Гайдар Аркадий Петрович - Тимур и его команда

 Ну вот! - огорчилась Ольга. - Ты ей только об этом скажи. Она и так заладила, что характер у нее такой же, как у тебя. А чего там такой! Она залезла на крышу, спустила через трубу веревку. Я хочу взять утюг, а он прыгает кверху. Папа, когда ты уезжал, у нее было четыре платья. Два - уже тряпки. Из третьего она выросла, одно я ей носить пока не даю. А три новых я ей сама сшила. Но все на ней так и горит. Вечно она в синяках, в царапинах. А она, конечно, подойдет, губы бантиком сложит, глаза голубые вытаращит. Ну конечно, все думают - цветок, а не девочка. А пойди-ка. Ого! Цветок! Тронешь и обожжешься. Папа, ты не выдумывай, что у нее такой же, как у тебя, характер. Ей только об этом скажи! Она три дня на трубе плясать будет.

   - Ладно, - обнимая Ольгу, согласился отец. - Я ей скажу. Я ей напишу. Ну и ты, Оля, не жми на нее очень. Ты скажи ей, что я ее люблю и помню, что мы вернемся скоро и что ей обо мне нельзя плакать, потому что она дочь командира.

   - Все равно будет, - прижимаясь к отцу, сказала Ольга. - И я дочь командира. И я буду тоже.

   Отец посмотрел на часы, подошел к зеркалу, надел ремень и стал одергивать гимнастерку. Вдруг наружная дверь хлопнула. Раздвинулась портьера. И, как-то угловато сдвинув плечи, точно приготовившись к прыжку, появилась Женя.

   Но вместо того чтобы вскрикнуть, подбежать, прыгнуть, она бесшумно, быстро подошла и молча спрятала лицо на груди отца. Лоб ее был забрызган грязью, помятое платье в пятнах. И Ольга в страхе спросила:

   - Женя, ты откуда? Как ты сюда попала?

   Не поворачивая головы, Женя отмахнулась кистью руки, и это означало: "Погоди!.. Отстань!.. Не спрашивай!.."

   Отец взял Женю на руки, сел на диван, посадил ее к себе на колени. Он заглянул ей в лицо и вытер ладонью ее запачканный лоб.

   - Да, хорошо! Ты молодец человек, Женя!

   - Но ты вся в грязи, лицо черное! Как ты сюда попала? - опять спросила Ольга.

   Женя показала ей на портьеру, и Ольга увидела Тимура.

   Он снимал кожаные автомобильные краги. Висок его был измазан желтым маслом. У него было влажное, усталое лицо честно выполнившего свое дело рабочего человека. Здороваясь со всеми, он наклонил голову.

   - Папа! - вскакивая с колен отца и подбегая к Тимуру, сказала Женя. - Ты никому не верь! Они ничего не знают. Это Тимур - мой очень хороший товарищ.

   Отец встал и, не раздумывая, пожал Тимуру руку. Быстрая и торжествующая улыбка скользнула по лицу Жени - одно мгновение испытующе глядела она на Ольгу. И та, растерявшаяся, все еще недоумевающая, подошла к Тимуру:

   - Ну... тогда здравствуй...

   Вскоре часы пробили три.

   - Папа, - испугалась Женя, - ты уже встаешь? Наши часы спешат.

   - Нет, Женя, это точно.

   - Папа, и твои часы спешат тоже. - Она подбежала к телефону, набрала "время", и из трубки донесся ровный металлический голос:

   - Три часа четыре минуты!

   Женя взглянула на стену и со вздохом сказала:

   - Наши спешат, но только на одну минуту. Папа, возьми нас с собой на вокзал, мы тебя проводим до поезда!

   - Нет, Женя, нельзя. Мне там будет некогда.

   - Почему? Папа, ведь у тебя билет уже есть?

   - Есть.

   - В мягком?

   - В мягком.

   - Ох, как и я хотела бы с тобой поехать далеко-далеко в мягком!..

   И вот не вокзал, а какая-то станция, похожая на подмосковную товарную, пожалуй, на Сортировочную. Пути, стрелки, составы, вагоны. Людей не видно. На линии стоит бронепоезд. Приоткрылось железное окно, мелькнуло и скрылось озаренное пламенем лицо машиниста. На платформе в кожаном пальто стоит отец Жени - полковник Александров. Подходит лейтенант, козыряет и спрашивает:

   - Товарищ командир, разрешите отправляться?

   - Да! - Полковник смотрит на часы: три часа пятьдесят три минуты. - Приказано отправляться в три часа пятьдесят три минуты.

   Полковник Александров подходит к вагону и смотрит. Светает, но в тучах небо. Он берется за влажные поручни. Перед ним открывается тяжелая дверь. И, поставив ногу на ступеньку, улыбнувшись, он сам себя спрашивает:

   - В мягком?

   - Да! В мягком...

   Тяжелая стальная дверь с грохотом захлопывается за ним. Ровно, без толчков, без лязга вся эта броневая громада трогается и плавно набирает скорость. Проходит паровоз. Плывут орудийные башни. Москва остается позади. Туман. Звезды гаснут. Светает.

   Утром, не найдя ни Тимура, ни мотоцикла, вернувшийся с работы Георгий тут же решил отправить Тимура домой к матери. Он сел писать письмо, но через окно увидел идущего по дорожке красноармейца.

   Красноармеец вынул пакет и спросил:

   - Товарищ Гараев?

   - Да.

   - Георгий Алексеевич?

   - Да.

   - Примите пакет и распишитесь.

   Красноармеец ушел. Георгий посмотрел на пакет и понимающе свистнул. Да! Вот и оно, то самое, чего он уже давно ждал. Он вскрыл пакет, прочел и скомкал начатое письмо. Теперь надо было не отсылать Тимура, а вызывать его мать телеграммой сюда, на дачу.

   В комнату вошел Тимур - и разгневанный Георгий стукнул кулаком по столу. Но следом за Тимуром вошли Ольга и Женя.

   - Тише! - сказала Ольга. - Ни кричать, ни стучать не надо. Тимур не виноват. Виноваты вы, да и я тоже.

   - Да, - подхватила Женя, - вы на него не кричите. Оля, ты до стола не дотрагивайся. Вон этот револьвер у них очень громко стреляет.

   Георгий посмотрел на Женю, потом на револьвер, на отбитую ручку глиняной пепельницы. Он что-то начинает понимать, он догадывается и спрашивает:

   - Так это тогда ночью здесь была ты, Женя?

   - Да, это была я. Оля, расскажи человеку все толком, а мы возьмем керосин, тряпку и пойдем чистить машину.

   На следующий день, когда Ольга сидела на террасе, через калитку прошел командир. Он шагал твердо, уверенно, как будто бы шел к себе домой, и удивленная Ольга поднялась ему навстречу. Перед ней в форме капитана танковых войск стоял Георгий.

   - Это что же? - тихо спросила Ольга. - Это опять... новая роль оперы?

   - Нет, - отвечал Георгий. - Я на минуту зашел проститься. Это не новая роль, а просто новая форма.

   - Это, - показывая на петлицы и чуть покраснев, спросила Ольга, - то самое?... "Мы бьем через железо и бетон прямо в сердце"?

   - Да, то самое. Спойте мне и сыграйте, Оля, что-нибудь на дальнюю путь-дорогу.

   Он сел. Ольга взяла аккордеон:

  

   ...Летчики-пилоты! Бомбы-пулеметы!

   Вот и улетели в дальний путь.

   Вы когда вернетесь?

   Я не знаю, скоро ли,

   Только возвращайтесь... хоть когда-нибудь.

   Гей! Да где б вы ни были,

   На земле, на небе ли,

   Над чужими ль странами -

   Два крыла,

   Крылья краснозвездные,

   Милые и грозные,

   Жду я вас по-прежнему,

   Как ждала.

  

   - Вот, - сказала она. - Но это все про летчиков, а о танкистах я такой хорошей песни не знаю.

   - Ничего, - попросил Георгий. - А вы найдите мне и без песни хорошее слово.

   Ольга задумалась, и, отыскивая нужное хорошее слово, она притихла, внимательно поглядывая на его серые и уже не смеющиеся глаза.

   Женя, Тимур и Таня были в саду.

   - Слушайте, - предложила Женя. - Георгий сейчас уезжает. Давайте соберем ему на проводы всю команду. Давайте грохнем по форме номер один позывной сигнал общий. То-то будет переполоху!

   - Не надо, - отказался Тимур.

   - Почему?

   - Не надо! Мы других так никого не провожали.

   - Ну, не надо так не надо, - согласилась Женя. - Вы тут посидите, я пойду воды напиться.

   Она ушла, а Таня рассмеялась.

   - Ты чего? - не понял Тимур.

   Таня рассмеялась еще громче:

   - Ну и молодец, ну и хитра у нас Женька! "Я пойду воды напиться"!

   - Внимание! - раздался с чердака звонкий, торжествующий голос Жени. - Подаю по форме номер один позывной сигнал общий.

   - Сумасшедшая! - подскочил Тимур. - Да сейчас сюда примчатся сто человек! Что ты делаешь?

   Но уже закрутилось, заскрипело тяжелое колесо, вздрогнули, задергались провода: "Три - стоп", "три - стоп", остановка! И загремели под крышами сараев, в чуланах, в курятниках сигнальные звонки, трещотки, бутылки, жестянки. Сто не сто, а не меньше пятидесяти ребят быстро мчались на зов знакомого сигнала.

   - Оля, - ворвалась Женя на террасу, - мы пойдем провожать тоже! Нас много. Выгляни в окошко.

   - Эге, - отдергивая занавеску, удивился Георгий. - Да, у вас команда большая. Ее можно погрузить в эшелон и отправить на фронт.

   - Нельзя! - вздохнула, повторяя слова Тимура, Женя. - Крепко-накрепко всем начальникам и командирам приказано гнать оттуда нашего брата в шею. А жаль! Я бы и то куда-нибудь там... в бой, в атаку. Пулеметы на линию огня!.. Пер-р-вая!

   - Пер-р-вая... ты на свете хвастунишка и атаман! - передразнила ее Ольга, и, перекидывая через плечо ремень аккордеона, она сказала: - Ну что ж, если провожать, так провожать с музыкой.

   Они вышли на улицу. Ольга играла на аккордеоне. Потом ударили склянки, жестянки, бутылки, палки - это вырвался вперед самодельный оркестр, и грянула песня.

   Они шли по зеленым улицам, обрастая все новыми и новыми провожающими. Сначала посторонние люди не понимали: почему шум, гром, визг? О чем и к чему песня? Но, разобравшись, они улыбались и кто про себя, а кто и вслух желали Георгию счастливого пути. Когда они подходили к платформе, мимо станции, не останавливаясь, проходил военный эшелон.

   В первых вагонах были красноармейцы. Им замахали руками, закричали. Потом пошли открытые платформы с повозками, над которыми торчал целый лес зеленых оглобель. Потом - вагоны с конями. Кони мотали мордами, жевали сено. И им тоже закричали "ура". Наконец промелькнула платформа, на которой лежало что-то большое, угловатое, тщательно укутанное серым брезентом. Тут же, покачиваясь на ходу поезда, стоял часовой. Эшелон исчез, подошел поезд. И Тимур попрощался с дядей.

   К Георгию подошла Ольга.

   - Ну, до свиданья! - сказала она. - И, может быть, надолго?

   Он покачал головой и пожал ей руку:

   - Не знаю... Как судьба!

   Гудок, шум, гром оглушительного оркестра. Поезд ушел. Ольга была задумчива. В глазах у Жени большое и ей самой непонятное счастье.

   Тимур взволнован, но он крепится.

   - Ну вот, - чуть изменившимся голосом сказал он, - теперь я и сам остался один. - И, тотчас же выпрямившись, он добавил: - Впрочем, завтра ко мне приедет мама.

   - А я? - закричала Женя. - А они? - Она показала на товарищей. - А это? - И она ткнула пальцем на красную звезду.

   - Будь спокоен! - отряхиваясь от раздумья, сказала Тимуру Ольга. - Ты о людях всегда думал, и они тебе отплатят тем же.

   Тимур поднял голову. Ах, и тут, и тут не мог он ответить иначе, этот простой и милый мальчишка!

   Он окинул взглядом товарищей, улыбнулся и сказал.

   - Я стою... я смотрю. Всем хорошо! Все спокойны. Значит, и я спокоен тоже.

  

   1940 г.