Главная » Книги

Порозовская Берта Давыдовна - Мартин Лютер

Порозовская Берта Давыдовна - Мартин Лютер


1 2 3 4 5 6


МАРТИН ЛЮТЕР

Его жизнь и реформаторская деятельность

Биографический очерк Б. Д. ПОРОЗОВСКОЙ

OCR М. Бычков

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

I. ДЕТСТВО И ГОДЫ УЧЕНИЯ

Происхождение Лютера и его воспитание. - Школьное "чистилище". - Последствия такого воспитания. - Годы учения в Магдебурге и Эйзенахе. - Пребывание в доме Котта. - Университетская жизнь. - Занятия схоластикой. - Лютер - магистр. - Поступление в монастырь

II. ЛЮТЕР - ВЕРНЫЙ СЫН ЦЕРКВИ

Лютер в монастыре. - Аскетизм и душевные терзания. - Штаупиц и его влияние. - Идея об оправдании верой. - Приглашение в Виттенберг. - Поездка в Рим и ее значение. - Лютер - доктор богословия. - Деятельность Лютера в роли проповедника и профессора

III. РАЗРЫВ С РИМОМ

Теория индульгенций. - Тецель и торг человеческими грехами. - Первый протест. - Обнародование тезисов. - Содержание и значение их. - Впечатление, произведенное тезисами. - Приерий и Гогстрастен. - Поездка в Гейдельберг. - Resolutiones. - Отношения к папе и собору. - Письмо к Льву X. - Отношение Рима к Лютеру. - Аугсбургский сейм и переговоры с Лютером. - Каетан и Мильтиц. - Лейпцигский диспут. - Первая характеристика Лютера современником. - Результаты диспута. - Разрыв с церковью

IV. ЛЮТЕР - РЕФОРМАТОР ГЕРМАНИИ

Союз с гуманистами. - Меланхтон и его роль в реформационном движении. -

Эразм о Лютере. - Ульрих фон Гуттен и Франц фон Зиккинген. - Лютер в роли национального вождя. - Его программа: "Послание к христианскому дворянству". - Сочинение "О Вавилонском пленении церкви". - Революционный тон сочинений. - Последнее обращение к папе. - "О свободе христианина". - Сожжение буллы. - Настроение общества. - Карл V и его церковно-политические принципы. - Вормский сейм. - Осуждение Лютера. - Похищение

V. ЛЮТЕР И СОЦИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Лютер в Вартбурге. - Перевод Библии и его значение. - Виттенбергские беспорядки. - Карлштадт и Цвикауские пророки. - Возвращение Лютера. - Письмо к курфюрсту. - Реформа в богослужении. - Церковные песни. - Успехи реформации. - Начало реакции. - Разрыв с гуманистами. - Рыцарское восстание. - Томас Мюнцер и крестьянское восстание. - 12 статей. - Отношение Лютера к князьям и крестьянам. - Реакция Лютера. - Последствия восстания. - Лютер пред судом истории

VI. ЦЕРКОВНАЯ РЕФОРМА

Второй период реформаторской деятельности Лютера. - Союз с князьями. - Письмо к Генриху VIII. - Консерватизм Лютера. - Догматика Лютера. - Учение об оправдании одной верой и его влияние на народ. - Подчинение церкви государству. - Осмотры церквей и приходов. - Катехизисы Лютера. - Отступления от прежней программы. - Роль проповедника. - Заботы о народном образовании. - Полемика с Эразмом. - Учение о несвободе воли. - Борьба с сектантами и сакраментариями. - Учение об евхаристии у Лютера и Цвингли. - Марбургский диспут и нетерпимость Лютера. - Аугсбургский сейм. - Лютер в Кобурге. - Нюрнбергский религиозный мир

VII. ИНТИМНАЯ ЖИЗНЬ ЛЮТЕРА

Женитьба Лютера. - Катерина фон Бора. - Лютер в кругу семьи и друзей. - "Застольные речи". - Трудолюбие реформатора. - Его слог. - Физические и нравственные страдания. - Искушения Лютера. - Вера в дьявола. - Сомнения и самоуверенность реформатора

VIII. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЛЮТЕРА

Приготовления к собору. - Неуступчивость Лютера. - Новые разочарования. - Бигамия Филиппа Гессенского. - Прогрессирующий упадок нравственности и жалобы Лютера. - Несогласия среди теологов. - Трагизм положения Лютера. - Ожидание страшного суда. - Стойкость и непримиримость Лютера. - Смерть его

ВВЕДЕНИЕ

  
   В конце XV века католическая церковь, казалось, достигла кульминационного пункта своего могущества. В лице папы и многочисленной духовной иерархии она держала под своим несокрушимым гнетом, под своим не допускавшим никаких сомнений авторитетом всю средневековую жизнь. А между тем уже в начале следующего столетия в Германии - стране, в которой римская курия распоряжалась особенно самовластно, вспыхивает религиозная революция, охватившая всю Западную Европу и оторвавшая от римской церкви всю северную Германию, часть Швейцарии, Нидерланды, Скандинавские государства, Англию, Шотландию и часть Франции. Чем же объяснить столь резкий переворот?
   На самом деле, при всей грандиозности этого переворота в нем не было ничего неожиданного или случайного. Реформация XVI века, как и все великие исторические перевороты, подготовлялась долго, целыми веками. Уже давно церковь, несмотря на свое возрастающее могущество, шла по пути, который неизбежно должен был привести к катастрофе. Уже давно внутреннее состояние ее - невежество духовенства, его мирские привычки, жадность и безнравственность вызывали громкие жалобы во всех странах католического мира. Основная причина этого упадка, бесспорно, заключалась в светской политике папства, в его отступлении от спиритуалистического начала. Поставив целью всей своей деятельности одни земные интересы, одну заботу об увеличении церковной территории, папы, естественно, должны были вмешаться в политику, оставив совершенно в стороне свое духовное назначение и заботясь главным образом о деньгах, без которых ничего нельзя было достигнуть в политическом отношении. Они стали эксплуатировать христианское учение, искажая догматы и делая почти из каждого из них доходную для себя статью. Таким путем выработалась сложная и коварная финансовая система, опутавшая всю Западную Европу, но с особенной беззастенчивостью эксплуатировавшая слабую в политическом отношении Германию.
   Результаты этой системы более или менее известны. Продажа должностей повлекла за собой испорченность высшей иерархии. Обязанные своим назначением не своим личным достоинствам, а большей или меньшей сумме, внесенной в папскую канцелярию, высшие духовные лица большею частью мало заботились о духовных нуждах паствы и преследовали своя личные мирские цели. С высшего духовенства деморализация скоро перешла на низшее, и в особенности на монашество. Образование, которым в средние века отличалось духовенство, почти совершенно исчезло из этого сословия. Большая часть духовных лиц не имела никакого образовательного ценза, а если что и изучала, то лишь бесплодную схоластическую философию. О Библии большинство имело более чем смутное представление. Легко понять, какое влияние могло оказывать подобное духовенство на народ. Невежество, суеверие, формальное отношение к религии даже намеренно поддерживались духовенством, так как давали ему возможность эксплуатировать массу.
   Но подобный порядок вещей, естественно, должен был вызывать протест со стороны людей благомыслящих. И действительно, уже с XII века мы замечаем во всех странах более или менее сильную оппозицию против церкви. Эта оппозиция выразилась в образовании сект; таковы были секты катаров или альбигойцев в конце XII века, вальденсов [1] и др. Все они имеют один общий идеал: все стремятся преобразовать церковь в принципе, воскресить первые времена христианства, положить в основу церковного устройства Библию и устранить все учреждения и догматы, находящиеся с нею в противоречии. Но и в самой церкви уже давно возникали движения к ее возрождению. Уже Арнольд Брешианский около 1140 года проповедовал, что духовенство для своего спасения должно отказаться от всякого земного имущества. Против политической власти пап ратовал и знаменитый Бернард Клервосский в первой половине XII века. Еще сильнее оппозиция против светского характера церкви выразилась в мистицизме. Немецкие мистики XIV века, как, например, Экхарт, Таулер, Сузо [2] и другие, хотя и не выступали прямо против церкви, не отрицали ее авторитета, но сильнейшим образом восставали против крайнего формализма в религии, громили разврат духовенства и стремились к нравственному возрождению человечества путем проповеди и чтения Библии на родном языке. Но одновременно с этим направлением в разных концах Европы обнаруживались идеи, клонившиеся к полной революции в церкви. Таково было прежде всего учение знаменитого оксфордского профессора Уиклифа, отрицавшего всю церковную иерархию и монашество и признававшего единственным источником веры Священное Писание [3]. Затем в первой половине XV века подобная же попытка преобразования церкви возникла в Чехии под влиянием проповеди Гуса и его единомышленников. Учения эти были осуждены как еретические и подавлены; но в народе идеи этих "реформаторов до Реформации" не переставали жить и отчасти подготовили почву для деятельности более счастливых реформаторов XVI столетия. Вся литература XIV и XV веков, как ученая, так и народная, проникнута сознанием порчи церкви и необходимости реформы. В народных немецких сатирах XV и начала XVI века зло и едко высмеиваются нравы католического духовенства. Мало того, сама церковь, в лице своих лучших представителей, отцов Констанцского и Базельского соборов [4], открыто высказала мысль о необходимости своего преобразования. Таким образом, оппозиционное течение, замечаемое рядом с возрастающим могуществом римской церкви, никогда не прекращалось и при известных благоприятных обстоятельствах должно было проявиться с особенной силой. Вот это-то благоприятное для церковной революции положение вещей и наступило в Германии в начале XVI века.
   Дело в том, что великое реформационное движение, которым открывается новая эра в истории Западной Европы, не было явлением исключительно религиозным или церковным. В этом движении выразился протест против всего средневекового порядка вещей и средневекового миросозерцания. Как мы уже заметили, средневековый католицизм в своем историческом развитии перестал быть только вероисповеданием; он сделался целой системой, налагавшей свои рамки на всю культуру и социальную организацию католических народов. Своим универсализмом и теократизмом он давил национальность и государство; его клерикализм создавал духовенству привилегированное положение в обществе, его догматизм замыкал мысль в самые тесные рамки. Понятно, что против него в конце концов должны были начать борьбу и национальное самосознание, и государственная власть, и светское общество, и усилившееся в последнее время образование. К началу XVI века идеи Реформации назрели почти везде. Возрождение классического мира, замечательные открытия в области географии и астрономии будили мысль, усыпленную и подавленную церковным авторитетом, указывали ей новые пути. Книгопечатание давало возможность широкого распространения новых знаний, новых идей. Но практические выводы из этих идей были немыслимы благодаря гнету церкви, не допускавшей никаких изменений в том, что было установлено ею из своекорыстных целей. Естественно, что мысль, перестав питаться прежней мертвечиной и окрепнув от новой свежей и здоровой пищи, скоро расправила свои крылья и попыталась сбросить с себя давившие ее оковы. Борьба Рейхлина [5] и других гуманистов с "темными людьми", едкие сатиры Эразма Роттердамского, направленные против обскурантизма и схоластики, являются как бы прелюдией церковной революции. Особенно важны в этом отношении труды знаменитого Эразма, Его издание греческого текста Нового Завета, его комментарии к латинскому тексту и отцам церкви и многие другие труды, положившие начало науке библейской критики и экзегетики [6], послужили подготовительными ступенями для Реформации в научном отношении. Недаром у современников сложилась поговорка: "Эразм снес яйцо, а Лютер его высидел".
   Таковы в общих чертах были причины, сделавшие новые попытки к освобождению от церковного порабощения более энергичными и более плодотворными, чем все предшествующие. А то, что церковная революция должна была начаться именно в Германии, понятно само собой. Нигде религиозное чувство не было так сильно развито, как у немцев, и в то же время нигде это чувство не эксплуатировалось с такой беззастенчивостью римской курией, которая при этом даже не стеснялась выказывать свое презрение к обираемой ею нации. Но особенный успех возникшего в Германии движения объяснялся еще и другими обстоятельствами, не имевшими прямого отношения ни к порче церкви, ни к гнету курии. Дело в том, что в Германии в то время происходило сильное брожение во всех слоях общества. Все были недовольны: и рыцари, сильно обедневшие и потерявшие свое прежнее значение, и крестьяне, которых обедневшее дворянство притесняло все больше и больше, и низший слой городского населения, среди которого происходило социальное движение против возраставшего капитализма. Но интересы этих недовольных групп не совпадали; между ними, напротив, существовал редкий антагонизм. Необходимо было поэтому найти такой пункт, на котором сошлись бы интересы всех сословий, а таким пунктом было общее недовольство курией. Понятно, что за церковную реформу должны были ухватиться все: и князья, увидевшие в ней средство противодействовать могуществу императора и его объединительным планам, и рыцари, мечтавшие поправить свои делишки присвоением богатых церковных имуществ, и горожане, во внутреннее управление которых постоянно вмешивалась церковь. А о простых людях и сельском населении и говорить нечего, если вспомним, что над ними-то главным образом и тяготели все эти аннаты, паллии [7], индульгенции, десятины другие денежные поборы, под разными названиями шедшие в сундуки местного духовенства и отчасти самих пап.
   Итак, почва для того громадного переворота, который известен под названием Реформации, была уже давно подготовлена. Недоставало только человека, который явился бы истолкователем того, что смутно сознавалось всей Германией, и бросил бы искру в этот веками накоплявшийся горючий материал. Этим истолкователем явился Мартин Лютер, а искрой, от которой вспыхнула религиозная революция, был знаменитый спор об индульгенциях.
  

I

ДЕТСТВО И ГОДЫ УЧЕНИЯ

   Знаменитый германский реформатор родился 10 ноября 1483 года в Эйслебене, главном городе тогдашнего графства Мансфельд в нынешней Саксонии. Родители его, Ганс и Маргарита Лютеры, были бедные крестьяне из деревни Мера того же графства, недавно только переселившиеся в Эйслебен, чтобы искать заработка в местных рудниках. О крестьянском происхождении Лютера свидетельствует он сам в своих автобиографических заметках. "Я сын крестьянина, мой отец, дед и прадед были истые крестьяне", - говорит он даже с некоторой гордостью. И действительно, хотя отец Лютера по своим занятиям стоял ближе к сфере промышленной и сам он провел юность в бюргерской обстановке, тем не менее крестьянское происхождение оставило на нем отпечаток на всю жизнь. Из крестьянского дома он вынес свое необыкновенное, для нынешних нравов прямо немыслимое трудолюбие; оттуда же его трезвый взгляд на вещи, его врожденный практический смысл при всем его несомненном идеализме; наконец, крестьянским же происхождением в значительной степени объясняется консерватизм этого человека, произведшего одну из величайших революций, - консерватизм, благодаря которому он так медленно порывал со стариной, а порвав, старался сохранить из нее все, что только прямо не противоречило его учению.
   Будущему реформатору было шесть месяцев, когда родители его из Эйслебена переселились в городок Мансфельд, славившийся рудниками. Здесь Лютер провел первые 14 лет своей жизни - период, о котором он сохранил весьма тяжелые воспоминания. Первое время родители его сильно бедствовали. Только упорный труд и крайняя умеренность спасали их от нищеты. Отец работал в каменоломнях, мать на спине носила дрова. Впоследствии, однако, Ганс Лютер благодаря своей энергии достиг значительного благосостояния и даже был избран в члены городского магистрата.
   Детство реформатора протекло, таким образом, среди материальных лишений, в суровой трудовой обстановке. Но еще более, чем эти лишения, повлияло на его характер то суровое воспитание, которое дали ему родители. Ганс Лютер представлял из себя тип настоящего немецкого крестьянина - прямого, откровенного, энергичного и страшно упрямого. Более развитый, чем большинство людей его круга, он, несмотря на свою глубокую религиозность, был чужд суевериям окружающей среды; монахов он прямо ненавидел. Зато мать Лютера, по свидетельству современников, обладая всеми качествами доброй и благочестивой матери семейства, была крайне суеверна и такого же крутого нрава, как и отец. К воспитанию своих детей оба супруга относились очень серьезно. Несмотря на скудость средств, Ганс Лютер старался дать своему первенцу приличное образование и когда ему минуло семь лет, отдал его в мансфельдскую школу. Маленький Мартин рано обнаружил блестящие способности, так что отец из всех сыновей предназначал его одного к ученому званию.
   Несмотря, однако, на эту заботливость родителей, мальчику, как мы уже сказали, жилось далеко не весело. Из-за сурового характера родителей, не допускавших проявлений нежных чувств, в связи с тогдашней системой воспитания, в которой главную роль играли частые телесные наказания, мальчик жил в вечном страхе. От природы пылкий и несколько упрямый, он проявлял иногда дурные наклонности, которые родители старались искоренить не иначе как мерами строгости. Лютер сам рассказывает, что мать из-за какого-то ореха избила его однажды до крови. В другой раз отец его наказал так сильно, что мальчик бежал из дома и долго не мог потом привыкнуть к отцу и опять полюбить его. "Родители мои, - говорит Лютер, - держали меня сурово, отчего я и сделался робким. Их строгость и суровая жизнь, которую я вел с ними, были причиною того, что я впоследствии ушел в монастырь и сделался монахом. Побуждения их были прекрасны; но они не умели различать особенностей характера, с которыми всегда должны быть соразмеряемы и наказания".
   Жизнь в школе была продолжением домашней. Учителя маленького Мартина отличались еще более бестолковой строгостью, чем родители. Даже в зрелые годы он не мог без ужаса вспомнить "о школьном чистилище, где ученики ничему не научались, благодаря частым сечениям, трепету, страху и воплям". Достаточно сказать, что сам Лютер, несмотря на свои способности и прилежание, в один день был 15 раз "знатно исполосован". Из этого "чистилища", где он оставался до 14 лет, Мартин вынес очень мало - кроме чтения и письма, он научился лишь 10 заповедям, Символу веры, молитве Господней, грамматике и духовному пению.
   В такой неприглядной обстановке протекли детские годы Лютера. Бедность и лишения только закалили его мужество, приучили его к трудолюбию и умеренности, но безотрадная жизнь в угрюмом родительском доме и наводившей ужас школе сделали его робким и запуганным и рано заставили уйти в свой внутренний мир. Религиозность родителей придала этому миру религиозную окраску. Но религия не доставляла мальчику никакой отрады. В этом отношении на Лютере сказалось влияние матери. Христос казался ему грозным неумолимым судьей, при одном имени которого мальчик бледнел от страха. "Я постоянно был занят мыслью, - рассказывает Лютер о своем детстве, - сколько мне нужно совершить добрых дел, чтобы умилостивить Христа, от которого, как от неумолимого судьи, как мне говорила мать, многие убегали в монастырь".
   В 1497 году родители отправили 14-летнего Мартина в Магдебург для поступления в тамошнюю францисканскую школу. Здесь ему жилось еще хуже. Родители еще не были в состоянии содержать его, и мальчик, предоставленный самому себе, должен был поддерживать свое существование нищенством, обходя с своими товарищами деревенские дворы и распевая псалмы. Подобная жизнь, да еще воспитание под надзором монашества, не могли, конечно, развить в нем более светлое миросозерцание. Магдебург, находившийся в ведении майнцского архиепископа, представлял картину самого строгого церковного управления. Нищенствующие монахи, пользуясь выгодами своего положения, словом и примером распространяли уважение к иноческому житью и привлекали в свой орден самых избранных учеников. Особенно сильно потрясло душу Лютера одно впечатление, которое не изгладилось и в счастливые дни его жизни.
   "Я видел своими глазами, - рассказывает он, - ангальтского принца, бледного, как смерть, измождившего свое тело суровым постом и бдением. Он ходил в монашеском капюшоне, сгибаясь до земли под тяжестью нищенской сумы, и просил хлеба Христа ради, между тем как впереди шел крепкий здоровый монах, которому в 10 раз легче было бы снести его бремя; но благочестивый князь не давал ему этого. Кто смотрел на него, невольно приходил в умиление и начинал стыдиться своего светского состояния".
   В Магдебурге Лютер оставался не более года. Отец, узнав о претерпеваемых им лишениях, приказал ему отправиться в Эйзенах: здесь у него было много родственников, и старик рассчитывал, что они окажут поддержку его сыну. Но его надежды не оправдались. Родственники не захотели или не могли помочь молодому Лютеру, и он по-прежнему должен был жить подаянием. Не раз приходилось ему выслушивать отказ, сопровождаемый обидными замечаниями, и возвращаться домой голодным, с пустыми руками. Ему уже приходила в голову мысль отказаться от образования и вернуться к родителям, чтобы по примеру отца добывать свой хлеб в рудниках. Наконец судьба сжалилась над ним. Однажды, после того как юный Лютер тщетно стучался в несколько дверей, он остановился, погруженный в грустные думы, у дома богатого гражданина Котта, жена которого, Урсула, давно уже обратила внимание на молодого школьника и полюбила его за приятный голос и усердную молитву. В это время она случайно выходила из дома. Увидав печального юношу, она сжалилась над ним, накормила его, а через несколько дней окончательно приняла в свой дом. Это обстоятельство имело громадное и благодетельное влияние на жизнь Лютера. Наконец-то он почувствовал себя свободным от того материального гнета, под которым жил до сих пор. Спокойная обеспеченная жизнь в доме богатых людей, их приветливость и ласка подействовали на него возрождающим образом. Прежняя запуганность и забитость мало-помалу исчезли, и в юноше проснулось бодрое жизнерадостное чувство. В доме Котта он впервые узнал значение семьи, влияние женщины и родительской любви; дома он никогда не знал их мягкого согревающего света. Здесь же в нем проснулось и чувство изящного. Во время одной болезни он самоучкой выучился играть на флейте и лютне, и с тех пор музыка навсегда осталась его любимым искусством.
   Благодетельное влияние новой обстановки сказалось и на его школьных занятиях. Эйзенахская школа была одна из лучших в то время. Ректор ее, Иоганн Требоний, по-видимому, находился под влиянием гуманистов.
   Он имел обыкновение, входя в класс, снимать свой докторский берет перед учениками, так как, говорил он, в числе их могли оказаться будущие бургомистры, канцлеры и ученые. После бесчеловечного обращения школьных "палачей" в Мансфельде подобное отношение, конечно, должно было! производить сильное впечатление на Лютера. Оно будило в нем чувство собственного достоинства, доверия к своим силам, благородное честолюбие. И действительно, Лютер с жаром предался занятиям и в короткое время не только пополнил многие пробелы прежнего образования, но и опередил всех своих товарищей.
   После трехлетнего пребывания в Эйзенахе 17 июля 1501 года Лютер, которому минуло 18 лет, переселился в Эрфурт и поступил в тамошний университет.
   С университетской жизнью для Лютера, по-видимому, начинается новая эра успехов, сулящих ему блестящую будущность. Он был записан на философский факультет под именем Martinus Ludher ex Mansfeld. Здесь преподавание носило еще старый схоластический характер, хотя рядом с такими представителями схоластической философии, как ректор университета Иодокий Трутфедер, в Эрфурте подвизался уже кружок молодых гуманистов. Лютер с жаром занялся изучением схоластической философии. Он усердно читал сочинения Оккама, Скота, Фомы Аквинского, не пропускал ни одной лекции, обращался за советами и указаниями к профессорам, работал в библиотеке. Диспуты, устраиваемые при университете, развивали его природный ораторский талант и подготавливали будущего замечательного диалектика. Но в то же время он не пренебрегал и классиками, читал Цицерона, Вергилия, Ливия, хотя читал их не просто для выработки стиля, как это делали гуманисты, а обращая главное внимание на внутренний смысл и извлекая из них полезные практические наставления. Одаренный прекрасной памятью и живым восприимчивым умом, он усваивал все чрезвычайно легко и скоро стал обращать на себя всеобщее внимание. Уже в 1503 году Лютер получил степень бакалавра и с нею право читать философские лекции. Материальное положение его к тому времени было лучше, чем когда-либо. Дела отца настолько поправились, что он нашел возможным назначить сыну определенное содержание. Ганс Лютер возлагал большие надежды на своего первенца. Гордый его талантами, он готовил его в юристы и мечтал о том, что со временем его Мартин займет место советника при каком-нибудь князе. По его желанию молодой Лютер стал теперь заниматься юриспруденцией, хотя его самого гораздо более влекло к теологии, науке, как он выражается, "исследующей ядро ореха, мозг пшеничного зерна и костей". Поэтому он наряду с юридическими науками с гораздо большей охотой и успехом стал изучать отцов церкви, Августина и сочинения мистиков, взгляды которых расходились с господствующими церковными взглядами, а вся суть религии для них заключалась в вере. Но особенно сильное впечатление произвело на него чтение Библии, на которую он случайно наткнулся в университетской библиотеке. До сих пор он не имел о ней понятия; он знал лишь те отрывки Евангелия и апостольских посланий, которые читаются в церкви по воскресеньям, и думал, что это все. Легко представить себе, с какой жадностью он набросился на свою находку. Лютер только и мечтал о том, как бы приобрести самому подобную книгу. Вообще религиозное настроение, воспитанное в нем в детстве, с годами только усиливалось. Он молился часто и долго; но это, впрочем, не мешало ему теперь быть веселым студентом, которого все товарищи любили за живой общительный нрав. Успехи в университете немного кружили ему голову, рождали честолюбивые мечты. Он сам рассказывал впоследствии, что в Эрфурте у него был друг, который во время одной его болезни на выраженные им опасения о своем здоровье сказал: "Не беспокойся, любезный бакалавр! Ты еще будешь некогда великим мужем!" Очевидно, слова эти запали Лютеру в душу; он верил им, как предопределению Божию. В предчувствии чего-то великого, ожидающего его в будущем, он работал неутомимо. В 1505 году он получил степень магистра. Возведение в эту степень сопровождалось в то время торжественными церемониями, факельными процессиями и т. п. Это льстило тщеславию молодого ученого. Даже в зрелые годы, когда реформатор был пресыщен славой, он с удовольствием вспоминал о своих тогдашних ощущениях. По-видимому, Лютер вполне проникся честолюбивыми планами старика Ганса. А между тем, к величайшему изумлению друзей, к невыразимому огорчению и негодованию отца, он в том же 1505 году покидает свет и вступает в монастырь. Как же это случилось?
   После того, что мы сказали о студенческой жизни будущего реформатора, о его страстном увлечении наукой, этот шаг, конечно, должен показаться совершенно неожиданным и непонятным. На самом деле вся совокупность религиозных представлений, действовавших на него с детства, незаметно влекла его в монастырь. Лютер не был из числа тех, которые любят науку ради нее самой; при всех своих занятиях он всегда преследовал субъективные практические цели: он искал в науке лишь ответа на те вопросы, которые занимали его с детства, - вопрос об отношении человека к божеству, вопрос о том, как умилостивить грозного Судью, как заслужить свое спасение. И теперь, среди занятий наукой, среди упоения успехами и славой и веселых развлечений молодости его не покидали те же неотвязные думы. Каждая мысль о смерти, о вечности и Страшном суде потрясала его душу. Таким, каким он был - он чувствовал это, - он не мог бы предстать пред Господом. Но сухая, бесплодная схоластическая философия не могла разрешить его сомнений. Оставалось одно средство, то, на которое указывала постоянно церковь, как на единственный верный путь к спасению, - поступление в монастырь. Два случая окончательно повлияли на решение Лютера. Рассказывают, что один из университетских его товарищей, некий Алексей, умер неожиданно - по одним известиям, был поражен ударом молнии, по другим же, - был убит возле Лютера рукой изменника. Это событие сильно потрясло душу молодого человека. Он невольно стал задавать себе вопрос, что станется с ним, если он также внезапно будет призван Богом. Скоро после того, возвращаясь после летних каникул от родителей в Эрфурт, Лютер был настигнут в дороге страшной грозой Оглушительный удар грома раздался вблизи, молния ударила в нескольких шагах от Лютера. В ужасе он воскликнул: "Святая Анна, помоги мне! Я буду монахом!"
   Этот обет вырвался у него нечаянно, но он не был из тех людей которые вступают в сделки с совестью. Через две недели он исполнил свой обет. В 1522 году, посвящая отцу сочинение о духовных и монашеских обетах, он откровенно сознается, что не по доброй воле принимал пострижение, а в минуту отчаяния, среди ужасов смерти; что он шел в монастырь без ведома родителей в то самое время, когда отец уже выбрал для неге в невесты богатую и хорошую девушку; когда сам он чувствовал век немощь плоти 22-летнего юноши. Лютер расставался со светом не без сожаления, не с холодным чувством старческого разочарования, а приносил действительно великую жертву своим убеждениям. Он бежал в монастырь от мирской суеты и соблазнов, чтобы тяжкими подвигами умерщвления плоти заслужить спасение души своей у гневного Бога.
  

II

ЛЮТЕР - ВЕРНЫЙ СЫН ЦЕРКВИ

   Это великое событие в жизни будущего реформатора совершилось 17 июля 1505 года. Накануне он в последний раз созвал друзей своих на товарищескую пирушку, забавлялся с ними пением и музыкой и только при прощание поразил их неожиданной вестью. Напрасно упрашивали они его отказаться от своего намерения. Эта вечерняя пирушка была последней данью его миру, юности, дружбе. Уже в ту же ночь он поспешил в августинский монастырь, отослав университету свой магистерский перстень. Из книг он взял с собой лишь Вергилия и Плавта, все прочие возвратил книгопродавцам. Родителей и отсутствовавших друзей он уведомил письменно о совершившемся факте.
   Легко представить себе горе старика Ганса, когда все надежды, возлагавшиеся им на сына, внезапно рухнули. "Он чуть не сошел с ума - рассказывает сам Лютер, - написал мне письмо, в котором снова обращался ко мне на "ты" - с тех пор, как я стал магистром, он писал мне "вы" - и навсегда отрекался от меня". Только спустя два года, благодаря смерти двух других сыновей и распространившемуся слуху о мнимой смерти Мартина, старик смягчился и простил непокорного сына, хотя никогда не мог совершенно примириться с его монашеством.
   Но Лютер в то время не обращал внимания на гнев и горе отца. Он видел пред собой одну лишь великую цель, и по сравнению с нею никакая жертва не казалась ему слишком великой.
   Монахи приняли его с радостью. Предпочтение, оказанное их званию и ордену одним из наиболее уважаемых членов университета, конечно, было им очень на руку. Но в то же время они считали нужным смирить его гордость ученого, показать ему, что его знания не имеют никакой ценности в стенах монастыря. Сами отличаясь невежеством, члены конвента даже боялись умственного преобладания тех из монахов, которые обнаруживали любовь к просвещению. И вот, отчасти с целью приучить его к главной монашеской добродетели - смирению, отчасти для того, чтобы не оставлять ему времени на книжные занятия, на нового послушника был наложен особенно тяжелый искус. Он должен был прислуживать старшим, быть привратником, заводить часы, подметать церковь, исполнять самые грязные работы. А по окончании работы бывший магистр отправлялся по городу с нищенской сумой и выпрашивал подаяние. Но Лютер безропотно переносил все налагаемые на него испытания. Ведь он для того и поступил в монастырь, чтобы путем смирения и подвигов добиться святости. Впрочем, это тяжелое послушание продолжалось недолго. Университет заступился за своего бывшего члена, и его избавили от унизительных обязанностей.
   "Если когда-нибудь монах достигал спасения монашеством, то и я должен был достигнуть его", - говорил впоследствии Лютер, вспоминая о своих первых годах в монастыре. И действительно, по отзывам всех, в монастыре не было более ревностного монаха. Лютер не только добросовестно исполнял все, что предписывалось строгим уставом, но ставил себе еще более аскетические требования, морил себя голодом, холодом и бдением и довел себя до того, что из цветущего юноши превратился в скелет, обтянутый кожей. Было что-то титаническое в этой борьбе, в этом яростном стремлении полным умерщвлением чувственного человека достигнуть идеала святости: он хотел, по собственному выражению, "приступом взять царство небесное".
   Через год его постригли под именем брата Августина. Теперь, по-видимому, он достиг цели. Среди обычных поздравлений ему твердили, что теперь он чист, как дитя, только что вышедшее из купели. И Лютер старался верить этому: ведь он исполнял закон с величайшей строгостью, а сколько тысяч людей обрели душевный покой в этом сознании!
   Но увы! Его душа по-прежнему была полна смятения. До пострижения Лютер был убежден, что в монашеском звании нет искушений, что за стенами монастыря дьявол бессилен. А между тем оказывалось, что искушения осаждают слабого человека и в святой обители, что дьявол и тут ставит человеку ловушки. Эта мысль, что монашество не избавляет человека от греховных вожделений, мучила его невыразимо. Он считал себя погибшим, когда чувствовал в себе плотское желание, гнев, ненависть, зависть. Тогда он прибегал ко всем обычным средствам самоистязания, исповедовался каждый день; но ничто не помогало - плотские вожделения возвращались снова. И он стал отчаиваться в своем спасении. Но самая ужасная мысль, превращавшая его внутренний мир в настоящий ад, была та что он, может быть, принадлежит к числу тех осужденных, которым, по учению святого Августина о предопределении, не помогут никакие добрые дела. Эта мысль доводила его иногда до того, что он чувствовал ненависть к Богу, ибо "кто может любить Бога, который гневается, судит и осуждает?". Конечно, выдавались и отрадные минуты успокоения, но они были непродолжительны, сменяясь страшными картинами гнева Божия: "И днем, и ночью меня смущал внутренний голос: кто знает, угодны ли подвиги твои Господу?"
   Среди этих мук Лютер искал успокоения в богословских занятиях. Смутное чувство толкало его к Библии. Но и в ней он не находил света, потому что на глазах его лежала тройная повязка. Первая заключалась в его уверенности, что одно лишь соблюдение закона делает человека святым. Поэтому все утешительные изречения вроде того, что "Господь не хочет смерти грешника", оставались для него непонятными, когда он противопоставлял им ужасные слова: "Я Господь Бог твой - Бог ревнитель". Вторая повязка заключалась в его фанатической приверженности к папству и всей церковной традиции. Когда однажды в монастырской библиотеке ему попался том проповедей Гуса и он из любопытства заглянул в него, то его страшно поразило, что еретик мог так по-христиански толковать Священное Писание. Но вспомнив, что Гус осужден, Лютер поспешил захлопнуть книгу. Ему казалось, что если он даже только подумает доброжелательно о еретике, то "стены должны почернеть, а солнце померкнуть". С такой повязкой на глазах Лютер, читая Писание, конечно, видел в нем лишь то, что подсказывала церковь. Но важнее всего было то, что он не обращал внимания на самый латинский текст, а постоянно руководствовался приложенными к нему комментариями. В то же время Лютер продолжал читать и схоластических богословов. Читал он и сочинения Жерсона и Вильгельма Оккама, восстававших против всемогущества папы; но их довольно свободные взгляды на церковь пока не привлекали его внимания. Его интересовали лишь практически-религиозные вопросы, а их-то ни один из названных мыслителей не мог разрешить ему.
   Через два года после поступления в монастырь Лютер получил сан священника; 2 мая 1507 года он в первый раз служил литургию. По этому-то случаю старик Лютер и примирился с сыном и даже лично приехал на торжество. С трепетом приступил Лютер к алтарю. Когда во время богослужения он дошел до известных слов католической мессы: "Приношу Тебе, Богу вечному и живому, сию жертву", то почувствовал Дрожь во всем теле и отступил бы от алтаря, если б его не удержали присутствующие, "ибо, - думал он, - кто может предстать перед величием Господа без посредника? Как могу я беседовать с Богом, когда люди боятся предстать и перед земным царем?"
   Такое постоянное внутреннее раздвоение, уединение монастырской кельи и аскетический образ жизни, естественно, должно было сильнейшим образом расшатать его нервы. Здоровье Лютера сильно расстроилось. Раз его нашли в келье в глубоком обмороке, и только звуки музыки привели его в чувство. В обращении с товарищами он стал раздражителен, нетерпим. Его не любили, хотя не могли не уважать. Самая наружность его внушала одновременно и страх, и уважение. Монах с бледным изможденным лицом, на котором отпечатлелось внутреннее страдание, с мрачным взглядом глубоких сверкающих глаз обращал на себя общее внимание. Еще в 1518 году, когда Лютер обрел уже душевное спокойствие, кардинал Каетан говорил про него: "Я едва мог смотреть этому человеку в глаза: они сверкали таким дьявольским огнем". В монастыре действительно многие думали, что он одержим бесовской силой. Один из его биографов-современников рассказывает, что однажды за обедней, во время чтения Евангелия об изгнании беса из глухонемого, Лютер пал на землю с восклицанием: "Не я! Не я!" Да он и сам верил, что его смущает дьявол, с которым и впоследствии, как известно, беседовал нередко целые ночи, препирался в богословских вопросах, причем иногда выходил победителем, иногда падал под гнетом борьбы.
   Что же, однако, спасло Лютера, что сделало из этого робкого, истерзанного сомнениями монаха того уверенного в себе, мощного бойца, который не побоялся восстать против величайших, веками освященных авторитетов?
   Конечно, главным образом Лютер был обязан своим спасением собственной здоровой натуре, которая в конце концов должна была найти выход из пучины сомнений. Но сам он приписывал начало своего исцеления чудесной силе, с какой подействовали на него слова простого старого монаха в его монастыре. Член апостольского символа: "верую в отпущение грехов", был для него до сих пор страшной загадкой. Но вот однажды он слышит от монаха, что христианин должен понимать эти слова не в общем смысле, веруя вообще в возможность отпущения грехов тому или другому человеку, а в таком, что отпущение дается всем и каждому и дастся ему самому тогда и настолько, когда и насколько он будет веровать в него. Эти простые слова бесхитростного старика произвели на Лютера сильное впечатление, но еще большее влияние оказало на него сближение с генеральным викарием его ордена, Штаупицем.
   Этот мягкий высокообразованный человек, который, по словам Лютера, "первый возжег в мраке его сердца свет Евангелия", был врагом схоластики и по своим религиозным воззрениям являлся отчасти последователем мистиков, отдававших внутреннему настроению преимущество пред внешними делами, отчасти учеником святого Августина, говорившего об оправдании через Божью благодать. К Священному Писанию он питал глубокое уважение и старался ввести его изучение в монастырях, ему подчиненных. Штаупиц ясно сознавал испорченность римской церкви, хотя по мягкости натуры и не думал выступать в роли реформатора. Объезжая монастыри своего ордена, он приехал и в Эрфурт - неизвестно, в котором году. Как знаток человеческого сердца, он тотчас же обратил внимание на бледного молодого монаха, который своей наружностью и поведением резко выделялся из окружающей среды. Он заставил его разговориться и горячо заинтересовался им. С тех пор между этими столь несходными людьми завязались короткие отношения и лично и письменно, не прекращавшиеся почти до самой смерти Штаупица. Лютер никогда не забывал, чем он обязан этому наставнику, которого называл своим духовным отцом, и до самой его смерти, несмотря на возникшие между ними впоследствии разногласия в мнениях, относился к нему с искренней любовью. И действительно, Штаупиц имел на него самое благотворное влияние. Он старался успокоить запуганную совесть молодого монаха, отвлечь его внимание от вечных помышлений о мнимых грехах и постоянно указывал ему на любовь к Господу, отдавшему Своего Сына в жертву за людей, как на единственный и несомненный источник спасения.
   Таким образом, приблизительно с 1508 года начинается поворот в богословских представлениях Лютера. До сих пор он разделял все крайности воззрений схоластиков, а так как схоластика в большинстве своих представителей пришла к убеждению, что человек может достигнуть единения с Богом в духовном совершенстве без посредствующего действия благодати, при помощи собственных лишь сил, то и Лютер во всей полноте разделял это убеждение. Но собственная неудовлетворенность, с одной стороны, и влияние Штаупица - с другой, сильно пошатнули это убеждение, а чтение Библии под новым углом зрения довершило дело. Теперь, читая Священное Писание, Лютер с особенным вниманием останавливается на таких изречениях, в которых Христос называется Всемирным Ходатаем, а вера - единственным средством примирения с Богом. Особенно, по его словам, поразило его изречение пророка Аввакума: "Праведный от веры жив будет", которое он истолковал в том смысле, что праведный и есть человек, оправданный пред Богом своей верой.
   Конечно, Лютер в данное время был еще очень далек от своих позднейших религиозных представлений, сделавших из него реформатора. И вообще трудно определить, сколько времени продолжался этот внутренний процесс. По всей вероятности, борьба была продолжительна, тем более что Лютер продолжал еще изучать схоластику, привлекавшую его тем, что в ней все было так стройно, тогда как в учении Штаупица многое было непонятно и недостаточно обосновано. Однако благодаря новому направлению, которое приняли его мысли, в душе его мало-помалу водворяется покой. Он работает с новым жаром, проверяет свои прежние выводы, и каждый шаг на новом пути ведет его к большей ясности, усмиряет прежнюю тревогу. Он не старается больше взять приступом небо и возлагает все свои упования на благодать Творца. Но он еще долго не сознает всех логических последствий нового принципа; не сознает, что с той минуты, как религия становится чисто личным делом между Богом и верующей душой, рушится все здание католической церкви. Идея об оправдании верой не мешает ему еще долго оставаться таким же ярым поклонником папы и верным сыном церкви, каким он был в момент поступления в монастырь.
   В ноябре 1508 года во внешнем положении Лютера произошла значительная перемена. По рекомендации Штаупица он был приглашен курфюрстом Саксонским, Фридрихом Мудрым [8], в качестве преподавателя в недавно основанный им Виттенбергский университет. Здесь Лютер вначале должен был читать лекции об Аристотелевой диалектике и физике, но занятия философией были ему не по душе. Его по-прежнему влекло лишь к науке, исследующей сущность всех вещей, - к теологии. Уже с марта 1509 года он был утвержден библейским бакалавром, то есть получил первую учено-богословскую степень и с нею право читать лекции о некоторых книгах Священного Писания. Впрочем, его профессорская деятельность продолжалась на этот раз недолго: его скоро отозвали по орденским делам в Эрфурт, а в 1511 году по тем же делам послали в Рим.
   Подробности этого путешествия мало известны. Единственный источник - воспоминания самого Лютера, рассеянные в разных сочинениях, в особенности в "Застольных речах". Но воспоминания, записанные в позднейшее время, вряд ли могут дать вполне верное представление о первоначальных впечатлениях Лютера. Они все окрашены мрачным оттенком его позднейших пристрастных суждений обо всем, что имеет какое-нибудь отношение к Риму. На человека с воображением Рим, как безгласный свидетель многовекового славного прошлого, и в настоящее время производит сильное, граничащее с благоговением впечатление. Как же он должен был поразить путешественника, проникнутого высшим религиозным одушевлением? И действительно, даже в позднейших воспоминаниях Лютера о Риме, проникнутых горечью и негодованием, еще звучат отголоски его тогдашних благочестивых восторгов. Он сам рассказывает, что, когда пред ним засверкали священные купола храмов Вечного города, он пал ниц, поднял руки к небу и воскликнул с умилением: "Приветствую тебя, священный Рим, трижды священный от крови мучеников, здесь пролитой!" По приезде в город он немедленно принялся бегать по церквам и везде служил обедню. По его собственным словам, он так усердно пользовался своим правом священнослужения, что "ему почти приходилось жалеть, что отец и мать его оставались в живых, так как он охотно избавил бы их от чистилища своими молитвами". Он посетил все церкви и пещеры, прикладывался ко всем мощам. Но самое сильное впечатление произвела на Лютера базилика Святого Петра, как олицетворение здания церкви Христовой. На коленях поднялся он по лестнице, ведущей к храму, для получения назначенного за этот подвиг отпущения грехов.
   Таковы были чувства и настроение Лютера по приезде в Рим, настроение и чувства пламенного католика и монаха. Но именно эта поездка, на которую он раньше возлагал столько надежд, должна была в значительной степени охладить его слепое поклонение папе. Уже при самом вступлении на почву Италии его поразил контраст между немецкой религиозностью и индифферентизмом, даже неверием итальянцев. Он был возмущен кощунством, с которым итальянские монахи нарушали церковные постановления о посте. Лютер явился в столицу христианского мира со всем религиозным одушевлением немца, с глубокой верой в святость служителей западной церкви, но его ждало полное разочарование. Он с ужасом вспоминает впоследствии о виденном им нечестии римлян, об алчности и разврате духовенства и передает пословицу, бывшую тогда в ходу, что если есть ад под землей, то Рим построен на его сводах. И что было для него всего ужаснее - всей этой грязью, всеми этими чудовищными пороками, о которых он боится распространяться из опасения осквернить слух своих соотечественников, было запятнано не только низшее духовенство, но в еще большей степени высшие сановники духовной иерархии, сам папа. На такого слепого обожателя папства, каким был до сих пор Лютер, римские впечатления должны были подействовать убийственно отрезвляюще. Недаром он говорил впоследствии, когда отрешился от связывавших его у; традиции, что не взял бы и ста тысяч талеров за свою поездку в Рим которая ему открыла глаза.
   Тем не менее мы сильно преувеличим значение этого путешествия, если вообразим, что оно-то и произвело переворот в убеждениях Лютера, сделало его из горячего приверженца папства его

Другие авторы
  • Нефедов Филипп Диомидович
  • Кованько Иван Афанасьевич
  • Радлова Анна Дмитриевна
  • Дмоховский Лев Адольфович
  • Скотт Майкл
  • Леонтьев-Щеглов Иван Леонтьевич
  • Быков Петр Васильевич
  • Клюшников Иван Петрович
  • Алымов Сергей Яковлевич
  • Малышев Григорий
  • Другие произведения
  • Ричардсон Сэмюэл - Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов (Часть первая)
  • Эркман-Шатриан - Эркман-Шатриан: биографическая справка
  • Бунин Иван Алексеевич - В. Н. Муромцева-Бунина. Жизнь Бунина
  • Страхов Николай Николаевич - Биография Федора Ивановича Тютчева. Соч. И. С. Аксакова. Москва, 1886
  • Бунин Иван Алексеевич - Пыль
  • Ходасевич Владислав Фелицианович - Белый коридор
  • Херасков Михаил Матвеевич - Освобожденная Москва
  • Каронин-Петропавловский Николай Елпидифорович - 3. Фантастические замыслы Миная
  • Гретман Августа Федоровна - А. Ф. Гретман: краткая справка
  • Снегирев Иван Михайлович - Воспоминания
  • Категория: Книги | Добавил: Ash (12.11.2012)
    Просмотров: 920 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа