Краснов Петр Николаевич - Мантык, охотник на львов

. Мы судимъ: - уб³йцу.

   Афа-негусъ, какъ опытный ораторъ сдѣлалъ выдержку и окинулъ собран³е блестящими острыми глазами.

   - Нельзя, - сказалъ онъ, - въ Абиссин³и безнаказанно убивать человѣка. Да, онъ - московъ. Онъ бѣлый, и волею негуса, мы бѣлыхъ судимъ по ихъ законамъ. Но Москов³и нѣтъ. Справедливѣйш³й, мудрѣйш³й и велик³й Джонъ-Хой Московск³й, да будетъ благословенна его память, - убитъ своими людьми. У насъ нѣтъ его посланника - мудрыхъ и честныхъ Власова или Орлова и тѣ московы, что живутъ у насъ, разсказали, какой ужасъ происходить въ ихъ странѣ.

   Благородное собран³е! Расы, геразмачи, кеньазмачи, аббуны, баламбарасы, баши и ашкеры - мы должны судить москова ашкера своимъ абиссинскимъ судомъ....

   Афа-негусъ опустилъ голову и замолчалъ. Толпа, наполнявшая залъ Гэби, притихла. Коля оглянулся на нее. Кошмарнымъ сномъ представился ему огромный круглый залъ, полный черныхъ людей. Блеснетъ въ свѣтѣ лампы копье, подъ нимъ едва примѣтна черная курчавая голова, а дальше во мракѣ толпа людей слилась въ какое-то страшное, непонятное, чуть движущееся существо. Оно показалась Колѣ страшнымъ змѣемъ маминыхъ сказокъ, и онъ понялъ, что оно неумолимо.

   Да онъ и не будетъ просить о пощадѣ.

   Смерть?... Онъ такой молодой... Ну что же? Если такъ Богу угодно.

   Коля сталъ искать глазами Мантыка, но его не было на прежнемъ мѣстѣ. Его нигдѣ не было. Мантыкъ не могъ Колю покинуть - это Коля сознавалъ всѣмъ своимъ сердцемъ и, если не было Мантыка въ Гэби, - значить, - Мантыкъ что-то надумалъ...

   Или арестованъ...

   И стало такъ тихо на душѣ у Коли. Точно онъ пересталъ уже жить.

   Въ эту тишину глухо вошли слова Афа-негуса. Колѣ показалось, что вкрадчиво и искательно къ толпѣ сказалъ старый абиссинецъ:

   - Какъ вы постановите?

  

  

   Стало страшно тихо. Такъ тихо, что зазвенѣла какая-то струна въ ушахъ Коли, что казалось ему, что слышить онъ, какъ летитъ земля, уносясь въ безпредѣльную даль, что слышить, какъ трещитъ масло въ ночникахъ и тихо скрипятъ опахала въ рукахъ у юношей.

   Вдругъ, сзади, въ далекомъ концѣ круглаго зала, кто-то крикнулъ надорваннымъ, требовательнымъ голосомъ:

   - Смерть москову!

   Точно искра упала въ бочку съ порохомъ, точно молн³я разорвала черныя тучи. Громовымъ грохотомъ заревелъ весь залъ, въ темнотѣ, лѣсомъ встали гнѣвныя руки.

   - Смерть! Смерть собакѣ!.. Смерть уб³йцѣ! Немедленная смерть... Сейчасъ взойдетъ солнце! Да не увидитъ негодяй его блистан³я!.. Не встрѣтитъ наступающаго дня... Смерть москову!

   Негусъ плотно, по самыя брови укутался лиловымъ плащомъ. Остановились надъ нимъ бѣлыя, перистыя опахала.

   Коля стоялъ, вытянувшись. Только сейчасъ въ полной мѣрѣ созналъ онъ, что его ожидаетъ. Только теперь почувствовалъ страхъ, и уже не могъ его не бояться. Онъ стоялъ отупѣлый и смотрѣлъ на негуса.

   Негусъ медлилъ. Онъ не поднималъ своей руки съ опущеннымъ болыпимъ пальцемъ, и тѣмъ не утверждалъ еще приговора толпы. Онъ долгимъ и внимательнымъ взглядомъ смотрѣлъ на Колю, и будто раздумывалъ о чемъ-то. Онъ и самъ немногимъ былъ старше Коли. Онъ и самъ такъ много пережилъ, сидя на тронѣ и правя безпокойнымъ народомъ.

   Толпа бушевала. Афа-негусъ всталъ и подошелъ къ негусу. Онъ ему что-то докладывалъ. Но негусъ все сидѣлъ неподвижно.

   Народъ бросился къ Колѣ, и стража дралась, отстаивая его и угрожая копьями наступающимъ на Колю людямъ.

   - Выведите его на площадь, - изступленно кричали въ толпѣ - и мы забьемъ его камнями!

   - Отдайте его палачамъ. Приговоръ народа свершился.

   - Если бы судили габеша, или шонкора, или галласа {Габеша и шонкора - абиссинск³я племена. Галласы - негры.}, не тянули бы такъ! Судятъ москова! Что такое московъ? Гдѣ его заступа? Въ низость ушла Москов³я...

   - Уже день наступаетъ, а онъ живъ...

   Стоявш³е ближе къ раскрытымъ дверямъ гэби вдругъ стали оглядываться и примолкли... На минуту относительная тишина стала въ залѣ и въ нее точно ворвались скрежещущ³е звуки копытъ быстро несущихся по кампямъ лошадей. Въ мутномъ, безъ тѣней свѣтѣ разсвѣта стали видны скачущ³е всадники и за ними бѣгущая толпа черныхъ людей.

   Всадникъ на бѣлой лошади взлетѣлъ на ступени гэби. Лошадь, споткнувшись, упала на колѣни, съ нея скатился человѣкъ въ бѣлой шамѣ и малиновой шапочкѣ, съ ружьемъ на плечѣ и, кулаками расталкивая людей, опрометью бросился къ негусу. Онъ еще издали кричалъ: - "абьетъ!.. абьетъ!.." и, добѣжавъ до трона, что-то громко сказалъ Афа-негусу, а потомъ и самому негусу.

   Афа-негусъ развелъ руками. Негусъ вдругъ всталъ и открылъ закрытое плащомъ свое лицо. Въ ту же минуту солнечные лучи ударили въ окна съ боку пристройки и освѣтили негуса, его тронъ и окружавшихъ его людей. Золотыми стали опахала страусовыхъ перьевъ, засверкали пестрые лемпты и звѣриныя шкуры, ослѣпительно бѣлыми казались рубашки юношей.

   Негусъ поднялъ обѣ руки и тишина мгновенно стала въ залѣ. Свалка вокругъ Коли прекратилась.

   - Господь, - громко сказалъ негусъ, - не далъ свершиться неправедному суду. Святые Георг³осъ и Михаилъ, Мать Бога нашего Мар³амъ спасли насъ отъ величайшаго преступлен³я - казни невиннаго. Выслушаемъ того, кого мы считали убитымъ, - выслушаемъ американца - инглеза Стайнлея. Ибо вотъ онъ!

   Вся толпа, какъ одинъ человѣкъ, обернулась къ настежь раскрытымъ дверямъ. Тамъ ослѣпительно с³яло на бѣлыхъ камняхъ солнце. Точно омытые, свѣж³е и чистые простирали къ небу громадные надорванные листья бананы.

   Длинныя тѣни голубѣли. Бѣжавшая за всадниками толпа людей перестраивалась. Четыре рослыхъ черныхъ галласа поднимали соломенныя носилки. Въ нихъ полулежалъ очень блѣдный бѣлый человѣкъ, обросш³й рыжеватой бородой, въ бѣломъ шлемѣ и бѣломъ костюмѣ.

   Носилки при полномъ молчан³и зала внесли во внутрь гэби. Несш³е ихъ галласы остановились съ ними у возвышен³я.

   Коля стоялъ, тяжело дыша, и пристальнымъ взглядомъ смотрѣлъ въ лицо Стайнлея. Не было въ лицѣ американца ни кровинки. Только блѣдно-голубые глаза с³яли на немъ, какъ лампады. Мантыкъ подошелъ къ Стайнлею и сталъ подлѣ него.

   Коля посмотрѣлъ и на мистера Брамбля. Среди его слугъ была суматоха. Самъ мистеръ Брамбль казался спокойнымъ. Только лицо его стало какимъ-то одутловатымъ и бѣгали его глаза по свитѣ негуса.

   - Гдѣ ты нашелъ американца? - рѣзко спросилъ Мантыка Афа-негусъ.

   - Я зналъ, что онъ спѣшитъ въ Аддисъ-Абебу - отвѣчалъ Мантыкъ, - чтобы дать свое показан³е о кровавомъ дѣлѣ. И я поскакалъ его искать по дорогѣ на Бальчи. Я нашелъ Тукуръ-хакима и носилыциковъ на ночлегѣ за рѣкой Хабаной, въ домѣ бывшаго Русскаго посольства. Тукуръ-хакимъ нашелъ американца очень слабымъ и не хотѣлъ идти дальше. Я, какъ умѣлъ, объяснилъ американцу, что угрожаетъ его другу и онъ приказалъ бѣгомъ нести его въ Гэби.

   - Можетъ американецъ дать свои показан³я, - спросилъ Афа-негусъ.

   Англ³йск³й переводчикъ перевелъ слова Афа-негуса мистеру Стайнлею и тотъ отчетливо сказалъ:

   - Yes... oh yes!... {Да... о, да...}

   - Мы слушаемъ, - сказалъ Афа-негусъ.

   - Я не вполнѣ понимаю, что здѣсь происходитъ, - началъ слабымъ, но яснымъ голосомъ мистеръ Стайнлей. - Бѣлый казакъ, приславш³й мнѣ письмо, сообщилъ мнѣ, что моего большого друга, Колю, обвиняютъ въ нанесен³и мнѣ ранъ... Я этому не повѣрилъ. Это такъ невѣрно и неправдоподобно... Коли не было, когда мистеръ Брамбль выкопалъ кладъ. Какъ онъ узналъ о немъ, - я не могу постигнуть. Вѣроятно, подслушалъ и подглядѣлъ, когда Коля показывалъ мнѣ таинственный "уракатъ" со страннымъ завѣщан³емъ.

   Мистеръ Стайнлей замолчалъ и провелъ блѣдной исхудалой рукой съ длинными пальцами по лбу. Было видно, что ему нелегко говорить. Тукуръ - хакимъ склонился надъ нимъ и далъ ему выпить укрѣпляющаго питья.

   Мистеръ Стайнлей откинулъ со лба упавшую прядь длинныхъ свѣтлыхъ волосъ, шлемъ онъ снялъ и держалъ на колѣняхъ, закутанныхъ шерстяною шамою, и продолжалъ:

   - Но разскажу все по порядку. Десятаго января мы были въ гостяхъ у помѣщика Ато-Уонди. Въ ночь на одиннадцатое была назначена охота на льва у селен³я Гадабурка. Мистеръ Брамбль, распоряжавш³йся охотой, предложилъ мнѣ караулить льва у Минабеллы, самъ же хотѣлъ стрѣлять его на приманку изъ-за закрыт³я подлѣ Гадабурка. Съ собою онъ бралъ Колю. Ничего подозрительнаго въ этихъ распоряжен³яхъ я не замѣтилъ.

   Изъ разсказовъ моего друга Коли я зналъ, что цѣлью его поѣздки съ нами въ Абиссин³ю было отыскан³е клада, закопаннаго его дядей. Объ этомъ кладѣ Коля имѣлъ точныя данныя въ бумагахъ, присланныхъ его дядей его семьѣ. Кладъ былъ у Минабеллы. Но тогда я и не подозрѣвалъ, что и мистеръ Брамбль какъ-то проникъ въ Колину тайну.

   Мистеръ Стайнлей устало откинулся на спинку носилокъ.

   - Можетъ быть, вы не можете продолжать? - спросилъ Афа-негусъ.

   - Нѣтъ... Я долженъ, а разъ я долженъ - я могу... Это минутная слабость. Я слишкомъ взволнованъ... Такъ вотъ: Ночью я ходилъ стеречь льва тамъ, гдѣ мнѣ указалъ шумъ Минабеллы. Левъ туда не пришелъ. Днемъ абиссинцы мнѣ сказали, что они слышали отъ работавшихъ въ полѣ галласовъ, что левъ убитъ у Гадабурка. Я былъ увѣренъ, что это посчастливилось мистеру Брамблю, и я порадовался за него. Мой другъ - человѣкъ глубоко несчастный, невѣрующ³й въ Бога, не имѣющ³й ни къ чему и ни къ кому никакой привязанности или любви, и я думалъ, что удачная охота на льва разсѣетъ его мрачныя, одинок³я мысли... Я прождалъ въ Минабеллѣ весь день мистера Брамбля и передъ закатомъ, изъ любопытства пошелъ отыскивать крестъ, обозначавш³й мѣсто клада. Я былъ безъ всякаго оруж³я, даже безъ ножа. Я легко отыскалъ крестъ и сѣлъ недалеко отъ него, глядя, какъ заходящее солнце бросало красные отсвѣты на его доски и какъ росла его длинная тѣнь. Вдругъ шорохъ въ травѣ, ниже креста заставилъ меня насторожиться. Двѣ бѣлыя фигуры быстро пробирались чрезъ кустарникъ къ кресту. Я сейчасъ же узналъ ихъ. Это были - мистеръ Брамбль и его слуга, абиссинецъ Фара. Вглядываясь въ нихъ, я думалъ: - что это? случайность? или и мистеръ Брамбль знаетъ тайну клада. На Фара былъ надѣтъ Колинъ поясъ и его англ³йск³й охотнич³й ножъ. Почему онъ былъ на Фара? Я сталъ уже съ интересомъ слѣдить за ними.

   Мистеръ Стайнлей сдѣлалъ передышку и выпилъ питья, даннаго ему Тукуръ-Хакимомъ. Весь залъ слушалъ переводчика въ большомъ волнен³и. Солнце высоко поднялось. Негусъ и вся его пестрая свита были ярко, празднично-радостно освѣщены.

   - Мистеръ Брамбль и Фара, - продолжалъ американецъ, - ожидали заката солнца. Ихъ дѣйств³я были увѣрены. Мистеръ Брамбль отсчиталъ шаги отъ конца тѣни, и въ наступавшей темнотѣ показалъ мѣсто, гдѣ рыть. Фара сталъ топоромъ расчищать отъ кустовъ это мѣсто. Тогда я вышелъ изъ своей засады и пошелъ къ нимъ.

   - Мистеръ Брамбль, - сказалъ я. - Что вы тутъ хотите искать?

   - Какое вамъ до этого дѣло, мистеръ Стайнлей, - отвѣчалъ мнѣ мистеръ Брамбль. - Всяк³й здѣсь можетъ дѣлать все, что хочетъ. Это мѣсто дикое и глухое, никому не принадлежащее.

   - Вашъ отвѣтъ не джентльменск³й, - сказалъ я, стараясь быть спокойнымъ. - Вы задумали нехорошее и нечестное дѣло. Гдѣ Коля? Кладъ принадлежить ему!

   -Колю задралъ вчера на охотѣ левъ. Я не знаю, живъ ли онъ, - сказалъ мнѣ мистеръ Брамбль. Вотъ его ножъ, который мы нашли на мѣстѣ охоты.

   - A гдѣ же были вы?

   - Я ожидалъ льва въ другомъ мѣстѣ, - смущаясь сказалъ мистеръ Брамбль. - Левъ туда не пришелъ.

   - Вы лжете! - воскликнулъ я. - Вы убили Колю, чтобы завладѣть его кладомъ.

   Мистеръ Брамбль пожалъ плечами.

   - Кладъ, закопанный въ землѣ принадлежитъ тому, кто его найдетъ, - сказалъ онъ мнѣ. Впрочемъ, если хотите, я вамъ уступлю половину, разъ вы тоже оказались здѣсь.

   - Негодяй! -воскликнулъ я, - какъ смѣете вы мнѣ дѣлать так³я предложен³я. Сейчасъ же оставьте ваши работы и скажите внѣ правду, что съ Колей?

   Мистеръ Брамбль скрестилъ на груди руки и холодно посмотрѣлъ на меня.

   - Я прощаю вамъ, - сказалъ онъ, - потому что вы сами не понимаете, что вы дѣлаете. - Онъ повернулся къ слугѣ и сказалъ ему повелительно: - рой!

   Фара началъ киркой разбивать землю. Я кинулся на него и оттолкнулъ его.

   - Не смѣй этого дѣлать! - крикнулъ я.

   - Гэта мнѣ приказалъ, - глядя на меня со злобою сказалъ Фара.

   Ихъ было двое, оба вооруженные, я одинъ и безоружный. Я подошелъ къ мистеру Брамблю и сказалъ ему: - сейчасъ же прикажите вашему слугѣ перестать рыть. Пойдемте въ лагерь. Тамъ объяснимся. Вы мнѣ разскажете, какъ погибъ Коля.

   Мистеръ Брамбль, не глядя на меня, сказалъ слугѣ на скверномъ абиссинскомъ языкѣ: - рой... если инглезъ станетъ мѣшать - дѣйствуй!

   Тогда, не помня себя, въ страшномъ негодован³и я ударилъ мистера Брамбля. Должно быть, я былъ страшенъ, потому что мистеръ Брамбль побѣжалъ отъ меня въ сторону. Уже наступила ночь и всходила луна. Я кинулся за нимъ, и такъ мы отбѣжали шаговъ на сто отъ мѣста клада. Отбѣжавъ въ кусты, мистеръ Брамбль остановился, и мы схватились въ борьбѣ. Я былъ сильнѣе мистера Брамбля, онъ запыхался отъ бѣга и я скоро его повалилъ и схватилъ за горло.

   - Говори, негодяй, -сказалъ я, - гдѣ Коля? Что вы съ нимъ сдѣлали?..

   Мистеръ Брамбль молчалъ, я отпустилъ его и выпрямился. Передъ собою я увидалъ дикое лицо Фара съ выпученными глазами и сейчасъ же ощутилъ острую боль въ груди выше сердца. Все закружилось передо мною, въ глазахъ потемнѣло, и я упалъ. Но я еще не потерялъ сознан³я. Я видѣлъ, какъ Фара отшвырнулъ ножъ далеко въ кусты, снялъ свой плащъ и бросилъ его туда же. Затѣмъ онъ и мистеръ Брамбль пошли на мѣсто клада.

   Я какъ то внезапно ослабѣлъ и лежалъ безъ движен³я. На меня то находило легкое забытье, то я приходилъ въ себя. Я сознавалъ, что я не могу забыться, такъ какъ тогда шакалы порвутъ меня, и я крѣпился. Я видѣлъ, какъ стороною прошли мистеръ Брамбль и Фара. Они несли какой-то сундукъ. Они остановились противъ меня и Фара подошелъ ко мнѣ. Я затихъ. Фара тронулъ мою руку и крикнулъ по-французски мистеру Брамблю: - "mort" {Мертвъ.}. Потомъ Фара поставилъ сундучекъ на плечо и бѣгомъ побѣжалъ внизъ съ горы. Мистеръ Брамбль по пошелъ тихо въ гору.

   Что было потомъ? Я это плохо помню. Я былъ между жизнью и смертью. Помню, какъ я ночью сидѣлъ, опасаясь звѣрей, но они не пришли. Наступило утро, насталъ знойный день, - я провелъ его въ забытьи и снѣ. Когда на мгновен³я приходилъ въ себя - понималъ, что только чудо могло спасти меня. Кто могъ забраться въ эту глушь? Случайный охотникъ? Ихъ такъ мало здѣсь. Коля за кладомъ? Но я считалъ Колю убитымъ. Къ ночи я сильно ослабѣлъ и уже ничего не слышалъ. Я предалъ себя Бож³ей волѣ и терпѣливо, большею частью, безъ сознан³я, ожидалъ смерти. Вдругъ, точно изъ какой-то глубокой дали услышалъ знакомый голосъ Коли. Онъ пѣлъ Русскую пѣсню, ту, что пѣвалъ мнѣ часто на походѣ у бивачнаго костра.

   Я открылъ глаза. Была холодная ночь. Коля сидѣлъ подлѣ меня и грустнымъ голосомъ пѣлъ свою милую пѣсню. Я понялъ, что я спасенъ. Этотъ мальчикъ сталъ мнѣ безконечно дорогъ. Я какъ-то смутно вспомнилъ про ножъ. И, кажется, что-то ему сказалъ? Потомъ забылся. Но это уже было сладкое забытье покоя, въ сознан³и, что находишься подлѣ людей, сохранившихъ Бога въ сердцѣ. Когда я очнулся послѣ этого, - я лежалъ на мягкой альгѣ, меня окружали абиссинцы и вашею волею, велик³й негусъ, лучш³й врачъ-негръ ходилъ за мною. Я былъ еще очень слабъ, когда получилъ письмо, и узналъ, какое обвинен³е тяготѣетъ надъ Колей. Я собралъ всѣ свои силы и поспѣшилъ сюда! Велик³й негусъ, я вѣрю, что ваше правосуд³е направляется Промысломъ Всевышняго и вы не осудите невиннаго!

   Мистеръ Стайнлей сдѣлалъ чрезвычайное напряжен³е, чтобы возможно громче сказать эти слова. Онъ изнемогъ, откинулся на спинку носилокъ и лишился сознан³я.

   Тукуръ-хакимъ нагнулся надъ нимъ.

  

  

   Толпа кричала и гомонила въ большомъ кругломъ залѣ Гэби. Афа-негусъ распорядился расковать и снять цѣпи съ Коли и арестовать Фара. Но Фара не было. Онъ незамѣтно исчезъ въ тотъ самый моментъ, когда носилки съ мистеромъ Стайнлеемъ показались въ дверяхъ.

   Возмущен³е и крики продолжались добрыхъ полчаса. Ашкеры лупили жердями кричавшихъ по чемъ попало и не могли ихъ успокоить. Пришлось встать самому негусу. Онъ взялъ копье изъ рукъ одного изъ геразмачей и гнѣвно постучалъ имъ объ полъ. Тогда только наступила тишина. Всѣ еще тѣснѣе сдвинулись къ тронному мѣсту, ожидая суда негуса.

   - Благодарен³е Богу!... - сказалъ негусъ. - Благодарен³е Богу!... Благодарен³е Богу!...

   Бывш³е въ залѣ аббуны подняли руки съ ажурными квадратными крестами и повторили:

   - Благодарен³е Богу!

   - Мнѣ говорили московы, что у нихъ была мудрая царица Екатерина. Та царица говорила: - " лучше оправдать десять виновныхъ, чѣмъ осудить одного невиннаго". Московъ Николай, прости намъ наши заблужден³я!

   Негусъ поклонился Колѣ.

   Коля стоялъ подлѣ Мантыка. Слезы текли по его лицу. Онъ не замѣчалъ ихъ. Онъ совсѣмъ позабылъ про "бабск³я нѣжности".

   Негусъ продолжалъ:

   - Больно мнѣ, негусу, сознавать, что тяжкое преступлен³е совершилъ мой подданный, габеша, но и сколь радостно, что кровь бѣлаго пролилась не отъ бѣлой руки. Мы, абиссинцы, не смѣшиваемся съ европейцами. Намъ не нужна ихъ высокая, часто идущая противъ Бога, культура, но мы ихъ уважаемъ, мы ихъ ставимъ себѣ, какъ образецъ добрыхъ и свободныхъ отношен³й между людьми. И намъ было бы безконечно тяжко сознавать, что бѣлые способны на грязное дѣло уб³йства. Произошла ссора между двумя инглезами. Пусть англ³йск³й представитель разсудитъ ихъ. Слуга одного изъ нихъ нанесъ раны другому не по своей волѣ, а по приказан³ю своего господина. Нашъ судъ совмѣстно съ англ³йскимъ разберетъ его вину. Дѣло во всякомъ случаѣ не пахнетъ смертнымъ приговоромъ - и это радуетъ меня и должно радовать васъ, - на которыхъ всегда ложится кровь казненныхъ. Что касается клада, то я приказываю его передать тому, кому онъ предназначался, не требуя для сего никакихъ доказательствъ. Я приказываю его передать москову Николаю.

   Изъ толпы слугъ мистера Брамбля отделился слуга Арару. Закрывъ ротъ краемъ шамы, онъ подошелъ къ Афа-негусу и передалъ ему, шепча что-то на ухо, небольшой пакетъ. Афа-негусъ, почтительно закрывая половину лица и низко склоняясь, передалъ этотъ пакетъ ликомакосу негуса.

   Негусъ выслушалъ Афа-негуса и сказалъ, повышая голосъ.

   - Я радъ видѣть пробуждающуюся совѣсть у человѣка, въ ослѣплен³и жадности и гнѣва ее усыпившаго. Намъ передали сейчасъ важный документъ, отнятый во время сна у москова Николая. Мы разберемъ его въ свое время. Это укрѣпляетъ насъ въ нашемъ рѣшен³и; это говорить намъ, что Господь Богъ Давидовъ и Соломоновъ далъ и намъ пр³общиться къ мудрости великихъ царей. Да будетъ свято ихъ имя.

   Негусъ величественно усѣлся на своемъ креслѣ и по самые глаза закутался своимъ лиловымъ плащемъ.

   Точно буря налетѣла на просторный залъ Гэби. Народные вопли катились къ негусову трону, все наростая. Но это не были крики гнѣва, жажды мести и крови, но крики ликован³я и благодарности.

   - Да здравствуетъ Джонъ-хой, велик³й негусъ! Да здравствуетъ велик³й царь, левъ изъ колѣна ²удова! Да здравствуетъ наслѣдникъ престола Соломонова и его мудрости.

   Черныя руки махали надъ черными головами, какъ вѣтви кустарника во время урагана, бѣлыя шамы развѣвались в воздухѣ. Черные въ бѣлыхъ бѣлкахъ глаза горѣли, какъ угли.

   Толпа сгрудилась у ступеней негусова трона. Тамъ въ яркомъ солнечномъ свѣтѣ нестерпимо для глазъ с³яли золотые и серебряные лемпты, насѣчки сабель, украшен³я щитовъ. Шкуры львовъ, черныхъ пантеръ и леопардовъ переливали шелками, страусовыя опахала казались золотыми, и негусъ, окруженный своимъ дворомъ, казался Колѣ и Мантыку какимъ-то сказочнымъ видѣн³емъ.

   Лиловая завѣса закрыла негуса отъ толпы.

   Высокое собран³е расходилось, толпясь въ дверяхъ. Въ этой толпѣ, за носилками мистера Стайнлея, шли Мантыкъ и Коля.

  

  

   Идя рядомъ съ носилками мистера Стайнлея, Коля пожималъ блѣдную руку своего американскаго друга. Либэхъ и Али несли за ними сундучекъ съ кладомъ дяди Пети.

   Странно, - достигнувъ послѣ столькихъ мытарствъ, лишен³й и опасностей цѣли своего путешеств³я, Коля чувствовалъ равнодуш³е къ кладу. Было любопытно разсмотрѣть, что заключается въ пакетѣ. Чекъ на больш³я деньги? Письмо? Но любопытство было не столь сильно, чтобы нельзя было его превозмочь. И Коля вспомнилъ, какъ все знавш³й старый Селиверстъ Селиверстовичъ, разсказывалъ, какъ Будда училъ о счаст³и.

   - "Счастье въ стремлен³и, а не въ достижен³и. Пока стремился - вѣрилъ въ сладость достигаемаго, а достигъ и пришло разочарован³е. И отравило счастье. Оно въ ожидан³и, а дождался-и уже омрачено счастье, нечего ждать. Поблекла радость ожидан³я".

   Пока ждалъ, искалъ, достигалъ этого клада Коля, онъ казался ему необычайнымъ, заманчивымъ, прекраснымъ, разрѣшающимъ всѣ сомнѣн³я и огорчен³я. А увидалъ замшѣлый красный сундучекъ съ истлѣвшей рубахой и гимназическимъ ремнемъ и пропало очарован³е клада и нѣтъ нужды торопиться узнать, что тамъ еще лежитъ.

   Другое уже манило Колю. Д_о_м_о_й!.... О! хотя бы въ тотъ временный домъ, гдѣ мамочка и Галина, въ то новое отечество, гдѣ, какъ далек³я ясныя звѣзды, блестятъ ясные глаза Люси Дарсонвиль.

   И первыя слова, сказанныя Колей послѣ бурной благодарности Мантыку, были:

   - Куда мы идемъ?

   Мантыкъ отвѣтилъ просто. Точно онъ угадалъ Колины мысли.

   - Домой.

   - Домой? - переспросилъ Коля. - Да развѣ есть у меня домъ?

   - У тебя? Не знаю. Но у меня здѣсь есть мой домъ... И, я надѣюсь, тебѣ и твоему американцу будетъ у меня не плохо. Да и хочется мнѣ поскорѣе узнать, что оставилъ, кромѣ рваной рубахи и ста талеровъ тебѣ твой дядя Петя. Не очень-то онъ, кажется мнѣ, былъ шикарный.

   - А какъ же съ американцемъ? - кивнулъ Коля на носилки.

   - Я вызвалъ къ нему Русскаго доктора и, кромѣ того, Мар³амъ, дочь геразмача Банти, при немъ. Это она его и выходила.

   Коля покраснѣлъ.

   - Мар³амъ здѣсь?

   - Да. Геразмачъ Банти у одного своего арендатора - купца - "нагад³я" - въ Аддисъ-Абебѣ, устроилъ намъ помѣщен³е. Мар³амъ тамъ уже распоряжается. Небось, Коля, съ Мантыкомъ не пропадешь!

   Они перешли рѣчку Хабану и направились вдоль ея берега къ небольшой усадьбѣ изъ четырехъ круглыхъ хижинъ.

   - Вотъ и мой домъ, - сказалъ Мантыкъ. - Ну, давай же посмотримъ, что тамъ написалъ еще твой дядя Петя? Можетъ, опять какой-нибудь ребусъ закрутилъ. Любить онъ загадки загадывать!

   Мистеръ Стайнлей покойно лежалъ на мягко устроенной ему Мар³амъ "альгѣ". На дворѣ суетились и о чемъ-то спорили Либэхъ и Али, вѣрные слуги Мантыка.

   Мантыкъ взрѣзалъ ножомъ пакетъ и передалъ его Колѣ. Мистеръ Стайнлей внимательно слѣдилъ за Русскими юношами.

   - Ну, Господи благослови! Вынимай, - сказалъ Мантыкъ. Его голосъ дрожалъ.

   Коля вынулъ нѣсколько пожелтѣвшихъ листковъ бумаги, исписанныхъ крупнымъ почеркомъ. Чернила порыжѣли и выцвѣли отъ времени и сырости.

   - Все? - спросилъ Мантыкъ.

   - Все, - сказалъ Коля.

   - Никакого чека?

   - Никакого.

   - Ну, хотя тысячефранковый билетъ?

   - Ничего. Мантыкъ свиснулъ:

   - Изабелла - ослабѣла, - сказалъ онъ. И добавилъ спокойно, равнодушнымъ голосомъ: - читай.

   - "25 марта 1912 года, день Благовѣщен³я", - читалъ Коля и сейчасъ же по фразамъ переводилъ для мистера Стайнлея по-англ³йски: - провинц³я Шоа, городъ Анкоберъ. Я, Петръ Георг³евичъ Покровск³й - въ Русскомъ прошломъ - гимназистъ 1-й С.-Петербургской гимназ³и шестого класса, въ Абиссинскомъ настоящемъ арм³и негуса Менелика II геразмачъ Петросъ, чувствуя свою близкую кончину, завѣщаю тому, кто найдетъ мой закопанный кладъ.

   "Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

   "Мою блузу, ремень и кавказск³й кинжалъ, память о моемъ Русскомъ прошломъ, пошли моимъ роднымъ. Ищи ихъ въ Петербургѣ, въ домѣ Собачниковыхъ, No 12, по Николаевской улицѣ.

   "Письмо передай негусу.

   "Сто талеровъ возьми себѣ на расходы.

   "И знай!

   "Если ты имѣешь ключъ къ моему кладу, - ты обрѣлъ большое богатство.

   "Ты оказался любознательнымъ, и пытливъ твой умъ, ибо ты разгадалъ мою загадку. А быть любознательнымъ и имъть пытливый умъ, развѣ это не богатство?

   "Это капиталъ, который ты вложилъ въ свою жизнь.

   "Ты разузналъ объ Абиссин³и и изслъдовалъ пути туда. Вотъ тебѣ первые проценты на твой капиталъ. Твой капиталъ увеличился з_н_а_н_³_е_м_ъ.

   "Ты рѣшилъ ѣхать въ Абиссин³ю, чтобы искать кладъ.

   Ты не поскупился потратить на это деньги. Не бойся, даже, если ты сдѣлалъ для этого долгъ. Ты обнаружилъ приступъ воли. А что дѣлаетъ человѣка великимъ: в_о_л_я и у_м_ъ. Я далъ тебѣ случай проявить волю. Благодари за это, мой невѣдомый родственника Ты начинаешь богатѣть.

   "Ты поѣхалъ, преодолѣвая присущую намъ лѣнь и неподвижность. Ты поѣхалъ, терпя лишен³я и опасности пути, и на походѣ ты заострилъ свой умъ и отточилъ свою волю. Теперь ты богатъ до конца дней своихъ, богатъ о_п_ы_т_о_м_ъ. Ты увидалъ жизнь, которую ты, по легкомыслие своему, можетъ быть, назовешь дикою, но она ближе къ Богу и потому она выше нашей культурной жизни.

   "Взвѣсь все это, оцѣни, и, когда вернешься домой, ты поймешь, что старый Русск³й гимназистъ, - ибо для Росс³и я только бѣглый гимназистъ Ашиновецъ, тебя не обманулъ, и ты увидишь, что не напрасно ты сдѣлалъ большое путешеств³е въ дебри Африканской пустыни.

   "Да хранить же тебя Господь и молись неустанно о рабѣ Бож³емъ Петрѣ".

   - Все, - сказалъ Коля, дочитавъ до конца это странное послан³е.

   Мантыкъ снова свиснулъ и покрутилъ головою.

   - Вотъ такъ истор³я съ географ³ей. Совсѣмъ разсказъ изъ старой дѣдушкиной хрестомат³и !

   Онъ былъ разочарованъ.

   Мистеръ Стайнлей долго молчалъ. Онъ закурилъ свою любимую трубку и тихо посасывалъ ее. Откинувъ блѣдною рукою отросш³е волосы, онъ задумчиво смотрѣлъ черезъ открытую дверь хижины въ глубокое, бездонное небо и, казалось, ушелъ куда-то далеко въ своихъ мысляхъ.

   - Коля, - тихо позвалъ онъ, - подойдите ко мнѣ. Коля опустился на землю подлѣ американца. Мистеръ

   Стайнлей положилъ ему руку на голову.

   - Какой мудрый былъ вашъ дядя, - медленно сказалъ американецъ. - Какъ велико и важно все то, что онъ написалъ и какъ много, много въ этомъ правды!

   - Что онъ говоритъ такое? - спросилъ, насторожившись Мантыкъ. Онъ чистилъ и протиралъ свое ружье въ углу хижины. Коля перевелъ ему слова американца.

   - Ему легко такъ говорить, - сказалъ Мантыкъ, прищуриваясь, и однимъ глазомъ разглядывая нижн³й нарѣзной стволъ. - А какъ же домой? На сто талеровъ отсюда до Парижа не доѣдешь. Дай Богъ до Джибути добраться.

   Мистеръ Стайнлей вопросительно смотрѣлъ на Колю. Точно спрашивалъ, что говоритъ Мантыкъ. Коля перевелъ слова Мантыка.

   - Не бойтесь, Коля, - сказалъ мистеръ Стайнлей, - я васъ не оставлю. Я телеграфирую въ мой банкъ и мнѣ сюда сейчасъ же пришлютъ деньги. Я довезу васъ до Парижа.

   - A Росс³я? - сказалъ Мантыкъ. - Я, чаю, главный то смыслъ клада былъ помочь Росс³и освободиться отъ коммунистовъ. А теперь - пиши: - пропалъ твой вкладъ на святое дѣло.

   - Вѣрьте, мой дорогой другъ, - сказалъ мистеръ Стайнлей, выслушавъ Колинъ переводъ, - что Росс³и не деньги нужны, a крѣпк³е, вѣрующ³е люди. Так³е, какъ вы, так³е, какимъ будетъ теперь Коля, мой другъ, такъ много переживш³й, перенесш³й и повидавш³й. Вы, Русская молодежь, будете строить Росс³ю молодую и сильную. И, чѣмъ сильнѣе въ васъ будетъ вѣра въ Бога, любовь къ отечеству и смѣлая готовность за вѣру и отечество отдать все, и самую жизнь свою, тѣмъ скорѣе вы создадите великую Росс³ю!... Деньги развиваютъ продажность, подкупность, взяточничество...Развѣ на деньгахъ создавались наши Соединенные Штаты? Велик³е наши Линкольнъ и Вашингтонъ не думали о нихъ. Нашъ "бѣлый домъ" {Мѣсто пребыван³я президента Соединенныхъ Штатовъ въ г. Вашингтон.} и сейчасъ скромная хижина по сравнен³ю съ европейскими дворцами! А какое счастливое государство мы создали, закаливъ свою молодежь и научивъ ее бороться и побѣждать самое трудное: - мелочи жизни, научивъ ее творить и прививъ ей любовь къ творчеству. И вашъ дядя, Коля, былъ мудрый человѣкъ. Онъ, позвавъ васъ изъ своей могилы, заставилъ сдѣлать этотъ трудный путь и въ немъ закалилъ ваше сердце.

   Засопѣла трубка въ зубахъ у мистера Стайнлея. Онъ слушалъ звуки Русскаго языка. Коля переводилъ его слова Мантыку.

   Мантыкъ отложилъ стволы на разосланную на землѣ шаму.

   - A вѣдь твой американецъ правъ! - воскликнулъ онъ. - Молодчина твой мистеръ.

   Мантыкъ бросился и горячо обнялъ американца и поцѣловалъ его въ губы.

   - Скажи, Коля, ему:- отъ чистаго, молъ, сердца! По-русски! По казачьи! Гудъ! вэри гудъ! Мистеръ Стайнлей! {Хорошо! Очень хорошо!}

  

  

  

   Такъ и порѣшили. Коля останется при мистерѣ Стайнлеѣ. Когда врачъ найдетъ, что американецъ сможетъ перенести поѣздку по желѣзной дорогѣ, Коля отправится съ нимъ въ Парижъ.

   Коля послалъ своимъ письмо. Онъ глухо написалъ о томъ, что кладъ оказался не такимъ, какъ ждали, но что онъ теперь нашелъ мѣсто у хорошаго человѣка и скоро вернется вмѣстѣ съ нимъ и привезетъ немного денегъ, чтобы помочь мамочкѣ и Галинкѣ. Грустное было письмо, но спокойное и твердое. Въ немъ уже писалъ не мальчикъ Коля, а мужчина, закаленный въ несчаст³яхъ и приключен³яхъ, и мамочка должна была это почувствовать.

   Коля съ Мар³амъ заботливо ухаживали за американцемъ, добросовѣстно выполняя всѣ указан³я "хакима-мос-кова". Рана мистера Стайнлея заживала и уже шли разговоры о возвращен³и домой.

   Мантыкъ пропадалъ цѣлыми днями. Конечно, онъ разспрашивалъ про львовъ. Онъ и не скрывалъ этого.

   Однажды утромъ, еще до свѣта, онъ разбудилъ Колю. Онъ былъ снаряженъ въ путь. Либэхъ и Али съ сумками съ провиз³ей ожидали его на дворѣ.

   - Прощай, Коля, - сказалъ Мантыкъ. - Иду за четвертымъ. Въ полутораста верстахъ отсюда нашелся славный львище!

   - Подожди немного, - сказалъ Коля, проворно одѣваясь. - Я провожу тебя.

   Мантыкъ приказалъ слугамъ идти впередъ, а самъ остался съ Колею.

   Они вышли за городъ и пошли полями. Свѣтало.

   - Ну, прощай! - сказалъ Мантыкъ. - Богъ дастъ, еще увидимся... Въ Росс³и.

   -A здѣсь?

   - Здѣсь-то врядъ ли. Вы, вѣрно, на будущей недѣлѣ потянете въ Джибути, а я пойду - въ дальнее плавание... За четвертымъ, за пятымъ, за шестымъ...

   - Мантыкъ! Ты останешься здѣсь одинъ?

   - Да.

   - Мантыкъ, тебѣ не страшно, не скучно, не тоскливо быть одному, совсѣмъ одному, въ этой ужасной пустынѣ?

   Мантыкъ стоялъ на зеленѣющемъ молодою весенней травою холмѣ и смотрѣлъ на востокъ. Солнце всходило. Золотые лучи освѣщали крѣпкаго, рослаго юношу. Въ темную бронзу ударили вьющ³еся подъ малиновой шапкой волосы и точно огненнымъ обводомъ былъ окруженъ Мантыкъ.

   - Скучно?... Страшно?... Я этихъ словъ не знаю, Коля, - тихо сказалъ онъ. - Развѣ можетъ быть скучно, когда стоишь въ храмѣ Бож³емъ?... Когда идетъ литург³я и ангельскими голосами поетъ хоръ?.. A вѣдь это, - раскрывая широко объят³я навстрѣчу солнцу воскликнулъ Мантыкъ, - храмъ Бож³й! Невиданной красоты храмъ! Ты слышишь? Въ небѣ пѣсня... Жаворонокъ или другая птица... слышишь... какъ поетъ?... А тамъ въ Аддисъ-Абе-бѣ? Прислушайся, какой концертъ подняли согнанныя на ночь стада... Это хвала Богу... Это хоръ поетъ.;. Благослови душе моя Господа! Благословенъ еси Господи!.. Земля!. Вся земля!.. Весь прекрасный Бож³й м³ръ: трава, кусты, лѣса, камни, пустыня, звѣри, птицы - вотъ мой домъ отнынѣ и до тѣхъ поръ, пока не откроетъ Господь мнѣ двери моей Родины.

   Мантыкъ бросился грудью на землю и какъ бы обнялъ ее, прижимаясь лицомъ къ иголкамъ молодой травы. Такъ, молча, въ несказанномъ восторгѣ, пролежалъ онъ нѣсколько мгновен³й.

   Потомъ всталъ, подошелъ къ Колѣ и, пристально глядя ему въ лицо, сказалъ серьезно:

   - Ты думаешь - рехнулся Мантыкъ. Я опьяненъ этимъ м³ромъ Божьимъ, этимъ счастьемъ свободы, этою побѣдою надъ собою.

   Нѣсколько минуть оба молчали. Въ безлюд³и пустыни при пѣн³и жаворонковъ медленно поднималось изъ-за розовыхъ горъ солнце.

   - Ты сказалъ: - страшно... Знай, Коля, Мантыкъ здѣсь на охотѣ львиной... Э! да все равно!.. Хотя бы я ѣздилъ по-прежнему на кам³онеткѣ по Парижу, - я готовлю себя къ другому... Галинѣ ты скажи: - двѣнадцать львовъ.... Это для дѣтей... Родина у меня передъ глазами. Умученная врагами Росс³я!.. Для нея готовлю себя, для нея закаляю и учусь у пустыни. Ты Галинѣ скажи серьезно: Мантыкъ, молъ, свое слово сдержалъ. Она знаетъ какое. И двѣнадцать золотыхъ цѣпочекъ у меня будетъ въ ушахъ... Двѣнадцать львовъ!... А только... понимаешь... Если учую... Я-то учую!, что пора идти крушить врага, ломать замки запечатанной моей Родины, - такъ я тамъ раньше буду, чѣмъ у васъ. И, ежели будемъ съ Галиной Семеновной - такъ уже у себя: - въ Уральскѣ, или въ Петербургѣ... Понимаешь? Я тутъ за эти мѣсяцы во какъ выросъ!.. Башковатый сталъ!.. Ну! прощай! Будь здоровъ. Земной поклонъ передай отъ меня Натальѣ Георг³евнѣ... Галину поцѣлуй... Да берегите вы моего дѣдушку. Я за все разсчитаюсь....

   Мантыкъ крѣпко пожалъ руку Колѣ и, не оглядываясь, сталъ спускаться съ холма.

   Солнце любовно озаряло его. Длинная тѣнь скользила по травѣ. Бѣлый плащъ и рубаха, казалось, свѣтились на солнцѣ.

   Коля стоялъ до тѣхъ поръ, пока Мантыкъ не скрылся въ лощинѣ. Все ждалъ, не оглянется ли Мантыкъ?

   Мантыкъ не оглянулся.

  

  

   Въ тяжелые для Натальи Георг³евны дни пришло къ ней Колино письмо. Клада она не ждала и, когда по воскресеньямъ горячо молилась въ церкви, не о кладѣ, не о богатствѣ, не о спокойной жизни просила она Господа, а о томъ только, чтобы ея Коля вернулся живой и здоровый. Но было въ извѣст³и о томъ, что кладъ оказался не денежный, что всего сто талеровъ было въ немъ найдено одно обстоятельство, которое взволновало и смутило Наталью Георг³евну. Это отношен³е къ Дарсонвилямъ. Колинъ патронъ участвовалъ въ кладѣ, шли "на пополамъ" изъ пятидесяти процентовъ. За это Дарсонвиль платилъ въ панс³онъ за Галину. Французская семья очень хорошо относилась къ дѣвочкѣ и на Рождественск³е праздники, когда у Натальи Георг³евны особенно много было работы въ ресторанѣ, Люси упросила отпустить Галину на ихъ дачу "Ля Фэйе". Рождество было теплое, солнечное. Крѣпкимъ ароматомъ увядшей листвы былъ пропитань большой лѣсъ Гро Буа, и Галина поправилась, порозовѣла и похорошѣла на дачѣ. Ее приняли у Дарсонвилей, какъ родную, и Люси не называла ее иначе, какъ "mа petite soeur" {Моя сестренка.}.

   Тяжелая жизнь сдѣлала Наталью Георг³евну недовѣрчивой. "Конечно", - думала она, - "французы такъ пригрѣли Галину не изъ любви къ бѣдной русской дѣвочкѣ. Тутъ играетъ роль ихъ добросовѣстность. За половину клада они считаютъ нужнымъ чѣмъ нибудь заплатить"...

   А, когда половина клада оказалась - пятьдесятъ талеровъ, менѣе двухсотъ франковъ, - совѣсть стала мучить Наталью Георг³евну и она собралась поѣхать къ Дарсонвилямъ, объясниться съ ними, и обѣщать постепенно уплатить долгъ за панс³онъ Галины.

   Но тутъ заболѣлъ и получилъ разсчетъ изъ своего гаража Селиверстъ Селиверстовичъ.

   Онъ и раньше не домогалъ, но какъ то при внучатомъ племянникѣ крѣпился. Изъ за Мантыка, котораго любили и уважали въ гаражѣ, терпѣли и Селиверста Селиверстовича. Но, когда прошло три мѣсяца, а Мантыкъ не вернулся и не подавалъ о себѣ вѣсточки, и Селиверстъ Селиверстовичъ еле ходилъ и засыпалъ на дежурствѣ, - его разсчитали.

   - Вамъ сколько лѣтъ? - спросили его.

   - Восемьдесятъ, - отвѣчалъ, подбадриваясь и выпрямляясь, старикъ.

   - А мы старше шестидесяти не держимъ.

   Искать новое мѣсто? Но куда онъ пойдетъ, не знающ³й языка? Да еще такое правило, что старше шестидесяти не берутъ! "Чѣмъ же я виноватъ, что Господь продлилъ мои годы до восьмидесяти", - думалъ несчастный старикъ.

   "Охъ, умирать мнѣ пора! Никого близкихъ у меня нѣтъ. Кругомъ молодежь, не понимающая меня. Да и заняты всѣ очень. И стыдно и нехорошо какъ то просить у чужихъ людей".

   Селиверстъ Селиверстовичъ зашелъ вечеромъ къ Натальѣ Георг³евнѣ. Зашелъ навѣстить и проститься. Наталья Георг³евна ужаснулась, когда увидала стараго дѣдушку.

   Кожа да кости, да сѣдая, отросшая борода. Руки трясутся, и сам