Неизвестные Авторы - Русские повести 15-18 веков

сему граду, освятив воду и, пришед в татары, исцели сына царева. Царь же врадовася с всем домом и со всею ордою своею и повеле давати владыце оброкы годовнии в дом святыя богородица. * Некто же отрок, брата царева сын, юн сый, предстоя пред царем всегда, слыша поучения святаго владыкы, умилися душею и прослезися, выходя на поле уединялся и размышляя: "Како си веруют цари наши солнцу сему и месяцу, и звездам и огневи. И кто сей есть истенный бог". Размышляя, акы древний Аврам; от благаго корене леторасль блага, а сей отрок от злаго корене леторасль блага. И умысли сице: ити с святым владыкою и видети божницу русский земля и чюдеса, бываема от святых. И глаголаше: "В наших странах от солнца сего и от месяца и от звезд и от огня чюдеса не бывают". Бе то тогда отцю его, брату цареву, умершу, а матери его держащи многа имения ему. Он же вся та ни во что же мняше душею своею, разве единоя веры. Мати же вся слезящи о размысле отрока и показа ему имения многа отца его. Он же вся та разда нищим татарскым требующим и многа имения владыце вдав.

   И утаився всех. Акы древний Мельхиседек, * сын царев, избежа, велию себе благодать прежде крещения приобрете, иерей саном почтеся, тако и сей отрок прежде крещения сице в разум, О таковых бог в евангелии рече: "Мнози будут первии последний, а последний первии". И прииде с владыкою в Ростов, виде церковь, украшену златом и жемчюгом и драгым камением, акы невесту украшену. В ней пения доброгласная, яко же ангельска: бе бо тогда в церкви святыя богородица левый клирос греческы пояху, а правый русскыи.

   Слышав же сия отрок, сый в неверии, и огнь возгореся в сердци его, взыде луна в уме его, возсия солнце в души его, припаде к ногама святаго владыкы и рече: "Господи, святче божий, аз размышлях о бозех царевых и о родительскых, и о солнци и о луне, и о огни, яко тварь суть, а ваша вера права и добра, ваш бог истинный. Молю тя, да бых и аз приял святое крещение". Владыка же почти его и повеле ждати, бе бо размышляя о искании отрока.

   И по мале времени царю Берке умершу, Орде мятущеся и искания отроку не бе, крести сего отрока святый владыка * и нарече имя ему Петр. И бе Петр в учении господни по вся дни. в святилище у владыки. И преставися святый владыка Кирил, и погребоша его честно с песньми, вечная ему память. И прия престол святый владыка Игнатий * и нача крыти оловом и дно мастита мрамором храм святыя богородица ростовския; в Орду ходя, емля оброкы царския. Петр же яко навыче у владыкы молитвы плачевныя, дневныя и нощныя приносити к богу и непристаннаго поста не оставался.

   И царския своея не преставая утехы: бе выездя при езере ростовстем * птицами ловя. И единою же ему при езере ловящу, по обычней молитве усну. И вечеру глубоку сущу, и приидоста к нему два мужа светла сущу, акы солнце, и возбудиста и глаголюще: "Друже Петре, услышана бысть молитва твоя, и милостыня твоя взыдоша пред богом". Оле чюдо, брате, како не удивимся милостивней силе, в неверии раздаянне, а в вере услышанной быти. Аки древний Евстафий Плакыда * в неверии милостыня дая бе, а в вере, како и сий, сугубы и аде прия мзды многи и по труде царствие небесное. О сей бо милостыни господь рече своими усты: "Не пять ли птиц на единой цениста цате, ни едина их не забвена есть пред богом". Тако ти и сего блаженнаго Петра милостыни в неверии раздаянна, а в вере и молитве услышана бысть. Петр же, возбнув, виде два сия мужа, паче возраста человечя, мнети ему от ужасти аки до облак, а светлостию акы весь мир осияющи. В ужасти востав и падеся дващи, воста и падеся и в третий такожде. Сия же светлая мужа яста и за руку и глаголаста ему: "Друже Петре, не бойся, ве есве послани к тебе богом, во нь же верова, крестися, укрепит род твой и племя и внуци твои до скончания мира и воздати тебе мзду милостыня твоея, а противу трудом твоим вечная благая приимеши". И вдаста ему два мешца и глаголаста: "Возьми сия мешца, в едином ти злато, а в другом сребро. Утро да идеши в град, вымени три иконы - икону святыя богородица с младенцем, икону святаго Дмитрия и святаго Николы - и вдаси на них, еже просят менящи". Петр же возрев на ня и видя акы человека, и взя мешца и мнев, акы в татарех племя его укрепляета, не разуме глаголемаго им. И, собра ума, рече има: "Господия моя, аще воспросят менящии из мешец от икон, что сотворю. А вы кто есте". И реста ему два светлая мужа: "Мешца сия да держиши у собе в запазусе, инеми и неведоми, а вопросят менящии девять сребряных, а десятый злат, и ты даждь по единому, и взем иконы да иди ко владыце и рци ему: "Петр и Павел, Христова апостола, посласта мя к тобе, да устроиши церковь, идежеазспах при езере". А се знамение ею иконы сия вымених, а мешца сия вдаста ми, да что ми велиши сотворити. И елико ти речеть сотворити, сотвори. А ве есве Христова апостола Петр и Павел". И невидима быста. Смотрите, братие, не ложь есть рекый; прославляюща мя, рече, прославлю; како ти сего Петра бог прослави милостыня его ради.

   Той же нощи и владыце явистася страшна святая апостола и реста ему: "Да устроиши церковь из епископия слузе нашему Петру, много бо владыце злата в епископию вдал, и освятиши ю в наше имя. Аще ли сего не сотвориши, то смертию умориве тя". И, се рекша, невидима быста. И святый Игнатий востав от сна и размышляя о видении, злата и сребра многа в епископии бе.

   Призва князя * и рече ему: "Что сотворю, не веде. Явиста ми ся Петр и Павел, акы на иконе зрак ею, устраши мя, а глаголы ею: устроити церковь свою. Не вем: где, камо". Князь же рече ему: "Вижду тя, господине, ужасна суща".

   Сия же им беседующим в епископии, и узре князь Петра идуща от церкви святыя богородица в епископию, и свет сияюще от икон его выше церкви, паче огня, и ужасеся и рече: "О владыко, что есть сий огнь". Сии мнети им человека горяща, ин же никто же не видяще огня. Петр же утро иде в град, взем иконы пред князем и пред владыкою и поклонися до земли и рече: "Владыко, Петр и Павел, Христова апостола, посласта мя к тебе, да устроиши церковь, иде же аз спах при езере, а се ти есть знамение их, а мешца сия вдаста ми, и да что ми велиши сотворити". Бе же в то время пред службою. Князь же и владыка встаста и поклонистася святым иконам и не ведяху, откуду суть, писца в граде не бысть их, Петра знаяху уна суща и от тотар. И вопрашахут его: "Кто суть менящий иконы сия". Петр же рече: "На торгу вымених аз, господии". И размышляху о видении, аще сему быти. Свет же в храмине от икон иде же беяху, акы солнце, и вси предстоящи ужасошася. И по службе пев молебны владыка Игнатей святей госпожи богородици и святому Димитрию и святому Николе, и почти святый Игнатей Петра и повеле взыти на колесницу с иконами и повеле ити до места, иде же спа Петр. Владыка же и князь и весь град проводиста с песньми иконы до места Петрова, и на месте спания его пояста молебны святым апостолом. Князь же и владыка на молебене с слезами и радостию призываста имя святых апостол Петра и Павла и обрекоста им домы и села. Сий молебен пояху, и людие соградиша повелением князя, привезши из града и оплотом оградивше, и возвратишася, и ту Петр иконы постави.

   Князь же всед на конь и, глумяся, рече Петру: "Владыка тебе церковь устроит, а аз места не дам. Что сотвориши". Петр же рече: "Повелением, княже, святых апостол аз куплю у тебя, елико отлучит благодать твоя от земли сия". Князь же, яко виде мешца Петровы в епископии, помолча, помысли: "У тебе колико отлучить от ужасти владыкы, от святых апостол". И рече к себе: "Аще мощно сему быти, яко при Илии бысть: горсть мукы не оскудеет, водонос воды не погибнет, чванец масла не умалится". И рече, играя, Петру: "Петре, вопрошу тя: яко же вдал еси на иконах, тако же по моей земли кладеши ли девять литр сребра, а десятую злата. Сотвориши тако?" Петр же рече: "Святии апостоли рекоша ми, яко же владыка ми повелит сотворити, сотворю. Да вопрашаю, господин". И вопроси владыкы. Владыка же взем крест, благослови Петра и рече: "Чадо Петре, господь рече своими усты: "Всякому просящему у тебе дай", и ты убо, чадо, не пощади имения родитель, пишет бо ся: "Чванец масла не умалится, горсть мукы не оскудеет". Молитвою, чадо, святых апостол род твой благословен будет, дай же князю волю, яко же хощет". Петр же поклонися владыце до земли и, верова глаголом его, пришед к князю и рече ему: "Да будет, княже, воля святых апостол и твоя".

   И повеле князь изврещи вервь от воды до ворот и от ворот до угла, от угла возле езеро - се место великое. Петр же рече: "Да повелиши, князь, ров копати, яко же в Орде бывает, да не будет погибения месту тому". И бысть тако. И гражане, иже провожаху иконы, в той час ископаша ров, иже есть доныне. Петр же нача от воды класти, емля из мешец по единому, девять литр сребра, а десятую злата, и наполниша возила Петровых кун, и ти колесници, на них же клеть возими, едва можаху како двизатися им. Видев же князь и владыка множество злата и сребра, еже бы десять выход дати, а мешца целы, и реша к себе: "Что се есть, господи, не по нашим грехом сея сотвори; велию бо благодать человек сий обрете пред богом, дивимся милости твоей и силе святых апостол". И поставиша стражы у двора Петрова обещанныя люди, иже на молебене, и повелеша Петру ити на конь. И бысть радость велика в граде, почтиша Петра великою честью и многими дары и на многи дни поюще молебены, прославляху бога и святых апостол о чудеси, бывшим в наша дни, и многу даянию бывшу милостыня и кормление нищим.

   Не ведяше же Петр, что се сотворися о чюдеси сем и бе молча, уединялся. И видев же владыка и князь Петра умолкающи и реша к себе: "Аще сей муж, царево племя, идет в Орду, и будет спона граду нашему. Бе бо Петр возрастом велик, а лицеи красен". И реша ему: "Петре, хощеши ли, поймем за тя невесту". Петр же, прослезися, отвеща князю и владыце: "Аз, господин, возлюбих вашу веру и оставих родительскую веру, приидох к вам. Воля господня да ваша буди". Князь же поя ему от великих вельмож невесту, беша бо тогда в Ростове ординстий вельможа. Владыка же венча Петра и устрой церковь ему и святи ю по заповеди святых апостол.

   Князь же поимаше Петра на царскую утеху, около озера с ястребы тешаше его, дабы ся в нашей вере удержал. И рече ему князь: "Велию бо ты благодать обрете пред богом и граду нашему. Писано бо есть, что "воздам господеви от всех, яже воздаст нам". Приими, Петре, малое се земли нашея вотчины противу дома святых апостол от езера сего. Аз тебе грамоты испишу". Отвеща же Петр: "Аз, княже, от отца и от матери не знаю землею владети и грамоты сия чему суть". Князь же рече: "Аз тебе все уряжу, Петре. А грамоты суть на се: да не отъимают тех земель мои дети и внуци у твоих детей к внуков по нас". Петр же рече: "Да буди, княже, воля господня". И повеле князь пред владыкою писати грамоты множество земель от езера, воды и лесы, яже суть и доныне. И урядиша Петру домы по его землям. Орда же тогда тиха бе на многа лета.

   Бяху бо Петрови сладци ответи и добрыя обычая во всем. И тольми любляше князь Петра, яко и хлеба без него не яст, яко владыце братати их в церкви с князем. И прозвался Петр братом князю. И родишася Петру сынове в него место.

   И по малых летех святый епископ Игнатей преставися и прият царство небесное, и вечная ему память. Старый же князь по владыце не по мнозех днех преставися. И сего князя дети зваху Петра дядею и до старости. И мирна лета много живша, преставися Петр же в глубоце старости, в мнишеском чину к господу отъиде, его же возлюби; и положиша у святаго Петра и Павла у его спалища. И от того дне уставися монастырь сей. * Внуци же стараго князя * забыша Петра и добродетель его и начата отъимати лузи и украины земли у Петровых детей. Сын же Петров шед в Орду, еказася брата царева внук. Возрадовашася дяди и почтиша его и многы дары даша ему и посол у царя исправиша ему. Пришед же посол царев в Ростов и возрев грамоты Петровы и стараго князя и суди их. И положи рубежы землям по грамотам стараго князя и оправи Петрова сына и дав ему грамоту с златою печатаю, еже у младых князей и внук стараго князя по цареву слову. И оттоиде. И младыи же князи к собе и к своим бояром начата глаголати: "Слышахом, еже родители наши зваху дядею сего отца Петра, дед бо наш много у него сребра взя и братася с ним в церкви, а род татарскый, кость не наша. Что се есть нам за племя. Сребра нам не остави ни сей, ни родители наши". И такими беседами беседующим им и не искаху чюдотворения святых апостол, а прародитель забыта любовь. И тако пожиша лета многа, зазирающим Петровым детем, еже в Орде выше их честь приимаху. Сыну же Петрову родишася сынове и дщери, и в глубоце старости к господу отъиде.

   Внук же Петров, именем Юрие, яко же навыче у родитель своих честь творити святей госпоже богородице в Ростове и гривны на ню возлагати и пирования владыкам и клиросу и собору церковному и праздником святых апостол Петра и Павлова их памяти ради, и творити родитель и прародитель вечная их память по вся лета. Ловцем же их задевахутся рыбы паче градских ловцев. Аще бы играя, петровстии ловци ввергли сеть, то множество рыб извлечаху, а градстии ловци, труждающеся много, оскудеваху. И реша же ловци князем: "Господие князи, аще петровстии ловци не престанут ловити, то езеро наше будет пусто. Они бо вся рыбы поимаху". Правнуци же стараго князя глаголаша Юрию: "Слышахом исперва, еже дед ваш грамоты взя у прародитель наших на место монастыря вашего и рубежи землям его, а езеро есть наше, грамоты нань не взясте, да уже не ловят ловци ваши". И сбыстся пророчество стараго князя, брата Петрова, иже рече о обиде внук пред грамотою.

   Слышавше сия Юрие, внук Петров, и поиде в Орду, сказася правнук брата царева. Дяди же его честьми мнозими почтиша и дары многы даша ему и посол у царя исправиша ему. Прииде же посол в Ростов и седе при езере у святаго Петра и Павла, и бысть боязнь князем царева посла, и суди их со внукы Петровыми. Юрий же пред послом положи вся грамоты, и посол возрев на грамоты и рече князем: "Не ложь ли суть грамоты сия купля, ваша ли есть вода, есть ли под нею земля, можете ли воду снята с земли тоя". И отвещаша князи: "Ей, господине, не ложь грамоты сия; а земля под нею есть; вода наша есть отчина, господине; а сняти ея не можем, господине". И рече посол царев, судия: "Аще не можете сняти воду с земля, то почто своею именуете. А се творение есть вышняго бога на службу всем человеком". И присуди по земле и воду внуку Петрову Юрию посол царев: "Како есть купля землям, тако и водам". И вдаст Юрию грамоту с златою печатию по цареву слову и отъиде. Князи же ростовстии не можаху зла сотворити ничто же Юрию. И утишися житие их на многа лета и славяху бога, яко же навыкоша у родитель и творити память святым апостолом с слезами и радостию, поминающе с воздыханием чюдеса их, и памяти поминати годовнии родитель с великыми милостынями.

   И вырасте же правнук Петров - у Юрия сын Игнат. И при его животе содеяся се. Прииде Ахмыл на русскую землю * и пожже град Ярославль и поиде к Ростову с всею силою своею, и устрашися его вся земля, и бежаша князи ростовстии, и владыка побеже Прохор. Игнат же извлек меч и угна владыку и рече ему: "Аще не идеши со мною противу Ахмыла, то сам посеку тя. Наше есть племя и сродичи". И послуша его владыка и с всем клиросом, в ризах, взем крест и хоруговь, поиде противу Ахмыла. А Игнат пред кресты с гражаны и, взем тешь царскую, кречеты, шубы и питие, край поля и езера, ста на колену пред Ахмылом и сказася ему древняго брата царева племя. "А се есть село царево и твое, господине. Купля прадеда нашего, идеже чюдеса сотворяхуся, господине". Страшно же видети рать его вооружену. И рече Ахмыл: "Ты тешь подаеши, а сии кто суть в белах ризах и хоруговь сия, еда сещися с нами хотят". Игнат же отвеща: "То богомольци царевы и твои суть, да благословят тя, а се ношаху божницу по закону нашему".

   В то же время у Ярославля в тяжце недузе бысть сын Ахмылов, вожахут его на возилех. И повеле привести сына, да благословит и Владыка же Прохор * святив воду и вда ему пити и благослови его крестом. И бысть здрав. Ахмыл же видев сына здрава и сниде с коня противу крестов и воздев руце на небо и рече: "Благословен бог вышний, иже вложи им в сердци ити дозде. Праведен еси, господине епископ Прохор, яко молитва твоя воскреси сына моего. Благословен же и ты, Игнате, иже упасе люди своя и соблюде град сей. Царева кость, наше племя, еже ти зде будет обида, да не ленися ити до нас". Ахмыл же, взем 40 литр сребра, вдаст владыце, а 30 литр вда клиросу его, и взя тешь у Игната, целова Игната, и поклонися владыце, и взыде на конь и отъиде восвояси. Игнат же проводи Ахмыла и возвратися с владыкою и с гражаны, возрадовася и, пев молебены, прославиша бога.

   Дай же, господи, утеху почитающим и пишущим древних сих прародитель деяния и зде и в будущем веце покой. А Петрову всему роду соблюдение и умножение животу. И не оскудеет радость бес печали, вечная их памяти до скончания мира. И о Христе Иисусе господе нашем, ему же слава и держава, честь и поклонение и ныне и присно и в векы веком. Аминь.

  

  

  

   Бе убо некто человек млад верстою именем Меркурий во граде Смоленске. Благочестив сый. В заповедех господних поучаяся день и иощь, цветый преподобным житием. Постом и молитвою сияя бо, яко звезда богоявленна посреде всего мира. Бяше бо умилен душею и слезен. Часто прихождаше ко кресту господню молитися за мир. Зовомый Петровскаго ста. *

   Бе бо тогда злочестивый царь Батый пленил Рускую землю, * безвинную кровь пролия, аки воду сильну, и християн умучи. И пришед той царь с великою ратию на богоспасаемый град Смоленск, и ста от града за 30 поприщ, и многи святыя церкви пожже и християн поби и твердо вооружашеся на град той.

   Людие же бяху в велицей скорбе, неисходно пребывающе в соборной церкви пречистыя богородицы; * умильно вопиюще с плачем великим и со многими слезами ко всемогущему богу и пречистей его богоматере и ко всем святым, еже сохранитися граду тому от всякого зла.

   Се же бысть некое смотрение божие ко гражаном. Вне града бысть близ за Непр рекою в Печерстем монастыри * преславно явися пречистая богородица понамарю тоя церкви и рече: "О человече божий, скоро изыди ко оному кресту, идеже молится угодник мой Меркурий, и рцы ему: "Зовет тя божия мати"". Он же шед тамо и обрете его у креста молящася богови и возва его именем: "Меркурие!" Он же рече: "Что ти есть, господине мой!" И глагола ему: "Иди скоро, брате, зовет тя божия мати в печерскую церковь".

   Паки же вшед богомудрый во святую церковь и виде пречистую богородицу на злате престоле седяща, Христа в недрех имуща, обстоима ангельскими вой. Он же, паде пред ногама ея, поклонися с великим умилением, ужасен бысть. Востави его от земля пречистая мати божия и рече ему: "Чадо Меркурие, избранниче мой, посылаю тя, иди скоро сотвори отмщение крови християнская. Шед победи злочестиваго царя Батыя все войско его. Потом приидет ти человек, красен лицем, вдай же ему в руце все оружие свое, и усечет ти главу. Ты же ю возьми в руку свою и прииди во свой град, и тамо приимеши кончину, и положено будет твое тело в моей церкви". Он же зело о том востужи и восплака и глагола: "О пресвятая госпоже владычице, мати Христа бога нашего, како аз окаянный и худый, непотребный раб твой, на толикое дело твое силен быти? И не достало ли ты небесныя силы, владычице, победита злочестиваго царя!" И взем благословение от нея, и весь вооружен бысть, и отъиде, поклонився до земля, и изыде из церкви. И обрете ту прехрабра коня стояща, и воссед нань, и исшед из града. И, дошед полки злочестиваго царя, божиею помощию и пречистыя богородицы побивая враги, собирая християн пленных и отпущая во град свой, прехрабро скакаше по полком, яко орел по воздуху летая.

   Злочестивый царь, ведев таково побеждение людей своих, велиим страхом и ужасом одержим бысть и скоро отбежа града того без успеха в мале дружине. И пришед во Угры, и тамо злочестивый Стефаном царем убиен бысть. *

   Таже предста Меркурию прекрасен воин. Он же поклонися ему и вда все оружие свое и яреклонь главу свою, и усечен бысть. И тако блаженный взем главу свою в руку свою, а в другую руку коня своего, и пришед во град свой беэгларен. Людие же, видевше тако, удивляющеся божию строению. И дошед врат Мологинских, * ту же вышла по воду некая девица и зря святаго без главы идуща и начат святаго нелепо бранити. Он же в тех ератех возлеже и предаст честне душю свою господеви. Конь же той не видим бысть от него.

   Того же града архиепископ пришед со кресты со множеством народа, хотя взяти честное тело святаго. И не вдася им святый. Тогда бысть велий плач в людях и рыдание, что не восхоте поднятися святый. Таже бысть архиепископ в велице недоумении, моляся богови о том. И се глас бысть к нему, глаголя: "О слуго господень, о сем не скорби: кто посла на победу, той и погребет его". Святому же ту лежащу 3 дни непогребенну. Архиепископ же той всю нощь без сна пребываше, моляся богови, да явит ему бог тайну сию. И зря во оконце свое опасно прямо соборный церкве. Се же видит ясно в велицей светлости, аки в солнечной зари, исшедши ис церкви пречистая богородице со архистратиги господни Михаилом и Гавриилом. И дошедше места того, идеже лежаше тело святаго, взем же пречистая богородица в полу свою честно тело святаго и принесите во свою соборную церковь и положи на месте своем во гробе, идеже есть и до ныне всем видим бысть, содевая чюдеса в славу Христу богу нашему, благоухая яко кипарис.

   Архиепископ же ко утренней вшед в церковь, виде чюдо преславно - святаго лежаща на своем месте почивающа. Таже стекшеся людие и видивше чюдо то и прославиша бога.

  

  

  

   Сей убо русийстей земли град, нарицаемый Муром. * В нем же бе самодержствуяй благоверный князь, яко же поведаху, именем Павел. * Искони же ненавидяй добра роду человечю диавол всели неприязненнаго летящаго змия к жене князя того на блуд. И являшеся ей своими мечты яко же бяше и естеством, приходящим же людем являшеся, яко же князь сам седяше з женою своею. Теми же мечты многа времена преидоша. Жена же сего не таяше, но поведаше князю, мужеви своему, вся ключшаяся ей. Змий же неприязнивый осиле над нею.

   Князь же мысляше, что змиеви сотворити, но недоумеяшеся. И рече к жене си: "Мыслю, жено, но недоумеюся, что сотворити неприязни тому. Смерти убо не вем, каку нанесу нань. Аще убо глаголет к тебе какова словеса, да воспросиши и с лестию о сем: весть ли сей неприязнивый духом своим, от чего ему смерть хощет быти. Аще ли увеси и нам поведавши, свободишися не токмо в нынешнем веце злаго его дыхания и сипения и всего екарядия, еже смрадно есть глаголати, но и в будущий век нелицемернаго судию Христа милостива себе сотвориши". Жена же мужа своего глагол в серцы си твердо приимши, умысли во уме своем: "Добро тако быти".

   Во един же от дний неприязнивому тому змию пришедшу к ней. Она же, добру память при сердцы имея, глагол с лестию предлагает к неприязни той, глаголя многи иныя речи, и по сих с почтением воспросив его, хваля, рече бо, яко "много веси, и веси ли кончину си, какова будет и от чего?" Он же, неприязнивый прелестник, прельщен добрым прельщением от верныя жены, яко непщева тайну к ней изрещи, глаголя: "Смерть моя есть от Петрова плеча, от Агрикова меча". *

   Жена же, слышав такову речь, в сердцы си твердо сохрани и по отшествии неприязниваго того поведа князю, мужеви своему, яко же рекл есть змий. Князь же, то слышав, недоумеяшеся, что есть смерть от Петрова плеча и от Агрикова меча. Имеяше же у себе приснаго брата, князя именем Петра; * во един же от дний призва его к себе и нача ему поведати змиевы речи, яко же рекл есть к жене его.

   Князь же Петр, слышав от брата своего, яко змий "арене тезоименита ему исходатая смерти своей, нача мыслити, не сумняся мужествене, како бы убити змия. Но и еще бяше в нем мысль, яко не ведый Агрикова меча.

   Имеяше же обычай ходит" по церквам уединяяся. Бе же вне града церковь в женстем монастыри воздвижения честнаго креста. И прииде ту един помолитися. Яви же ся ему отроча, глаголя: "Княже! Хощеши ли, да покажу ти Агриков меч?" Он же, хотя желание свое исполнити, рече: "Да вижу, где есть!" Рече же отроча: "Иди во след мене". И показа ему во олтарной стене межу керемидами скважню, в ней же лежаше меч. Благоверный же князь Петр взем меч той, прииде и поведа брату своему. И от того дни искаше подобна времени, да убиет змия.

   По вся же дни ходя к брату своему и к сносе своей на поклонение. Ключи же ся ему прийти во храмину ко брату своему. И в том же часе шед к сносе своей во храмину и видев у нея седяща брата своего. И, паки пошед от нея, вострете некоего от предстоящих брату его и рече ему: "Изыдох убо от брата моего к сносе моей, брат же мой оста в своем храму. Мне же, не косневшу ни камо же, пришедшу ко сносе моей и не свем и чюжуся, како брат мой напреди мене обретеся у снохи моей". Той же человек рече ему: "Никако же, господи, по твоем отшествии не изыде брат твой из своея храмины". Он же разумев быти пронырство лукаваго змия. И прииде к брату, рече ему: "Когда убо семо прииде? Аз бо от тебе из сея храмины изыдох, и нигде же ничесо же помедлив, приидох к жене твоей в храмину и видех тя с нею сидяща и чюдився, како напреди мене обретеся тамо. Приидох же паки скоро семо, ты же не вем како мя предтече и напред мене зде обретеся". Он же рече: "Никако же, брате, ис храма сего по твоем отшествии не изыдох и у жены своея никако же бех!" Князь же Петр рече: "Се есть, брате, пронырство лукаваго змия, да тобою ми ся кажет, аще не бых хотел убити его, яко неищуя тебе своего брата. Ныне убо, брате, отсюду никако же иди. Аз же тамо иду братися с змием, да некли божиею помощию убиен да будет лукавый сей змий".

   И взем меч, нарицаемый Агриков, и прииде в храмину к сносе своей и виде змия зраком аки брата си и твердо уверися, яко несть брат его, но прелестный змий, и удари его мечем. Змий же явися, яко же бяше и естеством, и нача трепетатися и бысть мертв и окропи блаженнаго князя Петра кровию своею. Он же от неприязнивыя тоя крови острупе, и язвы быша, и прииде нань болезнь тяжка зело. И искаше в своем одержании ото мног врачев исцеления и ни от единого получи.

   Слыша же, яко мнози суть врачеве в пределех Рязанския земли, и повеле себе тамо повести, не бе бо сам мощен на кони сидети от великия болезни. Привезен же бысть в пределы Рязанския земли и посла синклит свой весь искати врачев.

   Един же от предстоящих ему юноша уклонися в весь, нарицающу[ю]ся Ласково. И прииде к некоего дому вратом и не виде никого же. И вниде в дом и не бе, кто бы его чюл. И вниде в храмину и зря видение чюдно: сидяще бо едина девица, ткаше красна, пред нею же скача заец.

   И глаголя девица: "Нелепо есть быти дому безо ушию и храму безо очию!" Юноше же той не внят в ум глагол тех, рече к девице: "Где есть человек мужеска полу, иже зде живет?" Она же рече: "Отец и мати моя поидоша в заем плакати. Брат же мой иде чрез ноги в нави зрети".

   Юноша же той не разуме глагол ея, дивляшеся, зря и слыша вещь подобну чюдеси, и глаголя к девицы: "Внидох к тебе, зря тя делающу и видех заец пред тобою скача и слышу ото устну твоею глаголы странны некаки и сего не вем, что глаголеши. Первие бо рече: "нелепо есть быти дому безо ушию и храму безо очию". Про отца же своего и матерь рече, яко "идоша в заим плакати", брата же своего глаголя "чрез ноги в нави зрети", и ни единого слова от тебе разумех!" Она же глагола ему: "Сего ли не разумевши, прииде в дом сий и в храмину мою вниде и видев мя сидящу в простоте? Аще бы был в дому наю пес и, чюв тя к дому приходяща, лаял бы на тя: се бо есть дому уши. И аще бы было в храмине моей отроча и, видев тя к храмине приходяща, сказало бы ми: се бо есть храму очи. А еже сказах ти про отца и матерь и про брата, что "отец мой и мати моя идоша в заем плакати" - шли бо суть на погребение мертваго и тамо плачют. Егда же по них смерть приидет, инии по них учнут плакати: се есть заимованный плач. Про брата же ти глаголах, яко отец мой и брат древолазцы суть, в лесе бо мед от древня вземлют. Брат же мой ныне на таково дело иде и яко же лести на древо в высоту, чрез ноги зрети к земли, мысля, абы не урватися с высоты. Аще ли кто урвется, сей живота гонзнет: сего ради рех, яко чрез ноги в кави зрети".

   Глагола ей юноша: "Вижу тя, девице, мудру сущу. Повежь ми имя свое". Она же рече: "Имя ми есть Феврония". Той же юноша рече к ней: "Аз есмь муромскаго князя Петра, служай ему. Князь же мой имея болезнь тяжку и язвы. Острупленну бо бывшу ему от крови неприязниваго летящаго змия, его же есть убил своею рукою. И в своем одержании искаше исцеления ото мног врачев и ни от единого получи. Сего ради семо повеле себе привести, яко слыша зде мнози врачева. Но мы не вемы, како именуются, ни жилищ их вемы, да того ради вопрошаем о нею". Она же рече: "Аще бы кто требовал князя твоего себе, мог бы уврачевати и". Юноша же рече: "Что убо глаголеши, еже кому требовати князя моего себе. Аще кто уврачюет и, князь мой даст ему имение много. Но скажи ми имя врача того, кто есть и камо есть жилище его". Она же рече: "Да приведеши князя твоего семо. Аще будет мяхкосерд и смирен в ответах, да будет здрав!" Юноша же скоро возвратися к князю своему и поведа ему все подробну, еже виде и еже слыша.

   Благоверный же князь Петр рече: "Да везете мя, где есть девица". И привезоша и в дом той, в нем же бе девица. И посла к ней ото отрок своих, глаголя: "Повежь ми, девице, кто есть, хотя мя уврачевати? Да уврачюет мя и возьмет имение много". Она же, не обинуяся, рече: "Аз есмь хотяй врачевати, но имения не требую от него прияти. Имам же к "ему слово таково: аще бо не имам быти супруга ему, не требе ми есть врачевати его". И пришед человек той поведа князю своему, яко же рече девица.

   Князь же Петр, яко не брегий словеси ея, и помысли: "Како, князю сущу, древолазца дщи пояти себе жену!" И, послав к ней, рече: "Рцыте ей, что есть врачевство ея, да врачюет. Аще ли уврачюет, ямам пояти ю себе жене". Пришедше же, реша ей слово то. Она же взем сосудец мал, почерпе кисляжди своея и дуну и рек: "Да учредят князю вашему баню и да помазует сим по телу своему, иде же суть струпы и язвы. И един струп да оставит не помазан. И будет здрав". И принесоша к нему таково помазание. И повеле учредити баню.

   Девицу же хотя в ответех искусити, аще мудра есть, яко же слыша о глаголех ея от юноши своего. Посла к ней с единым от слуг своих едино повесмо льну, рек, яко: "Си девица хощет ми супруга быти мудрости ради. Аще мудра есть, да в сем льну учинит мне срачицу и порты и убрусец в ту годину, в ню же аз в бани пребуду". Слуга же принесе к ней повесмо льну и даст ей и княже слово сказа. Она же рече слузе: "Взыди на пещь нашу и, снем з гряд поленце, снеси семо". Он же, послушав ея, снеее поленце. Она же, отмерив пядию, рече: "Отсеки сие от поленца сего". Он же отсече. Она же глагола: "Возьми сий утинок поленца сего и шед даждь князю своему от мене и рцы ему: "В кии час се повесмо аз очешу, а князь твой да приготовит ми в сем утинце стан и все строение, киим сотчется полотно его". Слуга же принесе ко князю своему утинок поленца и речь девичю сказа. Князь же рече: "Шед рцы девицы, яко невозможно есть в такове мале древце и в таку малу годину сицева строения сотворити". Слуга же, пришед, сказа ей княжу речь. Девица же отрече: "А се ли возможно есть человеку мужеска возрасту в едином повесме льну в малу годину, в ню же пребудет в бани, сотворити срачицу и порты и убрусец?" Слуга же отоиде и сказа князю. Князь же дивляся ответу ея.

   И по времени князь Петр иде в баню мытися и повелением девици помазанием помазая язвы и струпы своя и един струп остави непомазан по повелению девицы. Изыде же из бани, ничто же болезни чюяше. На утрии же узрев си все тело здраво и гладко, развие единого струпа, еже бе непомазан по повелению девичю. И дивляшеся скорому исцелению. Но не восхоте пояти ю жену себе отечества ея ради и послав к ней дары. Она же не прият.

   Князь же Петр поехав во отчину свою, град Муром, здравствуяй. На нем же бе непомазан един струп повелением девичим. И от того струпа начата многи струпы расходитися на теле его от перваго дни, в онь же поехав во отчину свою. И бысть паки весь оструплен многими струпы и язвами, яко же и первие.

   И паки возвратися на готовое исцеление к девицы. И яко же приспе в дом ея, с студом посла к ней, прося врачевания. Она же, нимало гневу подержав, рече: "Аще будет ми супружник, да будет уврачеван". Он же с твердостию слово даст ей, яко имать пояти ю жену себе. Сия же паки, яко и преже то же врачевание даст ему, еже предписах. Он же вскоре исцеление получив, поят ю жену себе. Такою же виною бысть Феврония княгини.

   Приидоста же во отчину свою, град Муром, и живяста в всяком благочестии, ничто же от божиих заповедей оставляюще.

   По мале же дний предреченный князь Павел отходит жития сего. Благоверный же князь Петр по брате своем един самодержец * бывает граду своему.

   Княгини же его Февронии боляре его не любяху жен ради своих, яко бысть княгини не отечества ради ея. Богу же прославляющу ю добраго ради жития ея.

   Некогда бо некто от предстоящих ей прииде ко благоверному князю Петру навадити на ню, яко "от коегождо, - рече, - стола своего без чину исходит: внегда бо встати ей, взимает в руку свою крохи, яко гладна!" Благоверный же князь Петр, хотя ю искусити, повеле, да обедует с ним за единым столом. И яко убо скончавшуся обеду, она же, яко же обычай имеяше, взем от стола крохи в руку свою. Князь же Петр приим ю за руку и, развед, виде ливан добровонный и фимиан. И от того дни остави ю к тому не искушати.

   И по мнэзе же времени лриидоша к нему с яростию боляре его, ркуще: "Хощем вси, княже, праведно служити тебе и самодержцем имети тя. Но княгини Февронии не хощем, да господствует женами нашими. Аще хощеши самодержцем быти, да будет ти ина княгини. Феврония же, взем богатество довольно себе, отойдет, амо же хощет!" Блаженный же князь Петр, яко же бе ему обычай, ни о чесом же ярости имея, со смирением отвеща: "Да глаголита к Февронии, и яко же речет, тогда слышим".

   Они же, неистовии, наполнившеся безстудия, умыслиша, да учредят пир. И сотвориша. И, егда же быша весели, начата простирати безстудныя свои гласы, аки пси лающе, отнемлюще у святыя божий дар, его же ей бог и по смерти неразлучна обещал есть. И глаголаху: "Госпоже княгини Феврония! Весь град и боляре глаголют тебе: "дай же нам, его же мы у тебе просим!"" Она же рече: "Да возьмета, его жепросита". Они же, яко единеми усты, ркоша: "Мы убо, госпоже, вси князя Петра хощем, да самодержствует над нами. Тебе же жены наши не хотяхут, яко господетвуеши над ними. Взем богатество довольно себе, отоидеши, амо же хощеши". Она же рече: "Обе" щахся вам, яко, елика аще просите, приимете. Аз же вам глаголю: "дадите мне, его же аще аз воспрошу у ваю"". Они же злии ради быша, не ведуще будущаго, и глаголаша с клятвою, яко "аще речеши, единою без прекословия возьмеши". Она же рече: "Ничто же ино прошу, токмо супруга моего князя Петра". Реша же они: "Аще сам восхощет, ни о том тебе глаголем". Враг бо наполни их мыслей, яко, аще не будет князь Петр, да поставят себе инаго самодержцем: кииждо бо от боляр в уме своем держаше, яко сам хощет самодержец быти.

   Блаженный же князь Петр, не езлюби временнаго самодержавства, кроме божиих заповедей, "о по заповедей его шествуя, держашеся сих, яко же богогласный Матфей в своем благовестим вещает. Рече бо, яко "иже аще пустит жену свою, развие словеси прелюбодейнаго, и оженится иною, прелюбы творит". Сей же блаженный князь по евангелию сотвори: одержание свое, яко уметы вмени, да заповеди божия не раздрушита.

   Они же злочестивии боляре даша им суды на реце, - бяше бо под градом тем река, глаголемая Ока. Они же пловуще по реце в судах. Некто же бе человек у блаженныя княгини Февронии в судне, его же и жена в том же судне бысть. Той же человек, приим помысл от лукаваго беса, возрев на святую с помыслом. Она же, разумев злый помысл его, вскоре обличи и. Рече ему: "Почерпи убо воды из реки сия с сю страну судна сего". Он же почерпе. И повеле ему испити. Он же пит. Рече же паки она: "Почерпи убо воды з другую страну судна сего". Он же почерпе. И повеле ему паки испити. Он же пит. Она же рече: "Равна ли убо си вода есть, или едина слажши?" Он же рече: "Едина есть, госпоже, вода". Паки же она рече сице: "И едино естество женское есть. Почто убо, свою жену оставя, чюжия мыслиши!" Той же человек, уведе, яко в ней есть прозрения дар, бояся к кому таковая оомыш-ляти.

   Вечеру же приспевшу, чаша ставитися на брезе. Блаженный же князь Петр яко помышляти начат: "Како будет, понеже волею самодержства гонезнув?" Предивная же Феврония глагола ему: "Не скорби, княже, милостивый бог, творец и промысленник всему, не оставит нас в нищете быти!"

   На брезе же том блаженному князю Петру на вечерю его ядь готовляху. И потче повар его древца малы, на них же котлы висяху. По вечери же святая княгини Феврония ходящи по брегу и, видевши древца тыя, благослови, рекши: "Да будут сия на утрии древне велико, имущи ветви и листвие". Еже и бысть. Вставши бо утре, обретоша тыя древца велико древне, имуще ветви и листвие. И яко уже хотяху людие их рухло вметати в суды с брега, приидоша же вельможа от града Мурома, ркуще: "Господи княже, от всех вельмож и ото всего града приидохом к тебе, да не оставиши нас сирых, но возвратишися на свое отечествие. Мнози бо вельможа во граде погибоша от меча. Кииждо их хотя державствовати, сами ся изгубиша. А оставшии вси с всем народом молят тя, глаголюще: "Господи княже, аще и прогневахом тя и раздражихом тя, не хотяще, да княгини Феврония господствует женами нашими, ныне же с всеми домы своими раби ваю есмы, и хощем, и любим, и молим, да не оставита нас, раб своих"".

   Блаженный же князь Петр и блаженная княгини Феврония возвратишася в град свой.

   И беху державствующе в граде том, ходяще в всех заповедех и оправданиих господних бес порока, в мольбах непрестанных и милостынях и ко всем людем, под их влаетию сущим, аки чадолюбивии отец и мати. Беста бо ко всем любовь равну имуще, не любяще гордости, ни грабления, ни богатества тленнаго щадяще, но в бога богатеюще. Беста бо своему граду истинна пастыря, а не яко наимника. Град бо свой истинною и кротостию, а не яростию, правяще. Страяныя приемлюще, алчныя насыщающе, нагия одевающе, бедныя от напасти избавляюще.

   Егда же приспе благочестное преставление ею, умолиша бога, да в един час будет преставление ею. И совет сотворше, да будут положена оба в едином гробе, и повелеша учредити себе в едином камени два гроба, едину токмо преграду имущи межу собою. Сами же в едино время облекошася во мнишеския ризы. И наречен бысть блаженный князь Петр во иноческом чину Давыд, преподобная же Феврония наречена бысть во иноческом чину Еуфросиния.

   В то же время преподобная и блаженная Феврония, нареченная Еуфросиния, во храм пречистыя соборный церкви своима рукама шиаше воздух, на нем же бе лики святых. Преподобный же и блаженный князь Петр, нареченный Давид, прислав к ней, глаголя: "О сестро Еуфросиния! Хощу уже отойти от тела, но жду тебе, яко да купно отойдем". Она же отрече: "Пожди, господине, яко дошию воздух в святую церковь". Он же вторицею послав к ней, глаголя: "Уже бо мало пожду тебе". И яко же третицею приела, глаголя: "Уже хощу преставитися и не жду тебе!" Она же остаточное дело воздуха того святого шиаше, уже бо единого святого риз еще не шив, лице же нашив, и преста и вотче иглу свою в воздух и преверте нитью, ею же шиаше. И послав ко блаженному Петру, нареченному Давиду, о преставлении купнем. И, помолився, предаста святая своя душа в руце божий месяца июня в 20 пятый день.

   По преставлении же ею хотеста людие, яко да положен будет блаженный князь Петр внутрь града у соборныя церкви пречистыя богородицы, Феврония же вне града в женстем манастыри у церкви Воздвижения честнаго и животворящаго креста, ркуще, яко "во мнишестем образе неугодно есть положити святых в едином гробе". И учредиша им гроби особны и вложиша телеса их в ня: святаго Петра, нареченнаго Давида, тело вложиша в особный гроб и поставиша внутрь града в церкви святыя богородицы до утрия, святыя же Февронии, нареченныя Еуфросинии, тело вложиша в особный гроб и поставиша вне града в церкви Воздвижения честнаго и животворящаго креста. Общий же гроб, его же сами повелеша истесати себе в едином камени, оста тощ в том же храме пречистыя соборныя церкви, иже внутрь града. На утрии же вставше, людие обретоша гроби их особныя тщи, в ня же их вложиста. Святая же телеса их обретоста внутрь града в соборней церкви пречистыя богородицы в едином гробе, его же сами себе повелеша сотворити. Людие же неразумнии, яко же в животе о них мятущеся, тако и по честнем ею преставлении: паки преложиша я в особныя гробы и паки разнесоша. И паки же на утрии обретошася святии в едином гробе. И к тому не смеяху прикоснутися святем их телесем и положиша я в едином гробе, в нем же сами повелеста, у соборныя церкви Рожества пресвятыя богородица внутрь града, еже есть дал бог на просвещение и на спасение граду тому: иже бо с верою пририщуще к раце мощей их, неоскудно исцеление приемлют.

  

  

  

   Влета 6921 правящу тогда скипетры всероссийскаго державствия христолюбивому великому князю Василию Дмитриевичу. * Бысть во области брата его, князя Андрея Дмитриевича, в пределах града Можайска, * яко пятнадесять поприщ, на месте, зовомо Колочка, идеже жилище имый некий человек, земледелец прост, поселянин и убог сый, именем Лука. И ходящу ему в лесе близ жилища своего и обрете на некоем древе стоящу икону со двема затворцы. На ней же написан образ пресвятыя богородицы, на руку держащу предвечнаго младенца господа нашего Иисуса Христа. На затворцех же на едином бяше образ божия ревнителя и великого пророка Илии, а на другом затворце - святителя и чюдотворца Николая.

   Земледелец же той, поклонение пред нею сотворя, снят ю со древа и, верою многою любезно облобызав, изнесе ю из леса и поставив у своей нивы на древе на месте просте. Посем прииде ин некий человек, такожде убог, и взят ю оттуду к себе. Лука же умолив его, и дав ему хлеб овсяный, и паки взят у него тое икону к себе и принес ю в дом свой.

   В дому же его бяше человек разслаблен, лежаще много лет. Ему же той поселянин Лука сказа вся подробну, како обрете святую ту икону. Разслабленный же почюдився таковому дивному изобретению и моляше его, да принесет близу его тое святую икону. И егда донесе ю к нему, разслабленный же, верою утвердився и знаменався иконою божий матери по челу, и по очима, и по устама, и в той час здрав бысть, яко николи же болев. Слышано же бысть сие от всех, иже тамо живущих людей, и вскоре снидошася людие мнози и принесоша болящих различными недуги, и вси здрави быша. И тако начаша отвею ду приносити множество недужных и исцелевахуся. И оттоле многая и безчисленная чюдеса бываху от образа пресвятыя богоматери в дому того поселянина Луки, и того ради начата вей людие того поселянина Луку вельми чтити, яко пророка или яко апостола божия.

   Поселянин же той Лука взем чюдотворную икону богоматери и понесе ю прежде ко граду Можайску. Ей же во сретение изиде сам благоверный князь Андрей Дмитриевич со кресты со всем освященным собором и с своими боляры и со всем народом града того от мала и до велика. И быша чюдеса многа от иконы богоматери. Таже оттуду понесе ю Лука к Москве, и сретоша ю сам преосвященный Фотий, * митрополит всея Росии с епископы и со всем освященным собором со кресты. Такожде и боляре и жены и чада их и все воинство и народное множество безчисленно з женами и з детьми, и страждущий различными недуги исцеление от иконы богоматери приимаху: слепии прозираху, хромии хождаху, разслабленнии востаяху, немии глаголаху, глусии слышаху и всякими недуги одержими здрави бываху. Толико безчисленное и неизреченное тьмами тем безпрестани тогда чюдеса быша, яко ум человеческий не может изрещи. Поселянин же Лука с иконою божия матере хождаше от града во град, от нея же везде неизреченный чюдеса содевахуся, и вси даяху многую милостыню в руце тому Луке.

   Он же аще и прост человек и последний поселянин, но обаче добродетелен бяше, возвратився паки в Можайский предел, во свое пребывание, имея с собою чюдотворный образ богоматери, ея же милосердием много и безчисленно богатство собра и церковь поставив во имя пресвятыя богородицы честнаго и славнаго ея успения, в ней же чюдесную ту икону богородицыну поставив, идеже есть иыне монастырь Колоческий. *

   Себе же дом созда велий. В нем же учинив храмины светлы и велицы. И многие рабы и рабыни притяжа и отроки предстоящий ему и предтекущия и светлыми одеждами оболченныя. И трапеза его бяше драгаго брашна и много пития благовоннаго исполнена, и всегда ему в пищи и питии веселящуся со служащими своими. И ловы деющу со птицы и со псы, ухващши суетную себе утеху полковыми ловитвами содевая. И тако Лука от препростия в суровство пременися, и не токмо вельможам и властем и сановником супротивен являшеся, но я самому князю Андрею Дмитриевичю жесток и непокорен бываше. Еще же, егда ему ловы деющу, самого князя соколы и ястребы грабляше и к себе взимая. Князь же вся сия терпяше образа ради пречистыя богородицы.

   Человеколюбивый же бог судьбами своими всем хотяй спастися и в разум истинный прийти, тако и сего Луку не презрев в нечестии пребывающа, но прежде конца на покаяние обратив его сицевым образом. Некогда ловцы благочестиваго князя Андрея Дмитриевича уловили медведя люта и везяху его в ларе мимо дом Лукин. Его же узре Лука и повеле медведя того выпустить из ларя на своем дворе. Медведь же выпусчен со многими людьми и, мимо всех самого Луку достигши, смяте, и еле жива отнята его.

   Князь же увидев сия и в тот час потщався скоро прииде от града и посети его. И виде его едва дышуща и глагола ему: "О, како неразумен еси, человече. Видя, како тя бог прослави чюдотворением от святыя иконы пречистыя его матери, и почто о суетных потщался еси и вдался еси мирским позором и глумлением и пьянством, к неполезному житию сшел еси. Того ради сице тебе и случишася таковая искушения, да не уповаеши на множество богатства своего, но бога себе помощника (и не хотя пути спасенаго) взыщеши". Лука же, яко от сна возбнув и в чювство и в покаяние прише