Абу Эдмон - Нос некоего нотариуса

ванъ и не могъ сразу приняться за дѣло. Онъ говорилъ, говорилъ, говорилъ задыхающимся, дребежжащимъ голоскомъ.

   - Божественное милосерд³е!.,- говорилъ онъ. - Честь имѣю кланяться, господа; вашъ покорный слуга. Госкоди! позволительно ли ставить себя въ подобное положен³е? Да вѣдь это членовредительство! я вижу, что это такое. Разумѣется, теперь ужь поздно распространяться въ утѣшен³яхъ; зло уже свершено. Ахъ, господа, господа! молодежь всегда останется молодежью. Я самъ разъ чуть-было не уничтожилъ или не изуродовалъ своего ближняго. То было въ 1820 г. Какъ же я поступилъ? Я извинился. Да, извинился, и горжусь этимъ, тѣмъ болѣе, что правда была на моей сторонѣ. Вы никогда не читали у Pycco прекрасныхъ страницъ противъ дуэли? Онѣ, по истинѣ, неопровержимы; отрывокъ для литературной и моральной хрестомат³и. И замѣтьте, что Руссо не все еще сказалъ. Если бы онъ изучилъ тѣло человѣческое, это образцовое произведен³е творчества, этотъ удивительный образъ Бож³й на землѣ, то доказалъ бы вамъ, какъ виновенъ тотъ, кто разрушаетъ столь совершенное цѣлое. Я это говорю не въ поучен³е тому, кто нанесъ ударъ. Избави Боже! У него были, безъ сомнѣн³я, на то свои причины, къ которымъ я отношусь съ уважен³емъ. Но если бы знали, сколько труда предстоитъ намъ, бѣднымъ медикамъ, при излечен³и самой ничтожной раны. Правда, что мы этимъ живемъ, также какъ и больными! но что дѣлать! я готовъ бы лишить себя весьма многого, готовъ питаться кускомъ сала съ чернымъ хлѣбомъ, только бы не видѣть какъ страдаютъ мои ближн³е.

   Маркизъ прервалъ эти жалобы.

   - Ахъ, докторъ! - вскричалъ онъ,- мы тутъ вовсе не затѣмъ, чтобъ философствовать. Поглядите, изъ него кровь льетъ, какъ изъ быка. Надо остановить кровоизл³ян³е.

   - Да, именно кровоизл³ян³е! - съ живостью подхватилъ докторъ,- вы точно выразились. По счастью, я все предвидѣлъ. Вотъ стклянка гемостатической воды. Это препаратъ Бронв³ери; я его предпочитаю рецепту Лешаля.

   Онъ подошелъ съ стклянкой въ рукѣ въ г. Л'Амберу, который сидѣлъ подъ деревомъ и печально исходилъ кровью.

   - Вы, конечно повѣрите, сударь,- сказалъ онъ съ поклономъ,- что я искренно сожалѣю, что не имѣлъ случая познакомиться съ вами при менѣе печальныхъ обстоятельствахъ.

   Метръ Л'Амберъ поднялъ голову и проговорилъ жалобнымъ тономъ:

   - А что, докторъ, потеряю я носъ?

   - Нѣтъ, нѣтъ, не потеряете... Ахъ, да вамъ ужь и терять нечего: у васъ его нѣтъ...

   И говоря это, онъ поливалъ комирессъ водою Бронв³ери.

   - Небо! - вскричалъ онъ,- мнѣ пришла счастливая мысль. Я могу возвратить вамъ потерянный вами органъ, столь полезный и столь пр³ятный.

   - Да говорите же, чортъ возьми. Все мое состоян³е къ вашимъ услугамъ. Ахъ, докторъ, лучше умереть, чѣмъ жить уродомъ.

   - Да, нѣкоторые такъ думаютъ... Но, позвольте! гдѣ же кусовъ, который вамъ отрубили? Я конечно не такой мастеръ, какъ г. Вельно или г. Ютье; но я усердно постараюсь все исправить.

   Метръ Л'Амберъ быстро всталъ и побѣжалъ на полѣ сражен³я. Маркизъ и г. Стеймбуръ послѣдовали за нимъ; турки, которые ходили въ довольно грустномъ настроен³и (ярость Айвазъ-Бея мгновенно погасла), подошли къ своимъ недавнимъ врагамъ. Не трудно было найти мѣсто, гдѣ противники помяли свѣжую траву; нашли и золотые очки; но носъ нотар³уса исчезъ, За то увидѣли кошку, страшную желто-бѣлую кошку, которая облизывала окровавленныя уста.

   - Господи! - вскричалъ маркизъ, указывая на животное. Всѣ поняли жестъ и восклицан³е.

   - Еще не поздно? - спросилъ нотар³усъ.

   - Можетъ быть,- сказалъ докторъ.

   И бросились на кошку. Но она вовсе не была расположена даваться въ руки. Она также пустилась бѣжать.

   Никогда Партенэйск³й лѣсокъ не видалъ и безъ сомнѣн³я никогда не увидитъ ничего подобнаго. Маркизъ, маклеръ, три дипломата, деревенск³й докторъ, выѣздной лакей въ длинной ливреѣ и нотар³усъ съ окровавленнымъ платкомъ на лицѣ, какъ безумные, бросились въ погоню за тощей кошкой. Они бѣжали, кричали, бросали камни, сух³е сучья и все, что только имъ попадалось подъ руку; они миновали дороги и поляны и согнувъ голову бросались въ самую густую чашу. То они бѣжали кучей, то въ разсыпную, то растягивались въ прямую лин³ю, то образовали кольцо вокругъ непр³ятеля; они били по кустамъ, трясли деревца, взлѣзали на деревья, рвали себѣ ботинки о хворостъ и платье о кусты, и неслись какъ буря; но адская кошка летѣла быстрѣе вѣтра. Дважды имъ удалось совсѣмъ окружить ее; и дважды она разрывала преграду и убѣгала. Одно мгновен³е она, казалось, изнемогла отъ усталости или боли. Желая перескочить съ дерева на дерево и отправиться далѣе по образу вѣкшь, она упала на бокъ. Слуга г. Л'Амбера пустился во весь духъ, въ нѣсколько прыжковъ очутился подлѣ нея и схватилъ за хвостъ. Но тигръ въ маломъ видѣ хватилъ его когтями, освободился и бросился вонъ изъ лѣса.

   Ее преслѣдовали по полю. Долго, долго бѣжали они; велико было поле, растилавшееся въ видѣ шахматной доски, передъ охотниками и ихъ добычей.

   Жара стояла удушливая, черныя тучи густѣли на западѣ; потъ лилъ ручьями со всѣхъ лицъ; но ничто не могло остановить порыва этихъ восьми мужчинъ.

   Г. Л'Амберъ, весь въ крови, одушевлялъ своихъ товарищей и голосомъ, и жестомъ. Тѣ, кто не видѣлъ какъ нотар³усъ гоняется за своимъ носомъ, и представить себѣ не могутъ о его пылѣ. Прощайте, малина и клубника! Прощай, крыжовникъ и черная смородина! Всюду, гдѣ пронесся этотъ потокъ, урожай былъ смятъ, разрушенъ, уничтоженъ; только и остались снятые цвѣты, сорванныя завязи, сломанныя вѣтви и стоптанные ногами кусты. Крестьяне, испуганные вторжен³емъ этого невѣдомаго бича, бросили лейки, звали сосѣдей и полевыхъ сторожей, требовали за потраву и гнались за охотниками.

   Побѣда! кошка попалась. Она бросилась въ колодезь. Скорѣй, ведеръ! веревокъ! лѣстницъ! Были увѣрены, что носъ метра Л'Амбера будетъ найденъ невредимымъ, или почти цѣлымъ. Но, увы! колодезь былъ не простой колодезь. То былъ ходъ въ брошенную плитную ломку, галереи которой расходились сѣтью болѣе чѣмъ на десять лье и соединялись съ парижскими катакомбами!

   Заплатили за визитъ г. Трике, уплатили крестьянамъ за потраву все, что они требовали, и подъ страшной грозой съ ливнемъ отправились въ Партенэ.

   Прежде чѣмъ сѣсть въ карету, Айвазъ-Бей, мокрый какъ курица, но вполнѣ успокоенный, протянулъ руку г. Л'Амберу.

   - Я искренне сожалѣю,- сказалъ онъ,- что благодаря моему упрямству дѣло зашло такъ далеко. Маленькая Томпэнъ не стоитъ и капли крови, пролитой изъ-за нея; я нынче же ее брошу, потому что не могъ бы взглянуть на нее, не вспомнивъ о томъ несчаст³и, которое она принесла вамъ. Вы свидѣтель, что я вмѣстѣ съ этими господами употребилъ всѣ усил³я, чтобъ возвратить вамъ то, чего вы лишились, Теперь позвольте мнѣ выразить надежду, что бѣду еще можно поправить. Деревенск³й докторъ напомнилъ намъ, что въ Парижѣ есть болѣе его искусные врачи; я, помнится, слышалъ, что новѣйшая хирург³я обладаетъ вполнѣ вѣрными тайнами, чтобъ возстановить изуродованные или уничтоженные члены.

   Г. Л'Амберъ принялъ довольно неохотно вѣрную, протянутую ему руку, и приказалъ везти себя вмѣстѣ съ друзьяни въ Сенъ-Жерменское предмѣстье.

  

   Кто былъ вполнѣ счастливъ, такъ извощикъ Айвазъ-Бея. Этотъ состаривш³йся уличный мальчишка, быть можетъ, не столько былъ доволенъ получен³емъ двадцати пяти франковъ на водку, сколько тѣмъ, что побѣдителемъ остался его сѣдокъ.

   - Э! - сказалъ онъ доброму Айвазу,- такъ вотъ вы какъ расправляетесь. Не дурно это и запомнить. Если мнѣ случится наступить вамъ на ногу, я поскорѣй попрошу прощен³я. А этому несчастному господину теперь не до понюшки табаку! Нѣтъ! если теперь при мнѣ станутъ говорить, что турки увальни, такъ я съумѣю отвѣтить. А не говорилъ я вамъ, что принесу счастье? А есть у насъ старикъ, служитъ у Бр³она, и я его знаю, такъ онъ какъ разъ наоборотъ. Всѣмъ своимъ сѣдокамъ приноситъ несчастье. Еого онъ ни повезетъ, всѣ прогораютъ... Ну, кокотка! впередъ по пути славы! тебѣ ныньче нѣтъ лошадокъ подстать.

   Эта нѣсколько жестокая болтовня не веселила турокъ, и извощикъ забавлялъ одного себя.

   Въ каретѣ безконечно болѣе блестящей и съ безконечно лучшей упряжной, нотар³усъ сѣтовалъ на судьбу въ присутств³и двухъ своихъ друзей.

   - Конечно,- говорилъ онъ,- я все равно что убитъ. Мнѣ остается только застрѣлиться. Теперь мнѣ нельзя показаться ни въ свѣтъ, ни въ оперу, ни въ какой театръ. Или вы мнѣ прикажете выставлять напоказъ передъ всей вселенной свое уродливое и жалкое лицо, которое въ однихъ возбудитъ смѣхъ, а въ другихъ жалость?

   - Полноте,- возразилъ маркизъ,- свѣтъ привыкаетъ ко всему. При томъ, въ самомъ крайнемъ случаѣ, когда боишься выѣзжать, стоитъ только сидѣть дома.

   - Сидѣть дома! что за дивная перспектива! Неужто вы думаете, что при такомъ положен³и вещей женщины станутъ бѣгать ко мнѣ на домъ.

   - Женитесь. Я зналъ кирасирскаго поручика, который лишился руки, ноги и глаза. Согласенъ, женщины за нимъ не гонялись; но онъ женился на славной дѣвушкѣ, ни дурной, ни хорошенькой, которая любила его ото всего сердца, и былъ вполнѣ счастливъ.

   Г. Л'Амберъ вѣроятно не считалъ такой будущности особенно утѣшительной, потому что съ отчаян³емъ воскликнулъ:

   - О, женщины! женщины! женщины!

   - Боже мой! - сказалъ маркизъ,- что это у васъ всѣ мысли направлены на женщинъ! Но вѣдь женщины не все; кромѣ нихъ, есть много вещей на свѣтѣ. Надо, чортъ возьми, подумать и о спасен³и души! Можно заботиться о душевномъ самоусовершенствован³и, о развит³и своего ума, оказывать услуги ближнимъ, исполнять обязанности своего зван³я. И вовсе нѣтъ надобности въ длинномъ носѣ, чтобъ быть хорошимъ христ³аниномъ, добрымъ гражданиномъ, прекраснымъ нотар³усомъ.

   - Нотар³усомъ! - возразилъ онъ съ мало скрытой горечью.- Дѣйствительно, пока я еще нотар³усъ. Вчера я былъ еще человѣкомъ, свѣтскимъ человѣкомъ, джентльменомъ и даже - я могу сказать это безъ ложной скромности - кавалеромъ, которымъ не пренебрегали въ лучшемъ обществѣ. Сегодня же я только нотар³усъ. А кто знаетъ, чѣмъ я стану завтра? Стоитъ только проговориться лакею, и эта глупая истор³я получитъ огласку. Стоитъ какой нибудь газетѣ сболтнуть о ней два слова, и судъ будетъ принужденъ преслѣдовать моего противника и его свидѣтелей и даже васъ, господа. И вотъ мы предъ судомъ исправительной полиц³и, и разъясняемъ, гдѣ и почему я преслѣдовалъ дѣвицу Викторину Томпэнъ! Вообразите себѣ такой скандалъ, и подумайте, можно ли нотар³усу пережить его?

   - Милый мой,- сказалъ маркизъ,- вы себя пугаете воображаемыми опасностями. Люди нашего круга, а вы нѣсколько принадлежите въ нему, имѣютъ право безнаказанно рѣзать другъ другу горло. Прокуратура смотритъ сквозь пальцы на наши дуэли, и это справедливо. Я понимаю, что слѣдуетъ нѣсколько потревожить журналистовъ, художниковъ и тому подобныя личности низшихъ сослов³й, когда они осмѣлваются браться за шпагу: этимъ господамъ слѣдуетъ напоминать, что у нихъ для драки есть кулаки и что этого оруж³я вполнѣ достаточно для защиты той чести, какая выпала на ихъ долю. Но когда дворянинъ поступаетъ, какъ подобаетъ дворянину, тутъ суду не къ чему вмѣшиваться и онъ безмолвствуетъ. Выйдя въ отставку, я дрался пятнадцать или двадцать разъ, и порой исходъ дуэли былъ несчастливъ для моихъ противниковъ, а видѣли ли вы мое имя въ Судебномъ Вѣстникѣ?

   Г. Стеймбуръ былъ не на столько близокъ къ г. Л'Амберу, какъ маркизъ де-Вилльморенъ; у него не было, какъ у нотар³уса, собственности въ видѣ конторы въ улицѣ Вернель, переходившей по наслѣдству уже въ четвертомъ поколѣн³и. Онъ зналъ обоихъ этихъ господъ только по клубу и по парт³и въ вистъ; быть можетъ, также благодаря нѣкоторымъ куртажнымъ дѣламъ, которыя ему доставлялъ нотар³усъ. Но онъ былъ добрый малый и человѣкъ здравомыслящ³й; поэтому онъ также не поскупился на нѣсколько словъ, чтобы образумить и утѣшить несчастнаго. Г. де-Вилльморенъ, по своему обычаю, глядѣлъ на вещи съ худшей стороны; тутъ онъ былъ силенъ. Но сказать, что г. Л'Амберъ останется обезображеннымъ на всю жизнь, значило не питать довѣр³я къ наукѣ.

   - Но чтобы значило родиться въ Х²Х-мъ вѣкѣ, еслибъ и для васъ, какъ въ старину, малѣйшая случайность являлась неисправимымъ зломъ? Какимъ бы ни преимуществомъ пользовались передъ людьми золотого вѣка? Не станемъ кощунствовать надъ священнымъ именемъ прогресса. Оперативная хирург³я, слава Богу, процвѣтаетъ теперь болѣе, чѣмъ когда либо, въ отечествѣ Амбруаза Паре. Партенэйск³й лѣкаръ указалъ намъ на нѣсколькихъ мастеровъ, умѣющихъ побѣдоносно возстановлять человѣческ³е члены. Вотъ мы у воротъ Парижа, пошлемъ же въ первую аптеку, тамъ намъ дадутъ адресъ Вельно или Южье; вашъ лакей побѣжитъ къ великому человѣку и приведетъ его къ вамъ на домъ. Я слышалъ за вѣрное, что хирурги придѣлываютъ губы, вѣки, кончики ушей; неужто имъ труднѣе придѣлать кончикъ носа?

   Надежда была довольно туманная, но она оживила бѣднаго нотар³уса, у котораго уже съ полчаса какъ перестала идти кровь. Мысль, что онъ вновь станетъ тѣмъ чѣмъ былъ, что онъ будетъ вести прежн³й образъ жизни, привела его въ опьянен³е. До того-то справедливо, что мы не цѣнимъ счастья быть цѣлыми и невредимыми, пока не лишимся его.

   - Ахъ! друзья мои,- вскричалъ онъ ломая руки,- мое состоян³е тому, кто меня вылѣчитъ! Как³я бы мучен³я мнѣ ни пришлось претерпѣть, я охотно соглашусь на нихъ, только бы меня удостовѣрили, что дѣло увѣнчается успѣхомъ; я ни во что не считаю страдан³е, равно какъ и издержекъ.

   Съ такими чувствами онъ доѣхалъ до улицы Вернель, между тѣмъ какъ его выѣздной лакей отправился за адресомъ великихъ хирурговъ. Маркизъ и г. Стеймбуръ проводили его до его комнаты и простились; одинъ отправился успокоить жену и дочерей, которыхъ не видалъ со вчерашняго вечера, а другой побѣжалъ на биржу.

   Оставшись одинъ, напротивъ большого венецейскаго зеркала, безжалостно отражавшаго его лицо въ новомъ видѣ, Альфредъ Л'Амберъ впалъ въ глубокое унын³е. Этотъ сильный человѣкъ, никогда не плакавш³й въ театрѣ, потому что это простонародно; этотъ безстрастный джентльменъ, съ самой явной безчувственностью схоронивш³й отца и мать, теперь рыдалъ объ искажен³и своей прелестной особы и заливался эгоистическими слезами.

   Слуга отвлекъ нѣсколько эту горькую печаль извѣст³емъ о скоромъ прибыт³и г. Бернье, хирурга изъ Hôtel-Dieu, члена хирургическаго общества и медицинской академ³и, профессора мимики и прочая. Слуга бросился къ ближайшему хирургу, и попалъ очень удачно: г. Бернье, если и не стоитъ наравнѣ съ Вельно, Манеками и Южье, то все же занимаетъ непосредственно послѣ нихъ весьма почетное мѣсто.

   - Гдѣ-жь онъ? - вскричалъ г. Л'Амберъ. - Отчего онъ не пришелъ? Илъ онъ думаетъ что я изъ тѣхъ, что могутъ подождать?

   И онъ вновь зарыдалъ во всю мочь. Плакать передъ прислугой! Неужто простой ударъ саблей можетъ такъ измѣнить нравъ человѣка? По истинѣ, оруж³е добраго Айваза, перерубивъ носовой каналъ, должно быть потрясло слеэную железу и даже самыя легк³я.

   Нотар³усъ осушилъ глаза, ради того, чтобы просмотрѣть толстый томъ въ 12 долю листа, который поспѣшилъ ему прислать г. Стеймбуръ. То было Оперативная хирург³я Рэнге, прекрасное руководство, украшенное тремя стами гравюръ. Г. Стеймбуръ купилъ его по дорогѣ на Биржу и послалъ своему кл³енту, безъ сомнѣн³я, чтобъ его успокоить. Но чтен³е произвело совсѣмъ не то впечатлѣн³е, на какое разсчитывалось.

   Когда нотар³усъ перелистовавъ до двухсотъ страницъ и передъ его глазами прошли ряды перевязокъ, ампутац³й, разсѣчен³й и выжиган³й, то уронилъ книгу и, закрывъ глаза, бросился въ кресло. Онъ сидѣлъ съ закрытыми глазами и все-таки видѣлъ надрѣзанную кожу, сдвинутые съ мѣста при помощи крючковъ мускулы, члены, разсѣченные взмахами ножа, кости, распиленныя руками невидимыхъ операторовъ. Лица пац³ентовъ представлялись ему въ томъ видѣ, какъ онѣ иэображаются на анатомическихъ рисункахъ, спокойными, стоическими, равнодушными къ боли, и онъ спрашивалъ себя, можетъ ли такая доза храбрости вмѣститься въ человѣческой душѣ? Въ особенности ему мерещилась фигура маленькаго хирурга съ 89-й страницы, вся въ черномъ, съ бархатнымъ воротникомъ на фракѣ. У этого фантастическаго существа была круглая огромная голова, съ обнаженнымъ лбомъ; выражен³е у него было серьезное: онъ внимательно перепиливаетъ на живой ногѣ двѣ кости.

   - Чудовище! - вскричалъ г. Л'Амберъ.

   Въ это самое мгновен³е онъ увидѣлъ, что въ комнату вошло само чудовище и ему доложили о г. Бернье.

   Нотар³усъ пятясь отбѣжалъ въ самый темный уголъ комнаты, глядя блуждающими глазами и простирая передъ собою руки, точно желая отстранить врага. Зубы у него стучали; онъ шепталъ задыхающимся голосомъ, какъ въ романахъ Ксавье де-Монтепена, одно и тоже слово:

   - Онъ, онъ, онъ!

   - Весьма сожалѣю, что заставилъ васъ подождать,- сказалъ докторъ,- и, пожалуйста, успокойтесь. Я знаю, что съ вами случилось, и думаю, что это зло поправимое. Но никакого толку не выйдетъ, если вы будете меня бояться.

   Слово "бояться" - непр³ятно звучитъ для французскаго уха. Г. Л'Амберъ топнулъ ногой, прямо подошелъ къ доктору и со смѣхомъ, черезъ чуръ нервнымъ, а потому неестественнымъ, сказалъ:

   - Чортъ возьми, докторъ, вы меня не обманете. Развѣ я похожъ на человѣка, который боится? Будь я трусомъ, я не допустилъ бы чтобъ меня изуродовали нынче утромъ. Но, ожидая васъ, я перелистовывалъ сочинен³е по хирург³и. Тамъ я увидѣлъ похожее на васъ лицо, и вдругъ вы явились точно привидѣн³е. Прибавьте къ этому утрешнее волнен³е, быть можетъ даже легк³й лихорадочный приступъ, и вы извините странность моего пр³ема.

   - Отлично! - сказалъ г. Бернье подымая книгу.- А! вы читали Рэнге. Онъ одинъ изъ моихъ друзей. Дѣйствительно, я припоминаю, что онъ помѣстилъ тутъ мой портретъ съ наброска Левелье. Но, садитесь, пожалуйста.

   Нотар³усъ нѣсколько оправился, и разсказалъ что произошло сегодня, не забывъ эпизода съ кошкой, которая, такъ сказать, вторично лишила его носа.

   - Это, конечно, несчаст³е,- сказатъ хирургъ,- но его можно исправить въ мѣсяцъ. У васъ есть книжка Рэнге, а потому, вѣроятно, вы кое-что понимаете въ хирург³и.

   Г. Л'Амберъ признался, что онъ еще не дошелъ до этой главы.

   - Ну-съ,- продолжалъ г. Бернье,- я вамъ изложу ее въ четырехъ словахъ. Ринопластика есть искусство придѣлывать носы тѣмъ неблагоразумнымъ людямъ, которые ихъ теряютъ...

   - Неужто это правда, докторъ?.. и возможно такое чудо!.. Хирург³я открыла способъ какъ...

   - Она обладаетъ тремя способами. Но я умалчиваю о французскомъ способѣ, мало примѣнимомъ въ настоящемъ случаѣ. Еслибъ потеря вещества была не столь значительна, я могъ бы срѣзать края раны, сгладить, потомъ сблизить и тотчасъ-же соединить ихъ. Но объ этомъ и думать нечего.

   - И я очень радъ этому,- отвѣчалъ раненый.- Вы не повѣрите, докторъ, какъ это срѣзыванье и сглаживанье подѣйствовало на мои нервы. Пожалуйста, перейдемте къ болѣе кроткимъ способамъ.

   - Хирурги рѣдко дѣйствуютъ съ кротостью. Впрочемъ вы можете выбрать инд³йск³й или итальянск³й способъ. Первый состоитъ въ томъ, что изо лба вырѣзается родъ трехугольника, съ вершиной внизу и основан³емъ вверху. Онъ составляетъ матер³алъ для новаго носа. Этотъ кусокъ срѣзается на всемъ пространствѣ, кромѣ нижняго конца, который слѣдуетъ оставить. Его скручиваютъ такъ, чтобъ кожа оказалось снаружи и пришиваютъ краями въ соотвѣтствующимъ краямъ раны. Другими словами, я могу соорудить вамъ довольно презентабельный носъ за счетъ вашего лба. Успѣхъ операц³и почти обезпеченъ; но на лбу навсегда останется широк³й шрамъ.

   - Я вовсе не желаю шрама, докторъ. Ни за что. И прибавлю еще (простите мнѣ эту слабость), что вовсе не желаю никакой операц³и. Мнѣ сегодня уже сдѣлалъ одну этотъ проклятый турка; а второй я не желаю. При одномъ воспоминан³и объ этомъ ощущен³и, во мнѣ стынетъ кровь. У меня храбрости не меньше, чѣмъ у любого свѣтскаго человѣка; но у меня есть и нервы. Смерти я не боюсь; но страдан³я приводятъ меня въ ужасъ. Убейте меня, если угодно; но ради Бога, не кромсайте меня.

   - Если у васъ такое предубѣжден³е противъ операц³й,- съ нѣкоторой ирон³ей сказалъ докторъ,- то вамъ слѣдовало обратиться не къ хирургу, а въ гомеопату.

   - Не смѣйтесь надо мною. Я не могу примирить себя съ мыслею объ этой инд³йской операц³и. Инд³йцы - дикари; ихъ хирург³я вполнѣ ихъ достойна. Но вы кажется говорили объ итальянскомъ способѣ. Политически я не люблю итальянцевъ. Это народъ неблагодарный, поступавш³й самымъ чернымъ образомъ со своими государями; но въ дѣлѣ науки я не столь дурнаго мнѣн³я объ этихъ мерзавцахъ.

   - Прекрасно. Прибѣгнемъ къ итальянскому способу. И онъ порою удается; но онъ требуетъ терпѣн³я и неподвижности, которыхъ быть можетъ у васъ не окажется.

   - Если требуется только неподвижность и терпѣн³е, то я поручусь за себя.

   - Способны ли вы просидѣть тридцать дней въ самомъ неудобномъ положен³и?

   - Да.

   - Причемъ носъ будетъ пришитъ въ лѣвой рукѣ?

   - Да

   - Въ такомъ случаѣ, я вырѣжу изъ руки трехугольный кусокъ отъ пятнадцати до шестнадцати сантиметровъ въ длину, отъ десяти до одиннадцати въ ширину и...

   - Вы это вырѣжете у меня изъ руки?

   - Конечно.

   - Но это ужасно, докторъ! Содрать съ меня, съ живого кожу! рѣзать на ремни кожу живого человѣка! Это варварство, это средневѣковщина, это достойно Шейлока, венец³анскаго жида.

   - Рана на рукѣ пустяки. Трудность въ томъ, что васъ пришьютъ въ самому себѣ на мѣсяцъ.

   - Я боюсь единственно скальпеля. Кто чувствовалъ, какъ холодное желѣзо входитъ въ живое тѣло, тотъ въ другой разъ, милый мой докторъ, этого не захочетъ.

   - Въ такомъ случаѣ, мнѣ у васъ дѣлать нечего, и вы останетесь на вѣкъ безъ носа.

   Этотъ своего рода приговоръ повергъ бѣднаго нотар³уса въ велик³й ужасъ. Онъ сталъ рвать свои прекрасные бѣлокурые волосы и какъ бѣшенный заметался по комнатѣ.

   - Изуродованъ! - съ плачемъ проговорилъ онъ,- на вѣкъ изуродованъ! И нѣтъ никакого средства! Еслибы было какое нибудь лѣкарство, какое нибудь таинственное снадобье, способное возвратить утраченный носъ, я заплатилъ бы за еего на вѣсъ золота! Я послалъ бы за нимъ на край свѣта! Я, еслибъ то непремѣнно потребовалось, снарядилъ бы за нимъ корабль... Но ничего нѣтъ! Къ чему мнѣ мое богатство? Что значитъ быть знаменитымъ докторомъ, когда все ваше искусство и всѣ мои пожертвован³я оканчиваются глупымъ ничѣмъ? Богатство, наука - пустыя слова!

   Г. Бернье вставлялъ отъ времени до времени словцо и съ невозмутимымъ спокойств³емъ повторялъ:

   - Позвольте мнѣ вырѣзать кусочекъ изъ руки и я вамъ придѣлаю носъ.

   Одно мгновен³е г. Л'Амберъ, казалось, рѣшился. Онъ снялъ фракъ и отвернулъ рукавъ рубашки. Но когда онъ увидѣлъ открытый футляръ и полированная сталь тридцати оруд³й пытки блеснула передъ его глазами, то онъ поблѣднѣлъ, ослабѣлъ и упалъ, какъ въ обморокѣ, въ кресло. Нѣскольво капель уксуса возвратили ему чувство, но не рѣшимость.

   - Нѣтъ, нечего и думать объ этомъ,- сказалъ онъ, поравляя платье.- Наше поколѣн³е обладаетъ всевозможной храбростью, но оно безсильно передъ болью. Въ этомъ виноваты наши родители, взростивш³е насъ въ хлопчатой бумагѣ.

   Спустя нѣсколько секундъ, этотъ молодой человѣкъ, воспитанный въ религ³озныхъ принципахъ, сталъ осуждать Прощѣн³е.

   - Говоря правду,- вскричалъ онъ,- нашъ м³ръ порядочное безобраз³е, и я поздравляю съ нимъ Создателя! У меня двѣсти тысячъ ливровъ дохода, а я буду также курносъ, какъ Адамова голова, между тѣмъ, какъ мой швейцаръ, у котораго нѣтъ и десяти экю за душой, будетъ ходить съ носомъ Аполлона Бельведерскаго. Мудрость предвидитъ множество вещей, но она и не подозрѣвала, что турка отрубитъ мнѣ носъ за то, что я раскланялся съ дѣвицей Викториной Томпэнъ! Во Франц³и найдется до трехъ милл³оновъ голышей, которые сами не стоятъ десяти су, а я ни у одного изъ нихъ не могу купить носа на вѣсъ золота... Но, въ самомъ дѣлѣ, почему бы не купить?

   У него лицо засвѣтилось надеждой, и онъ болѵе мягкимъ тономъ продолжалъ:

   - Мой дядя-старикъ въ Пуатье, во время послѣдней болѣзни, приказалъ перелить себѣ въ среднюю головную вену сто граммовъ бретонской крови! вѣрный слуга согласился на этотъ опытъ. Моя красавица-тетка въ то время, какъ она была еще красива, приказала вырвать передн³й зубъ у своей самой красивой горничной, чтобы вставить его вмѣсто того, который выпалъ. Онъ отлично принялся, и все стоило не болѣе трехъ луидоровъ. Докторъ, вы сказали, что не будь этой подлой кошки, вы пришили бы мнѣ еще горяч³й кончикъ носа. Говорили вы это, или нѣтъ?

   - Безъ сомнѣн³я, и повторяю и теперь...

   - Прекрасно. И такъ, если я куплю носъ у какого-нибудь бѣдняка, то вы, стало быть, можете прищепить его посреди моего лица?

   - Конечно, я могъ-бы...

   - Отлично!

   - Но я этого не сдѣлаю, и никто изъ моихъ собратьевъ не рѣшится на это.

   - Но, скажите пожалуйста, почему-же?

   - Потому что уродовать здороваго человѣка - преступлен³е, если бы даже пац³ентъ и согласился на то съ голоду.

   - Говоря правду, докторъ, вы путаете всѣ мои понят³я на счетъ справедливости. За сотню луидоровъ я поставилъ вмѣсто себя въ солдаты альзасца темно-рыжей масти. У моего замѣстителя (а онъ-то ужь былъ мой) 30 апрѣля 1849 г. оторвало голову ядромъ. Это ядро неоспоримо было предназначено судьбою мнѣ, а потому я могу сказать, что альзасецъ продалъ мнѣ свою голову и всего себя за сто, ну можетъ бытъ за сто сорокъ луидоровъ. Государство не только допустило, но и утвердило эту сдѣлку, вы противъ нее тоже ничего не скажете, быть можетъ вы и сами купили за ту-же цѣну цѣлаго человѣка, который будетъ убитъ вмѣсто васъ. А когда я предлагаю дать вдвое больше первому встрѣчному только за кончикъ носа, то вы начинаете вопить.

   Докторъ нѣсколько помолчалъ, обдумывая логическ³й отвѣтъ. Но не найдя ничего подходящаго, сказалъ метру Л'Амберъ.

   - Если совѣсть и возбраняетъ мнѣ уродовать человѣка въ вашу пользу, то кажется я могъ-бы, не впадая въ преступлн³е, позаимствовать изъ руки бѣдняка нѣсколько квадратныхъ сантиметровъ кожи, въ которыхъ вы нуждаетесь.

   - О, докторъ! Берите ихъ откуда хотите, только уничтожьте послѣдств³я этого глупаго приключен³я! Отыщемъ поскорѣе добровольца, и да здравствуетъ итальянская метода!

   - Я васъ еще разъ предупреждаю, что вамъ цѣлый мѣсяцъ придется промучиться.

   - Ну, что это значитъ? А черезъ мѣсяцъ я опять поаду въ Оперное фойе.

   - Прекрасно. Есть ли у васъ подходящ³й человѣкъ? Швейцаръ, напримѣръ, о которомъ вы сейчасъ говорили.

   - Отлично! Его можно купить съ женой и дѣтьми за сто экю. Еогда прежн³й мой швейцаръ, Барберо, ушелъ, чтобъ жить на покоѣ на свои доходы, то одинъ изъ кл³ентовъ рекомендовалъ мнѣ этого, который буквально умиралъ съ гогоду.

   Г. Л'Амберъ позвонилъ камердинера и приказалъ позвать Сэнхе, новаго швейцара.

   Тотъ прибѣжалъ и вскрикнулъ отъ ужаса, увидѣвъ лицо сюего барина.

   То былъ настоящ³й типъ парижскаго бѣдняка, самаго бѣднаго изо всѣхъ существующихъ: маленьк³й человѣкъ тридцати пяти лѣтъ, которому вы дали бы шестьдесятъ, до того онъ былъ сухъ, желтъ и хилъ.

   Г. Бернье осмотрѣлъ всѣ его сочленен³я и отослалъ обратно въ его каморку.

   - Кожа этого человѣка никуда не годна,- сказалъ докторъ.- Вспомните, что садовники берутъ черенки для прививки съ самыхъ здоровыхъ и крѣпкихъ деревьевъ. Выберите молодца поплотнѣе между вашими слугами; так³е у васъ, конечно найдутся.

   - Да; но столкуйте съ ними. Мои слуги всѣ господа. У нихъ есть капиталъ, разныя цѣнныя бумаги; они играютъ на повышен³е и понижен³е, какъ всѣ слуги въ порядочныхъ домахъ. Между ними не найдется ни одного, который пожелалъ бы пр³обрѣсть цѣной своей крови металлъ, который такъ легко выигрывается на биржѣ.

   - Но быть можетъ найдется такой, что изъ преданности...

   - Поищите у нихъ преданности! Вы шутите, докторъ! У нашихъ отцовъ были преданные слуги, а у насъ просто скверные лакеи, и въ сущности мы, быть можетъ, въ барышахъ. Нашихъ отцовъ слуги любили и они считали своей обязанностью платить имъ той же нѣжною цѣной. Они сносили ихъ недостатки, ходили за ними во время болѣзни, кормили ихъ въ старости; чистѣйшее несчаст³е! Я же плачу людямъ за службу, а если они служатъ дурно, то мнѣ нечего раздумывать отъ чего это происходитъ: отъ лѣни, старости или болѣзни,- я ихъ просто прогоняю.

   - Стало быть, у васъ не найдется подходящаго человѣка. Нѣтъ ли у васъ кого нибудь въ виду?

   - У меня? Никого. Но тутъ годенъ всяк³й; первый встрѣчный, посыльный съ угла, продавецъ воды, что сейчасъ кричитъ на улицѣ.

   Онъ вынулъ изъ кармана очки, слегка отодвинулъ занавѣсъ, взглянулъ на улицу Бонъ, и сказалъ доктору:

   - Вотъ недурной малый. Будьте добры, позовите его, потому что я не смѣю показаться съ такимъ лицомъ на улицу.

   Г. Бернье открылъ окно въ ту минуту, когда намѣченная жертва орала во все горло:

   - Воды!.. воды!.. воды!

   - Эй, малый,- закричалъ докторъ,- бросьте-ка боченокъ и войдите сюда съ улицы Вернель. Тутъ можно заработать деньги.

  

   Его звали Романье, также какъ и его отца. Крестные отецъ и мать окрестили его Себастьяномъ, но въ качествѣ уроженца Фронья-Калесь-Мор³ана, въ департаментѣ Конталя, онъ, молясь своему патрону, называлъ его сввятымъ Шебаштьяномъ. Все заставляетъ думать, что онъ и писалъ бы свое имя съ Ш; но по счастью онъ не умѣлъ писать. Этому Оверицу было двадцать три, двадцать четыре года; онъ былъ сложенъ какъ Геркулесъ: высок³й, толстый, коренастый, ширококостный, плотный, румяный; онъ былъ силенъ какъ быкъ, кротокъ и послушливъ какъ бѣленьк³й ягненочекъ. Вообразите себѣ человѣка изъ самаго крутого, грубаго, но отличнаго тѣста.

   Онъ былъ старшимъ изъ десяти мальчишекъ и дѣвчонокъ; всѣ они были живы, здоровы и копошились подъ отцовской кровлей. У отца была мазанка, клочекъ земли, нѣсколько каштановыхъ деревьевъ въ горахъ, полдюжины свиней въ годъ и двѣ руки для обработки земли. Мать пряла пеньку, мальчишки помогали отцу, дѣвчонки хлопотали по хозяйству и росли другъ за дружкой, причемъ старшая няньчила младшую и такъ далѣе, до конца лѣстницы.

   Молодой Себастьянъ никогда не отличался ни пониманьемъ, ни памятью, ни иными умственными дарами; но сердце у него было золотое. Ему натвердили мѣсколько главъ изъ катехизиса, какъ дроздовъ научаютъ высвистывать. J'ai du bon tabac; но у него были и навсегда остались самыя христ³анск³я чувства. Онъ никогда не злоупотреблялъ силой ни противъ людей, ни противъ животныхъ; онъ избѣгалъ ссоръ и часто получалъ пинки, не возвращая. Вздумай Мор³анск³й подпрефектъ дать ему серебряную медаль, ему стоило бы только написать въ Парижъ; потому что Себастьянъ спасъ многихъ съ опасност³ю своей жизни, и именно двухъ жандармовъ, которые тонули съ лошадьми въ Сумезѣ. Но все это дѣлалось инстинктивно, а потому казалось естественнымъ, и его и не думали награждать, точно онъ былъ водолазомъ.

   Двадцати лѣтъ отъ роду онъ явился на очередь и вынулъ счастливый нумеръ, благодаря девятидневному молебну, который служилъ со всей семьею. Послѣ этого, согласно со свычаями и обычаями овернцевъ, онъ отправился въ Парижъ, чтобъ заработать деньжонокъ и помогать отцу съ матерью. Ему подарили бархатный костюмъ и двадцать франковъ,- что считается еще деньгами въ Мор³анскомъ округѣ. Онъ воспользовался оказ³ей и пошелъ въ Парижъ съ товарищемъ, знавшимъ дорогу. Онъ шелъ десять дней пѣшкомъ, и пришелъ свѣжимъ, не уставъ, съ двѣнадцатью съ половиной франковъ въ карманѣ и новыми башмаками въ рукахъ.

   Черезъ два дня онъ уже каталъ бочку по Сенъ-Жерменскому предмѣстью въ сообществѣ съ товарищемъ, который не могъ уже взбираться на лѣстницы, потому что надорвался. За труды ему давали помѣщен³е и постель, кормили, стирали одну рубашку въ мѣсяцъ и сверхъ того отсчитывали тридцать су въ недѣлю, чтобъ было на что повеселиться. Онъ копилъ деньги и черезъ годъ, купивъ подержанную бочку, сталъ самъ хозяиномъ.

   Ему повезло свыше всякой надежды. Его простодушная вѣжливость, его неутомимая услужливость и извѣстная честность доставили ему расположен³е всего квартала. Съ двухъ тысячъ лѣстничныхъ ступенекъ, по которымъ ему ежедневно приходилось подыматься и спускаться, онъ дошелъ до семи тысячъ. Такимъ образомъ, онъ каждый мѣсяцъ высылалъ шестьдесятъ франковъ родителямъ. Семья благословляла его имя и молилась за него утромъ и вечеромъ; у мальчишекъ завелись новые штанишки, а двухъ младшихъ посылали даже въ школу.

   Виновникъ всѣхъ этихъ благъ продолжалъ жить по прежнему; онъ спалъ въ сараѣ подлѣ своей бочки, и мѣнялъ четыре раза въ годъ солому на подстилку. Бархатный костюмъ былъ весь въ заплатахъ пуще чѣмъ у арлекина. Дѣйствительно, его туалетъ стоилъ бы не дорого, если бы не проклятые башмаки, на которые каждый мѣсяцъ требовался цѣлый килограммъ гвоздей. Онъ не скупился только на ѣду. Онъ не торгуясь отпускалъ себѣ четыре фунта хлѣба въ день. Порою онъ даже баловалъ свой желудовъ кускомъ сыра, или луковицей, или полдюжиной яблокъ, купленныхъ на Новомъ мосту. По воспресеньямъ и праздникамъ онъ разрѣшалъ на супъ и говядину и затѣмъ всю недѣлю облизывалъ себѣ пальчики. Но онъ былъ слишкомъ добрымъ сыномъ и братомъ, чтобы отважиться на стаканъ вина. "Вино, любовь и табакъ" были для него сказочными товарами; онъ зналъ о нихъ только понаслышкѣ. По болѣе основательнымъ причинамъ онъ не зналъ театральныхъ развлечен³й, столь дорогихъ для рабочаго класса въ Парижѣ. Нашъ молодецъ предпочиталъ спать даромъ съ семи часовъ, чѣмъ хлопать за десять су г. Дюмену.

   Таковъ былъ съ физической и нравственной стороны человѣкъ, котораго окликнулъ г. Бернье въ улицѣ Бонъ, чтобы онъ шелъ продавать свою кожу г. Л'Амберу.

   Прислугу предупредили, и его поспѣшно доставили въ комнату.

   Онъ шелъ робко, со шляпой въ рукѣ, подымая, на сколько могъ, повыше ноги и не смѣя ступить на коверъ. Благодаря утрешней грозѣ, онъ былъ въ грязи до мышекъ.

   - Если вамъ воды,- сказалъ онъ, кланяясь доктору,- такъ я...

   Г. Бернье прервалъ его.

   - Нѣтъ, милый: намъ вашего товара не требуется.

   - Значитъ, требуется другого?

   - Совсѣмъ другого. Вотъ этому господину нынче утромъ отрубили носъ.

   - Ахъ, бѣдняга! А кто-жь это надѣлалъ?

   - Турка; но это все равно.

   - Дик³й! Я слышалъ, что турки дикари, только не зналъ, тго ихъ пускаютъ въ Парижъ. Погодите немножко, я сейчасъ сбѣгаю за городскимъ хирургомъ.

   Г. Бернье укротилъ излишекъ усерд³я достойнаго Овернца и въ немногихъ словахъ объяснилъ ему, какая услуга отъ него требуется. Тотъ сначала подумалъ, что надъ нимъ смѣются, потому что можно быть отличнымъ водоносомъ и не имѣть нималѣйшаго понят³я о ринопластикѣ. Докторъ разъяснилъ, что у него желаютъ купить мѣсяцъ времени и около полутораста квадратныхъ сантиметровъ кожи.

   - Операц³я пустячная,- сказалъ онъ,- и вамъ страдать почти не придется, но я предупреждаю васъ, что потребуется громадное терпѣн³е на цѣлый мѣсяцъ, когда ваша рука будетъ пришита къ носу этого господина.

   - Ну, терпѣн³я у меня хватитъ,- отвѣчалъ онъ,- вѣдь я не даромъ Овернецъ. Но чтобы я прожилъ у васъ ради этого бѣднаго господина, мало мнѣ заплатить за все время, чего оно стоитъ.

   - Понятно. Сколько-жъ вы хотите?

   Онъ подумалъ, немного, и сказалъ:

   - Говоря по правдѣ, это стоитъ четыре франка въ день.

   - Нѣтъ, мой другъ,- возразилъ нотар³усъ,- это стоитъ тысячу франковъ въ мѣсяцъ, или тридцать три франка въ день.

   - Нѣтъ,- властно замѣтилъ докторъ,- это стоитъ двѣ тысячи франковъ.

   Г. Л'Амберъ кивнулъ головой и ничего не возражалъ. Романье попросилъ позволен³я доработать сегодня, отвезтя бочку въ сарай и найти за себя замѣстителя на мѣсяцъ.

   - Притомъ,- замѣтилъ онъ,- не стоитъ начинать сегодня, всего полдня осталось.

   Ему доказали, что дѣло не допускаетъ отлагательства, и онъ распорядился согласно съ этимъ. Былъ призванъ одинъ изъ его пр³ятелей и обѣщалъ замѣстить его на мѣсяцъ.

   - По вечерамъ, ты мнѣ будешь приносить хлѣбх,- сказалъ Романье.

   Ему сказали, что этого не требуется, и что его будутъ кормить тутъ.

   - А что это будетъ стоить?

   - Г. Л'Амберъ будетъ кормить васъ даромъ.

   - Даромъ! это я могу. Вотъ вамъ моя кожа, рѣжьте сейчасъ.

   Онъ храбро перенесъ операц³ю, не сморгнувъ бровью.

   - Да это удовольств³е,- сказалъ онъ.- Мнѣ разсказывали про одного Овернца, который садился въ источникъ, чтобъ окаменѣть, за двадцать су въ часъ. А по моему лучше, чтобы рѣзали по кусочкамъ. Это не такъ тяжело, а заработокъ больше.

   Г. Бернье пришилъ его лѣвую руку къ лицу нотар³уса, и эти два человѣка въ течен³е мѣсяца были точно прикованы другъ къ другу. С³амск³е близнецы, нѣкогда возбуждавш³е любопытство Европы, были не болѣе связаны другъ съ другомъ. Но то были братья, привыкш³е съ дѣтства жить вмѣстѣ я получивш³е одинаковое воспитан³е. Будь одинъ изъ нихъ водоносомъ, а другой нотар³усомъ, быть можетъ они не представляли бы такого зрѣлища братской дружбы.

   Романье никогда ни на что не жаловался, хотя положен³е и казалось ему совсѣмъ непривычнымъ. Онъ повиновался, какъ рабъ, или лучше, какъ христ³анинъ, всѣмъ желан³ямъ человѣка, купившаго у него кожу. Онъ вставалъ, садился, ложился, поворачивался направо или налѣво, по капризу своего господина. Намагниченная стрѣлка не такъ повинуется сѣверу, какъ Романье повиновался г. Л'Амберу.

   Эта героическая кротость тронула сердце нотар³уса, который вовсе не отличался нѣжностью. Въ течен³е первыхъ трехъ дней, онъ чувствовалъ нѣчто въ родѣ благодарности къ своей жертвѣ за его добрыя услуги; но вскорѣ онъ ему опротивѣлъ, и затѣмъ сталъ внушать ужасъ.

   Молодой, дѣятельный и здоровый человѣкъ никогда безъ особаго усил³я не привыкнетъ въ полной неподвижности. А если ему вдобавокъ приходится сидѣть неподвижно въ сосѣдствѣ съ существомъ нисшаго рода, нечистоплотнымъ, необразованнымъ? Но жреб³й былъ брошенъ. Приходилось или жить безъ носа, или же выносить Овернца со всѣми послѣдств³ями, ѣсть съ нимъ, спать съ нимъ и совершать подлѣ него, въ самомъ неудобномъ положен³и, всѣ житейск³я отправлен³я.

   Романье былъ достойный и превосходный молодой человѣкъ; но онъ храпѣлъ, какъ органная труба. Онъ обожалъ свою семью, любилъ своего ближняго; но онъ никогда въ жизни не мылся, изъ