Маркевич Болеслав Михайлович - Княжна Тата

  

  

  

   Полное собран³е сочинен³й Б. М. Маркевича. Томъ трет³й.

   С.-Петербургъ. Типограф³я (бывшая) А. М. Котомина, Фонтанка, д. No 93. 1885.

   OCR Бычков М. Н.

  

   *) Впервые напечатано въ ²юльской книжкѣ "Русскаго Вѣстника" за 1879 годъ, подписано псевдонимомъ "Мери Бемъ" и перепечатано здѣсь съ подлинника, исправленнаго карандашемъ самимъ Б. М. Маркевичемъ.

  

   Онъ былъ лѣтъ на восемнадцать слишкомъ старѣе ея, а ей уже шелъ двадцать девятый годъ. Онъ былъ давно женатъ, отецъ семейства...

   Какъ это чувство, эта бѣда, какъ оно стряслось, захватило, унесло его, онъ не могъ бы сказать: онъ этого самъ себѣ объяснить не могъ.

   Онъ ее зналъ дѣвочкой, ребенкомъ. Онъ былъ другомъ, совѣтникомъ, управляющимъ брата ея, князя Анатол³я Васильевича Можайскаго. Она съ дѣтства привыкла видѣть въ немъ довѣренное лицо ея семьи, преданнаго человѣка, который вѣчно, письменно и устно, бранился съ ея братомъ за излишнюю трату денегъ, терпѣливо выслушивалъ воздыхан³я ея матери и выѣзжалъ ей, княжнѣ Натальѣ Васильевнѣ, подъ верхъ надежныхъ скакуновъ, на которыхъ любила она мчаться по полямъ и лѣсамъ, провожая лѣто въ деревнѣ.

   Въ дни молодости онъ чаялъ, онъ имѣлъ право ожидать болѣе блестящей доли. Онъ былъ однимъ изъ самыхъ видныхъ офицеровъ одного изъ первыхъ полковъ гвард³и. Въ памяти его современниковъ еще не исчезла память о лихомъ ротмистрѣ Скавронцевѣ, служакѣ, щеголѣ и отчаянномъ театралѣ. У него былъ лучш³й парадеръ во всей кирасирской дивиз³и; не было болѣе его любимаго товарища и "дорогаго собутыльника" для всей золотой молодежи Петербурга; весь балетъ зналъ его по имени и отчеству; "ужь извѣстно, этотъ Александръ Андреичъ", съ тою же многозначительною усмѣшкой говорила про него и первая танцовщица, и послѣдняя изъ черненькихъ, прыгающихъ у воды,- обѣ разумѣя все то же нѣчто лестное и сочувственное ему этою усмѣшкой и этимъ недоговариваемымъ "ужь извѣстно"...

   Онъ ожидалъ, а съ нимъ весь полкъ, аксельбантовъ ко дню полковаго ихъ праздника. Аксельбанты улыбнулись ему; они даны были негаданно-нежданно молодому поручику, исправлявшему временно должность заболѣвшаго полковаго адъютанта. А онъ, Скавронцевъ, уже трет³й годъ командовалъ лейбъ-эскадрономъ!... Полковые комментаторы приписывали этотъ неожиданный случай его излишней популярности и успѣхамъ въ очаровательномъ м³рѣ антраша и пируетовъ. Комментаторы могли и ошибаться... А впрочемъ не даромъ говорится: какъ знать, чего не знаешь!

   Какъ бы ни было, Скавронцевъ не перенесъ такого дара. Онъ на другой же день отрапортовался больнымъ, черезъ мѣсяцъ подалъ въ безсрочный отпускъ и, получивъ его, уѣхалъ въ деревню, захвативъ себѣ кстати въ спутницы Вѣрочку Миловзорову, быстроокую корифейку, "точеныя" ноги и рѣзко очерченные контуры которой вызывали неистовыя рукоплескан³я завсегдашнихъ первыхъ двухъ рядовъ креселъ, когда она, одѣтая мальчикомъ, вылетала во второй парѣ, въ pas de manteaux, въ любимомъ въ тѣ дни балетѣ Пахита.

   Въ деревнѣ Скавронцевъ прежде всего утѣшенъ былъ тѣмъ, что, за надѣломъ крестьянъ своихъ землею (онъ пр³ѣхалъ какъ разъ вслѣдъ за объявлен³емъ воли,) и за уплатой казенныхъ и частныхъ долговъ, сдѣланныхъ имъ во время блестящаго своего гвардейскаго служен³я, ему приходилось сказать себѣ какъ древн³й философъ: omnia meсum porto, или нѣчто въ томъ же родѣ: изъ громкаго состоян³я въ 800 душъ, завѣщаннаго ему отцомъ, ему оставались как³я-то 500 десятинъ кустарника и песку, на которыхъ предоставлялось ему затѣмъ право хоть ананасы разводить. Во-вторыхъ, привезенная имъ съ собою жрица Терпсихоры скучала по Петербургу и лила нескончаемыя, хотя и безмолвныя слезы, сидя по цѣлымъ днямъ у окна, изъ котораго, единственнымъ развлечен³емъ, могла любоваться на драку пѣтуховъ на дворѣ.

   Чтобы какъ-нибудь устроиться, Скавронцевъ поступилъ въ должность мироваго посредника. Чтобъ утѣшить Вѣрочку Миловзорову, такъ какъ на отправку ея обратно въ Петербургъ не хватало у него нужныхъ денегъ, онъ рѣшился на ней жениться.

   Мировой посредникъ вышелъ изъ Скавронцева отличный. Вѣрочка Миловзорова, обратившись въ госпожу Скавронцеву, тотчасъ же перестала плакать и начала приносить мужу по ребенку каждый годъ. Къ горю или къ счастью нѣжныхъ, но стѣсненныхъ въ средствахъ родителей, ребята эти были не живучи и отходили, по обыкновен³ю, въ вѣчность до зубковъ. Но не успѣетъ, бывало, похоронить одного Вѣрочка, какъ ужь, глядишь, ходитъ тяжелая другимъ. Въ прокъ, видно, пошла ей танцовальная гимнастика...

   Въ участкѣ Скавронцева было большое, въ три тысячи душъ, имѣн³е, принадлежавшее князю Можайскому. Имѣн³емъ этимъ вѣдалъ управляющ³й изъ дворовыхъ, пьяница и пройдоха, мутивш³й крестьянъ подъ предлогомъ "сохранить барскую выгоду". Уставной грамоты по добровольному соглашен³ю, как³я до тѣхъ поръ удавалось вводить Скавронцеву во всѣхъ почти подлежавшихъ посредничеству его имѣн³яхъ,- онъ настойчиво хлопоталъ всегда именно о такого рода грамотахъ, - онъ здѣсь, какъ ни стараяся, добиться не могъ. Неумѣренныя притязан³я, безсмысленное упорство возгарались съ новою силой, то съ одной, то съ другой стороны, въ ту минуту, когда, казалось ему, все было имъ вдосталь разъяснено и улажено и оставалось приложить руки въ бумагѣ... Въ одинъ прекрасный день онъ вдругъ вспомнилъ, что владѣлецъ имѣн³я былъ тотъ самый князь Анатоль Можайск³й, который поступилъ къ нему юнкеромъ въ эскадронъ во время оно и котораго онъ особенно отличалъ за лихость въ верховой ѣздѣ, а также "и по остальнымъ частямъ гвардейской науки", въ оныхъ же самъ онъ состоялъ извѣстнымъ докою въ ту пору. Онъ тотчасъ же присѣлъ въ столу и написалъ слѣдующее:

  

   "Любезный князь, не знаю, извѣстно-ли тебѣ, что я нахожусь посредникомъ въ томъ самомъ мировомъ участкѣ, въ коемъ имѣн³е твое больш³е Дворы. По случаю введен³я въ ономъ уставной грамоты, я, по долгу службы, а также по товариществу, считаю нужнымъ тебя предварить, что ни чорта тутъ подѣлать нельзя, главное потому, что сидитъ у тебя управляющ³й горькоп³йца и мошенникъ не хуже питерскаго ростовщика Коха. Прогони его взашей, сдѣлай ты милость, и возьми кого-нибудь другаго, а я, пожалуй, могу и надсмотрѣть за нимъ, такъ какъ, по теперешнимъ моимъ занят³ямъ, приглядѣлся къ этому дѣлу достаточно.

   "Всему полку мой сердечный поклонъ. Придется-ли опять увидаться съ камрадами, и самъ не знаю. Дѣла мои, братецъ ты мой, совсѣмъ дрянь вышли. Я даже женился и потомство имѣю; семью вижу впрочемъ рѣдко, потому постоянно въ разъѣздахъ и оттого и писать тебѣ пространнѣе не имѣю времени. Будь здоровъ, душа моя.

   Р. С. Всели у тебя Рѣзвый, или продалъ Топорову? Эхъ, конь былъ!"

  

   Черезъ двѣ недѣли полученъ былъ отвѣтъ такого содержан³я

  

   "Любезнѣйш³й Александръ Андреевичъ!

   Съ симъ вмѣстѣ препровождаю полную на твое имя довѣренность на распоряжен³е Большими Дворами, съ правомъ смѣнить нынѣшняго моего управителя, назначить новаго и вообще дѣлать тамъ все, что тебѣ заблагоразсудится и что ты найдешь нужнымъ и полезнымъ. Кланяюсь тебѣ въ ножки за предложен³е о присмотрѣ. Ради Бога, только не откажись отъ него. Я знаю, что я за тобой буду какъ у Христа за пазушкой. Ты понимаешь, что я никакъ не могу оставить теперь полкъ, службу и похорониться въ деревнѣ, а ужь если мы, дѣйствительно, должны лишиться тебя и ты рѣшилъ остаться тамъ, то кого же какъ не тебя могу я избрать, такъ-сказать, попечителемъ надъ моимъ достоян³емъ? Дядя мой Хохолковъ, пр³ѣхавш³й сюда изъ твоихъ странъ, говоритъ, что тебя тамъ просто боготворятъ какъ помѣщики, такъ равно и крестьяне. Да и можетъ-ли быть иначе для каждаго, кто тебя знаетъ?

   "Всѣ товарищи en corps поручаютъ мнѣ..."

  

   Слѣдовали двѣ страницы всякихъ пожелан³й, полковыхъ новостей и сплетенъ. Въ другую минуту Скавронцевъ жадно дочиталъ бы ихъ до конца. Но первая часть письма его покоробила. Онъ бросилъ его на столъ, сжалъ брови и фыркнулъ про себя, покраснѣвъ даже при этомъ: "да что онъ, чортъ его дери, вообразилъ въ самомъ дѣлѣ, что я себя въ управляющ³е ему предлагаю!..."

   Кончилось тѣмъ однако, что онъ, смѣнивъ въ большихъ Дворахъ, въ силу данной ему довѣренности, съ полдюжины управляющихъ, оказывавшихся одинъ глупѣе или вороватѣе другаго, переѣхалъ туда самъ на воеводство; трехлѣт³е его истекло; онъ вышелъ въ чистую и, скинувъ мундиръ, страстно предался сельскому хозяйству, хотя каждый день проклиналъ его и обзывалъ "каторжнымъ дѣломъ".

   Шелъ уже пятнадцатый годъ, какъ онъ занимался имъ. Обстоятельства его перемѣнились тѣмъ временемъ: какая-то старая тетка оставила ему по завѣщан³ю тысячъ девяносто денегъ. Получивъ эти средства, онъ поспѣшилъ отправить двухъ остававшихся у него въ живыхъ отъ многочисленной семьи мальчиковъ на воспитан³е въ ближайш³й университетск³й городъ, убѣдивъ и свою непомѣрно расплывшуюся Вѣрочку переселиться туда "для надзора за ребятами." Самъ онъ остался управлять Большими Дворами. "Каторжное" дѣло было уже для него неотразимою потребностью. Онъ велъ его съ непоколебимою настойчивостью и какою-то необыкновенною смѣтливостью. Для рабочаго, для окрестныхъ крестьянъ, онъ былъ именно тотъ "простой" и справедливый баринъ, котораго любитъ, которому вѣритъ русск³й мужикъ. Онъ этимъ довѣр³емъ и любовью достигалъ многаго, недостижимаго для другихъ. Патронъ его, князь Можайск³й, давно полковникъ и флигель-адъютантъ, побаивался его въ душѣ точно такъ же, какъ въ тѣ дни, когда его, юнкера, строг³й эскадронный командиръ Скавронцевъ посылалъ дежурить съ метлой въ конюшнѣ. Старая княгиня, маленькая, слезливая и недалекая, каждый годъ пр³ѣзжавшая на лѣто съ дочерью въ Больш³е Дворы, молилась на него какъ на Провидѣн³е, спец³ально назначенное для спасен³я сына отъ разорен³я. Княжна дразнила ее этимъ обожан³емъ и, въ воспоминан³е одного Диккенсова романа, называла Скавронцева: "нашъ взаимный - и грозный другъ", прибавляла она съ чуть-чуть презрительнымъ движен³емъ губъ.

   Онъ звалъ ее, какъ звали ее въ семьѣ, Ташей или Тата, со временъ перваго знакомства съ ней, когда она длинною, худою, двѣнадцатилѣтнею девочкой пр³ѣхала въ Больш³е Дворы съ матерью изъ-за границы, гдѣ онѣ предъ тѣмъ прожили года четыре сряду, и гдѣ она въ продолжен³е этого времени "перезабыла свой русск³й языкъ". Онъ очень плѣнился тогда этимъ ея галлицизмомъ и забавными оборотами рѣчи и подбивалъ ее постоянно на разговоры, которые лукавая дѣвочка, замѣтивъ это, вела уже нарочно на самомъ изломанномъ русскомъ языкѣ. Позднѣе сталъ онъ учить ее верховой ѣздѣ и доводилъ до слезъ своимъ "педантствомъ", по выражен³ю ея. Онъ съ своей стороны называлъ ее "бѣшеною" и въ продолжен³е нѣсколькихъ лѣтъ никуда не пускалъ ѣздить безъ себя. А такъ какъ ни единая душа въ Большихъ Дворахъ не рѣшилась бы осѣдлать ей лошади безъ приказан³я Александра Андреевича, а самому ему часто некогда было ѣхать съ нею въ то именно время, когда ей вздумывалось, Таша дулась и по цѣлымъ часамъ не говорила съ нимъ, сидя подлѣ матери за какою-нибудь ручною работой, не поднимая глазъ и съ продольною морщинкой между каштановыми, тонко очерченными бровями. Онъ очень любилъ эту морщинку и ея нѣмой гнѣвъ и, въ свою очередь, притворялся обиженнымъ. Робкая, маленькая княгиня-мать испуганно тогда переводила вопрошающ³е взгляды съ дочери на Скавронцева и обратно и начинала вздыхать... Кончалось обыкновенно тѣмъ, что Александръ Андреевичъ выпрямится вдругъ во всю длину свою и возгласитъ веселымъ басомъ: "ну, капризница, пожалуйте, лошади поданы, извольте амазонку надѣвать!"

   Настало время вывозить ее въ свѣтъ. Въ эту счастливую пору ея первыхъ выѣздовъ, когда послѣ блестящей петербургской зимы онѣ пр³ѣзжали на лѣто въ Больш³е Дворы, Тата очень подружилась со Скавронцевымъ. Голова ея вся полна была молодаго чада, живыми впечатлѣн³ями едва пережитыхъ петербургскихъ радостей. Ей нуженъ былъ слушатель, наперсникъ, которому могла бъ она говорить о балахъ въ Концертной, о Кавалергардскомъ манежѣ, о каткѣ въ Таврическомъ Саду, и который "не спрашивалъ бы, что это все такое"; кто эти люди, чьи имена постоянно срывались съ ея языка, въ чемъ прелесть того волшебнаго м³ра, что улыбался ей на зарѣ ея восемнадцати лѣтъ. Неистощимы въ тѣ дни были ея разсказы, ея восторги въ продолжен³е безконечныхъ прогулокъ верхомъ, на которые по-прежнему отправлялась она каждое послѣ-обѣда въ сопровожден³и своего бывшаго учителя-"педанта". Скавронцевъ слушалъ ее жадно, съ тайною тоской въ сердцѣ. Да, онъ зналъ этотъ м³ръ, въ которомъ и ему когда-то отведено было мѣсто,- этихъ людей, сверстниковъ своихъ, или бывшихъ подчиненныхъ, теперь такъ далеко ушедшихъ по пути, съ котораго сошелъ онъ навсегда. Отъ разсказовъ этой "дѣвочки" вѣяло на него и горечью безплодныхъ сожалѣн³й, и проницающимъ запахомъ его собственной молодости, съ ея золотыми обольщен³ями и страстными грезами; онъ переживалъ ихъ опять ощущен³ями этой молодой жизни, довѣрчиво раскрывавшейся предъ нимъ...

   - Ну, Тата, такъ какъ же? спрашивалъ онъ ее, подавляя вздохъ и принимаясь улыбаться:- ферлакуровъ много?

   - Довольно съ меня! хохотомъ отвѣчала она на это,- Гриницынъ, Воротынск³й, Фунвенбергъ...

   - Смотрите же, отечески наставлялъ онъ ее, - держите ухо востро, не раскидывайтесь! Выйти умно замужъ въ Петербургѣ - штука тонкая!

   Но время бѣжало; быстро миновали дни юныхъ обольщен³й. Съ каждымъ годомъ все короче становились ихъ верховыя прогулки, все обрывистѣе ихъ бесѣды. Александръ Андреевичъ уже не допрашивалъ, не дѣлалъ отеческихъ наставлен³й: княжна Тата, чуялъ онъ, сама хорошо знала теперь, что выйти замужъ въ петербургскомъ свѣтѣ - "штука тонкая".

   Ей, по завѣщан³ю отца, назначалось при замужствѣ полтораста тысячъ, которыя грошъ ко грошу и накоплены были Скавронцовымъ въ течен³е его управлен³я изъ доходовъ Большихъ Дворовъ, наслѣдованныхъ ея братомъ. По размѣрамъ жизни того общества, въ которому принадлежала она, для тѣхъ избранныхъ, на кого она мѣтила, это было, конечно, далеко не большое состоян³е. Но все же она была не безприданница, носила одну изъ громкихъ фамил³й Росс³и, была притомъ хороша собой, элегантна, особенно отличаема и любима въ высшихъ сферахъ, пользовалась репутац³ей ума и образованности, сложившеюся (къ ея несчаст³ю) какъ-то съ перваго появлен³я ея въ свѣтѣ. Она имѣла право высоко мѣтить... А между тѣмъ... Одинъ изъ большихъ петербургскихъ тузовъ, старикъ наблюдательный и остроумный, глядя на нее однажды сквозь золотые очки на какомъ-то балѣ, сказалъ, обращаясь въ своему сосѣду: "charmante en touts points, mais pas de chance!" и это слово, тутъ же подхваченное, пристегнуто было съ тѣхъ поръ какимъ-то злымъ девизомъ въ ея имени. Дѣйствительно, княжнѣ Тата не выходило лин³и, какъ выражаются купцы въ нашихъ комед³яхъ, не давалась "доля", какъ поетъ украинская пѣсня. Цвѣты ея свѣтскихъ успѣховъ никакъ не дозрѣвали до ягодъ. У нея много было поклонниковъ, "ферлакуровъ", были и дѣйствительно влюбленные въ нее; отъ полунасмѣшливаго, полунѣжнаго, салоннаго flirtation и до трепетныхъ звуковъ искренняго чувства ей довелось прослушать всю эту гамму лести и вкрадчивыхъ соблазновъ, что всегда такъ сладко звенитъ женскому уху. Но свѣтская поэз³я не переходила для нея въ желанное прозаическое предложен³е "руки и сердца". Кругомъ ея то-и-дѣло завоевывали завидныхъ жениховъ сверстницы ея, далеко уступавш³я ей и рожден³емъ, и прелестью, и даже состоян³емъ, а она, все такая же прекрасная и отличаемая, сидѣла пока все у того же берега и ждала погоды. Бываютъ так³я судьбы!..

   Баронесса Крюднеръ въ своемъ знаменитомъ въ оно время романѣ Valérie очень вѣрно замѣтила, что "люди, исключительно отдавш³еся свѣту, кончаютъ тѣмъ обыкновенно, что дѣлаются человѣконенавистнивами и умираютъ, клевеща на жизнь". Тата находились теперь на грани этой ненависти и клеветы. Она уже десятый годъ ѣздила въ свѣтъ и каждымъ нервомъ своего существа болѣзненно ощущала теперь, что она приглядѣлась до оскомины всей этой праздно-толкущейся, скучающей и скучной, бездушной и обезличенной толпѣ, среди коей продолжала вращаться она, что она уже представляла собою нѣчто въ родѣ фамильной мебели, старинной, всѣмъ надоѣвшей картины. Она переходила на степень общественнаго авторитета, въ отдѣлѣ "почтенныхъ". молоденьк³я свѣтск³я дебютанки спѣшили представляться ей и присѣдали при этомъ низко, низко, будто предъ семидесятилѣтнею статсъ-дамой... О, какъ часто, блѣднѣя и закусывая губу, должна была сдерживать себя наша княжна, чтобы не отвѣчать дерзостью на заискивающ³я улыбки этихъ свѣжихъ молодыхъ лицъ, на эти глубоко оскорбительныя въ почтительности своей присѣдан³я!

   А растерянные взгляды, а сдержанные вздохи матери,- ея маленькой, чувствительной, вѣчно болѣвшей мигренью матери, отправлявшейся еженедѣльно тайкомъ отъ нея ко "Спасителю", въ домикъ Петра великаго, ставить свѣчку, "чтобы Тата нашла un parti convenable",- а сжатыя брови и безмолвно потягиваемый усъ братца, князя Анатол³я Васильевича, послѣ каждаго новаго недочета, когда еще разъ ускользалъ намѣченный "parti convenable" изъ, далеко, тонко и умно закинутой подъ него сp3;ти! О, это "положен³е товара", какъ выражалась она, - "котораго никакъ не удается сбыть съ рукъ",- какъ его было не ненавидѣть, какъ не ненавидѣть эту "завидную, блестящую жизнь, по горло въ сливкахъ петербургскаго high life"! Она припоминала: утренн³е визиты, "Англ³йск³й магазинъ", обѣдъ у дяди министра, Патти, балъ въ Концертной, платье отъ Ворта, пр³емный день дома по средамъ, спектакль у princesse Irène, платье отъ Ворта, утренн³е визиты, обѣдъ въ австр³йскомъ посольствѣ, балъ въ Эрмитажѣ, платье отъ Ворта, "Англ³йск³й магазинъ", Патти, просто балъ, утренн³е визиты, обѣдъ у... И девять лѣтъ, девять лѣтъ сряду все то же безмысленное колесо, тѣ же плоск³я лица, тѣ же "ходы и выходы", тотъ же книжный французск³й языкъ, съ остротами, прочтенными утромъ въ Figaro, тѣ же вит³еватые по-старинному государственные сановники и натянутые, молчаливые по-новому ихъ будущ³е преемники! Лучш³е годы,- "и ни одного свѣжаго, здороваго воспоминан³я" говорила она себѣ, "и ничего во всѣхъ этихъ людяхъ, ничего, кромѣ змѣиной зависти и лакейскаго тщеслав³я!"...

   Другая жизнь?... Но гдѣ-жь она? Тата, презиравшая общество, къ которому принадлежала, была въ душѣ скептикомъ, какъ всѣ почти люди, выросш³е въ этомъ обществѣ. Она не вѣрила ни въ филантроп³ю, ни въ лорда Редстока, ни въ Георг³евскую Общину, ни въ новыхъ людей, ни въ женщинъ науки, ни въ соц³альныя задачи, о которыхъ случалось читать ей въ русскихъ газетахъ. На ея глаза все это было "шутовское переодѣванье, гдѣ подъ каждымъ платьемъ узнавалось опять то же: дурацкое или лицемѣрящее тщеслав³е, или зависть людей, хуже одѣтыхъ, чѣмъ мы". Но еслибы кто-нибудь даже и успѣлъ переубѣдить ее въ этомъ, она уже ни въ какомъ случаѣ не была въ состоян³и обманываться на счетъ себя самой. Она сознавала себя совершенно неспособною обмывать раны нищихъ или пѣть серьезно англ³йск³е псалмы, равно какъ надѣть син³я очки и закатывать глаза въ потолокъ при словѣ "прогрессъ". Другой жизни для нея не было; она, "какъ устрица", говорила себѣ наша княжна, "должна была жить и умереть у той скалы, съ которой была прикована, и проклинать эту скалу!"...

  

  

   Она забывала или, вѣрнѣе, не хотѣла вспомнить, что и въ ея прошломъ промелькнула одна свѣтлая полоса, и сама она не дала ей охватить пожаромъ своего сердца; среди всей этой людской пошлости ей дано было натолкнуться однажды на одно "свѣжее и здоровое" существо, и сама она испугалась себя и отошла отъ своего счастья. Ей было двадцать лѣтъ, когда она встрѣтилась съ нимъ. Онъ по рожден³ю и воспитан³ю принадлежалъ къ одному съ нею кругу, носилъ старинную фамил³ю, но остался послѣ смерти отца и матери безъ гроша за душой и ни въ грошъ не ставилъ оставленные ему въ наслѣдство вмѣсто денегъ большое вл³ятельное родство и связи. Бахтеяровъ былъ, дѣйствительно, новымъ человѣкомъ среди всего этого общества по гордости своего характера и независимости сужден³й, по жаждѣ знан³я, по своей энерг³и. Онъ блистательно учился въ университетѣ, поступилъ затѣмъ въ гвардейск³й полкъ и, также блистательно окончивъ курсъ въ академ³и генеральнаго штаба, готовился ѣхать на Кавказъ, гдѣ ему предложено было уже довольно видное мѣсто, когда увидалъ въ первый разъ Тата у какой-то своей тетки. Онъ не поѣхалъ на Кавказъ и принялъ первое попавшееся назначен³е въ Петербургѣ, который ненавидѣлъ всею душой; онъ былъ охваченъ съ перваго раза огнемъ молодой, неудержимой страсти... Онъ нравился княжнѣ,- онъ не могъ не нравиться своимъ оригинальнымъ, цыганскаго типа лицомъ, съ его нѣсколько высокомѣрнымъ выражен³емъ, изящною неловкостью высокаго, нѣсколько сутуловатаго тѣла и своею горячею, иногда черезчуръ рѣзвою, всегда искреннею рѣчью, что такъ мало походило на то, что приходилось ей слышать кругомъ... Онъ ей нравился, она искала встрѣчъ съ нимъ, она пожертвовала тремя балами, не изъ важныхъ - удовольств³ю просидѣть эти вечера съ нимъ, en petit comité, въ домахъ, куда онъ ѣздилъ. Онъ сгаралъ, блаженствовалъ, строилъ воздушные замки. Это продолжалось почти три мѣсяца. Въ свѣтѣ начали говорить объ этой страсти; Тата упрекали за то, что она поощряетъ ее... Братъ Анатол³й начиналъ морщиться, княгиня-мать усиленно вздыхала. Но княжна Тата была сама умна: "онъ, этотъ Бахтеяровъ, avec sa figure sauvage, онъ могъ забавлять ее, она могла имъ заняться нѣкоторое время"; еслибъ она была замужемъ, "она любила бы такого совсѣмъ съума свести;" но выйти замужъ за двадцатитипятилѣтняго офицера, безъ положен³я, живущаго жалованьемъ, - какой вздоръ! Она поняла, что пора было покончить ей съ этою забавой... Она сама испугалась тому, что сдѣлала_; когда сказала ему, чтобъ онъ болѣе о ней не думалъ, что "этого никогда не можетъ быть". Онъ стоялъ въ углу, у камина, въ минуту этого объяснен³я; она видѣла, какъ лицо его вдругъ стало бѣлѣе полотна; онъ поднялъ руку и схватился за мраморъ какъ бы для того чтобы не упасть. Онъ ни словомъ не отвѣтилъ ей, но только взглянулъ на нее, взглянулъ такимъ взглядомъ, что ей стало холодно. Она хотѣла найти нѣсколько "дружескихъ словъ" для его утѣшен³я, но онъ не далъ ей времени сказать ихъ, поклонился и тутъ-же исчезъ. Она всю ночь не спала: ей представилось, что онъ застрѣлится. Онъ не застр23;лился, но черезъ нѣсколько дней она узнала, что онъ отпросился въ Ташкентъ и уѣхалъ, ни съ кѣмъ не простясь.

   Онъ вернулся черезъ четыре года, въ полковничьихъ эполетахъ и съ блестящею военною репутац³ей, пр³обрѣтенною имъ въ Хивинскомъ походѣ. Въ продолжен³е двухъ недѣль его разрывали по петербургскимъ гостинымъ. Свѣтск³я кокодетки чуть не дрались изъ-за него, поили и кормили его обѣдами и ужинами и находили, что онъ, какъ двѣ капли воды, напоминаетъ графа Андраши, "mais en jeune et en beau"... Тата нечаянно, на какомъ-то вечерѣ, увидала его и его черные пронзительные глаза подъ боромъ кудрявыхъ волосъ, въ упоръ устремленные на нее. Она чуть-чуть дрогнула и, озаренная горячимъ блескомъ ихъ, невольно опустила рѣсницы. Она все прочла въ этомъ взглядѣ: онъ вернулся тѣмъ же, она не сомнѣвалась въ этомъ. На мгновен³е сперлось у нея дыхан³е, и сердце учащенно забилось: она чувствовала себя безконечно любимою этимъ человѣкомъ, и ея собственное чувство, какъ птица изъ клѣтки, рвалося ему на встрѣчу. Оно захватывало ее теперь, это чувство. Ея заискривш³еся глаза, полные отвѣта, готовы были подняться на него... "J'ai l'honneur de vous saluer, princesse", раздался въ эту минуту чей-то голосъ. Предъ нею стоялъ съ поклономъ и восхищенною улыбкой молоденьк³й графъ Аваловъ, одинъ изъ богатѣйшихъ жениховъ въ Росс³и. Онъ съ самаго начала этой зимы ухаживалъ за нею, и опытная уже Тата влюбляла его въ себя съ каждымъ днемъ все сильнѣе. Дѣло, повидимому, совсѣмъ налаживалось. Мать и братъ княжны ходили съ с³яющими лицами и чуть не цѣловали ей руки. Препятств³я предвидѣлись со стороны матери Авалова, которая говорила громко, что сынъ ея еще слишкомъ молодъ, чтобы думать о женитьбѣ. (Можайск³е знали, что она желала женить его черезъ нѣсколько времени на дочери одной своей двоюродной сестры, которой въ эту минуту едва минуло шестнадцать лѣтъ.) Но препятств³е это не было неодолимо: Аваловъ былъ совершеннолѣтн³й и состоян³е было все его: онъ могъ совершенно обойтись безъ соглас³я матери. Надо было только довести его до той степени влюбленности, когда человѣкъ уже не видитъ, не признаетъ ничего, кромѣ любимой женщины, кромѣ ея воли.

   И вотъ, въ это самое время, когда для княжны Тата чуть уже не загорались вѣнчальные огни (свѣтск³е вѣстовщики говорили о ея помолвкѣ какъ о дѣлѣ рѣшенномъ),- опять, опять этотъ Бахтеяровъ, отверженный ею, со своими огненными глазами "et son air plus sauvage que jamais", Бахтеяровъ, теперь герой дня, изъ-за котораго на дняхъ, разсказывали ей, у Nadine Краснохолмской чуть не вцѣпилась въ шиньонъ Sandrine Беренбергъ маленькая графиня Ваханская. И онъ все тотъ же, все также страстно любитъ ее, а она... Но нѣтъ, нѣтъ, неужели дастъ она себѣ волю, позволитъ себѣ "увлечься романическимъ чувствомъ"?

   Ей скоро представился случай "покончить съ этимъ".

   Однажды за интимнымъ обѣдомъ у Léonie Тепловой (это была одна изъ современницъ ея по дебютамъ въ свѣтѣ, давно впрочемъ успѣвшая опередить ее по части матримон³альной карьеры, такъ какъ трет³й уже годъ состояла замужемъ за своимъ богатымъ и пьяненькимъ "Дини",) кто-то предложилъ ѣхать вечеромъ на тройкахъ. Предложен³е было принято съ восторгомъ. Маленькая и вездѣсущая графиня Баханская вскочила съ мѣста и забарабанила ножомъ по тарелкѣ.

   - Attention, mes gaillardes! крикнула она на всю столовую:

   Всѣ обернулись со смѣхомъ въ ея сторону. Ея "откровенная" (во всякомъ другомъ кругу ее бы назвали циническою,) рѣчь очень цѣнилась въ м³рѣ нашихъ кокодетокъ.

   - Насъ здѣсь сколько? начала она: quatre femmes et trois hommes? Nombre impur!

   - Impair, счелъ нужнымъ поправить Анатоль Можайск³й, одинъ изъ троихъ мужчинъ.

   - Je dis impur, sacrée bombe! И она ударила ножомъ уже такъ, что тарелка раскололась на куски;- la pureté veut que chacune ait son chacun... pour le moins! прибавила она съ жестомъ Schneider, оттягивая пальцемъ вѣку праваго глаза и прижмуриваясь другимъ.

   - Approuvé крикнулъ подъ общ³й хохотъ хозяинъ дома Дини, наполовину уже готовый.

   - Pitou, обратилась черезъ столъ маленькая графиня къ своему, такому же маленькому, съ китайскимъ лицомъ, супругу,- vous allez vous flanquer dans un tape - quelque chose, et vous nous amenerez, Бахтеяровъ et Аваловъ.

   Она сѣла и ущипнула за локоть сидѣвшую подлѣ нея Тата.

   - Ты становишься совершенно невозможною, Lizzy, сказала ей недовольнымъ голосомъ княжна.

   - Vous n'êtes qu'une bégueule, ma chère! C'est très chien ce que je viens de dire, dites donc vous autres, отвѣтила та, обѣгая кругомъ глазами и самымъ искреннимъ образомъ удивляясь, что кто-нибудь могъ находить неприличнымъ ея чистѣйш³й жаргонъ парижскаго демимонда.

   Кромѣ Тата никто и не нашелъ его неприличнымъ: у Lizzy Ваханской было полтораста тысячъ дохода и лучш³й поваръ во всемъ Петербургѣ.

   Изъ-за стола поднялись часу въ девятомъ. Въ одиннадцатомъ явились Бахтеяровъ, Аваловъ и товарищъ его, кавалергардъ Пронск³й, которыхъ Pitou нашелъ въ Яхтъ-клубѣ. Самъ онъ остался тамъ играть въ quindici съ Гадивоновымъ, Половецкимъ и Зубатовымъ, а молодыхъ людей послалъ къ Тепловымъ и наказалъ имъ нанять и привести туда двѣ тройки.

   Разсѣлись по рецепту Lizzy Ваханской, "каждая съ каждымъ": въ первыхъ саняхъ хозяйка дома и напротивъ ея уже второй годъ сильно приволакивавш³йся за нею Анатоль Можайск³й, а рядомъ съ нею Зина Троекурова, четвертая дама нашей веселой компан³и, бывшая уже не первой молодости, а потому очень любившая кокетничать "avec les innocents", въ числу которыхъ причисляла она своего vis-à-vie, только что произведеннаго въ офицеры, еще безусаго и хорошенькаго Пронскаго; во вторыхъ - Lizzy съ Тата, съ которыми поѣхали Бахтеяровъ и Аваловъ. Маленькая графиня, имѣвшая самыя серьезныя претенз³и на сердце "дикаго Хивинца" и знавшая, что Тата съ своей стороны преслѣдуетъ "серьезную цѣль" относительно Авалова, разсчитывала на прелестнѣйшую partie carrée, въ которой "никто другому мѣшать не будетъ", на основан³и извѣстнаго правила, что "quand on est quatre on est deux". Но едва тронулись и поскакали тройки, оказалось, что она ошиблась въ разсчетѣ. "Дик³й Хивинецъ", какъ нарочно, завелъ сразу общ³й разговоръ и по его оживленному, горячо веселому тону она тотчасъ же поняла, что онъ никакъ не намѣренъ свести его на одну изъ тѣхъ интимныхъ бесѣдъ, которыя такъ удобны въ саняхъ, ночью, когда едва различаешь лицо сосѣда и въ то же время чувствуешь всю его близость въ себѣ, и подъ визгъ полозьевъ и свистъ вѣтра все какъ бы можно сказать, все дать понять и все выслушать безъ смущен³я, благодаря этой ночи и визгу, и возбудительному зимнему воздуху, отъ котораго такъ пр³ятно щиплетъ кожу сквозь вуаль и захватываетъ дыхан³е, и такъ хорошо, такъ упоительно весело!.. Ничѣмъ этимъ, она видѣла, не хотѣлъ воспользоваться Бахтеяровъ, тщательно даже поджимавш³й назадъ ноги при малѣйшемъ толчкѣ, чтобы не коснуться ими маленькихъ ножекъ Lizzy, противъ которой сидѣлъ онъ. Онъ разсказывалъ как³я-то уморительныя вещи, которыя заставляли хохотать невольно и ее, и Тата, но она опять-таки чувствовала, что онъ былъ такъ остеръ и блестящъ не для нея одной... а, можетъ-быть хуже, даже вовсе не для нея. Lizzy начинала сердиться на него и вмѣстѣ съ тѣмъ ревновать Тата. Но наша княжна, съ своей стороны, вовсе не поощряла frais d'esprit "Хивинца": ее гораздо болѣе занимало угрюмое настроен³е vis-à-vie ея, Авалова. Онъ сидѣлъ, приподнявъ до глазъ бобровый воротникъ шинели и не разжимая губъ, взглядывалъ оттуда на нее изъ-подъ своей бѣлой фуражки прямо и печально (она это ясно замѣтила, проѣзжая по Дворцовой Набережной, когда падалъ на него свѣтъ фонарей). Она нѣсколько разъ пыталась завести его, обращалась къ нему съ вопросами тою тихою, почти шепотливою, проницающею интонац³ей голоса, которая была одною изъ тайнъ ея очарован³я и которою владѣла она въ совершенствѣ: на лицѣ холодное, небрежное, чуть не презрительное выражен³е, а чуть слышный голосъ такъ и вьется, такъ и льнетъ, такъ и захватываетъ... Она знала, какъ электрически дѣйствовалъ этотъ голосъ на Авалова, какъ загорался онъ весь отъ его бархатныхъ звуковъ и, забывая свою задумчивость, умѣлъ въ свою очередь находить слова, полныя горячаго молодаго чувства... Но на этотъ разъ и этотъ обаяющ³й голосъ какъ бы потерялъ силу вызвать его изъ его страннаго оцѣпенѣн³я. "Баяхтеровъ est trop brillant; le pauvre garèon и робѣетъ предъ нимъ, и ревнуетъ его", объяснила себѣ мысленно Тата, и тутъ же рѣшила, что слѣдуетъ успокоить и открыто поощрить "бѣднаго мальчика".

   Сани въ это время подскочили, пролетая чрезъ какой-то ухабъ.

   - Ouf la-la! воскликнула со смѣхомъ Lizzy.

   - Извините, графиня! послышался вслѣдъ за этимъ голосъ Бухтеярова.

   - За что?

   - Я, кажется, толкнулъ васъ ногою...

   - Или я васъ моею... C'est bien heureux! уже совсѣмъ расхохоталась маленькая графиня:- а то вы прячете ваши ноги отъ моихъ avec tant de pudeur, будто увѣрены que j'irai vous faire du pied comme ou fait de L'oeil... C'est la quintessence de l'impertinence, mon cher, savez vous!.. Но вы это, повидимому, не считаете нужнымъ знать, en votre qualité de héros... Тата, любишь ты героевъ? обратилась она, не останавливаясь, къ княжнѣ нашей съ тѣмъ неисчерпаемымъ brio и неожиданностью переходовъ, которые отличали ее.

   - Героевъ? небрежно протянула, повторяя, Тата, какъ бы не слыхавъ предыдущаго:- да, сказала она,- люблю... издали, на разстоян³и ложи отъ сцены...

   Еслибы не безлунная ночь, она ужаснулась бы можетъ-быть отъ выражен³я, мгновенно запылавшаго и также быстро покрывшагося смертельною блѣдностью лица Бахтеярова... Но онъ сдержался, отвѣчалъ все тѣмъ же своимъ тономъ безпечной веселости:

   - И прелестно дѣлаете, княжна: въ ложѣ гораздо удобнѣе сидѣть въ компан³и Молчалиныхъ, чѣмъ Чацкихъ:- ни смотрѣть, ни слушать не мѣшаютъ и съ мнѣн³емъ пристегнувшей ихъ къ себѣ хозяйки неизмѣнно согласны.

   Это было зло, и зло вдвойнѣ, поняла Тата, зло и для нея, и для Авалова, который, кромѣ того, еще могъ понять при этомъ все неудобство быть "пристегнутымъ..."

   - Молчалины не нашего общества, проговорила она свысока и отчеканивая,- я ихъ не знаю по крайней мѣрѣ... Но Чацкихъ, признаюсь вамъ, я никогда не могла принять au sérieux. Трескъ, блеснетъ, дымъ,- и ничего больше!..

   - Mais c'est tout ce que j'adore, ma chère, такъ и вспрыгнула на эти слова маленькая графиня:- дымъ, трескъ et tout le tremblement; для меня только это и жизнь... Tenez, видите эту скверную, черную, старую дачу (они проѣзжали мимо Новой Деревни,) avec son air de vieille sorcière dans le genre de ma tante Софья Сергѣевна? Я бы ее сейчасъ подожгла съ четырехъ сторонъ, чтобы посмотрѣть, какъ наши герои (она кивнула на сидѣвшихъ противъ нихъ молодыхъ людей,) станутъ скакать въ пламя l'un après l'autre и вытащатъ оттуда толстую, претолстую прачку,- mon suisse Ѳедоръ a une belle dans ces proportions... Аваловъ, la прачка, que vous aurez sauvée des flammes, jugera nécessaire par reconnaissance de vous offrir les siennes. Que lui répondrez vous, fleur d'innocence?

   - Я ее кину тутъ же тушить себя въ Малую Невку! отвѣтилъ съ какою-то забавною досадой молодой человѣкъ.

   Lizzy покатилась такъ сообщительно, что такимъ же смѣхомъ отвѣтили ей и ея спутники, хотя никому ихъ нихъ троихъ далеко весело не было... Довольна была она одна: "Tata l'a aplati avec son Чацк³й", думала съ торжествомъ Lizzy про Бахтеярова,- "онъ этого ей ни, ни, ни, не проститъ никогда!" И, успокоенная съ этой стороны, она затрещала съ радости пуще прежняго, увлекая всѣхъ ихъ невольно въ сверкающ³й водоворотъ своей искристой, своеобразной, никого не щадившей и ни предъ чѣмъ не останавливавшейся болтовни, "Хивинецъ" ей вторилъ съ лихорадочною злостью въ голосѣ, съ тою безпощадною, "убивающею человѣка однимъ словомъ* мѣткостью эпиграммы, въ недостаткѣ которой упрекалъ блаженной памяти Печоринъ своего злополучнаго соперника Грушницкаго. Тата испытывала какое-то жуткое чувство отъ этой жгучей страстности злослов³я, возбудительницею и конечною цѣлью которой была она, она это знала; какое-то смутное чувство страха охватывало ее предъ этимъ "нажитымъ ею себѣ навѣки врагомъ", который... который, быть можетъ, никогда еще такъ, какъ въ эту самую минуту, когда онъ былъ такъ золъ, а она такъ виновата предъ нимъ, не занималъ, не волновалъ ея воображен³я, ея сердца... Но она настойчиво повторяла себѣ внутренно, что ей "надо было такъ поступить", надо было "отрѣзать разъ навсегда съ нимъ", что она этимъ дала теперь совершенно ясно понять Авалову, что она принесла ему въ жертву Бахтеярова, и что онъ слѣдовательно...

   Это слѣдовательно - она его ожидала въ этотъ же вечеръ, сейчасъ, вотъ когда они вернутся къ Тепловымъ; она его, казалось ей, читала заранѣе въ горячемъ, благодарномъ выражен³и жадно вперившихся въ нее теперь глазъ юнаго офицера (они скакали опять въ это время на обратномъ пути по Набережной, и свѣтъ фонарей снова освѣщалъ его свѣжее миловидное лицо). "Онъ ждетъ не дождется минуты сказать мнѣ все, что надо", объясняла себѣ наша княжна. И она съ кокетливою стыдливостью опускала отъ времени до времени вѣки, какъ бы робѣя предъ этими его слишкомъ жгучими для ея душевнаго спокойств³я взглядами...

   У Тепловыхъ ждалъ ихъ одинъ изъ тѣхъ petits soupers fins, заказывать которые былъ большой мастеръ хозяинъ дома, "Дини". Онъ вернулся нарочно къ нему изъ клуба, куда отправился послѣ обѣда съ Pitou и откуда притащилъ съ собою теперь еще съ полдюжины пр³ятелей. Гамъ и смѣхъ загремѣли съ перваго же блюда. Тата, сидѣвшая рядомъ съ Аваловымъ, повела подъ общ³й говоръ рѣчь въ желанному объяснен³ю:

   - Вы разгулялись наконецъ? спросила она его, улыбаясь, своимъ льнущимъ голосомъ.

   - Ахъ, княжна, отвѣчалъ онъ, понявъ и вздыхая,- как³я тучи вы не въ состоян³и разогнать, пока вы тутъ!

   - Et il y eu a dans votre ciel? продолжала она шутливо,- много?

   Онъ еще разъ вздохнулъ.

   - Одна пока, но ужасная!...

   - Не съ востока, надѣюсь? сказала она, напирая и обернувшись въ нему.

   Онъ опять понялъ, и молодыя черты его освѣтились небольшою радостью:

   - Нѣтъ, нѣтъ, благодаря вамъ, эта, кажется, уйдетъ теперь опять туда, откуда пришла, и не вернется... Нѣтъ, другое...

   Онъ не докончилъ.

   - Что же такое? У нея слегка забилось сердце...

   - Совсѣмъ въ противоположную сторону гонятъ, сказалъ онъ, взглянувъ на нее, и весь поблѣднѣлъ даже.

   У Тата дрогнули брови:

   - Кто? куда? могла только выговорить она.

   - Maman... Меня посылаютъ помощникомъ военнаго агента въ Парижъ,- заговорилъ вдругъ торопливо, съ ребяческимъ гнѣвомъ въ голосѣ Аваловъ; - я ничего, ничего не зналъ, за мною вдругъ послали, и объявляютъ... Это maman, ничего мнѣ не сказавъ, устроила en haut lieu... Она, вы знаете, всю зиму провозилась со своею bronchite, и теперь и Боткинъ, и Эйхвальдъ, и всѣ они говорятъ, что ей надо непремѣнно перемѣнить воздухъ, за границу. А у нея sa cousine, ³а comtesse de Brahe, qui a une propriété en Touraine, первый ея другъ, и она очень приглашаетъ maman пр³ѣхать въ ней туда на цѣлый годъ... И вотъ, чтобъ имѣть меня подъ рукой, она вздумала устроить мнѣ это мѣсто въ Парижѣ, когда... когда мнѣ такъ хорошо въ Петербургѣ, когда тутъ вы!... говорилъ онъ чуть не плача.

   Для Тата все было ясно: графиня Браге била именно мать той дѣвушки, на которой графиня Авалова намѣрена была женить сына, и она увозила его теперь съ этою цѣлью отъ нея, отъ Тата, которую почитала слишкомъ старою или слишкомъ самостоятельною для него...

   Она медленно, безъ кровинки въ лицѣ, подняла свои глубок³е сѣро-зеленые глаза и остановила ихъ на молодомъ человѣкѣ:

   - И вы... поѣдете? протянула она.

   Онъ мгновенно покраснѣлъ до самаго лба; судорога передернула его смутившееся лицо:

   - Que puis-je faire, назначен³е свыше!... Но я вернусь, какъ только можно будетъ! пробормоталъ онъ заикаясь.

   У Тата сердце упало. Она поняла: онъ былъ для нея навсегда потерянъ; онъ изъ-подъ этой своевольной материнской "руки" не въ состоян³и будетъ уйти никогда... Съ выражен³емъ желчнаго презрѣн³я въ углахъ нервно сомкнувшихся губъ отвернулась она отъ этого жалкаго "baby въ офицерскихъ эполетахъ", глянула безцѣльно впередъ и вздрогнула вдругъ, вздрогнула такъ, что едва была въ силахъ это скрыть, Бахтеяровъ сидѣлъ почти напротивъ ея, около Lizzy Баханской, и прожигалъ ее насквозь своими цыганскими глазами, какъ бы нечаянно упавшими на нее въ этотъ мигъ. Она чутьемъ почуяла, что онъ, занятый свиду разговоромъ съ сосѣдкой, все время слѣдилъ за нею, что онъ угадалъ все, все происшедшее между ею и Аваловымъ, и ликовалъ, "радовался адскою радостью", сказала она себѣ мысленно... Она была застигнута врасплохъ и, не совладѣвъ съ собою въ первую минуту, отвѣтила ему растеряннымъ взглядомъ, въ которомъ онъ прочелъ отчаянную мольбу о пощадѣ, о прощен³и...

   Онъ, въ свою очередь, приподнялъ до высоты лица стоявш³й предъ нимъ широкодонный бокалъ тончайшаго хрусталя, сквозь который подъ огнями ярко-освѣщенной столовой сверкала золотая влага шампанскаго, и съ безпощадною ирон³ей (язвительнаго звука его голоса въ эту минуту не могла уже потомъ никогда забыть она.) проговорилъ громко:

   - Пью отъ души за все то, что для васъ не дымъ, княжна!

   У нея задвоилось въ глазахъ... Но она осилила себя, усмѣхнулась, протянула руку въ своему бокалу...

   - Не пей, Тата, не пей! крикнула ей неожиданно съ комическимъ ужасомъ, пораженная выражен³емъ лица "Хивинца", впечатлительная Lizzy:- il sortirait du feu de votre verre!

   Всѣ расхохотались кругомъ. Она схватила со скатерти два золоченные десертные ножа и, сложивъ ихъ крестомъ, простерла вооруженныя ими руки въ сторону Бахтеярова:

   - Comme dans le second acte de Faust, визгнула она еще разъ:- gare à Mephisto!...

  

  

   Съ того дня въ жизни княжны Тата, какъ говорится, заколодило... Аваловъ съ тѣхъ поръ успѣлъ вернуться въ Петербургъ съ молодою женой, графиней Нелли, безукоризненно воспитанною особой, попавшею тотчасъ же въ число неоспоримыхъ моделей свѣтской добродѣтели, и которая на первыхъ же порахъ, познакомившись съ нашею княжной, воспылала въ ней дружбой, исполненною самой изысканной экзальтац³и и суперфинной тонкости въ выражен³и своихъ чувствъ. Бахтеяровъ тогда же (она съ нимъ не встрѣчалась съ того вечера,) уѣхалъ въ свой Туркестанъ и не давалъ о себѣ знать никому. Въ м³рѣ кокодетокъ о немъ давно и говорить перестали, а венгерск³й графъ Шегединъ, хромавш³й какъ лордъ Байронъ и удивительно свиставш³й в