Карнаухова Ирина Валерьяновна - Повесть о дружных

   - Нету еще, Марьюшка, нету, но будет, обязательно будет, я тебе говорю. А ты что выбежала? Кому я в пятницу письмо привозил? Еще захотела? Думаешь, у него только и делов на фронте, что мамке писать?

   К домам, в которые у него есть письма с фронта, Петр Тихонович подъезжает рысью и вожжи натягивает так, как будто его старая кляча - орловский рысак дорогих кровей.

   - Выходи! - кричит он зычно, хотя хозяйка уже стоит у порога.

   Как бережно принимают заскорузлые руки треугольнички писем! Как любовно смотрят покрасневшие глаза на радостного вестника! Его угощают ярушником, шаньгами, печеным яичком. Не знают, как благодарить за эту весть о далеком, живом, здоровом...

   Как будут сегодня работать, сжимая серп, лопату, топор, эти руки, в которых трепещут белые листки!

   У одной избы Петр Тихонович хмурится и сворачивает в проулок.

   - Почему сюда? - спрашивает Таня.

   - Тише,- отвечает Петр Тихонович, почему-то шепотом,- мимо тетки Анисьи не хочу ехать. Четвертый месяц письма дожидается. Ох, беда...

   Но вот уже сумка почти пуста, розданы письма, газеты, книги, пакеты в сельсовет и в правление колхоза.

   - Теперь,- говорит Петр Тихонович торжественно,- к тете Дуне на свиноферму, ей особый почет: она инвалид, стахановка, а сын,- Петр Тихонович поднимает указательный палец,- Герой Советского Союза!

  

   Двадцать пять лет было тете Дуне и три года сынку ее Тимке, когда принесли ее на носилках в избу. Лежала она такая белая и смотрела неподвижными глазами в потолок, что Тимка даже не заплакал. Забился на печку, закрыл глаза и дрожал всем телом.

   В жаркую страдную пору работала тетя Дуня у молотилки. Ребята вертелись около нее вьюнами. Никто и не заметил, как слишком близко подскочила к машине крохотная Марушка. Зацепили зубья за красное платьице, закрутили, и, если бы не тетя Дуня, не бывать бы Марушке первой красавицей в Бекрятах. За жизнь Марушки заплатила тетя Дуня правой рукой. Недаром говорили по деревне, что у Марушки две матери: одна родила, а другая от смерти выкупила.

   Дядя Егор, рассердись за что-нибудь на дочь, говорил ей сурово:

   - Ты должна быть на селе первой работницей, в колхозе первой помощницей, за тебя дорогая цена плачена!

   Два месяца пролежала тетя Дуня в больнице и вернулась домой худенькая, бледная, с пустым рукавом на правом плече.

   Беда никогда не приходит одна. В это же время умер муж тети Дуни. И осталась тетя Дуня с Тимкой и с грудной девочкой Симой, да с одной рукой.

   В старые времена погибла бы баба с ребятами, пошла бы кусочки под окнами просить, да и сгинула бы где-нибудь на дороге.

   А советская власть поддержала и помогла.

   И когда стали люди собираться в колхозы, первой записалась в артель тетя Дуня.

   И сказала тетя Дуня на собрании:

   - Одну только руку я в колхоз несу, но не сомневайтесь, люди: работать буду так, словно у меня и вторая выросла.

   И правда, ни в чем не отставала Евдокия Поликарповна от других работников.

   А тут и Тимка подрос. Жалел мать, старался ей помочь. На седьмом году научился грамоте, на восьмом в школу побежал.

   На все школьные праздники приходила Евдокия Поликарповна. Почетной гостьей была мать отличника Тимки.

   Шли годы. Старые старились, молодые росли.

   Поздновато однажды вернулся Тимка домой, по-хозяйски уселся за стол и сказал матери:

   - Отец тележного скрипу боялся, а сын в комсомол записался.

   Завелись в избе газеты. По вечерам читал матери книжки. И не думал тогда о том, как далеко побывать придется.

   В свободное время забегал Тимка на конный двор, объезжал лошадей, и самые молодые и горячие в его руках были спокойны и покорны. Всегда для него находилось дело, и от дела он не бегал.

   Но больше всего полюбил лесовать, охотничать.

   Лесная трава, еще мокрая от росы, серебряной тропкой стелется под ногами. Заяц мелькнет под тяжелой веткой пихты. Скользит по дереву бойкая векша. Прошумит твердыми крыльями тетерев. Сколько тут живности! Гляди в оба.

   Метким стрелком стал Тимка, хорошим охотником. Научился тихо красться по лесу, бить без промаха, находить добычу по мелким приметам.

   Рос Тимка, рос колхоз, вырастали в колхозе и люди. Лучшим работником стала в колхозе однорукая тетя Дуня. Такую свиноферму завела, что приезжали из других районов на тети Дунины дела поглядеть.

   В сорок втором году ушел Тимка на фронт, И там пригодились ему лесные, охотничьи его повадки.

   В один и тот же месяц тетя Дуня в тылу за работу орден получила, а Тимофей Иванович на фронте героем стал. Много фашистов убитых у него на - счету имеется!

   Вот о чем рассказывал Тане Петр Тихонович, пока не остановил лошадку у ворот свинофермы.

  

   Во дворе было тихо, а из длинного, большого здания свинарника несся визг, хрюканье, звяканье ведрами.

   Петр Тихонович встал на тележке.

   - Евдокия Поликарповна! - закричал он зычным голосом.- Выходи, мать, порадую.

   Таня соскочила наземь.

   - Давайте, я позову ее.

   - Что ты! Что ты! Да тебе тетя Дуня голову оторвет! Туда посторонним ходу нет. Тут порядки строгие.

   И Петр Тихонович снова закричал:

   - Выходи, Дунюшка! Письмо привез!

   Тетя Дуня вышла на порог, прикрылась от солнца рукой.

   - Кто тут шумит?

   Увидела Петра Тихоновича и подбежала к тележке.

   - Письмо, Тихоныч?

   - Письмо, письмо, Поликарповна...

   Тетя Дуня взяла письмо, повертела в руке, прижала к груди и засетовала:

   - Очки-то я дома, очки оставила... вот горюшко! Что теперь делать буду? Вот беда!

   - А ты дай, Поликарповна, вот девушке, у нее глаза молодые, острые, она прочитает.

   - Сейчас, сейчас, только погляжу маленько.

   Тетя Дуня с трудом развернула письмо, всматривалась в него, а слезы застилали ей глаза и капали и капали на страничку. На листке оставались лиловые пятна. Таня потянула Петра Тихоновича за рукав.

   - Дядя Петя, я так ничего не разберу, смотрите, там кляксы делаются.

   Петр Тихонович легко взял письмо от Евдокии Поликарповны.

   - Довольно, мать, слезами-то капать, послушай-ка лучше, что сынок пишет. Читай, девушка.

   "Сегодня я получил, мамочка, два ваши драгоценные для меня письма. Одно с вашей карточкой, а другое с платочком Симы. Я увидел вас на карточке. Конечно, большие произошли в вас перемены. Конечно, вы, мамочка, очень постарели, и это потому, что много за меня беспокоитесь. Но часто писать мне мешают бои, да и к вам от меня не простая дорога. Не расстраивайтесь и не плачьте обо мне, я жив и здоров, живу прекрасной боевой жизнью. А если мне придется погибнуть, буду умирать героем, чтобы моя смерть обошлась им дорого. А пока я жив, не плачьте, а наоборот, гордитесь, что я защитник Отечества и что это вы воспитали меня таким.

   В школе я только на карте видел да в книжках читал про те области, города и реки, через которые мне сейчас пройти пришлось. Прошли мы с боями немало, и каждый день я вижу невыносимые сердцу зверства фашистских банд и наши села и города, залитые кровью. Но на школьных картах ничего не изменится, всё будет восстановлено по-прежнему, и, как раньше, будет идти наша счастливая жизнь. Будет нам с вами о чем вспоминать про всё прожитое в большой разлуке, про ваши обо мне слезы и про мой пройденный с боями путь.

   А теперь порадуйтесь вместе со мною, мамочка: скоро будет у меня партийный билет, совсем такой, какой был у товарища Ленина.

   А еще наградили меня орденом боевого Красного Знамени.

   А за сим шлю я вам, мамочка, свой далекий боевой привет и прошу вас: поберегите свое здоровье для нашей радостной встречи. Мы одержим победу, и к вам я приеду на горячем боевом коне. А теперь не забывайте своего сына Тимофея, снайпера Красной Армии, и прошу вас, не плачьте".

   Но тетя Дуня продолжала плакать и вытирать слезы рукой. И у Тани защекотало-защекотало в носу, и ее слезинка капнула на листочек, и расплылось лиловое пятнышко.

   - Э, бабы! - сказал Петр Тихонович,- распустили реки соленые; тут радоваться надо, а они вон что!

   Петр Тихонович обдернул гимнастерку, вытянулся перед тетей Дуней:

   - Дозвольте, Евдокия Поликарповна, поздравить вас с награждением сына вашего Героя Советского Союза орденом Красного Знамени.

   Тетя Дуня вытерла слезы и сказала с достоинством:

   - Спасибо на добром слове, Петр Тихонович. Сделай милость, заезжай вечерком чайку откушать. Я шанежек напеку для такого случая. Не каждый день сына в партию принимают и ордена дают.

   - Заеду, заеду! А теперь прощай пока! Едем, девушка!

   - Пусть погостит, на мое хозяйство посмотрит. Она городская, ей, верно, интересно.

   - Ну, оставайся тогда.

   И Петр Тихонович влез в тележку и тронул лошадь.

  

   Таня двинулась к двери. Тетя Дуня схватила ее за плечо.

   - Куда ты? Разве так можно! У меня там малышей полно. Постой-ка тут.

   Она вернулась назад через несколько минут, держа в руке толстый, сшитый из грубого холста, но чистый халат.

   - Вот это надень, а тут вот ноги протри.

   На пороге свинарника лежал соломенный коврик, густо посыпанный каким-то белым порошком.

   - Культурно в свинарник надо входить. Молодняк, он нежный, заразу занесешь - и конец всему делу.

   Таня удивляется. Она думала, что это ее защищают от поросят халатом и порошком, а оказывается, наоборот. Несколько смущенно она переступила порог.

   Кто это сказал, что свиньи грязные? Кто допустил такую клевету? Хозяин у свиньи может быть грязный и нерадивый. А если такая хозяйка, как тетя Дуня, то на свиней можно только любоваться.

   Длинное здание было ослепительно выбелено известкой. Пол чисто выскоблен. В открытые окна лились солнце и свежий воздух. По обе стороны прямого прохода были сделаны высокие загородки. На каждой дверке дощечка с кличкой свиньи.

   И имена-то у них какие: Красавица, Белоснежка. Это тебе не Чушка или Хрюшка!

   И в клетках ни помоев, ни грязи, ни объедков.

   - Вот тут у нас матки с малыми поросятами.

   В каждой клетке лежала бело-розовая чистая-чистая свинья, а около нее копошились смешные, курносые, словно фарфоровые поросятки.

   - Сейчас у нас всего пять маток,- вздохнула тетя Дуня,- а вот кончится война, такую ферму заведу, что в Москве узнают.

   Молоденькая свинарка подбежала к тете Дуне.

   - У меня вода уже готова. Можно начинать?

   - Давай. Хочешь, девочка, посмотреть, как малыши купаться будут?

   Таня только кивнула. Она онемела от восхищения.

   - Ну, конечно,- продолжала тетя Дуня,- нет у нас еще настоящего порядку. Вот водопровода нет, ведрами воду таскаем, а всё-таки культуру соблюдаем.

   В предпоследнем загончике толпилось десятка два поросят с задорно закрученными хвостиками. Тоненько повизгивали, стучали копытцами, напирали друг на друга и всё рвались к узенькой, низкой дверке.

   - Ишь, как освежиться охота,- рассмеялась тетя Дуня,- ну, становись, Ольга.

   Тетя Дуня и ее помощница Ольга взяли огромные лейки с подогретой водой, встали по бокам узкой дверцы и откинули крючок. С веселым визгом ринулись поросята под теплые струи.

   Таня рассмеялась: они так забавно виляли окорочками, поднимали кверху розовые пятачки, старались вытеснить друг друга, обиженно хрюкали, если на них попадало мало воды.

   А Оля еще каждого рукой прошурует.

   - Вот так, вот так, чистенькими нужно быть.

   - Ну, а теперь беги домой, девочка, да по дороге загляни в загончик, где дышит воздухом наша Машка; такой второй, верно, в мире не найдешь.

   На зеленой полянке стояла Машкина квартира. Загородка была высокая, и Таня, чтобы лучше разглядеть Машку, влезла на самую верхнюю жердь, уселась поудобнее, посмотрела вниз и испугалась. Это даже не было похоже на свинью. В загоне лежала огромная розовая туша с большой пастью, с широкими, как лопухи, ушами. Глазки у нее были маленькие, узенькие и такие сердитые, что Тане стало не по себе.

   Нет, Машка ей не понравилась!

   Таня хотела слезть, но Машка грозно хрюкнула. Девочка замерла. Потом осторожно спустила ногу на нижнюю жердь. Машка дернула ухом. Таня быстро подтянула ногу обратно.

   - Маша,- сказала она сладеньким голоском,- • Машенька, ты полежи, а я домой пойду; Леночка, верно, беспокоится.

   Таня снова попыталась слезть, но Машка так грозно рыкнула, что девочка окончательно окаменела.

   Так началось великое сидение.

   Машка не позволяла девочке слезть. При малейшем движении Тани она дергала ухом и хрюкала. Минуты шли за минутами, а Таня оставалась на верхней жерди, словно птица на застрехе. Она чувствовала себя, как охотник, который сидит на дереве, а внизу лежит свирепый тигр и ждет, когда охотник устанет и свалится прямо в его кровожадную пасть.

   А дома Леночка, наверное, беспокоится, и Власьевна обещала сегодня спечь картофельный пирог.

   Таня с тоской смотрела на двери свинарника,- не выйдет ли оттуда кто-нибудь. Никого.

   Вдалеке прошел дядя Егор, но как закричишь? Он далеко, а страшная Машка близко. Неизвестно, что из этого выйдет.

   Ноги у девочки занемели.

   "Вот упаду - и тогда конец... съест... как у Некрасова в стихотворении...- с ужасом думала Таня.- И никто никогда не узнает... разве только сандалии выплюнет..."

   Тане стало жалко себя до слез. А она-то думала, папу увидит, домой еще поедет, с Нюрой сходит за черникой, картофельный пирог будет есть, и вот... всему конец!

   В это время тетя Дуня вышла из свинарника. Поглядела по сторонам, заметила девочку, постояла минутку.

   "Вот-вот уйдет! Вот-вот уйдет!" - со страхом думала Таня.

   Но тетя Дуня подошла к загородке.

   - Что ты тут так долго делаешь, девочка?

   Таня молча поманила ее пальцем.

   - Что такое?

   - Боюсь,- сказала Таня шепотом.

   - Кого?

   - Машки... не позволяет слезть, ушами дергает...

   - Ах ты, глупенькая,- рассмеялась тетя Дуня,- Машка спит, а ушами дергает потому, что ее мухи кусают.

   Тетя Дуня сняла Таню с загородки и легонько шлепнула.

   - Беги домой, вояка!

   Теперь уже можно об этом рассказывать. Теперь уже Машка боится Таню. Таня тычет ее голыми пятками в толстые бока, кормит сочной травой и на все Машкины капризы даже бровью не поведет.

   А тогда Таня обо всем промолчала, и тетя Дуня ее не выдала.

  

   Больше Таня не скучает. Хлопот у нее полон рот. Саша каждый день звено собирает. Скоро первое сентября, а сколько еще нужно сделать!

   Лена теперь редко уходит со школьного участка, да и ребята толкутся тут с утра до вечера.

   - Словно медом вам школьный двор смазали,- ворчит Власьевна.

   Медом не медом, а интересно, хлопотно и весело стало на школьном дворе.

   Во-первых, пионерская работа.

   Во-вторых, Лена Павловна. Сколько она всякого рассказывает, с ней не соскучишься!

   Потом - Таня и ее книги. Почти все ребята перечитали "Тимур и его команда", принялись за "Школу".

   Таня на выдумки неистощима. На сеновале она устроила убежище, там собираются друзья: Таня, Нюра, Саша, Алеша, Петя, Манька, ну и, конечно, Климушка и круглая Тонька. Забегают и сестры Веселовы. А Таня звену и название придумала: "Звено дружных". Лена Павловна и Саша одобрили.

   В каждой работе, в каждой затее звено дружных впереди. И работают вместе, и в лес идут вместе. Принесут грибов, ягод и ссыплют на одну сковородку, в одну чашку. Все ребята к звену тянутся. Малыши только и мечтают, когда их в пионеры возьмут.

   В субботу убирали школьный огород. Веселое это дело - собирать урожай! Таня больше всего любит дергать морковку. Ухватит ботву, понатужится и вытащит. А морковка чистая, толстая, как веретено с намотанной пряжей. Отрежет Таня ботву, бросит морковку в ведро, и зазвенит ведро на весь огород.

   На соседней грядке Нюра с Манькой занялись свеклой. Саша с Климушкой - помидорами. Тане всё как-то не верится, что это помидоры. Они не мягкие и не красные, а плотные, светло-зеленые, словно лаком покрыты, блестят. Сашка и Климушка складывают помидоры в корзинки; их не понесут в подполье, а поставят дома. И Саша уверяет Таню, что они тоже станут красными.

   Власьевна довольна: она любит, когда во дворе много народу, спорится работа. Ходит она от амбаров к огороду и обратно, звенит ключами и всё замечает.

   - Зачем на ботву наступаешь? Ботва в корм скотине пойдет... Зачем лопатой свеклу ранишь? Загниет потом... Бобы вот сюда складывайте, шелушить будем потом, на досуге.

   Покрикивает, ворчит, а видно, что рада.

   В амбаре делается всё красивее и красивее. Таня заглянула туда... и ахнула. Словно в пещере Али-Бабы, разбойника. Морковь лежит, как золотые слитки. Гранатовая свекла, мраморная редька, пышные и важные тыквы, нежно-зеленые стручья гороха, взъерошенный лук...

   Даже жалко подумать, что скоро такую красоту сложат в глубокие ямы и засыплют песком. Но зато, уверяет Нюра, овощи всю зиму будут свежие и сочные.

   А на огороде стало скучнее: грядки выворочены, ботва посохла, только капуста по-прежнему нарядная, расселась, как барыня. Ее до первого снега не тронь.

   Было хлопотно и весело, стало еще хлопотливей и веселей: приехала Галина Владимировна, учительница первого класса. Забежала в огород и звонко крикнула:

   - Здравствуйте, ребята!

   Ребята повскакали с мест и бросились к ней, чумазые, перепачканные землей.

   - Здравствуйте, Галина Владимировна! Здравствуйте!

   - Не подходите, выпачкаете...- И сразу к Леночке.

   - Будем знакомы... Галина.

   - Лена,- отвечает Леночка и смотрит на Галину Владимировну пристально. И вдруг целует ее.

   - Вот хорошо, что приехала, а то я всё одна да одна...

   - А теперь будем вместе. Ну, чем помогать?

   Галина Владимировна Тане сразу понравилась: молодая, веселая, кудрявая, хохотушка, не повернется без песни. Глаза у нее черные-черные, как смородинки, лицо смуглое, и в уголке рта притаилась черная родинка. И Власьевна ей обрадовалась:

   - Здравствуйте, Галина Владимировна! Прилетел соловушко!

   С Леной они сразу подружились.

   - Ну,- говорит Галина Владимировна,- Власьевна, мне комсомол поручил проверить, готова ли школа к занятиям. Дайте-ка мне ключи.

   Побежала Галина Владимировна в школу, пришла обратно и морщит нос.

   - Не понравилось мне в школе.

   - Как не понравилось? - строго спрашивает Власьевна.- Уж я чистила-чистила, мыла-мыла, нигде ни пылинки не найдешь.

   - Вы не обижайтесь, Власьевна, чисто-то чисто, а красоты нет1 Надо, чтобы малыши в класс пришли и им понравилось. Надо, ребята, цветов.

   - Откуда? - говорит Саша.- Цветов-то уж нет, луга покосили.

   - Ромашка да шиповник есть еще по угорьям.

   - Шиповник долго не стоит, осыпается,- говорит Нюра.

   - Значит, надо, ребята, красивых веток нарезать.

   - Да ведь кругом сосна и елка.

   - А мы подальше пойдем, за холмы, там осинники.

   Ну и пошли на другой день ребята в поход. Целый День бродили, принесли осиновых багряных веток, покрасневшего брусничника, вереска с черными ягодками. Прибили ветки над дверями, над окнами в классах.

   Нюра принесла из дому горшочек с бальзамином. Алеша - герань в банке.

   И так нарядно, весело стало в классе у малышей, да и во всей школе, что захотелось скорее заниматься.

   А молодым учительницам всё мало.

   - Давайте, ребята, сделаем для малышей подарки,- говорит Леночка.- Каждому на парту поставим.

   И вот снова открылась целая мастерская. Только на этот раз у Власьевны в кухне: в школе пачкать нельзя, через неделю первое сентября.

   Натаскали ребята лоскутков, коры, шишек и принялись за дело. Саша вырезал из коры лодочки, девочки делали куколок из тряпок, перочистки. Алеша рисовал яркие картинки, а Петька очень ловко мастерил из сосновых и еловых шишек различных животных: журавля на тонких ногах, поросенка, ежика.

   Нехитрые подарочки, а всё-таки малышам приятно.

   Вот так и работают целый день, а тут еще круглая Тонька тоже прибавляет хлопот. Вечно рот у нее перепачкан: все ребята суют ей кто хлеб, кто огурец, кто морковку. Жует-жует целый день,- и как живот не заболит? Все за ней смотрят, а у семи нянек дитя без глазу. Один ее умоет, другому кивнет, утри, дескать, а тот и забудет. И ходит Тонька с мокрым лицом. А то посадят ее на гряде среди капусты, да и займутся своими делами,- спохватятся,- а она спит, как Дюймовочка, на капустном листе! Толстуха, а непоседа, вечно что-нибудь вытворит. Один раз в луже выкупалась, а то углей наелась... Ну нет с ней сладу!

   Вечер. Кончилась работа. А ребятам уходить не хочется.

   Девочки в горелки играют:

   "Гори, гори ясно, чтобы не погасло! Глянь на небо, звезды блестят, журавли летят..."

   А мальчики, как всегда,- в лапту.

   Таня не знает, к кому примкнуть. И в горелки побегать хочется, померяться силами с быстроногой Манькой, и мальчишки к себе зовут:

   - Айда, Чижик, к нам! Давай скорей сюда! Чего тебе с девчонками возиться!

   И Таня выбирает лапту.

   Галина Владимировна и Лена сидят на крылечке.

   - Война кончится, ты здесь останешься? - спрашивает Галина Владимировна.

   - Не знаю... Я хочу дальше учиться.

   - А чему?

   - На математический хочу, это так интересно.

   - Нет,- говорит Галина Владимировна,- это не для меня. Я вот хочу садоводом быть. Вернусь на Украину, а там враги сады повырубали. Вот я и стану наново сажать. Еще лучше прежнего насажаю!

   - А школу бросишь?

   - Ну, что ты, что ты! - пугается Галина Владимировна.- То я в свободное время. Без ребят я никак не могу. А сейчас в особенности. Знаешь, как у нас ребята отстали? Ведь им два года учиться не пришлось. Разорили фашисты мою Украину... Города сожгли, сады вырубили... Людей угнали... Вот и сестренка моя неизвестно где мыкается... Сколько работы у нас впереди!..

   - Значит, уедешь?

   - Уеду, уеду, Леночка. Всё отстроим, всё вырастим. Будут снова у нас сады цвести и девушки песни петь мои любимые.

   И Галина Владимировна запевает бархатным грудным голосом: "Ой, у лузи да ще при дорози червонна калина..."

   Ребята бросают игры, присаживаются на ступеньках, слушают. Вот уже Манька подхватила припев, и Леночка не выдержала...

   И несется над угорьями, над темными еловыми лесами, над бревенчатыми избами песня о белых хатках, о вишневых садах, о червонной калине и бескрайней степи.

   А потом замолкнет, тихо-тихо станет, и Саша скажет:

   - Лена Павловна, расскажите что-нибудь.

   И тут уже Лена начнет рассказывать, всё больше про войну.

   От нее узнали ребята и про Зою Космодемьянскую, и про Александра Матросова и про Гастелло. Леночка хорошо рассказывает,- так бы сидели и слушали всю ночь.

   Но выходит на крыльцо Власьевна и говорит:

   - Не довольно ли, полуночники? Пора и честь знать.

   - Ну еще минуточку,- просит Таня.

   - Нечего-нечего, отцы-матери дома заждались.

   - Сейчас уйдем,- говорит Нюра примиряюще,- только нашу споем, "Дружную".

   "Дружная" - теперь песня звена. Леночка научила. Пока не споют, не разойдутся по домам.

   - Запевай, Манька.

  

   Кто в дружбу верит горячо,

   Кто рядом чувствует плечо,

   Тот никогда не упадет,

   В любой беде не пропадет.

  

   И ребята подхватывают:

  

   А если и споткнется вдруг,

   То встать ему поможет друг.

   Всегда ему надежный друг

   В беде протянет руку.

  

   И так, с песней, спускаются в деревню.

   Устанет за день Таня и упадет на кровать камешком.

   А Лена еще долго сидит за столом, роется всё в книгах, заметки себе делает,- видно, к занятиям готовится. Волнуется Лена,- как-то у нее в школе дело пойдет?..

  

   Послезавтра в школу. В последний раз собралось звено дружных по грибы, по ягоды в темный лес.

   Теперь когда еще удастся выбраться? Разве что а какое-нибудь из воскресений. И то, если учеба пойдет хорошо, не надо будет догонять и подтягиваться.

   Власьевна не велела Тане собирать "всякую чепуху",- сыроежек, лисичек, опят.

   - Знаю я, натащишь всякого сору, а теперь надо дельно по грибы ходить: грузди да рыжики для засола брать. Всякая мышь к зиме готовится, а мы разве хуже? Я уже и кадушки пропарила.

   Поля лежали голые, сжатые. Ячмень уже высушили и овес скосили. А трактор всё стучал в поле, поднимая зябь для будущего лета.

   Из-под ног то и дело вспархивали полевые петушки с куропаточками. За ними тянулся выводок. Некуда бедным птахам спрятаться, побегут теперь на картофельные поля.

   Саша поймал одного птенца, подержал в ладонях, подышал на темечко и отпустил. Куда его, такого щуплого?

   На болотцах зарозовела клюква, протянула свои длинные ниточки. Таня нарвала было горсть, бросила в рот и сразу выплюнула. Ух, какая твердая и кислая!

   - Дурная ты,- говорит Саша,- разве клюкву теперь щиплют? Ее после первого мороза брать будут.

   В молодом ельничке набрели ребята на племя рыжиков. До чего же ладненький, красивый гриб!

   Словно медные пятаки рассыпались по зеленой траве. Таня как присела на корточки, так и просидела час, только ножиком взмахивала.

   До деревни Таня несла корзину, закрытую еловыми лапами, а у деревни их сбросила. Пускай все видят, с какой добычей домой идет!

   На крыльцо взошла, нарочно топая ногами, чтобы Власьевна скорее выглянула. В сенях застучала в дверь ногой, звонко крикнула:

   - Власьевна!

   Власьевна не откликалась.

   Таня поставила корзину на пол, рванула дверь и вбежала в кухню.

   Хотела было снова крикнуть Власьевну, да осеклась: посреди кухни стояла незнакомая высокая, худая женщина. Лицо у нее красивое, тонкое, но было в нем что-то такое горькое, что Таня невольно затихла. Маленький рот был крепко сжат, а очень черные глаза смотрели печально и строго.

   На полу стоял чемодан, а около печки Власьевна, как будто растерянная.

   Женщина устало посмотрела на Таню.

   - Здравствуйте,- пробормотала девочка.

   - Здравствуй,- тихо сказала женщина и нагнулась над чемоданом.

   Таня потопталась на месте и, осторожно открыв дверь, выскользнула из кухни.

   "Ну и ну! Кто же это такая? Скоро ли она уйдет отсюда?" Таня не знала, как ей быть. Бежать ли к Леночке или посидеть тихонько на крыльце и подождать, пока эта строгая женщина уйдет из дому?

   Но тут дверь приоткрылась и высунулась голова Власьевны.

   - Иди сюда,- сказала Власьевна.- Это заведующая новая. Здесь с вами жить будет, а я в сторожке.

   Заведующая повернулась к Тане.

   - Как тебя зовут, девочка?

   - Чижик... то есть Таня...

   - Как? Таня?..

   Женщина вдруг быстро взглянула на девочку, отвернулась к окну и замолчала...

   - Так вот, Таня,- начала она снова спокойным и ровным голосом,- мы будем жить вместе. Я люблю, чтобы в доме было чисто и тихо. Иначе я не могу работать. Я тоже постараюсь тебе не мешать. Меня зовут Мария Дмитриевна.

   Таня стояла столбом и, не мигая, смотрела на новую знакомую.

   Мария Дмитриевна чуть повернула голову:

   - Ну, займись своими грибами, Таня...- сказала она, и губы ее вдруг дрогнули.

   Девочку словно ветром сдуло.

   Таня стояла на крыльце и грустно смотрела вдаль.

   В домике было тихо, но не той мирной, веселой легкой тишиной, как бывало раньше.

   Нежаркое солнце скрылось за серыми облаками. Лес казался совсем черным и суровым, только кое-где пылали красным огнем осины. Первый мелкий осенний дождик засеял сквозь редкое сито облаков.

   Кончилось лето.

   Кончились необыкновенные, хлопотливые, трудовые каникулы.

   Наступила осень.

  

  

   От волнения Таня плохо спала эту ночь. И окончательно проснулась, когда солнышко только-только показалось из-за леса. Лена была уже на ногах. Она кипятила чай и жарила картошку.

   Таня сразу услышала, что картошка подгорает, хотя Лена стояла у самой печурки. Таня опасливо взглянула на сестру. Лена была бледная, строгая какая-то, не домашняя.

   "Волнуется",- подумала Таня и притихла.

   За стеной начала одеваться Мария Дмитриевна.

   Лена очнулась.

   - Завтракай, Чижик, и иди в школу.

   - А ты?

   - Я приду позже. Мы теперь не будем ходить вместе. И помни, Чижик, в школе ты не должна называть меня Леной.

   - А как же? А если мне нужно будет спросить у тебя что-нибудь?

   - Придется называть меня по имени-отчеству.

   - Хорошо,- покорно вздохнула Таня. И окончательно присмирела.

   Она наскоро позавтракала, еще раз проверила книги в школьной сумке и побежала в школу.

   Несмотря на ранний час, много ребят уже толпилось у школьных дверей. И всё шли и шли школьники из дальних колхозов, из-за лесов, из-за холмов. Вот группа ребят из Бекрят, пятеро из Запальты, десять из Полюдья, а в гору поднимаются всё новые и новые.

   У дверей школы густо навалены еловые лапы. Прежде чем войти в сени, ребята тщательно вытирают сапоги. В школе должно быть чисто. Дежурная по коридору, Нюра Валова, стоит на пороге и осматривает обувь:

   - Покажи ноги... Иди обратно, на каблуке грязь.

   Мимо такой с грязными ногами не проскочишь!

   А в коридоре ребят встречает Власьевна. Каждой группе она кланяется и говорит приветливо:

   - Ну, в добрый час, в добрый час! С почином вас, ребятушки! С пятерками, четверками, а двойки - ну их к шуту! Не нужны они нам совсем!

   Ребята смеются, вешают в раздевалке свою одежонку и разбегаются по классам.

   Мария Дмитриевна, строгая и спокойная, осматривает школу, как полководец войска перед боем. Она заглядывает в классы,- чисто ли там,- проверяет бак с кипяченой водой, внимательно оглядывает ребят.

   Ребята, проходя мимо нее, сдерживают шаг, идут степенно. Девочки украдкой приглаживают волосы,- мальчики одергивают рубахи.

   К ребята сегодня особенно нарядные. Пионеры все в галстуках. На Саше новая рубашка топорщится, как железная. Сестры Веселовы в одинаковых голубых передничках и от этого еще больше похожи одна на Другую. И даже у Маньки в жидкую косюльку вплетена красная ленточка.

   По коридору ходит дежурный учитель - Марья Петровна. Какая она сегодня торжественная! Платье черное так и шуршит, ботинки блестят, а на плечах белоснежная пуховая шаль. И лицо у нее светлое, спокойное, и вся она тоже праздничная. Старшие ребята прямо к ней бегут:

   - Здравствуйте, Марья Петровна!

   - Можно в класс?

   - Можно, можно. Проходите!

   У двери первого класса стоит Галина Владимировна, принимает малышей.

   Малыши приходят важные-важные, крепко держатся за руку матери или старшей сестры.

   Галина Владимировна помогает им снять пальтишки, улыбаясь, что-то говорит, шутит, смеется, и малыши вдруг сами выпускают руку провожатой.

   Галина Владимировна ставит их в пары, а матери подходят к ней и говорят:

   - Вы уж, Галина Владимировна, в случае чего, не взыщите... мала ведь...

   Тане смешно: чего же они боятся? В школе хорошо, интересно и весело. Она бежит по коридору и заглядывает в первый класс.

   "Ого! как у них славно!"

   На окошках цветы и на учительском столике цветы. На каждой парте немудреные подарки, которые приготовили Таня с друзьями, а на стенах веселые яркие картинки. Их привезла из района Мария Дмитриевна и сама следила, как их развешивали. На одной зайчишки грызут морковку, на другой ребята сажают деревцо, а вон на той смешные утята важно идут к озеру. Очень красиво в классе. Хорошо будет малышам здесь учиться!

   Таня вздыхает. А как-то будет ей, Тане? С арифметикой у нее всегда нелады. И Таня бежит к себе в четвертый.

   В классе уже полно ребят.

   В большинстве это старые знакомые и друзья: Нюра, Саша, Петька-крикун, Алеша и другие, с кем уже и поработано и по грибы хожено, с кем уже ссорились и мирились. Только несколько человек из дальних деревень таращат на Таню глаза. Ну, да это не беда,- познакомятся!

   Таня внимательно вглядывается в ребят. Они ведут себя иначе, чем ученики в городской школе. Как-то серьезнее, солиднее, выдержаннее.

   Все устраиваются по-хозяйски. Садятся на свои прежние места, со своими прежними соседями. Только Таня одна на второй парте.

   - Нюра,- говорит Таня,- Нюрочка, иди ко мне...

   - Не могу,- вздыхает Нюра и косится на Маньку.- Я уж с ней...- Нюра горестно качает головой.

   Манька с независимым видом смотрит в потолок.

   В правой колонке, рядом с Таней, Саша с Алешей. Налево - Паша из Бекрят с Петькой-крикуном. И дальше всё знакомые, двадцать семь ладных ребят.

   "Конечно, это самый лучший класс во всей школе, а может быть, даже во всем районе! Нет, наверно, во всей области!" - с гордостью думает Таня.

   Ребята вытаскивают из сумок кто газету, кто кусок обоев и раскладывают на партах.

   - Зачем это? - удивляется Таня.

   - Как зачем? - отвечает Нюра.- Парта черная,- капнешь чернилами и не заметишь, и всю тетрадку вымажешь. Так аккуратнее.

   - А ведь верно,- Таня жалеет, что она тоже не принесла газету.

   Но Нюра берет свою и аккуратно делит пополам.

   - Возьми, Таня.

   Теперь и у Тани всё в порядке.

   И вот звенит звонок. Тот самый школьный звонок, при звуке которого у Тани всегда вздрагивает сердце.

   Ребята подтягиваются и не спускают глаз с двери.

   Входит учительница. Все встают, и Таня вместе со всеми.

   Лена совсем не п