Гайдар Аркадий Петрович - Тимур и его команда

div align="justify">   - Ну, верно, - согласился Георгий. - Хотел соврать, да не вышло. Я должен перед вами извиниться за то, что напугал вас утром. А ведь хромой старик у калитки - это был я. Это я в гриме готовился к репетиции. Садитесь, я подвезу вас на машине.

   Ольга отрицательно качнула головой.

   Он положил ей букет на книгу.

   Букет был хорош. Ольга покраснела, растерялась и... бросила его на дорогу.

   Этого Георгий не ожидал.

   - Послушайте! - огорченно сказал он. - Вы хорошо играете, поете, глаза у вас прямые, светлые. Я вас ничем не обидел. Но мне думается, что так, как вы, не поступают люди... даже самой железобетонной специальности.

   - Цветов не надо! - сама испугавшись своего поступка, виновато ответила Ольга. - Я... и так, без цветов, с вами поеду.

   Она села на кожаную подушку, и мотоцикл полетел вдоль дороги.

   Дорога раздваивалась, но, минуя ту, что сворачивала к поселку, мотоцикл вырвался в поле.

   - Вы не туда повернули, - крикнула Ольга, - нам надо направо!

   - Здесь дорога лучше, - отвечал Георгий, - здесь дорога веселая.

   Опять поворот, и они промчались через шумливую тенистую рощу. Выскочила из стада и затявкала, пытаясь догнать их, собака. Но нет! Куда там! Далеко.

   Как тяжелый снаряд, прогудела встречная грузовая машина. И когда Георгий и Ольга вырвались из поднятых клубов пыли, то под горой увидали дым, трубы, башни, стекло и железо какого-то незнакомого города.

   - Это наш завод! - прокричал Ольге Георгий. - Три года тому назад я сюда ездил собирать грибы и землянику.

   Почти не уменьшая хода, машина круто развернулась.

   - Прямо! - предостерегающе кричала Ольга. - Давайте только прямо домой.

   Вдруг мотор заглох, и они остановились.

   - Подождите, - соскакивая, сказал Георгий, - маленькая авария.

   Он положил машину на траву под березой, достал из сумки ключ и принялся что-то подвертывать и подтягивать.

   - Вы кого в вашей опере играете? - присаживаясь на траву, спросила Ольга. - Почему у вас грим такой суровый и страшный?

   - Я играю старика инвалида, - не переставая возиться у мотоцикла, ответил Георгий. - Он бывший партизан, и он немного... не в себе. Он живет близ границы, и ему все кажется, что враги нас перехитрят и обманут. Он стар, но он осторожен. Красноармейцы же молодые - смеются, после караула в волейбол играют. Девчонки там у них разные... Катюши!

   Георгий нахмурился и тихо запел:

  

   За тучами опять померкнула луна,

   Я третью ночь не сплю в глухом дозоре.

   Ползут в тиши враги. Не спи, моя страна!

   Я стар. Я слаб. О, горе мне... о, горе!

  

   Тут Георгий переменил голос и, подражая хору, пропел:

  

   Старик, спокойно... спокойно!

  

   - Что значит "спокойно"? - утирая платком запыленные губы, спросила Ольга.

   - А это значит, - продолжая стучать ключом по втулке, объяснял Георгий, - это значит, что: спи спокойно, старый дурак! Давно уже все бойцы и командиры стоят на своем месте... Оля, ваша сестренка о моей с ней встрече вам говорила?

   - Говорила, я ее выругала.

   - Напрасно. Очень забавная девочка. Я ей говорю "а", она мне "бэ"!

   - С этой забавной девочкой хлебнешь горя, - снова повторила Ольга. - К ней привязался какой-то мальчишка, зовут Тимур. Он из компании хулигана Квакина. И никак я его от нашего дома не могу отвадить.

   - Тимур!.. Гм... - Георгий смущенно кашлянул. - Разве он из компании? Он, кажется, не того... не очень... Ну ладно! Вы не беспокойтесь... Я его от вашего дома отважу. Оля, почему вы не учитесь в консерватории? Подумаешь - инженер! Я и сам инженер, а что толку?

   - Разве вы плохой инженер?

   - Зачем плохой? - подвигаясь к Ольге и начиная теперь стучать по втулке переднего колеса, ответил Георгий. - Совсем неплохой, но вы очень хорошо играете и поете.

   - Послушайте, Георгий, - смущенно отодвигаясь, сказала Ольга. - Я не знаю, какой вы инженер, но... чините вы машину как-то очень странно.

   И Ольга помахала рукой, показывая, как он постукивает ключом то по втулке, то по ободу.

   - Ничего не странно. Все делается так, как надо. - Он вскочил и стукнул ключом по раме. - Ну, вот и готово! Оля, ваш отец командир?

   - Да.

   - Это хорошо. Я и сам командир тоже.

   - Кто вас разберет! - пожала плечами Ольга. - То вы инженер, то вы актер, то командир. Может быть, к тому же вы еще и летчик?

   - Нет, - усмехнулся Георгий. - Летчики глушат бомбами по головам сверху, а мы с земли через железо и бетон бьем прямо в сердце.

   И опять перед ними замелькали рожь, поля, рощи, речка. Наконец вот и дача.

   На треск мотоцикла с террасы выскочила Женя. Увидав Георгия, она смутилась, но когда он умчался, то, глядя ему вслед, Женя подошла к Ольге, обняла ее и с завистью сказала:

   - Ох, какая ты сегодня счастливая!

   Условившись встретиться неподалеку от сада дома N 24, мальчишки из-за ограды разбежались.

   Задержался только один Фигура. Его злило и удивляло молчание внутри часовни. Пленники не кричали, не стучали и на вопросы и окрики Фигуры не отзывались.

   Тогда Фигура пустился на хитрость. Открыв наружную дверь, он вошел в каменный простенок и замер, как будто бы его здесь не было.

   И так, приложив к замку ухо, он стоял до тех пор, пока наружная железная дверь не захлопнулась с таким грохотом, как будто бы по ней ударили бревном.

   - Эй, кто там? - бросаясь к двери, рассердился Фигура. - Эй, не балуй, а то дам по шее!

   Но ему не отвечали. Снаружи послышались чужие голоса. Заскрипели петли ставен. Кто-то через решетку окна переговаривался с пленниками.

   Затем внутри часовни раздался смех. И от этого смеха Фигуре стало плохо.

   Наконец наружная дверь распахнулась. Перед Фигурой стояли Тимур, Симаков и Ладыгин.

   - Открой второй засов! - не двигаясь, приказал Тимур. - Открой сам, или будет хуже!

   Нехотя Фигура отодвинул засов. Из часовни вышли Коля и Гейка.

   - Лезь на их место! - приказал Тимур. - Лезь, гадина, быстро! - сжимая кулаки, крикнул он. - Мне с тобой разговаривать некогда!

   Захлопнули за Фигурой обе двери. Наложили на петлю тяжелую перекладину и повесили замок.

   Потом Тимур взял лист бумаги и синим карандашом коряво написал:

   "Квакин, караулить не надо. Я их запер, ключ у меня. Я приду прямо на место, к саду, вечером".

   Затем все скрылись. Через пять минут за ограду зашел Квакин.

   Он прочел записку, потрогал замок, ухмыльнулся и пошел к калитке, в то время как запертый Фигура отчаянно колотил кулаками и пятками по железной двери.

   От калитки Квакин обернулся и равнодушно пробормотал:

   - Стучи, Гейка, стучи! Нет, брат, ты еще до вечера настучишься.

   Дальше события развертывались так.

   Перед заходом солнца Тимур и Симаков сбегали на рыночную площадь. Там, где в беспорядке выстроились ларьки - квас, воды, овощи, табак, бакалея, мороженое, - у самого края торчала неуклюжая пустая будка, в которой по базарным дням работали сапожники.

   В будке этой Тимур и Симаков пробыли недолго.

   В сумерки на чердаке сарая заработало штурвальное колесо. Один за одним натягивались крепкие веревочные провода, передавая туда, куда надо, и те, что надо, сигналы.

   Подходили подкрепления. Собрались мальчишки, их было уже много - двадцать-тридцать. А через дыры заборов тихо и бесшумно проскальзывали всё новые и новые люди.

   Таню и Нюрку отослали обратно. Женя сидела дома. Она должна была задерживать и не пускать в сад Ольгу.

   На чердаке у колеса стоял Тимур.

   - Повтори сигнал по шестому проводу, - озабоченно попросил просунувшийся в окно Симаков. - Там что-то не отвечают.

   Двое мальчуганов чертили по фанере какой-то плакат. Подошло звено Ладыгина.

   Наконец пришли разведчики. Шайка Квакина собиралась на пустыре близ сада дома N 24.

   - Пора, - сказал Тимур. - Всем приготовиться!

   Он выпустил из рук колесо, взялся за веревку. И над старым сараем под неровным светом бегущей меж облаков луны медленно поднялся и заколыхался флаг команды - сигнал к бою.

   Вдоль забора дома N 24 подвигалась цепочка из десятка мальчишек. Остановившись в тени, Квакин сказал:

   - Все на месте, а Фигуры нет.

   - Он хитрый, - ответил кто-то. - Он, наверное, уже в саду. Он всегда вперед лезет.

   Квакин отодвинул две заранее снятые с гвоздей доски и пролез через дыру. За ним полезли и остальные. На улице у дыры остался один часовой - Алешка.

   Из поросшей крапивой и бурьяном канавы по другой стороне улицы выглянуло пять голов. Четыре из них сразу же спрятались. Пятая - Коли Колокольчикова - задержалась, но чья-то ладонь хлопнула ее по макушке, и голова исчезла.

   Часовой Алешка оглянулся. Все было тихо, и он просунул голову в отверстие - послушать, что делается внутри сада.

   От канавы отделилось трое. И в следующее мгновенье часовой почувствовал, как крепкая сила рванула его за ноги, за руки. И, не успев крикнуть, он отлетел от забора.

   - Гейка, - пробормотал он, поднимая лицо, - ты откуда?

   - Оттуда, - прошипел Гейка. - Смотри молчи! А то я не посмотрю, что ты за меня заступался.

   - Хорошо, - согласился Алешка, - я молчу. - И неожиданно он пронзительно свистнул.

   Но тотчас же рот его был зажат широкой ладонью Гейки. Чьи-то руки подхватили его за плечи, за ноги и уволокли прочь.

   Свист в саду услыхали. Квакин обернулся. Свист больше не повторился. Квакин внимательно оглядывался по сторонам. Теперь ему показалось, что кусты в углу сада шевельнулись.

   - Фигура! - негромко окликнул Квакин. - Это ты там, дурак, прячешься?

   - Мишка! Огонь! - крикнул вдруг кто-то. - Это идут хозяева!

   Но это были не хозяева.

   Позади, в гуще листвы, вспыхнуло не меньше десятка электрических фонарей. И, слепя глаза, они стремительно надвигались на растерявшихся налетчиков.

   - Бей, не отступай! - выхватывая из кармана яблоко и швыряя по огням, крикнул Квакин. - Рви фонари с руками! Это идет он... Тимка!

   - Там Тимка, а здесь Симка! - гаркнул, вырываясь из-за куста, Симаков.

   И еще десяток мальчишек рванулись с тылу и с фланга.

   - Эге! - заорал Квакин. - Да у них сила! За забор вылетай, ребята!

   Попавшаяся в засаду шайка в панике метнулась к забору.

   Толкаясь, сшибаясь лбами, мальчишки выскакивали на улицу и попадали прямо в руки Ладыгина и Гейки. Луна совсем спряталась за тучи. Слышны были только голоса:

   - Пусти!

   - Оставь!

   - Не лезь! Не тронь!

   - Всем тише! - раздался в темноте голос Тимура. - Пленных не бить! Где Гейка?

   - Здесь Гейка!

   - Веди всех на место.

   - А если кто не пойдет?

   - Хватайте за руки, за ноги и тащите с почетом, как икону Богородицы.

   - Пустите, черти! - раздался чей-то плачущий голос.

   - Кто кричит? - гневно спросил Тимур. - Хулиганить мастера, а отвечать боитесь! Гейка, давай команду, двигай!

   Пленников подвели к пустой будке на краю базарной площади. Тут их одного за другим протолкнули за дверь.

   - Михаила Квакина ко мне, - попросил Тимур.

   Подвели Квакина.

   - Готово? - спросил Тимур.

   - Все готово.

   Последнего пленника втолкнули в будку, задвинули засов и просунули в пробой тяжелый замок.

   - Ступай, - сказал тогда Тимур Квакину. - Ты смешон. Ты никому не страшен и не нужен.

   Ожидая, что его будут бить, ничего не понимая, Квакин стоял, опустив голову.

   - Ступай, - повторил Тимур. - Возьми вот этот ключ и отопри часовню, где сидит твой друг Фигура.

   Квакин не уходил.

   - Отопри ребят, - хмуро попросил он. - Или посади меня вместе с ними.

   - Нет, - отказался Тимур, - теперь все кончено. Ни им с тобою, ни тебе с ними больше делать нечего.

   Под свист, шум и улюлюканье, спрятав голову в плечи, Квакин медленно пошел прочь. Отойдя десяток шагов, он остановился и выпрямился.

   - Бить буду! - злобно закричал он, оборачиваясь к Тимуру. - Бить буду тебя одного. Один на один, до смерти! - И, отпрыгнув, он скрылся в темноте.

   - Ладыгин и твоя пятерка, вы свободны, - сказал Тимур. - У тебя что?

   - Дом номер двадцать два, перекатать бревна, по Большой Васильевской.

   - Хорошо. Работайте!

   Рядом на станции заревел гудок. Прибыл дачный поезд. С него сходили пассажиры, и Тимур заторопился.

   - Симаков и твоя пятерка, у тебя что?

   - Дом номер тридцать восемь по Малой Петраковской. - Он рассмеялся и добавил: - Наше дело, как всегда: ведра, кадка да вода... Гоп! Гоп! До свиданья!

   - Хорошо, работайте! Ну, а теперь... сюда идут люди. Остальные все по домам... Разом!

   ...Гром и стук раздались по площади. Шарахнулись и остановились идущие с поезда прохожие. Стук и вой повторился. Загорелись огни в окнах соседних дач. Кто-то включил свет над ларьком, и столпившиеся люди увидели над палаткой такой плакат:

  

  

   Поздняя ночь. И черно-красной звезды на воротах не видно. Но она тут.

   Сад того дома, где живет маленькая девочка. С ветвистого дерева спустились веревки. Вслед за ними по шершавому стволу соскользнул мальчик. Он кладет доску, садится и пробует, прочны ли они, эти новые качели. Толстый сук чуть поскрипывает, листва шуршит и вздрагивает. Вспорхнула и пискнула потревоженная птица. Уже поздно. Спит давно Ольга, спит Женя. Спят и его товарищи: веселый Симаков, молчаливый Ладыгин, смешной Коля. Ворочается, конечно, и бормочет во сне храбрый Гейка.

   Часы на каланче отбивают четверти: "Был день - было дело! Дин-дон... раз, два!"

   Да, уже поздно.

   Мальчуган встает, шарит по траве руками и поднимает тяжелый букет полевых цветов. Эти цветы рвала Женя.

   Осторожно, чтобы не разбудить и не испугать спящих, он всходит на озаренное луною крыльцо и бережно кладет букет на верхнюю ступеньку. Это Тимур.

   Было утро выходного дня. В честь годовщины победы красных под Хасаном комсомольцы поселка устроили в парке большой карнавал - концерт и гулянье.

   Девчонки убежали в рощу еще спозаранку. Ольга торопливо доканчивала гладить блузку. Перебирая платья, она тряхнула Женин сарафан, и из его кармана выпала бумажка.

   Ольга подняла и прочла:

  

   "Девочка, никого дома не бойся. Все в порядке, и никто от меня ничего не узнает. Тимур".

  

   "Чего не узнает? Почему не бойся? Что за тайна у этой скрытной и лукавой девчонки? Нет! Этому надо положить конец. Папа уезжал, и он велел... Надо действовать решительно и быстро".

   В окно постучал Георгий.

   - Оля, - сказал он, - выручайте! Ко мне пришла делегация. Просят что-нибудь спеть с эстрады. Сегодня такой день - отказать было нельзя. Давайте аккомпанируйте мне на аккордеоне.

   - Да... Но это вам может сделать пианистка! - удивилась Ольга. - Зачем же на аккордеоне?

   - Оля, я с пианисткой не хочу. Хочу с вами! У нас получится хорошо. Можно, я к вам через окно прыгну? Оставьте утюг и выньте инструмент. Ну вот, я его вам сам вынул. Вам только остается нажимать на лады пальцами, а я петь буду.

   - Послушайте, Георгий, - обиженно сказала Ольга, - в конце концов, вы могли не лезть в окно, когда есть двери...

   В парке было шумно. Вереницей подъезжали машины с отдыхающими. Тащились грузовики с бутербродами, булками, бутылками, колбасой, конфетами, пряниками.

   Стройно подходили голубые отряды ручных и колесных мороженщиков. На полянах разноголосо вопили патефоны, вокруг которых раскинулись приезжие и местные дачники с питьем и снедью.

   Играла музыка. У ворот ограды эстрадного театра стоял дежурный старичок и бранил монтера, который хотел пройти через калитку вместе со своими ключами, ремнями и железными "кошками".

   - С инструментами, дорогой, сюда не пропускаем. Сегодня праздник. Ты сначала сходи домой, умойся и оденься.

   - Так ведь, папаша, здесь же без билета, бесплатно!

   - Все равно нельзя. Здесь пение. Ты бы еще с собой телеграфный столб приволок. И ты, гражданин, обойди тоже, - остановил он другого человека. - Здесь люди поют... музыка. А у тебя бутылка торчит из кармана.

   - Но, дорогой папаша, - заикаясь, пытался возразить человек, - мне нужно... я сам тенор.

   - Проходи, проходи, тенор, - показывая на монтера, отвечал старик. - Вон бас не возражает. И ты, тенор, не возражай тоже.

   Женя, которой мальчишки сказали, что Ольга с аккордеоном прошла на сцену, нетерпеливо ерзала по скамье.

   Наконец вышли Георгий и Ольга. Жене стало страшно: ей показалось, что над Ольгой сейчас начнут смеяться.

   Но никто не смеялся.

   Георгий и Ольга стояли на подмостках, такие простые, молодые и веселые, что Жене захотелось обнять их обоих.

   Но вот Ольга накинула ремень на плечо.

   Глубокая морщина перерезала лоб Георгия, он ссутулился, наклонил голову. Теперь это был старик, и низким звучным голосом он запел:

  

   Я третью ночь не сплю. Мне чудится все то же

   Движенье тайное в угрюмой тишине,

   Винтовка руку жжет. Тревога сердце гложет,

   Как двадцать лет назад ночами на войне.

   Но если и сейчас я встречуся с тобою,

   Наемных армий вражеский солдат,

   То я, седой старик, готовый встану к бою,

   Спокоен и суров, как двадцать лет назад.

  

   - Ах, как хорошо! И как этого хромого смелого старика жалко! Молодец, молодец... - бормотала Женя. - Так, так. Играй, Оля! Жаль только, что не слышит тебя наш папа.

   После концерта, дружно взявшись за руки, Георгий и Ольга шли по аллее.

   - Все так, - говорила Ольга. - Но я не знаю, куда пропала Женя.

   - Она стояла на скамье, - ответил Георгий, - и кричала: "Браво, браво!" Потом к ней подошел... - тут Георгий запнулся, - какой-то мальчик, и они исчезли.

   - Какой мальчик? - встревожилась Ольга. - Георгий, вы старше, скажите, что мне с ней делать? Смотрите! Утром я у нее нашла вот эту бумажку!

   Георгий прочел записку. Теперь он и сам задумался и нахмурился.

   - Не бойся - это значит не слушайся. Ох, и попадись мне этот мальчишка под руку, то-то бы я с ним поговорила!

   Ольга спрятала записку. Некоторое время они молчали. Но музыка играла очень весело, кругом смеялись, и, опять взявшись за руки, они пошли по аллее.

   Вдруг на перекрестке в упор они столкнулись с другой парой, которая, так же дружно держась за руки, шла им навстречу. Это были Тимур и Женя.

   Растерявшись, обе пары вежливо на ходу раскланялись.

   - Вот он! - дергая Георгия за руку, с отчаянием сказала Ольга. - Это и есть тот самый мальчишка.

   - Да, - смутился Георгий, - а главное, что это и есть Тимур - мой отчаянный племянник.

   - И ты... вы знали! - рассердилась Ольга. - И вы мне ничего не говорили!

   Откинув его руку, она побежала по аллее. Но ни Тимура, ни Жени уже видно не было. Она свернула на узкую кривую тропку, и только тут наткнулась на Тимура, который стоял перед Фигурой и Квакиным.

   - Послушай, - подходя к нему вплотную, сказала Ольга. - Мало вам того, что вы облазили и обломали все сады, даже у старух, даже у осиротевшей девчурки; мало тебе того, что от вас бегут собаки, - ты портишь и настраиваешь против меня сестренку. У тебя на шее пионерский галстук, но ты просто... негодяй.

   Тимур был бледен.

   - Это неправда, - сказал он. - Вы ничего не знаете.

   Ольга махнула рукой и побежала разыскивать Женю. Тимур стоял и молчал. Молчали озадаченные Фигура и Квакин.

   - Ну что, комиссар? - спросил Квакин. - Вот и тебе, я вижу, бывает невесело?

   - Да, атаман, - медленно поднимая глаза, ответил Тимур. - Мне сейчас тяжело, мне невесело. И лучше бы вы меня поймали, исколотили, избили, чем мне из-за вас слушать... вот это.

   - Чего же ты молчал? - усмехнулся Квакин. - Ты бы сказал: это, мол, не я. Это они. Мы тут стояли, рядом.

   - Да! Ты бы сказал, а мы бы тебе за это наподдали, - вставил обрадованный Фигура.

   Но совсем не ожидавший такой поддержки Квакин молча и холодно посмотрел на своего товарища. А Тимур, трогая рукой стволы деревьев, медленно пошел прочь.

   - Гордый, - тихо сказал Квакин. - Хочет плакать, а молчит.

   - Давай-ка сунем ему по разу, вот и заплачет, - сказал Фигура и запустил вдогонку Тимуру еловой шишкой.

   - Он... гордый, - хрипло повторил Квакин, - а ты... ты - сволочь! - И, развернувшись, он ляпнул Фигуре кулаком по лбу.

   Фигура опешил, потом взвыл и кинулся бежать. Дважды нагоняя его, давал ему Квакин тычка в спину.

   Наконец Квакин остановился, поднял оброненную фуражку; отряхивая, ударил ее о колено, подошел к мороженщику, взял порцию, прислонился к дереву и, тяжело дыша, жадно стал глотать мороженое большими кусками.

   На поляне возле стрелкового тира Тимур нашел Гейку и Симу.

   - Тимур! - предупредил его Сима. - Тебя ищет (он, кажется, очень сердит) твой дядя.

   - Да, иду, я знаю.

   - Ты сюда вернешься?

   - Не знаю.

   - Тима! - неожиданно мягко сказал Гейка и взял товарища за руку. - Что это? Ведь мы же ничего плохого никому не сделали. А ты знаешь, если человек прав...

   - Да, знаю... то он не боится ничего на свете. Но ему все равно больно.

   Тимур ушел.

   К Ольге, которая несла домой аккордеон, подошла Женя.

   - Оля!

   - Уйди! - не глядя на сестру, ответила Ольга. - Я с тобой больше не разговариваю. Я сейчас уезжаю в Москву, и ты без меня можешь гулять с кем хочешь, хоть до рассвета.

   - Но, Оля...

   - Я с тобой не разговариваю. Послезавтра мы переедем в Москву. А там подождем папу.

   - Да! Папа, а не ты - он все узнает! - в гневе и слезах крикнула Женя и помчалась разыскивать Тимура.

   Она разыскала Гейку, Симакова и спросила, где Тимур.

   - Его позвали домой, - сказал Гейка. - На него за что-то из-за тебя очень сердит дядя.

   В бешенстве топнула Женя ногой и, сжимая кулаки, вскричала:

   - Вот так... ни за что... и пропадают люди!

   Она обняла ствол березы, но тут к ней подскочили Таня и Нюрка.

   - Женька! - закричала Таня. - Что с тобой? Женя, бежим! Там пришел баянист, там начались танцы - пляшут девчонки.

   Они схватили ее, затормошили и подтащили к кругу, внутри которого мелькали яркие, как цветы, платья, блузки и сарафаны.

   - Женя, плакать не надо! - так же, как всегда, быстро и сквозь зубы сказала Нюрка. - Меня когда бабка колотит, и то я не плачу! Девочки, давайте лучше в круг!.. Прыгнули!

   - "Пр-рыгнули"! - передразнила Нюрку Женя. И, прорвавшись через цепь, они закружились, завертелись в отчаянно веселом танце.

   Когда Тимур вернулся домой, его подозвал дядя.

   - Мне надоели твои ночные похождения, - говорил Георгий. - Надоели сигналы, звонки, веревки. Что это была за странная история с одеялом?

   - Это была ошибка.

   - Хороша ошибка! К этой девочке ты больше не лезь: тебя ее сестра не любит.

   - За что?

   - Не знаю. Значит, заслужил. Что это у тебя за записки? Что это за странные встречи в саду на рассвете? Ольга говорит, что ты учишь девочку хулиганству.

   - Она лжет, - возмутился Тимур, - а еще комсомолка! Если ей что непонятно, она могла бы позвать меня, спросить. И я бы ей на все ответил.

   - Хорошо. Но пока ты ей еще ничего не ответил, я запрещаю тебе подходить к их даче, и вообще, если ты будешь самовольничать, то я тебя тотчас же отправлю домой к матери.

   Он хотел уходить.

   - Дядя, - остановил его Тимур, - а когда вы были мальчишкой, что вы делали? Как играли?

   - Мы?... Мы бегали, скакали, лазили по крышам; бывало, что и дрались. Но наши игры были просты и всем понятны.

   ...Чтобы проучить Женю, к вечеру, так и не сказав сестренке ни слова, Ольга уехала в Москву.

   В Москве никакого дела у нее не было. И поэтому, не заезжая к себе, она отправилась к подруге, просидела у нее дотемна и только часам к десяти пришла на свою квартиру. Она открыла дверь, зажгла свет и тут же вздрогнула: к двери в квартиру была пришпилена телеграмма.

   Ольга сорвала телеграмму и прочла ее. Телеграмма была от папы.

    

   ...К вечеру, когда уже разъехались из парка грузовики, Женя и Таня забежали на дачу. Затевалась игра в волейбол, и Женя должна была сменить туфли на тапки.

   Она завязывала шнурок, когда в комнату вошла женщина - мать белокурой девчурки. Девочка лежала у нее на руках и дремала.

   Узнав, что Ольги нет дома, женщина опечалилась.

   - Я хотела оставить у вас дочку, - сказала она. - Я не знала, что нет сестры... Поезд приходит сегодня ночью, и мне надо в Москву - встретить маму.

   - Оставьте ее, - сказала Женя. - Что же Ольга... А я не человек, что ли? Кладите ее на мою кровать, а я на другую лягу.

   - Она спит спокойно и теперь проснется только утром, - обрадовалась мать. - К ней только изредка нужно подходить и поправлять под ее головой подушку.

   Девчурку раздели, уложили. Мать ушла. Женя отдернула занавеску, чтобы видна была через окно кроватка, захлопнула дверь террасы, и они с Таней убежали играть в волейбол, условившись после каждой игры прибегать по очереди и смотреть, как спит девочка.

   Только что они убежали, как на крыльцо вошел почтальон. Он стучал долго, а так как ему не откликались, то он вернулся к калитке и спросил у соседа, не уехали ли хозяева в город.

   - Нет, - отвечал сосед, - девчонку я сейчас тут видел. Давай я приму телеграмму.

   Сосед расписался, сунул телеграмму в карман, сел на скамью и закурил трубку. Он ожидал Женю долго.

   Прошло часа полтора. Опять к соседу подошел почтальон.

   - Вот, - сказал он. - И что за пожар, спешка? Прими, друг, и вторую телеграмму.

   Сосед расписался. Было уже совсем темно. Он прошел через калитку, поднялся по ступенькам террасы и заглянул в окно. Маленькая девочка спала. Возле ее головы на подушке лежал рыжий котенок. Значит, хозяева были где-то около дома. Сосед открыл форточку и опустил через нее обе телеграммы. Они аккуратно легли на подоконник, и вернувшаяся Женя должна была бы заметить их сразу.

   Но Женя их не заметила. Придя домой, при свете луны она поправила сползшую с подушки девчурку, турнула котенка, разделась и легла спать.

   Она лежала долго, раздумывая о том: вот она какая бывает, жизнь! И она не виновата, и Ольга как будто бы тоже. А вот впервые они с Ольгой всерьез поссорились.

   Было очень обидно. Спать не спалось, и Жене захотелось булки с вареньем. Она спрыгнула, подошла к шкафу, включила свет и тут увидела на подоконнике телеграммы.

   Ей стало страшно. Дрожащими руками она оборвала заклейку и прочла.

   В первой было:

  

   "Буду сегодня проездом от двенадцати ночи до трех утра тчк Ждите на городской квартире папа".

  

   Во второй:

  

   "Приезжай немедленно ночью папа будет в городе Ольга".

  

   С ужасом глянула на часы. Было без четверти двенадцать. Накинув платье и схватив сонного ребенка, Женя, как полоумная, бросилась к крыльцу. Одумалась. Положила ребенка на кровать. Выскочила на улицу и помчалась к дому старухи молочницы. Она грохала в дверь кулаком и ногой до тех пор, пока не показалась в окне голова соседки.

   - Чего стучишь? - сонным голосом спросила она. - Чего озоруешь?

   - Я не озорую, - умоляюще заговорила Женя. - Мне нужно молочницу, тетю Машу. Я хотела ей оставить ребенка.

   - И что городишь? - захлопывая окно, ответила соседка. - Хозяйка еще с утра уехала в деревню гостить к брату.

   Со стороны вокзала донесся гудок приближающегося поезда. Женя выбежала на улицу и столкнулась с седым джентльменом, доктором.

   - Простите! - пробормотала она. - Вы не знаете, какой это гудит поезд?

   Джентльмен вынул часы.

   - Двадцать три пятьдесят пять, - ответил он. - Это сегодня на Москву последний.

   - Как последний? - глотая слезы, прошептала Женя. - А когда следующий?

   - Следующий пойдет утром, в три сорок. Девочка, что с тобой? - хватая за плечо покачнувшуюся Женю, участливо спросил старик. - Ты плачешь? Может быть, я тебе чем-нибудь смогу помочь?

   - Ах нет! - сдерживая рыдания и убегая, ответила Женя. - Теперь уже мне не может помочь никто на свете.

   Дома она уткнулась головой в подушку, но тотчас же вскочила и гневно посмотрела на спящую девчурку. Опомнилась, одернула одеяло, столкнула с подушки рыжего котенка.

   Она зажгла свет на террасе, в кухне, в комнате, села на диван и покачала головой. Так сидела она долго и, кажется, ни о чем не думала. Нечаянно она задела валявшийся тут же аккордеон. Машинально подняла его и стала перебирать клавиши. Зазвучала мелодия, торжественная и печальная. Женя грубо оборвала игру и подошла к окну. Плечи ее вздрагивали.

   Нет! Оставаться одной и терпеть такую муку сил у нее больше нет. Она зажгла свечку и, спотыкаясь, через сад пошла к сараю.

   Вот и чердак. Веревка, карта, мешки, флаги. Она зажгла фонарь, подошла к штурвальному колесу, нашла нужный ей провод, зацепила его за крюк и резко повернула колесо.

   Тимур спал, когда Рита тронула его за плечо лапой. Толчка он не почувствовал. И, схватив зубами одеяло, Рита стащила его на пол.

   Тимур вскочил.

   - Ты что? - спросил он, не понимая. - Что-нибудь случилось?

   Собака смотрела ему в глаза, шевелила хвостом, мотала мордой. Тут Тимур услыхал звон бронзового колокольчика.

   Недоумевая, кому он мог понадобиться глухой ночью, он вышел на террасу и взял трубку телефона.

   - Да, я, Тимур, у аппарата. Это кто? Это ты... ты, Женя?

   Сначала Тимур слушал спокойно. Но вот губы его зашевелились, по лицу пошли красноватые пятна. Он задышал часто и отрывисто.

   - И только на три часа? - волнуясь, спросил он. - Женя, ты плачешь? Я слышу... Ты плачешь. Не смей! Не надо! Я приду скоро...

   Он повесил трубку и схватил с полки расписание поездов.

   - Да, вот он, последний, в двадцать три пятьдесят пять. Следующий пойдет только в три сорок. - Он стоит и кусает губы. - Поздно! Неужели ничего нельзя сделать? Нет! Поздно!

   Но красная звезда днем и ночью горит над воротами Жениного дома. Он зажег ее сам, своей рукой, и ее лучи, прямые, острые, блестят и мерцают перед его глазами.

   Дочь командира в беде! Дочь командира нечаянно попала в засаду.

   Он быстро оделся, выскочил на улицу, и через несколько минут он уже стоял перед крыльцом дачи седого джентльмена.

   В кабинете доктора еще горел свет. Тимур постучался. Ему открыли.

   - Ты к кому? - сухо и удивленно спросил его джентльмен.

   - К вам, - ответил Тимур.

   - Ко мне? - Джентльмен подумал, потом широким жестом распахнул дверь и сказал: - Тогда прошу пожаловать!..

   Они говорили недолго.

   - Вот и все, что мы делаем, - поблескивая глазами, закончил свой рассказ Тимур. - Вот и все, что мы делаем, как играем, и вот зачем мне нужен сейчас ваш Коля.

   Молча старик встал. Резким движением он взял Тимура за подбородок, поднял его голову, заглянул ему в глаза и вышел.

   Он прошел в комнату, где спал Коля, и подергал его за плечо. - Вставай, - сказал он, - тебя зовут.

   - Но я ничего не знаю, - испуганно тараща глаза, заговорил Коля. - Я, дедушка, право, ничего не знаю.

   - Вставай, - сухо повторил ему джентльмен. - За тобой пришел твой товарищ.

    

   ...На чердаке на охапке соломы, охватив колени руками, сидела Женя. Она ждала Тимура. Но вместо него в отверстие окна просунулась взъерошенная голова Коли Колокольчикова.

   - Это ты? - удивилась Женя. - Что тебе надо?

   - Я не знаю, - тихо и испуганно отвечал Коля. - Я спал. Он пришел. Я встал. Он послал. Он велел, чтобы мы с тобой спустились вниз, к калитке.

   - Зачем?

   - Я не знаю. У меня у самого в голове какой-то стук, гудение. Я, Женя, и сам ничего не понимаю.

   Спрашивать позволения было не у кого. Дядя ночевал в Москве. Тимур зажег фонарь, взял топор, крикнул собаку Риту и вышел в сад. Он остановился перед закрытой дверью сарая.

   Он перевел взгляд с топора на замок. Да! Он знал - так делать было нельзя, но другого выхода не было. Сильным ударом он сшиб замок и вывел мотоцикл из сарая.

   - Рита! - горько сказал он, становясь на колено и целуя собаку в морду. - Ты не сердись! Я не мог поступить иначе.

   Женя и Коля стояли у калитки. Издалека показался быстро приближающийся огонь. Огонь летел прямо на них, послышался треск мотора. Ослепленные, они зажмурились, попятились к забору, как вдруг огонь погас, мотор заглох, и перед ними очутился Тимур.

   - Коля, - сказал он, не здороваясь и ничего не спрашивая, - ты останешься здесь и будешь охранять спящую девчонку. Ты отвечаешь за нее перед всей нашей командой. Женя, садись. Вперед! В Москву!

   Женя вскрикнула, что было у нее силы обняла Тимура и поцеловала.

   - Садись, Женя, садись! - стараясь казаться суровым, кричал Тимур. - Держись крепче! Ну, вперед! Вперед, двигаем!

   Мотор затрещал, гудок рявкнул, и вскоре красный огонек скрылся из глаз растерявшегося Коли.

   Он постоял, поднял палку и, держа ее наперевес, как ружье, обошел вокруг ярко освещенной дачи.

   - Да, - важно шагая, бормотал он. - Эх, и тяжела ты, солдатская служба! Нет тебе покоя днем, нет и ночью!

   Время подходило к трем ночи. Полковник Александров сидел у стола, на котором стоял остывший чайник и лежали обрезки колбасы, сыра и булки.

   - Через полчаса я уеду, - сказал он Ольге. - Жаль, что так и не пришлось мне повидать Женьку. Оля, ты плачешь?

   - Я не знаю, почему она не приехала. Мне ее так жалко, она тебя так ждала. Теперь она совсем сойдет с ума. А она и так сумасшедшая.

   - Оля, - вставая, сказал отец, - я не знаю, я не верю, чтобы Женька могла попасть в плохую компанию, чтобы ее испортили, чтобы ею командовали. Нет! Не такой у нее характер.

   -