align="justify"> И стало завидно
Отцу-горе,
Там, в Валгалле.
* * *
Довольно ты славы
Себе набрал!
Ты наш - так пожалуй
Ко мне на пир!
И вот за тобою
Пришла змея:
Олег, сюда!
Норманнские звуки воспалили сердца варягов,- и внезапный крик поднялся между ними. Они стали дружно плечо с плечом и громким хором запели:
Не пеший убогий, а гордый ездок
К Одину спешит во дворец:
Наш брат прешагнул за валгаллский порог:
- Давай ему пива, отец!
Старшина, с жезлом в руках, идет вперед. Народ окружает лужайку, волнуется, змеится и, с трудом повинуясь усилиям учредителя надгробных игр, попятился назад и составил сцену живого амфитеатра.
Выходят на поприще двое широкоплечих мужчин: они долго рассматривают друг друга, меряются глазами, сошлись: рука с рукой, нога с ногой; уж один колеблется, но впять утверждается на ногах; ломают, гнутся то направо, то налево; мышцы натянуты; ноги и руки их в беспрестанном движении: но вот оба на скошенной траве поскользнулись и ударились лбом об лоб, как два быка ревнивых, бодающихся в поле,- раздается хохот. Раздраженные борцы, стиснув зубы, проклинают зрителей и вот схватились, обнялись, как будто навек, и вместе колыхаются: грудь давит грудь, колено бьет колено; пошатнулся один, ноги подкосились, спина гнется назад. Уж победитель сцапал побежденного, приподнял его и долго держал на воздухе. Толпа кричит: ура! Борец, размахнувшись, грянул обземь соперника. Учредители игр уносят падшего; другой спесиво удаляется, И ему вслед кричат похвалу.
Сцена переменяется.
Вот с правой стороны явилось четверо мальчишек. "Давай, давай!" - кричат они, махая кулаками. Выходят слева четверо других, одинакового роста. Сразились. Кулачные удары сыплются словно град с обеих сторон, но чаще теряются в воздухе, нежели попадают. Вдруг один из мальчиков громко завизжал: товарищи его смутились. "Отдай, отдай",- кричат все четверо - и ударились бежать.
Выходят к ним на помощь трое удалых юношей. Но и с другой стороны являются защитники большого роста,- и юноши свалились, как скошенные колосья. Выбегают новые заступники, те остановились, и оба ряда бойцов стоят и глядят друг на друга: ноги их неподвижны; они качаются на чреслах и, собираясь с силами, метят, где ловчее ударить соперника. "Теперь пойдет драка не на шутку,- говорил народ.- Постойте, братцы, скажите прежде, как будете играть? Лежачего бить или нет?" - "Нет",-закричали бойцы. "Начинайте же!"
Пустились в бой; удары редки, сухи, тверды: то в челюсть, то в лоб, то в бока, то в грудь высокую. Кость об кость то и дело ударяет, но не слыхать ни жалоб, ни стенания: только слышно какое-то глухое кряхтенье, похожее на однозвучный шум топора, рубящего деревья.
Вот один справа отступил на ш>г; соперник вперед; пятится второй; противник на него. Правая сторона слабеет, а ца дружно подается вперед. "Наша взяла!" - закричали на левой. "Нет, нет!" - отвечают другие, и целая шайка справа кинулась сражаться.
Народ гудет и во все глаза смотрит на борьбу. С обеих второй валятся избитые плечистые бойцы. Тут два древлянина ринулись на падшего и стали его топтать и бить без пощады. "Не та игра,- закричала толпа,- лежачего не бить! Таково было условие!" Шум и крик поднялись кругом. "Лежачего-то и бить",- возразили древляне. Тогда со всех сторон бросились на них, вытащили их из круга и покатили вниз с горы. Шайка древлян вступилась было за них, но вмиг отражена киевлянами. Последовало минутное молчание, но опять живее начался бой.
Вдруг богатырского роста муромец, который сначала неподвижно взирал на драку и только быстрыми глазами как будто подстрекал то одних, то других, решился и пошел на помощь одоленной стене борцов. "Стойте! - закричал он побежденным.- Стойте и смотрите!" Вот он подвигается вперед, как каменометница в осаде, засучивает кулаки и вызывает на бой целую шайку. Как победители увидели известного своею силой муромского бойца, страх внезапно заменил спесь. Живая стена колеблется, однако ж стоит; вдруг повернулись все, ударились бежать и скрылись в толпе зрителей. Муромец же остался на поприще один; поглаживая усы и бороду, глядит вокруг себя и тщетно ожидает новых соперников.
Зрители твердят меж собой: "Поворотлив! силен! молодец!" Одно имя на всех устах. Все лица, все движения выражают ему хвалу и славу.
- Ай да муромец! - закричал Игорь.- Подавай,- сказал он любимцу своему Мстиславу,- подавай свою кунью шапку, и вы, новогородцы, выньте из-за пазухи чего-нибудь молодцу: ну добро! расстегнитесь, не жалейте! - И, обратись к победителю, князь продолжал: - Вот тебе дар за удальство твое! Люблю, люблю! словно каменьями их закидал. Туча было поднялась, да где ни взялся вихорь - и тучи не стало. Так-то и мы с тобой, друг Свенельд, только бы пуститься, врагов всех раскрошим и разгоним.
- Увидим,- говорили между собою мужики области древлянской, оскорбленные унижением своих одноземцев,- увидим! Как бы тебя не раскрошить? Ведь ты не Олег! - и, приговаривая ругательные слова, подошли опять к медовым котлам, черпнули еще в них и, пихая вправо и влево кулаками, стали продираться сквозь толпу.
- Не пускай их,- сказал князю Мстислав,- ведь они тебе понадобятся на сходке.
- Пускай их идут,- отвечал Игорь,-волка как ни корми, а он все в лес глядит.
- Смотри, князь, как бегут и пихают, не поклонясь тебе,- сказал Свенельд,- и спасибо не скажут!
- Э! боярин! - возразил старый полянин,- еще теперь, слава Бел-богу, они людьми глядят; а спроси-ка у наших старух, что от них прежде бывало. Как эти гости жаловали на наши сельские игрища, так у отцов из хоровода дочерей крали; беспрестанно от них набег на наши поля, то и дело разбой да пакости.
- Ну уж и мы сегодня хорошо их угостили,- сказал Игорь, захохотавши громко,- не могу вспомнить, как они полетели с холма! Если они с той поры кубарем катятся, то, чай, давно к своим дверям привалили. Да что и вы, друзья варяги, не потешите дух усопшего? Обнажите-ка мечи аль пуститесь побороться: ведь и вы на то горазды, еще их научите!
- Князь! поздно, уж наши почти все разошлись. Посмотри, они там толкуют под холмом, да вон и пошли к городу; видно, дело задумали. Сем-ка, и мы к ним пойдем. Поздно, поздно, пора кончить игрища, уж смеркается; там за лесом, вот, видите, уже месяц серебрится...
- Куда спешить? - возразил сын Рюрика и начал лениво растягивать руки...- Да где Свенельд?
- И он с ними пошел,- отвечал варяг.
- Пойдем же к нему, да велите пирога, меду да пива ведро отнести к маме-старухе, да скажите ей, чтоб пришла сказки сказывать. Пойдемте! У меня, старики, у самого теперь что-то вертится на уме! Услышите! Дайте срок, и мое время прогремит!
- И конечно! - отвечал, приближаясь к князю, купец Мстислав Многоуст,- конечно, прогремит, погромче прошлого: вишь, гром небось любит лето, а не седую зиму. Пойдем за князем,- продолжал он, обращаясь к киевлянам-купцам,- проводим его честь честию до палат да по приказанию князя угостим купцов ильменских. Я возьму к себе самых домовитых,- а оттого, что, признаться, не в обиду вам, у меня хата покраснев ваших. Смотрите же, сажайте их в передний угол, под домовыми богами, не жалейте ни каши, ни пива: так всем приказано. А ты, сын мой, беги навстречу к трем новогородичам, которым ночлег отведен в избе моей... Я сам к ним сейчас буду... да вели потеплее натопить баию, беги!
Настала ночь. У подошвы холма сверкают огни. Там расположилась на мягкой мураве толпа пришедших на зрелище, которым в самом Киеве не было пристанища; они ждали утренней зари, чтобы с малыми детьми возвратиться домой. <...> Они соединили своих девиц и малых детей в середину, легли вокруг них и всю ночь стерегли их от ненадежных соседей; попечительные матери, усыпляя детей своих однообразными песнями, приговаривали таинственные слова; сведущие старухи на ночь вешали внучатам своим на шею высушенных летучих мышей, которыми они всегда запасались для предохранения от бед и от черного глаза, а взрослые мальчишки непрестанно били в железные доски и кричали, чтоб отгонять голодных волков, выбегавших из лесу. Ни тем, ни другим страх не дозволял сомкнуть глаза, и ночь всем казалась бесконечною.
Острый, новый курган возвышается одиноко на горе Щековице, господствуя над волнистым Днепром и над любимым городом усопшего правителя. Сама природа как будто бы заготовила здесь заморскому витязю предреченную могилу.
ВОЛКОНСКАЯ Зинаида Александровна (1789-1862). Известная русская писательница, композитор, музыкант. Родилась в знатной и образованной княжеской семье Белосельских-Белозерских. Глава ведущего московского литературного салона 20-х годов, где читали свои стихи А. С. Пушкин, П. А. Вяземский, Е. А. Баратынский, Д. В. Веневитинов, И. И. Козлов. Они единодушны в суждениях о выдающихся талантах хозяйки. И не только они. Париж рукоплещет пению русской княгини, когда она выступает на сцене частного театра в опере Россини "Итальянка в Алжире". Х. А. Волконская сама пишет музыку для оперы "Жанна д'Арк" и выступает в заглавной роли на своей домашней сцене.
Одарена З. А. Волконская и как поэт, писатель, исследователь. Не один раз обращалась З. А. Волконская к сюжетам из русской истории. Ее увлекло изучение русского и скандинавского фольклора, археологических свидетельств, обращение к русским летописям. "Тысячеглавое чудовище общественного мнения", говоря словами В. Г. Белинского, побудило писательницу издать результат своих исследований анонимно. Исторический роман "Славянская картина" вышел на французском языке в Париже в 1824 году. После его перевода и публикации на русском языке З. А. Волконская стала первой женщиной, удостоенной избрания в члены Общества истории и древностей российских при Московском университете.
Новый замысел - эпическое сказание о легендарной княгине Ольге, задуманное в трех частях. При жизни автора лишь несколько отрывков было опубликовано в журнале "Московский наблюдатель" в 1836 году.
З. А. Волконская глубоко сочувствовала декабризму. Родной брат ее мужа - Сергей Волконский был в числе наиболее решительных заговорщиков. Кузина З. А. Волконской, Екатерина Трубецкая, жена Сергея Трубецкого, и Мария Волконская, жена Сергея Волконского, уезжают вслед за мужьями в Сибирь, и княгиня Зинаида устраивает им многолюдные торжественные проводы. Их демонстративность вызывает высочайшее неудовольствие. К Бенкендорфу направлен полицейский донос. Пребывание в России все более осложнялось - Волконская решила покинуть родину. В 1829 году она навсегда уехала в Италию. Утрата родины не прошла бесследно. Творческая активность писательницы ослабела: "Сказание об Ольге" так и не удалось закончить.
Текст второй, третьей, пятой и шестой глав (песен) романа печатается по изданию: Волконская З. А. Сочинения, Париж - Карлсруэ, 1865.
Стр. 12. Вайзгантос (Вайжгантас) - литовское божество льна, покровитель ткачества - основного занятия женщин.
Лада - одно из древнейших общеславянских божеств, богиня весенне-летнего плодородия, покровительница свадеб и брачной жизни.
Перун - бог грозы, молнии, грома и войны у славян.
Один - верховный бог в скандинавском пантеоне.
Криве (Криву-Кривайтис) (литовск.) - название верховного жреца у балтских народов.
Стр. 13. Вайделоты (вайдалоты) (литовск.) - языческие жрецы-прорицатели.
Чернобог - злое божество западнославянской мифологии.
Стр. 15. Бел-бог - бог удачи и счастья в западнославянской мифологии.
Стр. 16. Волос (Велес) - у древних славян бог богатства, скотоводства, плодовитости.
Стр. 17. Тор - в скандинавской мифологии бог грома, бури и плодородия, второй по значению из верховных божеств после Одина. Небесный богатырь, защищающий богов и людей от великанов и чудовищ своим громовым молотом.
Азы (асы) - общее название группы основных скандинавских божеств, возглавляемых отцом большинства из них Одином.
Валгалла (Вальхалла, Вальгалла) -в скандинавской мифологии место пребывания павших героев.
Стр. 18. Венедский - венецианский.
Стр. 19. Повойник - головной убор замужней женщины.
Стр. 21. Камка - восточная шелковая ткань с цветными узорами.
Упсала - религиозный и политический центр древней Щвеции, известен с IX века.
Стр. 24. Скопа - хищная птица из семейства соколиных.
Стр. 27. Каган - титул главы хааарского государства.
Стр. 29. Аскольд - легендарный киевский князь, варяг. Согласно летописи, он вместе с князем Диром был коварно убит в 882 году Олегом, пришедшим с дружиной из Новгорода.
Стр. 34. Hанна - скандинавская богиня, супруга одного из асов (см. выше) - Балдера (Бальдра), любимого сына Одина. После смерти мужа была сожжена на погребальном костре вместе с конем Бальдра и кольцом Одина.