Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Любовь куклы

  

   Вернувшись въ обитель съ своей куклой, Половецк³й цѣлыхъ три дня не показывался изъ своей комнаты. Братъ Павлинъ приходилъ по нѣскольку разъ въ день, но дверь была заперта, и изъ-за нея слышались только тяжелые шаги добровольнаго узника.

   "А все строптивецъ Иракл³й виноватъ,- со вздохомъ думалъ братъ Павлинъ.- Слѣдовало бы его на поклоны поставить, чтобы чувствовалъ"...

   По вечерамъ можно было слышать, какъ Половецк³й разговаривалъ самъ съ собой, и это особенно пугало брата Павлина, какъ явный признакъ того, что съ Михалъ Петровичемъ творится что-то неладное и даже очень вредное. Такъ не долго и ума рѣшиться...

   Въ первый разъ Половецк³й вышелъ изъ затвора ко всенощной. Братъ Иракл³й увидѣлъ его издали и со свойственнымъ ему малодуш³емъ спрятался.

   - Что, не бойсь, совѣстно глазамъ то? - укорилъ его брать Павлинъ.- Знаетъ кошка, чье мясо съѣла...

   - А твоей скорбной главѣ какое дѣло? - огрызнулся братъ Иракл³й.- Вмѣстѣ идолопоклонству предаетесь... Все знаю и все отлично понимаю. Я еще ему одну штучку устрою, чтобы помнилъ брата Иракл³я...

   - Перестань ты, строптивецъ!..

   - А вотъ увидишь...

   - И откуда въ тебѣ столько злости, Иракл³й? Бѣсъ тебя мучитъ... Живетъ человѣкъ въ обители тихо, благородно, никому не мѣшаетъ, а ты лѣзешь, какъ осенняя муха.

   - Можетъ, я ему же добра желаю?

   Прошло еще дня два. Разъ вечеромъ, когда братъ Павлинъ чинилъ у себя въ избушкѣ сѣти, Половецк³й пришелъ къ нему. Онъ замѣтно похудѣлъ, глаза свѣтились лихорадочно.

   - Не здоровится вамъ, Михалъ Петровичъ?

   - Нѣтъ, такъ... вообще...

   Онъ сѣдъ на лавку и долго наблюдалъ за работой брата Павлина. Потомъ поднялся и, молча простившись, ушелъ. Брату Павлину казалось, что онъ хотѣлъ что-то ему сказать и не могъ разговориться.

   Черезъ полчаса Половецк³й вернулся.

   - Братъ Павлинъ, вы скоро кончите свою работу?

   - Да хоть сейчасъ, Михайло Петровичъ... Работа не медвѣдь, въ лѣсъ не уйдетъ.

   - Такъ пойдемте ко мнѣ...посидимъ... Мнѣ скучно... Да...

   Онъ посмотрѣлъ кругомъ и спросилъ тихо;

   - Братъ Павлинъ, вамъ бываетъ страшно? Вотъ когда обступитъ темнота, когда кругомъ дѣлается мертвая тишина...

   - Чего же бояться, Михайло Петровичъ?

   - А такъ... Сначала тоска, а потомъ страхъ... этакое особенное жуткое чувство... У васъ здѣсь хорошо. Простая рабочая обстановка...

   - Да вы присядьте, Михайло Петровичъ.

   Половецк³й сѣлъ въ уголокъ къ столу и вытянулъ ноги.

   По его лицу, какъ тѣнь, пробѣгала конвульс³я.

   - Надо сѣти выправить,- говорилъ братъ Павлинъ.- А озеро встанетъ - будемъ тони тянуть... Апостольское ремесло рыбку ловить.

   - А вѣдь рыба чувствуетъ, когда ее убиваютъ?

   - У ней кровь холодная, Михайло Петровичъ. Потомъ она кричать не умѣетъ... Заказано ей это.

   Черезъ часъ Половецк³й и братъ Павлинъ сидѣли за кипѣвшимъ самоваромъ. На окнѣ въ комнатѣ Половецкаго начали появляться цвѣты - астры, бархатцы, флоксы. Онъ думалъ, что ихъ приносилъ братъ Павлинъ, и поблагодарилъ его за эту любезность.

   - Нѣтъ, это не я-съ, Михайло Петровичъ,- сконфуженно признался братъ Павлинъ.

   - Значитъ, Иракл³й?

   - Больше некому... Онъ у васъ руководствуетъ по цвѣточной части.

   Половецк³й зашагалъ по комнатѣ. У него на лицѣ выступили отъ волнен³я красныя пятна.

   - У него всю зиму цвѣты цвѣтутъ, ну, вотъ онъ и вамъ приспособилъ... Ужъ такой человѣкъ.

   - Да, человѣкъ...

   Послѣ чая Половецк³й досталъ изъ своей котомки куклу, съ особеннымъ вниман³емъ поправилъ на ней костюмъ, привелъ въ порядокъ льняные волосы и посадилъ на кровать.

   - Нравится она вамъ? - спросилъ онъ, улыбаясь.- Она умѣетъ закрывать глазки и говоритъ "папа" и "мама".

   - Красивая кукляшка,- согласился братъ Павлинъ.- Тоже и придумаютъ... т. е. на счетъ разговору.

   - Самая простая машинка...

   Онъ дернулъ за ниточку и кукла тоненькимъ голоскомъ сказала "папа". Братъ Павлинъ смотрѣлъ на нее и добродушно улыбался. Половецк³й съ особеннымъ вниман³емъ наблюдалъ за каждымъ его движен³емъ.

   - Вы ничего не замѣчаете... особеннаго? - тихо спросилъ онъ.

   - Нѣтъ, ничего, Михайло Петровичъ... Такъ, кукла, какъ ей полагается быть.

   Этотъ отвѣтъ заставилъ Половецкаго поморщиться, и онъ подозрительно посмотрѣлъ на брата Павлина, изъ вѣжливости считавшаго нужнымъ улыбаться.

   - А вы помните этотъ случай,- съ трудомъ заговорилъ Половецк³й, усаживая куклу на кровать.- Да, случай... Однимъ словомъ, когда Иракл³й въ первый разъ вытащилъ куклу изъ моей котомки?.. Она валялась вотъ здѣсь на полу...

   - Какъ же, помилуйте, даже очень хорошо помнго...

   - Отлично... Вы стояли вотъ здѣсь у дверей, она лежала вотъ здѣсь, и вы не могли ея не видѣть... да...

   Для ясности Половецк³й показалъ оба мѣста.

   - Вотъ-вотъ,- согласился братъ Павлинъ, не понимая, въ чемъ дѣло, и еще больше не понимая, почему такъ волнуется Михайло Петровичъ изъ-за такихъ сущихъ пустяковъ.

   - Она лежала съ закрытыми глазами,- продолжалъ Половецк³й.- Лѣвая рука была откинута... да...

   - Вотъ-вотъ... Какъ сейчасъ вижу, Михайло Петровичъ. А вы вотъ объ это мѣсто стояли...

   Половецк³й взялъ опять на руки куклу, показалъ ее брату Павлину и спросилъ:

   - Вы увѣрены, что это та самая кукла?

   - Та самая...

   Этотъ отвѣтъ не удовлетворилъ Половецкаго. Онъ поставилъ брата Павлина на то мѣсто у двери, гдѣ онъ стоялъ тогда, положилъ куклу на полъ, придавъ ей тогдашнюю позу, и повторилъ вопросъ.

   - Она самая,- увѣрялъ братъ Павлинъ.

   - Зачѣмъ вы меня обманываете?!.

   - Помилуйте...

   - Нѣтъ, нѣтъ!.. Вы заодно съ Иракл³емъ... О, все я отлично понимаю!.. Это не моя кукла...

   - Что вы, Михайло Петровичъ, да какъ это возможно... Конечно, поваръ Егорушка поступилъ неправильно, что послушался тогда Иракл³я и поволокъ вашу куклу... А только другой куклы негдѣ въ обители добыть, какъ хотите.

   - А въ Бобыльскѣ развѣ нельзя добыть?.. Перестаньте, пожалуйста, я не вчера родился... Вы всѣ противъ меня.

   - Помилуйте...

   - И не говорите лучше ничего... Вы не знаете, какъ я измучился за эти дни... Мнѣ даже больно видѣть васъ сейчасъ...

   - Я уйдусъ, Михайло Петровичъ... Простите, что если что и неладно сказалъ. А только кукла та самая...

   Увѣренный тонъ брата Павлина, а главное - его искренняя простота подѣйствовали на Половецкаго успокаивающимъ образомъ.

   - Да, да, хорошо,- говорилъ онъ, шагая по комнатѣ,- да, очень хорошо...

   Да, конечно, братъ Павлинъ съ его голубиной кротостью не могъ обманывать... Есть особенные люди, чистые, какъ ключевая вода. Половецк³й даже раскаялся въ собственномъ невѣр³и, когда братъ Павлинъ ушелъ. Развѣ так³е люди обманываютъ? И какъ онъ могъ подозрѣвать этого чистаго человѣка...

   Наступала ночь. Половецк³й долго шагалъ по своей комнатѣ. Кукла продолжала оставаться на своемъ мѣстѣ, и у Половецкаго явилась увѣренность, что она настоящая, та самая, которую онъ любилъ и которая его любила - именно, важно было послѣднее. Да, она его любила, какъ это ни казалось бы дикимъ и нелѣпымъ со стороны, для чужого человѣка... Вмѣстѣ съ этимъ Половецк³й испытывалъ жуткое чувство, а именно, что онъ не одинъ, не смотря на завѣшанное окно и запертую дверь. Это его и возмущало, и пугало. Онъ прислушивался къ малѣйшему шороху и слышалъ только, какъ билось его собственное сердце. Ускоренно, повышеннымъ темпомъ, съ нервной задержкой отработавшаго аппарата. "Это бродитъ Иракл³й" - рѣшилъ Половецк³й.

   Но онъ ошибался. Братъ Иракл³й заперся у себя въ кельи и со всеусерд³емъ писалъ какой-то новый доносъ на обительскую жизнь.

   За послѣднее время у Половецкаго все чаще и чаще повторялись тяжелыя безсонныя ночи, и его опять начинала одолѣвать смертная тоска, отъ которой онъ хотѣлъ укрыться подъ обительскимъ кровомъ. Онъ еще съ вечера зналъ, что не будетъ спать. Являлась преждевременная сонливость, неопредѣленная тяжесть въ затылкѣ, конвульсивная зѣвота. Лѣтомъ его спасалъ усиленный физическ³й трудъ на свѣжемъ воздухѣ, а сейчасъ наступилъ пер³одъ осеннихъ дождей и приходилось сидѣть дома. Зимняя рубка дровъ и рыбная ловля неводомъ были еще далеко.

  

  

   Дня черезъ три Половецк³й слегъ. Онъ ни на что не жаловался, а только чувствовалъ какое-то томящее безсил³е.

   - Вы, можетъ, простудились, Михайло Петровичъ? - пробовалъ догадаться братъ Павлинъ.- Хорошо на ночь малинки напиться или липоваго цвѣту... Очень хорошо помогаетъ, потому какъ сейчасъ происходитъ воспарен³е.

   - Нѣтъ, спасибо, ничего мнѣ не нужно... Такъ, само пройдетъ помаленьку.

   Половецк³й смотрѣлъ на брата Павлина совсѣмъ больными глазами и напрасно старался улыбнуться.

   - Вотъ пищи вы не желаете принимать - это главное,- соображалъ братъ Павлинъ вслухъ.- Это вотъ даже который ежели потеряетъ жаръ - очень нехорошо...

   - Совершенно вѣрно...

   - А ежели принатужиться, Михайло Петровичъ, и поѣсть? Можно шинкованной капустки съ лучкомъ, солененькихъ грибковъ, бруснички... рыбки солененькой...

   Братъ Павлинъ самымъ трогательнымъ образомъ ухаживалъ за больнымъ и напрасно перебиралъ всѣ извѣстныя ему средства. Половецк³й терпѣливо его слушалъ, отказывался и кончялъ очень странной просьбой:

   - Братъ Павлинъ, мнѣ необходимо переговорить съ Иракл³емъ... Позовите его ко мнѣ.

   Эта просьба удивила брата Павлина до того, что онъ стоялъ, раскрывъ ротъ, и ничего не могъ сказать.

   - Вы можете его предупредить, что я рѣшительно ничего не имѣю противъ него,- объяснялъ Половецк³й.- Да, онъ можетъ быть совершенно спокоенъ... Скажу больше: я съ нимъ просто желаю поговорить по душѣ. Пусть приходитъ вечеркомъ, и мы побесѣдуемъ.

   Это неожиданное приглашен³е не въ шутку перепугало трусливаго брата Иракл³я.

   - Онъ меня убьетъ! - увѣрялъ онъ, дергая шеей.- Благодарю покорно... Стара шутка. Недавно еще читалъ въ газетахъ, какъ вотъ этакъ же одинъ господинъ заманилъ къ себѣ другого господина и лишилъ его жизни черезъ удушен³е. Да вотъ точно такой же случай...

   - Опомнись, Иракл³й, какъ тебѣ не стыдно!..

   - И даже весьма просто... Шея у меня тонкая, а онъ вонъ какой здоровенный. Какъ схватитъ прямо за шею... Нѣтъ, братъ, стара шутка! Это онъ мнѣ хочетъ за свою чортову куклу отомстить... А я ему покажу еще не такую куклу. Х-ха...

   - Перестань молоть вздоръ...

   - Я?!. А вотъ увидишь...

   Братъ Иракл³й постукалъ себя по лбу пальцемъ и, подмигнувъ, съ кривой улыбкой прибавилъ:

   - О, на этомъ чердакѣ цѣлый ювелирный магазинъ... Надо это очень тонко понимать.

   - А вотъ ты и покажи свой-то магазинъ Михаилу Петровичу... да. А трусость свою оставь.

   - Я, по твоему, трусъ? Ахъ, ты, капустный червь... Да я... я никого на свѣтѣ не боюсь! Слышалъ? Иракл³й Катановъ никого не боится и даже могъ бы быть великимъ полководцемъ... О, вы меня совсѣмъ не понимаете, потому что я пропадаю въ вашей обители, какъ подкопенная мышь.

   Въ доказательство своего велич³я братъ Иракл³й схватилъ со стола бюстъ Наполеона, выпрямился и, отступивъ нѣсколько шаговъ, проговорилъ:

   - Ну, смотри: вѣдь два родныхъ брата...

   - А къ Михайлу Петровичу все-таки трусишь идти?

   - А вотъ и пойду, на зло тебѣ пойду... Михайло Петроровичъ, Михайло Петровичъ... Не велико кушанье.

   - И все-таки не сходишь: душа у тебя, Иракл³й, короткая.

   Братъ Иракл³й презрительно фыркнулъ и даже покраснѣлъ. Поставивъ бюстъ Наполеона написьменный столъ, онъ проговорилъ уже другимъ тономъ:

   - Вотъ что, Павлинъ... да... Я пойду... да... а ты постоишь въ корридорѣ... Въ случаѣ, ежели онъ бросится меня душить, ты бросишься въ дверь...

   - Непремѣнно...

   - Ну, и отлично... Я закричу тебѣ, а ты стрѣлой и бросайся...

   Какъ всѣ очень нервные люди, братъ Иракл³й поступилъ совершенно неожиданно, неожиданно даже для самого себя. Онъ пришелъ къ Половецкому поздно вечеромъ, на огонекъ.

   - Вы меня желали видѣть? - съ затаенной дерзостью спросилъ онъ, останавливаясь у двери.

   - Ахъ, да... Садитесь, пожалуйста, къ столу. Встать я не могу, въ чемъ и извиняюсь...

   - Такъ-съ... гмъ...

   Братъ Иракл³й подозрительно посмотрѣлъ на любезнаго хозяина, а потомъ на глазъ смѣрялъ разстоян³е отъ стола до двери, мысленно высчитывая, можетъ-ли онъ убѣжать, если притворяющ³йся больнымъ гостепр³имный хозяинъ вскочитъ съ постели и бросится его душить. Но Половецк³й продолжалъ лежать на своей кровати, не проявляя никакихъ кровожадныхъ намѣрен³й.

   - Можетъ быть, вы хотите чего, братъ Иракл³й?

   - Нѣтъ, благодарю васъ...

   - Вѣдь вы любите варенье, и я угощу васъ поленикой. Мнѣ недавно привезли изъ города.

   - Я уважаю сладкое, но во благовремен³и...

   Небольшая дешевенькая лампочка освѣщала только часть лица Половецкаго, и онъ казался брату Иракл³ю какимъ-то циклопомъ.

   - Да, такъ я желалъ васъ видѣть,- заговорилъ Половецк³й, облокачиваясь на подушкѣ.- Предупреждаю, что я совсѣмъ не сержусь на васъ, и вы спокойно можете забыть о послѣднемъ эпизодѣ съ куклой... да.

   Братъ Иракл³й сдѣлалъ нетерпѣливое движен³е и тревожно посмотрѣлъ на дверь.

   - Меня удивляетъ только одно, что моя кукла такъ васъ интересуетъ,- продолжалъ Половецк³й.- И мнѣ хотѣлось бы кое-что вамъ объяснить...

   - Я приковываю мое ухо на гвоздь вниман³я, какъ выразился одинъ философъ...

   Половецк³й сдѣлалъ паузу, подбирая выскальзывавш³я изъ головы слова.

   - Истор³я моей куклы очень недлинная,- заговорилъ онъ, сдерживая невольный вздохъ.- Я даже не могу припомнить, какъ она попала ко мнѣ въ домъ, какъ множество другихъ совершенно ненужныхъ вещей... Кстати, у меня есть въ Петербургѣ собственный домъ особнякъ, т. е. два этажа, набитые совершенно ненужными вещами, т. е. вещами, безъ которыхъ совершенно легко обойтись и безъ которыхъ, какъ вы видите, я обхожусь сейчасъ совершенно свободно. Есть дурныя привычки богатыхъ людей, которыхъ они не замѣчаютъ... У меня было, напримѣръ, двѣнадцать или пятнадцать шубъ... Вѣдь я не могъ же ходить заразъ въ двухъ?.. Въ Москвѣ у меня тоже былъ домъ,- продолжалъ Половецк³й, перемѣняя положен³е.- Т. е. не мой домъ, а домъ моей жены. И мнѣ было пр³ятно думать,что у меня два дома..

   - И кромѣ того имѣнья?

   - И имѣнья въ трехъ губерн³яхъ. Тоже было пр³ятно думать, что гдѣ хочу - тамъ и живу. Даже думалъ о старости, которую мечталъ кончить добрымъ, старымъ помѣщикомъ въ какой-нибудь почетной общественной должности...

   - Мысль весьма невредная, г. Половецк³й. Я вѣдь давно знаю вашу фамил³ю, извините...

   - Да, такъ было все, братъ Иракл³й... Прибавьте къ этому молодость, кругъ веселыхъ товарищей по полку, безконечныя удовольств³я... Жизнь катилась совершенно незамѣтно, какъ у всѣхъ богатыхъ людей. Моя жена очень красивая женщина, какъ она мнѣ казалась до женитьбы и какъ увѣряли потомъ друг³е мужчины, но дома красивой женщины нѣтъ, потому что и красота пр³ѣдается. Но мы сохранили дружеск³я чувства... Это много значитъ.

   Братъ Иракл³й превратился весь во вниман³е. Онъ въ первый разъ видѣлъ предъ собой на такомъ близкомъ разстоян³и настоящаго богатаго человѣка. Всѣ богачи представлялись въ его воображен³и какими-то полумифическими существами.

   - Я сказалъ, что мы съ женой жили друзьями,- продолжалъ Половецк³й. - На нашемъ языкѣ это значитъ, что мы жили каждый своей отдѣльной жизнью. У меня былъ свой кругъ знакомства, у нея - свой... Мы съ ней встрѣчались, главнымъ образомъ, за столомъ, а потомъ разыгрывали передъ добрыми знакомыми комед³ю счастливой парочки. Намъ завидовали, насъ ставили въ примѣръ другимъ, и никто не зналъ, какъ мы живемъ въ дѣйствительности. Однимъ словомъ, все шло хорошо, какъ понимается это слово въ нашемъ кругу. И вдругъ у насъ является ребенокъ... дѣвочка... При ея появлен³и я получилъ анонимное письмо, что настоящ³й отецъ не я.

   Послѣдовала длинная пауза. Братъ Иракл³й задергалъ шеей, точно это анонимное письмо писалъ онъ. Половецк³й лежалъ, запрокинувъ голову на подушку и закрывъ глаза.

   - Да, это было тяжело...- глухо заговорилъ онъ. - Это въ сущности была первая серьезная непр³ятность въ моей жизни. И я выдержалъ характеръ - въ нашемъ кругу это считается величайшимъ достоинствомъ - т. е. я ничего не сказалъ женѣ и не подалъ ни малѣйшаго повода къ сомнѣн³ю. Раньше мы были счастливой парочкой, а тутъ начали разыгрывать второй актъ комед³и - счастливыхъ родителей...

   - Михайло Петровичъ, почему вы мнѣ все это разсказываете? - неожиданно спросилъ братъ Иракл³й. - Я вѣдь для васъ совершенно посторонн³й человѣкъ, и мнѣ даже какъ-то неловко слушать...

   Половецк³й улыбнулся больной улыбкой и перекатилъ голову на подушкѣ.

   - Почему? - повторилъ онъ вопросъ брата Иракл³я.- Я и самъ хорошенько не знаю, но мнѣ хочется выговориться... Можетъ быть, я ошибаюсь, но мнѣ кажется, что вы одинъ меня поймете - я веду свой разсказъ къ куклѣ. Введен³е немного странное и нелѣпое, но необходимое... Я, наконецъ, хочу, чтобы вы поняли мое сумасшеств³е. Вѣдь въ вашихъ глазахъ я сумасшедш³й, маньякъ...

   - Не все-ли вамъ равно, что я думаю?

   - Но вы существуете для меня не лично, какъ такой-то имярекъ, а такъ сказать собирательно... Можете, впрочемъ, не слушать, если вамъ скучно.

   - Нѣтъ, отчего-же...

  

  

   Братъ Иракл³й сидѣлъ у стола, облокотившись на стулѣ, какъ обезьяна. Его страшно интересовала дальнѣйшая исповѣдь Половецкаго, и онъ терпѣливо ждалъ ея продолжен³я.

   - Да, у меня была дѣвочка... звали ее Сусанной...- глухо заговорилъ Половецк³й, подбирая слова.- Неправда-ли, какое красивое имя? Она росла какъ-то въ сторонѣ отъ нашей жизни, на попечен³и сначала бонны-швейцарки, а потомъ гувернантки-англичанки. Мать и отца она видѣла только утромъ, когда приводили ее здороваться, и вечеромъ, когда она прощалась. Весь ея дѣтск³й день проходилъ среди чужихъ, наемныхъ людей... Что она думала, что она дѣлала - отецъ и мать не интересовались. Ребенокъ росъ хорошеньк³й, здоровеньк³й - и этого было достаточно. Но въ одно прекоасное утро англичанка съ большими предосторожностями объяснила мнѣ, что замѣчаетъ въ дѣвочкѣ кое-как³я ненормальности: безцѣльное упрямство, вспышки безпричиннаго гнѣва, несвойственную ея возрасту апат³ю... Мы, конечно, не обратили на это никакого вниман³я. Мало ли бываетъ дѣтей упрямыхъ, вспыльчивыхъ и, вообще, несносныхъ? Время шло, а вмѣстѣ съ нимъ разростались ненормальности, такъ что пришлось обратиться къ спец³алисту-врачу, который далъ намъ понять, что положен³е дѣвочки безнадежно...

   Половецк³й сѣлъ на кровати, спустивъ босыя ноги... Онъ сильно похудѣлъ за послѣдн³е дни и показался брату Иракл³ю даже страшнымъ. Лицо осунулось, глаза округлились и казались больше.

   - Это былъ ударъ грома,- продолжалъ онъ, растирая колѣни рукой.- Т. е. ударъ для меня. Я смутно почувствовалъ какую-то вину за собой... Не помню, въ который разъ, но мнѣ казалось, что я попалъ въ дѣтскую въ первый разъ и въ первый разъ увидѣлъ, что моя дѣвочка сидитъ вотъ съ этой самой куклой на рукахъ, улыбается и что то наговариваетъ ей безсвязное и любовное, какъ живому человѣку. Меня это почему-то кольнуло... Какая то безсмысленная кукла и безсмысленный дѣтск³й лепетъ. Но больная не разставалась съ своей куклой ни днемъ, ни ночью... Ее и за границу повезли лѣчиться съ этой же куклой. Европейск³е корифеи науки только подтвердили д³агнозъ нашего домашняго врача... Положен³е получалось самое безнадежное. Да... Жена воспользовалась имъ, чтобы изображать изъ себя жертву. Я ее возненавидѣлъ именно за эту послѣднюю ложь, хотя она и лгала цѣлую жизнь... Ничего нѣтъ ужаснѣе лжи, которая, какъ ржавчина, разъѣдаетъ и губитъ живую душу. Говорятъ о святости материнства, но я, къ сожалѣн³ю, видѣлъ другое, и мою душу постененно захватывалъ ужасъ... Мнѣ случалось участвовавать въ сражен³яхъ, переживать очень опасные моменты, но удивительно то, что настоящ³й страхъ появлялся уже въ то время, когда опасность миновала. Я хочу сказать, что жизнь, вообще, страшная вещь, но мы это не желаемъ замѣчать, а сознан³е является только заднимъ числомъ... Мы идемъ, какъ лунатики, по карнизу и не замѣчаемъ окружающей со всѣхъ сторонъ опасности... Вы согласны со мной?...

   - Право, не знаю... Мнѣ кажется, что ничего ужаснаго нѣтъ.

   - Нѣтъ, есть... Вы только подумайте, что каждый могъ бы прожить свою жизнь на тысячу ладовъ иначе, чѣмъ живетъ. Насъ опутываютъ тѣ мелочи, которыя затемняютъ нашъ день и даже преслѣдуютъ во снѣ.

   Братъ Иракл³й вскочилъ, но, взглянувъ на Половецкаго, опять сѣлъ. Онъ страдалъ галлюцинац³ями не аскетическаго характера, надъ чѣмъ смѣялся Теплоуховъ. Половецк³й не замѣтилъ его движен³я и продолжалъ, глядя на полъ.

   - И этотъ ужасъ разростался... Я бросилъ свою службу, прекратилъ ненужныя знакомства и заперся у себя въ квартирѣ. Я былъ убѣжденъ, что одной силой любви могу снасти свою дѣвочку, наперекоръ всѣмъ медицинскимъ д³агнозамъ. Вѣдь одна любовь творитъ чудеса... Мнѣ стоило громаднаго труда принизиться до чарующей простоты дѣтскаго м³росозерцан³я, и я ползкомъ добирался до архитектуры дѣтскихъ мыслей. Я сказалъ: принизиться - это не вѣрно. Вѣрнѣе сказать: возвыситься, потому что всякая простота - это снѣговая вершина въ каждой области. Но я опоздалъ... Огонь уже потухалъ... Отдѣльные всполохи дѣтскаго сознан³я говорили о какомъ-то другомъ м³рѣ, невѣдомомъ, необъятномъ и безгранично-властномъ... Маленькая душа шла навстрѣчу этому м³ру, роняя только послѣдн³я искры сознан³я для того маленькаго м³рка, который оставляла. И я, такой большой и сильный, носилъ этотъ погасавш³й свѣтъ въ маленькомъ существѣ... Полное безсил³е сильнаго... И тутъ у меня вспыхнула страстная, безумная любовь къ моему ребенку... До сихъ поръ я не зналъ даже приблизительно, что такое любовь, потому что не понималъ, что любовь есть правда жизни. То, что принято называть этимъ словомъ - одна мистификац³я... И тогда я полюбилъ вотъ эту куклу, которую держали холодѣвш³я маленьк³я ручки, отдавая ей свою послѣднюю теплоту.

   Сдѣлавъ паузу, Половецк³й съ удивлен³емъ посмотрѣлъ кругомъ, на сгорбленную фигуру брата Иракл³я, на расплывавшееся пятно свѣта вокругъ лампы, на давно небѣленыя стѣны, на свои босыя ноги... Ему казалось, что онъ гдѣ-то далеко-далеко отъ обительской страннопр³имницы, и что вмѣсто брата Иракл³я сидитъ онъ самъ и слушаетъ чью-то скорбную, непонятную для него исповѣдь.

   - Ваша дочка, какъ вы выражались раньше, изволила умереть? - почтительно рѣшился прервать молчан³е братъ Иракл³й, исполнивш³йся уважен³емъ къ Половецкому.

   - Ахъ, да...- отозвался Половецк³й, точно просыпаясь отъ охватившаго его раздумья. - Да, изволила... И всѣ этого желали. Я переживалъ молчаливое отчаян³е, больше - я сходилъ съ ума... На меня напалъ паническ³й ужасъ, и я нигдѣ не могъ найти себѣ мѣста. У меня не было даже слезъ, и я прятался отъ всѣхъ, чтобы не видѣли моего горя... Эта дорогая смерть точно открыла мнѣ глаза на всю мою безобразную жизнь... Есть чудная русская поговорка: покойникъ у воротъ не стоитъ, а свое возьметъ. Какое прекрасное слово: покойникъ... Мой маленьк³й покойникъ стоялъ у моего сердца... Маленьк³я ручки точно указывали мнѣ на все безобраз³е моей жизни. Ужасъ все сильнѣе охватывалъ меня, щемящая пустота, давящая темнота... Я плакалъ, я кричалъ - и отвѣта не было... Это ощущен³е заблудившагося въ лѣсу человѣка, потерявшаго всѣ силы и послѣднюю надежду когда-нибудь выбраться изъ этого лѣса... У меня явилось непреодолимое желан³е покончить съ собой, чтобы разомъ прекратить невыносимыя муки. У меня было обдумано и приготовлено все до мельчайшихъ подробностей, включительно до стереотипной записки: "Въ смерти моей прошу никого не обвивять", и т. д.

   - Да, да, я мысленно простился со всѣмъ и совсѣми,- продолжалъ Половецк³й.- Въ сущности, это былъ хорош³й моментъ... Жилъ человѣкъ и не захотѣлъ жить. У меня оставалось доброе чувство ко всѣмъ, которые оставались жить, даже къ женѣ, которую ненавидѣлъ. Все было готово... Я уже хотѣлъ уйти изъ дома, когда вспомнилъ о дѣтской, освященной воспоминан³ями пережитыхъ страдан³й. Я вошелъ туда... Комната оставалась даже неубранной, и въ углу валялась вотъ эта кукла...

   Половецк³й досталъ спрятанную подъ подушкой куклу и показалъ ее брату Иракл³ю.

   - Вотъ эта самая... да... Она смотрѣла на меня живыми глазами и сказала... Вы не смѣйтесь - она, дѣйствительно, сказала... "Безумецъ, я тебя люблю". Понимаете?.. Да, она сказала, я это слышалъ... Никто не разувѣритъ меня въ этомъ. "Безумецъ, я тебя люблю"... Мнѣ трудно сейчасъ припомнить по порядку, что потомъ было, но у меня явилось такое чувство, точно отъ меня отвалилась каменная гора. И она дѣйствигельно меня любила, потому что спасла отъ самоуб³йства... Оставался всего одинъ моментъ - и меня бы не было. Это со стороны и нелѣпо, и смѣшно, и даже глупо, но это было... Она меня любила, и я это чувствовалъ. Вы этому не вѣрите? Вы слушаете меня, какъ человѣка, который бредитъ во снѣ?

   - Нѣтъ, проще: я не понимаю, въ чемъ дѣло.

   - А, не понимаете... Вѣдь вы учили въ вашей семинар³и философ³ю? Да? Вѣроятно, знаете, что былъ такой нѣмецк³й философъ Фихте?

   - Очень просто... О немъ у насъ въ запискахъ была отдѣльная глава, которая начиналась такъ: "Фихте, замкнувшись въ свое "я", разорвалъ всякую связь съ дѣйствительностью"...

   - Вотъ, вотъ... этотъ философъ праздновалъ день, когда его дочь въ первый разъ сказала "я".

   - Позвольте, при чемъ же тутъ кукла?

   - А вы подождите... Когда человѣкъ родится, онъ не отдѣляетъ себя отъ остального м³ра. Онъ - весь м³ръ... А вся остальная жизнь заключается только въ томъ, что человѣкъ постепенно отдѣляетъ себя отъ м³ра. Смерть - это заключительное звено этого рокового процесса. Рельефнѣе всего первый зародышъ этого процесса проявляется у ребенка въ его куклѣ, въ которой онъ смутно начинаетъ чувствовать своего двойника... Это величайш³й моментъ въ жизни каждаго, хотя мы и не даемъ себѣ въ этомъ отчета. Вѣдь всѣ дѣти любятъ куколъ. Изъ этихъ дѣтей потомъ выростаютъ и герои, и обыкновенные люди, и преступники...

   - Все-таки мы понимаю...

   - А почему дикарь лѣпитъ себѣ идола изъ глины, выстругиваетъ изъ дерева, выдалбливаетъ изъ камня, отливаетъ изъ металла? Вѣдь это продолжен³е дѣтской куклы, въ которой человѣкъ ищетъ самого себя... Онъ помѣщаетъ именно въ ней самую лучшую часть самого себя и въ ней же ищетъ отвѣта на вѣчные вопросы жизни. Вотъ и моя кукла помогла мнѣ узнать хоть немного самого себя, оглянуться на свою безобразную жизнь, задуматься надъ самымъ главнымъ... Вѣдь она говоритъ со мной... Вотъ почему она мнѣ такъ и дорога. Въ ней мой двойникъ...

   Братъ Иракл³й все ждалъ вопроса о кражѣ куклы, но Половецк³й ни однимъ словомъ не заикнулся объ этомъ трагическомъ обстоятельствѣ.

   - Ну, я усталъ... - говорилъ Половецк³й, укладываясь снова на кровать.- До свиданья... Извините, что побезпокоилъ васъ, братъ Иракл³й.

  

  

   Осень выдалась суше и холоднѣе обыкновеннаго, такъ что не было даже осенняго водополья, и между обителью и Бобыльскомъ сообщен³е не прерывалось. Листъ на деревьяхъ опалъ, трава пожелтѣла, вода въ озерѣ сдѣлалась темной. Въ обители веселья не полагалось вообще, но сейчасъ воцарилось что-то унылое и безнадежное. Брат³я отсиживалась по своимъ кельямъ. Пр³ѣзжихъ было мало. Братъ Иракл³й чувствовалъ себя особенно скверно и успѣлъ перессориться со всѣми, такъ что даже игуменъ счелъ нужнымъ сдѣлать ему серьезное впушен³е.

   - Такъ нельзя, Иракл³й... Понимаешь? Ты скоро, пожалуй, кусаться начнешь. А еще умный и начитанный человѣкъ, философ³ю училъ...

   Братъ Иракл³й принялъ увѣщан³е съ подобающимъ смирен³емъ и заперся у себя въ кельѣ. Онъ обложился книгами и что-то такое писалъ. По вечерамъ онъ уходилъ къ Половецкому, и ихъ бесѣда затягивалась за полночь. Разъ вечеромъ, когда братъ Иракл³й только-что собрался идти въ страннопр³имницу, какъ къ нему въ келью вошелъ братъ Павлинъ. Онъ былъ чѣмъ-то взволновавъ и, осторожно оглядѣвшись кругомъ, шопотомъ сообщилъ:

   - Иракл³й, тебя желаетъ видѣть нѣкоторая госпожа...

   - Какая-такая госпожа?

   - А такая... Духъ отъ нея такой пр³ятный... идетъ, какъ отъ мощей. Сейчасъ только пр³ѣхала изъ Бобыльска, и прямо спросила тебя. "Мнѣ, гритъ, необходимо переговорить съ братомъ Иракл³емъ"... Такъ и сказала. Она ждетъ въ страннопр³имницѣ...

   Братъ Иракл³й тоже взволновался. Онъ наскоро переодѣлся, намазалъ рѣдк³е волосы деревяннымъ масломъ и отправился въ страннопр³имницу. Кто была "нѣкоторая госпожа" - онъ догадался сразу.

   Въ одномъ изъ номеровъ женской половины страннопр³имницы нетерпѣливо ходила высокая красивая дама вся въ черномъ.

   - Вы - братъ Иракл³й? - довольно строго спросила она и, подавая смятое письмо, прибавила. - Узнаете, кто это писалъ?

   - Точно такъ-съ... Это я писалъ, но писалъ по злобѣ...

   - Мнѣ это рѣшительно все равно... Я желаю видѣть мужа.

   - Михайло Петровичъ не здоровы и не могутъ сейчасъ принять. Впрочемъ, я могу къ нимъ сходить...

   - Будьте любезны...

   Когда братъ Иракл³й уходилъ, "госпожа" невольно подумала: "Уродится же такой ид³отъ"...

   "Вотъ это такъ кукла налетѣла... - думалъ братъ Иракл³й по дорогѣ.- И дернуло меня тогда ей письмо написать про Михайла Петровича... Охъ, грѣхи, грѣхи! А все виноватъ дурень Егорка... Ну, зачѣмъ онъ ей отдалъ мое письмо?"

   Половецк³й выслушалъ брата Иракл³я совершенно спокойно и также спокойно отвѣтилъ:

   - Передайте m-me Половецкой, что я ее видѣть не желаю... да. Она напрасно безпокоила себя, разыскивая меня. Я останусь жить въ обители... Мнѣ здѣсь нравится.