Вересаев Викентий Викентьевич - Исанка

авно не переменю, прославлю ту, какая есть.

   - При чем тут фамилия?

   Исанка высоко подняла брови,- она вдруг сообразила: фамилия Борьки - Чертов; в чертике он видит какой-то намек на себя.

   - Какой же ты, Борька, дурак!

   Исанка вдруг почувствовала, что страшно устала. Она замолчала и тесно прижалась к стене плечом и головой.

   Борис прошелся по комнате и спокойно, равнодушно заговорил:

   - Наши отношения с тобой окончены. Навсегда. Я вижу вообще, что мое увлечение тобою было ошибкой. И подумать: из-за тебя я бросил Ленинград, налаженные отношения с профессорами!.. Я считаю нужным тебя предупредить, не удивляйся, если я встречусь с тобою и не поздороваюсь.

   Исанка, устало прислонившись к стене, слабо кивала головою и отзывалась:

   - Да!.. Да!..

   Он ушел и тайно ждал, что Исанка кинется за ним, станет звать. Не позвала.

   Устало села к столу. Оттопыривался карман. Что это там? Вынула зеленого чертика, с удивлением поглядела. Надула,- он завопил:

   - Уйди-уйди-уйди-уйди-уйди!

   Исанка рассмеялась.

  

  

  

   - Вот наша любовь...

   И долго смеялась. Таня сквозь перегородку спросила:

   - Чего это ты, Исанка?

   - Очень весело!

  

  

   Через пять дней.

  

   Борису Васильевичу Чертову.

   Я шла, это было вечером вчера, Гоголевским бульваром. На душе вообще было ничего себе. Но мне казалось, что в жизни с тобою я пью накипь с какого-то скверного супа, который варится кем-то,- не мною и не тобою.

   Было очень холодно и мокрый снег. Я устала, тяжелые ноги не двигались, я села у памятника Гоголя. Вдруг ярко блеснуло солнце, засверкали леса за Окой, увидела веселые, загорелые лица с здоровым блеском глаз, все несут на головах кувшины, чтобы научиться держаться прямо... Х-ха-ха! Как это важно в жизни,- держаться прямо!

   Наверное, ты знаешь, что к одиноко сидящим женщинам подходят мужчины. Он внимательно заглянул мне в лицо и сел возле. Он был осторожен, так как колебался, как и я; а может быть, думал, что мне надо много платить, не знаю.

   Волнение немножко мешало мне, голос был нетвердый, но мне захотелось посмотреть, красив ли он, и хватит ли у него той капельки настойчивости, которая нужна. Взглянула. Одет очень хорошо, с брюшком, но безусловно красив, особенно глаза черные.

   Мы много говорили о разном, обо всем, он грел мои руки, ласково заглядывал в глаза. Много ходили по улицам, где поменьше было народу, наконец, привел в Мерзляковский переулок. Спросил: "Может быть, вы зайдете ко мне выпить чашку чаю?" Мне было интересно, что будет дальше. И смешно было. Как люди живут богато! Он угощал меня фруктами, ликерами,- замечательно вкусные. Потом подсел ко мне, стал очень настойчив. Мне все было все равно. Он ужасно удивился. "Вы девушка?" Я рассмеялась. "Какая я девушка! Это так только кажется!" Когда я уходила, он мне что-то сунул в руку. На улице поглядела при фонаре: червонец. Ого! Пригодится. Мне деньги нужны.

   Вот все. Нет в душе моей раскаяния и жалости к себе. Все благополучно. И нет к тебе никакой злости (ты говорил как-то, что лучший признак равнодушия,- когда нет злости). Главное, нет больше этой мучительной тяги к тебе, никому не нужной зависимости.

   Это письмо, конечно, последнее. Исанка.

  

   Борис хотел в воскресенье идти к Исанке мириться. И как раз получил утром это письмо. Три раза перечитал, в изумлении вытаращил глаза, в душе больно заныло. Разорвал письмо, с омерзением выбросил клочки в форточку. И больше к Исанке не ходил.

  

  

   Раз на святках Борька с тремя девчатами сидел на Никитском бульваре. Они возвращались с диспута в Политехническом музее о половой проблеме. Празднично сверкала луна, была тихая морозная ночь, густейший иней висел на деревьях, телефонных проволоках и антеннах. Борька с одушевлением говорил, девушки влюбленно слушали. Среди них была и та дивчина с черными глазами.

   Борька говорил, что брак, как дружеский товарищеский союз между мужчиной и женщиной, может быть заключаем только года через два-три после физического сближения. До того есть только влюбленность, есть страсть, при которых человек совершенно слеп и должен быть готов на всякие неожиданности. Глубочайший смысл имеют "пробные браки", существующие у некоторых народов.

   Простились. Девчата пошли к Кудрину, Борька по бульвару - к Арбатским воротам. Лунный воздух поблескивал иголочками инея. На скамейке, с книгою под мышкой, сидела Исанка и глядела на Борьку. Он дрогнул, хотел пройти мимо, но потом подумал: "Невеликодушно!" Подошел к ней и дружески протянул руку.

   Исанка оглядела его озорными глазами и нехотя протянула руку. И спросила:

   - Ну что, удав,- сколько еще цыплят проглотил? Над многими еще женщинами показал свою власть?

   Борька мягко сказал:

   - Что это, Исанка? Зачем ты так?

   Он сел и внимательно поглядел на нее. Месяц ярко освещал лицо Исанки. Она сильно похудела, нос заострился, глаза впали и от этого казались глубокими и прекрасными. Вдруг Борька почувствовал, что она ему по-прежнему дорога, и сердце сжалось от боли, что она так горько запачкала себя.

   От нее пахло дешевым табаком. Раньше Исанка не курила.

   - Зачем ты так говоришь, Исанка?

   - Праздную свое освобождение от тебя. Как хорошо! Вот уж два месяца прошло, а все живу этим чувством освобождения. Я теперь решила совсем иначе жить. Раньше я давала целовать себя, а теперь сама целую,- это гораздо интереснее. Раньше я говорила: "Приходи ко мне",- и плакала, когда не приходили. А теперь говорю: "Я буду приходить, когда я захочу!" Раньше мучилась я, а теперь пусть мучаются они.

   Борис сказал задушевно и грустно:

   - Я очень мучаюсь.

   - Да? Ну, это очень приятно.- Она закурила папиросу.- Жалко только, что это совсем не отразилось на твоем лице.

   Борька ласково положил руку на холодную руку Исанки и сказал бережно:

   - Исанка! Что ты мне тогда написала,- про то, у памятника Гоголя,- я это игнорирую. Я понимаю, все это было сделано с отчаяния, и что тут, может быть, виною - я.

   - Ты... и-г-н-о-р-и-р-у-е-ш-ь?.. Ха-ха-ха!- Исанка вскочила со скамейки и с негодованием смотрела на него.- Ты игнорируешь! А как я тебя ждала после этого письма! Господи, как ждала! Я ждала,- ты прибежишь ко мне, как хороший товарищ, как друг, схватишь меня за руки, станешь спрашивать: "Исанка, Исанка, как это могло случиться?!" Какая я была дура!.. А ты, гордый своею добродетелью, наверно, с презрением бросил письмо в печку... Борька!

   Она вплотную остановилась перед ним, расставив ноги и засунув руки в карманы потрепанного своего, короткого пальто.

   - Борька! Неужели ты так подл и так глуп, что поверил тому, что я там написала? Я только хотела с тобою разорвать.

   Он вскочил и схватил ее за руку.

   - Правда?!

   Исанка на мгновение не отняла затрепетавшей руки, но сейчас же ее высвободила.

   - Ага,- правда! А дальше что?

   - Исанка, зачем этот тон? Я тебя совсем не узнаю.

   - Что же дальше?

   - Ведь это совсем меняет дело,- то, что ты мне сейчас сказала.

   - Ха-ха! Ну, ясно,- меняет! Раз так, то можно и помириться, правда? И опять ты меня начнешь поганить, и будешь мне твердить, что из-за меня не станешь великим человеком.

   Борька смущенно молчал. Грудь Исанки вдруг судорожно задергалась.

   Загремел и зазвонил вдали трамвай, меж пушисто-белых ветвей заморгала красная надпись: "Берегись трамвая!" Исанка вскочила.

   - Пятнадцатый номер! Последний, наверно. Придется на Девичье Поле переть пешком... Пока!

   И побежала к остановке, скрипя по морозному снегу.

   1928

  

   ИСАНКА

   Написана в 1927 г. Впервые - в журнале "Новый мир", 1928, N 3. Печатается по изд.: Вересаев В. В. Собр. соч.: в 4-х т.- М.: Правда , 1985. Т. 3.- 448 с.

  

   OCR Давид Титиевский, май 2006 г. Из книги В. Вересаев "К жизни", Мастацкая лiтаратура, Минск, 1989 г.

   Библиотека Александра Белоусенко