Эрастов Г. - Отступление

   - А? Что такое? Слушаю! Чтоприкажете? - подскочилъ Завадск³й, не переставая выплясывать и лихо крутя усы.

   - Голубчикъ, родненьк³й,- захлебывался отъ волнен³я и одышки подполковникъ,- барашковъ-то, барашковъ моихъ не забудьте! Берегите, якъ зѣницу вока! Якъ пр³йдемъ у Ванцзялинъ, я вамъ такой шашлыкъ преподнесу...

   - Э-э... батенька! Я уже изъ скотогоновъ вышелъ! Къ чорту-съ! Поручикъ Ляховъ въ обозъ назначенъ, а я въ строй-строй-строй! - тра-ла-ла...

   - Ника! Позвольте васъ познакомить... Мой старый товарищъ, о которомъ я говорилъ. - Капитанъ Заленск³й! Мой ротный командиръ!

   Сафоновъ подвелъ меня къ статному, сѣдоусому капитану. Я вспомнилъ балъ Байтасы въ Ляоянѣ, разговоръ о полякахъ, о "Стасѣ" и узналъ капитана.

   - Очень радъ! Въ добрый часъ пожаловали. Прямо къ походу! - говорилъ Заленск³й, крѣпко сжимая мою руку.

   - Господа батальонные и ротные командиры! Полковой къ себѣ требуетъ! - объявилъ чей то зычный голосъ. Общ³й гомонъ нѣсколько притихъ.

   - И что этому чорту еще надо? Опять ругаться начнетъ! - ворчалъ Дубенко, торопливо подтягивая опустивш³яся, необъятной ширины, шаровары.

   - Нѣтъ, баста! Если опять такая же истор³я будетъ, я не стану молчать! - возвысилъ голосъ Заленск³й, надѣвая фуражку.- Этозжъ безобраз³е! Отправить безъ прикрыт³я зарядные ящики, безъ карты, безъ переводчика, по переваламъ, а самъ поѣздомъ укатилъ! Гдѣ, говоритъ, пропадали? Да, чортъ тебя побери, благодари Бога, что я еще пришелъ съ патронами! Десятка хунхузовъ было бы довольно, чтобы отъ насъ и помину не осталось... Четыре дня, мерзавецъ, весь полкъ безъ патронъ держалъ! А еще высадки ждали! Вѣдь за этакую распорядительность его подъ судъ отдать надо! А ругать меня, стараго капитана, я...

   - Ну, чортъ его возьми совсѣмъ! Идемъ, старина! А то опять, какъ на псовъ, накричитъ,- остановилъ Заленскаго Дубенко и потащилъ его изъ фанзы.

   Послѣ ужина мы вышли изъ фанзы и присѣли на небольшомъ глинобитномъ валу.

   - Обиднѣе всего то, что одна паршивая овца все доброе стадо портитъ,- говорилъ вполголоса Сафоновъ, попыхивая трубкой.- Навязали намъ командира, съ которымъ ни одинъ офицеръ разговаривать не хочетъ. Хамъ, бурбонъ невѣроятный! На солдата, какъ на самую послѣднюю скотину, смотритъ, весь полкъ заморилъ... Съ офицеромъ говоритъ, стоя къ нему спиной и посвистывая. А вѣдь какой полкъ! Офицеры - самъ видишь - славная, теплая компан³я, доносчиковъ пока еще нѣтъ, ну онъ этого и не терпитъ... Если бы не ротные да не командиръ перваго батальона, такъ изъ полка одна дрянь бы получилась! Впрочемъ... кажется, не сдобровать ему...

   - То-есть какъ не сдобровать?

   - А такъ!..- Сафоновъ наклонился и проговорилъ шопотомъ:- въ первомъ же бою можетъ въ спину горохомъ заполучить... понимаешь? Дознавайся потомъ, кто стрѣлялъ... Всѣ офицеры объ этомъ знаютъ...

   - Недавно въ пятой ротѣ онъ собственноручно до крови избилъ солдата за то, что у него оказалась на тѣлѣ красная ситцевая рубаха... Ярк³е цвѣта запрещены на позиц³яхъ... Ну, а у того это единственная рубаха и была на тѣлѣ... У каптенармуса весь запасъ давно вышелъ... Иной разъ, вѣришь ли, Ника, до того больно и обядно станетъ за эту безотвѣтную сѣрую брат³ю, что, кажется, убилъ бы этого подлеца на мѣстѣ! И этакая тварь въ бой поведетъ!

   Давно затихъ погрузивш³йся въ сонъ бивакъ, погасли костры, и только у знамени виднѣлась неподвижная фигура часового... Мягкими сѣроватыми пятнами выдѣлялись въ зеленоватомъ полумракѣ лунной ночи ряды палатокъ, матовымъ блескомъ свѣтились штыки составленныхъ въ козла ружей. Горы, тѣснивш³яся смутными силуэтами, дремали, утопая въ густыхъ тѣняхъ. Прохладой и безмятежнымъ покоемъ дышала ночь и навѣвала дремоту на часового.

   Вдругъ онъ вздрогнулъ и поднялъ голову.

   Со стороны моря, прорѣзая сумракъ, протянулась ррозрачная, серебристая полоса свѣта. Она трепетала и скользила изъ стороны въ сторону, озаряя выступы скалъ, палатки, коновязи, и какъ будто искала кого-то.

   Долго бродилъ этотъ тревожный и пытливый лучъ, забираясъ на вершины, заглядывая въ ущелья и погасъ только тогда, когда на востокѣ блѣдно-розовая полоска возвѣстила о нарождавшемся днѣ.

  

   Послѣдн³й день мая выдался необычайно знойный, и, несмотря на рѣдкую выносливость моей китайской лошади, я только подъ вечеръ добрался до Вафандяна, близь котораго долженъ былъ занять позиц³ю N-ск³й стрѣлковый полкъ.

   Станц³я была уже брошена; полуразрушенныя здан³я съ провалившимися отъ взрывовъ крышами выглядѣли уныло. По землѣ вилась оборванная телеграфная проволока, высились груды кирпичей, мѣшки съ известью, валялись жестянки отъ консервовъ; повсюду виднѣлись слѣды спѣшнаго отступлен³я.

   На задворкахъ четверо китайцевъ пытались двинуть съ мѣста лошадиный трупъ, но безуспѣшно: вздрагивала только голова, и тогда полузакрытый глазъ лошади, казалось, бросалъ на китайцевъ косой, укоризненный взглядъ.

   За угломъ станц³оннаго здан³я, среди разметаннаго гаоляна, десятка два солдатъ торопливо и молча доѣдали горячее хлебово.

   - А гдѣ тутъ N-ск³й стрѣлковый полкъ?

   - Не могимъ знать, мы не тутошн³е,- отвѣтилъ одинъ сиплый голосъ.

   - А вы что же тутъ? Въ охранен³и, что-ли?

   - Никакъ нѣтъ... утресь пригнали сюды, а теперь уходить велѣно... Японецъ, слыхать, недалече...

   - Тутъ, вашброд³е, драгуны, никакъ, стояцъ! - откликнулся маленьк³й, корявый бѣлоруссъ.

   - Гдѣ же они стоятъ? Далеко?

   - Мабуцъ недалече, вашброд³е, сдается, что тамоцька! - онъ ткнулъ ложкой по направлен³ю къ виднѣвшимся невдалекѣ каменноугольнымъ копямъ.

   Миновавъ копи и проѣхавъ шагомъ версты три, я наткнулся на старика-китайца. Сквозь больш³я прорѣхи стараго, изорваннаго халата видно было высохшее, почти коричневое, костлявое тѣло. Старикъ плелся къ станц³и съ пустымъ лукошкомъ за плечами.

   Я спросилъ его, не видалъ ли онъ гдѣ-либо русскихъ солдатъ. Онъ подумалъ немного и указалъ на востокъ.

   - Нэга! Нэга ю люссака капитана! Шилянга ли! {Тамъ есть русск³е! Двѣнадцать ли, т.-е. шесть верстъ.} Продолжая что-то шамкать беззубымъ ртомъ, старикъ приблизился ко мнѣ, провелъ пальцемъ вдоль ноги и ткнулъ въ бывш³й подо мной желтый потникъ. Я догадался, что онъ подразумѣвалъ желтые лампасы приморскихъ драгунъ.

   Закатъ давно догорѣлъ за волнообразною грядою сопокъ, и уже наступала ночь, когда я въѣхалъ въ небольшую деревушку, гдѣ расположились драгуны.

   Передъ фанзами, вокругъ разведеннаго огня, сидѣли и лежали солдаты въ ожидан³и чая; тутъ же толпились молчаливо-серьезные китайцы, хладвокровно наблюдая за тѣмъ, какъ драгуны хозяйничали въ фанзахъ, волокли посуду и переворачивали вверхъ дномъ весь незатѣйливый скарбъ обитателей деревушки. Изъ-за угловъ выглядывали перепуганныя лица женщинъ съ младенцами на рукахъ.

   Командиръ и офицеры занимали обсаженный деревьями дворъ маленькой кумирни.

   Ужинъ только-что кончился, и на поставленномъ среди двора столикѣ появился чай.

   Благообразвый бонза въ длинномъ бѣломъ халатѣ принесъ зажженную красную свѣчу, как³я бываютъ на алтаряхъ Будды. Заморенные, съ сѣрыми отъ пыли лицами, офицеры молчаливо пили чай изъ жестяныхъ кружекъ и широкихъ китайскихъ чашекъ, пыхтя и отдуваясь почти послѣ каждаго глотка. Послѣ чаепит³я они тяжело поднялись изъ-за стола и разлеглись на раскиданномъ вдоль стѣны кумирни гаолянѣ. Душная, беззвѣздная ночь была необычайно тиха и какъ будто притаилась, прислушиваясь... Пламя свѣчи чуть-чуть трепетало отъ едва уловимаго, легкаго, какъ тих³й вздохъ, вѣтерка, озаряя небольшое пространство вокругъ и хмурое, озабоченное лицо командира, склонившееся надъ разложенной картой. У стѣны, въ сумракѣ, свѣтились красноватыми точками папиросы, и вспыхивали трубки. Въ дальнемъ углу двора возились надъ костромъ вѣстовые, переговариваясь вполголоса. Часовой у штандарта, прислонивш³йся къ стволу развѣсистаго дерева, казался неподвижнымъ изваян³емъ.

   Офицеры отдыхали послѣ утомительныхъ передвижен³й и изрѣдка переговаривались.

   - А что будетъ, если я вздумаю завтра заболѣть?- спрашивалъ кто-то, ни къ кому не обращаясь, и, не получивъ отвѣта, продолжалъ:- а и хорошо, должно быть, въ госпиталѣ!.. Лежи весь день, ѣшь и спи, сколько влѣзетъ!..

   - И что это нашъ эскулапъ завозился? Опять очки потерялъ?

   Сѣдоусый полковой ветеринаръ копался въ холщевой сумкѣ, поднося ее къ свѣту, и что-то ворчалъ себѣ подъ носъ.

   - Бросьте вы сумку, лучше свой носъ пощупайте!- совѣтовалъ кто-то убѣдительнымъ тономъ:- вчера весь эскадронъ разогнали очки искать, а очки на носу были!

   Ветеринаръ отошелъ отъ стола, крутя головой, и заговорилъ недовольнымъ голосомъ:

   - Чудас³я да и только! Былъ хлибъ и нема хлиба! Безобраз³е! Берегъ, якъ зѣницу ока, все время, думалъ...

   - Такъ вамъ и надо! Вторую недѣлю на сухаряхъ всѣ сидятъ, а вы хлѣбъ имѣете и молчите!

   Скоро догорѣлъ костеръ, бѣлесоватая струйка дыма поднялась кверху и медленно растаяла во мракѣ. Разговоры прекратились, и кое-гдѣ раздавался храпъ.

   - Собачья служба! - въ раздумьѣ говорилъ полковой командиръ, посасывая давно потухшую трубку.- Восемнадцать дней безъ отдыху въ разъѣздахъ... Лошадей не разсѣдлываешь... Заморили весь полкъ въ конецъ... Корму нѣтъ... Полкъ раскидали чуть не на пятьдесятъ верстъ по развѣдкамъ да заставамъ... Еще говорятъ, что мы ничего не дѣлаемъ!..

   Послышались быстрые шаги и звяканье шпоръ. Командиръ покрутилъ головой.

   - Что нибудь не ладно... Видно, не придется и нынче поспать!

   Къ столику подошелъ ординарецъ и подалъ маленьк³й "полевой" конвертъ.

   - Такъ и есть! Зашевелились! Много ихъ?

   - Такъ что, вашскород³е, въ три ряда костры у нихъ горятъ... Развѣдчики ихн³е къ намъ подходили, на самую заставу налѣзли... Тѣснятъ порядкомъ...

   Командиръ торопливо написалъ отвѣтъ, и не успѣлъ драгунъ дойти до воротъ, какъ появился запыхавш³йся корнетъ.

   - Господинъ полковникъ! Наступаютъ! Раньше горѣли огни у нихъ... приблизительно полкъ пѣхоты и кавалер³я есть... Потомъ огни погасли... Напираютъ на заставу...

   - Не отходить безъ моего приказан³я! Держитесь до послѣдней крайности! Такъ и передайте ротмистру! Я не думаю, чтобы это было наступлен³е! Что-то ужъ очень рано!

   Корнетъ откозырялъ и бросился со двора. Командиръ эскадрона поднялся съ гаоляна и подошелъ къ столику.

   - Неужели они двинутъ сегодня? - спросилъ онъ, протирая заспанные глаза.

   - На всяк³й случай надо немедленно дать знать въ штабъ... Кто у васъ знаетъ дорогу?

   - Родимцева сюда! - распорядился эскадронный.

   Поставивъ на конвертикѣ три креста, полковой от правилъ донесен³е.

   - Да! Съ однимъ нашимъ эскадрономъ долго не удержаться... Хотя, я думаю, что это только маневръ... Это ихъ обычный пр³емъ.

   - А слышите, полковникъ, какъ собаки лаютъ? Вчера ночью этого не было.

   Прошло часа полтора. Двѣ заставы оообщили, что больше не въ состоян³и держаться и отходятъ. Полусонные, встревоженные офицеры вскочили на ноги и толкались среди двора, ежась отъ озноба и нервно подергивая плечами.

   - А изъ штаба еще нѣтъ отвѣта! Либо посланный заплутался, либо тамъ не знаютъ, что дѣлать! - съ безпокойствомъ говорилъ командиръ.- Хуже всего то, что мы ничего не знаемъ о расположен³и ближайшихъ частей! Да есть ли еще пѣхота по близости,- это вопросъ.

   Небо дрогнуло, поблѣднѣло, дохнулъ предразсвѣтный вѣтерокъ, и старое дерево надъ штандартомъ проснулось и зашелестѣло.

   Явились офицеры съ отошедшихъ заставъ, и съ ними вмѣстѣ налетѣла новая тревожная волна.

   - Форменное наступлен³е!

   - Надвигаются съ трехъ сторонъ!..

   - Два полка пѣхоты... и артиллер³я...

   Офицеры стали надѣвать пояса и оруж³е; всѣ говорили вполголоса.

   - И что они въ штабѣ думаютъ? - нерввичалъ и злился эскадронный командиръ, грузный и пожилой ротмистръ, страдавш³й одышкой,- прикрыт³я никакого! Гдѣ пѣхота, куда броситься,- ничего не извѣстно... А потомъ скажутъ, почему не задерживали непр³ятеля?.. Попробуй, задержи его съ сотней заморенныхъ людей!..

   - Уйти бы, пока еще не разсвѣло! Два полка пѣхоты... это не фунтъ изюму...

   Вдругъ всѣ замолчали: у воротъ раздался конск³й топотъ, сразу оборвавш³йся.

   - Господинъ полковникъ!. - докладывалъ кто-то, задыхаясь отъ волнен³я:- полкъ кавалер³и! Долиной... идетъ на рысяхъ къ деревнѣ!.. Совсѣмъ близко!.. А черезъ ручей...

   Поднявшаяся суматоха заглушила остальное.

   - Штандартъ впередъ! На коней! Господа офицеры!..

   - Выслать разъѣзды!

   Нѣсколько минутъ спустя, эскадронъ выбрался изъ деревушки и пустился рысью, не видя ничего передъ собой въ сѣроватомъ полумракѣ блѣднѣющей ночи, не разбирая дороги, нарываясь на рытвины и овраги, на глинобитные валы и изгороди.

   - Короче поводъ! Короче поводъ! - доносилась порою команда, и эскадронъ въ безпорядкѣ мчался, подгоняемый страхомъ, чувствуя за собой настигающаго непр³ятеля. Въ переднихъ рядахъ кто-то полетѣлъ наземь. На секунду ряды пр³остановились, давя другъ друга, разомкнулись и снова помчались впередъ, и лошадиный топотъ заглушилъ отчаянные вопли.

   Уже свѣтало. Ночь уходила, гонимая быстро наступающимъ днемъ. Можно было различить наклоненную впередъ фигуру командира у штандарта, блѣдныя, казавш³яся теперь восковыми, солдатск³я лица, съ полураскрытыми ртами, съ испуганными взглядами.

   - Сто-ой!

   Эскадронъ остановился у подошвы отлогаго холма и спѣшился.

   Часть людей взбѣжала на гребень холма и стала развертываться цѣпью.

   Въ это время взошло солнце, и невдалекѣ показалась стройно колыхавшаяся черная масса.

   - Японцы! Это гвард³я! - послышались голоса.

   Непр³ятель быстро приближался, и скоро въ переднихъ рядахъ замелькали широк³е малиновые лампасы.

   Раздался залпъ. Цѣпь стремительно скатилась съ гребня, закидывая за плечи винтовки, бросилась къ лошадямъ, и снова началась бѣшеная скачка. Люди задыхались въ рядахъ, по лицамъ катился лотъ, съ земли поднимались цѣлыя облака пыли, а лошади горячились и тревожно похрапывали.

   На поворотѣ выглянула деревушка, утопавшая въ зелени. Надъ живой изгородью шиповника запестрѣли яркими пятнами пунцовые и бѣлые цвѣты мака. Замелькали син³я курмы китайцевъ; старики, женщины и дѣти стали выбѣгать изъ фаизъ. Они наполняли водою жестяныя ведра, сосуды изъ тыквы и шли навстрѣчу драгунамъ.

   Грознымъ ураганомъ ворвался эскадронъ въ деревушку. Въ узкой, кривой улицѣ произошла давка. Топотъ, лязгъ оруж³я, вопли опрокинутыхъ, попавшихъ подъ копыта китайцевъ, проклят³я и крики солдатъ, ржанье и храпъ взбѣсившихся лошадей - все смѣшалось въ ужасный хаосъ.

   Оставивъ позади себя нѣсколько изуродованныхъ, раздавленныхъ китайцевъ, эскадронъ вразсыпную пронесся карьеромъ черезъ долину и очутился въ узкомъ корридорѣ между двумя рядами каменистыхъ, крутыхъ сопокъ.

   - Ну и влетѣли! - раздавалось въ тѣснившихся рядахъ.- Ежели не уйдемъ, тутъ и конецъ!

   - Братцы! А вѣдь это пѣхота наверху!

   Желтовато-сѣрыя пятна на вершинахъ сопокъ, походивш³я на раскиданные камни, зашевелились.

   - Нѣхота! Пѣхота и есть! Чья только?

   - Не разберешь! Господи!

   Корридоръ становился все уже и уже и превращаяся въ ущелье.

   Влругъ.съ вершины сопки донесся сухой трескъ.

   - Наши! Заговорили! Пачками жарятъ! Слава тебѣ, Господи!

   Хмурыя лица просвѣтлѣли.

   - Здорово мы ихъ втянули! Хриштыкъ хорош³й будетъ! Прямо подъ пачки!

   Огонь усилился и перекинулся на противоположную сопку. Эскадронъ остановился, люди вытирали потъ и, привставъ на стременахъ, оглядывались. Непр³ятельская кавалер³я разсыпнымъ строемъ уходила отъ неожиданнаго перекрестнаго огня. На свѣтло-желтомъ пескѣ долины чернѣло нѣсколько распластанныхъ фигуръ, и бились на землѣ подстрѣленныя лошади.

   Гдѣ-то невдалекѣ, въ горахъ, прокатился оруд³йный выстрѣлъ, за нимъ - другой, трет³й, и окрестность загрохотала. Бой начался.

   Эскадронъ двигался шагомъ на взмыленныхъ лошадяхъ и, часъ спустя, наткнулся на штабъ отряда, расположенный въ старой тѣнистой рощѣ. Генералъ и штабные офицеры возбужденно толковали съ картами въ рукахъ. Ординарцы и вѣстовые то прибывали, то уѣзжали по разнымъ направлен³ямъ.

   - Ваше превосходительство, какъ вамъ угодно, но я отказываюсь! - говорилъ генералу командиръ квантунской батареи, въ полинявшихъ, необычайно широкихъ ярко-красныхъ шароварахъ.- Я нахожусь въ распоряжен³и генерала Фролова и безъ его вѣдома выѣхать на позиц³ю не могу!

   - Но вы понимаете? - кипятился генералъ, хлопая но картѣ затянутой въ перчатку рукой,- вы понимаете, что намъ необходимо немедленно двинуть батарею, чтобы поддержать пѣхоту? Разъ ваша батарея здѣсь, то... тутъ не можетъ быть никакихъ разсужден³й! Понимаете?

   - Понимаю, ваше превосходительство, но прошу извини³ть, безъ моего прямого начальника я не имѣю права...- настаивалъ командиръ батареи.

   Генералъ подергивалъ плечами и фыркалъ. Его сердитый взглядъ упалъ на командира драгунъ.

   - А отъ васъ, полковникъ, я не ожидалъ такой поспѣшности! Вы не дождались даже моего отвѣта! Вѣдь вы были въ деревнѣ Санду... Сандутуй...

   - Сындятунь, ваше превосходительство! - поправилъ полковникъ съ полупоклономъ.

   - Все равно! Вы могли задержать японцевъ, не покидая деревни, выигравъ время и дождавшись моихъ приказан³й!

   - Считаю долгьмъ разъяснить...- началъ было полковникъ, но генералъ, вошедш³й въ азартъ, разозленный упрямствомъ квантунскаго батарейнаго командира, грубо оборвалъ:

   - Никакихъ объяснен³й! Теперь не время... Николай Леонтьевичъ! - обратился онъ къ одному изъ офицеровъ генеральнаго штаба:- отведите въ закрыт³е драгунъ! За полотно дороги!

   Офицеръ откозырялъ, заглянулъ въ карту и вскочилъ на лошадь.

   Мѣсто, отведенное драгунамъ, оказалось песчаной лощиной, упиравшейся въ тѣснину высотъ.

   Близился полдень, и безоблачное, сверкающее небо дышало уб³йственнымъ зноемъ. Заморенныя лошади стояли на солнопекѣ не разсѣдланными, печально понуривъ головы. Стараясь укрыться въ прозрачной тѣни, надавшей отъ лошадей, драгуны сидѣли и лежали на горячемъ пескѣ и задыхались отъ жажды и зноя. Вокругъ все вздрагивало, казалось, отъ ружейныхъ залповъ, громы которыхъ переливались въ горахъ и часто заглушали торопливую трескотню ружейной перестрѣлки и нервный, отрывистый рокотъ пулеметовъ. Бѣлые клубки дыма отъ рвавшейся шрапнели всплывали то здѣсь, то тамъ и медленно таяли въ застывшемъ воздухѣ.

   Порою шальной "перелетный" снарядъ, шипя и воя, проносился невдалекѣ отъ лощины, но драгуны не обращали на это особеннаго вниман³я. Зной и жажда были сильнѣе, чѣмъ мысль о посившейся вокругъ смерти. И чѣмъ больше изнывали люди, тѣмъ болѣе притуплялись ихъ мысли, тѣмъ громче становился глухой ропотъ, и въ мутныхъ, широко раскрытыхъ глазахъ мелькали злобные огоньки. Отъ яркаго свѣта было больно глазамъ, повсюду мерещились красные и оранжевые круги и пятна, жгуч³е потоки лучей ложились на головы свинцовой тяжестью, на рукахъ и лицахъ выступала обильмая испарина, отъ безпрерывной канонады людьми овладѣвала одурь.

   Когда у входа въ ущелье показался на лошади штабный офицеръ съ планшеткой въ рукахъ, эскадронный командиръ и нѣсколько офицеровъ поднялись съ земли и двинулись ему навстрѣчу. Они брели, пошатываясь, какъ пьяные, съ мутными взглядами и искаженннми лицами.

   - Вы это что же съ нами дѣлаете?

   - Куда вы насъ поставили? Вокругъ ни капли воды!

   - Развѣ мыслимо ставить кавалер³ю въ такую Сахару?

   - Лошадей и насъ переморить хотите?

   Штабный офицеръ пожалъ плечами и попятился назадъ.

   - Позвольте, господа... Тактическ³я соображен³я...

   - Къ чорту! - заревѣлъ эскадронный: - къ чорту вашу тактику! Ваши соображен³я!

   - Давайте намъ воду, а не тактику!

   - Воды!

   Офицеръ круто повернулъ коня, далъ шпоры и поскакалъ обратно.

   - "Моменты" проклятые! - неслось ему вдогонку.

   - Несчастный фазанъ! Ид³отъ!

   - Сволочь! - бормоталъ эскадронный, снова опускаясь на песокъ.

   Къ нему подошелъ старый вахмистръ.

   - Вашскорол³е, дозвольте за водой съѣздить!

   - За водой? А ты знаешь, гдѣ вода?

   - Такъ точно. Вонъ тамъ, за долиной, въ колидорѣ казаки стоятъ!

   - Ну, такъ что же, что казаки?

   - Такъ вотъ туды съѣздить! Потому не станутъ казаки тамъ, гдѣ воды нѣтъ!

   Всѣ обратили взгляды по указанному направлен³ю. Надъ долиной все время появлялись дымки разрывовъ, такъ какъ непр³ятель упорно обстрѣливалъ ближайш³я сопки, гдѣ предполагалась русская пѣхота.

   - Нѣтъ, господа,- попытался кто-то запротестовать,- нельзя! Ему и до половины не доѣхать! Вся долина подъ огнемъ!

   Эскадронный исподлобья взглянулъ на говорившаго, покосился на вахмистра и неувѣренно спросилъ:

   - Можетъ быть, изъ молодыхъ найдется охотникъ?

   - Молодые-то, вашскорол³е, еще не обстрѣляны. А я - проскочу!

   Притюковавъ къ сѣдлу два холщевыхъ ведра, вахмистръ подтянулъ подпругу, взобрался на лошадь, перекрестился и шагомъ тронулся впередъ. Весь эскадронъ молча и съ напряженнымъ вниман³емъ провожалъ его взглядами. Вахмистръ обогнулъ подошву высотъ, добрался до того мѣста, гдѣ долина значительно суживалась, и отсюда карьеромъ пустился на перерѣзъ и, спустя нѣсколько секундъ, скрылся въ узкомъ "корридорѣ".

   - Проскочилъ! - послышались восклицан³я въ эскадронѣ.

   - Какъ-то назадъ вернется?

   Прошло томительныхъ полчаса; въ течен³е этого времени эскадронъ хранилъ тяжелое молчан³е.

   - Ѣдетъ! Ѣдетъ!

   Офицеры хватились за бинокли. Вахмистръ выѣхалъ мелкой рысью и тѣмъ же аллюромъ сталъ пересѣкать долину. Въ эскадронѣ заволновались. Всѣ вскочили на ноги.

   - Что онъ дѣлаетъ? Сумасшедш³й!

   - Полной рысью!! - крикнулъ кто-то и сталъ махать фуражкой. Но вахмистръ не торопился. Когда впереди вспыхнулъ разрывъ снаряда, онъ сталъ описывать большую дугу, и когда новый снарядъ разорвался на томъ же мѣстѣ,- вахмистръ былъ уже у поднож³я сопки. Толстякъ-эскадронный безпокойно пыхтѣлъ и отдувался, и сердито теребилъ сѣдоватые подусники.

   - Ура! Евсѣичъ! Ура! - хоромъ встрѣтили драгуны вахмистра и сняли его съ лошади, вмѣстѣ съ наполненными ведрами. Онъ степенно перекрестился и подалъ эскадронному ведро и чашку.

   Обрюзглое, морщинистое лицо эскадроннаго хмурилось и подергивалось, и свѣтлые маленьк³е глазки усиленно моргали.

   - Ты... ты это что вздумалъ? - началъ онъ суровымъ, чуть-чуть дрожащимъ голосомъ:- фокусы намъ показывать? Забылъ, что солдатъ не долженъ зря лѣзть въ опасность?.. Зачѣмъ шагомъ ѣхалъ?..

   - Вашскород³е... воду пролить боялся...- добродушно оправдывался вахмистръ:- вода-то не дешевая.

   - Воду! Воду!.. Да тебя за это...- Но тутъ голосъ эскадроннаго оборвался, и онъ уже чуть слышно закончилъ:- ну... да что тутъ... спасибо тебѣ, Евсѣичъ! Я этого не забуду!..

   - Радъ стараться! - рявкнулъ Евсѣичъ и затѣмъ прибавилъ:- а за воду не взыщите, изъ лужи брать пришлось!

   Всѣ бросились къ водѣ. Она была теплая, желтоватая, какъ чай, и сильно пахла лошадиной мочею. Но ее пили съ жадностью. Люди оживились и повеселѣли, и только бѣдныя лошади тянули шеи къ ведрамъ и грустно смотрѣли на людей.

   Когда зной свалилъ и съ запада повѣялъ легк³й вѣтерокъ, я отправился разыскивать Сафонова. Оруд³йный громъ охватилъ огромнымъ кольцомъ всю окрестность, и трудно было рѣшить, гдѣ стрѣлялъ непр³ятель, и гдѣ грохотали русск³я батареи. Навстрѣчу попадались ординарцы, казаки, офицеры генеральнаго штаба и адьютанты, но никто изъ нихъ не могъ дать точныхъ указан³й,- гдѣ находился N-ск³й стрѣлковый полкъ. Всѣ были - какъ въ лихорадкѣ, всѣ куда-то спѣшили. На небольшой сопкѣ, гдѣ былъ наблюдательный пунктъ, я засталъ двухъ генераловъ съ адьютантами и ординарцами.

   - Это возмутительно, это... это чортъ знаетъ, что такое! - кричалъ одинъ изъ генераловъ, насѣдая на растерявшагося офицера генеральнаго штаба.- Что вы надѣлали? Вѣдь еще четверть часа, и эта колонна подойдетъ на разстоян³е выстрѣла и откроетъ огонь! Вѣдь это будетъ фланговый огонь! Понимаете вы - фланговый?! Необходимо немедленно вызвать сюда батарею и задержать колонну. Гдѣ же батарея, я васъ спрашиваю? Гдѣ? Куда вы ее поставили?

   - Ваше превосходительство... Я поставилъ батарею, точно слѣдуя указан³ю вашего прево...

   - Поставилъ! Поставилъ! Чортъ возьми, почему же ея тамъ нѣтъ?! Почему? Вы, можетъ быть, сами забыли, куда ее поставили?

   - Помилуйте, ваше...

   - Возмутительно! Съ такими помощниками я... я... ни за что не отвѣчаю!... Я не могу! Я...

   - Послушайте, Николай Семенычъ! Въ полуверстѣ отсюда стоитъ казачья батарея эсаула Мартьянова,- спокойно замѣтилъ другой генералъ, отрываясь отъ бинокля.

   - Ну? Ну, такъ что же изъ этого? Я... я не могу ею распоряжаться! Это... это не въ моей комнетенц³и! На меня можетъ быть въ претенз³и генералъ Чурковъ! Это его участокъ! Я... я... не имѣю полномоч³й...

   - Но вѣдь задержать колонну и предотвратить фланговый огонь одинаково важно какъ для васъ, такъ и для Чуркова! Колонна можетъ сильно повредить всему ходу дѣла. Впрочемъ... какъ хотите!

   - Да, да! Это ужасно!.. Ординарцы! Кто тамъ есть? Маршъ! Найдите, гдѣ хотите, батарею! Чтобъ немедленно карьеромъ выѣзжала вотъ на эту сопку и открыла бѣглый огонь по колоннѣ!

   Ординарцы кубаремъ бросились внизъ.

   Невооруженнымъ глазомъ уже можно было видѣть густую колонну, медленно спускавшуюся въ долину. На сѣдловинѣ, съ которой она спускалась, вдругъ появилось облако пыли.

   - Чортъ возьми! Опоздали!

   - Батарея! Японская батарея на сѣдловинѣ!

   - Устанавливаетъ оруд³я... Сейчасъ откроетъ огонь...

   - Гдѣ, гдѣ? А! Вижу! Чортъ ихъ возьми! - выходилъ изъ себя генералъ,- дайте мнѣ батарею!

   - Ваше превосходительство! Вамъ здѣсь нельзя болѣе оставаться. Насъ видно простымъ глазомъ. Они будутъ стрѣлять по начальникамъ.

   - Да, да! Вы правы! Господа! Прошу всѣхъ удалиться! - распорядился генералъ и,поддерживаемый офицеромъ, сталъ, сердито пыхтя, спускаться внизъ, гдѣ находились вѣстовые съ лошадьми.

   Немного времени спустя, на сѣдловинѣ сверкнули одинъ за друтимъ огоньки, и новые громы влились въ общ³й гулъ канонады. Казалось, что невидимыя чудовищныя птицы зарѣяли въ воздухѣ, зашипѣли и завыли надъ опустѣвшей долиной.

   Гремя и звеня, выѣхала подъ огнемъ непр³ятеля казачья батарея. Она быстро установилась на позиц³и и открыла огонь. Начался оглушительный поединокъ между двумя батареями, поединокъ не на жизнь, а на смерть. Среди грома выстрѣловъ и шипѣнья снарядовъ раздавался зычный голосъ командира батареи:

   - Четыре патрога! Бѣглый огонь! Батареею...

   Взводные повторяли команду, прислуга съ какой-то дьявольской ловкостью и быстротой подносила снаряды, и батарея, словно восьмиголовое чудовище, изрыгала огонь и громы и посылала смерть, которая мчалась къ непр³ятелю съ глухимъ шумомъ навстрѣчу такой же смерти. Шрапнель сыпала съ высоты свинцовый градъ, бризантные снаряды взрывали кверху столбы земли и камней среди облаковъ удушливаго коричневаго дыма и насыщали воздухъ ядовитымъ газомъ. Невольное удивлен³е вызывала горсть людей, окруженныхъ со всѣхъ сторонъ бушевавшей смертью и съ какимъ-то фанатическимъ увлечен³емъ дѣлавшихъ свое уб³йственное дѣло. Граната врѣзалась въ скатъ холма, гдѣ лежала запасная прислуга, и съ оглушительнымъ трескомъ разорвалась. Когда густой желтый дымъ разсѣялся, на склонѣ копошились и корчились раненые и краснѣли кровавыя пятна.

   Командиръ только оглянулся и снова продолжалъ, уже хриплымъ голосомъ, отдавать приказан³я:

   - Прицѣлъ сто двадцать! Трубка девяносто! Батареею!..

   Часамъ къ шести вечера канонада значительно ослабѣла. Почти по всѣмъ пунктамъ аттаки непр³ятеля были отбиты.

   Все чаще и чаще стали появляться раневые.

   Въ двуколкахъ, въ лазаретныхъ "линейкахъ", пѣш³е и на носилкахъ - они выползали изъ лощинъ, спускались со склоновъ высотъ, устремляясь къ желѣзнодорожной насыпи, и длинной вереницей тянулись къ Вафангоо. Ихъ обгоняли ординарцы и адьютанты, спѣшивш³е съ донесен³ями къ корпусному начальнику.

   Съ наступлен³емъ темноты замолкли послѣдн³е оруд³йные выстрѣлы, и только гдѣ-то на западѣ сердито перекатывалась въ горахъ торопливая и неровная ружейная трескотня.

   Къ станц³и со всѣхъ сторонъ хлынули пѣш³я и конныя массы, и скоро вся окрестность превратилась въ одинъ сплошной бивакъ. Во мракѣ быстро наступившей ночи вспыхнули сотни костровъ, и ихъ багровое зарево, рѣзко вырѣзывая изъ тьмы человѣческ³я фигуры, палатки и фургоны, бросая трепещущ³я тѣни и ярк³я свѣтовыя пятна, окрашивало въ кровавую краску поднимавш³йся отъ земли паръ, и весь бивакъ, гудѣвш³й, какъ громадный улей, казался необычайно живописной и фантастической живой декорац³ей.

   Огромное стадо людей, утомленное боевымъ днемъ, нервно-возбужденное и еще охваченное послѣдними впечатлѣн³ями боя, волновалось и копошилось, торопясь утолить голодъ и жажду и предаться желанному отдыху. Словно въ угарѣ, люди бросались на землю, говорили, не слушая другъ друга, жестикулировали, снимали и снова зачѣмъ-то надѣвали оруж³е, вскакивали, переходили на другое мѣсто и метались безтолково въ разныя стороны. Нѣкоторые, блуждая растеряннымъ взглядомъ и ни къ кому собственно не обращаясь, повторяли по нѣскольку разъ одни и тѣ же слова.

   - Только это мы поднялись, а ротный кричитъ: "скатки доло-ой"! Ну, и давай жарить! Да! "Скатки доло-ой!" - кричитъ, да и давай жарить!

   - Ахъ ты, братцы мои!... Какъ косой его подрѣзало! Какъ косой!.. Ахъ ты, братцы мои!..

   - Кипяточку!.. Кипяточку!..

   Неподалеку отъ станц³и, около недостроенной водокачки, цѣлая толпа офицеровъ всевозможныхъ частей осаждала маленьк³й сѣрый домикъ "питательнаго пункта" и тормошила завѣдующаго - низенькаго, необычайно подвижного старичка, отставного полковника.

   - Голубчикъ, полковникъ! Нельзя ли какъ либо чайку и хлѣба?

   - Позволъте, господа! - пробирался впередъ сѣрый отъ пыли поручикъ съ забинтованной головой, съ едва державшейся на затылкѣ фуражкой. - Полковникъ... мы остаемся въ окопахъ... товарищи просили... весь день поѣсть не удалось... дайте чего-нибудь... ради Бога!

   - Михалъ Иванычъ! Старш³й просить свѣчей и соломы для раненыхъ! - выкликалъ изъ толпы студентъ медикъ съ засученными рукавами, въ бѣломъ, запачканномъ кровью, фартукѣ.

   Съ другой стороны наступала запыхавшаяся сестра милосерд³я. Поправляя съѣхавшую на бокъ наколку, она дергала за рукавъ завѣдующаго и повторяла: "бинтовъ и марли! Скорѣе! Полковникъ! Ради Бога! Бинтовъ и марли! У насъ не хватило! Раненые истекаютъ! Бинтовъ!"

   - Нельзя-ли у васъ какъ-нибудь примоститься на ночь?- внушительнымъ басомъ гудѣлъ упитанный гвардейск³й полковникъ изъ числа "состоящихъ въ распоряжен³и".- Подлецъ-вѣстовой пропалъ съ палаткой и гинтеромъ! Хоть на голую землю ложись!

   - А вы бы къ корпусному обратились! У него, говорятъ, пуховыя перины имѣются! - угрюмо посовѣтовать кто-то гвардейцу.

   "Михалъ Иванычъ" вертѣлся во всѣ стороны, кивалъ головой и старался удовлетворить каждаго по мѣрѣ возможности. Онъ то исчезалъ внутри домика, гдѣ среди развороченныхъ ящиковъ и соломы суетились санитары,- то снова появлялся, нагруженный всякой всячиной, которую и совалъ въ протянутыя къ нему руки.

   - Спасибо! Дай вамъ Богъ... Ну и полковникъ!- гудѣли осаждавш³е и расходились.

   - Если бы не этотъ славный старикъ,- подохнуть пришлось бы!- говорили нѣкоторые.

   И "полковникъ", несмотря на преклонные годы и видимую усталость, продолжалъ суетиться, раздавать, приказывать санитарамъ и наемнымъ китайцамъ, все время приговаривая:

   - Сейчасъ, голубчики! Потерпите чуточку! Все будетъ, все!

   Постепенно суматоха затихла, и передъ домикомъ, вокругъ фонарика, собрался кружокъ, и появились чай, хлѣбъ и разогрѣтые консервы. Съ простотой усталыхъ и голодныхъ людей, ѣли безъ ножей и вилокъ, пользуясь пальцами, щепками, ѣли жадно и медлительно, какъ бы желая возможно дольше насладиться самымъ процессомъ ѣды.

   За чаемъ зардѣлись трубки, и начались разсказы - отрывочные, часто безъ конца и начала, обрывки пережитого, впечатлѣн³я отдѣльныхъ моментовъ. Говорили, не думая о слушателяхъ, побуждаемые нервнымъ подъемомъ и потребностью высказаться.

   - А зато въ первомъ полку... чуть-чуть пониже насъ... ужасно! Командиръ убитъ! Адьютантъ только взялъ подъ козырекъ, доложить собирался - наповалъ! Все лицо залило! А сколько людей выкосило! Имъ больше всѣхъ досталось!

   - Нѣтъ, какой номеръ выкинулъ подъэсаулъ Мартьяновъ? Вмѣсто Филимонова второй батареей командуетъ... на него двѣ батареи насѣли японск³я - прямо засыпали казаковъ! Отстрѣливался, какъ чортъ! Вдругъ два бризанта у него подъ носомъ! Р-разъ-р-разъ! Человѣкъ восемь выхватило! Какъ только очухалась батарея, Мартьяновъ разсвирѣпѣлъ! Взялъ одинъ взводъ на передки, спустился съ вышки и запустилъ карьеромъ черезъ долину. Японцы здорово, должно быть, обалдѣли! Прямо на виду у нихъ, подъ адскимъ огнемъ, понимаете, подлетѣлъ къ ихнему парку прямо въ упоръ, повернулъ взводъ да нѣсколькими выстрѣлами и взорвалъ паркъ! А потомъ такимъ же манеромъ опять сталъ на нозиц³ю! Это номеръ!

   - А по-моему, это мальчишество! - сурово вставилъ старый подполковникъ изъ сибирскихъ стрѣлковъ.- Это въ мое время у насъ, въ задунайской арм³и, так³я штуки считались отлич³емъ. Теперь так³я выходки неумѣстны! Совсѣмъ другая война и друг³е пр³емы! Не та артиллер³я, да и дистанц³и почище прежнихъ!

   Старики хмурились и ворчали, но приподнятый, нѣсколько задорный тонъ молодежи бралъ верхъ и прорывался бодрящею ноткой въ общемъ хорѣ голосовъ.

   - У насъ чудакъ-деньщикъ сегодня всю роту развеселилъ! Моего батальоннаго деньщикъ... Съ утра, передъ выступлен³емъ, онъ все собирался курицу сварить для командира, да не успѣлъ, скоро двинули! При прощан³и батальонный возьми и скажи ему въ шутку: "сваришь курицу - на позиц³ю принесешь!" Деньщикъ-то - слегка придурковатый, совсѣмъ обормотъ... Ладно! Двинулись! За весь день три раза перегоняли насъ съ мѣста на мѣсто! Подъ вечеръ попали на зеленую сопку, что надъ деревней... Удягоу, что-ли... Адъ форменный! Два пулемета они на насъ выдвинули, да взводъ артиллер³и, ужъ не говоря о нѣхотѣ. Въ цѣпи у насъ - какъ въ банѣ на полкѣ! Вдругъ, въ самый разгаръ этого пекла, слышимъ, кричатъ: "командиръ второго батальона! Гдѣ командиръ?!" Думали, приказъ! Въ аттаку пошлютъ или... Смотримъ: пригнувшись, претъ подъ пулями эта образина, весь въ поту, безъ шапки, рожа перепуганная... Что такое?- "Ихъ высокород³ю курицу принесъ!" Какъ ни жутко было, а всю публику распотѣшилъ! Даромъ, что глупъ непроходимо!

   - А все-таки день былъ хорошъ! Досталось имъ здорово! Завтра за Вафандянъ отбросимъ!

   - Въ Артуръ пойдемъ!

   - Не понимаю! - сомнительно покачивая сѣдой, коротко остриженной головою, говорилъ участникъ турецкой войны:- всѣ части введены въ бой, а резервовъ достаточныхъ нѣтъ! Я думаю, что японцы не знаютъ нашихъ силъ. А то бы намъ не удержаться сегодня! Посмотримъ, что завтра будетъ!..

   - Помилуйте, у нихъ громадныя потери!

   - Этого никто не можетъ знать! Мы сами своихъ потерь еще не знаемъ! И, притомъ, я видѣлъ сегодня, они въ этихъ сопкахъ - какъ рыба въ водѣ, а нашему брату эта гимнастика туго дается! А это громадный перевѣсъ.

   - Полноте! Завтра путь къ Артуру будетъ свободенъ!

   Явился едва двигавш³йся отъ усталости врачъ - профессоръ, носивш³й популярное имя, и присѣлъ къ фонарику. Близорук³е глаза свѣтились сквозь очки, и нѣсколько возбужденная, слабая улыбка оживляла вдумчивое, поблѣднѣвшее отъ переутомлен³я лицо.

   - Что за народъ наши солдаты! - говорилъ онъ "полковнику", который, наконецъ, угомонился и сидѣлъ съ кружкой чаю въ рукѣ.- Три четверти раненыхъ оказываются перевязанными! Кого ни спросишь: гдѣ первую перевязку дѣлали?- "Въ цѣпи, говоритъ, самъ перевязался!.. Другъ друга перевязывали!.." Посмотришь на иного тяжело раненаго - и невольно думаешь: ребенокъ - какъ есть! Болымой, бородатый, но ребенокъ! Терпѣн³е, выносливость - изумительныя! А много голодныхъ, истощенныхъ и потерею крови, и голодомъ...

   - Не говорите, профессоръ! - заволновался "полковникъ." - Это самое возмутительное дѣло! Сколько я настаивалъ, просилъ, доказывалъ, что будетъ множество голодныхъ, что надо устроить нѣчто вродѣ большой полевой кухни, чтобы было котловъ пять съ кипяткомъ и котла четыре съ горячей похлебкой. Вѣдь у насъ есть консервы... Врыть въ землю и держать на огнѣ, чтобы люди послѣ боя могли подкрѣпиться... Куда! И слушать не хотятъ!