Антропов Роман Лукич - Гений русского сыска И. Д. Путилин

борьбы... - усмехнулся Путилин. - Ты свободен? - после десятиминутного раздумья спросил он меня.

   - Совершенно.

   - Поедем, если хочешь, вдвоем. В одном месте ты меня подождешь, в другое - мы войдем вместе.

   Наша карета остановилась около роскошного барского особняка на аристократической С-ой улице.

   Путилин скрылся в подъезде.

   Теперь, для планомерности рассказа о знаменитых похождениях моего друга, я вам воспроизведу ту сцену, о которой позже рассказывал он мне.

   Путилин поднялся по дивной лестнице в бельэтаж. Дверь подъезда распахнул ливрейный швейцар, а дверь квартиры - лакей в безукоризненном фраке.

   - Графиня дома? - спросил Путилин.

   - Их сиятельство дома...

   Через минуту Путилин был принят графиней.

   - Скажите, графиня, это ваш изумруд? - показывая ей замечательный "кабошон", спросил он.

   Крик радости вырвался из груди графини.

   - Мой, мой! Боже, monsieur Путилин, стало быть, вы нашли мои драгоценности?!

   - Увы, графиня, пока еще я не нашел ни драгоценностей, ни их похитителя. Но, кто знает, может быть скоро мне это удастся. Я к вам с просьбой.

   - В чем дело?

   - Разрешите мне от вашего имени сделать газетные публикации, приблизительно такого рода: "Графиня Одинцова сим объявляет, что тот, кто разыщет и доставит ей похищенный в числе многих ее драгоценностей крупный изумруд, в котором виднеется крест и составляющий фамильную редкость, переходящую из рода в род Одинцовых, получит в награду сто тысяч рублей".

   - Как!? - в сильнейшем недоумении вырвалось у графини. - Но, ведь, изумруд найден. Вот он - в моих руках. К чему же тогда объявление? И потом - эта огромная награда... Я ровно ничего не понимаю.

   - Успокойтесь, графиня... - усмехнулся Путилин. - Спешу успокоить вас, что на самом деле вам никому не придется платить ни копейки. Это объявление нужно мне для особых целей, мотивы которых я не буду сейчас приводить вам.

   - О, в таком случае - пожалуйста, пожалуйста...

   Путилин вышел от графини и сел в карету, в которой я его поджидал.

   - Гм... - несколько раз вырвалось у него в раздумьи. Карета остановилась около лавки, на вывеске которой был изображен гроб и стояла надпись: "Гробовое заведение Панкратьева".

   - Сюда мы можем войти вместе! - обратился ко мне мой друг. В мастерской гробовщика заказчиков не было.

   Из находящейся рядом комнаты выскочил на звонок гробовщик Панкратьев и при виде Путилина побледнел как полотно.

   - Ну, любезнейший, я к тебе в гости! - тихо проговорил Путилин.

   - Ваше... превосходительство... - пролепетал дрожащим голосом злосчастный гробовщик.

   - Придется тебе теперь расплачиваться, голубчик!

   - Ваше превосходительство, не погубите! Видит Бог, я тут не при чем? Польстился на деньги, сделал этот проклятый гроб с двойным дном, а для какой надобности - и сам не знаю. Грех, за него теперь и отвечай...

   Путилин рассмеялся.

   - Ну, так вот слушай теперь, Панкратьев. В наказание за этот грех я назначаю тебе такую кару: к завтрашнему дню ты должен мне изготовить новый гроб и тоже с двойным дном.

   У гробовщика зашевелились волосы на голове. Он даже попятился от Путилина.

   - К-как-с? Опять-с гроб с двойным дном?!

   Признаюсь, и я был удивлен не менее гробового мастера. Что за странная фантазия пришла в голову моему гениальному другу?

   - Опять. И опять с двойным дном, - продолжал Путилин. - Только на этот раз дно второе должно быть несколько иное. Слушай теперь мой заказ. Покойник должен лежать не наверху, а в пространстве между первым дном и вторым. Поэтому, дабы гроб казался не уродливо-большим, а обыкновенным и - запомни это! - точь-в-точь таким же, как и тот, который ты сработал щедрому заказчику, ты сделай вот как: первое дно подыми как можно выше, тогда пространство между двумя днищами будет настолько широкое, что туда можно будет вполне спокойно уместить покойника. Понял?

   - Так... точно... - обезумевшим от страха голосом пролепетал гробовщик.

   - Затем, первое дно почти совсем не прикрепляй. Сделай так, чтобы покойник, если ему придет фантазия, мог совершенно свободно выскочить из гроба. В этом фальшивом первом дне просверли такие же отверстия, которые ты сделал в крышке первого гроба. И попомни, Панкратьев: если хоть одна собака узнает, какой гроб ты мастеришь, я тебя туда упеку, куда Макар телят не гонял! Все сам делай; подмастерья не допускай к работе, жене своей - ни-гу-гу! За гробом я пришлю завтра сам и, конечно, - со смехом добавил Путилин, - за него ровно ничего тебе не заплачу, ибо ты за первый гроб довольно уж содрал.

  

  

   На другой день утром, проглядывая газеты, я натолкнулся на объявление графини Одинцовой, которое вы уже знаете, но которого я в то еще время не знал. Я подивился нимало.

   "Как? - думал я. - Но ведь этот разыскиваемый изумруд - тот самый, который мой друг нашел вчера в потайном отделении таинственного гроба. Вот так штука! Воображаю, как обрадует Путилин несчастную потерпевшую графиню!"

   Вдруг мой взор упал на статью с жирным крупным заголовком: "К ТАИНСТВЕННОЙ ИСТОРИИ С ГРОБОМ И ИСЧЕЗНУВШИМ ИЗ НЕГО ПОКОЙНИКОМ"

   С живейшим любопытством я погрузился в чтение этой статейки. Приведу ее содержание:

  

   "Нет ничего тайного, что не сделалось бы в свое время явным. Мы очень рады, что можем первые разгадать то таинственное приключение с гробом, о котором не перестает говорить столица и кажется, что читатели оценят наши старания пролить свет на это мрачное, темное дело. Оказывается, в гробе, который во время следования поезда вдруг оказался пустым, находился вовсе не мертвец, а... "живой покойник". Этот живой покойник - знаменитый мошенник и убийца Д., придумавший этот дьявольски остроумный способ бегства с целью избежать захвата ареста агентами, поджидавшими злодея на всех вокзалах. Увы, наш талантливый "русский Лекок", господин Путилин, на этот раз оказался не на высоте своего исключительного дарования. Он посрамлен гениальным мошенником. Гроб, доставленный в сыскную полицию, оказался самым обыкновенным, и только на крышке его обнаружены были дырки, ловко замаскированные бархатом, через которые преступник дышал. В гробу ровно ничего не найдено. В настоящее время как редчайшее уголовно-криминальное орудие гроб помещен в "музей" сыскного отделения. Мы имели случай его осматривать. Вследствие пережитых волнений с господином Путилиным сделался нервный удар. Состояние здоровья его внушает серьезные опасения".

  

   Когда я прочел это, то даже вскочил и долго не мог прийти в себя от изумления.

   - Что это такое?! Как могли господа газетчики пронюхать об этом деле, которое держалось в безусловной тайне, в строжайшем секрете? И потом - главное - откуда они взяли, что с Путилиным сделался нервный удар?

   - А что если, действительно, с ним сделалось вечером нехорошо? - мелькнула у меня тревожная мысль. - Ведь мы расстались около четырех часов дня, после гробовщика.

   Я немедленно велел закладывать гнедую лошадку и через несколько минут мчался уже к моему другу.

   - Что с Иваном Дмитриевичем? - быстро спросил я курьера.

   - Ничего... - удивленно смотря на меня, ответил сторож. Я влетел в кабинет гениального сыщика.

   Путилин сидел за письменным столом, проглядывая какие-то бумаги.

   Он взглянул на меня и с улыбкой бросил:

   - Я знал, что ты сейчас приедешь. Я ожидал тебя.

   - Что с тобой? Ты заболел?

   - Я? Наоборот, чувствую себя превосходно.

   - Так что же это значит? - протянул я ему номер газеты.

   Путилин усмехнулся.

   - Ах, ты про эту глупую заметку? Мало ли что врут репортеры.

   - Но откуда, скажи, они могли пронюхать об истории с гробом?

   - А черт их знает...

   Я подивился в душе тому безразличию и спокойствию, с каким мой друг отнесся к появлению в газете сенсационного разоблачения.

   - Если ты свободен, приезжай, дружище, часа в три, - сказал Путилин.

   В три часа я был у него.

   - Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

  

  

   Тот, кто никогда не бывал в "сыскных музеях", не может себе представить, какое это мрачное и, вместе с тем, замечательно интересное место!

   Мрачное потому, что все здесь напоминает, вернее, кричит о крови, ужасах преступлений, самых чудовищных; интересное потому, что тут вы наглядно знакомитесь со всевозможными орудиями преступлений.

   Какая страшная коллекция криминально-уголовных "документов". Чего тут только нет! Начиная от простой "фомки" и кончая самыми замысловатыми инструментами, на некоторых из них зловеще виднеются темно-бурые, почти черные, пятна старой запекшейся крови.

   Ножи, револьверы, кинжалы, топоры, веревки, мертвые петли, "ошейники", пузырьки с сильнейшими ядами, шприцы, с помощью которых негодяи травили свои жертвы, маски, фонари с потайным светом.

   О, всего, что тут находилось, немыслимо перечислить!

   Тут воочию вставала пред устрашенным взором вся, неизмеримая по глубине и ужасу, бездна человеческого падения, человеческой зверской жестокости, жажды крови.

   Страшное, нехорошее это было место.

   Посредине комнаты стоял знаменитый гроб лилового бархата. Путилин бросил на него быстрый взгляд, и, подойдя к нему, поправил подушку.

   - Вот он, виновник моих злоключений!... - задумчиво произнес он. - Правда, он выглядит все таким же, друже?

   - Ну, разумеется. Что с ним могло сделаться? - ответил я, несколько удивленный.

   - Ну, а теперь мне надо с тобой поговорить...

   - Великолепно. Ты только скажи мне, для чего ты заказал вчера несчастному гробовщику второй гроб с двойным дном?

   Путилин рассмеялся.

   - Да так, просто фантазия пришла. Наказать его захотел. Конечно, это объяснение меня не удовлетворило.

   Я чувствовал, что сделано это моим другом неспроста. Но для чего? Я, однако, решил об этом у него не допытываться.

   - Так в чем дело?

   - А вот видишь ли: не улыбается ли тебе мысль сделаться на сегодня, а, может быть, и на завтра, сторожем нашего музея?

   Я от удивления не мог выговорить ни слова.

   - Если да, то позволь мне облачить тебя вот в этот костюм. И с этими словами Путилин указал на форменное платье сторожа-курьера, приготовленное им, очевидно, заранее.

   - Тебе это надо? - спросил я моего друга.

   - Лично мне - нет. Я хочу доставить тебе возможность насладиться одним забавным водевилем, если... если только, впрочем, он состоится. Говорю тебе откровенно, я - накануне генерального сражения.

   Я ясно видел, что Путилин был, действительно, в нервно-приподнятом настроении.

   - Но ты, конечно, дашь мне инструкции соответственно с моей новой профессией, вернее, ролью? Что я должен делать?

   - Ты останешься здесь. Лишь только услышишь первый звонок, ты придешь ко мне в кабинет. А там я тебе все объясню быстро и скоро.

   Я начал переодеваться и вскоре превратился в заправского курьера-сторожа.

   Мой друг напялил мне на голову парик, прошелся рукой искусного гримера по моему лицу и затем внимательно оглядел меня с ног до головы.

   - Честное слово, доктор, ты делаешь громадные успехи! И покинул меня.

   Прошло с час.

   Я чувствовал себя, откровенно говоря, чрезвычайно глупо.

   В сотый раз я осматривал знакомые мне до мелочей страшные орудия "музея".

   Послышался звонок.

   Я быстро пошел в кабинет моего друга, минуя ряд комнат. Я видел, с каким изумлением глядели на меня обычные сторожа сыскного управления.

   - Откуда этот новенький появился? - доносился до меня их удивленный шепот.

   В кабинете перед Путилиным стоял его помощник, что-то объясняя ему.

   В руках Путилина была большая визитная карточка, которую он рассматривал, казалось, с большим вниманием.

   Когда я вошел, помощник Путилина взглянул на меня недоумевающе.

   - Вы разве не узнаете, голубчик, дорогого доктора, всегдашнего участника наших похождений?

   Помощник расхохотался.

   - Да быть не может? Вы?!

   - Я.

   - Ну и чудеса начинают у нас твориться!

   - Скажи, пожалуйста, ты никогда не слыхал о таком господине? - спросил меня Путилин, подавая визитную карточку, которую держал в руке.

   Я взял карточку и прочел:

  

  

  

   - Не знаю... - ответил я.

   - Скажите, голубчик, чего домогается этот господин? - обратился к помощнику Путилин.

   - Он на плохом французском языке обратился ко мне с просьбой осмотреть, научных целей ради, наш криминальный музей. Наговорив кучу любезностей по адресу нашего блестящего уголовного сыска, он заметил, что в осмотре музея ему не было отказано ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции.

   - Вы сказали ему, что разрешение осмотра музея посторонним лицам зависит от начальника, а что начальник, т. е. я, в настоящее время болен?

   - Сказал. На это он ответил, что обращается с этой же просьбой ко мне как к вашему заместителю.

   Путилин забарабанил пальцами по столу и выдержал довольно продолжительную паузу.

   - Как вы думаете, разрешить ему осмотр?

   - По-моему, отчего же нет. Неловко... Нас и так дикарями за границей считают.

   - Хорошо. Теперь слушайте меня внимательно, голубчик: в середине осмотра вы должны выйти из комнаты под предлогом отдачи экстренных распоряжений. Идите! Вы впустите этого чудака-профессора не раньше, как я дам вам мой обычный условный звонок.

   Помощник удалился.

   - Слушай же и ты, докториус: сию минуту ступай туда и, лишь только во время осмотра мой помощник удалится, ты немедленно выйди за ним следом. Понял? Профессор на секунду останется один. Следи за часами. Ровно через две минуты иди в музей.

   Я следил за часовой стрелкой.

   Минута... вторая... Я быстро направился в "кабинет преступной музейности".

   Он был пуст.

   Я встал у дверей.

   Где-то послышался звонок. Почти в ту же секунду дверь музея распахнулась, и в сопровождении идущего впереди помощника Путилина появилась фигура итальянского ученого-профессора.

   Это был настоящий тип ученого: высокий, сутуловатый, с длинными седыми волосами, с огромными темными очками на носу.

   - О, какая прелесть у вас тут! - шамкал на ломаном французском языке Етторе Люизано. - Какая блестящая коллекция! В Лондоне... А... скажите, пожалуйста, это что же? - И он указал на гроб, мрачно вырисовывающийся на фоне этой преступно страшной обстановки.

   - Это - последнее орудие преступления, профессор! - любезно объяснил помощник Путилина.

   - Гроб?!

   - Да.

   - О, какие у вас случаются необычайные преступления! - удивленно всплеснул руками итальянский ученый.

   Начался подробный осмотр.

   Профессор, живо всем интересуясь, поражал своим блестящим знанием многих орудий преступления.

   - Боже мой! - шамкал он. - У нас в Италии точь-в-точь такая же карманная гильотина!

   - Простите, профессор, я вас покину на одну секунду. Мне надо сделать важное распоряжение относительно допроса только что доставленного преступника... - обратился помощник Путилина к профессору.

   - О, пожалуйста, пожалуйста! - любезно ответил тот.

   Я направился следом за помощником.

   - Так что, ваше высокородие... - проговорил я, скрываясь за дверью соседней комнаты.

   Прошло секунд пять, а может быть и минута. Теперь это изгладилось из моей памяти.

   Вдруг страшный, нечеловеческий крик, полный животного, смертельного ужаса, прокатился из кабинета-музея.

   Я похолодел.

   - Скорее! - шепнул мне помощник Путилина.

   Мы оба бросились туда и, распахнув дверь, остановились пораженные.

   Гроб стоял приподнявшись!

   Из него в полроста высовывалась фигура Путилина с револьвером в правой руке.

   Около гроба, отшатнувшись в смертельном страхе, стоял - с поднятыми дыбом волосами - ученый-профессор.

   Его руки были протянуты вперед, словно он защищался от страшного привидения.

   - Ну, господин Домбровский, мой гениальный друг, здравствуйте! Сегодня мы квиты с вами? Не правда ли? Если в этом гробу я проводил вас, зато вы встретили меня в нем же самом.

   - Дьявол! - прохрипел Домбровский. - Ты победил меня!...

  

   На Домбровского одели железные браслеты. Он перед этим просил, как милости, пожать руку Путилину.

   - Знаете, друг, если бы вы не были таким гениальным сыщиком, какой бы гениальный мошенник мог получиться из вас!

   - Спасибо! - расхохотался Путилин. - Но я предпочитаю первое.

   - Как ты все это сделал? - спрашивал я вечером Путилина. Триумф его был полный.

   - Как?... видишь ли. И объявление, и статья были делом моих рук. Это я их написал и напечатал. Гроб, который ты видел, был второй гроб, в дно которого я и спрятался. Я был убежден, что Домб-ровский, случайно оставивший изумруд в гробу, явится - при такой щедрой посуле - за ним. Когда мне подали карточку "профессора", я знал уже, что это Домбровский. Когда вы вышли из кабинета-музея, негодяй быстро подошел к потайной части гроба. Он лез за драгоценным кабошоном. В эту секунду я, приподняв фальшивое дно, предстал перед ним. Остальное тебе известно.

  

  

   Кто не знает о существовании в Москве Белокаменной знаменитой Сухаревой башни? Башня эта - историческая, имя ее хорошо известно всей необъятной России, поэтому нет надобности рассказывать историю ее происхождения. Москва любит свою серую старушку Сухаревку. Есть что-то бесконечно трогательное в привязанности к памятникам седой старины. К камню, железу относятся точно к одушевленным предметам. Да и в самом деле, разве в этих памятниках старины не сокрыта душа народа?

   К любимым московским именам: "Колокольня Ивана Великого", "царь-колокол", "царь-пушка", "Василий Блаженный" и массе иных относится и имя Сухаревой башни. Стоит она в бойком месте торговой Москвы.

   Прямо в нее упирается узкая Сретенка, вся наполненная лавками и магазинами; дальше - через ворота - проход, и попадаете на Мещанскую, направо - площадь, названная именем башни - Сухаревой, налево идет под гору Садовая улица, в этой своей части величаемая тоже Сухаревой-Садовой. С давних пор и поднесь на Сухаревой площади происходит по воскресным дням, а равно и перед большими праздниками знаменитый торг, популярная "сухаревка". Торг происходит в палатках, а то и без них, прямо под открытым небом.

   Море черных голов, цилиндров и разных картузов, шляп и всевозможных платков запруживает Сухареву площадь. Бывает так тесно, что нельзя шагу ступить. Торгуют тут всем, буквально всем: начиная от ржавых гвоздей и кончая бриллиантами. Со всех концов съезжаются москвичи на свой любимый торг-развал. Бок о бок с чуйкой {Чуйка - долгополая одежда, сходная с кафтаном; здесь - простолюдин.} вы встретите здесь и важного барина, богача, любителя-коллекционера, выискивающего среди разного хлама "антики" и "уникумы". Море нестройных звуков висит над Сухаревкой. Резкие зазывания торговцев:

   - К нам пожалуйте, к нам!

   - А вот самый лучший товар!

   - Купец хороший... ваше степенство!

   - Разрази Господи, не могу дешевле!...

   К ним примешиваются звуки пробуемых музыкальных инструментов: гармоний, гитар и даже удивительного гобоя. Так шумно, что барабанные перепонки готовы лопнуть... Шумно, людно, но и весело. У всех довольные, смеющиеся лица. Остроты, шутки, прибаутки наполняют воздух.

   - Эй, тетка, смотри, смотри: потеряла! "Тетка" испуганно схватывается.

   - Што, што потеряла?

   - Смотри, без юбки идешь, юбку обронила!

   - Тьфу! Тьфу, охальники! - вспыхивает "тетка"-молодуха. Своеобразным укладом московской жизни веет от этого торжища. И над всей этой толпой возвышается серая громада высокой Сухаревой башни. Она ревниво охраняет свое царство. По поверью, весьма расхожему в Москве, Сухарева башня ведает какой-то таинственной силой. Это поверье весьма схоже с венецианским.

   Жители великолепной Венеции, царицы морей, твердо верили, что до тех пор, пока не рухнет башня св. Марка, нации не грозит никакая беда. Жители Москвы так же глядели на Сухареву башню.

   - Цела голубушка?

   - Цела. Стоит.

   - Ну, значит, все хорошо.

   И вдруг случилось нечто странное, непостижимое. Одновременно в разных местах Москвы родились и стали расти необыкновенные слухи.

   - Слышали? - Что?

   - Да о Сухаревой башне?

   Голоса вопрошавших понижались, делались испуганно-таинственными.

   Что же именно о башне я мог слышать? Историю таинственную... страшную... зловещую. Любопытство, острое, мучительное, брало верх перед страхом.

   - Да не томите, объясните толком!

   - В башне Сухаревой видели привидение! Чувствуете, привидение...

   - Кто видел?

   - Какое привидение?

   - Когда видели?

   Вопросы так и сыпались на тех, кто приносил страшную новость.

   - Кто видел? Многие-с. Какое привидение? Чудно-диковинное.

   - А именно?

   - Вроде как бы императора Петра Великого.

   - Да что вы? Да неужели?

   - А ей-Богу!

   - Где же, где видели-то?

   - На крыше Сухаревой, у ее маленькой башенки. Стоит это... высокий человек в петровском капитанском камзоле-мундире. Волосы - длинные; на голове - тогдашняя треуголка; через плечо - портупея; сбоку на ней висит шпага; чулки; туфли.

   - Ну?!

   - Постоял, постоял страшный призрак, постоял, поглядел на Москву, а потом скрылся.

   Эффект рассказа бывал не одинаков. Одни бледнели и начинали трястись.

   - Не к добру это видение!

   - Истинно так: быть беде какой...

   Другие - их было меньшинство - скептики, не признающие никаких "дьявольщин", "чертовщины", ухмылялись:

   - Басни!

   - Да помилуйте...

   - Подите вы с этими сказками! Ха-ха-ха, Петр Великий на крыше Сухаревой башни!

   - Но ведь видели...

   - Кто? Выжившая из ума старуха или какие обыватели? Так ведь! Как вам известно, они договорятся и не до таких еще видений, а до зеленого или белого слона.

   - Не верите - как хотите. А только правда это истинная... Как бы то ни было, слухи все усиливались и усиливались, захватывая все больший и больший район Первопрестольной столицы. Эти слухи достигли и ушей власть имущих.

   - Что за история? - удивленно развели они руками.

   - Да пустяки все. Наша богоспасаемая Москва ведь суеверна и сумасбродна до поразительности. Ей все кометы да многие иные чудеса снятся. Старина-матушка.

   ...Однако червь сомнения сосал их душу.

   - А что, если да и на самом деле? И решили проверить.

   Была дивная лунная августовская ночь. Серп месяца заливал ярко-белым светом Первопрестольную красавицу Москву. Она спала. Если и теперь еще, в наше чудодейственное сверхвремя, уличная жизнь ее замирает довольно рано, то тогда Москва ложилась спать едва ли не с курами наравне. Тихи, безлюдны улицы... Белые, серебристые. К Сухаревой башне подходит группа людей.

   Она, эта группа, состояла из начальника Московского сыскного отделения, того самого, которому знаменитый Путилин "утер нос" в деле ограбления ризы высокочтимой иконы Иверской Божией матери, и нескольких лиц наружной полиции. - Ну что, полковник, трусите?

   Полковник насмешливо поглядел на московского Горона {М.Ф. Горон (1847 - 1933), глава французской сыскной полиции (в 1877 - 1894 гг.) прославился своей находчивостью и умением разгадывать самые запутанные преступления.}.

   - Я-с, извините, не в таких переделках бывал, да не трусил, а тут чепуха какая-то...

   - Кто знает?... - задумчиво произнес другой чин полиции, пристав Д. - На свете возможны всякие чудеса.

   - Вы верите и возможность появления привидений.

   - Верю. Не угодно ли, какие поразительные вещи проделывает знаменитый Юм, спирит, медиум-чародей в Петербурге на сеансах у графа Кушелева-Безбородко {Очевидно, имеется в виду Г. А. Кушелев-Безбородко (1832 - 1870), литератор, издатель и меценат.}...

   - Вздор!

   Но это "вздор" звучало теперь несколько тревожно.

   Вот и она, историческая Сухарева башня. Под потоком мертвенно-бледного лунного света она кажется огромно-высоким, белым памятником. Нет мрачности, нет грязного темно-серого цвета.

   Шеф сыскной полиции остановился и зорко огляделся по сторонам.

   - Видите эти фигуры?

   - Да,

   - Это, очевидно, любопытные обыватели. Смотрите, что наделала стоустая молва о появлении таинственного привидения: москвичи побросали свои постели.

   - Идти дальше?

   - Нет. Остановимся за выступом этого дома. Отсюда нам будет отлично все видно, если... если будет что смотреть.

   Группа властей разместилась, не отводя взоров от башни. Время тянулось странно медленно.

   Острота ожидания усиливалась нетерпением, подкрепленным чувством жуткости, робости.

   - Конечно, ничего не будет. Я так и знал, что все это - бабьи россказни, выдумки, - в голосе полковника слышалось раздражение. - Ей-Богу, господа, спать чертовски хочется!... Не лучше ли по домам?

   Но не успел он этого сказать, как услышал сдавленный крик, вырвавшийся одновременно из груди всех его спутников.

   - Ах! Что это? Смотрите...

   Взглянул полковник на башню, и холодный, леденящий озноб пронизал его.

   На крыше, у одной из башенок, стояла высокая фигура страшного загадочного призрака. Фигура была залита лунным светом и вследствие какого-то оптического фокуса приняла грандиозные размеры. "Видение" продолжалось с минуту, а может быть, и более. В том состоянии ужаса, которое цепко охватило всех, определить точно время было трудно...

   Первым пришел в себя начальник сыскного отделения.

   - Видели?

   - Да... Да... - послышались испуганные голоса. - Это... это поразительно...

   Мимо них пробежало несколько поджидавших любопытных с перекошенными от ужаса лицами. Они промчались так быстро, словно за ними гналась нечистая сила.

  

  

   Это время было особенно тяжелым для моего гениального друга. Обилие очень сложных дел разрывало его на части.

   И вот в один из вечеров начала сентября, когда я сидел у него, ему подали депешу.

   - Ого, какая длинная! И какой важный шифр...

   - Откуда?

   - Из Москвы.

   Путилин стал быстро расшифровывать телеграмму. По мере того, как он читал, лицо его становилось все более и более удивлённым.

   - Помилуй Бог, какие чудеса стали твориться в Белокаменной! Текст длиннейшей депеши подходил к концу.

   - Ну и история-Тревога в голосе моего друга не звучала.

   Я сгорал от любопытства, зная, что с пустяками к нему не обратятся.

   - Терзаешься, доктор? - улыбнулся он.

   - Что уж тут говорить, И. Д...

   - Ну, слушай.

   Я весь обратился в слух.

   - "Глубокоуважаемый и высокочтимый Иван Дмитриевич! - читал он "с листа" шифрованную телеграмму. - Получилось нечто выходящее из ряда вон по своей загадочности и странности: в Москве появился какой-то призрак..."

   Далее шло подробное описание случившегося, вплоть до сцены появления зловещей фигуры на Сухаревой башне.

  

   "Москва начинает не на шутку волноваться. Появляются признаки паники. Сознавая себя побежденным в этом деле, уповаю на ваш блистательный талант, чудесный гений. Если можно вообще разобраться в этой загадочной истории, распутать всю эту абракадабру, то нет сомнения, что единственно вы можете совершить этот подвиг".

  

   Я не мог прийти в себя от изумления.

   - Недурно, доктор?

   - Это Бог знает, что такое, И. Д.! Да неужели во всей этой истории есть хоть доля правды?

   Путилин усмехнулся.

   - Отчего бы и не так? Ты ведь сам частенько толковал мне с жаром о материализованных духах.

   Он потер руки и добавил:

   - Гм... После чисто реальных дел мы опять с тобой вступаем в область мистики, хиромантии, магии, словом, в оккультное царство. Но нет, какова штучка московский коллега!

   - Какая штучка? - Да хитрость его.

   - В чем хитрость?

   - Ты не догадываешься?

   - Нет.

   - Ах, доктор, ты поразительно недальновиден. Ты знаешь В.?

   - Знаю.

   - Ты помнишь, как он бесился, когда я раскрыл "иверское дело"?

   - Как не помнить...

   - Ну, так вот: теперь он хочет дать мне реванш и посрамить "непобедимого" Путилина. Его обращение ко мне есть обращение саддукея и фарисея {Саддукеи и фарисеи - представители религиозно-политического течения в древней Иудее, враждебные Христу. Первые из них отличались фанатизмом и лицемерным исполнением правил благочестия.}: авось не разрешит, дескать, вопроса. В случае, если мне не удастся распутать эту загадочную историю, он будет иметь возможность только ликовать: "Видите, и на Путилина бывает проруха".

   Гениальный и благороднейший сыщик тихо рассмеялся.

   - Так отчего же тебе не отклонить приглашения? Ты ведь не обязан помогать своему московскому коллеге...

   Помню, каким огнем загорелись его глаза и с каким удивлением посмотрел он на меня!

   - Спасибо за совет. Он странен из твоих уст. Тебе, кажется, пора бы было знать, что я всегда принимаю интересный вызов.

   Не в моих правилах отступать пред какой бы то ни было опасностью. Он сел за свой знаменитый письменный стол и написал шифрованный ответ:

   "Советую поторопиться поимкой "Петра Великого" или самозванца, иначе поймаю я. Выезжаю. Путилин".

  

   На московском вокзале нас встретил В.

   - Ну, пойман? - были первые слова Путилина.

   В-аго передернуло.

   - Смеяться изволите, дорогой Иван Дмитриевич, а мне-с не до смеху.

   - Заели небось высшие? "Подайте, дескать, нам страшного призрака в 24 часа, на то вы начальник сыскной полиции". Знакомая штука! Утешьтесь, коллега, меня шпыняют этаким манером не хуже вашего.

   Мы сели в коляску. Был поздний вечерний час. Погода стояла отвратительная. Дул порывистый холодный ветер, пахнувший осенью-смертью. Моросил мелкий противный дождь. Сквозь эту сетку мрака и дождя тускло светились унылым красновато-желтым светом керосиновые лампы уличных фонарей. Их колеблющееся пламя, робко мигая, наводило тоску.

   - Через Сухаревку! - отдал приказ кучеру Путилин. Он молчал, зябко поводя плечами.

   Вот и она, виновница волнения Москвы, Сухарева башня. В этой мгле противного осеннего вечера почти не освещенная уличными фонарями она казалась какой-то необычайно странной, неуклюжей громадой.

   - Бр... - услышал я восклицание московского шефа сыскной полиции.

   - Вам холодно? - насмешливо спросил его Путилин. - Или... неприятное воспоминание?

   - И то, и другое вместе, ваше превосходительство... - ответил тот.

   Путилин, когда мы поравнялись с башней, быстро выхватил свой потайной фонарь и направил сильный свет рефлектора на ту башенку, около которой появился загадочный призрак.

   - Эта башенка?

   - Да, эта, Иван Дмитриевич

   ...

   - Скажите, когда вы увидели привидение на крыше башни, как вы поступили?

   Разговор происходил в номере гостиницы "Лоскутной", самой лучшей в Москве.

   - Я решил немедленно исследовать внутреннее помещение башни.

   - И?

   - И ничего, буквально ничего не обнаружил.

  

  

   На следующее утро Путилин сделал несколько визитов. Его приезду страшно обрадовались.

   - Сделайте милость, почтеннейший Иван Дмитриевич, распутайте это диковинное дело! Освободите Первопрестольную от страшного призрака!

   - Постараюсь... - улыбался великий сыщик.

   - А как вы полагаете: трудно это?

   - Попробуйте! - отшучивался он.

   Он заехал за мной вместе с В., и мы втроем отправились в неведомое для меня путешествие.

   - Можно узнать, куда мы едем?

   - Отчего же нет, доктор! Мы будем осматривать Сухареву башню. Надо же мне взглянуть, что такое там творится.

   ... С чувством жгучего любопытства подошел я к дверям башни, ведущим в ее таинственное "нутро".

  

   - Где только не приходится мне бывать с тобой, И. Д.! -сказал я Путилину.

   - Раскаиваешься или нет? - улыбнулся он. - Ну-с, позвольте мне ключ!

   Он взял огромный ключ и, прежде чем сунуть его в замок, внимательно и удивленно-пристально стал разглядывать последний. Мне показалось, что Путилин даже соскоблил что-то с замка.

   С тихим протяжным визгом-стоном раскрылась старая железная дверь. Этот противный визг долго стоял у меня в ушах, отдаваясь тревожно-тоскливо в сердце.

   - Ну, пожалуйте, господа! - с дрожью в голосе произнес В. и пошел вперед.

   Путилин спокойно захлопнул дверь.

   Путилин зажег свой знаменитый потайной фонарь. Это было необходимо, ибо здесь царила почти могильная тьма. Запах страшной сырости, плесени, какого-то тлена, точно в склепе, стоял в воздухе.

   Мы стали подниматься по узкой-узкой каменной лестнице. Несколько раз я спотыкался, а раз чуть не упал - из-под ноги вырвался обрушившийся кирпич.

   - Какая ветхость!... - пробормотал Путилин.

   Скоро наше восхождение окончилось.

   Лишь только мы собрались войти в какое-то темное помещение, напоминающее комнату-конуру со сводчатым потолком, как оттуда вылетело что-то большое, черное, чем-то махающее.

   - У-у, ха-ха-ха! - прокатился над нашими головами крик-хохот.

   Это было до такой степени неожиданно и страшно, что у меня кровь заледенела в жилах, а московский коллега Путилина отшатнулся, едва не упав в пропасть лестницы, и громко вскрикнул.

   Один только Путилин, этот человек поразительного хладнокровия, остался невозмутимым. 226

   - Не бойтесь, господа: это еще не наш призрак, это почтенные совы. Они устроились здесь премило.

   Действительно