Кругом все ржало, ревело, топало и гикало, заглушая стук колес и машины.
Капитану принесли еще бутылок, и он опустошал их со своим помощником с изумительной отвагой и проворством.
А проклятый гармонист скрипел так, словно хотел перепилить пароход.
Вдруг наш капитан не выдержал.
Он встал, покачнулся, гаркнул, словно его собирались резать, и пустился вприсядку, под одобрительный рев озверевшей публики.
Но вот, наконец, гармонист унялся.
Пьяная публика начала переругиваться друг с другом, а капитан так сцепился с своим помощником, что дело того и гляди обещало перейти в рукопашный бой.
- Перека-а-ат! - раздался вдруг громкий, отчетливый голос спереди.
Драка остановилась.
- Сколько? - крикнул капитан.
- Четыре фу-ута! - ответили с бака.
Несколько секунд капитан о чем-то размышлял. И вдруг, неистово махнув рукой, он описал по палубе зигзаг и храбро крикнул:
- Штурмом!
Такая храбрость привела в восторг всю публику.
Решено было брать перекат штурмом.
Пьяный капитан еле добрался до рулевой будки.
Машине дан был полный ход.
Кто-то кричал ура, вероятно, вообразив, что штурмуют неприятельскую крепость.
Вдруг под пароходом раздалось зловещее шипение гальки об дно.
Пароход вздрогнул всем корпусом и стал.
- Ся-яли! - донеслось с бака.
- Наплевать! - выругался капитан.
Этот плевок обошелся пассажирам ровно в семь суток, которые пароход просидел на мели.
Утром кухарка объявила пассажирам, что совсем не надеялась сидеть на мели, а поэтому, если это сидение продолжится более суток, то она перестанет готовить пассажирам, так как дай бог, чтобы хватило на команду.
Между тем поселков поблизости не было, и пассажиры уехали на берег, каждый сгорая от нетерпения захватить что-нибудь первым на ближайшей почтовой станции.
Весь день работали стрелами, стараясь сдвинуть пароход, но к вечеру выяснилось, что без помощи буксира сойти с мели не удастся, и капитан самым хладнокровным образом сложил оружие.
Но нам вовсе не улыбалась перспектива ожидания.
Посоветовавшись с Веретенюком, Холмс решил покинуть пароход.
Для этой цели Веретенюк отправился на первую почтовую станцию и часа через три вернулся с почтовой лодкой и двумя гребцами.
Перебросив на лодку багаж, мы пожелали остающимся скорее выбраться с переката и тронулись в путь, сокращая его иногда через протоки.
На каждой станции мы меняли лодку и гребцов, благодаря чему двигались безостановочно и довольно быстро.
Это путешествие продолжалось двое суток.
До ближайшего "греха" оставалось верст пятьдесят. Тут мы покинули водный путь, купили на станции лошадь и вьючное седло и, навьючив на спину животного тяжелый груз, пустились в дальнейший путь. По вечерам мы останавливались где-нибудь у ручья, скрытого в угрюмой тайге, разбивали себе палатку, варили вкусный ужин и усталые засыпали под гущей деревьев. Но несмотря на гробовую тишину тайги и на полное отсутствие в ней жизни, мы держали себя настороже и, когда наш маленький караван двигался, Веретенюк всегда шел впереди.
Прошло еще два дня.
- Теперь близко! - произнес однажды Веретенюк, и на его лице отразилось выражение тревоги.
- Вы, кажется, начинаете праздновать труса? - улыбаясь, спросил Холмс.
Веретенюк сконфузился и замолчал. Однако чем более время приближалось к вечеру, тем взгляд Веретенюка становился подозрительнее. Наконец, он остановился.
- Дальше с лошадью идти нельзя, - проговорил он. - Заржет, так слышно будет.
- Вот это верно! - похвалил Холмс.
Мы выбрали место у ручья и, сняв с лошади вьюк, привязали ее длинным арканом к дереву.
Потом мы все трое принялись ей щипать траву. Часа через два около нашего коня уже возвышался небольшой стожок, которого лошади хватило бы дня на три.
Итак, здесь наш конь был обеспечен едой и водой.
Оставалось лишь уповать на то, что его не сожрут дикие звери.
Бросив тут же и тяжелый багаж, мы с ранцами за плечами и винтовками в руках тронулись в дальнейший путь, спеша до наступления полной темноты пройти возможно большее расстояние.
Тайга была мрачна. Сквозь густую листву деревьев не видно было ни неба, ни звезд, и это делало ее похожей на какую-то огромную сплошную могилу.
Масса наваленного валежника, постоянно попадавшиеся пни то и дело преграждали нам путь, который с каждой минутой становился все тяжелее и тяжелее.
- Еще верст десять, и мы на месте, - сказал Веретенюк.
И снова мы пустились дальше. Через два часа пути мы остановились.
Была полночь.
По словам Веретенюка, проклятое место находилось где-то недалеко, но точно определить его направление и местонахождение он был не в состоянии.
Поэтому мы не нашли ничего лучшего, как остановиться и ждать.
С этого пункта Холмс надеялся в продолжение ночи сделать необходимые разведки, и если бы нам не посчастливилось, то на следующую ночь мы могли бы передвинуться на другое место.
Подав нам кое-какие советы и в особенности попросив нас не шуметь, Холмс исчез.
Однако через час он возвратился, не принеся с собою никаких известий.
По его словам, он исходил не менее десяти верст, но всюду царила тишина и не было видно ничего подозрительного.
После него на разведки пошел Веретенюк.
Но этого нам пришлось ждать недолго.
Едва он дошел до нас, как почти без чувств грохнулся на землю, причем его побелевшие губы прошептали: "Там".
И он указал рукой на север.
- Мужайтесь, дорогой друг, - проговорил Холмс, поднося к его рту фляжку с коньяком.
Крепкий напиток, видимо, подбодрил упавшего духом, а увидя Холмса и меня улыбающимися, он настолько расхрабрился, что собрался было проводить Холмса.
Однако Холмс не взял его с собою.
Он предпочитал, чтобы Веретенюк немного окреп, и возлагал надежды, что я окончательно подбодрю его своим разговором.
Итак, оставив его на мое попечение, Холмс исчез.
Пока он уходил, я действительно успел настолько повлиять на Веретенюка и настолько убедить его, что на свете нет ничего сверхъестественного, что к приходу Холмса он окончательно успокоился.
- Теперь идемте за мной, - проговорил Холмс, появляясь из темной заросли. - На наше счастье ветер дует на нас, и мы можем свободно подойти к врагу, не дав ему узнать про наше нашествие.
Осторожно ступая, мы тронулись в путь. Но едва прошли мы пару сот шагов, как Холмс остановил меня и, указав вперед, шепнул:
- Смотрите вверх на дерево.
Я взглянул по указанному направлению и почувствовал, как легкая дрожь пробежала по моему телу.
Действительно, то, что я увидел, представляло из себя странное зрелище.
Под самыми ветвями высоких деревьев висел отвратительный человеческий скелет, тихо качавшийся в воздухе при малейшем порыве ветра.
Странно было то, что не было видно, на чем он повешен и вообще подвешен ли, но весь он светился каким-то странным голубоватым светом, от которого исходил легкий дымок.
- А теперь взгляните под его ноги, - шепнул Холмс.
Я посмотрел, куда мне указывали, и увидал на земле почти под ногами скелета какое-то странное существо, очевидно живое.
Это странное существо как-то странно металось во все стороны и светилось пятнами, благодаря чему рельефно выделялось в ночной тьме.
Не успели мы вдоволь насмотреться на эту картину, как вдруг ветер изменил свое направление.
А через секунду странно светящееся существо на земле вдруг словно выросло, и по тайге пронесся его грозный рев.
Веретенюк трясся всем телом.
Но мы, не шевелясь, ждали, что будет дальше.
Но ждать было недолго.
На наших глазах отвратительный скелет плавно спустился на землю, несколько раз подскочил вверх и затем исчез вместе с оберегавшим его чудовищем.
- Ну, а теперь мы смело можем возвратиться назад, - проговорил Холмс. - Ночью нам решительно нечего здесь делать, и возвратиться к прежнему биваку я считаю более благоразумным.
С этими словами мы тронулись в обратный путь.
Лишь только мы пришли на старое место, как Холмс посоветовал нам, не теряя времени, хорошенько отдохнуть, и мы, улегшись на траве, крепко заснули.
Лишь только солнце взошло, мы были уже на ногах.
Отойдя верст пять назад, мы сварили себе пищу для того, чтобы дым костра был виден недалеко, и тем же путем вернулись обратно.
Оставив нас вместе с Веретенюком, Холмс исчез в тайге, из которой возвратился назад лишь спустя несколько часов.
Судя по его лицу, я видел, что он чем-то доволен, но так как он не заговаривал первый, то и я не счел нужным надоедать ему своими расспросами.
Часов в шесть вечера он дал нам знать, что пора двигаться в путь.
Мы пошли, но не вперед, а забрали вправо, и через час я заметил, что мы огибаем с восточной стороны то место, на котором вчера видели поразившую нас картину.
Так продолжалось до наступления глубокой темноты.
Лишь только тьма сгустилась настолько, что двигаться вперед стало уже невозможным, Холмс остановился, и мы так же, как и в прошлую ночь, стали ждать.
При этом мною было сделано открытие, заключавшееся в том, что сегодня мы стояли на тропе, попадавшейся в тайге страшно редко.
Прошло часа три.
И вдруг так же, как и вчера, Холмс нажал мой локоть и указал вдаль.
Вероятно, шагах в двухстах от нас впереди, тоже, по-видимому, на самой тропе, светящийся скелет медленно поднялся с земли и повис в воздухе.
Но на этот раз страшное чудовище, сторожившее скелет, не учуяло нас.
В эту ночь ветер дул в нашу сторону без перерыва, но, однако, Холмс и не подумал приближаться к таинственному явлению.
Это явление продолжалось почти до рассвета, и как только тайга едва заметно стала освещаться, мы удалились на восток, не менее как на пять верст.
Тут снова мы отдыхали, варили пищу и так же, как и в прошлый день, с наступлением темноты отправились вперед, причем и на этот раз стали давать круг.
Из этого нашего двухдневного движения я вполне понял намерение Холмса, который, очевидно, собирался исследовать это явление со всех сторон.
Веретенюк за эти две ночи прекрасно освоился с видением и уже не испытывал прежнего страха.
- Я не стану останавливаться над подробностями двух последних ночей, скажу лишь только то, что с какой бы стороны мы ни подходили ночью к заколдованному месту, всюду нам приходилось натыкаться на одно и то же явление.
Казалось, странный скелет и не менее странное живое существо со всех сторон оберегали довольно большое круглое пространство.
Обойдя этот круг со всех сторон, мы на пятые сутки по совету Холмса возвратились к нашей лошади, которая, кстати сказать, успела уже съесть весь запас корма, сделанный нами.
Около нее мы провели сутки, славно отдохнули, сделали новый большой запас провизии, которую положили себе в ранцы и, заготовив снова ей корм в двойном количестве и хорошенько промяв по тайге, мы снова тронулись в путь.
- Итак, дорогой Ватсон, теперь мы идем на самое дело, - говорил Холмс, шагая по тайге. - Мы знаем приблизительно местонахождение нашего врага, знаем, в каких пределах он находится, и можем идти наверняк.
- Мне интересно было бы знать подробно ваши выводы, дорогой Холмс, - сказал я, - н. теперь, когда мы подходим уже к самой цели, вы, может быть, не откажетесь в порядке постепенности пояснить нам все дело.
- С удовольствием, - ответил он.
Он вынул из портсигара сигару, закурил ее и заговорил:
- Вы, конечно, помните, дорогой Ватсон, все то, что мы слышали на пароходе, и помните, вероятно, прекрасно наши похождения два года тому назад.
- О, да!
- И, конечно, помните семерых братьев-разбойников.
- Конечно.
- Ведь никто из них не остался живым. В перестрелке было убито четыре, остальные же трое были казнены. Единственно, кто избег тогда наших рук, так это Муха, еще раз оправдавший свое прозвище.
- Уж не предполагаете ли вы, что он здесь, - спросил я.
- Не только что предполагаю, но даже уверен в этом, - ответил Холмс.
- Но каким образом?
- Очень просто. Лишь только завязалась перестрелка и я ранил его, как он тотчас же поспешил скрыться. Этот опытный каторжник, семнадцать раз бегавший с каторги и из разных тюрем, прекрасно понимал, что мы выйдем победителями из начатой борьбы. Кроме того, он видел, как валятся его товарищи один за другим, но не растерялся подобно им. Несмотря на раны, он поспешил скрыться. Но первым делом направился на ближайшую станцию из тех "семи грехов", на которых братья-разбойники были содержателями станций. Пока мы возились с трофеями нашей победы, он поочередно переходил от одной из этих станций к другой, конечно, все их ограбил и, чтобы не оставить от них никакого следа, сжег их. Нет никакого сомнения, что этот знаменитый разбойник знает тайгу как свои пять пальцев, знает в ней укромные места и успел перенести в одно из этих мест добытое таким путем богатство.
Веретенюк, все время слушавший рассказ Холмса с напряженным вниманием, вдруг воскликнул:
- А уж что верно, то верно. А мы-то, дураки, тут и бога и черта приплели.
Холмс весело рассмеялся.
- Да, дорогие друзья. Дело это гораздо проще, чем казалось вам с самого начала. И теперь, я надеюсь, последний негодяй из этой шайки не так-то легко минует моих рук.
- Но странно, зачем Мухе опять понадобилось оставаться здесь, именно в том самом почти месте, где его чуть было не постигла смерть, - сказал я.
- Самый обыкновенный инстинкт разбойничий, - ответил Холмс. - Сибирь велика и обширна, и многочисленная полиция вряд ли будет несколько раз возвращаться на одно и то же место для розысков одного и того же преступника. Кроме того, чаще всего бывает так, что преступник никогда не засиживается особенно долго на одном месте и старается уйти оттуда, где его постигла неудача. Таким образом, сделав долгий и трудный круг и возвратившись на старое место, на котором, как всем известно, не было ни деревень, ни поселков поблизости и около которого окончательно разорены разбойничьи гнезда, он почти гарантировал свою дальнейшую безопасность.
- Но ведь по этому месту проходит тропа, ведущая на Крестовый прииск.
- Ну, и что же.
- Его могли заметить приисковые рабочие.
- Вот для этого-то им и предпринята та своеобразная система мистифицировать людей, которую мы наблюдали в течение нескольких ночей. Конечно, он не надеялся испугать своими простыми средствами интеллигентного человека, но на некультурную массу его прием подействовал, и это вы видели на примере хотя бы с Веретенюком.
Холмс на минуту замолк и, несколько раз затянувшись сигарой, продолжал:
- Вероятно, эти скелеты принадлежат его прежним товарищам или тем из убитых, которые пали их жертвой. Собрать скелет не представляет собой никакой трудности, а сделать его светящимся уже окончательно нетрудно. Стоит только добыть фосфору и намазать им, чтобы они светились по ночам тем голубоватым дымящимся светом, который вы наблюдали эти ночи.
- А ведь и верно, - воскликнул Веретенюк.
- То-то оно и есть, - рассмеялся Холмс.
- Ну, а внизу же кто копошится? - спросил Веретенюк, видимо, заинтересованный этим рассказом.
- О, что касается этого существа, то я выяснил вполне его личность в первый же день после того, как увидел это явление.
- И именно?
- Вы помните, что с наступлением утра я ушел от вас на несколько часов. Я сделал это нарочно, как только увидел, что явление скрылось. Пройдя вперед, я по реву чудовища заключил, что быстро удаляется от меня, и поэтому смело продолжал идти вперед. Было светло и, делая круги, я оглядывал каждый шаг, каждую пядь земли.
Холмс рассмеялся и докончил:
- Его следы я нашел на земле; это было не что иное, как самый обыкновенный свежий медвежий помет. Бедный медведь подвергся участи скелета и, конечно, был так же вымазан фосфором, который и придавал ему этот странный сверхъестественный вид.
- Да неужели медведь? - воскликнул Веретенюк.
- Он сам, собственной персоной, - ответил Холмс. - Достопочтенный Муха, знающий хорошо тайгу, вероятно без труда изловил нескольких медвежат, которых и рассадил на цепях в разных сторонах от своего логовища. Возможно также, что этих медвежат только всего двое, и он их переводит с места на место, перетаскивая и свои скелеты для того, чтобы отовсюду устрашать смельчаков, которые бы вздумали приблизиться к тому месту, которое он избрал своей резиденцией.
- Действительно, история получается очень простая, - сказал я.
- Я знал ее почти всю заранее еще тогда, когда Веретенюк рассказал мне впервые свою легенду. Невозможно же, в самом деле, от меня требовать, чтобы я поверил в существование какой-то нечистой силы, окончательно преградившей доступ к Крестовому прииску. Муха сделал свое дело великолепно. Путем стараний в продолжение целого года он добился того, что стоустая молва вселила во всех уверенность, что это место нечисто и непроходимо для простого смертного. К тому же-эти необычайные для простого люда явления видели многие, и среди них, конечно, такие люди, которые вполне заслуживали доверия, и раз они говорили, что видели явление сами своими собственными глазами, остальные верили им беспрекословно, и не напади на эту легенду я, и Муха мог бы пользоваться еще долгое время свободой и полной безнаказанностью.
- Но ведь не может же он там сидеть безвыходно, - перебил я.
- Конечно, я в этом и не сомневаюсь. Время от времени он покидает свое жилье, может быть, бывает даже в городах, где закупает все для себя необходимое и сбывает понемногу награбленное золото, но весьма возможно также и то, что при нем есть и еще кто-нибудь, и именно поэтому-то мы и должны быть настороже и действовать с крайней осмотрительностью.
- А как вы предполагаете, дорогой Холмс, как велика может быть та площадь, которую Муха решил сделать заколдованной? - спросил я.
Холмс ответил не сразу.
Он достал свою записную книжку, долго высчитывал что-то карандашом и, наконец, ответил:
- По моему мнению, площадь эта не менее по крайней мере пяти квадратных верст.
- Итак, нам придется искать его на протяжении этой громадной площади.
- Не иначе.
- Ну, я думаю, что это займет у нас в тайге немало времени. И мы рискуем остаться без провизии.
- Это не совсем так, дорогой Ватсон, - ответил Холмс с улыбкой. - Нам вовсе незачем изучать каждую пядь земли. Достаточно обойти кругом это место, заметить где-нибудь медвежьи или человеческие следы и по ним нам нетрудно будет добраться и до самой берлоги разбойника.
Разговаривая таким образом, мы все время подвигались вперед по бесконечной тайге.
Время летело незаметно.
Два раза мы останавливались, чтобы удовлетворить свой аппетит, но отдыхи наши были очень коротки.
Когда, по расчету Холмса, до заколдованной площади оставалось не более двух-трех верст, мы сделали большой привал.
Тут мы ночевали.
А на следующий день, лишь только взошло солнце, мы отправились дальше.
Пройдя версты три, Холмс повернул направо, и мы стали давать широкий круг.
Часа два, а может быть, и немного больше, мы шли, не замечая ничего.
Но вот, наконец, Холмс остановился и, указывая рукой себе под ноги, произнес:
- Взгляните сюда, господа.
На земле под нашими ногами лежала кучка медвежьего помета, от которой в глубь тайги уходил едва заметный след, который можно было уловить по вытоптанной траве.
Кое-где попадался переломленный кустарник.
- Теперь, господа, я попрошу вас соблюдать крайнюю осторожность, - шепнул Холмс.
Но его предостережение было совершенно излишне.
Мы и сами сознавали серьезность положения и двигались так осторожно, что сухой валежник не издавал под нашими ногами никакого хруста.
След вел почти напрямик.
Холмс, шедший впереди, согнувшись над следом, пройдя версты две, остановился.
- А вот и другой, - шепнул он, указывая на след, соединившийся с первым и шедший сбоку.
С места соединения следов пошла уже сильно натоптанная дорожка.
По дороге мы перешли ручей.
На берегу этого ручья мы заметили, что трава на земле смята сильнее, словно по ней кто-нибудь катался.
- А вот здесь милый Муха отдыхал со своими питомцами, - проговорил Холмс. - Теперь он должен быть недалеко уже отсюда. Однако мне было бы очень интересно знать, находится ли он здесь один или с ним живет еще кто-нибудь.
- Ну, уж этого я, право, не знаю, - ответил я. - Но неужели же вы в самом деле решаетесь на нападения, не зная даже сил неприятеля?
- На этот вопрос я не могу еще вам ответить положительно, дорогой Ватсон, но во всяком случае я думаю, что это будет виднее, когда мы ближе подойдем к цели.
Мы замолчали.
Так прошли мы еще около полуверсты.
Вдруг Холмс остановился и приложил палец к губам.
В свою очередь и мы остановились как вкопанные, прислушиваясь к звукам тайги.
Странные звуки, совсем не подходящие к этой угрюмой местности, доносились еле слышно до нас.
Это был женский голос.
Невидимая фея где-то пела, и в ее голосе слышались подавленные рыдания и безысходная тоска.
- Эге, так вот оно что, - задумчиво проговорил Холмс. - Ну, если уже здесь есть женщина, то вряд и нам придется натолкнуться на кого-либо из его товарищей. Интересно только знать, откуда она явилась. Но это мы скоро увидим.
Он вынул из кармана револьвер и, зажав его в руке, ускорил шаг, идя прямо на голос.
Вскоре до нас донеслось и урчанье медведей.
Вероятно, Муха держал здесь их только днем, а на ночь выводил на посты.
Между тем тайга как будто стала редеть.
Показались пни свежесрубленных деревьев, и мы, из боязни быть замеченными, принуждены были спуститься на землю и совершать свое дальнейшее путешествие ползком.
Но вот, наконец, мы увидели и самую берлогу разбойника.
Она состояла из довольно просторной избы, очень низко врытой в землю и огороженной забором.
Однако забор был настолько низок, что едва доходил до полуторааршинной высоты, и мы свободно могли видеть, спрятавшись в кустах, все, что делалось в этом дворе.
Между прочим, я заметил, что в той стороне избы, которая была обращена к нам, было два окна, из которых одно было заделано крепкой железной решеткой.
Именно-то из этого-то окна и доносился плачущий женский голос.
Притаившись в кустах, мы стали ждать.
Холмс советовался с Веретенюком, как с человеком опытным и бывалым, о том, как напасть на разбойника, и о том, возможно ли его взять живым.
Веретенюк гораздо более Холмса знал Муху.
- Не возьмешь, - говорил он уверенно, покачивая головой. - Не из таких он людей, чтобы живым даться. Лучше будет, если подстережем, когда он выйдет. Всадить ему пулю, да и дело с концом. По крайней мере, неба коптить не будет. А то ведь снова убежит, хоть ты его на цепь посади.
Холмс задумался.
Конечно, ему очень хотелось захватить разбойника живьем, но слова Веретенюка, казалось, произвели на него свое действие.
- Будь, что будет, - произнес он задумчиво. - Во всяком случае нам нужно ждать его появления и быть готовыми.
Лишь только успел Холмс произнести эти слова, как за забором послышалось сердитое урчанье, и один из очень крупных медвежат, поднявшись на задние лапы, стал глядеть через забор прямо в нашу сторону, тревожно обнюхивая воздух.
Вслед за этой мордой появилась и другая.
Оба медведя с тревожным видом обнюхивали воздух, все время поворачивая носы в нашу сторону.
- Черт возьми, мы открыты, - шепнул Холмс. - Готов голову дать на отсечение, что негодяй не сейчас, так через минуту заметит наше присутствие по волнению своих зверей.
Он на секунду задумался и снова тихо заговорил:
- Если он заметит наше присутствие, то, конечно, легко угадает, с какой стороны мы находимся, и свободно улизнет в другую сторону. Нам во что бы то ни стало нужно окружить его дом. Это спутает и животных. Заходите, господа, так, чтобы вам двум было видно три стены. Я же останусь на месте. И лишь только негодяй выйдет из своего логовища, стреляйте в него без разбора.
- А если это окажется не Муха? - запротестовал я.
- Приметы его: высокого роста, блондин, с бородой, короткий в плечах, сутуловатый, на правом виске большое родимое пятно. Если же выйдет другой, то я крикну, чтобы он сдавался, и тогда вам по ходу дела видно будет, что предпринять.
Мы поползли.
Но не успел я доползти до намеченного мною пункта, как увидел человека богатырского телосложения, вышедшего из двери избы с ружьем в руках.
Он подозрительно оглянулся по сторонам и взглянул на медведей, метавшихся в своих цепях.
Заметив их беспокойство, он еще раз оглянулся кругом, и в глазах его сверкнул трусливый огонек.
С быстротою молнии кинулся он к медведям, по всей вероятности, имея намерение спустить их с цепей.
В ту же секунду грянул выстрел Холмса.
В свою очередь я и Веретенюк выстрелили тоже.
Вероятно, мы промахнулись.
Быстро повернувшись назад, Муха бросился к избе.
Со стороны Холмса грянул второй выстрел.
Не добежав до избы шагов пяти, Муха широко взмахнул руками и опрокинулся навзничь.
Мы бросились из засады к нему.
Но лишь только мы подскочили к раненому негодяю, как он, собрав последние силы, схватился за брошенную винтовку и, приподнявшись на локте, прицелился в меня.
Не знаю, что случилось бы со мной, если бы в эту самую секунду приклад Холмса не опустился на голову Мухи.
С глухим стоном он рухнул на землю.
Нагнувшись над ним и ощупав его пульс, Холмс хладнокровно произнес:
- Мертв.
Затем, повернувшись на каблуках и сделав нам знак следовать за собой, он направился к избе.
Это была изба, состоявшая из двух комнат.
Одна из них, запертая на замок, была та самая, из которой слышался женский голос. Другая же комната была открыта, и при беглом осмотре, сделанном нами, мы сразу поняли, что она представляла из себя жилую комнату Мухи.
Вдруг до нас из запертой комнаты донесся отчаянный вопль.
- Спасите, спасите, если только вы честные люди.
Бросившись к убитому разбойнику, Холмс вынул из его кармана ключ и отпер им запертую дверь.
Лишь только мы отворили ее, как молодая женщина, довольно красивая, бросилась к нашим ногам, моля о пощаде.
Холмс ласково поднял ее за руку.
Заявив ей, что мы лишь искали разбойника, он попросил ее сказать, кто она такая.
Из рассказа молодой женщины выяснилось, что она дочь крестьянина из деревни Олсуфьевки.
Негодяй похитил ее восемь месяцев тому назад, воспользовавшись тем, что она вышла в лес, притащил ее в это место, изнасиловал и с тех пор день и ночь держал ее взаперти, живя с ней как с женой.
Христом богом девушка просила нас спасти ее и снова доставить к отцу.
Обласкав ее и обещав сделать все, что она просит, мы приступили к обыску квартиры.
После тщательного обыска в подполье хаты нами был найден бочонок, в котором было около четырех пудов шлихового золота. Кроме этого, в избе мы нашли большой запас оружия, съестных припасов, которых хватило бы на целый год, и около шестисот рублей деньгами.
Итак, это был последний день прославившегося на всю Сибирь каторжника Мухи.
Что сказать дальше?
Переночевав в разбойничьем вертепе, мы запаслись в нем в достаточном количестве провизией и, нагрузив ею и найденными при обыске ценностями осла, который оказался у него в маленькой конюшенке, мы вчетвером двинулись в обратный путь.
Каторжник Варгузинской тайги
Байкал, это чудное, огромное озеро Сибири, так и сиял. Под блеском ослепительных июньских лучей его могучая широкая грудь, дивно голубая и задумчивая, мерно колыхалась, еще не успокоившись окончательно от последней бури.
Еле вздрагивая нежной дрожью под влиянием винта, наш пароход быстро мчался от западного берега к восточному, шумно рассекая темно-синюю воду.
Далеко впереди синели неясной дымкой очертания прибрежных гор и исчезали где-то далеко-далеко на севере и юге.
Грудь дышала свободно и легко, на душе было радостно и весело.
Почти все пассажиры высыпали из кают наверх и весело болтали, любуясь солнцем, водой и далекой панорамой берегов.
- Какая прелесть! - воскликнул Шерлок Холмс, не опускавший морского бинокля.
- Да, - ответил я от души. - В цивилизованной и прилизанной Европе нам не увидать таких картин.
Сидевший с нами рядом на палубе полицейский офицер покачал с усмешкой головой.
- В вашей прилизанной Европе зато и не творятся такие дела, как тут, - произнес он.
- А именно? - полюбопытствовал Холмс.
- Что уж тут говорить! - воскликнул полицейский офицер, судя по форме - пристав. - Вы вот едете и любуетесь видами, а нам приходится работать среди этих видов. Попробовали бы вы разобраться в этой тайге и горах, из которой меньше шансов выбраться живым, нежели сломать себе ногу у себя в комнате.
Он покачал сокрушенно головой и указал на синеющий вдали берег.
- Как вам нравится эта далекая, синяя полоска? Не правда ли, какая тихая, спокойная, можно сказать, даже ласковая?
- Конечно! - подтвердил Холмс.
- А между тем я врагу не посоветовал бы заглядывать туда часто, - сказал пристав с усмешкой.
- Почему?
- Потому, что это - Варгузинская тайга! - серьезно ответил пристав. - Это одно из самых ужасных и малопроходимых мест в Сибири.
- Почему же именно ужасных? - спросил Холмс.
- Потому, что если в этой тайге встречаются два человека, то живым уходит тот, кто первый успеет убить другого.
Эти слова заинтересовали нас.
- Вы слышали, Ватсон? Это интересно! - произнес неосторожно Шерлок Холмс.
Он тут же спохватился, но... было уже поздно. Пристав глядел на нас во все глаза. Вдруг он приблизился к нам совсем близко, придвинув табурет, и тихо сказал:
- Так вот кто вы такие!
Отступление стало немыслимым.
Между тем пристав, продолжавший смотреть на нас во все глаза, снова заговорил:
- А знаете ли, я все время присматривался к вам! Где, думаю, я видел раньше эти лица? Ну, а теперь-то, конечно, вспомнил. Вы очень похожи на портретах, мистер Шерлок Холмс! И как это я сразу не узнал вас?!
С этими словами он встал и, щелкнув шпорами, проговорил:
- Уж если судьба столкнула нас неожиданно, то давайте уж познакомимся! Имею честь представиться: уездный начальник Варгузинского уезда, Семен Петрович Венгеров!
Делать было нечего.
Шерлок Холмс протянул ему руку.
- Только уж если вам удалось открыть наше инкогнито, то прошу вас не открывать его другим, - попросил он.
- О, не беспокойтесь! - успокоил нас уездный начальник, пожимая нам по очереди руки.
Мы снова сели на наши стулья и продолжали прерванный разговор, но теперь говорили уже без стеснения, не нуждаясь в скрытности.
- Да, вот вы, чужестранцы, имеете очень слабое представление о нашей Сибири! - заговорил Венгеров. - Русское правительство в продолжение нескольких веков делало колоссальную ошибку, заселяя этот дивный, богатейший край ссыльными элементами и строя повсюду лишь каторжные тюрьмы...
- Вместо того чтобы переселять сюда малоземельных, но трудолюбивых крестьян, - вставил Холмс.
- Совершенно верно! - подтвердил Венгеров. В настоящее время вся Сибирь превращена в тюрьму, а тайга - в безбрежные дороги для беглой каторги.
- Вы здесь давно? - спросил я.
- Да уж лет десять! - ответил Венгеров. - Главное, тут что ни шаг, то непредвиденная опасность.
- А почему вы именно вспоминали про Варгузинскую тайгу? И притом называли ее самой страшной? - полюбопытствовал Шерлок Холмс.
- Потому что в ней находится так называемая Варгузинская каторга.
- Да?
- И благодаря ей Варгузинская тайга страшно опасна, - пояснил Венгеров. - Тюрьмы плохи, стража недостаточна, и поэтому побеги совершаются постоянно! А как вы прикажете ловить беглого, раз он ушел в тайгу?
- Трудно?
- Гм... Не то что трудно, а просто немыслимо! Беглый готов ведь на все! В особенности, когда за ним гонятся! Иногда они бегут целыми партиями, сидят месяцами в тайге, ожидая удобного момента для дальнейшего путешествиями тогда горе нашему брату, если он, преследуя их, углубится в тайгу. Засада возможна в каждом овраге, за каждым пнем, в любой заросли! Ну, и пиши пропало! Вот и приходится ждать, когда беглый появится в каком-нибудь населенном пункте.
- Скверно! - поддакнул Холмс.
- Куда как плохо! - воскликнул Венгеров. - По роже каждого каторжника не узнаешь! Их ведь десятки тысяч, ну, значит, и жди, пока он совершит какое-нибудь преступление и этим обнаружит свой след! Выходит глупо: мы не предупреждаем преступлений, а ждем их совершения или, в лучшем случае, покушения на таковое, чтобы обнаружить след.
- Действительно, неостроумно! - улыбнулся Холмс.
- А что прикажете делать? - развел руками Венгеров. - Если бы мы сновали по тайге, то, конечно, переловили бы некоторых, но зато от нас вряд ли бы осталось много в живых.
- А какой путь наиболее излюблен беглыми? - спросил Холмс.
- Вся тайга, - ответил уездный начальник. - Среди каторжан есть такие, которые бегали чуть не по двадцать раз. Эти господа знают тайгу так, как никто из нас, и, конечно, им легко менять маршруты.
- Но в общем они направляются к Байкалу?
- Обязательно! Наиболее трусливые огибают его с южной стороны, но это требует большой, потери времени и сил, поэтому наиболее опытные и храбрые стараются прямо добраться до берега и переправиться через озеро.
- Каким образом? - спросил я.
- Разными способами. Кое-где по берегу живут каторжане, отбывшие срок. Эти зачастую, из боязни за собственную шкуру, покрывают беглых, а где таких нет, там они берут силой.
- То есть?
- Поймают рыбака, пригрозят ему, ну, он и везет их на другой берег.
- Но ведь это же огромный риск! - воскликнул Шерлок Холмс.
- Что делать! - усмехнулся Венгеров.
- Байкал ведь не речка!
- Конечно, не речка! Но каторга привыкла к риску. А побег из тюрьмы? Разве он не рискует попасть под пулю часового? - В это время раздался звонок, извещавший об обеде.
Мы спустились в кают-компанию и заняли места рядом за столом.
За обедом мы говорили мало, а когда вышли после обеда на палубу, то восточный берег был уже совсем близко от нас. Разговаривая, мы не замечали, как летит время, и не успели досыта наговориться,