Карнаухова Ирина Валерьяновна - Повесть о дружных

охожа на себя. Коса скручена в тугой узел и уложена на затылке. Черное платье застегнуто до самого горла, узенький белый воротничок. На рукавах тоже беленькие полоски.

   "И когда это она всё успела?" - растерянно думает Таня.

   - Садитесь, ребята,- говорит Елена Павловна.

   Голос у нее спокойный, а Таня видит: волнуется.

   - Мы с вами уже знакомы,- продолжает учительница,- так что можем прямо приступить к занятиям. Только пусть староста сначала скажет мне,- все ли в классе?

   Нюра встает.

   - По списку в классе тридцать человек, на месте - двадцать восемь. Коля Лапшин болен, Миша Теплых не явился по неизвестной причине.

   - Так,- говорит Елена Павловна,- садись. Значит, Миши Теплых в классе нет?

   И Таня чувствует, что Лена становится спокойнее.

   - У нас сейчас урок русского языка. Откройте тетрадки. Мы напишем диктовку. Я хочу проверить вашу грамотность.

   Как всегда при слове "диктовка", Таня начинает волноваться. Внутри у нее что-то дрожит. Ведь ей непременно-непременно надо написать на пятерку.

   "Наша Родина...",- диктует Лена.

   Двадцать восемь голов склонились над тетрадями. Двадцать восемь перьев забегали по бумаге, и - увы! - как всегда, Таня высунула кончик языка... Медленно диктуя, Лена ходит между партами, заглядывает в тетрадки.

   - Девочка,- наклоняется она к Жене Веселовой,- как ты написала "столица"?

   Так начался учебный год.

   В переменку ребята выбежали во двор. Мальчики быстро затеяли игру в птаху и лапту, а девочки, взявшись за руки, стали в круг и затянули песню.

   Таня носилась с мальчиками за мячом, пока не запыхалась.

   Галина Владимировна играла с малышами в гуси-лебеди. Малыши уже освоились в школе и, когда прозвучал звонок, с визгом бросились в класс.

   А Саша ходит сумрачный; подвел звено Миша Теплых: не все пионеры собрались в школу.

   - Петя,- говорит Саша,- найди Мишку и дай ему жару. Если будет прогуливать, на звено вызовем.

   - Верно! - возмущается Петька,- его надо пробрать.

   На четвертом уроке Елена Павловна сказала:

   - По расписанию у нас должно быть сейчас рисование, но так как у нас еще нет тетрадей и не хватает карандашей, я буду вам читать.

   Ребята обрадовались, зашевелились, зашептались, устроились поудобнее на партах.

   Елена Павловна развернула газету.

   "Подвиг разведчика Сосновского",- прочла она заглавие.

   И притихшие ребята слушали, затаив дыхание, рассказ о юном разведчике, ползли вместе с ним по минным полям, перерезали колючую проволоку, часами лежали зарывшись в снег и с торжеством вталкивали в штабную землянку растерявшегося "языка".

   Рассказ кончился, а ребята сидели неподвижно... Потом посыпались вопросы. Давно прозвонил звонок, а никто не хватался за сумку...

   Елена Павловна, раскрасневшаяся, оживленная, еле успевала отвечать ребятам.

   - Ну, как? - спросила Леночка дома, снимая жакетик.

   - Что "как"? - не поняла Таня.

   - Как я провела уроки? Тебе было интересно? Всё понятно?

   - Всё понятно. И очень-очень интересно,- торопится уверить Леночку Таня,- только не арифметика...

   - Ну, это я уже знаю,- смеется Леночка,- ты арифметики не любишь.

   - А ребята спрашивают: ты нам каждый день читать будешь?

   - Постараюсь, на пятых уроках.

   Таня виснет на шее сестры:

   - Ну, и вправду говорят ребята, что ты самая замечательная учительница на свете!

  

   Вот и начались трудовые будни. В маленьком домике стало совсем тихо. Таня то в школе, то на огороде. Она старается как можно больше времени проводить во дворе; не хочется идти в молчаливый пустой дом. Леночка очень долго задерживается в школе, там проверяет тетрадки, подготавливает карты и картины к следующему дню, советуется о чем-то со старшими товарищами.

   А о Марье Дмитриевне и говорить нечего, она дома почти не бывает: то в школе, то в сельсовете, всё хлопочет, за всем наблюдает. Большое у школы хозяйство! Надо и о дровах, и о крыше, и об учебниках подумать. Да еще собирает Марья Дмитриевна каждую неделю учителей, и они обсуждают всякие дела. Да еще Марья Дмитриевна и третий класс ведет. Все учительницы на ее уроки ходят - учатся. В ее кабинет днем дверь не закрывается: то Власьевна забежит, то учительницы за советом и помощью, а то из сельсовета кто-нибудь. Вот и приходит Марья Дмитриевна домой поздно-поздно, выпьет чаю и ложится спать.

   И некому сидеть у румяной толстухи-печки, песни петь, звякать посудой около фырчащего самоварчика. За ненадобностью самоварчик отправлен в кладовую, а вместо него появился скучный чайник.

   Русская печка давно не топится.

   "Она требует слишком много дров,- сказала Марья Дмитриевна,- а дрова для школы нужны. Мы вполне обойдемся и плиткой".

   А раз Марья Дмитриевна сказала,- так это уж сделано. Она, ух, какая строгая!

   Таня всё еще присматривается к новой соседке. Марья Дмитриевна никогда не повышает голоса, всегда спокойна, вежлива, сдержанна, но как-то при ней трудно засмеяться, запеть, попрыгать. Она никогда ни о чем не расспрашивает Таню, да ей, правда, и некогда. Частенько подъезжает к дому тележка из сельсовета, запряженная вороной лошадкой. Воронко бьет землю копытом, мотает головой, озорно поводит глазами... Марья Дмитриевна сядет в тележку, возьмет вожжи крепкой маленькой рукой, и Воронко сейчас же остепенится, перестанет капризничать и, покорный приказу, бойко побежит по дороге. Возвращается Марья Дмитриевна из района всегда со свертками, ящиками, пакетами... В школе появились новые карты, новые книги для чтения и даже настольные игры.

   И в домике стало чище, удобнее, наряднее. По приказу Марьи Дмитриевны выбелили стены, обили теплым войлоком двери. В сенях появился соломенный коврик, по кухне протянулись половички, на окна встали горшки с цветами.

   Но двери в уютный домик открывались редко,- трудно было застать в нем хозяев.

   Изредка вечером забежит Галина Владимировна и спросит:

   - Марья Дмитриевна дома?

   - Нету, нету.

   - Ну и хорошо, мне что-то попеть охота, а при ней знаешь, Леночка, мне как-то веселиться неловко, строгая она, что ли?

   - Мне кажется,- говорит Леночка,- что у нее какое-то горе. Знаешь, Галочка, она иногда встанет ночью и ходит, и ходит по комнате. А один раз я слышала, что она плакала.

   - Ну, всё равно,- легкомысленно машет рукой Галина Владимировна,- заведующая она хорошая. Смотри, какой порядок в школе навела. Да и нам с тобой помогает много. А до остального нам дела нет.

   - Ты думаешь?..- неопределенно говорит Леночка.

   А Марья Дмитриевна и правда много помогает молодым учительницам. То пересмотрит с Леночкой план урока, то книгу принесет: "Вот почитайте, Елена Павловна, это вам поможет в работе". А то проверит с Леночкой тетради и скажет: "Вот на это надо вам обратить внимание..." Леночка очень дорожит занятиями с Марьей Дмитриевной и говорит Галине Владимировне: "Я после разговора с Марией Дмитриевной всегда как-то спокойней работаю".

   Но за ласковым словом, за теплом и вниманием Таня и Лена по-прежнему бежали к Власьевне.

   Власьевна жила в крохотной сторожке, в которой троим было трудно повернуться. Но там свистал самоварчик, пылала печка, мурлыкал кот, а главное,- Власьевна всегда с интересом выслушивала и Таню, и Лену, давала добрый совет, ободряла и горевала вместе над неудачами.

   - Власьевна,- говорит Леночка,- мне так хочется что-нибудь для ребят сделать. Ведь им сейчас нелегко: и школа, и дома работы много, и в колхозе помогают... Отцы на фронте, а матери устают, не до ребят им.

   - А ты порадуй их, повесели чем-нибудь.

   - Да я и то думаю,- нужно кружок наладить хоровой или пьеску поставить...

   - Хорошее дело, хорошее. И ребятам забава, и нас повеселишь.

   - Власьевна,- говорит Таня,- знаешь, сегодня коза в обморок упала.

   - Какая коза? - волнуется Власьевна.- Уж не наша ли Розка?

   - Нет, чужая. Собака на нее выскочила из ворот, а она бежала-бежала, бряк на спину,- и все четыре ноги кверху!

   - Да вы-то что смотрели, отогнали бы собаку...

   - Мы отогнали.

   - А коза?

   - Полежала, полежала, встала и пошла.

   - То-то,- успокаивается Власьевна.

   Но Власьевна редко бывала свободна.

  

   После уроков Саша прибежал обратно из деревни на школьный двор.

   - Чижик, иди скорей, надо наших ребят собрать, у тети Дуни беда! Машка-свиноматка убежала! Все свинарки с ног сбились, ищут-ищут, никак найти не могут! Идем, поможем!

   Ну, Таня, конечно, рада.

   Ребята побежали на свиноферму. По дороге захватили Алешу. Забрали с собой подымавшихся к школе Маню и Нюру, крикнули Петьку.

   На свиноферме было пусто. Двери на запоре. Все свинарки ушли на поиски.

   Нижняя жердь Машкиной загородки была сломана. На столбе виднелись белые прилипшие щетинки, на пыли - следы острых копыт. Загон был неуютен и пуст без огромной хрюкающей Машки.

   - Ну и ну! - сказал Саша.- Ишь, какую жердину выломала!

   - Ну, как искать будем?

   - Как? Как разведчики, по следам, по приметинам.

   Саша снял щетинку со сломанной жерди.

   - Вот видите, она здесь пролезла.

   - Вот дурень,- сказал Петька,- это мы сами знаем: раз дырка,- значит, пролезла; ты дальше ищи,- вот задавака!

   Саша нагибался к самой земле, нюхал воздух и поучал:

   - Вот видите, тут трава примята, а вон щепка переломана, за всем следить нужно, разведчику всякая примета дорога.

   - Примета! Примета! - заорала Манька.- Что она тут шла, всякому дураку видно. Вон какие следы глубокие. Липовый разведчик!

  

   В огороде, на горе,

   Выросла калина.

   Сашка Машку искал,-

   Чистая картина.

  

   - Отстань ты,- сказал Саша,- балаболка! Я и дальше следы найду.

   Но дальше пошла трава; следы исчезли, и Саша призадумался.

   - Ну, что стоишь? Веди вперед! - издевалась Манька.

   - Ты воздух нюхай, воздух,- поддакивал Петька.

   - А ну вас! - разозлился Саша.- Ищите сами, и я буду искать; еще посмотрим, кто найдет!

   Девочки разбежались по лугу, заглядывали за кусты и в овражки и кричали: "Машка! Машка! Пать! пать! пать!"

   А Климушка, размахивая хворостиной, звал почему-то: "Цып, цып, цып!"

   Таня, подражая Саше, зорко присматривалась к траве, искала следов, щетинок...

   Однако Машки нигде не было.

   - Как же это так, ребята!..- говорил Алеша обиженно.- Вот и найдут ее свинарки.

   - Ну и хорошо, если найдут!

   - Да, хорошо! Надо, чтобы мы нашли,- а то какие же мы пионеры?

   В это время мимо прошел какой-то незнакомый человек:

   - Вы кого ищете, ребята?

   - Свинью.

   - Машку!

   - Сама белая, левое ухо черное...

   - Да она вон там, за ракитником лежит; я только что видел.

   Ребята бросились к ракитнику.

   - Вот какой хороший человек! - сказала Таня.- Это кто?!

   - Не знаю, он не из нашей деревни.

   - А лицо у него какое симпатичное!

   - Наверно, тракторист или механик, они все такие приметливые.

   У ракитника простиралась огромная серая, липкая лужа. Машки не было!

   Петька засунул руки в карманы и сказал:

   - Пошли отсюда, ребята. Этот дядька над нами смеялся. Ничего он не видел.

   - И зачем ему смеяться? - недоверчиво протянула Таня.

   - Конечно, посмеялся, я сразу заметил: у него лицо хитрое.

   - И зачем он ходит по лугам,- прищурилась Манька,- когда все люди работают? Не тракторист он, верно, просто бродяга.

   - Ребята,- оказал Алеша страшным шепотом,- может, это он Машку украл?

   - Он из нее колбас наделает! - крикнула Манька.

   Саша с досады подхватил камешек и бросил его в серое бревно посредине лужи.

   И вдруг... бревно хрюкнуло и повернулось. Негодная Машка валялась в луже, вся вымазанная серой грязью, и из жижи торчали только два уха!

   - Машка! Машенька! Пать, пать, пать!

   - Иди сюда, миленькая, иди, красавица!

   Но Машка только лениво переворачивалась с боку на бок.

   Ребята стали забрасывать ее камешками. Сашка взял у Климушки хворостину и старался хлестнуть свинью.

   Петька подпрыгивал на одном месте и оглушительно кричал: "Бах! бах! бах!" - думая, что свинья испугается.

   А Машка только нехотя выползла на край лужи и дальше решительно отказалась двигаться. На нее не действовали ни прут, ни удары голыми пятками, ни крики.

   - Стойте, ребята,- сказала Таня,- я придумала! Девочки, бегите в ближнюю избу, принесите картофельных очистков...

   - Ну и что?

   - А вот увидите.

   Манька и Нюра побежали в деревню.

   Машка дремала. Мальчики презирали затею Тани.

   - Ничего из этого не выйдет, зря девчонок погнали!

   - Ее бы домкратом поднять...- сказал Петька.

   - Еще что выдумаешь! Свинью домкратом!

   Вспотевшие девочки притащили большое ведро очистков.

   Таня взяла горсть и положила у края лужи. Машка подергала пятачком, похлопала ушами и лежа потянулась к картошке. Но Таня быстро отодвинула кучку подальше. Вкусный запах шел от кожуры и щекотал Машкины ноздри.

   И вот, нехотя и лениво, она поднялась на короткие ноги. Вылезла из лужи, вмиг проглотила шелуху и просительно хрюкнула.

   Таня взяла новую горсть очистков и бросила у своих ног.

   Машка подошла к Тане.

   И вот Таня двинулась с ведром в руках, протягивая вкусную дорожку из картофельных очистков. И Машка пошла по дорожке вслед за Таней.

   Свинья сопела и чавкала, а ребята хохотали, глядя на одураченную Машку. Так они дошли до самой свинофермы.

   А Таня так и не догадалась, что помогли ей старые сказки, помогли мальчик с пальчик и веселый портняжка, уводящий Единорога.

  

   Дни шли за днями.

   Всё так же двигалась и двигалась вперед на запад Советская Армия, всё так же от темна до темна работали колхозники, так же склонялись ребята над тетрадками.

   У каждого были свои заботы, а Иван Евдокимович ходил совсем хмурый.

   В колхозе не хватало рабочих рук. Прискакал из района нарочный, привез приказ: срочно убирайте картошку,- ждут заморозков, падут холода на промокшую осеннюю землю,- и пропадет урожай.

   Частенько выходит Иван Евдокимович на картофельное поле, стоит, опершись на палку, и думает, думает...

   Ветер треплет седую бороду.

   Гектар за гектаром тянутся поля, побуревшая ботва мокнет под мелким дождем, а рук так мало!

   Уже считали-пересчитывали в правлении колхоза, думали, с каких работ можно снять людей, а из райкома всё торопят: скорей, скорей, чтобы ни одного клубня не замерзло!

   Иван Евдокимович пришел к Марье Дмитриевне. Она выслушала его и сказала решительно:

   - Что ж, на субботу с полдня и на воскресенье мобилизую учителей и старших школьников. Сама, конечно, пойду. На остальные дни выделю вам только Власьевну. Учебе ничто не должно мешать.

   - И на том спасибо,- сказал Иван Евдокимович и, вздохнув, ушел.

   Вот он стоит на школьном дворе и всматривается вдаль.

   Что такое детская эта подмога, когда здесь нужны десятки здоровых рук?

   Власьевна подошла к нему, заглянула в глаза.

   - Ну, как?

   - Неважно, Афанасьюшка. Не хотел я помощи просить, да придется. Пойду позвоню в райком, там посоветуют.

   - Иди, иди, в райкоме уж что-нибудь придумают. А ты самому Сергею Ивановичу звони.

   - Конечно, ему...

   - Я вечерком забегу к тебе, Иван Евдокимович.

   - Ну... ну...

   И Иван Евдокимович идет звонить в район.

   Через два дня из райкома сообщили, что организуют помощь из города.

   В субботу всё было готово к приему городских.

   В сельсовете, в правлении колхоза расстелили на полу свежую солому. Женщины принесли подушки, истопили печи. На поле притащили большой котел, приготовили щепу. Стали варить работникам картошку и щи. Щи хоть и пустые, без мяса и масла, да горячие и пахнут свежими овощами и зеленой петрушкой.

   Колхозники тащили кто что мог для дорогих гостей. Тетя Дуня принесла ведро квасу, с фермы прислали творога, для школьников накопили молока. Иван Евдокимович заглядывал повсюду, обо всем заботился.

   - Люди к нам с помощью, мы к ним с приветом. Смотрите, бабоньки, чтобы всё по-хорошему. Лопаты наточены? Мешки приготовлены? Лошади кормлены?

   И вот загрохотали по проселку машины.

   Колхозники сгрудились на крыльце правления. Иван Евдокимович почистил рукавом медали на груди и приосанился.

   Звено дружных, конечно, вертелось впереди всех. Манька всё пыталась влезть на ограду. А Нюра дергала ее за юбку.

   - Слезь! Ты не воробей на ограде сидеть. Люди приедут городские, а ты словно из лесу выскочила.

   Но Манька ее не слушала.

   Вот машины загудели у околицы. Ребята бросились навстречу. Саша распахнул воротца и сдернул шапку:

   - Здравствуйте!

   - Здравствуйте! Здравствуйте!

   Два грузовика были полны людей. Кого тут только не было! И солидные, седоусые рабочие с въевшейся в кожу металлической пылью, и девушки-комсомолки, и военные, и пожилой инженер в больших роговых очках. Шутка ли, пятьдесят человек помощников!

   Люди соскакивали с машин, разминали затекшие ноги и сразу же хватались за лопаты.

   - Куда брести, папаша? - спросил бойкий паренек у председателя.

   - Одну минуточку, молодой человек,- остановил его Иван Евдокимович с достоинством и поднял руку.- Товарищи,- сказал он негромко, но внятно,- колхозники наши благодарят вас за помощь. Спасибо вам, други. Не для себя мы вас встревожили, а для родной нашей армии. А теперь пойдем.

   Люди рассыпались по полю. Работали по двое. Таня с Нюрой, рядом Лена с Галиной Владимировной, потом Власьевна с Марией Петровной. Марья Дмитриевна у весов с карандашом в руке, и дальше, сколько видит глаз, всё клонятся и клонятся люди над черной промокшей землей.

   Таня крепко хватает жухлую ботву и тянет ее на себя. А Нюра вонзает лопату и выворачивает землю. И лежат в яме розовые картофелины, словно маленькие поросята.

   Таня и Нюра сразу переходят к другому кусту, а малыши выбирают картошку из ямы, складывают в ведра, в мешки. Даже круглая Тонька роется в земле. Даже кашинские невесты стайкой работают вместе. А мальчики таскают ведра и, взвесив, высыпают картошку в телеги.

   Ничего, что земля сырая, что на лопату налипают комья, что стынут руки и сверху сеет мелкий холодный дождик. Всё-таки весело работать, когда поле гомонит звонкими голосами.

   Оказывается, не все умеют копать картошку.

   Власьевна подходит к пожилому инженеру. Тот растерянно смотрит на ботву в своих руках. Он как ухватится за нее, так и оборвет у самой земли. А его напарница, молоденькая девушка в пестром платочке, сердится:

   - Ну, что это вы, Георгий Георгиевич, опять?

   - Опять,- беспомощно разводит руками инженер.- Она как-то, простите, обрывается.

   - Что ты на человека нападаешь? - говорит Власьевна.- Может, им впервой приходится. Дайте-ка я вам покажу!

   Инженер и Власьевна склоняются над кустом.

   - Вот так.

   - Благодарю вас,- говорит инженер.- Теперь я понял: способом первого рычага.

   Девушка смеется.

   - А ты не смейся,- останавливает ее Власьевна,- гражданин, наверно, в своем деле на заводе - орел!

   - Ну, на заводе, конечно,- уважительно говорит девушка.

   - То-то,- и Власьевна спешит дальше еще кому-то помочь, еще чему-то научить.

   А народ всё прибывает.

   Пришли из района, из дальней МТС, из лесничества. И тут оказалась проруха: многие женщины-одиночки привели с собой ребят: не на кого было оставить. И вот толкутся они около матерей, мокнут под осенним дождиком, падают в липкую грязь. Хнычут тоскливо и мешают работать. А на них раздраженно шикают занятые люди.

   - Вот что,- говорит Лена Галине Владимировне,- так нельзя. Надо где-то ребят пристроить. Чижик, а Чижик! Иди сюда! Вы с Нюрой соберите всех этих крикунов, а я побегу к Марье Дмитриевне, попрошу пустить их в школу.

   - Да что ты,- говорит Галина Владимировна,- и не ходи! В школе сейчас чистота. Пустят тебе туда этих пачкунов!

   - Да что и ходить,- вступает в разговор тетя Дуня.- Что им там за радость! Ни прилечь, ни присесть, ни чайку попить! Забирай их, Таня, в мою квартиру, и пачкунов, и чистеньких. Там и печку затопите, и щей наварите.

   - Ну, Чижик,- говорит Лена,- зови Нюру и Маню и принимайтесь за дело. Да смотри, чтоб всё было в порядке. А я Ивану Евдокимовичу доложу.

   Так Таня неожиданно делается "заведующей" детским садом.

  

   Восемь ребятишек, мокрой взъерошенной стайкой, жались друг к другу посреди просторной избы тети Дуни.

   От дверей до дорогих гостей по свежевымытому полу шли липкие, грязные следы.

   Таня, Нюра и Манька стояли в сторонке и любовались своими подопечными.

   - Ай и хороши! - притворно-строго качала головой Нюра.

   - Словно воробьи в непогоду! - смеялась Таня.

   - Грязищи-то натаскали, грязищи! - лицемерила Манька, будто не замечая собственных грязных ног.- Вот кого надо на буксир!

   - Что же мы с ними делать будем? - спросила Таня.

   - Сейчас я с ними игру заведу,- заявила Манька.

   - Какую?

   - А какую знают.

   Но Нюра без дальних слов сняла пальтишко, подвязала передник тети Дуни и прикрикнула на подружек:

   - Какую еще игру! Их сначала раздеть и разуть нужно. Сажайте их всех на лавку: мы с тобой. Чижик, будем раздевать, а ты, Манька, пол подотри.

   - Не хочу я пол! Сама подтирай!

   - А не хочешь, так мы тебя вовсе из избы выгоним, сами справимся.

   Манька притихла и пошла за тряпкой.

   Таня и Нюра стащили с ребят сырые пальтишки и платки, сняли с них обувь, растерли холодные ноги. Ребятишки повеселели.

   - Ну, нате теперь, играйте,- сказала Нюра, дала им несколько чурочек, насыпала на столе горсть гороха, груду сосновых шишек, что всегда хранились у тети Дуни для самовара.

   - Дай им. Чижик, еще вон ложки; они ими звенеть будут. А мы пока с тобой печку растопим и щи им поставим. Ты, Манька, чисти картошку.

   Манька хотела было снова поканючить, но потом раздумала, взяла из ведра большую картошину и стала ее чистить так ловко, что тонкая, длинная кожура свивалась спиралью и пружинила, раскачиваясь в воздухе.

   Малыши слезли с лавки, окружили Маньку кольцом, с восхищением глядя на вьющуюся шкурку. А та все вилась и вилась из-под ножа непрерывной ленточкой, а Манька гордо блестела глазами и уже напевала песенку:

  

   Как у нашего двора

   Растянулась кожура.

   Погоди немножко,-

   Будешь есть картошку...

  

   С этого момента Манька стала безраздельной владычицей малышей.

   Кто-то застучал в окно. Таня выглянула. Под окном стоял Петя.

   - Сашка велел узнать - может, что нужно: дров или воды; так я сейчас сделаю.

   - Принеси, Петя, дров посуше, да поколи помельче, а то у меня печь не разжигается,- сказала Нюра.

   Работа закипела по-настоящему.

   "Бух! бух! бух!" - бухал топор на дворе. Петька колол щепу; Нюра чистила морковку; Таня резала капусту; Манька занимала ребят.

   Скоро загудела печь, и в избе стало уютно.

   Ребята играли шишками, стреляли друг в друга горохом. Толстый мальчонка прыгал на одном месте и кричал: "Пиф-паф! пиф-паф!" Белобрысая девчонка завернула полено в тряпочку и баюкала.

   Всё было в порядке; только Таня находила, что а избе слишком шумно.

   Петя уже давно убежал обратно на картофельное поле.

   Таня разжигала самовар, а Нюра перетирала тарелки, когда мальчишка, изображавший пулемет, отчаянно завизжал. Он стоял посреди избы, выпучив голубые глаза, и крупные слезы катились по его щекам.

   - Что такое? Что случилось? - бросились к нему девочки.- Что ты кричишь?

   Но он только бессмысленно топал ногами и кричал: "Там, там, там!"

   Малыши смотрели на него с изумлением, но круглая Тонька разъяснила всё дело:

   - У него горошина в носе сунутая...

   Попробовали вытащить горошину пальцем - не получалось. Заставили мальчишку сморкаться,- горошина сидела прочно.

   Манька предложила воспользоваться крючком для вязанья,- Нюра не позволила. Она взяла соломинку и пощекотала ею в свободной ноздре. Мальчишка оглушительно чихнул, и злополучная горошина вылетела на пол. Все облегченно вздохнули.

   - Собери-ка ты, Маня, весь горох да выброси, а то они его еще в уши засунут.

   К этому времени поспели щи; девочки разлили их по тарелкам, мискам, чашкам и начали кормить ребят.

   Ребята проголодались, ели за обе щеки, просили прибавки.

   Манька отдыхала, а Таня и Нюра сбились с ног. Одного покорми, другому подлей, третьего вытри.

   Саша приоткрыл дверь, заглянул в избу.

   - Ну, как, справляетесь с мелочью?

   - Справляемся, справляемся! - степенно ответила Нюра.- Всё по-хорошему!

   - То-то! - сказал Саша и скрылся.

   Девочки устали. "Что же теперь с ними делать?"

   - А теперь спать положить, как в очаге... тихий час.

   - "Не пищать и не кричать, а ложиться быстро спать!.." - запела Манька.

   Она коршуном налетела на малышей, хватала их и укладывала на кровать тети Дуни. Четверо поместилось На кровати, для остальных расстелили на полу тулуп.

   Уставшие за день малыши не сопротивлялись, и скоро теплое сонное дыхание наполнило избу.

   Таня бессильно опустилась на скамью.

   - Вот бы они, Нюрочка, подольше спали!

   - Да, как же! Поспят они!

   - А проснутся,- надавать им тумаков, так опять заснут! - предложила Манька.

   - Ну уж, ты скажешь!

   Девочки сами принялись за щи. Беседовали полушепотом, степенно, чтобы не разбудить малышей.

   Так мирно и тихо прошли час, другой, а на третий с кровати послышалось пыхтение. Кто-то пыхтел всё громче и громче. В пыхтении появились плаксивые ноты, взвизгивания. Нюра и Таня бросились к кровати и замерли от ужаса: беловолосая Катя просунула голову между прутьев кровати! Туловище ее лежало на матрасе, а голова торчала наружу. Сдерживая слезы, Катюша ерзала и извивалась, стараясь освободить голову, но уши ей мешали. Перепуганные Таня и Нюра пытались ей помочь, но ничего не выходило: уши мешали голове пролезть обратно.

   - Что делать, что делать, Нюрочка? Она же так задохнется!

   Услышав страшное слово, Катюша испугалась и завопила так ужасно, что Манька вскочила с лавки, проснулись ребята. Они с удивлением смотрели на туловище девочки, видное с кровати, затем слезали на пол, обходили спинку кровати и с любопытством всматривались в Катину голову.

   - Чижик,- сказала Нюра,- беги скорее, кого-нибудь позови!

   Таня бросилась в поле. Пока она бежала, ей мерещились всякие ужасы: Катина голова оторвалась и лежит уже на полу или девочка задохлась среди железных прутьев. И Таня разыскала Власьевну, уже захлебываясь от слез.

   - Что случилось, Чижик? - испугалась Власьевна.

   - Там... Катюша... в кровати запуталась, сейчас умрет...- залепетала Таня.

   Власьевна не стала расспрашивать, вонзила лопату в землю и бросилась к избе. Заплаканная Нюра метнулась ей навстречу.

   - Тетенька, помогите!

   Власьевна подошла к Катюшке, попробовала ее повернуть так и этак. Уши мешали.

   - Воды и мыла,- приказала Власьевна.

   Нюра и Таня бросились к тазу, разом схватились за него, стукнулись лбами, выронили таз. Потирая ушибленные места и не глядя друг на друга, налили воды, понесли таз к Власьевне. Манька уже тащила мыло.

   Власьевна густо намылила голову Кати, легко нажала на темечко, и скользкий мыльный шар проскользнул сквозь решетку!

   - Ну, вот и всё! - облегченно вздохнула Власьевна.

   Не обращая внимания на рев, она вымыла девочку, вытерла полотенцем и взяла ее на руки.

   - Ну, тихо, тихо, всё прошло! Вот придешь ко мне, я тебе конфетку дам!

   При мысли о конфете Катюша сразу успокоилась, а Таня смертельно испугалась,- что, если другие малыши услышат про конфету и все начнут совать голову между прутьев?!

   Но, к счастью, никто ничего не слыхал.

   - Вот что, девочки,- сказала Власьевна,- в избе вы с ними замучитесь. Дождик перестал, солнышко проглянуло, ведите-ка их во двор, там они сами побегают и поиграют, только приглядывайте.

   До самого вечера всё было благополучно. Но когда солнце стало садиться за темные леса, ласточки низко летать над землей, зашумел предвечерний ветерок, и девочки забрали ребят в избу, начался настоящий концерт! Ребята визжали, ревели, орали: "Мама! К маме! К маме хочу!"

   И тут на помощь пришла Манька.

   - Тихо! - крикнула она, покрывая разноголосый рев.- Сейчас представление показывать буду!

   И показала!

   Она скакала, прыгала, вертелась колесом. Она мяукала, кукарекала, прыгала, как лягушка, пела песни.

   Таня смотрела на нее с невольным восхищением. Вот так Манька!

   А ребята забыли о своих горестях и весело смеялись.

   Вот и ночь пала на землю. За окном темно и сумрачно. Глухо гудят деревья; снова сеет мелкий серый дождь.

   Ребята спят, почмокивая во сне. Нюра с круглой Тонькой ушли домой.

   Тетя Дуня вернулась с поля, не раздеваясь, рухнула на лавку и заснула крепким сном. Манька устроилась на полу около ребят.

   - Маня,- шепчет Таня,- ты не поспи еще немножечко, я пойду Лену проведаю.

   - Иди,- говорит Манька и уже засыпает.

   - Манька, ты не спи, надо, чтоб был дежурный,- тормошит ее Таня.

   - Я не сплю,- и Манька громко всхрапывает.

   Таня взглядывает на мирно спящих ребят, на тетю Дуню, машет рукой и бежит в правление колхоза. Там на полу, на лавках, на столах спят люди. Сторожиха на корточках раздувает круглую печурку. То и дело задремывает, вздрагивает, просыпается, снова дует, снова дремлет... Люди спят крепким сном. Тяжелый выдался сегодня денек!

   При свете коптилки Лена и Иван Евдокимович, Марушка, инженер и Марья Дмитриевна щелкают на счетах, подсчитывая, что сделано за день, что надо сделать завтра.

   Таня подходит к сестре, но Лена так занята и так устала, что не замечает Таню. Девочка тихонько целует сестру в щеку и идет на свой пост.

   Прошло и воскресенье.

   Половина картофельных полей была убрана.

   Вечером уезжали городские. Уже зашумели машины, уже забросили в них мешки с картошкой - подарок колхоза, уже погрузили лопаты, а люди не хотели расставаться.

   - Так вы, Георгий Георгиевич, летом к нам непременно приезжайте,- говорит Власьевна.- У нас летом куда как хорошо!

   - Обязательно, обязательно, Афанасия Власьевна. Если будет отпуск, приеду.

   Иван Евдокимович благодарит уезжающих, жалеет, что мало побыли.

   - Ну, конечно, сам понимаю, на заводе тоже дело ждать не может.

   Девочки стоят на крыльце тети Дуниной избы, окруженные своими питомцами. И каждая мать, подходя за своим, говорит сердечно:

   - Спасибо вам, девочки!

   И вот уж затарахтели машины, зашуршали колеса, и скрылись вдали друзья из города.

   В деревне вдруг стало тихо-тихо, женщины вздохнули неслышно и снова взялись за лопаты.

  

   Петр Тихонович настоящий волшебник! Вчера он сказал пригорюнившейся Леночке: "Не грустите, Лена Павловна, завтра обязательно письмо вам привезу". И вот оно лежит на столе, долгожданное, родное письмо от папы. Таня не хочет вскрывать его без Леночки - она должна сейчас прийти.

   Таня вертит треугольничек в руках и жадно рассматривает его. Много дорог прошло письмецо, во многих побывало руках, вот и кончики погнулись, и пятнышки появились на белой бумаге. Может быть, военный почтальон пробирался с ним под пулями через луга и леса, полз по минным полям, переплывал бурные реки...

   А папа писал его, верно, в танке - вон масляное пятнышко село на оборотную сторону... И думал о своих девочках...

   Леночка, не раздеваясь, села на кровать и вскрыла письмо. Конечно, папа не мог писать, а теперь он будет писать чаще.

   "...Но не бойтесь, если будет опять перерыв в письмах. Сейчас мы так стремительно идем вперед, что и почте порой трудно за нами угнаться. Мы идем с боями по чужой земле, освобождаем от фашистов города и села, и трудовой народ встречает нас, как родных, как защитников, как надежду.

   Вчера враги, отступая, взорвали мост, и местные крестьяне сами вышли из ближайших сел и стали наводить переправу. Три часа работали они в ледяной воде и все сделали к приходу наших войск.

   Девочки мои дорогие, вы должны гордиться, что наша армия, наш народ встал на защиту всех порабощенных, неся им счастье и свободу. Мне никогда не забыть, как засыпали наши танки цветами, как поднимали детей на руках. Расскажите об этом всем друзьям, дочурки, пусть все радуются и гордятся..."

   Многое еще писал папа, и Лена вечером понесла его письмо в школу и в правление колхоза, и читала выдержки из него и Власьевне, и тете Дуне, и дяде Егору. Долго говорили о нем на деревне. И все как будто выросли на голову. А Таня поняла, что Советская Армия не только защищает свою Родину, но и весь мир.

   На другой день пришло письмо и от Андрея.

   Но тут вышла неприятность.

   &n