ми ласками счаст³е, котораго сама она въ нихъ не находила. С³я противоположность между чувствами ея и мѣстомъ, занимаемымъ ею въ свѣтѣ, дала большую неровность ея нраву и обхожден³ю. Часто она бывала задумчива и молчалива; иногда говорила съ стремительностью. Постоянно одержимая мыслью отдѣльною, она и посреди разговора общаго не оставалась никогда совершенно покойною, но именно потому во всемъ обращен³и ея было что-то неукротимое и неожиданное, и это придавало ей увлекательность, можетъ быть, ей несродную. Странность ея положен³я замѣнила въ ней новизну мыслей. На нее смотрѣли съ участ³емъ и съ любопытствомъ, какъ на прекрасную грозу.
Явившаяся моимъ взорамъ въ минуту, когда сердце мое требовало любви, а чувство суетное успѣховъ, Элеонора показалась мнѣ достойною моихъ искусительныхъ усил³й. Она сама нашла удовольств³е въ обществѣ человѣка, непохожаго на тѣхъ, которыхъ она доселѣ видѣла. Кругъ ея былъ составленъ изъ нѣсколькихъ друзей и родственниковъ любовника ея и женъ ихъ, которые изъ трусливаго угожден³я графу П... согласились познакомиться съ его любовницею. Мужья были равно лишены и чувствъ и мыслей. Жены отличались отъ нихъ посредственностью болѣе безпокойною и торопливою, потому что не имѣли, подобно мужьямъ, этого спокойств³я ума, пр³обрѣтаемаго занят³емъ и дѣловою правильностью. Нѣкоторая утонченность въ шуткахъ, разнообраз³е въ разговорахъ, соединен³е мечтательности и веселости, унын³я и живаго участ³я, восторженности и насмѣшливости, удивили и привлекли Элеонору. Она говорила на многихъ языкахъ, хотя и несовершенно, но всегда съ движен³емъ, часто съ прелестью. Мысли, казалось, пробивались сквозь препятств³я и выходили изъ сей борьбы съ новою пр³ятност³ю, простотою и свѣжестью, потому что чужеземныя нарѣч³я молодятъ мысли и освобождаютъ ихъ отъ оборотовъ, придающихъ имъ поочередно нѣчто пошлое и вынужденное. Мы читали вмѣстѣ Англ³йскихъ поэтовъ, ходили вмѣстѣ прогуливаться. Часто бывалъ я у нея по утрамъ и къ ней же возвращался вечеромъ, бесѣдовалъ съ него о тысячѣ предметовъ.
Я предполагалъ обойти наблюдателемъ холоднымъ и безпристрастнымъ весь очеркъ характера и ума ея; но мнѣ казалось, что каждое слово ея было облечено невыразимою прелестью. Намѣрен³е ей понравиться влагало въ жизнь мою новое побужден³е, одушевляло мое существован³е необычайнымъ образомъ. Я приписывалъ прелести ея с³е дѣйств³е почти волшебное: я полнѣе насладился бы онымъ безъ обязательства, связавшаго меня передъ моимъ самолюб³емъ. С³е самолюб³е было третьимъ между Элеонорою и мною; я почиталъ себя какъ бы вынужденнымъ идти скорѣе къ цѣли, себѣ предположенной и потому не предавался безъ оглядки впечатлѣн³ямъ своимъ. Я былъ въ нетерпѣн³и объясниться. Ибо казалось мнѣ, что для успѣха стоило только мнѣ открыться. Я не думалъ, что люблю Элеонору, но уже не могъ бы отказаться отъ мысли ей нравиться. Она меня занимала безпрестанно: я соображалъ тысячи намѣрен³й; вымышлялъ тысячи средствъ въ побѣдѣ съ этимъ неопытнымъ самонадѣян³емъ, которое увѣрено въ успѣхѣ потому, что ничего не испытало.
Однако же застѣнчивость непобѣдимая меня удерживала. Всѣ мои рѣчи прилипали въ языку моему, или договаривались совсѣмъ не такъ, какъ я предполагалъ. Я боролся внутренно и негодовалъ на самого себя.
Я прибѣгнулъ наконецъ къ умствован³ю, которое могло бы вывести меня съ честью въ собственныхъ глазахъ изъ сей томительной распри. Я сказалъ себѣ, что не должно ничего торопить, что Элеонора не довольно приготовлена въ признан³ю, которое я замышлялъ, и что лучше помедлить. Почти всегда, когда хотимъ быть въ ладу съ собою, мы обращаемъ въ разсчеты и правило свое безсил³е и свои недостатки. Такая уловка въ насъ довольствуетъ ту половину, которая, такъ сказать, есть зритель другой.
С³е положен³е длилось. Съ каждымъ днемъ назначалъ я завтра срокомъ непремѣннымъ для признан³я рѣшительнаго, и завтра было тоже, что наканунѣ. Застѣнчивость покидала меня, какъ скоро я удалялся отъ Элеоноры; тогда опять принимался я за свои искусныя предначертан³я и глубок³я соображен³я. Но едва приближался къ ней, я снова чувствовалъ трепетъ и замѣшательство. Кто сталъ бы читать въ сердцѣ моемъ въ ея отсутств³и, тотъ почелъ бы меня соблазнителемъ холоднымъ и мало чувствительнымъ. Но кто увидѣлъ бы меня близъ нея, тотъ призналъ бы меня за любовнаго новичка, смятеннаго и страстнаго. И то и другое сужден³е было бы ошибочно: нѣтъ совершеннаго единства въ человѣкѣ, и почти никогда не бываетъ никто ни совсѣмъ чистосердечнымъ, ни совсѣмъ криводушнымъ.
Убѣжденный сими повторенными опытами, что никогда не осмѣлюсь открыться Элеонорѣ, рѣшился я писать ей. Графъ П... былъ въ отлучкѣ. Борен³я мои съ собственнымъ характеромъ, досада, что не удалось мнѣ переломить его, невѣдѣн³е объ успѣхѣ моего покушен³я отразились въ моемъ письмѣ волнен³емъ, очень похожимъ на любовь. Между тѣмъ разгоряченный собственнымъ моимъ слогомъ, я ощущалъ въ себѣ, оканчивая письмо, нѣкоторое дѣйств³е той страсти, которую старался выразить со всевозможною силою.
Элеонора увидѣла въ письмѣ моемъ то, что надлежало видѣть: порывъ минутный человѣка десятью годами ея моложе, котораго сердце растворилось чувствомъ, ему еще неизвѣстнымъ, и болѣе достойнаго жалости, нежели гнѣва. Она отвѣчала мнѣ съ кротостью, дала мнѣ совѣты благосклонные, предложила мнѣ дружбу искреннюю, но объявила, что до возвращен³я графа П... она принимать меня не можетъ.
Сей отвѣтъ переворотилъ мнѣ душу. Мое воображен³е, раздраженное препятств³емъ, овладѣло всѣмъ моимъ существован³емъ. Любовь, которою за часъ передъ тѣмъ я самохвально лукавилъ, казалось, господствовала во мнѣ съ изступлен³емъ. Я побѣжалъ къ Элеонорѣ: мнѣ сказали, что ея нѣтъ дома. Я написалъ ей, умолялъ ее согласиться на послѣднее свидан³е; я изобразилъ ей въ болѣзненныхъ выражен³яхъ мое отчаян³е, бѣдственные замыслы, на которые меня осуждаетъ ея жестокое рѣшен³е. Большую часть дня ожидалъ я напрасно отвѣта. Я усмирялъ свое неизъяснимое страдан³е, повторялъ себѣ, что завтра отважусь на все для свидан³я и для объяснен³я съ Элеонорою. Вечеромъ мнѣ принесли нѣсколько словъ отъ нея. Они были ласковы. Мнѣ сдавалось, что въ нихъ отзывается впечатлѣн³е сожалѣн³я и грусти; но она упорствовала въ своемъ рѣшен³и и говорила, что оно непоколебимо. Я снова явился къ ней въ домъ на другой день. Она выѣхала въ деревню, и люди не знали, куда именно. Они даже не имѣли никакого средства пересылать къ ней письма.
Я долго стоялъ недвижимъ у дверей, не придумывая никакой возможности отыскать ее. Я самъ дивился страдан³ю своему. Память мнѣ приводила минуты, въ которыя говорилъ я себѣ, что добиваюсь только успѣха; что это была попытка, отъ коей откажусь свободно. Я никакъ не постигалъ скорби жестокой, непокоримой, раздиравшей мое сердце. Нѣсколько дней протекло такимъ образомъ. Я былъ равно неспособенъ къ разсѣян³ю и умственнымъ занят³ямъ. Я бродилъ безпрестанно мимо дома Элеоноры; бѣгалъ по городу, какъ будто при каждомъ поворотѣ улицы могъ надѣяться встрѣтить ее. Однимъ утромъ, въ одну изъ сихъ прогулокъ безъ цѣли, которыя замѣняли волнен³е мое усталостью, я увидѣлъ карету графа П..., возвращающагося изъ своей поѣздки. Онъ узналъ меня и вышедъ изъ кареты. Послѣ нѣсколькихъ общихъ словъ, я сталъ говорить ему, скрывая свое смятен³е, о неожиданномъ отъѣздѣ Элеоноры. Да, сказалъ онъ, съ одною изъ ея пр³ятельницъ, за нѣсколько миль отсюда, случилось какое-то несчаст³е, и Элеонорѣ показалось, что она можетъ доставить ей нѣкоторое утѣшен³е и пользу. Она уѣхала, не посовѣтовавшись со мною. Элеонора такого свойства, что всѣ чувства ея одолѣваютъ ее, и душа ея, всегда дѣятельная, находитъ почти отдыхъ въ пожертвован³и. Но присутств³е ея мнѣ здѣсь нужно: я напишу ей, и она вѣрно возвратится черезъ нѣсколько дней.
С³е увѣрен³е меня успокоило: я чувствовалъ, что скорбь моя усмиряется. Въ первый разъ съ отъѣзда Элеоноры я могъ свободно перевести дыхан³е. Возвращен³е ея не послѣдовало такъ скоро, какъ надѣялся графъ П... Но я принялся за свою вседневную жизнь, и тоска меня удручавшая, начинала мало по малу разсѣяваться, когда, по истечен³и мѣсяца, графъ П... прислалъ мнѣ сказать, что Элеонора должна пр³ѣхать вечеромъ. Ему было дорого сохранить ей въ обществѣ мѣсто, на которое по характеру своему имѣла она право, и котораго, казалось, лишена была положен³емъ своимъ: для сего ко дню пр³ѣзда пригласилъ онъ къ себѣ на ужинъ родственницъ и пр³ятельницъ своихъ, согласившихся на знакомство съ Элеонорою.
Мои воспоминан³я мнѣ явились снова, сперва смутно, потомъ живѣе. Мое самолюб³е къ нимъ пристало: я былъ разстроенъ, уничиженъ встрѣчею съ женщиной, поступившей со мною, какъ съ ребенкомъ. Мнѣ мечталось заранѣе, будто, свидясь со мною, она улыбалась отъ мысли, что кратковременное отсутств³е усмирило пылъ молодой головы: и я угадывалъ въ этой улыбкѣ слѣдъ какого-то презрѣн³я ко мнѣ. Постепенно чувствован³я мои пробуждались. Въ тотъ самый день всталъ я, не помышляя болѣе объ Элеонорѣ. Черезъ часъ послѣ извѣст³я о ея пр³ѣздѣ, образъ ея носился передо мною, владычествовалъ надъ моимъ сердцемъ, и меня била лихорадка отъ страха, что ее не увижу.
Я просидѣлъ дома весь день и, такъ сказать, хоронился; дрожалъ, что малѣйшее движен³е предупредитъ нашу встрѣчу. Ничего однако же не было естественнѣе, вѣрнѣе: но я желалъ ея съ такимъ жаромъ, что она вязалась мнѣ невозможною. Мучась отъ нетерпѣн³я, безпрестанно смотрѣлъ на часы; открывалъ окно - мнѣ было душно. Кровь моя палила меня, струясь въ моихъ жилахъ.
Наконецъ, услышалъ я, что пробилъ часъ, въ который должно мнѣ было ѣхать къ графу. Мое нетерпѣн³е перешло вдругъ въ робость; я одѣвался медленно, я уже не спѣшилъ пр³ѣхать. Такой страхъ, что ожидан³е мое будетъ обмануто, такое сильное чувство горести, мнѣ, можетъ быть, угрожающей, овладѣли мною, что я согласился бы охотно все отсрочить.
Было уже довольно поздно, когда я вошелъ въ гостиную графа П... Я увидѣлъ Элеонору, сидѣвшую во глубинѣ комнаты. Я не смѣлъ подойти; мнѣ казалось, что всѣ уставили глаза свои на меня. Я спрятался въ углу гостиной за мущинами, которые разговаривали. Оттуда я всматривался въ Элеонору: мнѣ показалось, что она нѣсколько измѣнилась, была блѣднѣе обыкновеннаго. Графъ отыскалъ меня въ убѣжищѣ, въ которомъ я какъ будто притаился, подошелъ ко мнѣ, взялъ за руку и подвелъ къ Элеонорѣ. Представляю вамъ, сказалъ онъ ей, смѣясь, того, который болѣе всѣхъ другихъ былъ пораженъ нечаяннымъ вашимъ отъѣздомъ. Элеонора говорила съ женщиною, сидѣвшею съ нею рядомъ. Она меня увидѣла, и слова ея замерли на языкѣ; она совершенно смѣшалась; я самъ былъ очень разстроенъ.
Насъ могли услышать; я обратился въ Элеонорѣ съ незначущими вопросами. Мы приняли оба наружность спокойств³я. Доложили объ ужинѣ; я подалъ Элеонорѣ руку, отъ которой она не могла отказаться. Если вы не обѣщаете мнѣ, сказалъ я, ведя ее къ столу, принять меня въ себѣ завтра въ одиннадцать часовъ, я сей часъ ѣду, покидаю отечество мое, семейство родителей, расторгаю всѣ связи, отказываюсь отъ всѣхъ обязанностей, и куда бы ни было, пойду искать конца жизни, которую вамъ весело отравить. Адольфъ! отвѣчала она, и запиналась. Я показалъ движен³емъ, что удаляюсь. Не знаю, что мои черты обнаружили, но я никогда не испытывалъ подобнаго сотрясен³я.
Элеонора взглянула на меня: ужасъ, смѣшанный съ нѣжнымъ участ³емъ, изобразился на лицѣ ея. Приму васъ завтра, сказала она мнѣ, но умоляю васъ... За нами слѣдовали мног³е; она не могла договорить. Я прижалъ къ себѣ ея руку, мы сѣли на столъ.
Мнѣ хотѣлось-было сѣсть возлѣ Элеоноры, но хозяинъ дома распорядилъ иначе: я сѣлъ почти противъ нея. Въ началѣ ужина она была задумчива. Когда рѣчь обращалась къ ней, она отвѣчала привѣтливо; но вскорѣ впадала въ разсѣянность. Одна изъ пр³ятельницъ, пораженная ея молчаливостью и унын³емъ, спросила ее: не больна ли она? Я не хорошо себя чувствовала въ послѣднее время, отвѣчала она, и теперь еще очень разстроена. Я домогался произвести въ умѣ Элеоноры впечатлѣн³е пр³ятное; мнѣ хотѣлось показывать себя любезнымъ и остроумнымъ, расположить ее въ мою пользу и приготовить къ свидан³ю, которое она мнѣ обѣщала. Я такимъ образомъ испытывалъ тысячу средствъ привлечь вниман³е ея. Я наводилъ разговоръ на предметы для нея занимательные: сосѣды наши вмѣшались въ рѣчь; я былъ вдохновенъ ея присутств³емъ: я добился до вниман³я ея, увидѣлъ ея улыбку. Я такъ этому обрадовался; взгляды мои выразили такую признательность, что она была ими тронута. Грусть ея и задумчивость разсѣялись: она уже не противилась тайной прелести, разливаемой по душѣ ея свидѣтельствомъ блаженства, которымъ я былъ ей обязанъ; и когда мы вышли изъ-за стола, сердца наши были въ сочувств³я, какъ будто никогда мы не были рознь другъ съ другомъ. Вы видите, сказалъ я ей, подавъ руку вести обратно въ гостиную, какъ легко располагаете вы всѣмъ моимъ быт³емъ: за какую же вину вы съ такимъ удовольств³емъ его терзаете?
Я провелъ ночь въ безсонницѣ. Уже въ душѣ моей не было мѣста ни разсчетамъ, ни соображен³ямъ; я признавалъ себя влюбленнымъ добросовѣстно, истинно. Я побуждаемъ былъ уже не желан³емъ успѣха; потребность видѣть ту, которую любилъ, наслаждаться присутств³емъ ея, владѣла мною исключительно. Пробило одиннадцать часовъ. Я поспѣшилъ къ Элеонорѣ; она меня ожидала. Она хотѣла говорить: я просилъ ее меня выслушать; я сѣлъ возлѣ нея, ибо съ трудомъ могъ стоять на ногахъ; я продолжалъ слѣдующимъ образомъ, хотя впрочемъ и бывалъ вынуждаемъ прерывать свои рѣчи.
Не прихожу прекословить приговору, вами произнесенному; не прихожу отречься отъ признан³я, которое могло васъ обидѣть: напрасно хотѣлъ бы я того. Любовь, вами отвергаемая, несокрушима. Самое напряжен³е, которымъ одолѣваю себя, чтобы говорить съ вами нѣсколько спокойно, есть свидѣтельство силы чувства, для васъ оскорбительнаго. Но я не съ тѣмъ просилъ васъ меня выслушать, чтобы подтвердить вамъ выражен³е нѣжности моей; напротивъ прошу васъ забыть о ней, принимать меня по-прежнему, удалить воспоминан³и о минутѣ изступлен³я, не наказывать меня за то, что вы знаете тайну, которую долженъ былъ заключить я во глубинѣ души моей. Вамъ извѣстно мое положен³е, сей характеръ, который почитаютъ страннымъ и дикимъ, с³е сердце, чуждое всѣхъ побужден³й свѣта, одинокое посреди людей и однако же страдающее отъ одиночества, на которое оно осуждено. Ваша дружба меня поддерживала. Безъ этой дружбы я жить не могу. Я привыкъ васъ видѣть, вы дали возникнуть и созрѣть сей сладостной привычкѣ. Чѣмъ заслужилъ я лишен³е сей единственной отрады быт³я, столь горестнаго и столь мрачнаго? Я ужасно несчастливъ: я уже не имѣю достаточной бодрости для перенесен³я столь продолжительнаго несчаст³я; я ничего не надѣюсь, ничего не прошу, хочу только васъ видѣть; но мнѣ необходимо васъ видѣть, если я долженъ жить.
Элеонора хранила молчан³е. Чего страшитесь? продолжалъ я. Чего требую? Того, въ чемъ вы не отказываете всѣмъ равнодушнымъ и постороннимъ. Свѣтъ ли устрашаетъ васъ? Свѣтъ, погруженный въ свои торжественныя ребячества, не будетъ читать въ сердцѣ, подобномъ моему. Какъ не быть мнѣ осторожнымъ? Не о жизни ли моей идетъ дѣло? Элеонора, склонитесь на мое молен³е, и для васъ оно будетъ не безъ сладости. Вы найдете нѣкоторую прелесть быть любимою такимъ образомъ, видѣть меня при себѣ занятымъ одною вами, живущимъ для васъ одной, вамъ обязаннымъ за всѣ ощущен³я блаженства, на которыя я еще способенъ, отторгнутымъ присутств³емъ вашимъ отъ страдан³я и отчаян³я.
Я долго продолжалъ такимъ образомъ, опровергая всѣ возражен³я, пересчитывая тысячью средствъ всѣ сужден³я, ходатайствующ³я въ мою пользу. Я былъ такъ покоренъ, такъ безропотно преданъ, я такъ малаго требовалъ, я былъ бы такъ несчастливъ отказомъ!
Элеонора была растрогана. Она предписала мнѣ нѣсколько услов³й. Согласилась видѣть меня, только, рѣдко, посреди многолюднаго общества и подъ обязательствомъ никогда не говорить ей о любви. Я обѣщалъ все, чего она хотѣла. Мы оба были довольны: я тѣмъ, что вновь пр³обрѣлъ благо, почти утраченное; она тѣмъ, что видѣла себя равно великодушною, нѣжною и осторожною.
Съ другаго же дня воспользовался я полученнымъ позволен³емъ. Всѣ слѣдующ³е дни дѣлалъ тоже. Элеонора уже не помышляла о необходимости, чтобъ не часто повторялись посѣщен³я мои: вскорѣ ей казалось совершенно естественнымъ видѣть меня ежедневно. Десять лѣтъ вѣрности внушили Графу П... довѣренность неограниченную. Онъ давалъ Элеонорѣ полную свободу. Боровшись съ мнѣн³емъ, хотѣвшимъ исключить любовницу его изъ общества, къ которому самъ былъ призванъ, онъ радовался, видя, что кругъ знакомства Элеоноры размножается: домъ его, наполненный гостями, свидѣтельствовалъ ему о побѣдѣ надъ мнѣн³емъ.
При входѣ моемъ я замѣтилъ во взорахъ Элеоноры выражен³е удовольств³я. Когда разговоръ былъ по ней, глаза ея невольно обращались на меня. При разсказѣ занимательномъ, она призывала меня слушать; но она никогда не бывала одна. Цѣлые вечера проходили такъ, что мнѣ едва удавалось сказать ей съ глазу на глазъ нѣсколько словъ незначительныхъ или перерываемыхъ. Вскорѣ такое принужден³е начало меня раздражать. Я сталъ мраченъ, молчаливъ, неровенъ въ обхожден³и, язвителенъ въ моихъ рѣчахъ. Едва могъ я воздерживать себя, когда видѣлъ, что друг³е говорятъ наединѣ съ Элеонорой. Я круто прерывалъ с³и разговоры. Мнѣ дѣла не было, оскорбятся ли тѣмъ или нѣтъ, и я не всегда былъ удерживаемъ опасен³емъ повредить Элеонорѣ. Она жаловалась мнѣ на эту перемѣну. Чтожъ дѣлать? отвѣчалъ я ей съ нетерпѣн³емъ. Вы безъ сомнѣн³я думаете, что многое для меня сдѣлали: я вынужденъ сказать вамъ, что вы ошибаетесь. Я вовсе не постигаю новаго образа жизни вашей. Прежде вы жили уединенно; вы убѣгали общества утомительнаго; вы устранялись отъ этихъ вѣчныхъ разговоровъ, продолжающихся именно потому, что ихъ никогда начинать бы не надлежало. Нынѣ ваши двери настежъ для всего м³ра. Подумаешь, что, умоляя васъ принимать меня, я не одному себѣ, но и цѣлой вселенной выпросилъ ту же милость. Признаюсь, видя васъ нѣкогда столь осторожною, не думалъ я увидѣть васъ столь вѣтренною.
Я разсмотрѣлъ въ чертахъ Элеоноры впечатлѣн³е гнѣва и грусти. Милая Элеонора, сказалъ ей тотчасъ, умѣряя себя, развѣ я не заслуживаю быть отличенъ отъ тысячи докучниковъ, васъ обступающихъ? Дружба не имѣетъ ли своихъ тайнъ? Не подозрительна ли и не робка ли она посреди шума и толпы?
Элеонора, оставаясь непреклонною, боялась повторен³я неосторожностей, которыя пугали ее на себя и за меня. Мысль о разрывѣ уже не имѣла доступа къ ея сердцу: она согласилась видѣть иногда меня наединѣ.
Тогда поспѣшно измѣнились строг³я правила, мнѣ предписанныя. Она мнѣ позволила живописать ей любовь мою; она постепенно свыклась съ этимъ языкомъ: скоро призналась, что она меня любитъ.
Нѣсколько часовъ лежалъ я у ногъ ея, называя себя благополучнѣйшимъ изъ смертныхъ, расточая ей тысячу увѣрен³й въ нѣжности, въ преданности и въ уважен³и вѣчномъ. Она разсказала мнѣ, что выстрадала, испытывая удалиться отъ меня; сколько разъ надѣялась, что угадаю ея убѣжище вопреки ея старан³ямъ; какъ малѣйш³й шумъ, поражавш³й слухъ ея, казался ей вѣстью моего пр³ѣзда; какое смятен³е, какую радость, какую робость ощутила она, увидѣвъ меня снова; съ какою недовѣрчивостью къ себѣ, чтобы склонность сердца своего примирить съ осторожностью, предалась она разсѣянности свѣта и стала искать толпы, которой прежде избѣгала. Я заставлялъ ее повторять малѣйш³я подробности, и с³я повѣсть нѣсколькихъ недѣль казалась намъ повѣстью цѣлой жизни. Любовь какимъ-то волшебствомъ добавляетъ недостатокъ продолжительныхъ воспоминан³й. Всѣмъ другимъ привязанностямъ нужно минувшее. Любовь, по мгновенному очарован³ю, создаетъ минувшее, коимъ насъ окружаетъ. Она даетъ намъ, такъ сказать, тайное сознан³е, что мы мног³е годы прожили съ существенъ еще недавно намъ чуждымъ. Любовь - одна точка свѣтозарная, но, кажется, поглощаетъ все время. За нѣсколько дней не было ея, скоро ея не будетъ; но пока есть она, разливаетъ свое с³ян³е на эпоху прежде-бывшую и на слѣдующую за нею.
С³е спокойств³е не было продолжительно. Элеонора тѣмъ болѣе остерегалась своего чувства, что она была преслѣдуема воспоминан³емъ о своихъ поступкахъ. А мое воображен³е, мои желан³я, какая-то наука свѣтскаго самохвальства, котораго я самъ не замѣчалъ, возставали во мнѣ противъ подобной любви. Всегда робк³й, часто раздраженный, я жаловался, выходилъ изъ себя, обременялъ Элеонору укоризнами. Не одинъ разъ замышляла она разорвать союзъ, проливающ³й на жизнь ея одно безпокойств³е и смущен³и; не одинъ разъ смягчалъ я ее моими молен³ями, отрицан³ями, слезами.
Элеонора, писалъ я ей однажды, вы не вѣдаете всѣхъ страдан³й моихъ. При васъ, безъ васъ, я равно несчастливъ. Въ часы, насъ разлучающ³е, скитаюсь безъ цѣли, согбенный подъ бременемъ существован³я, котораго я нести не въ силахъ. Общество мнѣ докучаетъ; уединен³е меня томитъ. Равнодушные, наблюдающ³е за мною, не знаютъ ничего о томъ, что меня занимаетъ, глядятъ на меня съ любопытствомъ безъ сочувств³я, съ удивлен³емъ безъ сострадан³я; с³и люди, которые осмѣливаются говорить мнѣ не объ васъ, наносятъ на душу мою скорбь смертельную. Я убѣгаю отъ нихъ; но одинок³й ищу безполезно воздуха, который проникнулъ бы въ мою стѣсненную грудь. Кидаюсь на землю; желаю, чтобы она разступилась и поглотила меня навсегда; опираюсь головою на холодный камень, чтобы утолилъ онъ знойный недугъ, меня пожирающ³й; взбираюсь на возвышен³е, съ коего видѣнъ вашъ домъ; пребываю неподвиженъ, уставя глаза мои на эту обитель, въ которой никогда не буду жить съ вами. А если бы я встрѣтилъ васъ ранѣе, вы могли быть моею! Я прижалъ бы въ свои объят³я творен³е, которое одно образовано природою для моего сердца, для сердца столько страдавшаго, потому что оно васъ искало и встрѣтило слишкомъ поздно. Наконецъ, когда минутъ с³и часы изступлен³я, когда настанетъ время, въ которое могу васъ видѣть, обращаюсь съ трепетомъ на дорогу, ведущую въ вашему дому. Боюсь, чтобы всѣ встрѣчающ³е меня, не угадали чувствъ, которыя ношу въ себѣ; останавливаюсь, иду медленными шагами; отсрочиваю мгновен³е счаст³я всегда и всѣмъ угрожаемаго, которое страшусь утратить, счаст³я, несовершеннаго и неяснаго, противъ котораго, можетъ быть, ежеминутно злоумышляютъ и бѣдственныя обстоятельства, и ревнивые взгляды, и тиранническ³я прихоти, и ваша собственная воля. Когда ступлю на порогъ вашихъ дверей, когда растворяю ихъ, я объятъ новымъ ужасомъ: подвигаюсь, какъ преступникъ, умоляющ³й помилован³я у всѣхъ предметовъ, попадающихся мнѣ въ глаза - какъ будто всѣ они во мнѣ непр³язненны, какъ будто всѣ они завистливы за часъ блаженства, которой я еще готовлюсь вкусить. Вздрагиваю отъ малѣйшаго звука, пугаюсь малѣйшаго движен³я около себя; шумъ собственныхъ шаговъ моихъ наставляетъ меня отходить обратно. Уже близъ васъ, я боюсь еще, чтобы какая нибудь преграда внезапно не возстала между вами и мною. Наконецъ я васъ вижу, вижу васъ и дышу свободно, созерцаю васъ и останавливаюсь, какъ бѣглецъ, который коснулся до благодѣтельной почвы, спасающей его отъ смерти. Но и тогда, когда все существо мое рвется въ вамъ, когда мнѣ было бы такъ нужно отдохнуть отъ столькихъ сотрясен³й, приложить голову мою въ вашимъ колѣнамъ, дать вольное течен³е слезамъ моимъ, должно мнѣ еще превозмогать себя насильственно, должно мнѣ и возлѣ васъ жить еще жизнью вынужденною. Ни минуты откровенности! ни минуты свободы! Ваши взгляды стерегутъ меня; вы смущаетесь, почти оскорбляетесь моимъ смятен³емъ. Не знаю, что за неволя послѣдовала за часами восхитительными, въ которые вы мнѣ, по крайней мѣрѣ, признавались въ любви вашей! Время улетаетъ; новыя заботы васъ призываютъ: вы ихъ не забываете никогда; вы никогда не отсрочиваете мгновенья, въ которое мнѣ должно васъ оставить. Наѣзжаютъ чуж³е; мнѣ уже не позволено смотрѣть на васъ: чувствую, что мнѣ должно удалиться для избѣжан³я подозрѣн³й, меня окружающихъ. Я васъ покидаю болѣе волнуемый, болѣе терзаемый, безумнѣе прежняго; я васъ покидаю, и впадаю снова въ ужасное одиночество; изнемогаю въ немъ, не видя передъ собою ни одного существа, на которое могъ бы опереться и отдохнуть на минуту.
Элеонора не была никогда любима такимъ образомъ. Графъ П... питалъ въ ней истинную привязанность, большую признательность за ея преданность, большое почтен³е за ея характеръ; но въ обхожден³и его съ нею была всегда оттѣнка превосходства надъ женщиною, которая гласно отдалась ему безъ брака. Онъ могъ заключить союзъ болѣе почетный, по общему мнѣн³ю; онъ ей не говорилъ этого; можетъ быть, и самъ себѣ въ томъ не признавался: но то, о чемъ мы умалчиваемъ, не менѣе того есть; а все, что есть, угадывается. Элеонора не имѣла никакого понят³я о семъ чувствѣ страстномъ, о семъ быт³и, въ ея быт³и теряющемся, о чувствѣ, въ которомъ были безпрекословными свидѣтельствами самыя мои изступлен³я, моя несправедливость и мои упреки. Упорство ея воспалило всѣ мои чувствован³я, всѣ мои мысли. Отъ бѣшенства, которое пугало ее, я обращался къ покорности, къ нѣжности, въ благоговѣн³ю идолопоклонническому. Я видѣлъ въ ней создан³е небесное: любовь моя походила на поклонен³е, и оно тѣмъ болѣе въ глазахъ ея имѣло прелести, что она всегда боялась оскорблен³я въ противномъ смыслѣ. Наконецъ она предалась мнѣ совершенно.
Горе тому, кто, въ первыя минуты любовной связи, не вѣритъ, что эта связь должна быть безконечною. Горе тому, кто въ объят³яхъ любовницы, которую онъ только что покорилъ, хранитъ роковое предвѣдѣн³е, и предвидитъ, что ему нѣкогда можно будетъ оставить ее. Женщина, увлеченная сердцемъ своимъ, имѣетъ въ эту минуту что-то трогательное и священное. Не наслажден³я, не природа, не чувства развратители наши, нѣтъ, а расчеты, въ которымъ мы привыкаемъ въ обществѣ, и размышлен³я, рождающ³яся отъ опытности. Я любилъ, уважалъ Элеонору въ тысячу разъ болѣе прежняго, въ то время, когда она отдалась мнѣ. Я гордо представалъ людямъ и обращалъ на нихъ владычественные взоры. Воздухъ, которымъ я дышалъ., былъ уже наслажден³емъ; я стремился къ природѣ, чтобы благодарить ее за благодѣян³е нечаянное, за благодѣян³е безмѣрное, которымъ она меня наградила.
Прелесть любви, кто могъ бы тебя описать! Увѣрен³е, что мы встрѣтили существо, предопредѣленное намъ природою; с³ян³е внезапное, разлитое на жизнь и какъ будто изъясняющее намъ загадку ея; цѣна неизвѣстная, придаваемая маловажнѣйшимъ обстоятельствамъ; быстрые часы, коихъ всѣ подробности самою сладостью своею теряются для воспоминан³я и оставляютъ въ душѣ нашей одинъ продолжительный слѣдъ блаженства; веселость ребяческая, сливающаяся иногда безъ причины съ обычайнымъ умилен³емъ; столько радости въ присутств³и и столько надежды въ разлукѣ; отчужден³е отъ всѣхъ заботъ обыкновенныхъ; превосходство надъ всѣмъ, что насъ окружаетъ, убѣжден³е, что отнынѣ свѣтъ не можетъ достигнуть насъ тамъ, гдѣ мы живемъ; взаимное сочувств³е, угадывающее каждую мысль и отвѣчающее каждому сотрясен³ю; прелесть любви - кто испыталъ тебя, тотъ не будетъ умѣть тебя описывать!
По необходимымъ дѣламъ графъ П. принужденъ былъ отлучиться на шесть недѣль. Я почти все это время провелъ у Элеоноры безпрерывно. Отъ принесенной мнѣ жертвы привязанность ея, казалось, возросла. Она никогда не отпускала меня, не старавшись удержать. Когда я уходилъ, она спрашивала у меня, скоро ли возвращусь. Два часа разлуки были ей несносны. Она съ точностью боязливою опредѣляла срокъ моего возвращен³я. Я всегда соглашался радостно. Я былъ благодаренъ за чувство, былъ счастливъ чувствомъ, которое она мнѣ оказывала. Однако же обязательства жизни ежедневной не поддаются произвольно всѣмъ желан³ямъ нашимъ. Мнѣ было иногда тяжело видѣть всѣ шаги мои, означенные заранѣе, и всѣ минуты такимъ образомъ изсчитанныя. Я былъ принужденъ торопить всѣ мои поступки и разорвать почти всѣ мои свѣтск³я сношен³я. Я не зналъ, что сказать знакомымъ, когда мнѣ предлагали поѣздку, отъ которой въ обыкновенномъ положен³и я отказаться не имѣлъ бы причины. При Элеонорѣ я не жалѣлъ о сихъ удовольств³яхъ свѣтской жизни, которыми я никогда не дорожилъ; но я желалъ, чтобы она позволила мнѣ отвязываться отъ нихъ свободнѣе. Мнѣ было бы сладостнѣе возвращаться къ ней по собственной волѣ, не связывая себѣ, что часъ приспѣлъ, что она ждетъ меня съ безпокойствомъ, и не имѣя въ виду мысли о ея страдан³и, сливающейся съ мыслью о блаженствѣ, меня ожидающемъ при ней. Элеонора была, безъ сомнѣн³я, живое удовольств³е въ существован³я моемъ; но она не была уже цѣлью: она сдѣлалась связью! Сверхъ того я боялся обличить ее. Мое безпрерывное присутств³е должно было удивлять домашнихъ, дѣтей, которые могли подстерегать меня. Я трепеталъ отъ мысли разстроить ея существован³е. Я чувствовалъ, что мы не могли быть всегда соединены, и что священный долгъ велитъ мнѣ уважать ея спокойств³е. Я совѣтовалъ ей быть осторожною, все увѣряя ее въ любви моей. Но чѣмъ болѣе давалъ я ей совѣтовъ такого рода, тѣмъ менѣе была она склонна меня слушать. Между тѣмъ я ужасно боялся ее огорчить. Едва показывалось на лицѣ ея выражен³е скорби, и воля ея дѣлалась моею волею. Мнѣ было хорошо только тогда, когда она была мною довольна. Когда настаивая въ необходимости удалиться отъ нея на нѣкоторое время, мнѣ удавалось ее оставить, то мысль о печали, мною ей нанесенной, слѣдовала за мною всюду. Меня схватывали судороги угрызен³й, которыя усиливались ежеминутно и наконецъ становились неодолимыми; я летѣлъ къ ней, радовался тѣмъ, что утѣшу, что успокою ее. Но, по мѣрѣ приближен³я въ ея дому, чувство досады на это своенравное владычество мѣшалось съ другими чувствами. Элеонора сама была пылка. Въ ея прежнихъ сношен³яхъ, сердце ея было утѣснено тягостною зависимостью. Со мною была она въ совершенной свободѣ; потому что мы были въ совершенномъ равенствѣ. Она возвысилась въ собственныхъ глазахъ любовью чистою отъ всякаго расчета, всякой выгоды; она знала, что я былъ увѣренъ въ любви ея во мнѣ собственно для меня. Но отъ совершенной непринужденности со мною она не утаивала отъ меня ни одного движен³я; и когда я возвращался къ ней въ комнату, досадуя, что возвращаюсь скорѣе, нежели хотѣлъ, я находилъ ее грустною или раздраженною. Два часа заочно отъ нея мучился я мысл³ю, что она мучится безъ меня: при ней мучился я два часа пока не успѣвалъ ее успокоить.
Между тѣмъ я не былъ несчастливъ: я утѣшался, какъ сладостно быть любимымъ, даже и съ этою взыскательностью. Я чувствовалъ, что дѣлаю ей добро: счаст³е ея было для меня необходимо, и я зналъ, что я необходимъ для ея счаст³я.
Къ тому же, неясная мысль, что по самымъ обстоятельствамъ связь с³я не могла продлиться, мысль печальная по многимъ отношен³ямъ, содѣйствовала отчасти къ успокоен³ю моему въ припадкахъ усталости или нетерпѣн³я. Обязательство Элеоноры съ графомъ П..., неровность лѣтъ нашихъ, разность нашихъ положен³й, отъѣздъ мой, и то уже по различнымъ случаямъ отлагаемый, однако же неминуемый и въ скоромъ времени, всѣ с³и соображен³я побуждали меня еще расточать и забирать какъ можно болѣе счаст³я: увѣренный въ годахъ, я за дни не спорилъ.
Графъ П... возвратился. Онъ скоро началъ подозрѣвать сношен³я мои съ Элеонорою. Съ каждымъ днемъ пр³емъ его былъ со мною холоднѣе и мрачнѣе. Я съ участ³емъ говорилъ Элеонорѣ объ опасностяхъ, ей предстоящихъ; умолялъ ее позволить мнѣ прервать на нѣсколько дней мои посѣщен³я; представлялъ ей пользу ея добраго имени, благосостоян³я, дѣтей. Долго слушала она меня въ молчан³и: она была блѣдна какъ смерть. Какъ бы то ни было, сказала она мнѣ наконецъ, ни скоро уѣдете; не станемъ упреждать эту минуту: обо мнѣ не заботьтесь. Выгадаемъ нѣсколько дней, выгадаемъ нѣсколько часовъ: дни, часы, вотъ все то, что мнѣ нужно. Не знаю, какое-то предчувств³е мнѣ говоритъ, Адольфъ, что я умру въ вашихъ объят³яхъ.
И такъ мы продолжали быть попрежнему: я всегда безпокоенъ, Элеонора всегда печальна, Графъ П... угрюмъ и молчаливъ. Наконецъ, ожиданное мною письмо пришло. Родитель мой приказывалъ мнѣ пр³ѣхать къ нему. Я понесъ это письмо къ Элеонорѣ. Уже! сказала она мнѣ, прочитавъ его; я не думала, что такъ скоро. Потомъ, обливаясь слезами, взяла она меня за руку и сказала: Адольфъ! вы видите, я не могу жить безъ васъ; не знаю, что со мной будетъ, но умоляю васъ, не сейчасъ уѣзжайте, останьтесь подъ какимъ-нибудь предлогомъ, попросите родителя вашего позволить вамъ пробыть здѣсь еще шесть мѣсяцевъ. Шесть мѣсяцевъ, долго ли это? Я хотѣлъ оспорить ея мнѣн³е, но она такъ горько плавала, такъ дрожала, черты ея носили отпечатокъ скорби столь раздирающей, что я не могъ продолжать. Я кинулся къ ногамъ ея, сжалъ ее въ свои объят³я, увѣрилъ въ любви и вышелъ писать отвѣтъ отцу моему, Я въ самомъ дѣлѣ писалъ съ движен³емъ, приданнымъ мнѣ горестью Элеоноры. Я представилъ тысячу причинъ къ отлагательству, выставилъ пользу продолжать въ Д. нѣсколько курсовъ, которые не успѣлъ выдержать въ Геттингенѣ и, отправляя письмо на почту, я горячо желалъ получить соглас³е на мою просьбу.
Вечеромъ возвратился я въ Элеонорѣ. Она сидѣла на софѣ; графъ П... былъ у камина, довольно поодаль отъ нея; двое дѣтей сидѣли въ глубинѣ комнаты, не играя и выражая на лицахъ своихъ удивлен³е дѣтства, которое замѣчаетъ разстройство, не постигая причины. Даннымъ знакомъ я увѣдомилъ Элеонору, что исполнилъ ея желан³е. Лучъ радости проблеснулъ въ ея глазахъ, но вскорѣ исчезнулъ. Мы не говорили ни слова; молчан³е становилось затруднительнымъ для всѣхъ троихъ. - Меня увѣряютъ, милостивый государь, сказалъ мнѣ наконецъ, графъ, что вы готовитесь ѣхать. Я отвѣчалъ, что еще не знаю того. - Мнѣ кажется, возразилъ онъ, что въ ваши лѣта не должно медлить вступить на какое-нибудь поприще: впрочемъ, продолжалъ онъ, взглядывая на Элеонору, можетъ быть, здѣсь не всѣ думаютъ одинаково со мною.
Я не долго ждалъ отцовскаго отвѣта. Распечатывая письмо, трепеталъ, вообразивъ, какую печаль нанесетъ Элеонорѣ отказъ отца моего. Мнѣ казалось даже, что я раздѣлилъ бы с³ю грусть съ равною силою; но, прочитавъ изъявлен³е его соглас³я, я скоропостижно былъ объятъ мысл³ю о всѣхъ неудобствахъ дальнѣйшаго здѣсь пребыван³я. - Еще шесть мѣсяцевъ принужден³я и неволи, вскричалъ я, еще шесть мѣсяцевъ оскорблять мнѣ человѣка, который принималъ меня съ дружбою, предавать опасности женщину, меня любящую, которой угрожаю утратою единственнаго положен³я, обѣщающаго ей спокойств³е и уважен³е, еще обманывать отца моего; и для чего? чтобы на минуту не преодолѣть печали, рано или поздно неминуемой? Не испытываемъ ли сей печали ежедневно по частямъ, по каплѣ за каплею? Я только гублю Элеонору. Мое чувство, каково оно есть, не можетъ ее удовольствовать. Я жертвую ей собою безплодно для счаст³я ея; я живу здѣсь безъ пользы, въ неволѣ, не имѣя ни минуты свободной, не видя возможности часъ одинъ подышать спокойно. Я вошелъ въ Элеонорѣ, еще весь озабоченный этими размышлен³ями и засталъ ее одну. - Остаюсь еще на шесть мѣсяцевъ, сказалъ я ей. - Вы увѣдомляете меня о томъ очень сухо. - Признаюсь, отъ того, что за васъ и за себя страшусь послѣдств³й отсрочки. - Кажется, по-крайней мѣрѣ, для васъ не могутъ они быть слишкомъ непр³ятны. - Вы увѣрены, Элеонора, что я не о себѣ всегда болѣе забочусь. - Но не очень и о счаст³я другихъ. - Разговоръ принялъ бурное направлен³е. Элеонора оскорбилась моимъ сожалѣн³емъ въ такомъ случаѣ, гдѣ, казалось ей, долженъ я былъ раздѣлить ея радость. Я оскорбленъ былъ торжествомъ, одержаннымъ ею надъ прежнимъ моимъ рѣшен³емъ. Ошибка наша разгорѣлась. Мы вспыхнули взаимными упреками. Элеонора обвиняла меня въ томъ, что я обманулъ ее, имѣлъ въ ней одну минутную склонность, отвратилъ отъ нея привязанность графа и поставилъ ее въ глазахъ свѣта въ то сомнительное положен³е, изъ коего выдти старалась она во всю жизнь свою. Я досадовалъ, зачѣмъ она обращаетъ противъ меня все то, что я исполнилъ изъ одной покорности въ ней, изъ одного страха ее опечалить. Я жаловался на свое жестокое утѣснен³е, на бездѣйств³е, въ которомъ изнемогала моя молодость, на деспотизмъ ея, тяготѣющ³й на всѣхъ моихъ поступкахъ. Говоря такимъ образомъ, я увидѣлъ лицо ея, облитое слезами: я остановился; подаваясь обратно, отрицалъ, изъяснялъ. Мы поцѣловались: но первый ударъ былъ нанесенъ; первая преграда была переступлена. Мы оба выговорили слова неизгладимыя: мы могли умолкнуть, но не могли забыть сказаннаго. Долго не говоришь иного другъ другу; но что однажды высказано, то безпрерывно повторяется.
Мы прожили такимъ образомъ четыре мѣсяца въ сношен³яхъ насильственныхъ, иногда сладостныхъ, но никогда совершенно свободныхъ. Мы находили въ нихъ еще удовольств³е; но уже не было прелести. Элеонора однакоже не чуждалась меня. Послѣ нашихъ самыхъ жаркихъ споровъ, она такъ же хотѣла нетерпѣливо меня видѣть, назначала часъ нашего свидан³я съ такою же заботливостью, какъ будто связь наша была попрежнему равно безмятежна и нѣжна. Я часто думалъ, что самое поведен³е мое содѣйствовало къ сохранен³ю Элеоноры въ такомъ расположен³и. Еслибы я любилъ ее такъ, какъ она меня любила, то она болѣе владѣла бы собою: она съ своей стороны размышляла бы объ опасностяхъ, которыми пренебрегала. Но всякая предосторожность была ей ненавистна; потому что предосторожность била моимъ попечен³емъ. Она не исчисляла своихъ пожертвован³й, потому что была озабочена единымъ старан³емъ, чтобы я не отринулъ ихъ. Она не имѣла времени охладѣть ко мнѣ, потому что все время, всѣ ея усил³я были устремлены къ тому, чтобы удержать меня. Эпоха, снова назначенная для моего отъѣзда, приближалась - и я ощущалъ, помышляя о томъ, смѣшен³е радости и горя, подобно тому, что ощущаетъ человѣкъ, который долженъ купить несомнительное исцѣлен³е операц³ею мучительною.
Въ одно утро Элеонора написала мнѣ, чтобы я сейчасъ явился къ ней. Графъ, связала она, запрещаетъ мнѣ васъ принимать: не хочу повиноваться сей тираннической волѣ. Я слѣдовала за этимъ человѣкомъ во всѣхъ его изгнан³яхъ; я спасла его благосостоян³е; я служила ему во всѣхъ его предпр³ят³яхъ. Онъ теперь можетъ обойтись безъ меня; я не могу обойтись безъ васъ. Легко угадать всѣ мои убѣжден³я для отвращен³я ея отъ намѣрен³я, котораго я не постигалъ. Говорилъ я ей о мнѣн³и общественномъ. - С³е мнѣн³е, отвѣчала она, никогда не было справедливо ко мнѣ. Я десять лѣтъ исполняла обязанности свои строже всякой женщины, и мнѣн³е с³е тѣмъ не менѣе отчуждало меня отъ среды, которой я была достойна. Я напоминалъ о дѣтяхъ ея. - Дѣти мои - дѣти графа П... Онъ призналъ ихъ; онъ будетъ о нихъ заботиться: для нихъ будетъ благополуч³емъ позабыть о матери, съ которою дѣлиться имъ однимъ позоромъ. Я удвоивалъ мои молен³я. - Послушайте, связала она: если я разорву связь мою съ графомъ, откажетесь ли вы меня видѣть? Откажетесь ли? повторила она, схватывая меня за руку съ сильнымъ движен³емъ, отъ котораго я вздрогнулъ. - Нѣтъ, безъ сомнѣн³я, отвѣчалъ я, и чѣмъ вы будете несчастнѣе, тѣмъ я буду вамъ преданнѣе. Но разсмотрите... - Все разсмотрѣно, прервала она. Онъ скоро возвратится; удалитесь теперь; не приходите болѣе сюда.
Я провелъ остатокъ дня въ тоскѣ невыразимой. Прошло два дня; я ничего не слыхалъ объ Элеонорѣ. Я мучился невѣдѣн³емъ объ ея участи; я мучился даже и тѣмъ, что ее вижу ея, и дивился печали, наносимой мнѣ симъ лишен³емъ. Я желалъ однако же, чтобы она отвязалась отъ намѣрен³я, котораго я такъ боялся за нее, и начиналъ ласкать себя благопр³ятнымъ предположен³емъ, какъ вдругъ женщина принесла мнѣ записку, въ которой Элеонора просила меня быть въ ней въ такой-то улицѣ, въ такомъ~то домѣ, въ третьемъ этажѣ. Я бросился туда, надѣясь еще, что за невозможностью принять меня въ жилищѣ графа П... она пожелала видѣться со мною въ другомъ мѣстѣ въ послѣдн³й разъ. Я засталъ ее за приготовлен³ями перемѣщен³й: она подошла во мнѣ съ видомъ довольнымъ и вмѣстѣ робкимъ, желая угадать изъ глазъ моихъ впечатлѣн³е мое. - Все расторгнуто, связала она мнѣ: я совершенно свободна. Собственнаго имѣн³я моего у меня семьдесятъ пять червонцевъ ежегоднаго доходу: ихъ станетъ мнѣ. Вы остаетесь еще шесть недѣль; когда уѣдете, мнѣ авось можно будетъ сблизиться съ вами: вы, можетъ быть, возвратитесь ко мнѣ. И какъ будто, страшась отвѣта, она приступила ко множеству подробностей, относительныхъ до плановъ ея. Она тысячью средствъ старалась увѣрить меня, что будетъ счастлива, что ничѣмъ не пожертвовала, что рѣшен³е, избранное ею, до мысли ей и независимо отъ меня. Очевидно было, что она сильно превозмогала себя и не вѣрила половинѣ того, что говорила. Она оглушала себя своими словами, боясь услышать мои: она дѣятельно распложала рѣчи свои, чтобы удалить минуту, въ которую возражен³я мои повергнутъ ее въ отчаян³е. Я не могъ отыскать въ сердцѣ своемъ силы ни на одно возражен³е. Я принялъ ея жертву, благодарилъ за нее, сказалъ, что я оною счастливъ; сказалъ ей еще болѣе: увѣрилъ, что я всегда желалъ приговора неизмѣнимаго, который наложилъ бы на меня обязанность никогда не покидать ее; приписывалъ свое недоумѣн³е чувству совѣстливости, запрещающему мнѣ согласиться на то, что совершенно ниспровергаетъ ея состоян³е. Въ эту минуту, однимъ словомъ, я полонъ былъ единою мысл³ю: отвратить отъ нея всякую печаль, всякое опасен³е, всяк³й страхъ, всякое сомнѣн³е въ чувствѣ моемъ. Пока я говорилъ съ нею, я не взиралъ ни на что за сею цѣлью, и я былъ искрененъ въ моихъ обѣщан³яхъ.
Разрывъ Элеоноры съ графомъ П... произвелъ въ обществѣ дѣйств³е, которое легко было предвидѣть. Элеонора утратила въ одну минуту плодъ десятилѣтней преданности и постоянности: ее причислили къ прочимъ женщинамъ разряда ея, которыя увлекаются безъ стыда тысячью поочередныхъ склонностей. Забвен³е дѣтей заставило почитать ее за безчувственную мать, и женщины имени безпорочнаго твердили съ удовольств³емъ, что небрежен³е добродѣтели, нужнѣйшей для ихъ пола, должно вскорѣ распространиться и на всѣ проч³я. Между тѣмъ жалѣли объ ней, чтобъ не упустить случая винить меня. Видѣли въ поведен³и моемъ поступокъ соблазнителя неблагодарнаго, который поругался гостепр³имствомъ и пожертвовалъ, для удовлетворен³я бѣглой прихоти, спокойств³емъ двухъ особъ, изъ коихъ одну долженъ былъ почитать, а другую пощадить. Нѣкоторые пр³ятели отца моего строго выговаривали мнѣ на мой проступокъ; друг³е, менѣе свободные со мною, давали мнѣ чувствовать неодобрен³е свое разными намеками. Молодежь напротивъ восхищалась искусствомъ, съ которымъ я вытѣснилъ графа; и тысячью шутокъ, которыя напрасно я хотѣлъ остановить; она поздравляла меня съ моей побѣдою и обѣщалась подражать мнѣ. Не умѣю выразить, что я вытерпѣлъ отъ сихъ строгихъ осужден³й и постыдныхъ похвалъ. Я увѣренъ, что если бы во мнѣ была любовь къ Элеонорѣ, я успѣлъ бы возстановить мнѣн³е о ней и о себѣ. Такова сила чувства истиннаго: когда оно заговоритъ, лживые толки и поддѣльныя услов³я умолкаютъ. Но я былъ только человѣкъ слабый, признательный и порабощенный. Я не былъ поддерживаемъ н