Антропов Роман Лукич - Гений русского сыска И. Д. Путилин

  

  

  

   Остросюжетные истории о знаменитом русском сыщике И.Д.Путилине, написанные Романом Лукичом Антроповым, который был известен читателям в конце XIX - начале XX века под псевдонимом Роман Добрый.

  

  

   - Милостивые государи! - взволнованно сказал нам старый-престарый доктор. - Ведомо ли вам, что я был в самых дружеских отношениях с покойным Иваном Дмитриевичем Путилиным, этим замечательнейшим русским сыщиком и впоследствии - начальником сыскной полиции?

   - Нет, доктор, мы этого не знали...

   - А-а! Должен вам сказать вот что. На мою долю выпала честь принимать личное участие во многих замечательно интересных похождениях-розысках гениального русского сыщика, и я - должен признаться - оказал даже кое-какие услуги русскому судебному ведомству, сопутствуя моему великому другу в его опасных похождениях. Мы, вот, русское общество, набрасываемся с какой-то лихорадочной страстностью на похождения всевозможных иноземных сыщиков, нередко существовавших лишь в фантазии господ романистов. А вот свое, родное, забываем, игнорируем. А между тем это родное будет куда позанимательнее иностранных чудес.

   Мы пристали к доктору с горячей просьбой рассказать нам все, что ему известно о подвигах его друга Путилина. Почтенный доктор любезно согласился.

   Ныне мы можем дать нашим читателям продолжительную блестящую серию этих замечательных похождений.

  

  

   Было около десяти часов утра. Я, в шлафроке {Шлафрок - (нем. уст.) домашний халат.}, сидел за кофе, как вдруг раздался звонок, и в переднюю торопливо вошел любимый сторож-курьер Путилина. От Ивана Дмитриевича, спешное письмецо! - подал он мне знакомый синий конвертик.

   Я быстро распечатал его и пробежал глазами записку.

   В ней стояло: "Дружище, приезжай немедленно, если хочешь присутствовать при самом начале нового, необычайного происшествия. Дело, кажется, не из обычных. Твой Путилин".

   Нечего и говорить, что через несколько минут я уже мчался на гнедой лошадке к моему гениальному другу.

   - Что такое? - ураганом ворвался я в кабинет Путилина. Он был уже готов к отъезду.

   - Едем. Некогда объяснять. Все распоряжения сделаны?

   - Все, ваше превосходительство! - ответил дежурный агент.

   - На Сенную! - отрывисто бросил Путилин кучеру. Дорогой, правда, мой друг не проронил ни слова. Он о чем-то сосредоточенно думал.

   Лишь только мы выехали на Сенную, мне бросилась в глаза огромная черная толпа, запрудившая всю площадь. Особенно она была многочисленна у церкви Спаса.

   - К церкви! - отдал отрывистый приказ Путилин.

   - Па-а-ди! Па-а-ди! - громко кричал кучер.

   Проехать сквозь эту живую стену, однако, было не так-то легко. Того гляди - кого-нибудь задавишь. Но чины полиции, заметив Путилина, принялись энергично расчищать путь нашей коляске.

   - Осади! Назад подайся! Что вы, черти, прямо под лошадей прете? Расходитесь!

   - Что случилось? - стояла передо мной загадка.

   Мы остановились, вылезли из коляски. Толпа расступилась, образуя тесный проход

   . Путилин быстро прошел по нему и остановился около темной массы, лежащей почти у самых ступенек паперти.

   Тут уже находилось несколько должностных лиц: судебный следователь, прокурор, судебный врач и другие.

   - Не задержал? - здороваясь с ними, проговорил Путилин.

   - Нисколько. Мы только что сами приехали.

   Я подошел поближе, и неприятно жуткий холодок пробежал по моей спине.

   На мостовой, лицом кверху, лежал труп красивой молодой девушки, просто одетой, в черной накидке и в черной, смоченной кровью косынке.

   Откуда шла кровь - сначала понять было мудрено.

   Меня поразили только ее руки и ноги: они были разбросаны в стороны.

   - Следственный осмотр трупа уже произведен? - спросил я моего знакомого доктора.

   - Конечно, поверхностный, коллега.

   - И что вы обнаружили? - полуобернулся Путилин к полицейскому врачу.

   - Девушка, очевидно, разбилась. Перелом спинного хребта, руки и ноги переломлены. Похоже, что она упала на мостовую с большой высоты.

   Путилин поднял глаза вверх.

   - А разве вы не допускаете, доктор, что тут возможно не падение, а переезд девушки каким-нибудь ломовым, везшим огромную тяжесть? - задал вопрос судебный следователь.

   Я вместе с моим приятелем-врачом повторно производили осмотр трупа.

   - Нет! - в один голос ответили мы. - Здесь, при этой обстановке, неудобно давать вам, господа, подробный отчет о нашей экспертизе. Отвезите труп, мы еще раз осмотрим его, произведем вскрытие и тогда - все вам будет ясно.

   Толпа глухо шумела.

   Народ все прибывал и прибывал. Несмотря на увещевания полиции, нас страшно теснили.

   В ту минуту, когда труп еще лежал на мостовой, к нему протиснулся горбун. Это был крохотного роста человек-урод.

   Огромная голова, чуть не с полтуловища, над которой безобразным шатром вздымалась копна рыже-бурых волос. Небольшое, в кулачок, лицо, один глаз был закрыт совершенно, другой - представлял собою узкую щелку, сверкавшую нестерпимым блеском. Лицо его, точно лицо скопца, было лишено какой бы то ни было растительности. Несуразно длинные цепкие руки; одна нога - волочащаяся, другая - короткая. Огромный горб подымался выше безобразной головы.

   Это подобие человека внушало ужас и отвращение.

   - Куда лезешь? - одернул его полицейский чин.

   - Ваши превосходительства, дозвольте взглянуть на упокойницу! - сильным голосом, столь мало идущим к его уродливо-тщедушной фигурке, взволнованно произнес страшный горбун.

   На него никто из властей не обратил внимания. Никто, за исключением Путилина.

   Он сделал знак рукой, чтобы полицейские не трогали горбуна, и, впиваясь в его лицо взглядом, мягко спросил:

   - Ты не знал ли покойной, почтенный?

   - Нет... - быстро ответил урод.

   - Так почему же ты интересуешься мертвой?

   - Так-с... любопытно... Шутка сказать: перед самой церковью и вдруг эдакое происшествие.

   Путилин отдернул покрывало-холст, которым уже накрыли покойницу.

   - На, смотри!

   - О, Господи!... - каким-то всхлипом вырвалось из груди урода-горбуна.

  

  

   Мы с коллегой-врачом долго возились с трупом. Когда его раздевали, из-за ворота простенькой ситцевой кофточки выпала огромная пачка кредитных билетов и ценных бумаг.

   - Ого! - вырвалось у судебного следователя. - Да у бедняжки - целое состояние... Сколько здесь?

   Деньги были сосчитаны. Их оказалось сорок девять тысяч семьсот рублей.

   Путилин все время нервно ходил по комнате.

   - Ну, господа, что вы можете сказать? Кто она? Что с ней?

   - Девушка. Вполне целомудренная девушка. Повреждения, полученные ею, не могли произойти ни от чего иного, как только от падения со страшной высоты.

   - Но лицо-то ведь цело?

   - Что ж из того? При падении она грохнулась навзничь, на спину.

   Путилин ничего не ответил.

   Следствие началось.

   Было установлено следующее: в семь часов утра, а по другим показаниям - в шесть, прохожие подбежали к стоявшему за углом полицейскому и взволнованно сказали ему:

   - Что ж ты, господин хороший, не видишь, что около тебя делается?

   - А что? - строго спросил тот.

   - Да труп около паперти лежит.

   Тот бросился и увидел исковерканную мертвую девушку. Дали знать властям, Путилин - мне, а остальное - вы знаете. Вот и все, что было добыто предварительным следствием. Не правда ли, не много? Те свидетели, которые первыми увидели несчастную девушку, были подробно допрошены, но из их ясных, кратких показаний не пролился ни один луч света на это загадочное, страшное дело.

   Правда, один - добровольно и случайно явившийся свидетель - показал, что, проходя после поздней вечеринки по Сенной, он слышал женский крик, в котором звучал ужас. Но, добавил он, мало ли кто жалобно кричит в страшные, темные петербургские ночи?

   - Я думал, так, какая-нибудь гулящая бабенка. Много ведь, их по ночам шляется. Сами знаете: место тут такое... Вяземская лавра... Притоны всякие.

   - А в котором часу это было?

   - Да так, примерно, в пять утра, а может - позже. Весть о происшествии быстро облетела Петербург.

   Целая рать самых опытных, искусных агентов, "замешавшись" в толпе, зорко приглядывалась к людям и внимательно прислушивалась к их речам.

   Устали мы за этот день анафемски: с раннего утра и до восьми вечера были на ногах.

   В девять часов мы с Путилиным сидели за ужином. Лицо его было угрюмое, сосредоточенное. Он не притронулся к еде.

   - Что ты думаешь об этом случае? - вдруг спросил он меня.

   - А я, признаюсь, этот вопрос только что хотел задать тебе.

   - Скажи, ты очень внимательно осмотрел труп? Неужели нет никаких знаков насилия, борьбы?

   - Никаких.

   - Нужно тебе сказать, дружище, - задумчиво произнес Путилин, - что этот случай я считаю одним из самых интересных в моей практике. Признаюсь, ни одно предварительное следствие не давало в мои руки так мало данных, как это.

   - Э, Иван Дмитриевич, ты всегда начинаешь с "заупокоя", а кончаешь "заздравием"! - улыбнулся я.

   - Так ты веришь, что мне удастся раскрыть это темное дело?

   - Безусловно!

   - Спасибо тебе. Это придает мне силы. И мой друг опять погрузился в раздумья.

   - Темно... темно... - тихо бормотал он сам про себя.

   Он что-то начал чертить указательным пальцем по столу, а затем его лицо на мгновение вдруг осветилось довольной улыбкой.

   - Кто знает, может быть... да, да, да...

   Я знал привычку моего талантливого друга обмениваться мыслями с... самим собой и поэтому нарочно не обращал на него ни малейшего внимания.

   - Да, может быть... Попытаемся! - громко произнес Путилин.

   Он встал и, подойдя ко мне, спросил:

   - Ты хочешь следить за всеми перипетиями борьбы?

   - Что за вопрос!

   - Так вот, сегодня ночью тебе придется довольно рано встать. Ты не посетуешь на меня за это? И потом - ничему не удивляйся... Я, кажется, привезу тебе маленький узелок...

   Я заснул как убитый, без всяких сновидений, тем сном, которым спят измученные и утомленные люди. Сколько времени я спал - не знаю. Меня разбудили громкие голоса: лакея и Путилина.

   - Вставай, вот и я!

   Я протер глаза и быстро вскочил с постели.

   Передо мною стоял оборванный золоторотец. Худые, продранные штаны. Какая-то бабья кацавейка... Кругом шеи обмотан грязный гарусный {Гарус. Род мягкой крученой шерстяной пряжи.} шарф. Дико всклокоченные волосы космами спускались на сине-багровое, все в синяках лицо.

   Я догадался, что передо мной - мой гениальный друг.

   - Ступай! - отдал я приказ лакею, на лице которого застыло выражение сильнейшего недоумения.

   - Постой, постой, - улыбаясь начал Путилин, - ты не одевайся в свое платье, а вот, не угодно ли тебе облачиться в то, что я привез в этом узле.

   И передо мною появились какие-то грязные отрепья, вроде тех, которые были на Путилине.

   - Что это...

   - А теперь садись! - кратко изрек Путилин после того, как я оделся. - Позволь мне заняться твоей физиономией. Она слишком прилична для тех мест, куда мы идем...

  

  

   - Бум! Бум! Б-у-ум! - глухо раздался в раннем, утреннем, промозглом воздухе звон колокола Спаса на Сенной.

   Это звонили к ранней обедне.

   В то время ранняя обедня начиналась чуть ли не тогда, когда кричали вторые петухи.

   Сквозь неясный, еле колеблющийся просвет утра с трудом можно было разобрать очертания черных фигур, направляющихся к паперти церкви.

   То были нищие и богомольцы.

   Ворча, ругаясь, толкая друг друга, изрыгая отвратительную брань, спешили сенновские нищие и нищенки скорее занять свои места, боясь, как бы кто другой, более нахальный и сильный, не перехватил "теплого" уголка.

   - О, Господи! - тихо неслись шамкающие звуки беззубых ртов стариков и старух-богомолок, крестившихся широким крестом.

   Когда Путилин и я, подойдя к паперти, перешли ее и вошли в сени церкви, нас обступила озлобленная рать нищих.

   - Это еще что за молодчики появились? - раздались негодующие голоса.

   - Ты как, рвань полосатая, смеешь сюда лезть? - наступала на Путилина отвратительная старая мегера.

   - А ты, что же, откупила все места, ведьма? - сиплым голосом дал ей отпор Путилин.

   Теперь взбеленились все.

   - А ты думаешь, даром мы тут стоим? Да мы себе каждый местечко покупаем, ирод рваный!...

   - Что с ними долго разговаривать! Взашей их, братцы!

   - Выталкивай их!

   Особенно неистовствовал страшный горбун.

   Все его безобразное тело, точно тело чудовища-спрута, порывисто колыхалось, длинные цепкие руки-щупальцы готовы были, казалось, схватить нас и задавить в своих отвратительных объятиях, единственный глаз, налившись кровью, сверкал огнем бешенства.

   Я не мог сдержать дрожи отвращения.

   - Вон! Вон отсюда! - злобно рычал он, наступая на нас.

   - Что вы, безобразники, в храме Божием шум да свару поднимаете? - говорили с укоризной некоторые богомольцы, проходя притвором церкви.

   - Эх, вижу, братцы, народ вы больно уж алчный!... - начал Путилин, вынимая горсть медяков и несколько серебряных монет. - Без откупа, видно, к вам не влезешь. Что с вами делать! Нате, держите!

   Картина вмиг изменилась.

   - Давно бы так... - проворчала старая мегера.

   - А кому деньги-то отдать? - спросил Путилин.

   - Горбуну Евсеичу!

   - Он у нас старшой.

   - Он староста.

   - Безобразная лапа чудовища-горбуна уже протянулась к Путилину.

   Улыбка бесконечной алчности зазмеилась на страшном лице урода.

   - За себя и за товарища? Только помните: две недели третью часть выручки - нам на дележ. А то, все равно, - сживем!...

   Ранняя обедня подходила к концу.

   Путилин с неподражаемой ловкостью завязывал разговор с нищими о вчерашнем трагическом случае перед папертью Спаса.

   - Как вы, почтенный, насчет сего думаете? - с глупым лицом обращался он несколько раз к горбуну.

   - Отстань, обормот!... Надоел! - злобно сверкал тот глазом-щелкой.

   - У-у, богатый черт, полагать надо! - тихо шепнул Путилин на ухо соседу-нищему.

   - Да нас с тобой, брат, купит тысячи раз и перекупит! - ухмылялся тот. - А только бабник, да и здорово заливает!...

   По окончании обедни оделенная копейками, грошами и пятаками нищая братия стала расходиться.

   - Мы пойдем за горбуном... - еле слышно бросил мне Путилин.

   Горбун шел скоро, волоча по земле искривленную, уродливую ногу.

   Стараясь быть незамеченными, мы шли, ни на секунду не выпуская его из виду.

   Раз он свернул налево, потом - направо, и вскоре мы очутились перед знаменитой Вяземской лаврой.

   Горбун юркнул в ворота этой страшной клоаки, "чудеса" которой приводили в содрогание людей с самыми крепкими нервами.

   Это был расцвет славы Вяземки - притона всей столичной сволочи, обрушивающейся на петербургских обывателей.

   Отъявленные воры, пьяницы-золоторотцы, проститутки - все свили здесь прочное гнездо, разрушить которое было не так-то легко.

   Подобно московскому Ржанову дому Хитрова рынка, здесь находились и ночлежки - общежития для сего "почтенного" общества негодяев и мегер и отдельные комнатки-конуры, сдаваемые за дешевую цену "аристократам" столичного сброда.

   Притаившись за грудой пустых бочек, мы увидели, как страшный горбун, быстро и цепко поднявшись по обледенелой лестнице, заваленной экскрементами, вошел на черную "галдарейку" грязного ветхого надворного флигеля и, отперев огромный замок, скрылся за дверью какого-то логовища.

   - Ну, теперь мы можем ехать! - задумчиво произнес Путилин, не сводя глаз с таинственной двери, скрывшей горбуна.

   - Ты что-нибудь наметил? - спросил я.

   - Темно... темно... - как и вчера ночью ответил он.

  

  

   В сыскном Путилина ожидал сюрприз.

   Лишь только мы, предварительно переодевшись, зашли в кабинет, как дверь распахнулась и в сопровождении дежурного агента вошла, вернее, вбежала небольшого роста, худощавая пожилая женщина.

   Одета она была так, как одеваются мещанки или бедные, но "благородные" чиновницы-"цикорки": в подобие какой-то черной поношенной шляпы, прикрытой черной косынкой, в длинном черном пальто.

   Лишь только она вошла, как сейчас же заплакала, заголосила.

   - Ах-ах-ах... ваше... ваше превосходительство...

   - Что такое? Кто эта женщина? - спросил Путилин агента.

   - Мать девушки, найденной вчера перед церковью Спаса... - доложил агент.

   Лицо Путилина было бесстрастно.

   - Садитесь, сударыня... Да вы бросьте плакать... Давайте лучше побеседуем... - пригласил Путилин.

   - Да ка-а-ак же не плакать-то?! Дочь - единственная... Леночка моя ненагля-я-дная... Видела ее, голубушку...

   Из расспросов женщины выяснилось следующее. Она - вдова скромного канцелярского служителя, умершего "от запоя". После смерти кормильца в доме наступила страшная нужда.

   Она шила, гадала на кофейной гуще, обмывала даже покойников, словом, делала все, чтобы "держаться на линии" со своей Леночкой.

   - А она - раскрасавица у меня! Характеру Леночка была гордого, замечательного, можно сказать. И-и! никто к ней не подступайся! Королева прямо! В последнее время - тоже работать начала. На лавки белье шили мы... Шьет бывало, голубушка, а сама вдруг усмехнется да и скажет: "А что вы думаете, мамаша, будем мы с вами богатые, помяните мое слово!" "Да откуда, - говорю ей, - богатство-то к нам слетит, Леночка?" А она - только бровью соболиной поведет. "Так, - говорит, - верю я в счастье мое"...

   Сильные рыдания сотрясли вдову-"чиновницу".

   - А вот какое счастье на поверку вышло! А-а-ах!...

   - Скажите, сударыня, ваша дочь часто отлучалась из дома?

   - Да не особенно... Когда работу относить надо было...

   - Когда последний раз до катастрофы она ушла из дома?

   - Часов около семи вечера. Жду ее, жду - нет. Уже и ночь настала. Тоскует сердце. Ну, думаю, может, к подруге какой зашла, ночевать осталась. Ан - и утро! А тут, вдруг, услышала: девушку нашли мертвой у церкви Спаса. Бросилась туда. Говорят, отвезли уж куда-то. Разыскала. Взглянула - и с ног долой. Моя Леночка ненаглядная!

   - Скажите, а ведомо ли вам, что за лифом вашей дочери были найдены сорок девять тысяч семьсот рублей?

   На вдову нашел столбняк.

   - К... как? Сколько? - обезумела она. Путилин повторил.

   - А где же деньги? - загорелись глаза у "цикорки".

   - У нас, конечно, сударыня.

   - А вы... куда ж их денете? Я, ведь, мать ее, я - наследница. Мы невольно улыбнулись.

   - Нет уж, сударыня, этих денег вы не наследуете... - ответил Путилин. - А вот лучше скажите: откуда, по вашему мнению, у дочери могла взяться такая сумма?

   Вдова захныкала.

   - А я почем знаю, господин начальник.

   Путилин сдал вдову на руки своему опытному помощнику.

   У нее надо было узнать подробные сведения о всех знакомых, о тех магазинах, куда Леночка сдавала работу.

   Туда по горячим следам должны были быть направлены агенты.

   Но я ясно видел, что Путилин распоряжался как бы нехотя, словно сам не доверял целесообразности тех мер розыска, которые предпринимал.

   Я хорошо изучил моего гениального друга и чувствовал, что он делает все это больше для очистки совести.

   - Позовите мне X! - отдал он приказ.

   X. был любимый агент Путилина. Силач, бесстрашный, находчивый.

   - Слушайте, голубчик, сейчас мы с вами побеседуем кое о чем. Затем он обратился ко мне.

   - Поезжай, друже, домой и ожидай меня ровно в восемь часов вечера. Сегодня ночью мы продолжим наши похождения. Только отпусти лакея.

  

  

   Стрелка часов показывала ровно восемь, когда я услышал звонок. Я поспешно открыл дверь и попятился удивленный: первою вошла в мою переднюю... девушка, которую я вчера видел убитой на Сенной площади.

   Крик ужаса готов был сорваться с моих уст, как вдруг раздался веселый смех Путилина, вошедшего вслед за ней.

   - Не бойся, дружище, это не привидение, а только моя талантливая сотрудница по трудному и опасному ремеслу.

   - Фу-у, черт возьми, Иван Дмитриевич, ты всегда устроишь какую-нибудь необыкновенную штучку! - вырвалось у меня. - Но, Боже мой, какой великолепный маскарад! Совсем она!

   Я, подробно осматривавший труп, заметил даже большую черную родинку на левой щеке девушки.

   Путилин был искусно загримирован, но в обыкновенной, сильно поношенной и продранной триковой "тройке".

   - А мне в чем ехать? - спросил я.

   - Да так, как есть... Только сомни воротник и обсыпь себя мукой или пудрой...

   Я исполнил повеления моего друга и через несколько минут мы вышли из квартиры.

   У ворот нас ждал любимый агент Путилина.

   - Все?

   - Все, Иван Дмитриевич.

  

   "Малинник", знаменитый вертеп пьянства и разврата, гремел массой нестройных голосов.

   Если ужасы Вяземки днем были отвратительны, то неописуемые оргии, происходящие ночью в "малиннике", были поистине поразительны. Все то, что днем было собрано, наворовано, награблено, - вечером и ночью пропивалось, прогуливалось в этом месте.

   Тут мнилось, Бог совершенно отступался от людей, и люди, опившиеся, одурманенные зверскими, животными инстинктами, находились во власти Сатаны.

   Когда мы подошли, стараясь идти не вместе, а поодиночке, к этой клоаке, Путилин сказал:

   - Барынька, вы останьтесь здесь, с X. Мы с доктором войдем сюда, и, наверное, скоро вернемся...

   Мы вошли в ужасный притон.

   Первое, что бросилось нам в глаза, была фигура горбуна.

   Он сидел на стуле, низко свесив свои страшные ноги. Получилось' такое впечатление, будто за столом сидит только огромный горб и огромная голова.

   Лицо горбуна было ужасно. Сине-багровое, налившееся кровью, оно было искажено пьяно-сладострастной улыбкой.

   На коленях его, если можно только эти искривленные обрубки назвать коленями, сидела молодая пьяная девочка лет пятнадцати.

   Она, помахивая стаканом водки, что-то кричала тоненьким, сиплым голоском, но что она кричала, за общим гвалтом разобрать было невозможно,

   - Горбун! Дьявол! - доносились возгласы обезумевших от пьянства и разврата людей.

   Кто-то где-то хохотал животным смехом, кто-то плакал пьяным плачем.

   - Назад! - шепнул мне Путилин.

   Мы быстро, не обратив на себя ничьего внимания, выскочили из этого смрадного вертепа.

   Я был поражен. Для чего же мы отправились сюда? На что рассчитывает мой друг?

   - Скорее! - отдал приказ Путилин агентам, поджидавшим нас. Нас толкали, отпускали по нашему адресу непечатную брань.

   Кто-то схватил в охапку агентшу, но, получив здоровый удар от агента X, с проклятием выпустил ее из своих рук.

   - Дьявол! Здорово дерется!...

   Минуты через две мы очутились перед той лестницей, ведущей на "галдарейку" флигеля, по которой сегодня утром подымался горбун.

   Путилин поднялся первый. За ним - агент X, потом - я, последней - агентша.

   - Вам ничего не известно? - тихо спросил я ее, терзаемый любопытством.

   - Да разве вы его не знаете? Разве он скажет что-нибудь наперед? - загадочно ответила она.

   Вот и эта вонючая, зловонная галерея.

   Она была почти темна. В самом конце ее только из крошечного окна лился тусклый свет сквозь разбитое стекло, заклеенное бумагой.

   Перед нами была небольшая дверь, обитая старой-престарой клеенкой. Длинный засов, на нем - огромный висячий замок.

   - Начинайте, голубчик! - обратился Путилин к агенту. Послышался чуть слышный металлический лязг инструментов в руках агента X.

   - А теперь, господа, вот что, - обратился уже к нам Путилин. - Если замка открыть не удастся, тогда я немедленно возвращусь в "малинник", а вы... вы караульте здесь. Смотрите, какое тут чудесное помещение.

   С этими словами Путилин подвел нас к конуре, напоминающей нечто вроде сарая-кладовой. Я недоумевал все более и более.

   - Иван Дмитриевич, да объясни ты хоть что-нибудь.

   - Тсс! Ни звука! Ну, как?

   - Великолепно! Кажется, сейчас удастся, - ответил X.

   - Ну?

   - Готово!

   - Браво, голубчик, это хороший ход! - довольным голосом произнес Путилин.

   - Пожалуйте! - раздался шепот агента X.

   - Прошу! - пригласил нас Путилин, показывая на открывшуюся дверь.

   Первой вошла агентша, за ней - я. Путилин остановился в дверях и обратился к X.

   - Ну, а теперь, голубчик, закройте, вернее, заприте нас на замок таким же образом.

   - Как?! - в сильнейшем недоумении и даже страхе вырвалось у меня. - Как?! Мы должны быть заперты в этом логовище?

   - Совершенно верно, мы должны быть заперты, дружище... - невозмутимо ответил мой друг. - Постойте, господа, пропустите меня вперед, я вам освещу немного путь.

   Путилин полез в карман за потайным фонарем.

   В эту секунду я услышал звук запираемого снаружи замка. Много, господа, лет прошло с тех пор, но уверяю вас, что этот звук стоит у меня в ушах, точно я его слышу сейчас. Чувство холодного ужаса пронизало все мое существо. Такое чувство испытывает, наверное, человек, которого хоронят в состоянии летаргического сна, когда он слышит, что над ним заколачивают крышку гроба, или осужденный, брошенный в подземелье, при звуке захлопываемой за ним навеки железной двери каземата.

   - Ну, вот и свет! - проговорил Путилин. Он держал впереди себя небольшой фонарь. Узкая, но яркая полоса света прорезала тьму. Мы очутились в жилище страшного горбуна. Прежде всего, что поражало, - был холодный, пронизывающе сырой воздух, пропитанный запахом отвратительной плесени.

   - Брр! Настоящая могила... - произнес Путилин.

   - Д-да, неважное помещение, - согласился я.

   Небольшая комната - если только это грязное, смрадное логовище можно было назвать комнатой - было почти все заставлено всевозможными предметами, начиная от разбитых ваз и кончая пустыми жестяными банками, пустыми бутылками, колченогими табуретами, кусками материи.

   В углу стояло подобие стола. На нем, как и на всем остальном, толстым слоем лежала пыль и грязно-бурая, толстая паутина. Видно было, что страшная лапа безобразного чудовища-горбуна не притрагивалась к этому годами.

   Около стены было устроено нечто вроде кровати. Несколько досок на толстых поленьях; на этих досках - куча отвратительного тряпья, служившего, очевидно, подстилкой и прикрытием уроду.

   - Не теряя ни минуты, я должен вас спрятать, господа! - проговорил Путилин.

   Он зорко осмотрелся.

   - Нам с тобой, дружище, надо быть ближе к дверям, поэтому ты лезь под этот угол кровати, а я, в последнюю минуту, займу вот эту позицию. И Путилин указал на выступ конуры, образующий как бы нишу.

   - Теперь - и это главное - мне надо вас, барынька, устроить. О, от этого зависит многое, очень многое! - загадочно прошептал гениальный сыщик.

   Он оглядел еще раз логовище горбуна.

   - Гм... скверно... Но нечего делать! Придется вам поглотать пыли и покушать паутинки, барынька. Потрудитесь спрятаться вот за ту пирамидку - указал Путилин на груду различных предметов. - Кстати, снимите ваш плащ. Давайте мне! Его можно бросить куда угодно, лишь бы он не попадался на глаза. Отлично... вот так. Ну-ка, доктор, извольте взглянуть на сие зрелище!

   Я выглянул уже из-под кровати и испустил подавленный крик изумления.

   Предо мною стояла - нет, я не так выразился -,не стояла, а стоял "труп Леночки", убитой девушки. С помощью удивительно "жизненного" трико телесного цвета получалась - благодаря скудному освещению - полная иллюзия голого тела. Руки и ноги казались кровавыми обрубками, вернее - раздробленной кровавой массой.

   Длинные волосы, смоченные кровью, падали на плечи беспорядочными прядями.

   - Верно? - спросил Путилин.

   - Но это... - заплетающимся голосом пролепетал я... - Это, черт знает, что такое.

   На меня, съежившегося под кроватью, положительно нашел столбняк.

   Мне казалось, что это какой-то кошмар, больной, тяжелый, что все это не действительность, а сон.

   Но, увы! Это была действительность.

   - Ну, по местам! - тихо скомандовал Путилин, гася фонарь. - Да, кстати, барынька, зажимайте крепко нос, дышите только ртом. Там слишком много пыли, а пыль иногда - в деле уголовного сыска - преопасная вещь... Тсс! Теперь - ни звука.

   Наступила тьма и могильная тишина.

   Я слышал, как мое сердце бьется тревожными, неровными толчками.

  

  

   Время тянулось страшно медленно. Секунды казались минутами, минуты - часами.

   Вдруг до моего слуха донеслись шаги человека, подходящего к двери.

   Послышалось хриплое ворчание, точно ворчание дикого зверя, вперемешку со злобными выкриками, проклятиями.

   Загремел замок.

   - Проклятая!... Дьявол!... - совершенно явственно долетали слова.

   Лязгнул засов, как-то жалобно скрипнула дверь, и в конуру ввалился человек. Кто он, я, конечно, не мог видеть, но сразу понял, что это страшный горбун.

   Он был, очевидно, сильно пьян.

   Изрыгая отвратительную ругань, горбун натолкнулся на край кровати, отлетел потом в противоположную стену и направился колеблющейся походкой в глубь логовища.

   - Что? Сладко пришлось, ведьма? Кувырк, кувырк, кувырк... Ха-ха-ха! - вдруг разразился иступленно-безумным хохотом страшный горбун.

   Признаюсь, я похолодел от ужаса.

   Вдруг конура осветилась слабым синевато-трепетным светом. Горбун черкнул серную спичку и, должно быть, зажег сальную свечу, потому что комната озарилась тускло-красным пламенем.

   - Только ошиблась, проклятая, не то взяла! - продолжал рычать горбун.

   Он вдруг быстро наклонился под кровать и потащил к себе небольшой черный сундук.

   Мысль, что он меня увидит, заставила заледенеть кровь в моих жилах. Я даже забыл, что у меня есть револьвер, которым я могу размозжить голову этому чудовищу.

   Горбун, выдвинув сундук, поставил дрожащей лапой около него свечку в оловянном подсвечнике и, все также изрыгая проклятия и ругательства, отпер его и поднял крышку. Свет падал на его лицо. Великий Боже, что это было за ужасное лицо! Клянусь вам, это было лицо самого дьявола!... Медленно, весь дрожа, он стал вынимать мешочки, в которых сверкало золото, а потом - целую кипу ценных бумаг и ассигнаций.

   С тихим, захлебывающимся смехом он прижимал их к своим безобразным губам.

   - Голубушки мои... Родненькие мои... Ах-ох-хо-хо! Сколько вас здесь... Все мое, мое!...

   Человек-чудовище беззвучно хохотал. Его единственный глаз, казалось, готов был выскочить из орбиты. Страшные, цепкие руки-щупальцы судорожно сжимали мешочки и пачки. Но почти сейчас же из его груди вырвался озлобленный вопль-рычание:

   - А этих нет! Целой пачки нет!... Погубила, осиротила меня!

   - Я верну их тебе! - вдруг раздался резкий голос. Прежде, чем я успел опомниться, то увидел, как горбун в ужасе запрокинулся назад.

   Его лицо из сине-багрового стало белее полотна. Нижняя челюсть отвисла и стала дрожать непрерывной дрожью.

   К нему медленно, тихо и плавно, словно привидение, подвигалась девушка-"труп".

   Ее руки были простерты вперед.

   - Ты убил меня, злое чудовище, но я... я не хочу брать с собою в могилу твоих постылых денег. Они будут жечь меня, не давать покоя моей душе.

   Невероятно дикий крик, полный смертельного ужаса, огласил мрачное логовище.

   - Скорее! Ползи к двери. Сейчас же вон отсюда, - услышал я подавленный шепот Путилина.

   Я пополз из-под угла кровати к двери.

   - Не подходи! Не подходи! Исчадие ада!... - в смертельном ужасе лепетал горбун.

   Девушка-"труп" подходила к горбуну все ближе и ближе.

   - Слушай, убийца, - загробным голосом говорила она. - Там, на колокольне, под большим колоколом, прикрытые тряпкой лежат твои деньги. Я пришла к тебе с того света, чтобы сказать: торопись скорее туда, ты свободно пройдешь на колокольню и возьмешь эти проклятые деньги, из-за которых убил меня.

   Обезумевший от ужаса страшный горбун, сидевший к нам спиной, замер.

   Путилин быстро и тихо толкнул меня вперед и открыл ногой дверь.

   - Беги немедленно, что есть силы! Спускайся по лестнице! К воротам!

   Я несся, что было духу. Оглянувшись, я увидел, что за мной несется Путилин и X. Вдруг из логовища горбуна мелькнула белая фигура и, с ловкостью истинной акробатки, сбежала с лестницы.

   - Поздравляю вас, барынька, с блестящим дебютом! - услышал я голос Путилина.

  

  

   Мы поднимались по узкой, винтообразной лестнице спасской колокольни.

   Я, еще не успевший прийти в себя после всего пережитого, заметил кое-где фигуры людей.

   Очевидно, мой гениальный друг сделал заранее распоряжения. Фигуры почтительно давали нам дорогу, затем - после того, как Путилин им что-то отрывисто шептал - быстро стушевывались.

   Когда мы взошли на колокольню, было ровно два часа ночи.

   - Ради Бога, друг, зачем же мы оставили на свободе этого страшного горбуна? - обратился я, пораженный, к Путилину.

   Он усмехнулся.

   - Положим, д