Гайдар Аркадий Петрович - Тимур и его команда

м и покупает молоко. Это, наверно, хозяйка дачи.

   - Это твоя сестра? - дергая Женю за рукав, спросил Коля Колокольчиков. И, не получив ответа, он важно и обиженно предостерег: - Ты смотри не вздумай ей отсюда крикнуть.

   - Сиди! - выдергивая рукав, насмешливо ответила ему Женя. - Тоже ты мне начальник...

   - Не лезь к ней, - поддразнил Гейка Колю, - а то она тебя поколотит.

   - Меня? - Коля обиделся. - У нее что? Когти? А у меня - мускулатура. Вот... ручная, ножная!

   - Она поколотит тебя вместе с ручною и ножною. Ребята, осторожно! Тимур подходит к Квакину.

   Легко помахивая сорванной веткой, Тимур шел Квакину наперерез. Заметив это, Квакин остановился. Плоское лицо его не показывало ни удивления, ни испуга.

   - Здорово, комиссар! - склонив голову набок, негромко сказал он. - Куда так торопишься?

   - Здорово, атаман! - в тон ему ответил Тимур. - К тебе навстречу.

   - Рад гостю, да угощать нечем. Разве вот это? - Он сунул руку за пазуху и протянул Тимуру яблоко.

   - Ворованные? - спросил Тимур, надкусывая яблоко.

   - Они самые, - объяснил Квакин. - Сорт золотой налив. Да вот беда: нет еще настоящей спелости.

   - Кислятина! - бросая яблоко, сказал Тимур. - Послушай: ты на заборе дома номер тридцать четыре вот такой знак видел? - И Тимур показал на звезду, вышитую на своей синей безрукавке.

   - Ну, видел, - насторожился Квакин. - Я, брат, и днем и ночью все вижу.

   - Так вот: если ты днем или ночью еще раз такой знак где-либо увидишь, ты беги прочь от этого места, как будто бы тебя кипятком ошпарили.

   - Ой, комиссар! Какой ты горячий! - растягивая слова, сказал Квакин. - Хватит, поговорили!

   - Ой, атаман, какой ты упрямый, - не повышая голоса, ответил Тимур. - А теперь запомни сам и передай всей шайке, что этот разговор у нас с вами последний.

   Никто со стороны и не подумал бы, что это разговаривают враги, а не два теплых друга. И поэтому Ольга, державшая в руках кувшин, спросила молочницу, кто этот мальчишка, который совещается о чем-то с хулиганом Квакиным.

   - Не знаю, - с сердцем ответила молочница. - Наверное, такой же хулиган и безобразник. Он что-то все возле вашего дома околачивается. Ты смотри, дорогая, как бы они твою сестренку не отколошматили.

   Беспокойство охватило Ольгу. С ненавистью взглянула она на обоих мальчишек, прошла на террасу, поставила кувшин, заперла дверь и вышла на улицу разыскивать Женю, которая вот уже два часа как не показывала глаз домой.

   Вернувшись на чердак, Тимур рассказал о своей встрече ребятам. Было решено завтра отправить всей шайке письменный ультиматум.

   Бесшумно соскакивали ребята с чердака и через дыры в заборах, а то и прямо через заборы разбегались по домам в разные стороны. Тимур подошел к Жене.

   - Ну что? - спросил он. - Теперь тебе все понятно?

   - Все, - ответила Женя, - только еще не очень. Ты объясни мне проще.

   - А тогда спускайся вниз и иди за мной. Твоей сестры все равно сейчас нет дома.

   Когда они слезли с чердака, Тимур повалил лестницу.

   Уже стемнело, но Женя доверчиво пошла за ним следом.

   Они остановились у домика, где жила старуха молочница. Тимур оглянулся. Людей вблизи не было. Он вынул из кармана свинцовый тюбик с масляной краской и подошел к воротам, где была нарисована звезда, верхний левый луч которой действительно изгибался, как пиявка.

   Уверенно лучи он обровнял, заострил и выпрямил.

   - Скажи, зачем? - спросила его Женя. - Ты объясни мне проще: что все это значит?

   Тимур сунул тюбик в карман. Сорвал лист лопуха, вытер закрашенный палец и, глядя Жене в лицо, сказал:

   - А это значит, что из этого дома человек ушел в Красную Армию. И с этого времени этот дом находится под нашей охраной и защитой. У тебя отец в армии?

   - Да! - с волнением и гордостью ответила Женя. - Он командир.

   - Значит, и ты находишься под нашей охраной и защитой тоже.

   Они остановились перед воротами другой дачи. И здесь на заборе была начерчена звезда. Но прямые светлые лучи ее были обведены широкой черной каймой.

   - Вот! - сказал Тимур. - И из этого дома человек ушел в Красную Армию. Но его уже нет. Это дача лейтенанта Павлова, которого недавно убили на границе. Тут живет его жена и та маленькая девочка, у которой добрый Гейка так и не добился, отчего она часто плачет. И если тебе случится, то сделай ей, Женя, что-нибудь хорошее.

   Он сказал все это очень просто, но мурашки пробежали по груди и по рукам Жени, а вечер был теплый и даже душный.

   Она молчала, наклонив голову. И только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать, она спросила:

   - А разве Гейка добрый?

   - Да, - ответил Тимур. - Он сын моряка, матроса. Он часто бранит малыша и хвастунишку Колокольчикова, но сам везде и всегда за него заступается.

   Окрик резкий и даже гневный заставил их обернуться. Неподалеку стояла Ольга.

   Женя дотронулась до руки Тимура: она хотела подвести его и познакомить с ним Ольгу.

   Но новый окрик, строгий и холодный, заставил ее от этого отказаться.

   Виновато кивнув Тимуру головой и недоуменно пожав плечами, она пошла к Ольге.

   - Евгения! - тяжело дыша, со слезами в голосе сказала Ольга. - Я запрещаю тебе разговаривать с этим мальчишкой. Тебе понятно?

   - Но, Оля, - пробормотала Женя, - что с тобою?

   - Я запрещаю тебе подходить к этому мальчишке, - твердо повторила Ольга. - Тебе тринадцать, мне восемнадцать. Я твоя сестра... Я старше. И когда папа уезжал, он мне велел...

   - Но, Оля, ты ничего, ничего не понимаешь! - с отчаянием воскликнула Женя. Она вздрагивала. Она хотела объяснить, оправдаться. Но она не могла. Она была не вправе. И, махнув рукой, она не сказала сестре больше ни слова.

   ...Сразу же она легла в постель. Но уснуть не могла долго. А когда уснула, то так и не слыхала, как ночью постучали в окно и подали от отца телеграмму.

   Рассвело. Пропел деревянный рог пастуха. Старуха молочница открыла калитку и погнала корову к стаду. Не успела она завернуть за угол, как из-за куста акации, стараясь не греметь пустыми ведрами, выскочило пятеро мальчуганов, и они бросились к колодцу:

   - Качай!

   - Давай!

   - Бери!

   - Хватай!

   Обливая холодной водой босые ноги, мальчишки мчались во двор, опрокидывали ведра в дубовую кадку и, не задерживаясь, неслись обратно к колодцу.

   К взмокшему Симе Симакову, который без передышки ворочал рычагом колодезного насоса, подбежал Тимур и спросил:

   - Вы Колокольчикова здесь не видали? Нет? Значит, он проспал. Скорей, торопитесь! Старуха пойдет сейчас обратно.

   Очутившись в саду перед дачей Колокольчиковых, Тимур стал под деревом и свистнул. Не дождавшись ответа, он полез на дерево и заглянул в комнату. С дерева ему была видна только половина придвинутой к подоконнику кровати да завернутые в одеяло ноги.

   Тимур кинул на кровать кусочек коры и тихонько позвал:

   - Коля, вставай! Колька!

   Спящий не пошевельнулся. Тогда Тимур вынул нож, срезал длинный прут, заострил на конце сучок, перекинул прут через подоконник и, зацепив сучком одеяло, потащил его на себя.

   Легкое одеяло поползло через подоконник. В комнате раздался хрипловатый изумленный вопль. Вытаращив заспанные глаза, с кровати соскочил седой джентльмен в нижнем белье и, хватая рукой уползающее одеяло, подбежал к окну.

   Очутившись лицом к лицу с почтенным стариком, Тимур разом слетел с дерева.

   А седой джентльмен, бросив на постель отвоеванное одеяло, сдернул со стены двустволку, поспешно надел очки и, выставив ружье из окна дулом к небу, зажмурил глаза и выстрелил.

   Только у колодца перепуганный Тимур остановился. Вышла ошибка. Он принял спящего джентльмена за Колю, а седой джентльмен, конечно, принял его за жулика.

   Тут Тимур увидел, что старуха молочница с коромыслом и ведрами выходит из калитки за водой. Он юркнул за акацию и стал наблюдать. Вернувшись от колодца, старуха подняла ведро, опрокинула его в бочку и сразу отскочила, потому что вода с шумом и брызгами выплеснулась из уже наполненной до краев бочки прямо ей под ноги.

   Охая, недоумевая и оглядываясь, старуха обошла бочку. Она опустила руку в воду и поднесла ее к носу. Потом побежала к крыльцу проверить, цел ли замок у двери. И наконец, не зная, что и думать, она стала стучать в окно соседке.

   Тимур засмеялся и вышел из своей засады. Надо было спешить. Уже поднималось солнце. Коля Колокольчиков не явился, и провода все еще исправлены не были.

   Пробираясь к сараю, Тимур заглянул в распахнутое, выходящее в сад окно.

   У стола возле кровати в трусах и майке сидела Женя и, нетерпеливо откидывая сползавшие на лоб волосы, что-то писала.

   Увидав Тимура, она не испугалась и даже не удивилась. Она только погрозила ему пальцем, чтобы он не разбудил Ольгу, сунула недоконченное письмо в ящик и на цыпочках вышла из комнаты.

   Здесь, узнав от Тимура, какая с ним сегодня случилась беда, она позабыла все Ольгины наставления и охотно вызвалась помочь ему наладить ею же самой оборванные провода.

   Когда работа была закончена и Тимур уже стоял по ту сторону изгороди, Женя ему сказала:

   - Не знаю за что, но моя сестра тебя очень ненавидит.

   - Ну вот, - огорченно ответил Тимур, - и мой дядя тебя тоже!

   Он хотел уйти, но она его остановила:

   - Постой, причешись. Ты сегодня очень лохматый.

   Она вынула гребенку, протянула ее Тимуру, и тотчас же позади, из окна раздался негодующий окрик Ольги:

   - Женя! Что ты делаешь?...

   Сестры стояли на террасе.

   - Я тебе знакомых не выбираю, - с отчаянием защищалась Женя. - Каких? Очень простых. В белых костюмах. "Ах, как ваша сестра прекрасно играет!" Прекрасно! Вы бы лучше послушали, как она прекрасно ругается. Вот смотри! Я уже обо всем пишу папе.

   - Евгения! Этот мальчишка - хулиган, а ты глупа, - холодно выговаривала, стараясь казаться спокойной, Ольга. - Хочешь, пиши папе, пожалуйста, но если я хоть еще раз увижу тебя с этим мальчишкой рядом, то в тот же день я брошу дачу, и мы уедем отсюда в Москву. А ты знаешь, что у меня слово бывает твердое.

   - Да... мучительница! - со слезами ответила Женя. - Это-то я знаю.

   - А теперь возьми и читай. - Ольга положила на стол полученную ночью телеграмму и вышла.

   В телеграмме было написано:

   "На днях проездом несколько часов буду Москве число часы телеграфирую дополнительно тчк Папа".

   Женя вытерла слезы, приложила телеграмму к губам и тихо пробормотала:

   - Папа, приезжай скорей! Папа! Мне, твоей Женьке, очень трудно.

   Во двор того дома, откуда пропала коза и где жила бабка, которая поколотила бойкую девчонку Нюрку, привезли два воза дров.

   Ругая беспечных возчиков, которые свалили дрова как попало, кряхтя и охая, бабка начала укладывать поленницу. Но эта работа была ей не под силу. Откашливаясь, она села на ступеньку, отдышалась, взяла лейку и пошла в огород. Во дворе остался теперь только трехлетний братишка Нюрки - человек, как видно, энергичный и трудолюбивый, потому что едва бабка скрылась, как он поднял палку и начал колотить ею по скамье и по перевернутому кверху дном корыту.

   Тогда Сима Симаков, только что охотившийся за беглой козой, которая скакала по кустам и оврагам не хуже индийского тигра, одного человека из своей команды оставил на опушке, а с четырьмя другими вихрем ворвался во двор.

   Он сунул малышу в рот горсть земляники, всучил ему в руки блестящее перо из крыла галки, и вся четверка рванулась укладывать дрова в поленницу.

   Сам Сима Симаков понесся кругом вдоль забора, чтобы задержать на это время бабку в огороде. Остановившись у забора, возле того места, где к нему вплотную примыкали вишни и яблони, Сима заглянул в щелку.

   Бабка набрала в подол огурцов и собиралась идти во двор.

   Сима Симаков тихонько постучал по доскам забора.

   Бабка насторожилась. Тогда Сима поднял палку и начал ею шевелить ветви яблони.

   Бабке тотчас же показалось, что кто-то тихонько лезет через забор за яблоками. Она высыпала огурцы на межу, выдернула большой пук крапивы, подкралась и притаилась у забора.

   Сима Симаков опять заглянул в щель, но бабки теперь он не увидел. Обеспокоенный, он подпрыгнул, схватился за край забора и осторожно стал подтягиваться.

   Но в то же время бабка с торжествующим криком выскочила из своей засады и ловко стегнула Симу Симакова по рукам крапивой.

   Размахивая обожженными руками, Сима помчался к воротам, откуда уже выбегала закончившая свою работу четверка.

   Во дворе опять остался только один малыш. Он поднял с земли щепку, положил ее на край поленницы, потом поволок туда же кусок бересты.

   За этим занятием и застала его вернувшаяся из огорода бабка. Вытаращив глаза, она остановилась перед аккуратно сложенной поленницей и спросила:

   - Это кто же тут без меня работает?

   Малыш, укладывая бересту в поленницу, важно ответил:

   - А ты, бабушка, не видишь - это я работаю.

   Во двор вошла молочница, и обе старухи оживленно начали обсуждать эти странные происшествия с водой и с дровами. Пробовали они добиться ответа у малыша, однако добились немногого. Он объяснил им, что прискочили из ворот люди, сунули ему в рот сладкой земляники, дали перо и еще пообещали поймать ему зайца с двумя ушами и с четырьмя ногами. А потом дрова покидали и опять ускочили.

   В калитку вошла Нюрка.

   - Нюрка, - спросила ее бабка, - ты не видала, кто к нам сейчас во двор заскакивал?

   - Я козу искала, - уныло ответила Нюрка. - Я все утро по лесу да по оврагам сама скакала.

   - Украли! - горестно пожаловалась бабка молочнице. - А какая была коза! Ну, голубь, а не коза. Голубь!

   - Голубь! - отодвигаясь от бабки, огрызнулась Нюрка. - Как почнет шнырять рогами, так не знаешь, куда и деваться. У голубей рогов не бывает.

   - Молчи, Нюрка! Молчи, разиня бестолковая! - закричала бабка. - Оно, конечно, коза была с характером. И я ее, козушку, продать хотела. А теперь вот моей голубушки и нету.

   Калитка со скрипом распахнулась. Низко опустив рога, во двор вбежала коза и устремилась прямо на молочницу. Подхватив тяжелый бидон, молочница с визгом вскочила на крыльцо, а коза, ударившись рогами о стену, остановилась.

   И тут все увидели, что к рогам козы крепко прикручен фанерный плакат, на котором крупно было выведено:

  

   Я коза-коза,

   Всех людей гроза.

   Кто Нюрку будет бить,

   Тому худо будет жить.

  

   А на углу за забором хохотали довольные ребятишки. Воткнув в землю палку, притопывая вокруг нее, приплясывая, Сима Симаков гордо пропел:

  

   Мы не шайка и не банда,

   Не ватага удальцов,

   Мы веселая команда

   Пионеров-молодцов,

   У-ух, ты!

  

   И, как стайка стрижей, ребята стремительно и бесшумно умчались прочь.

    

   ...Работы на сегодня было еще немало, но, главное, сейчас надо было составить и отослать Мишке Квакину ультиматум.

   Как составляются ультиматумы, этого еще никто не знал, и Тимур спросил об этом у дяди.

   Тот объяснил ему, что каждая страна пишет ультиматум на свой манер, но в конце для вежливости полагается приписать:

   "Примите, господин министр, уверение в совершеннейшем к вам почтении".

   Затем ультиматум через аккредитованного посла вручается правителю враждебной державы.

   Но это дело ни Тимуру, ни его команде не понравилось. Во-первых, никакого почтения хулигану Квакину они передавать не хотели; во-вторых, ни постоянного посла, ни даже посланника при этой шайке у них не было. И, посовещавшись, они решили отправить ультиматум попроще, на манер того послания запорожцев к турецкому султану, которое каждый видел на картине, когда читал о том, как смелые казаки боролись с турками, татарами и ляхами.

    

   ...За серыми воротами с черно-красной звездой, в тенистом саду того дома, что стоял напротив дачи, где жили Ольга и Женя, по песчаной аллейке шла маленькая белокурая девчушка. Ее мать, женщина молодая, красивая, но с лицом печальным и утомленным, сидела в качалке возле окна, на котором стоял пышный букет полевых цветов. Перед ней лежала груда распечатанных телеграмм и писем - от родных и от друзей, знакомых и незнакомых. Письма и телеграммы эти были теплые и ласковые. Они звучали издалека, как лесное эхо, которое никуда путника не зовет, ничего не обещает и все же подбадривает и подсказывает ему, что люди близко и в темном лесу он не одинок.

   Держа куклу кверху ногами, так, что деревянные руки и пеньковые косы ее волочились по песку, белокурая девочка остановилась перед забором. По забору спускался раскрашенный, вырезанный из фанеры заяц. Он дергал лапой, тренькая по струнам нарисованной балалайки, и мордочка у него была грустновато-смешная.

   Восхищенная таким необъяснимым чудом, равного которому, конечно, и нет на свете, девочка выронила куклу, подошла к забору, и добрый заяц послушно опустился ей прямо в руки. А вслед за зайцем выглянуло лукавое и довольное лицо Жени.

   Девочка посмотрела на Женю и спросила:

   - Это ты со мной играешь?

   - Да, с тобой. Хочешь, я к тебе спрыгну?

   - Здесь крапива, - подумав, предупредила девочка. - И здесь я вчера обожгла себе руку.

   - Ничего, - спрыгивая с забора, сказала Женя, - я не боюсь. Покажи, какая тебя вчера обожгла крапива? Вот эта? Ну, смотри: я ее вырвала, бросила, растоптала ногами и на нее плюнула. Давай с тобой играть: ты держи зайца, а я возьму куклу.

   Ольга видела с крыльца террасы, как Женя вертелась около чужого забора, но она не хотела мешать сестренке, потому что та и так сегодня утром много плакала. Но когда Женя полезла на забор и спрыгнула в чужой сад, обеспокоенная Ольга вышла из дому, подошла к воротам и открыла калитку.

   Женя и девчурка стояли уже у окна, возле женщины, и та улыбалась, когда дочка показывала ей, как грустный смешной заяц играет на балалайке.

   По встревоженному лицу Жени женщина угадала, что вошедшая в сад Ольга недовольна.

   - Вы на нее не сердитесь, - негромко сказала Ольге женщина. - Она просто играет с моей девчуркой. У нас горе... - Женщина помолчала. - Я плачу, а она... - Женщина показала на свою крохотную дочку и тихо добавила: - А она и не знает, что ее отца недавно убили на границе.

   Теперь смутилась Ольга, а Женя издалека посмотрела на нее горько и укоризненно.

   - А я одна, - продолжала женщина. - Мать у меня в горах, в тайге, очень далеко, братья в армии, сестер нет.

   Она тронула за плечо подошедшую Женю и, указывая на окно, спросила:

   - Девочка, этот букет ночью не ты мне на крыльцо положила?

   - Нет, - быстро ответила Женя. - Это не я. Но это, наверное, кто-нибудь из наших.

   - Кто? - И Ольга непонимающе взглянула на Женю.

   - Я не знаю, - испугавшись, заговорила Женя, - это не я. Я ничего не знаю. Смотрите, сюда идут люди.

   За воротами послышался шум машины, а по дорожке от калитки шли два летчика-командира.

   - Это ко мне, - сказала женщина. - Они, конечно, опять будут предлагать мне уехать в Крым, на Кавказ, на курорт, в санаторий...

   Оба командира подошли, приложили руки к пилоткам, и, очевидно, расслышав ее последние слова, старший - капитан - сказал:

   - Ни в Крым, ни на Кавказ, ни на курорт, ни в санаторий. Вы хотели повидать вашу маму? Ваша мать сегодня поездом выезжает к вам из Иркутска. До Иркутска она была доставлена на специальном самолете.

   - Кем? - радостно и растерянно воскликнула женщина. - Вами?

   - Нет, - ответил летчик-капитан, - нашими и вашими товарищами.

   Подбежала маленькая девчурка, смело посмотрела на пришедших, и видно, что синяя форма эта ей была хорошо знакома.

   - Мама, - попросила она, - сделай мне качели, и я буду летать туда-сюда, туда-сюда. Далеко-далеко, как папа.

   - Ой, не надо! - подхватывая и сжимая дочурку, воскликнула ее мать. - Нет, не улетай так далеко... как твой папа.

   На Малой Овражной, позади часовни с облупленной росписью, изображавшей суровых волосатых старцев и чисто выбритых ангелов, правей картины Страшного суда с котлами, смолой и юркими чертями, на ромашковой поляне ребята из компании Мишки Квакина играли в карты.

   Денег у игроков не было, и они резались "на тычка", "на щелчка" и на "оживи покойника". Проигравшему завязывали глаза, клали его спиной на траву и давали ему в руки свечку, то есть длинную палку. И этой палкой он должен был вслепую отбиваться от добрых собратий своих, которые, сожалея усопшего, старались вернуть его к жизни, усердно настегивая крапивой по его голым коленям, икрам и пяткам.

   Игра была в самом разгаре, когда за оградой раздался резкий звук сигнальной трубы.

   Это снаружи у стены стояли посланцы от команды Тимура.

   Штаб-трубач Коля Колокольчиков сжимал в руке медный блестящий горн, а босоногий суровый Гейка держал склеенный из оберточной бумаги пакет.

   - Это что же тут за цирк или комедия? - перегибаясь через ограду, спросил паренек, которого звали Фигурой. - Мишка! - оборачиваясь, заорал он. - Брось карты, тут к тебе какая-то церемония пришла!

   - Я тут, - залезая на ограду, отозвался Квакин. - Эге, Гейка, здорово! А это еще что с тобой за хлюпик?

   - Возьми пакет, - протягивая ультиматум, сказал Гейка. - Сроку на размышление вам двадцать четыре часа дадено. За ответом приду завтра, в такое же время.

   Обиженный тем, что его назвали хлюпиком, штаб-трубач Коля Колокольчиков вскинул горн и, раздувая щеки, яростно протрубил отбой. И, не сказав больше ни слова, под любопытные взгляды рассыпавшихся по ограде мальчишек оба парламентера с достоинством удалились.

   - Это что же такое? - переворачивая пакет и оглядывая разинувших рты ребят, спросил Квакин. - Жили-жили, ни о чем не тужили... Вдруг... труба, гроза! Я, братцы, право, ничего не понимаю!..

   Он разорвал пакет и, не слезая с ограды, стал читать.

   - "Атаману шайки по очистке чужих садов Михаилу Квакину..." Это мне, - громко объяснил Квакин. - С полным титулом, по всей форме. "...и его, - продолжал он читать, - гнуснопрославленному помощнику Петру Пятакову, иначе именуемому просто Фигурой..." Это тебе, - с удовлетворением объяснил Квакин Фигуре. - Эк они завернули: "гнуснопрославленный"! Это уж что-то очень по-благородному, могли бы дурака назвать и попроще. "...а также ко всем членам этой позорной компании ультиматум". Это что такое, я не знаю, - насмешливо объявил Квакин. - Вероятно, ругательство или что-нибудь в этом смысле.

   - Это такое международное слово. Бить будут, - объяснил стоявший рядом с Фигурой бритоголовый мальчуган Алешка.

   - А, так бы и писали! - сказал Квакин. - Читаю дальше. Пункт первый:

   "Ввиду того, что вы по ночам совершаете налеты на сады мирных жителей, не щадя и тех домов, на которых стоит наш знак - красная звезда, и даже тех, на которых стоит звезда с траурной черной каймою, вам, трусливым негодяям, мы приказываем..."

   Ты посмотри, как, собаки, ругаются! - смутившись, но пытаясь улыбнуться, продолжал Квакин. - А какой дальше слог, какие запятые! Да!

   "...приказываем: не позже чем завтра утром Михаилу Квакину и гнусноподобной личности Фигуре явиться на место, которое им гонцами будет указано, имея на руках список всех членов вашей позорной шайки.

   А в случае отказа мы оставляем за собой полную свободу действий".

   То есть в каком смысле свободу? - опять переспросил Квакин. - Мы их, кажется, пока никуда не запирали.

   - Это такое международное слово. Бить будут, - опять объяснил бритоголовый Алешка.

   - А, тогда так бы и говорили! - с досадой сказал Квакин. - Жаль, что ушел Гейка; видно, он давно не плакал.

   - Он не заплачет, - сказал бритоголовый, - у него брат матрос.

   - Ну?

   - У него и отец был матросом. Он не заплачет.

   - А тебе-то что?

   - А то, что у меня дядя матрос тоже.

   - Вот дурак заладил! - рассердился Квакин. - То отец, то брат, то дядя. А что к чему - неизвестно. Отрасти, Алеша, волосы, а то тебе солнцем напекло затылок. А ты что там мычишь, Фигура?

   - Гонцов надо завтра изловить, а Тимку и его компанию излупить, - коротко и угрюмо предложил обиженный ультиматумом Фигура.

   На том и порешили.

   Отойдя в тень часовни и остановившись вдвоем возле картины, где проворные мускулистые черти ловко волокли в пекло воющих и упирающихся грешников, Квакин спросил у Фигуры:

   - Слушай, это ты в тот сад лазил, где живет девчонка, у которой отца убили?

   - Ну, я.

   - Так вот... - с досадой пробормотал Квакин, тыкая пальцем в стену. - Мне, конечно, на Тимкины знаки наплевать, и Тимку я всегда бить буду...

   - Хорошо, - согласился Фигура. - А что ты мне пальцем на чертей тычешь?

   - А то, - скривив губы, ответил ему Квакин, - что ты мне хоть и друг, Фигура, но никак на человека не похож ты, а скорей вот на этого толстого и поганого черта.

   Утром молочница не застала дома троих постоянных покупателей. На базар было идти уже поздно, и, взвалив бидон на плечи, она отправилась по квартирам. Она ходила долго без толку и наконец остановилась возле дачи, где жил Тимур. За забором она услышала густой приятный голос: кто-то негромко пел. Значит, хозяева были дома и здесь можно было ожидать удачи.

   Пройдя через калитку, старуха нараспев закричала:

   - Молока не надо ли, молока?

   - Две кружки! - раздался в ответ басистый голос.

   Скинув с плеча бидон, молочница обернулась и увидела выходящего из кустов косматого, одетого в лохмотья хромоногого старика, который держал в руке кривую обнаженную саблю.

   - Я, батюшка, говорю, молочка не надо ли? - оробев и попятившись, предложила молочница. - Экий ты, отец мой, с виду серьезный! Ты что ж это, саблей траву косишь?

   - Две кружки. Посуда на столе, - коротко ответил старик и воткнул саблю клинком в землю.

   - Ты бы, батюшка, купил косу, - торопливо наливая молоко в кувшин и опасливо поглядывая на старика, говорила молочница. - А саблю лучше брось. Этакой саблей простого человека и до смерти напугать можно.

   - Платить сколько? - засовывая руку в карман широченных штанов, спросил старик.

   - Как у людей, - ответила ему молочница. - По рубль сорок - всего два восемьдесят. Лишнего мне не надо.

   Старик пошарил и достал из кармана большой ободранный револьвер.

   - Я, батюшка, потом... - подхватывая бидон и поспешно удаляясь, заговорила молочница. - Ты, дорогой мой, не трудись! - прибавляя ходу и не переставая оборачиваться, продолжала она. - Мне, золотой, деньги не к спеху.

   Она выскочила за калитку, захлопнула ее и сердито с улицы закричала:

   - В больнице тебя, старого черта, держать надо, а не пускать по воле. Да, да! На замке, в больнице.

   Старик пожал плечами, сунул обратно в карман вынутую оттуда трешницу и тотчас же спрятал револьвер за спину, потому что в сад вошел пожилой джентльмен, доктор Ф. Г. Колокольчиков.

   С лицом сосредоточенным и серьезным, опираясь на палку, прямою, несколько деревянною походкой он шагал по песчаной аллее.

   Увидав чудного старика, джентльмен кашлянул, поправил очки и спросил:

   - Не скажешь ли ты, любезный, где мне найти владельца этой дачи?

   - На этой даче живу я, - ответил старик.

   - В таком случае, - прикладывая руку к соломенной шляпе, продолжал джентльмен, - вы мне скажете: не приходится ли вам некий мальчик, Тимур Гараев, родственником?

   - Да, приходится, - ответил старик. - Этот некий мальчик - мой племянник.

   - Мне очень прискорбно, - откашливаясь и недоуменно косясь на торчавшую на земле саблю, начал джентльмен, - но ваш племянник сделал вчера утром попытку ограбить наш дом.

   - Что?! - изумился старик. - Мой Тимур хотел ваш дом ограбить?

   - Да, представьте! - заглядывая старику за спину и начиная волноваться, продолжал джентльмен. - Он сделал попытку во время моего сна похитить укрывавшее меня байковое одеяло.

   - Кто? Тимур вас ограбил? Похитил байковое одеяло? - растерялся старик. И спрятанная у него за спиной рука с револьвером невольно опустилась.

   Волнение овладело почтенным джентльменом, и, с достоинством пятясь к выходу, он заговорил:

   - Я, конечно, не утверждал бы, но факты... факты! Милостивый государь! Я вас прошу, вы ко мне не приближайтесь. Я, конечно, не знаю, чему приписать... Но ваш вид, ваше странное поведение...

   - Послушайте, - шагая к джентльмену, произнес старик, - но все это, очевидно, недоразумение.

   - Милостивый государь! - не спуская глаз с револьвера и не переставая пятиться, вскричал джентльмен. - Наш разговор принимает нежелательное и, я бы сказал, недостойное нашего возраста направление.

   Он выскочил за калитку и быстро пошел прочь, повторяя:

   - Нет, нет, нежелательное и недостойное направление...

   Старик подошел к калитке как раз в ту минуту, когда шедшая купаться Ольга поравнялась с взволнованным джентльменом.

   Тут вдруг старик замахал руками и закричал Ольге, чтобы она остановилась. Но джентльмен проворно, как козел, перепрыгнул через канаву, схватил Ольгу за руку, и оба они мгновенно скрылись за углом.

   Тогда старик расхохотался. Возбужденный и обрадованный, бойко притопывая своей деревяшкой, он пропел:

   А вы и не поймете

   На быстром самолете,

   Как вас ожидала я до утренней зари,

   Да!

   Он отстегнул ремень у колена, швырнул на траву деревянную ногу и, на ходу сдирая парик и бороду, помчался к дому.

   Через десять минут молодой и веселый инженер Георгий Гараев сбежал с крыльца, вывел мотоцикл из сарая, крикнул собаке Рите, чтобы она караулила дом, нажал стартер и, вскочив в седло, помчался к реке разыскивать напуганную им Ольгу.

   В одиннадцать часов Гейка и Коля Колокольчиков отправились за ответом на ультиматум.

   - Ты иди ровно, - ворчал Гейка на Колю. - Ты шагай легко, твердо. А ты ходишь, как цыпленок за червяком скачет. И все у тебя, брат, хорошо - и штаны, и рубаха, и вся форма, а виду у тебя все равно нет. Ты, брат, не обижайся, я тебе дело говорю. Ну, вот скажи: зачем ты идешь и языком губы мусолишь? Ты запихай язык в рот, и пусть он там и лежит на своем месте... А ты зачем появился? - спросил Гейка, увидав выскочившего наперерез Симу Симакова.

   - Меня Тимур послал для связи, - затараторил Симаков. - Так надо, и ты ничего не понимаешь. Вам свое, а у меня свое дело. Коля, дай-ка я дудану в трубу. Экий ты сегодня важный! Гейка, дурак! Идешь по делу - надел бы сапоги, ботинки. Разве послы босиком ходят?

   Ну ладно, вы туда, а я сюда. Гоп-гоп, до свиданья!

   - Этакий балабон! - покачал головой Гейка. - Скажет сто слов, а можно бы четыре. Труби, Николай, вот и ограда.

   - Подавай наверх Михаила Квакина! - приказал Гейка высунувшемуся сверху мальчишке.

   - А заходите справа! - закричал из-за ограды Квакин. - Там для вас нарочно ворота открыты.

   - Не ходи, - дергая за руку Гейку, прошептал Коля. - Они нас поймают и поколотят.

   - Это вcе на двоих-то? - надменно спросил Гейка. - Труби, Николай, громче. Нашей команде везде дорога.

   Они прошли через ржавую железную калитку и очутились перед группой ребят, впереди которых стояли Фигура и Квакин.

   - Ответ на письмо давайте, - твердо сказал Гейка.

   Квакин улыбался, Фигура хмурился.

   - Давай поговорим, - предложил Квакин. - Ну, сядь, посиди, куда торопишься?

   - Ответ на письмо давайте, - холодно повторил Гейка. - А разговаривать с вами будем мы после.

   И было странно, непонятно: играет ли он, шутит ли, этот прямой, коренастый мальчишка в матросской тельняшке, возле которого стоит маленький, уже побледневший трубач? Или, прищурив строгие серые глаза свои, босоногий, широкоплечий, он и на самом деле требует ответа, чувствуя за собой и право и силу?

   - На, возьми, - протягивая бумагу, сказал Квакин.

   Гейка развернул лист. Там был грубо нарисован кукиш, под которым стояло ругательство.

   Спокойно, не изменившись в лице, Гейка разорвал бумагу. В ту же минуту он и Коля крепко были схвачены за плечи и за руки.

   Они не сопротивлялись.

   - За такие ультиматумы надо бы вам набить шею, - подходя к Гейке, сказал Квакин. - Но... мы люди добрые. До ночи мы запрем вас вот сюда, - он показал на часовню, - а ночью мы обчистим сад под номером двадцать четыре наголо.

   - Этого не будет, - ровно ответил Гейка.

   - Нет, будет! - крикнул Фигура и ударил Гейку по щеке.

   - Бей хоть сто раз, - зажмурившись и вновь открывая глаза, сказал Гейка. - Коля, - подбадривающе буркнул он, - ты не робей. Чую я, что будет сегодня у нас позывной сигнал по форме номер один общий.

   Пленников втолкнули внутрь маленькой часовни с наглухо закрытыми железными ставнями. Обе двери за ними закрыли, задвинули засов и забили его деревянным клином.

   - Ну что? - подходя к двери и прикладывая ко рту ладонь, закричал Фигура. - Как оно теперь: по-нашему или по-вашему выйдет?

   И из-за двери глухо, едва слышно донеслось:

   - Нет, бродяги, теперь по-вашему уже никогда и ничего не выйдет.

   Фигура плюнул.

   - У него брат матрос, - хмуро объяснил бритоголовый Алешка. - Они с моим дядей на одном корабле служат.

   - Ну, - угрожающе спросил Фигура, - а ты кто - капитан, что ли?

   - У него руки схвачены, а ты его бьешь. Это хорошо ли?

   - На и тебе тоже! - обозлился Фигура и ударил Алешку наотмашь.

   Тут оба мальчишки покатились на траву. Их тянули за руки, за ноги, разнимали...

   И никто не посмотрел наверх, где в густой листве липы, что росла близ ограды, мелькнуло лицо Симы Симакова.

   Винтом соскользнул он на землю. И напрямик, через чужие огороды, помчался к Тимуру, к своим на речку.

   Прикрыв голову полотенцем, Ольга лежала на горячем песке пляжа и читала.

   Женя купалась. Неожиданно кто-то обнял ее за плечи. Она обернулась.

   - Здравствуй, - сказала ей высокая темноглазая девочка. - Я приплыла от Тимура. Меня зовут Таней, и я тоже из его команды. Он жалеет, что тебе из-за него от сестры попало. У тебя сестра, наверное, очень злая?

   - Пусть он не жалеет, - покраснев, пробормотала Женя. - Ольга совсем не злая, у нее такой характер. - И, всплеснув руками, Женя с отчаянием добавила: - Ну, сестра, сестра и сестра! Вот погодите, приедет папа...

   Они вышли из воды и забрались на крутой берег, левей песчаного пляжа. Здесь они наткнулись на Нюрку.

   - Девочка, ты меня узнала? - как всегда быстро и сквозь зубы, спросила она у Жени. - Да! Я тебя узнала сразу. А вон Тимур! - сбросив платье, показала она на усыпанный ребятами противоположный берег. - Я знаю, кто мне поймал козу, кто нам уложил дрова и кто дал моему братишке землянику. И тебя я тоже знаю, - обернулась она к Тане. - Ты один раз сидела на грядке и плакала. А ты не плачь. Что толку? Гей! Сиди, чертовка, или я тебя сброшу в реку! - закричала она на привязанную к кустам козу. - Девочки, давайте в воду прыгнем!

   Женя и Таня переглянулись. Очень уж она была смешная, эта маленькая, загорелая, похожая на цыганку Нюрка.

   Взявшись за руки, они подошли к самому краю обрыва, под которым плескалась ясная голубая вода.

   - Ну, прыгнули?

   - Прыгнули!

   И они разом бросились в воду.

   Но не успели девчонки вынырнуть, как вслед за ними бултыхнулся кто-то четвертый.

   Это, как он был - в сандалиях, трусах и майке, - Сима Симаков с разбегу кинулся в реку. И, отряхивая слипшиеся волосы, отплевываясь и отфыркиваясь, длинными саженками он поплыл на другой берег.

   - Беда, Женя! Беда! - прокричал он, обернувшись. - Гейка и Коля попали в засаду!

   Читая книгу, Ольга поднималась в гору. И там, где крутая тропка пересекала дорогу, ее встретил стоявший возле мотоцикла Георгий. Они поздоровались.

   - Я ехал, - объяснил ей Георгий, - смотрю, вы идете. Дай, думаю, подожду и подвезу, если по дороге.

   - Неправда! - не поверила Ольга. - Вы стояли и ожидали меня нарочно.