Карнаухова Ирина Валерьяновна - Повесть о дружных

bsp; Таня так хотела обрадовать Лену, что помчалась с письмом в учительскую. Она даже не постучалась, с маху распахнула дверь и остановилась на пороге, потная и взъерошенная.

   - Лена! - крикнула она.- Леночка!

   А в учительской шло заседание.

   Марья Дмитриевна, Лена, Галина Владимировна обернулись к ней.

   - Богданова,- сказала Марья Дмитриевна строго,- что за крик? Почему ты врываешься в учительскую? Почему ты не постучала?

   Таня сразу потухла.

   - Вот... письмо...- пробормотала она, бросила письмо на стол и выскочила за дверь. Слезы текли у нее по щекам, и она машинально размазывала их рукой, на которой висела школьная сумка.

   И, как всегда в тяжелую минуту, около нее очутилась Нюра. Откуда-то появилась и Манька.

   Захлебываясь и запинаясь, Таня рассказала им, в чем дело.

   - Оборвать цветы! - сказала Манька.

   - Что?

   - Оборву директорше все цветы! Залезу в комнату и оборву, раз она такая!

   - Да брось ты, Манька, чепушить! - строго сказала Нюра.- Чижик сама виновата: ну кто так в учительскую врывается?! Ведь даже не постучала?

   - Не постучала,- виновато всхлипнула Таня.

   - Ну вот, видишь! Перестань плакать, Чижик, сейчас Лена Павловна выйдет... Занята, верно, очень.

   - А я погляжу, что она там делает,- и Манька прильнула глазом к замочной скважине.

   - Сидят,- сказала она громким шепотом,- заседают.

   - А письмо?

   - Письмо на столе лежит, нераспечатанное...

   - Да-а,- протянула Нюра,- верно, Елена Павловне уйти никак...

   Таня вытерла слезы.

   - А всё-таки она меня не любит, а, Нюра?

   - Чепуху ты говоришь, Чижик, она просто строгая и порядок любит.

   - А почему она меня по имени никогда не зовет? Никогда "Таня" не скажет?

   Нюра задумчиво кивает головой:

   - Это, знаете, девочки, неспроста. Тут какая-нибудь тайна.

   - Ну какая тут тайна! Тайны бывают только у красавиц! - говорит Манька, сомнительно покачивая головой.

   В это время из учительской, наконец, вышла Лена.

   - Чижик,- сказала она взволнованно,- идем к Власьевне.

   У Власьевны тикают ходики, курица дремлет под печкой, герани цветут на окне.

   А Леночка врывается к ней, как вихрь, и, потрясая письмом, кричит:

   - Власьевна! Дорогая! Милая! Они там вместе, оба вместе!

   Власьевна бледнеет, поднимается со стула и роняет вязанье.

   - Кто?

   - Андрей и ваш Митенька! Вот, вот, читайте!

   "Как сходятся судьбы людей! Твое письмо принес мне старшина Лагутин, чудесный, между прочим, парень. Он посмотрел на обратный адрес и сказал: "А письмо-то вам из моей деревни". А потом и выяснилось, что он родной сын суровой твоей Власьевны..."

   При слове "суровой" Таня испуганно косится на Власьевну,- обиделась? Но Власьевне не до того.

   - Милая ты моя, красавица,- говорит она, обнимая Лену,- как хорошо! Хорошо-то как! Друг за другом они присмотрят, друг другу помогут,- глядишь, и вернутся живые, здоровые, нам на радость!

   Крепко обнявшись, Власьевна и Леночка смотрят в окно, туда, на запад, где сын, и Андрей, и папа.

  

   Когда Таня на другой день подошла к школе, она увидела, что младшие ребята толпились у крыльца. Ни один из них почему-то не поднимался по ступенькам. Они переминались с ноги на ногу, смотрели в сторону.

   Учителей еще не было. На крыльце, небрежно прислонившись плечом к входной двери, стоял высокий, широкоплечий мальчик, широко расставив ноги в больших сапогах. Через плечо у него висела сумка от противогаза, набитая книгами. Руки засунуты в карманы, волосы, откинутые назад, открывали высокий чистый лоб. Лицо его не было ни угрюмо, ни сердито, наоборот, он смотрел в пространство с добродушно-презрительной улыбкой, как будто не замечая толпившихся ребят.

   Но по тому, как плотно прижался он к двери, как широко расставил ноги, было видно, что он не собирается сдвинуться с места и пропустить кого-нибудь в школу.

   - Кто это? - спросила Таня шепотом.

   - Миша Теплых. В школу не пускает.

   - Как это не пускает! - Таня сразу вскипела. Она взбежала по ступеням, подошла к Мише.- Ну-ка, пропусти!

   Миша скользнул по ней небрежным взглядом и отвернулся.

   - Пропусти, тебе говорят! - Таня двинулась на него, взъерошенная и злая. Миша отмахнулся рукой, как будто отгоняя назойливого комара, и плотнее прижался плечом к двери.

   Тогда Таня, полная справедливого гнева, ухватила мальчика за пояс обеими руками. Миша удивленно поднял брови, лениво толкнул Таню. Он только слегка повел рукой, но Таня отлетела от мальчика и чуть не упала на землю. А Миша даже не повернулся.

   Таня беспомощно оглянулась,- никого из звена дружных еще не было. Ну что ж, значит, придется одной принимать бой!

   Но в это время показалась Лена. В одной руке она несла большой глобус, а в другой - высокую пачку ученических тетрадок, прижимая ее к груди и слегка придерживая подбородком. Таня видела, как Лена чуть задержала шаг, подходя к ребятам, и, видимо, сразу всё поняла.

   "Что-то сейчас будет?" - подумала Таня со страхом.

   Лена подошла к ребятам. Те расступились перед ней, с любопытством и интересом следя за ней глазами.

   Лена быстро поднялась по ступенькам и спокойно, будто ничего не замечая, сказала:

   - А-а, Миша! Ну-ка, открой мне двери!

   На мгновение удивление мелькнуло в Мишиных глазах. Потом он отступил и распахнул дверь.

   - Возьми-ка глобус,- сказала Лена,- мне тяжело.

   Миша взял у нее глобус и вразвалку, не спеша, пошел в класс.

   Лена повернула в учительскую, ребята хлынули в школу.

   Когда Таня вошла в класс, Миша сидел за ее партой. Он сидел развалясь, разложив руки по спинке скамейки, колени его подпирали крышку парты. Для Тани он оставил совсем мало места. Таня кое-как протиснулась и сложила книги. В это время прозвенел звонок.

   Писали грамматические упражнения, и, пока ребята дружно скрипели перьями, а Лена ходила между рядами, Миша медленно, но настойчиво оттеснял Таню к краю парты. Вот уже одна половинка тетради свесилась у Тани, вот уже левая нога ее в проходе.

   Таня сначала пыталась сопротивляться, потом она с трудом сдерживала слезы, но молчала, не желая мешать Лене вести урок. Еще минута,- и она упадет. Но в это время Елена Павловна, проходя мимо Миши, заглянула к нему в тетрадку.

   - Ты хорошо пишешь, Миша, только не делай такой нажим. Вот тут и тут,- она показала пальцем,- у тебя получилось грязно. Да и подвинься, пожалуйста, немного. Если ты сядешь правильнее, у тебя почерк будет совсем красивый.- И твердым движением Елена Павловна подвинула Мишу на его место.

   В перемену Нюра Валова подошла к Мише.

   - Миша, ты опять начинаешь? Опять хочешь мешать всему классу? Нам интересно, и мы не дадим тебе мешать.

   - А ну, отойди,- сказал Миша лениво, но глаза его сузились.

   На арифметике попалась очень трудная задача. Ребята работали сосредоточенно: кто вздыхал, кто чесал за ухом, кто шепотом считал что-то. У Вали Веселовой на тетрадку капали слезы. А язык Тани так и двигался из одного уголка рта в другой.

   Когда Таня оторвалась на минутку от тетрадки, она увидела, что Миша сидит, сложив руки. Закрытая тетрадка лежала перед ним, он лениво поглядывал по сторонам.

   "Ну и ну",- подумала Таня и снова погрузилась в задачу. Елена Павловна поглядела на Мишу.

   - Почему ты не работаешь, Теплых?

   - Так,- буркнул Миша не вставая.

   - Тебе что-нибудь непонятно?

   - Нет,- небрежно бросил Миша; и нельзя было понять, что означает это "нет".

   Елена Павловна подошла к нему.

   - Ну, давай я тебе объясню.

   - Не надо,- снисходительно сказал Миша.

   Лена, чуть сдвинув брови, открыла его тетрадь.

   - Да ты уже всё давно решил! И так чисто, аккуратно! Вот молодец! Что же ты сразу не сказал? Ты другой раз не стесняйся и не бойся, говори прямо.

   Миша весь вдруг покраснел, как рак.

   "Наверно, обиделся, что Лена сказала "не бойся",- подумала Таня,- ишь, даже сжал кулаки!"

   Но Елена Павловна сказала весело и дружелюбно:

   - Вот я тебе сейчас поставлю в журнал пятерку. Хорошее начало! Приятно ведь в первый же день заработать пятерку по арифметике.

   Миша буркнул что-то вроде "всё равно", но гордая улыбка тронула его губы.

   На большой переменке, когда ребята шумно обсуждали все события, Миша безучастно слонялся по школьному двору, потом подошел к малышам.

   - Ну, горох, чего приуныли? Давайте в гуси-лебеди играть, вот я буду волк,- и он, рыча, двинулся на мелкоту. Ребята с веселым визгом бросились врассыпную, а Миша вдруг заметил, что Таня наблюдает за ним, и зашагал в класс.

   Лена принесла в класс карту, повесила ее на доску и стала объяснять ребятам, как на карте обозначаются горы, реки, моря, долины. Ребята слушали с интересом, всматривались, вытягивали шеи, задние вставали на ноги.

   Лена называла ребятам моря, омывающие нашу Родину. Миша, скрестив руки на груди, небрежно смотрел на ребят.

   - Ты меня не слушаешь, Теплых! - строго заметила Лена.

   - А я это всё знаю,- буркнул Миша.

   - Знаешь? Откуда?

   - Он знает! - крикнул Алеша.- Он моряком хочет быть!

   - У него уже бескозырка есть!

   - Он в морское училище пойдет!

   - Ну, заболтали! - заворчал Миша.

   - Тише, ребята! Вы мне всё расскажете после урока. А ты, Миша, тем более должен быть внимательным.

   - А я и так знаю...

   - Сейчас я вам расскажу о великих мореплавателях.

   И Лена стала рассказывать о великих русских землепроходцах: о Дежневе, о Беринге, о Лаптеве и о трагической судьбе Седова.

   Ребята слушали, не спуская глаз с указки, которая двигалась по морям-океанам.

   Таня покосилась на Мишу.

   Теперь и он вытянулся на парте, следил за Еленой Павловной, и глаза у него горели, и уши пылали.

   "Хорошо рассказывает Лена,- подумала Таня,- вот молодец!"

   После урока Миша подошел к Лене и спросил, глядя в сторону:

   - Вам отнести глобус?

  

   На другой день Тане сразу пришлось горько. Не успела она, по примеру других ребят, разложить на парте газету, как Миша взял газету и перетащил на свою сторону.

   - Это ты что?

   - А то,- Миша навалился на газету обоими локтями.

   - Это моя газета, отдай сейчас же!

   - Ну-ну,- тянул Миша лениво,- не подвертывайся,- могу нечаянно задеть.

   Таня дернула газету в свою сторону. Миша нажал на нее плотнее, и клочки бумаги остались у Тани в руках.

   В это время вошла Лена, начался урок.

   Когда, после объяснения, Лена сказала: "Выньте тетради", Миша покосился на Таню и насмешливо улыбнулся.

   Елена Павловна прошла по рядам.

   - Таня, ты что, забыла сегодня газету? Я тебе дам другую, но постарайся не забывать. А у тебя, Миша, что это за рвань на парте? Надо быть аккуратнее. Таня, дай ему половину своей.

   И Таня, негодующе глядя на Мишу, аккуратно оторвала половину газеты и отдала ее мальчику.

   Но Миша не выглядел торжествующим.

   На втором уроке, пока Елена Павловна объясняла грамматику и писала на доске примеры, Миша вытащил чурочку и острый ножичек и принялся что-то строгать. В тишине класса настойчиво раздавался скрип ножа.

   - Перестань,- несколько раз сказала ему Таня. Но он только досадливо повел плечом и продолжал свое. Ребята стали оглядываться на него, но Лена строго постучала по столу карандашом, и все снова обернулись к доске. Визг ножа и шуршание стружки возобновились с новой силой.

   - Теплых,- сказала Елена Павловна строго,- перестань шуметь и слушай урок.

   Миша замер на минутку, а потом снова принялся за свое.

   Учительница перестала объяснять.

   - Выйди из класса, Миша Теплых, ты мешаешь всем ребятам.

   Миша не шевельнулся.

   Таня с ужасом смотрела на него.

   "Что же это,- думала она с тоской,- что же это он делает? Бедная Леночка, ну как она с ним справится? Он такой большой и сильный, Леночка растеряется".

   Но Елена Павловна подошла к Мише.

   - Ты слышал, что я тебе сказала?

   - Не пойду,- буркнул Миша сидя.

   Таня быстро взглянула на сестру и испугалась: такой она никогда ее не видела. Леночка побледнела, но лицо у нее было спокойное, а глаза стальные и холодные. И она сказала негромким, но властным, "железным" голосом, как иногда говорил папа:

   - Встань!

   Миша взглянул на нее исподлобья и встал.

   - Выйди из класса!

   Миша мгновение поколебался.

   В классе настойчиво зашептали:

   - Выйди. Выходи! Выходи, тебе говорят!

   - Мишка,- грозно окликнул Саша,- ты же пионер!..

   Лена сказала спокойно и холодно:

   - Я жду.

   Миша опустил голову и вышел.

   Вздох облегчения пронесся по классу.

   - Продолжаем урок,- сказала Лена спокойно.

   На перемене Саша подошел к Мише и сказал:

   - Ну, Мишка, дерись не дерись, а я тебе скажу, что ты вредный! И мы Лену Павловну задирать не позволим!

   Миша шагнул из-за парты.

   - Это ты не позволишь?

   - Да, и я! - крикнула Нюра.

   - И я! И я!

   Миша стоял, большой, на голову выше всех окружающих его ребят, и лицо его медленно краснело. Но ребята сгрудились вокруг него, плотно прижавшись плечом к плечу, и смотрели на него без боязни и с негодованием.

   - Ах так! - Миша подался вперед.

   Но тут крохотная Женя Веселова, хрупкая и худенькая, не достававшая Мише до плеча, сжав цыплячьи кулачки, шагнула к мальчику.

   - И я не позволю! - крикнула она тоненьким голоском, прерывающимся от волнения. И это не было смешно: за девочкой твердой стеной стоял весь класс, пионеры-друзья, товарищи... И Миша вдруг обмяк, разжал кулаки и, бросив: "У ты, вещество!", сел за парту.

   Ничего особенного будто не произошло, но ребята были радостно возбуждены.

   На уроке географии Елена Павловна вызвала Мишу. Он покопался в парте и вышел, зажимая что-то в кулаке. Он взял указку, повернулся спиной к классу и что-то делал несколько мгновений. Потом он подошел к карте, рассказал сначала все, что надо, а потом перешел к путешествию Магеллана.

   "В 1519 году Магеллан отправился в путь. Он вышел из гавани на рассвете..."

   Миша поднял указку и прикоснулся ею к карте, и все увидели на конце указки прикрепленный крохотный кораблик. С мачтами, с парусами, с деревянной фигуркой на носу,- настоящий корабль Магеллана.

   Уверенно заскользил кораблик по синим волнам, через проливы, моря и океаны, и ребятам казалось, что они видят, как настоящий корабль борется с бурей возле Огненной Земли.

   - Молодец,- сказала Елена Павловна,- молодец, Миша! И с кораблем ты хорошо придумал: только делать это нужно дома, не мешать себе и другим в классе и не разводить в школе грязь. За ответ я ставлю тебе пятерку. Но в перемену убери сор и подмети класс.

   В перемену Миша не вышел из класса. Ребята думали, что он будет убирать сор, но из-за закрытых дверей вдруг послышались шум, грохот, пыхтенье. А когда после звонка открылась дверь, ребята увидели в классе нечто невообразимое: парты перемешались, сдвинулись, сгрудились, словно овцы во время бури. Прохода между ними не было. Учительский стол лежал на подоконнике, вытянув тонкие ножки, будто прося пощады, а посреди всего этого хаоса стоял пыльный, взъерошенный, потный Миша и силился один втянуть первую парту на вторую. Он повернулся на шум, и в глазах у него мелькнуло растерянное выражение.

   - Теплых,- сказала Лена строго.- Что это такое?

   - Я не успел...- пробормотал Миша.

   - Что не успел?

   Но Миша уже замолчал, и от него нельзя было добиться ни слова. Урок был сорван. Пока ребята кое-как забирались на свои места, пока успокоились, до конца осталось только двадцать минут.

   После уроков Елена Павловна приказала Мише не уходить из школы и осталась с ним в классе. О чем они говорили там, неизвестно, но Лена пришла домой веселая.

   - Знаешь, Чижик, зачем он все это затеял? - сказала она, обнимая девочку.

   - Зачем?

   - Ему просто мала ваша парта, и он хотел поменять ее на самую заднюю, самую большую - и не успел. Не так-то просто в узком классе вытащить самую заднюю парту, вот и получилась каша. Он не плохой мальчик,- продолжала Лена задумчиво,- но как мне все-таки трудно...

  

   А Лене, и правда, было очень трудно. Ей часто не хватало сил, не хватало опыта, знаний, времени. Она вздыхала, нервничала, говорила Тане:

   - Мало я знаю, Чижик, мало у меня опыта, вот я и мучаюсь.

   Леночка приходила из школы с грудой тетрадок, каждый день проверяла то русский, то арифметику. Таня всегда с интересом смотрела, как мелькает красный карандаш в руках у сестры. Где букву зачеркнет, где вставит или напишет на полях красиво: "Пиши лучше".

   - Что ты, Чижик, на меня смотришь? Занимайся своим делом.

   Но Таня восхищается:

   - Как это ты все знаешь! Где "о", а где "а", и даже где запятая!

   Леночка смеется.

   - Ну еще бы я этого не знала! Тогда меня совсем преподавать не пустили бы. Учитель должен знать все.

   - Все? - спрашивает Таня.

   - Да, все.

   - Все на свете?

   Проверит Леночка тетрадки и начинает готовиться к завтрашнему уроку. План пишет, в книгах роется. Все задачи решит. А потом расскажет Тане про завтрашний урок и велит:

   - Ну, задавай вопросы.

   А Таня не знает, какие вопросы задавать. Думает-думает, иногда выдумает что-нибудь. Тогда Леночка сердится.

   - Ну что ты, Чижик! Такого глупого вопроса никто в классе не задаст.

   - А вдруг Манька задаст?

   - Чепуха!

   - Ну, Женя задаст,- упрямится Таня,- она любит всякое спрашивать. Раз я задала,- значит, и она может.

   Но тут Тане делается Лену жалко, и она задает совсем простой вопрос, как будто она первоклассница. И Леночка начинает ей объяснять и объяснять, а потом вдруг вскакивает и говорит:

   - Постой, постой, я, кажется, что-то интересное придумала! Побегу спрошу Марью Дмитриевну, можно ли так на уроке сделать.

   А вчера Леночка сидела-сидела, думала о чем-то, а потом и сказала тихо:

   - Ох, боюсь...

   Таня перепуганно посмотрела на темное окно, взглянула на крюке ли дверь.

   - Кого ты боишься, Леночка? - спросила она шепотом.

   - Не "кого", а боюсь, что не справлюсь. Понимаешь, сестренка, ведь нашим ребятам все придется делать: и восстанавливать, и строить, и новую жизнь налаживать, а кто их должен к этому подготовить? Я. Понимаешь, Чижик, какая это ответственность?

   - Понимаю,- говорит Таня и с уважением смотрит на Лену,- ох, понимаю!

   Однажды Леночка объясняла приставки. То ли у Тани голова болела, то ли в окно слишком назойливо лезло осеннее солнышко, только Таня ничего не поняла.

   Посмотрела на Мишу,- Миша чертиков рисует. Посмотрела на Нюру,- Нюра с учительницы глаз не спускает, лицо такое напряженное, видимо, силится понять, а не получается.

   Тут вошла Марья Дмитриевна. Она села на заднюю парту и все время что-то записывала.

   Таня урока не слушала: она следила за карандашом Марьи Дмитриевны, и ей все время казалось, что Лена говорит что-нибудь не так.

   "У, какая! - думала она про директоршу,- опять что-то записала, а потом ругать Лену будет!"

   А у Лены урок не ладился. Спросила новый материал Алешу,- Алеша что-то путал. Спросила Нюру,- Нюра мямлила. А Петька просто встал столбом и молчал на все вопросы.

   "Ой, что будет! - с тоской думала Таня.- Никто ничего не понял. А тут, как назло, Марья Дмитриевна!"

   После уроков Леночку позвали к директорше.

   У Тани совсем упало сердце.

   Она пришла домой, растопила печурку, согрела щи... Потом печурка потухла, щи остыли. Таня снова разожгла печурку, снова закипели щи... Только вечером вернулась из школы сестра.

   - Леночка, милая, она тебя ругала, да? Я так и знала!

   - Нет, Чижик,- улыбнулась Лена,- она меня совсем не ругала, только разобрала мой урок и показала, почему ребята меня не поняли. И она меня научила; вот увидишь, завтра будет интересно. Право, она мне очень помогла.

   - Ну,- сказала весело Таня,- если так, я ее щи тоже поставлю греться!

   На другой день первый урок была грамматика. Лена вошла в класс в сопровождении Саши. Странные вещи принесли они с собой! Графин с водой, стаканы, мисочки, тряпку, промокашку, воронку.

   Ребята с любопытством привставали, вытягивали шеи. Интересно, зачем это все...

   - Знаете, ребята, что у меня в графине? - спросила Лена.

   - Вода! - закричали ребята.- Вода!

   А Манька, как всегда, озорно крикнула:

   - Квас!

   - Конечно, вода,- сказала Лена,- а воду можно...

   - Лить, лить!

   Леночка написала на доске крупными буквами: "лить".

   - А теперь посмотрим, что я еще могу делать с водой.

   Леночка взяла графин и налила стакан до половины.

   - Налить! - закричали ребята.

   И пошло на учительском столе веселое волшебство. Мелькали ловкие руки Лены, булькала вода, звякало стекло. Ребята поняли, в чем дело, выкрикивали приставки, и, подчиняясь этим маленьким частичкам, Лена делала с водой разные вещи: она могла налить стакан, слить из двух стаканов в один, перелить в третий, вылить в мисочку, разлить по столу. Вот какие хитрые эти маленькие частицы, меняющие смысл слова! Вчера еще ребята ничего не понимали, а сегодня они не отрывали глаз от учительницы, и все стало ясно и понятно.

   Саша с гордостью посмотрел на Таню:

   - Вот какая Лена Павловна! Вот как интересно все придумала! И все понятно стало!

   Таня скромно промолчала, но, придя домой, тщательно полила все цветы Марьи Дмитриевны.

  

   Во вторник Лена сказала ребятам:

   - После уроков не расходитесь, пойдем помогать на колхозный ток. Хлеб подсох, завтра начнут молотить. Будем досрочно сдавать хлеб государству. Нам надо все подготовить. Днем работать не придется: учебу прерывать нельзя, а после уроков будем помогать.

   После уроков весь класс гурьбой двинулся к колхозному току. Двери амбара были широко открыты, там уже орудовали дядя Егор и Паша Кашина. Под разлапистой сосной на бревнышках устроились пять старушек. В ожидании работы шептались о чем-то, сокрушенно покачивая головами.

   - Подмога прикатила,- сказала Паша басом,- ну что ж, давайте!

   Она быстро распределила работу.

   Мальчики занялись вытряхиванием и выбиванием мешков для зерна, Саша работал по-стахановски: он брал в каждую руку по мешку и выколачивал сразу по два о ствол березки. Летели во все стороны пыль, прошлогодняя полова, застрявшие в швах зерна; и сытые куры лениво клевали добычу. С березки, медленно кружась, опадали желтые листочки.

   Петька, Алеша и другие мальчишки не отставали от Саши. И такое хлопанье неслось по деревне, будто на току, как в старину, работали десятки цепов.

   Девочки брали выбитые мешки и тщательно осматривали их. Не должно было быть ни одной дырочки, чтобы не просыпались драгоценные зерна.

   Обнаружив дырку, девочки несли мешки к старушкам, а те кривыми иголками быстро штопали дырки.

   После этого Нюра Валова еще раз придирчиво осматривала мешки и складывала их аккуратными стопками.

   Работали ребята дружно и весело. Обсуждали школьные дела, подсмеивались друг над другом, запевали песни.

   Только Миша Теплых, засунув руки в карманы, бродил по току. Подошел к девочкам, небрежно ткнул в груду мешков ногой.

   - Стараетесь по своему делу?

   - Стараемся,- сразу вспыхнула Таня,- а ты лодырничаешь!

   - Ну, ты потише!

   - Чего потише! Таня права. Шел бы ребятам помогать.

   А Манька уже пританцовывает перед Мишей:

  

   Все ребята на току

   Работают умело,

   Один Мишка взад-вперед

   Шляется без дела!

  

   У Миши уже глаза сузились и кулаки сжались, Дал бы он Маньке, да в это время дядя Егор с подручными девушками выкатили из сарая молотилку. Миша отмахнулся от Маньки и побежал туда.

   Вскоре он суетился больше всех, покрикивал на девушек, бегал в амбар, насвистывал; он, видимо, делал дело. Что-то подмазывал, стучал молотком, бренчал инструментами, залезал руками в какие-то непонятные и страшные для Тани зубья, колеса, шестеренки. Дядя Егор то и дело подзывал его: "Мишка, сделай то, сделай это".

   И Миша исполнял все быстро и охотно.

   Таня задумчиво посматривала на него.

   - Видишь, Нюра, он какой: с нами ничего делать не хочет, а там хорошо работает.

   - Задается! - фыркнула Манька.

   - Полный мужик! - уважительно сказала Нюра.

   Из колхозной конюшни повели в кузню лошадей. Миша и тут оказался нужен. Он брал под уздцы сразу по две лошади, важно покрикивал на них и нарочно проводил их близко около девочек.

   - Поберегись! - говорил он лениво,- затопчу!

   Девушки в конюшне подкладывали в ясли свежего сена, подсыпали овса. Лошадям предстоял далекий путь: они повезут зерно на районный ссыпной пункт.

   Дотемна гомонили ребята на току.

   Утром в школе заниматься было трудновато. В открытые форточки врывались в класс звуки напряженной, горячей работы. Стучал трактор, приводящий в движение молотилку, что-то лязгало, скрипело, звенело. В прозрачном осеннем воздухе звонко раздавались голоса, девичьи песни, окрики возчиков, скрип телег.

   Головы ребят то и дело поворачивались к окошку. И никогда Елене Павловне не приходилось делать так много замечаний, никогда не казались труднее задачи, скучнее грамматические правила.

   У Тани в тетради появилась клякса. Нюра два раза переделывала упражнение. Алеша тихонько вздыхал, а Миша томился и так вертелся, что скамейка жалобно скрипела под ним.

   Наконец раздался долгожданный звонок. Ребята повскакали с мест, торопливо засовали в сумки тетради и книжки и шумным потоком бросились к дверям. Но Тане пришлось остаться.

   - Ты, кажется, забыла, что ты сегодня дежурная? - строго сказала Лена.

   И Таня, глотая слезы, мыла доску, подметала пол, вытирала парты.

   А потом Лена позвала ее домой обедать и готовить уроки. На другой день Таня после уроков помчалась домой, чтобы занести книжки. Не снимая пальтишка, стоя, она запихивала в рот холодную картошку, поглядывая в окошко,- не ушла ли уже поджидающая ее Нюра.

   В это время вошла Власьевна.

   - Чижик,- сказала она, на ходу завязывая платок,- что я тебя попрошу: посиди-ка ты сегодня за меня в школе, а я пойду помогу молотить. Что понадобится Марье Дмитриевне или кому там, ты сейчас за мной и сбегаешь.

   И Власьевна повернулась к двери.

   Слезы брызнули у Тани из глаз.

   - Власьевна! - крикнула она.- Я тоже хочу на ток, там все ребята, все помогают, одна я...

   Но Власьевна посмотрела на Таню сурово.

   - А ты подумать можешь, кто там больше дела сделает - ты или я? У тебя о себе думка, у меня о деле!

   Власьевна повернулась и хлопнула дверью.

   Да, грустный вечер выпал на долю Тани! В окно школы она видела, как побежала вниз с горы Лена, на ходу подвязывая поверх пальто большой передник, как прошла, неся мешки, уборщица Наташа. А в школе было тихо, пусто, неуютно. Таня бродила по коридорам и тихонько всхлипывала.

   Но на третий день она не стала дожидаться, чтобы кто-нибудь задержал ее. Она бросила книжки в парту, вихрем вылетела из класса и побежала вниз с горы.

   Вот уже одинокая ель, вот дом Марьи Петровны, сельпо, все ближе и ближе ритмичный шум работы... Из окна правления выглянула Марушка.

   - Чижик! - крикнула она.- Чижик, иди сюда скорей!

   Марушке Таня не могла отказать ни в чем.

   - Что такое, Марушка, говори скорее, некогда!

   - Чижик,- говорила девушка, спешно засовывая в ящик стола какие-то бумаги,- посиди здесь немножечко, а я на молотьбу сбегаю.

   - Что ты, Марушка! - ужаснулась Таня.- Я сама на молотьбу...

   - Ну, Чижик, ну, миленькая, только четверть часика. Все люди, как люди, все на настоящей работе, каждая пара рук на учете, а я с ними возиться должна!

   Марушка нетерпеливо тряхнула счетами. Костяшки рассыпали жалобную дробь.

   - Танечка, четверть часика, а?..

   - Ну, хорошо, только не больше...

   Прошло четверть часика и часик с четвертью...

   Нет, Тане положительно не повезло.

   В открытые окна был виден кусочек тока, там суетились люди, плыл сизоватый дымок, пробегали ребята, кто с мешком, кто с метлой, проезжала тяжело груженная бестарка. Воздух был полон шумом работы: скрипом колес, звонкими окриками.

   А здесь скучно стучали часы, лениво двигая круглым маятником, да билась под потолком радужная муха, такая же неожиданная пленница, как и Таня.

   Зачем ее посадила сюда Марушка? Ведь сегодня никто не заглянет в правление, ведь все, все, все: и Иван Евдокимович, и бригадиры, колхозники, учителя, ребята - все на току... Одна она, Таня, такая несчастная... Вдруг зазвонил телефон.

   Таня вздрогнула и покосилась на звонок. Молоточек бил настойчиво и упрямо по круглой, блестящей чашечке, муха испуганно закружила в воздухе. Телефон звонил требовательно и оглушительно.

   Таня с бьющимся сердцем подошла к нему и робко взяла трубку. Прямо в ухо ей забарабанил молоточек. Таня испуганно посмотрела в трубку и снова прижала ее к уху.

   - Я слушаю,- сказала она шепотом.

   - Да что это такое? - закричал в трубке сердитый мужской голос.- Отчего не отвечают? Это Бекрята?

   Таня проглотила слюну и сказала громко:

   - Бекрята! Это Бекрята.

   - Кто у телефона?

   Таня снова поглядела в трубку, осмотрелась беспомощно по сторонам: она была одна в правлении.

   - Кто говорит, кто у телефона? - надрывалась трубка.

   Таня облизнула пересохшие губы, одернула платье и сказала громко:

   - Чижик. У телефона Чижик.

   Трубка ошеломленно замолчала.

   - Что такое?! Что за шутки? - зарокотала она вновь.- Это Бекрята?! Это правление колхоза?

   - Бекрята...- сказала Таня торопливо,- я дежурю.

   - Ничего не понимаю,- сказали в трубке,- чушь какая-то, Сергей Иванович...

   - Постой, не волнуйся,- ответил другой голос,- дай мне трубку.

   И новый голос, знакомый Тане голос Набокова, окликнул ее:

   - Чижик, это ты?

   - Я.

   - Сестра Елены Павловны?

   - Да.

   - Ты что, одна в правлении?

   - Да.

   - А где же Марушка?

   - На молотьбе. Попросила меня на минуточку...

   - Вот оно что! Ну, так слушай, девочка, сейчас же беги к Марушке, скажи, что звонили из райкома, пусть немедленно передаст сводку, как идет молотьба. Скажи, от всех колхозов уже сводки есть, а от вас нет. Немедленно, поняла?

   - Да,- сказала Таня твердо.

   - Ну, прощай... Чижик,- сказал Набоков и рассмеялся,- напугала ты моего товарища.

   Трубка щелкнула и замолкла.

   Таня послушала еще немного, подула в трубку, потом осторожно опустила ее на рычаг.

   "Что же теперь делать? Дежурный не должен уходить с поста, а надо бежать к Марушке".

   В это время в избу вошла Марья Дмитриевна с записной книжкой в руке. Она была совсем необыкновенная: разрумянившаяся, в большом синем переднике, в косынке на голове. В черных волосах ее, как снежинки, блестела мякина, соломинки прилипли к шерстяной юбке...

   - Богданова,- сказала она с удивлением,- что ты тут делаешь?

   - Дежурю,- покорно вздохнула Таня.- Марушка велела,- вдруг всхлипнула она,- а тут звонили.

   - Откуда?

   - Из райкома, сводку требуют.

   - Ну, вот я за этим и пришла. Сейчас позвоню и передам сводку. А ты иди домой. Поздно уже.

   - Домой?! - слезы Тани закапали на столешницу.

   - Видишь ли, там на сегодня все уже кончили. А завтра я тебе обещаю, что и ты поработаешь.

   Таня горестно молчала.

   - Беги домой.

   Марья Дмитриевна подошла к телефону.

   На улице было совсем темно. На току уже не стучала молотилка, но еще раздавались голоса и шум веялки. Фонари блестели в невидимых руках. Кто-то смеялся звонко, скрипели телеги...

   Таня вздохнула и пошла домой.

  

   У правления колхоза стояли семь телег. Из амбаров женщины таскали мешки и, натужась, взваливали их на весы.

   Марушка записывала вес в большую, толстую книгу. Потом мешки тащили на телегу.

   - Не бабье это дело - мешки таскать,- поварчивали бабы.

   - Остарели мы с тобой, Домнушка, вышли из возраста.

   - Ничего, понатужимся и еще молодых за пояс заткнем.

   А на весах восседал уже следующий мешок.

   Паша Кашина и Миша крепко сцепляли правые руки, наваливали на них трехпудовик, придерживали сверху левыми