъ! Вернулся.

   - Прощайте, господа... Это что y васъ, передняя? Ну зачѣмъ такая большая передняя... Все верхнее платье можно вѣшать въ кабинетѣ, около ванны... A эконом³ю пожертвовать на нужды... гм! Гдѣ же мое пальто?

   - Вотъ оно.

   - Это не мое. У меня было съ бобровымъ воротникомъ, новое...

   - Нѣтъ, это ваше. Это ничего, что оно старенькое и безъ воротника. Если вамъ будетъ холодно - можете бѣжать...

   - Гдѣ мое пальто?!!

   - Вотъ такое есть. Не кричите. A то, которое было вашимъ, мой брать успѣлъ заложить за 300 рублей въ ломбардъ, a деньги внесъ на Красный Крестъ... Вотъ и квитанц³я. Простите, г. членъ для борьбы съ роскошью, но вы такъ хорошо говорили, что мой брать не могъ сдержать порыва... Всего хорошаго... Позвольте, господинъ!.. Квитанц³ю забыли захватить...

   - Ушелъ... Обидѣлся, что ли, не понимаю... И на что бы, кажется?

  

  

  

  

   Дорогая военная цензура!

   Разрѣши, пожалуйста, мнѣ написать то, что я хочу; и не только написать, но и напечатать. Вѣдь ты понимаешь, что то, о чемъ я мечтаю ниже, настолько невѣроятно, настолько нежизненно, настолько не подходить къ нашей русской обстановкѣ и быту, что объяснить мои "мечты" подстрекательствомъ - можетъ только человѣкъ, имѣющ³й что-либо противъ меня лично. A такъ какъ военная цензура не должна имѣть на меня сердца (не давалъ повода) - то твердо надѣюсь, что и все ниженаписанное увидитъ свѣтъ.

  

  

   ...Нѣсколько всадниковъ съ суровыми мрачными лицами подскакали къ хижинѣ конокрада Джо Мастерса изъ Красныхъ Утесовъ - и спѣшились.

   - Эй, Джо! Выходи! - закричалъ предводитель, стуча въ толстую дверь рукояткой кинжала.

   На порогѣ показалась молодцеватая фигура Джо Мастерса съ двумя пистолетами въ рукахъ, но когда онъ увидѣлъ выражен³е лица пр³ѣхавшихъ - руки его опустились.

   - A я и не зналъ, кто пр³ѣхалъ - хотѣлъ защищаться. Значить, дѣло кончено?

   - Да. Я - представитель комитета общественной безопасности. Ты молодчина, Джо, что уважаешь судъ Линча... Видишь ли, противъ тебя показали два уважаемыхъ гражданина Ревущаго Стана: мистеръ Кентукъ и мистеръ Пигсби... Дѣло вѣрное.

   - Что жъ, - пожалъ плечами Джо, - игра проиграна!

   Онъ бросилъ пистолеты и задумчиво направился къ дереву, на одной изъ нижнихъ вѣтвей котораго два рудокопа прилаживали тонкую волосяную веревку съ петлей на концѣ...

  

  

   - Саламаткинъ! Свидѣтельскими показан³ями полиц³я установила, что ты продаешь недопеченный хлѣбъ. Недопекаешь его ты для того, чтобы онъ больше тянулъ на вѣсахъ. Кромѣ того, ты берешь за него на 1 1/5 копейки дороже противъ таксы. За это мы штрафуемъ тебя на 300 рублей.

   - Ваше благород³е! Помилуйте! Подвозу нѣтъ, вагоновъ, шведск³й транзитъ въ неисправности, волнен³е въ Перс³и - нешто намъ возможно выдержать?!!..

   - Кардамоновъ, взыщи съ него!

  

  

   - Господинъ городовой! Обратите ваше вниман³е на этого проклятаго извозчика No 100. Я выхожу изъ Литейнаго театра, нанимаю его въ Троицк³й, a онъ съ меня за это рупь проситъ. Нешто это дѣло? Грабежъ это безформенный!

   - Ты чего же это, а? Штрафу захотѣлъ? Вотъ я замѣчу твой подлецовск³й номеръ, тебя тремя рублями штрафа и огрѣютъ...

   - Господинъ городовой! Нешто я какъ - по своей волѣ? Овесъ-то почемъ теперь, слыхали? Хозяину я сколько долженъ привезти - слыхали? 7 рублевъ. A вы штрахъ. Штрахъ съ меня возьмете, a я на другихъ сѣдокахъ отворачивать его долженъ. Городовой-то не всегда поблизу.

   - Ну, ты, разговорился! Дайте ему, господинъ, полтину предовольно съ него! Ѣзжай, анаѳема!

  

  

   - Послушайте, господинъ банкиръ. У васъ тамъ как³е-то запасцы овса оказалась спрятанные. Не хорошо. Ну, какое, скажите, имѣетъ отношен³е овесъ къ банку? Правда, что по закону мы вамъ ничего не имѣемъ права сдѣлать, но совѣсть-то y васъ своя есть - или какъ?

  

  

   Къ дверямъ хлѣбной и бакалейной лавки Саламаткина, что на Загородномъ проспектѣ, подскакали нѣсколько всадниковъ съ мрачными рѣшительными лицами. Они спѣшились и, гремя шпорами, вошли въ лавку.

   - Вы - Саламаткинъ? Хорошо. Мы - столичный комитетъ общественной безопасности, находящ³йся подъ покровительствомъ властей. Вотъ эти двое солидныхъ незапятнанныхъ гражданъ сдѣлали намъ заявлен³е, что вы продали имъ совсѣмъ не пропеченный хлѣбъ, вредный для здоровья, при чемъ взяли за него на 1 1/2 копейки болѣе противъ таксы.

   - Штой-то, господа, - завопилъ Саламаткинъ, - подвозу нѣтъ, транзитъ изъ Перс³и...

   - Тс!! сурово сказалъ предводитель, зазвенѣвъ шпорами. - Имѣйте больше уважен³я къ суду Линча!! Мистеръ Окурковъ, взять его! Мистеры Сѣдакинъ и Лялькинъ, y васъ уже приготовлена веревка на фонарномъ столбѣ?

   - Готово, предводитель. Тутъ же на Загородномъ въ двухъ шагахъ. Уже много гражданъ съ нетерпѣн³емъ ждутъ результата суда.

   - Значитъ, формальности всѣ? Взять его!

   Желѣзныя руки схватили Саламаткина.

  

  

   - Извозчикъ No 100! Это вы хотѣли взять съ этого сѣдока рубль за конецъ съ Литейнаго театра въ Троицк³й?

   - Да какъ же, господа, ежели будемъ говорить овесъ... опять же хозяинъ...

   - Это насъ не касается. Свидѣтельство двухъ уважаемыхъ гражданъ имѣется? Фонарь крѣпк³й? Значить все формальности на лицо. Мистеръ Дерябкинъ - потрудитесь...

  

  

   - Это - комисс³онныя дѣла нашего банка и они васъ не касаются!! Нашъ овесъ - мы его купили и можемъ выпустить его на рынокъ, когда намъ заблагоразсудится. Вы не смѣете меня брать - нѣтъ такого закона...

   Предводитель нагнулся съ взмыленнаго коня и заглянулъ прямо въ глаза банкиру.

   - Нѣтъ, есть такой законъ, холодно сказалъ онъ. Калифорн³йск³й законъ - законъ Линча!

   ...Фонарь ласковымъ мирными свѣтомъ освѣщалъ приблизившееся къ нему недовольное лицо банкира...

  

  

   - Господинъ! Ежели вы находите, что этотъ хлѣбъ не совсѣмъ пропеченъ - я отрѣжу другой кусокъ.

   - Нѣтъ, что вы! Хлѣбъ великолѣпно выпеченъ.

   - A то скажите только. Потомъ тутъ y насъ такса вывѣшена; такъ мы съ ней не особенно считаемся: на копеечку все дешевле продаемъ. Все-таки, знаете спокойнѣе - хе-хе!.. Мишка! Дверь открой господину.

  

  

   - Извозчикъ! Къ Народному Дому - восемь гривенъ.

   - Это съ угла-то Морской и Невскаго? Что вы, господинъ,- и половины довольно!

   - Ну ты тоже скажешь! Бери шесть гривенъ.

   - Да вѣдь ѣзды здѣсь хорошей 10-12 минуть - за что же тутъ? Полтину извольте больше никакъ невозможно! A то иначе и не поѣду.

  

  

   - Слушайте, г. банкиръ! У меня есть парт³я овса. Вы понимаете, 800 вагоновъ по пустяшной цѣнѣ. A если мы потихоньку перевеземъ его сюда да припрячемъ...

   - Эй, кто тамъ! Ильюшка, Семенъ! Гдѣ мой большой револьверъ... Держите этого субъекта, я сейчасъ буду стрѣлять ему между глазъ!!!

   - Ну, хорошо... Ну, вотъ я уже и ушелъ!.. Очень нужно кричать...

  

  

  

   Утро въ кафе на Невскомъ, гдѣ "все покупаютъ и все продаютъ"...

   - А! Кантаровичъ! Какъ ваше здоровье?

   - Ничего себѣ, плохо.

   - Слушайте, Кантаровичъ... съ чѣмъ вы сейчасъ занимаетесь?

   - Я сейчасъ, Гендельманъ, больше всего занимаюсь д³абетомъ.

   - Онъ y васъ есть? Ого!

   - И много?

   - То-есть, какъ много? Сколько угодно. Могу вамъ даже анализъ показать.

   - Хорошо; посидите. Я сейчасъ, можетъ быть, все устрою.

   Убегаетъ.

  

   Наталкивается на Шепшовича.

   - Гендельманъ! Куда вы бѣжите?

   - У меня есть дѣло, не задерживайте меня. Я продаю.

   - Что вы продаете?

   - Д³абетъ я продаю.

   - Д³абетъ? Гм... Много его есть y васъ?

   - Положимъ, онъ есть не y меня, a y одного человѣчка.

   - У какого?

   - Вы замѣчательный наивникъ. Я, можетъ быть, на этомъ заработаю - такъ я ему обязательно долженъ сказать, чтобъ онъ изъ-подъ носу вырвалъ!

   - Вы мнѣ можете не говорить, но я васъ завѣряю, что вы безъ меня д³абета не продадите.

   - Серьезно?

   - Онъ спрашиваетъ! Я вамъ скажу, что теперь весь д³абетъ проходитъ черезъ мои руки.

   - Кому же вы его ставите?

   - Гендельманъ! Не надо считать меня ид³отомъ. Это настолько мой хлѣбъ, что я вамъ даже ничего не скажу.

   - Ну, хорошо. Такъ сдѣлаемъ дѣло вдвоемъ.

   - A вагоны?

   - Ой, эти вагоны - вотъ y меня гдѣ сидятъ. Чистое съ ними наказан³е. Ну, y насъ, впрочемъ, есть спец³алистъ по вагонамъ - Яша Мельникъ.

  

  

   - Яша! Здравствуйте, Яша. Вы бы могли достать намъ вагоновъ?

   - Подъ чего?

   - Подъ д³абетъ.

   - Что это за д³абетъ?

   - Здравствуйте! Только сегодня на свѣтъ родились! Д³абетъ - есть д³абетъ.

   - Можетъ, дрянь какая-нибудь?

   - Дрянь? A если я вамъ покажу анализъ - что вы скажете?

   - Если анализъ есть, такъ какой тамъ разговоръ? Вагоны будутъ.

   - Значить, все и устроено!!

   - A y кого д³абетъ?

   - Это еще пока секретъ. Но мнѣ сказано, что я могу имѣть его сколько угодно.

   - Почемъ?

   - Что почемъ? Вы раньше скажите вашу цѣну, a потомъ уже мы поговоримъ о моей цѣнѣ.

   - Слушайте! Вы мнѣ должны рубль на пудъ уступить.

   - Рубль? Я вамъ тридцать копеекъ не уступлю. Вы же знаете, что сейчасъ д³абетъ съ руками отрывается.

   - Серьезно?

   - Онъ спрашиваетъ! Вотъ, смотрите: Моносзонъ! У васъ есть д³абетъ?

   - Нѣтъ.

   - Видите? Эй, молодой человѣкъ... Какъ васъ... Вотъ вы въ коричневомъ. У васъ есть д³абетъ?

   - Нѣтъ.

   - Вы видите? Вы разспросите все кафе - и почти ни y кого не будетъ д³абетъ.

   - Хорошо. Мальчикъ! Дай, милый мальчикъ, перо и чернила - мы напишемъ куртажную расписку. Значитъ, будемъ работать на процентѣ. Мои - пятьдесятъ (я же продаю!), Яшѣ за вагоны - двадцать и вамъ, Гендельманъ, за то, что вы найдете намъ д³абетъ - тридцать процентовъ? Согласны?

   - Еще я буду торговаться? Хорошо. Но гдѣ же вашъ покупатель?

   - Я сейчасъ буду къ нему звонить. Мы въ три дня это все и покончимъ! Сдѣлаемъ хорош³я деньги. Яша! Я пойду въ комитетъ звонить, a вы работайте насчетъ вагоновъ.

   - Уже!

  

  

   - Алло! Это военно-промышленный комитетъ?

   - Да.

   - Слушайте! Вы интересуетесь д³абетомъ?

   - Что? Алло! Что вы говорите?

   - Д³абетомъ интересуетесь?

   - Чѣмъ?

   - Д³абетомъ! Вы только скажите: хотите вы имѣть д³абетъ? - такъ вы его будете имѣть.

   - Вы - ид³отъ!

   - Что?! Алло! Разъединили! Эта центральная - прямо какой-то бичъ народовъ. Центральная!? Дайте мнѣ 628-62. Это что такое? Это военно-промышленный комитетъ? Слушайте... Вы можете черезъ меня очень быстро имѣть д³абетъ - хотите?

   - !!........ ?!!!...........

   !!...........?!!!. !!!!.........

  

  

   Черезъ десять минутъ Шепшовичъ приближается къ Яшѣ Мельнику и Гендельману.

   - Ну, что... Поговорили съ покупателемъ?

   - Гендельманъ! Скажите мнѣ правду: кто вамъ сказалъ, что y него есть д³абетъ?

   - Слушайте... Раньше бы я вамъ не сказалъ, потому что вы бы изъ-подъ носу дѣло вытащили, но разъ мы уже подписали куртажную расписку, такъ я вамъ скажу: д³абетъ имѣется y Кантаровича!

   Шепшовичъ - со зловѣщимъ спокойств³емъ:

   - Можетъ быть, вы скажете мнѣ, сколько y него этого д³абету?

   - Э-э... Мня... Тысячъ тридцать пудовъ...