Тетмайер Казимеж - Ha горных уступах

образочекъ этотъ; онъ послѣ матери покойницы остался.

   И снимаетъ со стѣны надъ постелью образочекъ святой Женевьевы.

   - Возьми,- говоритъ Куба.

   - А я возьму топоръ,- говоритъ Руза.

   - А я козу,- вставляетъ Улька.

   - Куда же мы пойдемъ?

   - За мной идите.

   Вышли. Заперъ Куба избу. Оглянулся на нео, вздохнулъ, плюнулъ и махнулъ рукой.

   - Пойдемъ.

   Пошли за нимъ дѣвки. Прямо къ берегу, за воду, въ поля. Къ Пардуловкѣ, отъ Пардуловки къ лѣсу, потомъ въ Татры. Прошли Бѣлыя Воды, надъ лѣсомъ, подошли къ Зеленому Озеру, къ Желѣзнымъ Воротамъ. Было еще рано, ѣсть страшно хотѣлось, а изъ дому нечего было взять. Щипали только бруснику по дорогѣ.

   - Тятька, я дальше идти не могу, не поѣвши,- говоритъ Викта.

   - Что жъ я тебѣ дамъ?

   - Куда мы пойдемъ, тятька? Туда, въ горы? - говоритъ Улька.

   - Да.

   - Да вѣдь тамъ и брусники нѣтъ,- говоритъ Рузя.

   - Нѣтъ.

   Замолчали.

   Коза пасется на травѣ; жуетъ траву. Рузя поднялась съ земли, взяла топоръ, подошла къ ней - трахъ ее обухомъ по лбу. Коза упала, даже не застонавъ. Рузя перерѣзала ей горло остр³емъ топора.

   - Тятька, разводи костеръ,- говоритъ.

   - Ты мою козу убила,- кричитъ Улька.

   - Да вѣдь она и такъ бы туда не дошла - говоритъ Рузя, показывая на скалы.

   - Тосковать я по ней буду,- говоритъ Викта.

   - Коза моя была,- говоритъ Улька.

   - Какъ твоя, такъ и моя,- говоритъ Рузя.

   - Да вѣдь я ее изъ дому вывела!

   - Наша была, общая!

   - Да вѣдь я вела ее!

   - А я ее убила!

   Стало тихо; Рузя такъ крикнула, что даже страшно стало.

   - Не будешь что ли ее ѣсть, когда тятька костеръ разведетъ? - говоритъ Рузя и начинаетъ сдирать кожу.

   - Рузя хорошо сдѣлала,- отозвался Куба, который тѣмъ временемъ собиралъ хворостъ для костра.- Я бы самъ ее убилъ. Туда бы она не взошла, а намъ ѣсть нечего,

   - Мы туда, въ скалы, пойдемъ?

   - Да.

   - А что тамъ?

   - Венгр³я. Лидтовъ.

   - А дальше?

   - Посмотримъ!

   - Пойдемъ на работу? Служить?

   - Я васъ не затѣмъ вскормилъ, чтобы вы въ люди работать шли.

   Содрали кожу съ козы, часть зажарили и съѣли, остальное съ собои взяли. Въ первый разъ въ жизни дѣвки мясо ѣли.

   - Ну, какъ коза на вкусъ? - спрашиваетъ Рузя у Ульки.

   Улька закусила губы, а Викта говоритъ:

   - Эхъ! она ужъ больше не будетъ блеять. Съѣсть я ее съѣла, и еще буду,- а только жаль мнѣ ея.

   - Эхъ, дѣтка,- говоритъ Куба Водяной,- если бъ человѣкъ жалѣлъ обо всемъ, что не такъ, какъ быть должно, онъ бы скоро цѣлое море наплакалъ!

   Вздохнулъ, плюнулъ, и всѣ тронулись дальше.

   Идти нужно было по скаламъ, по сосновымъ лѣсамъ, изъ лѣсовъ опять въ скалы; пришлось пробираться по узкимъ тропамъ надъ обрывами къ Литваровой скалѣ,- казалось, будто земля изъ-подъ ногъ уходитъ.

   - Тятька! - кричитъ Викта. - Сдается мнѣ, упаду я!

   - Не смотри внизъ, подъ ноги.

   - Ой! И какая же тамъ пропасть! - кричитъ Рузя и смотритъ внизъ.

   - Того и гляди, ногти оборвешь, цѣпляясь,- кричитъ Улька.

   - Держитесь! Дер-жи-тесь! - напоминаетъ Куба Водяной.- Если кто изъ васъ внизъ полетитъ, въ дребезги разобьется!

   - У меня словно ногъ нѣтъ! - кричитъ Викта.- Словно я по воздуху лечу!

   - Смерть подъ тобой! Не смотри внизъ!

   - Эхъ! какъ летитъ! - кричитъ Рузя, столкнувъ ногой камень.

   - Какъ шумитъ!..

   - Разбился!

   - Сколько сорвалось за нимъ!

   - Какъ гудятъ!..

   - Какъ гремятъ!

   - Тррръ!..

   - Смотри, смотри - вода!..

   - Озеро!

   - Какъ блеститъ!

   - Какъ солнце на немъ играетъ!

   - Тятька! тятька! Видишь - озеро!

   - Вижу.

   - А какъ далеко, внизу!

   - Живымъ не долетѣть...

   - Только чернѣетъ и горитъ!..

   - Вѣтеръ отъ него тянетъ.

   - Не отъ него, а отъ скалъ!

   - Тятька! Тятька! Видишь?! Козы! Козы!

   - Гдѣ?

   - Тамъ! Выше! Вверхъ смотри! Вонъ, гдѣ эта скала! Такая лужайка зеленая!

   - Вижу! Вижу!

   - Гдѣ же? Гдѣ онѣ?..

   - И-и-и... хи!.. гей!..

   - Вижу!... И я вижу!.. Эй! вотъ бы намъ!

   - И-и-и... гей! .

   - Песокъ столбомъ поднялся!

   - Одна, двѣ, три, четыре...

   - Пять, восемь, десять, одиннадцать!..

   - Съ пятнадцать будетъ!

   - А то и больше!

   - Тринадцать!

   - Да вѣдь мы ихъ ужъ больше насчитали!

   - Двадцать одна! - отозвался Куба Водяной.

   - Ишь! Ишь! Двадцать одна.

   - Пропали въ горахъ...

   - Словно ихъ никогда и не было...

   - Такъ и съ благословеньемъ Божьимъ бываетъ,- сказалъ Куба Водяной.

   По ребрамъ скалъ на скаты,- по песку, по каменнымъ осыпямъ шли они къ перевалу.

   - Тутъ хоть голова не кружится! - говоритъ Викта.

   - Тамъ казалось, что такъ и полетишь внизъ,- говоритъ Улька.

   - Крылья бы пригодились,- говоритъ Рузя.

   - Что значитъ на сосну влѣзть - въ сравненьи съ горой!

   - Или на ель!

   - Сто сосенъ нужно было бы поставить одну на другую...

   - Тысячу!

   - А то и сто тысячъ!

   Вышли къ перевалу.

   - Тятька! Ради Христа! Да это сонъ, что ли?..- кричитъ Рузя.

   - Липтовъ!

   - А что это тамъ бѣлое?

   - Городъ... дома...

   - Словно поле...

   - Какъ свѣтло тамъ!

   - Никогда у насъ солнце такъ ясно не свѣтитъ!

   - Какая равнина...

   - По лѣвой рукѣ Спижъ, по правой Орава.

   - Как³е лѣса!..

   - А тамъ? Что за горы?

   - Нижн³я Татры.

   - Выше, чѣмъ наши?

   - Ниже.

   - Ишь, какой большой м³ръ тутъ!..

   - И не скажешь, что онъ такой можетъ быть!..

   - И огромный какой!

   - Въ длину! Въ ширину!

   - И красивъ же!

   - Эхъ, Господи!.. Какъ красивъ!..

   - Веселый!

   - Смотрѣть радостно!

   - Туда пойдемъ, внизъ?

   - Посмотримъ!

   - И-и-и... гей!..

   - Голосъ пропадаетъ...

   - Страшно тутъ, пусто вокругъ.

   - Как³я скалы надъ нами!

   - Точно церкви!

   - А сюда можно пройти?

   - Нѣтъ! Такихъ лужаекъ много на Польскомъ Гребнѣ.

   Снова поѣли козы.

   Куба Водяной зналъ о Батыжовецкой Долинѣ, зналъ, что есть тамъ шалашъ; когда онъ былъ молодъ, онъ пасъ тутъ одно лѣто овецъ у липтовскаго горца. Давно. Свернулъ онъ отъ Желѣзныхъ Воротъ къ Батыжовецкой Горѣ, спустился къ Кончистой, съ маленькому озерку, перешелъ черезъ хребетъ; а потомъ спустился внизъ, карабкаясь по скаламъ. Солнце скоро должно было зайти. Всю Липтовсвую долину солнце словно засыпало золотыми ф³алками.

   Куба нашелъ шалашъ: недалеко отъ озера.

   - Тутъ мы ночевать будемъ, тятька?

   - Тутъ!

   - А завтра дальше пойдемъ?

   - Посмотримъ.

  

  

   Ночь, день и еще ночь отдыхалъ Куба Водяной со своими дѣвками. Ужъ и коза къ концу пришла. Утромъ, послѣ второй ночи, въ Батыжовцахъ, въ деревнѣ, поднялся переполохъ. Изъ стада, что паслось подъ Татрами, пропалъ волъ. И переполохъ съ того дня все росъ въ околодкѣ. То на странствующаго купца кто-то нападетъ въ лѣсу, убьетъ и ограбитъ, то подкрадется къ деревнѣ, или къ городу, заберетъ тамъ все, что можно,- то изъ стада пропадетъ волъ, корова, овца.

   Кто?! - какъ?!

   Раньше, бывало, разбойники нагрянутъ изъ Польши, изъ-за Татръ, ограбятъ корчму, или усадьбу, украдутъ быка и уйдутъ туда, откуда пришли, а эти сидятъ на мѣстѣ. Гдѣ?

   Ужъ холодно становилось, а они все сидятъ. Грабежи, уб³йства сыпались такъ, словно Татры извергали ихъ изъ себя и поглощали обратно. Околодокъ весь дрожалъ.

   А тѣмъ временемъ дѣвки Кубы Водяного подобрѣли, одѣлись въ новыя рубашки и юбки; а въ шалашѣ между камнями яму вырыли, куда прятали мѣдь, серебро, золото, кораллы.

   - Теперь бы мы и хозяйство кое-какое купить могли! - говаривалъ Куба Водяной, лежа у огня, обросш³й, черный, грязный, между трехъ своихъ дѣвокъ. Топоры были у нихъ, ножи, даже пистолеты краденные.

   - А я его ловко шарахмула! - говоритъ Рузя. - Сразу на землю свалился.

   - Шарахнула и я!

   - И я! - хвастается Викта.

   - А того, который еще живъ былъ, ты не хотѣла прикончить, когда мы приказывали!..

   - Ко всѣму пр³учаться надо! - сказалъ Куба Водяной.

   Люди встрѣчали иногда на дорогахъ стараго, сѣдого мужика и трехъ дѣвокъ, обтрепанныхъ, бооыхъ.

   - Откуда вы?

   - Изъ Польши.

   - Куда идете?

   - Нужда насъ гонитъ.

   - Заработковъ ищете?

   - Заработковъ.

   Мног³е, сжалившись, милостыню имъ подавали, и никто не догадывался. Топоры у нихъ были небольш³е, спрятаны въ мѣшкахъ, пистолеты за пазухой. Ходили и развѣдывали, гдѣ можно украсть что-нибудь, гдѣ купецъ какой, корчма, скотъ. Когда нельзя было украсть, не убивши, убивали и пропадали въ лѣсу, какъ призраки. Оставался послѣ нихъ только страхъ.

   Лежалъ иногда Куба у костра по ночамъ, кутаясь въ мѣшки и полушубокъ, и думалъ. Дѣвки спали крѣпко, а онъ, старикъ, спалъ плохо. Думалъ о будущемъ. Пока всего хватитъ до поры до времени. Но соро придетъ зима,- снѣгъ уже выпадалъ временами - тогда никто не выдержитъ въ шалашѣ, въ горахъ. Наконецъ, люди должны же замѣтить, кто здѣсь грабитъ. Старый мужикъ, сѣдой, три женщины такъ-то такъ, да и это можетъ возбудить подозрѣн³е. Грабежи продолжаются, было три уб³йства. Деньжатъ они уже сколотили немного. Надо домой возвращаться. Перезимуютъ, а весной - точно на работу пойдутъ, а на самомъ дѣлѣ купятъ гдѣ-нибудь кусокъ земли и не вернутся больше. Уйдутъ за Новый Торгъ. Дѣвки замужъ выйдутъ,- толстыя онѣ теперь, краснощек³я, отъѣлись такъ, что смотрѣть любо! Куба Водяной станетъ земельнымъ Кубой. Судьба, слава Богу, измѣнилась.

   А дѣвки жили, какъ въ огнѣ. Научились бѣгать по горамъ, какъ козы, по лѣсамъ, какъ волки. Вѣтеръ обжегъ ихъ лица, кровь пылала подъ загорѣлой кожей - огонь ихъ жегъ.

   Первая кража сошла у нихъ хорошо. Отецъ нашелъ вола въ сосновой рощѣ, поймалъ за рога, морду окрутилъ тряпкой; увели его въ чащу, Рузя - его обухомъ въ лобъ разъ-другой, убила. Ѣды хватило на нѣсколько дней, пока мясо не стало портиться.

   И первый разбой на дорогѣ тоже прошелъ удачно. Идетъ старый мужикъ по дорогѣ съ тремя дѣвками. Купецъ ихъ не испугался, хоть дѣло въ было лѣсу. Къ тому же это было среди бѣла дня.

   - Да славится имя Господне! - говоритъ старикъ, поровнявшись съ купцомъ и снимаетъ шляпу.

   Купецъ,- должно быть, нѣмецъ былъ,- не отвѣтилъ, только головой кивнулъ, а старикъ въ ту же минуту повернулся и бацъ его по головѣ дубиной. Купецъ упалъ. Старикъ его еще разъ-другой, потомъ ножомъ дорѣзалъ.

   Изъ дѣвокъ только Рузя ударила его обухомъ. Зато второго, корчмаря, она первая уже пырнула ножомъ въ горло, спящаго. Велѣла Виктѣ добить его, а сама съ Улькой и отцомъ стала разбивать сундукъ съ деньгами; Викта однако, не захотѣла. Но въ трет³й разъ, когда они снова напали на странствующаго купца, и она уже ударила его обухомъ по темени.

   Рузю охватило какое-то безум³е грабежей и уб³йствъ. Когда они не шли никуда по нѣскольку дней, она не могла усидѣть.

   - Нужно поджечь когда-нибудь эти поселки,- говорила она, глядя съ обрыва на города и деревни, разсѣянныя по Спижу и Липтову.

   Теперь уже не старикъ-отецъ, а она была атаманомъ. Шла впередъ съ топоромъ подъ мышкой, съ пистолетами за пазухой. Она добыла оруж³е. Ограбила кожевенную лавку въ Попрадѣ; тамъ и оруж³емъ торговали. Проскользнула одна ночью черезъ окно, отогнувъ въ немъ рѣшетку топоромъ настолько, чтобы можно было пролѣзть. Если бы ее кто-нибудь услышалъ или увидѣлъ, она бы погибла. Отецъ и сестры стояли за угломъ дома, напротивъ, и были готовы и къ защитѣ и къ бѣгству. Если бы не удалось ее отстоять, ужъ лучше было пожертвовать одной головой, хотя бы и дочери и сестры, чѣмъ жертвовать всѣми своими. Сердца у нихъ дрожали въ груди. Это была самая дерзкая, самая смѣлая ихъ кража.

   - Ты не боялась, что тебя накроютъ?- спрашивала Викта.

   - Эхъ! мнѣ это и въ голову не приходило. Если бъ я боялась, такъ не пошла бы.

   Въ долинѣ у озера, въ лѣсу и во время нападен³й, казалось, что она растетъ. Когда она шла среди людей, она горбилась и гнулась, уменьшалась на половину. Боялась людей, терпѣть ихъ не могла.

   - Кусаться мнѣ хочется, когда я среди людей!

   Улька лучше всѣхъ воровала. Она всегда приносила больше другихъ добычи, особенно денегъ. Ничто не могло ухорониться отъ ея глазъ, до всего она добиралась. "У Ульки свѣтъ въ пальцахъ,- смѣялись надъ ней сестры.- Какъ ни темно въ лавкѣ, или въ кладовой, она всегда все, что надо, найдетъ".

   Она хозяйничала въ шалашѣ, варила, прятала добычу въ так³я мѣста, гдѣ бы она не промокла, стирала бѣлье, огонь разводила. А какъ справится, ляжетъ и спитъ. Викта, самая младшая, бѣгала за сестрами, потому что ей страшно было одной оставаться въ горахъ, но пользы она приносила мало. Относила въ горы то, что ей давали нести отецъ и сестры, но сама не умѣла много украсть.

   Когда старикъ Копинск³й лежалъ у костра и, покуривая трубку, думалъ о будущемъ, Рузя точила ножи на гладкомъ камнѣ или сушила порохъ, Улька стирала рубахи или считала деньги (это ей никогда не надоѣдало), складывая ихъ въ кучки для счету,- а Викта высматривала козъ, которыя лазали по скаламъ у озера и блеяли, и глядѣла, какая птица покажется на скалѣ. Ей и пѣть хотѣлось да только отецъ не позволялъ громко пѣть, чтобы не услыхалъ кто-нибудь, хоть вокругъ всегда было безлюдно; и она напѣвала потихоньку, что помнила, и тихо покрикивала: и-и-и! гей-гей!.. Очень бы ей хотѣлось овецъ имѣть и пасти ихъ въ окалахъ. Она была самая красивая изъ сестеръ, но зато самая хилая и слабая.

   И все шло хорошо. Но вотъ разъ, когда они отправились на грабежъ въ деревню, выпалъ снѣгъ, и отъ нихъ остались слѣды. Люди собрались въ погоню за ними по слѣдамъ, но поднялся сильный вѣтеръ, ломавш³й деревья,- и погоня вернулась. Одинъ только смѣлый охотникъ, родомъ изъ Славкова, хотѣлъ идти, во что бы то ни стало, особенно потому, что его удивляли слѣды: одинъ слѣдъ былъ мужской, а три женскихъ, маленькихъ. Мужикъ и три бабы.

   Господи! Да какже такъ?! Бабы разбойничать стали!.. Онъ ничего не зналъ о Копинскомъ и его дочкахъ, но понялъ что вѣтеръ долженъ былъ гдѣ-нибудь задержать эту шайку. Взялъ ружье и топоръ и пошелъ.

   Хоть вѣтеръ поднялъ мятель, но онъ слѣдовъ не потерялъ. Шелъ, какъ за кабаномъ или за медвѣдемъ. Но разбойники бѣжали, не останавливаясь по дорогѣ. Они шли все выше въ горы. Они были хитры: въ сосновой рощѣ всѣ разбѣжались въ разныя стороны, и каждый пошелъ отдѣльно.

   - Снѣгъ насъ можетъ выдать,- сказалъ Куба Водяной. - Нужно забрать все, что мы напрятали въ шалашѣ, и идти сейчасъ же домой.

   Не давало ему покою только то, какъ пройти по снѣгу. Идти той дорогой, какою они пришли, и думать нечего. Тамъ теперь развѣ птица пролетитъ. Зналъ онъ, что есть еще проходъ за Гарлуховской горой тамъ идти легче, но зато нужно было обойти всю гору, спуститься въ Великую долину. Погоню встрѣтятъ, если она разсыпалась для преслѣдован³я; и можетъ быть плохо.

   - Что биться будемъ,- сказала Рузя.

   Они разбѣжались по сосновой рощѣ, чтобы перепутать слѣды, и должны были сойтись въ шалашѣ. Не ждать ни минуты,- пусть будетъ, что будетъ,- и ночью же тронуться въ путь. Если можно будетъ, такъ пройти къ Великой долинѣ, а если нѣтъ, то осторожно спуститься къ лѣсамъ и лѣсами пробраться подъ Татры, куда-нибудь къ Оразскимъ Татрамъ, къ Крываню. Ночью погони не будетъ. Только бы въ лѣсу не заблудиться; но тутъ старый Куба надѣялся на Рузю. Она вездѣ дорогу найдетъ.

   Что касается Рузи, то она говорила, что устоитъ и противъ трехъ мужчинъ: двухъ уложитъ изъ пистолета, а третьяго дубиной.

   - Вѣдь и у нихъ можетъ быть оруж³е.

   - Ну, и пусть ихъ. Я не объ ихъ оруж³и забочусь, а o своемъ.

   Тѣмъ временемъ славковск³й охотникъ выбралъ мужской слѣдъ и шелъ за нимъ. Наконецъ, онъ вышелъ къ полянѣ, къ берегу озера; снизу его было видно, изъ котловины. Копинск³й съ дочками стали наблюдать занимъ. Ждали, не покажутся ли еще люди. Добро свое они рѣшили отстаивать до смерти. Отдать то, что они заработали такой кровавой цѣной? Калѣча руки и ноги, столько времени живя безъ кровли надъ головой, среди камней, какъ дик³е звѣри, столько разъ рискуя быть пойманными, убитыми, выдержавъ столько ливней, градовъ, холоду?! Только затѣмъ и переносить все это, чтобы кто-нибудь отнялъ у нихъ теперь ихъ кровавую добычу, кровавое добро?! Развѣ какой-нибудь богатый горецъ или хозяинъ пролилъ столько тяжкаго пота, какъ они, столько трудился, работалъ, мучился?! Даже Викта, и та сжимала пистолетъ въ рукѣ, хотя до сихъ поръ боялась его.

   Но никто не появлялся надъ озеромъ, а этотъ человѣкъ, должно быть, очень усталъ: онъ оглянулся по сторонамъ, не замѣтилъ ничего, сѣлъ подъ большимъ камнемъ, опершись о него плечами, и такъ сидѣлъ, глядя по сторонамъ, покуривая трубку, пока не уснулъ. Это они видѣли.

   Тогда Рузя и Улька подкрались къ нему съ ножами.

   Онъ крѣпко спалъ.

   - Убить его! - шепнула Рузя.

   - Нѣтъ! Связать! Онъ скажетъ намъ, есть ли за нами погоня?

   - Вѣрно! Да чѣмъ связать?

   Улька подумала немного.

   - Юбками.

   Сняли верхн³я юбки, скрутили въ жгуты.

   - Я ему къ горлу ножъ приставлю, а ты вяжи,- сказала Рузя.

   Подъ остр³емъ ножа охотникъ проснулся, но не вздрогнулъ, а только открылъ глаза. Остр³е ножа онъ чувствовалъ на своей кожѣ, у гортани. Улька связала ему руки сзади у плечъ.

   - Кто вы? Черти?! - крикнулъ онъ, когда Рузя отняла ножъ отъ его горла.

   - Черти. Иди!

   - Вырвусь!

   - Попробуй!

   И Рузя снова приставила ему ножъ къ горлу.

   - Иди!

   Привели его въ котловину.

   Онъ глазамъ не вѣрилъ.

   Передъ нимъ мужикъ, обросш³й, какъ лѣсъ, черный, какъ торфяное болото,- только волосы на немъ бѣлѣютъ, какъ сѣдой мохъ на соснѣ. Съ нимъ дѣвушка, молодая, чуть не подростокъ, съ пистолетомъ въ рукѣ; а его самого ведутъ двѣ вѣдьмы, молодыя и красивыя,- рослыя, какъ липы.

   Связали его соннаго юбками, ведутъ.

   Дивился онъ страшно.

   Старый Куба думалъ: "притвориться, будто не они грабители?.. Эхъ! зачѣмъ? Не повѣритъ... Да и все равно, вѣдь его живымъ выпускать нельзя".

   - Гонятся за нами? - спросилъ онъ.

   - Правду говори! - крикнула Рузя, приставляя ножъ къ горлу охотника.

   - Ререстали. Вѣтеръ ихъ вернулъ.

   - Ладно! Чѣмъ вы его связали? Юбками?

   - Да.

   - Ладно. Поправить надо!

   Старыя Куба раздумывалъ: сейчасъ его убить, или заставить нести добычу и потомъ убить? Онъ рѣшилъ послѣднее.

   Уже темнѣло, больше никто не шелъ. Ночью никто не пойдетъ сюда по свѣжему снѣгу, скользкому и мягкому.

   Вѣтеръ, впрочемъ, должно быть засыпалъ слѣды снѣгомъ. Съ сѣвера, изъ-за горъ, спустилась густая, мрачная мгла.

   Кубѣ Водяному казалось болѣе безопаснымъ пройти за Горлуховскую гору, чѣмъ спускаться къ Липтову, въ низины. Но онъ не помнилъ, какъ надо идти къ Горлуховскимъ скаламъ, чтобы не наткнуться на пропасти.

   - Стерегите его тутъ,- сказалъ онъ,- а я пойду посмотрѣть, куда идти. Если ночью не будетъ темно, пойдемъ ночью, а если будетъ очень темно - на разсвѣтѣ. Бѣда только, что мгла тянетъ.

   - Какъ бы ты не провалился куда-нибудь, тятька.

   - Буду дѣлать знаки на скалахъ, а то во мглѣ сразу голову потеряешь. Сразу потеряешь.

   - Возвращайся скорѣе.

   - Только погляжу. Стерегите этого человѣка!

   - О! Ужъ мы его устережемъ! Бѣги, тятька, что есть духу!

   - Мигомъ.

   Куба ушелъ.

   Дѣвки поѣли. Викта развязала охотнику ротъ, дала и ему поѣсть. Смѣлый онъ былъ человѣкъ, началъ шутить, самъ надъ собой смѣяться, что дѣвкамъ дался въ руки.

   - Что вы со мной сдѣлаете? - спросилъ онъ.

   - Развяжемъ тобѣ ноги, чтобъ ты помогъ намъ награбленное добро нести. А потомъ убьемъ. Такъ тятька рѣшилъ.

   - Э, чего меня убивать?

   - А то ты насъ выдашь!

   - Не выдамъ! Клятву дамъ!

   - Какъ тятька рѣшитъ, такъ и будетъ.

   Викта дала ему поѣсть, Улька принесла ему бутылку съ водкой и поднесла къ губамъ; Рузя тоже встала и принесла ему вина. Викта подложила ему свою душегрѣйку подъ голову; Рузя подложила другую подъ спину; Улька сейчасъ же встала и накрыла отцовскимъ плащомъ его ноги отъ холода. Такъ онѣ его больше и не связывали. Просили его разсказывать. Слушали его. Чуть одна спроситъ, не хочетъ ли онъ ѣсть, другая спѣшитъ сейчасъ спросить, не хочетъ ли онъ пить, а третья на нихъ злится. Сначала онѣ смотрѣли на него смѣло. Но потомъ одна стала поглядывать на другую, не смотрятъ ли сестры. Встрѣчаясь глазами, онѣ краснѣли. Онъ былъ молодъ, всего, можетъ быть, лѣтъ двадцати пяти. Парень рослый, сильный, со свѣтлой коротко остриженной бородкой, съ синими глазами; одѣтъ онъ былъ въ охотничье платье.

   Мгла все сгущалась и сгущалась.

   Дѣвки одна за другой выходили смотрѣть. Стало смеркаться.. Старикъ не возвращался. Пока ждали,- подошла и ночь.

   Дѣвки сложили костеръ. Онѣ были увѣрены, что никто за ннми не гонится и что въ такой мглѣ ни огня, ни дыма не видно.

   Затянули хорошенько на охотникѣ веревки и улеглись спать у костра, положивъ охотника въ средину. Ротъ ему завязали. Отецъ велѣлъ, чтобы такъ было.

   Когда Рузя проснулась, мглы уже не было; ясная ночь. Черныя горы надъ озеромъ, а озеро, какъ черная пасть. Мѣсяцъ свѣтилъ съ неба; только половина его виднѣлась.

   Тихо.

   Рузя подняла голову съ земли, смотритъ: охотникъ лежитъ, какъ прежде, повернувшись бокомъ къ огню; съ другой стороны ложитъ Улька, у ногъ его Викта. Рузя лежала у его головы. Показалось ей, что Улька только притворяется, что спитъ, а Викта отодвинула голову, когда она подвинула свою. Показалось ей, что сестры лежатъ страшно близко къ охотнику, ближе, чѣмъ когда ложились спать. Придвинулась и она къ нему.

   Стала она медленно подвигаться къ нему, но, должно быть, тоже дѣлала и Улька, потому что Рузя столкнулась колѣнами съ ея головой.

   Вздремнулось Рузѣ.

   Просыпается она черезъ минуту; видитъ, что ея колѣни отодвинуты и опираются о плечи Ульки; она почти вся влѣзла между ней и охотникомъ. Подняла она голову: Викта прижалась къ ногамъ охотгика. Тотъ спитъ или притворяется.

   Взорвало Рузю.

   - Чего ты толкаешься?! - говоритъ она Улькѣ.- Подвинься! - И толкаетъ ее въ плечо.

   - Сама подвинься! - отвѣчаетъ Улька.

   Замолчали. Какой то хрипъ поднялся въ груди у Рузи; и Улька дышитъ такъ, что у нея ноздри свистятъ. Ничего не говорятъ другъ другу, а только давятъ одна другую: Рузя Ульку въ плечи, а Улька Рузю въ колѣни: оттолкнуть хотятъ другъ друга.

   А у Викты въ груди огонь. Подвигается она, подвигается, какъ змѣя, къ ногамъ охотника все ближе и ближе. И слышитъ, какъ Рузя говоритъ: Не толкайся! Отодвинься туда, гдѣ лежала?

   - Ты отодвинься! Гдѣ я лежала, тамъ и лежу!

   - Неправда! Мнѣ холодно!

   - Подбрось дровъ!

   - Сама подбрось!

   Замолчали.

   - Эхъ! Какъ толкну я тебя! - говоритъ черезъ минуту Рузя.

   - А я тебя! - отвѣчаетъ Улька.

   Снова замолчали. Сопѣли, сопѣли; наконецъ, Виктѣ показалось, что онѣ заснули. Вздремнула и она. Вдругъ, что то толкнуло ее въ лицо. Открываетъ, глаза,- смотритъ: Улька наклонилась надъ охотникомъ, почти лежитъ на немъ, руки на немъ держитъ.

   Какое-то бѣшенство охватило Викту. Она вскочила на колѣни:

   - Что ты дѣлаешь, Улька?!

   Въ ту же минуту проснулась Рузя и тоже вскочила съ земли. Улька не успѣла отнять рукъ отъ охотника,- смотрятъ другъ на друга.

   - Улька! - грозно окликнула Рузя.

   - Ну!? - отвѣчаетъ Улька, а голосъ ея дрожитъ отъ волнен³я.

   - Ты?!

   - Ну?!

   - Оставишь?!

   - А ты что?!

   - Чего ты хочешь?!

   - А ты?!

   - Я его схватила!?

   - А я его вязала!

   - Можетъ быть, ты его развязать хотѣла?!

   - А ты чего бы хотѣла?! А если бы я его и развязала, такъ что?!

   - Мой онъ!

   - Такой же, какъ и мой!

   - Твой?!

   - Попробуй взять его у меня!

   - Если захочу!

   - Или если я захочу!

   - Ты?!

   - А, можетъ быть, ты?!

   Пододвинули лица другъ къ другу. Виктѣ казалось, что онѣ зубами другъ другу грозятъ, такъ близко онѣ были одна отъ другой.

   - Уйди! - крикнула Рузя и схватила охотника за плечи.

   - Ты уйди! - крикнула на нее Улька, обнимая его за поясницу.

   При свѣтѣ огня Викта увидѣла какой-то дьявольск³й, бѣшеный гнѣвъ на лицѣ Рузи. Она вскочила на ноги, толкнула Ульку ногой такъ, что та пошатнулась, схватила охотника подъ мышки и подняла надъ землей, словно хотѣла его оттащить. Виктѣ казалось, что Улька бросится на Рузю, но должно быть, она ея испугалась; только оттолкнула Викту изо всей силы. Викта присѣла отъ удара и вскочила въ бѣшенствѣ на ноги. Улька схватила охотника за ноги у колѣнъ, чтобы не дать Рузѣ тянуть его, а Викта, сама почти не зная, что дѣлаетъ, въ какомъ-то слѣпомъ порывѣ обняла его подъ ляжками. И начали онѣ тянуть его, рвать каждая въ себѣ. Изъ завязаннаго рта охотника слышалось хрипѣнье, сначала онъ хотѣлъ кричать, потомъ застоналъ. Улька, самая сильная, тащила его къ себѣ за ноги; Викта невольно ей помогала. Онѣ уже оттянули къ себѣ Рузю на шагъ, другой, трет³й.

   - Кому же онъ достанется? - простонала Улька.

   Рузя хотѣла опереться ногой о камень, но не успѣла. Сестры еще потянули ее къ себѣ на два шага. Тогда она крикнула:

   - Ну, такъ берите его себѣ! - рванула тѣло къ себѣ изо всѣхъ силъ и со всего размаха ударила охотника головой о камень. Страшный стонъ вырвался изъ-подъ тряпки на губахъ. Изъ головы брызнула кровь и мозгъ.

   Упавъ изъ рукъ Рузи, охотникъ вывалился и изъ рукъ Викты и Ульки. Онѣ опустили его въ ужасѣ.

   - Ты убила его! - крикнула Викта.

   - Убила! - повторила Улька.

   - Убила! - отвѣтила Рузя. - Теперь онъ вашъ!

   Она оперлась о скалу спиной, готовясь къ борьбѣ.

   Викта стала на колѣни передъ неподвижнымъ охотникомъ, сняла у него повязку со рта. Онъ застоналъ, но слабо, едва слышно; должно быть, это былъ послѣдн³й вздохъ. Улька бросилась за ножомъ, разрѣзала веревки, которыми онъ былъ связанъ. Онъ еще разъ пошевельнулся. И, должно быть, померъ.

   - Убила она его! - шепнула Улька.

   - Убила! - повторила Викта.

   Онѣ стояли передъ нимъ на колѣняхъ, одна съ повязкой въ рукѣ, другая - съ ножомъ, обѣ въ крови.

   Рузя отвернулась, минуту постояла неподвижно, а потомъ начала какой-то палкой разбрасывать костеръ. Остались только тлѣвш³е, перегорѣвш³е дрова и угли. Стало темно.

   Въ эту минуту неподалеку раздался голосъ Кубы Водяного:

   - Гей! гей!..

   - Тятька идетъ! - вздрогнула Улька.

   - Здѣсь вы? Чего вы костеръ разбрасываете! - кричалъ Куба. Приближаясь, онъ говорилъ:

   - Мгла меня закружила; думалъ, что пропаду! Совсѣмъ одурѣлъ! Шелъ, какъ слѣпой! И завело меня, чертъ дери, въ так³я трущобы, что казалось, такъ тамъ и придется остаться. А тутъ еще ничего не видно: мгла и мгла. Чуть меня ангелы съ этихъ горъ не сняли... Такъ и проблуждалъ я, кружило меня во всѣ стороны... А это что?! Во имя Отца и Сына! Да что же это, чертъ васъ дери!?

   Онъ подошелъ и увидѣлъ при лунномъ свѣтѣ охотника, который неподвижно лежалъ на землѣ съ развязаннымми руками и и ногами.

   - Что случилось?! Онѣмѣли вы, что ли?

   Онъ схватилъ сухую вѣтку, приготовленную для костра, зажегъ ее, раздулъ и сталъ глядѣть.

   - Голова у него разбита! Во имя Отца и Сына! Кто же это сдѣлалъ? Что онъ - развязался и бѣжать хотѣлъ?

   Онъ осматривалъ его все тщательнѣе, говоря про себя:

   - Одежда на немъ изорвана, головой о камень ударился... Веревки ножомъ перерѣзаны... не разорваны... нѣтъ!..

   Обернулся къ дочкамъ:

   - Это вы его, какъ орлы, разорвали?..

   Дѣвки молчали.

   - Да что же онъ сдѣлалъ? Вѣдь самъ онъ о камень не ударился, не сорвался со скалы... Что же онъ сдѣлалъ?

   Дѣвки молчали.

   Куба Водяной привыкъ, чтобы всѣ его слушались въ семьѣ; онъ топнулъ ногою отъ злости и гнѣвно крикнулъ:

   - Да скажете, вы, чертовы бабы, или нѣтъ?!

   Дѣвки стояли около охотника и молчали. Рузя смотрѣла на отца быстрыми, широкооткрытыми глазами, Улька отвернула лицо въ сторону, Викта воткнула въ ротъ конецъ передника и опустила голову.

   Куба Водяной потерялъ, наконецъ, терпѣн³е, схватилъ первую попавшуюся подъ руку палку и подбѣжалъ къ Виктѣ.

   - Скажешь, или нѣтъ? Чучело гороховое!

   Викта испугалась, попятилась, заслонилась рукой и крикнула со страхомъ:

   - Мы его убили!..

   Куба Водяной остановился, словно его кто-то схватилъ изъ-подъ земли за пятки. Минуту простоялъ онъ въ онѣмѣн³и, потомъ вскрикнулъ:

   - Убили?!

   - Убили!.. - повторила Викта и добавила быстро съ тревогой: - Рузя его убила!

   Куба Водяной не могъ придти въ себя отъ изумленья.

   - Я даже испугался... - сказалъ онъ.- Убили? Да зачѣмъ? Отчего? Что онъ - перерѣзалъ веревки, когда вы спали, и бѣжать хотѣлъ? Или до васъ добирался? Да вѣдь онъ былъ связанъ... Что за чудо?! Или вы сами перерѣзали на немъ веревки?

   - Сами, да только ужъ на трупѣ,- сказала Викта.

   Куба Водяной открылъ ротъ отъ изумлен³я.

   - Тутъ рехнуться можно! - сказалъ онъ.- Такъ вы его связаннаго замучили.

   Дѣвки молчали.

   - За что?

   Рузя стала смотрѣть въ землю, Улька еще больше отвернула лицо, а Викта снова взяла конецъ передника въ ротъ и опустила голову. Куба Водяной стоялъ передъ ними и по очереди смотрѣлъ на нихъ при свѣтѣ мѣсяца, который вышелъ изъ за тучъ и висѣлъ надъ обрывомъ Батыжовецкихъ горъ, искрясь на покрытыхъ снѣгомъ скалахъ.

   - Да что же, вы его сьѣсть хотѣли, или какъ? - спросилъ онъ черезъ минуту.

   Долго смотрѣлъ онъ на нихъ. - Гм...- сказалъ онъ,- чего жъ вы такъ стыдитесь. Головы опустили, не смотрите на меня смѣло... Эй! - крикнулъ онъ вдругъ, снова впадая въ бѣшенство,- или вы мнѣ сейчасъ скажете, или,- вотъ вамъ крестъ,- я васъ, тысяча чертей, изрублю всѣхъ!

   Онъ схватилъ топоръ въ безумномъ гнѣвѣ. Викта и Улька отскочили въ страхѣ, хоть онъ и съ мѣста не двинулся, а Рузя отозвалась горловымъ голосомъ.

   - Вырвать его у меня хотѣли... Мой онъ былъ... Вотъ за что...

   Куба Водяной опять страшно изумился.

   - Вырвать? - повторилъ онъ.- Какъ такъ? Понять не могу!.. Какъ вырвать? Зачѣмъ?..

   - Улька къ нему лѣзла,- сказала Рузя.

   - И Викта тоже! - быстро проговорила Улька.

   - И Рузя! - крикнула Викта, обидѣвшись.

   - Обѣ лѣзли! - сказала Рузя.

   - И ты тоже! Еще больше! - закричали Улька и Викта вмѣстѣ.

   - Ты первая лѣзла! - кричала Улька.

  &nb