Чапыгин Алексей Павлович - Из повести "На Лебяжьих озерах"

align="justify">   С силой, которой не ожидал Ваган в тощем теле зверя, медведица, обхватив валежину, тряхнула ее так, что на дальнем конце замотались сучья, а старая ель упала с пня. Вагана подбросило, он соскочил в болото берега и ушел по пояс в грязь.

   Рогатина упала в воду, плот с медвежатами вновь подался на реку.

   Медведица проворно, тяпая по грязи и держась за ель левой лапой, прибрела и свободной лапой схватила Вагана за подол рядовки сзади. Ваган успел перенять рогатину, а медведица, пятясь, тащила его на берег:

   - Ладно так! Ташши, сватья...

   Ваган, хватаясь за сучья ели, пятился с медведицей... На плотном месте у пня ели, он повернулся.

   - Ну-кось!

   Медведица, вырвав зад рядовки, взмахнула одной лапой, задела Вагана по уху и по щеке. Засаднило, закапала кровь, а медведица, пятясь, подняла обе лапы и встала на дыбы.

   - Ужо на плотике-то свидимся, дай из грязи выйти-ть!..

   Ваган стороной вышел на берег, держа рогатину обеими руками.

   - Ах, ты, кошка! Харапаться, леший-те!..

   Он дразнил ее рогатиной, делая круг к пню валежины. Медведица, стоя на дыбах, поворачивалась туда, куда он заходил, и плевалась.

   - Сватья, ладом давай воевать!..

   Ваган, откинув назад локти, шагнул к зверю, вонзил рогатину пониже груди - медведица взревела, полезла вперед, норовя ударить охотника.

   Сжимая крепко в руках рогатину, Ваган приподнял склоненного наперед зверя и, отскочив на сторону, воткнул свободный конец рогатины в пень...

  

   стр. 46

  

   Медведица еще раз взревела, схватив передними лапами пень, судорожно начала рвать его, так что кора и щепки полетели во все стороны. Она все сильнее лезла на рогатину - ржавый конец острой железины, с треском ломая кости, разорвал шкуру и вылез далеко наружу. Зверь, обхватив пень лапами, покорно издыхая, опустил на него мертвую голову.

   - Леший те!.. Мать, вишь, с жалости лезет...

   Дрожащими руками Ваган набил трубку - закурил. Нехотя вскинул глаза на мертвую медведицу, свалил ее с пня и выдернул липкую, теплую рогатину.

   - Дай-кось медвежонков выручу... Порадую ужо Акимушку зверятами... Простит пьяницу...

   Упрямо тряся головой, с дрожью в теле, Ваган пошел по валежине, перенял рогатиной плот. Тяпая по грязи, вытащил плот на сухое место. Медвежата, лежа на боку, съежились, дрожали - они были чуть живы.

   В передние лапы вбито им повыше когтей по большому кованому гвоздю с крупными шляпками.

   Ваган, уперев обух топора в кряжи плота, острие в шляпки, выдернул гвозди, проворчав:

   - Время студеное... В падунах вода - лед... Заморозил зверят кривая душа! Для ради медвежонков матку извел...

   Ваган снял рядовку, заботливо обтер медвежатам шерсть, погрел их, прижимая большими лапами к широкой груди.

   - Оживайте ладом! Ежли конец вам, душе моей метка - што топором...

   Охотник надрал сухого мха, положил на дно пестеря, на мох заботливо уклал зверей, обтер мокрой травой грязь сапог, оделся, навесил пестерь и, сильно хромая, подпираясь рогатиной, пошел к избе.

  

   * * *

  

   В теплой избе старик, вспотев, ел житную кашу. Ваган, приставив рогатину к углу, внес пестерь и выложил медвежат на теплые нары. Они слабо заскулили, водя мордами по сухой траве нар.

   Филат протер кулаком потный единственный глаз, выколотил ложку о край котла.

   - Садись-ко, лопай! Леккое тебе...

   - Не, выпить бы! Леший те!.. Устряпался...

   - Лопай, баю! Штоб тя насквозь!.. Не изведись... Все только пить... Смурый ты, Вагаха, на себя не походишь... вишь, из спины-те кости высунулись, разе ты был такой? Садись.

   Ваган ел неохотно, за едой говорил:

   - Пойду, - ты водки удружи... самому тебе не сколь надо... леший тя, пьешь мало...

  

   стр. 47

  

   - На этой падунной реке без водки не быть... пью, когда заколею, леккое тебе, зря не пью - она, водка, тоже силу уводит, коли ежли много...

   Разглядывая медвежат, Кривой сказал:

   - Кинь этих! Аль не видишь, леккое, застудило... морды не здымают, голоса нет... В ину пору они игромые... Мать извел - без матерней кормежки, да от нашего пестованья, только лишняя пропадужина. Пущай бы в реке сидели... Зря!..

   Ваган бросил ложку. Ему хотелось ударить Филата, но он сдержался.

   - Ешь, Вагаха, штоб те!

   - Не... не катится... пойду... Водки-то как же?

   - Бери в Городище... вот, на-кось! - старик вытащил из пестеря ключ с плетеным поясом. - Человек ты, леккое, верный... к ночи в мою избу придешь, отомни двери, залазь в подвал, там в двух снопах соломы два штофа - пей, душа мера! Не стань сухарем, пей с закуской, а ежли опойком подаришь, опьешься, так выберись на улку - беду на меня вешай...

   - Вот, леший те! Спасибо, Филатушко-о! Медведицу обдери - у залома кинута...

   - У залома, не дально дело... шкуру налажу - себе возьму...

   - Бери-и!..

   Ваган собрал пестерь, попробовал лямки, положил в него медвежат, покрестился и заковылял, подпираясь рогатиной, по тропе к Городищу. Думал:

   - Утянуло в грех лишний... прикончил зверя не во время. Душа смура - не надобно... Одно ладно - водки сыскал - пью, гуляю!

   Сквозь шум падунов голос Филата напутствовал:

   - Не-е ходи-и з-а реку-у!.. Штоб... ежли-и за-а-по-здаешь ночуй-й!..

   - Ладно... мне и так домой иттить не сподручно... стыдно!..

  

   * * *

  

   Надежда вышла на крыльцо, ей в Городище из-за реки послышался сильный, хмельной голос брата, она зашла в избу, поставила самовар и снова вышла на крыльцо.

   Сияло белое солнце. Между блекло-зеленых берегов, закиданных по кустам и откосам светлыми пятнами, вонзилась, изгибаясь в далекую, серую даль, гладь реки, словно огромный нож. Коричневая роща ольх, подступившая к реке, казалась рукояткой светлого ножа. В дали лес, маленький и синий, синий... серая даль серебрилась и сияла...

   - Ах, подтить бы туда с Акимушкой, кабы иные ноги у него... - подумала девка. - Надоело здесь-то!.. Сиди да пряди чужую пряжу.

  

   стр. 48

  

   Кто-то как-будто шепнул ей:

   - Ни кто велит... барин-от денег дал... помнишь?

   - Не трогаю... боюсь тех денег... - ответила она мысленно.

   На крыльцо, обчищая сапоги от грязи, входил новый, молодцеватый урядник в новом мундире.

   Он вскинул на Надежду масляные глаза и спросил ласково:

   - Ваган, Дмитрий Васильевич, здесь живет?

   - Что? Зачем его - куда?

   - Ничего худого, девица красная, - только для чести... только честь ему... награда... за преступника.

   Урядник поднялся на крыльцо.

   Босой Акимка, держась за стойку отворенных сеней, выглянул на крыльцо и сказал:

   - Ты, урядник, уходи, ей-Бо! Татка не залюбит...

   Урядник покосился на мальчугана в грязной кумачной рубахе, с большим наморщенным лбом, и снисходительно проговорил:

   - Поди-ка, мальчик, да штаны надень - поди, дружок!

   - Так как же, девица? Ваган где? Исправник зовет... Надо бы к вам десятского, да десятский баба - где-то сидит, сплетничает, видно, пошел сам.

   - Мити нету. Он в Городище, а може в лесу - не знаю.

   - Зайду погодя.

   Урядник ушел... Надежда внесла в половину Вагана вскипевший самовар. Вся изба была в белых зайчиках от блеска реки. К белым бродячим по потолку зайчикам примешались неподвижные, золотые от ярко начищенного самовара - иные легли по стенам, как золотые обручи...

   Девка заварила чай, поставила на стол два стакана.

   Акимка пошел вслед тетки, но пришлепал к окну: на подоконнике в лучах солнца грелась черная кошка. Мальчуган взял кошку в охабку, сбросил на пол.

   - Поди-кось! Лови мышу - Тихоновна...

   Надежда, услыхав, засмеялась:

   - Зачем ты ее, Акимушко, свахой зовешь?

   - У ей, дедина, как у той, хитрущей, кто е знат, что на уме...

   Кошка неторопливо с пола оглянулась на Акимку ярко зелеными на черном глазами, выбрала в стороне на лавке светлое пятно отблеска воды, прыгнула и уселась плотно.

   Акимка погнал ее с лавки:

   - Падина экая! Пошла, черная... не пущала бы ты, дедина, урядника-т, ей-Бо!..

   - Власть он, что ты - звать пришел.

   - Не пущай... аль не видишь? Уружье на лавке... рогатки-то нету в сенях...

   - Ой, нету! Худо ли оно?

  

   стр. 49

  

   Акимка, молча, нахмурясь, оглядывал окно и лавку, потом, спешно перебирая культяпками, пошел в другую половину избы:

   - Вот те... рогатку-ту Митя с собой взял. Ты куда с самоваром спешишь?

   - Будет, как всегда, пьяной... може, придет.

   - Пьяной, да може иной еще...

   - Какой! Рад будет! Ему награда за Петруху Цапая...

   Акимка молча вышел в сени.

   - Ты что молчишь-то? - догнала Акимку Надеха.

   - Терпи... поговорю ужо...

  

   * * *

  

   Ваган вошел и против обыкновения внес рогатину в избу, поставил в угол, снял пестерь с плеч - тоже в угол сунул. Запер дверь.

   Надежда, как всегда, хотела войти к брату, но, приоткрыв дверь, увидала, что взъерошенный Ваган поднялся ей навстречу. Она в испуге заперла дверь; ей показалось, что брат смотрит злобно и совсем не пьяно, только руки и ноги, как у пьяного.

   Она прислушивалась, стоя за дверью.

   - Чуешь? Ха, Водяница-а!

   Ваган рукой толкнул дверь, дверь распахнулась, отбросив Надежду в дальний угол сеней.

   Надежда не сильно ударилась головой в стену и, вскочив с колен, убежала к себе.

   Не садясь и не отходя от полуоткрытой двери, прислушивалась к тому, что делает брат.

   Слышно было, как Ваган необычно охал, вздыхал и, крякая, пил водку, запивая чаем...

  

   * * *

  

   У отворенной в избу двери стоял урядник и как бы изучал, внимательно разглядывая большого, пьяного Вагана.

   Ваган косил красными глазами по сторонам - не хотел замечать урядника. Постояв в сенях, урядник шагнул в избу, не снимая фуражки, придерживая рукой шашку в новой ножне.

   - Напрасно так пьешь, Дмитрий, - сам исправник говорит, что человек ты нужный начальству! - сказал вразумительно урядник.

   - Лешему надобен! Ты покупал пойло мне-е?

   - Вот что, как тебя, Ваган: опохмеляться никогда не надо... ежели выпил, да болит голова - есть надо кислые яблоки - проходит!

   - Еще фершал! Ты с чем ко мне?

   - Видишь ли... исправник здесь на время, видеть тебя требует - какую тебе лучше награду выхлопотать за убитого Петра Яковлева?

   - Награду? Мне? Это мне награ-а-ду?! - загремел Ваган, вставая. Урядник от его вида и голоса попятился к дверям. - Ха, награ-а-да!

  

   стр. 50

  

   Поди вон! Поди из моего стойла вон - скот! Скажи!.. Митька Ваган не хуже вас знает, какую себе награду отпустить!

   - Пьян... пьян.

   Урядник все пятился, уперев глаза в охотника.

   Ваган поднял руку, тяжелым кулаком ударил по столовой доске; самовар подпрыгнул и, перевернувшись как акробат, упал на пол. С ним вместе, глухо стуча, покатилась по полу граненая водочная посудина. Столовая доска лопнула и скривилась.

   - Награду-у!.. Леший те!..

   Ваган, хромая, шагнул вперед.

   Урядник исчез за дверью...

   Шатаясь, Ваган подошел в угол, взял пестерь, заглянул под крышку.

   - Смердит? Аль от ноги моей?.. Да, конец медвежонкам! Тебе конец, Ваганко-о!..

   Бросив пестерь, Ваган взял из угла свою без перекладины рогатину, повернулся и захромал к окну. На подоконнике грелась на солнце кошка. Взглянув на блестевшую белую воду за окном, Ваган перекрестился:

   - Прости Господь!.. Без попа...

   Воткнув менее заточенный конец рогатины под лавку, рванул на груди рубаху.

   - Хвати, леший правду твою - царствие... на што-о? Больше ни што! Ха, чорт! Зве-ря-а помнишь?.. Петру-у... пом... Лазь! Ты-ы!.. А-ки-му-ш... - бормотал Ваган, широко растопыривая огромные руки, тараща глаза в сверкающее пятно... За окном белая река сузилась и завертелась, как в бурю ярко кровавое озеро.

   В спине Вагана хрустнуло - он ближе придвигался к окну. Широко раскинув руки, опустился на колени, уронив руки на лавку. Голова легла на подоконник рядом с кошкой - черный комок зверя подвинулся к стороне. Из спины охотника далеко на избу торчал острый конец ржавой рогатины...

  

   * * *

  

   Надеха, держась за приступок печи, слушала. Акимка сидел на кровати, подогнув бледные ноги. Убогий, нахмурясь, строго глядел на стену, где пощелкивал весело ряд починенных им часов.

   Он настойчиво шептал, внятно:

   - Не ходи, дедина... не ходи-и!..

   - Сронил он там все... стол... сломал чтой-то...

   - Себя сломал, - чужой он теперь...

   - Что с ним? Ай, Акимушко!

   - Не наш... Себя, себя-а... жди-ко...

   - Чего ждать?

  

   стр. 51

  

   - Не знаю... жди!

   Надежда закричала, выбежала и заглянула к Вагану. Она быстро вернулась, упала головой на кровать в колени Акимке и запричитала:

   - Убил себя-а... пропали головушки-и!.. Себя-а, Митя, братик мой, - и... рогаткой убил, ай!..

   Убогий бледной рукой гладил Надежду по спине и волосам, глядел на ожившую от шелеста часов стену и тихо говорил:

   - Татка ране аль загодя решился бы... тяжелый вишь, а душа, как птица леккая... ей-Бо! Дедина... схороним ево, такой ему талан... избу замнем замком... окошки заколотим - глянь на сарай: я тележку сделал, почну вертеть, колеса покатят сами... леккая, по силе мне... поеду, ты пойдешь. Зачну азы читать, в книгах цифири показаны, колеса всякие... не плачь! Занаймуешься в казачихи, я струментов куплю - буду часы чинить, иному учиться... на людях походим - вернем, наладим мосты да крышу в избе... не исстывай так! Летом зачнешь ты плавать за реку в сад - обрядный он станет, черемушный... я тебя на берегу ждать буду - утешное тебе сказывать... Пусти-кось, дедина!..

   Акимка полез с кровати. Надежда, вздрагивая плечами, подвинулась, глубже пряча мокрое лицо в одеяло.

   Убогий зашлепал к дверям и про себя сказал:

   - Надо ево глядеть... захолонул Митя... бедный...