Степняк-Кравчинский Сергей Михайлович - Домик на Волге

nbsp; Послушайте,- сказала она, - когда вы приедете в Петербург не можете ли вы как-нибудь дать мне знать что вы прибыли благополучно?

  - Хорошоблагодарю вас, - сказал Владимир. - Только едва ли это необходимо. Если меня сторожат и арестуют на пристани, вы это сами увидите. А если нет то можете считать меня в безопасности. Я доеду на пароходе до Нижнего, а оттуда ничего не стоит добраться до Петербурга.

  - Нетвсе-таки дайте знать, - настаивала Катя.

  - Хорошо, - сказал Владимир. - Писать мне к вам, конечно невозможно. Но мы сделаем вот что. Скажите сколько вам лет?

  - Двадцать два, - ответила Катя, несколько удивленная таким приступом.

  - Нутак вот. двадцать второго - число ваших чет - я напечатаю в вашей газете какое-нибудь дутое объявление, скажем, об уроках испанского и португальского языка, и дам дутый адрес, где опять же будет двадцать два, число ваших лет. Ну вы и будете уж знать что я в Петербурге.

  Катя подивилась легкости и простоте его плана и сказала, что будет ждать двадцать второго.

  - Мне тоже нужно о чем-то вас попросить, Катерина Васильевна, - сказал Владимир после некоторого раздумья.

  - Ну что, скажите.

  - Помните наш вчерашний разговор насчет вашего брата?

  - Еще бы! Конечно, помню,- сказала Катя.

  - Можете быть уверены, что и я его не забуду. Но только дайте мне слово, что вы ни одной живой душе не скажете о моем намерении. Вы понимаете, ч го это - не моя прихоть: все в этих делах зависит от сохранения тайны. И я не о себе только хлопочу.

  - Извольте, даю, - сказала Катя. - Ни одной живой душе, кроме, конечно, мамы.

  - Нет, и ей, я хочу, чтобы вы ничего не говорили.

  - Как? Не сказать маме? - удивилась Катя. - Какая может быть опасность от того, что мама будет знать? А это дало бы луч надежды.

  - Так, - согласилсяВладимир. - Ноонаможет сказать об этом, да и наверное скажет кому-нибудь еще...

  Владимир не хотел договаривать до конца. Ему было слишком тяжело обличать перед Катей ее же жениха. Но чуткое ухо девушки тотчас уловило какую-то особую нотку в его голосе.

  - Что вы этим хотите сказать? Кого вы имеете в виду? - спросила она вспыхнув.

  Владимир молчал.

  - Чего вы молчите? Вы кого-то имеете в виду.

  Так говорите же прямо. Таких вещей нельзя говорить без основания, слышите? - настаивала Катя, волнуясь все более и более.

  - Чего же мне говорить? Вы сами догадываетесь, - сказал Владимир, смотря в сторону.

  - Павла Александровича, да? - с негодованием вскричача Катя. - И вам это не стыдно! Потому что он других с вами взглядов, что он чиновник, - вы готовы заподозрить его....

  - Нет, не потому,- спокойно отвечал Владимир.

  - Так почему же? Говорите. Я требую.

  - Как вы думаете,- сказал Владимир, смотря ей в лицо, - кому мы обязаны вчерашним визитом? Кто мог знать?..

  - Неправда, это неправда: этого не может быть!

  Я вам запрещаю, слышите ли, запрещаю повторять эту клевету, - проговорила Катя, задыхаясь от гнева.

  - Я рад бы ошибиться,- сказан Владимир. - Я был бы счастлив, если б я действительно ошибся. Но...

  - Нет, нет! Говорят вам, нет! - почти кричала Катя. - Замолчите.

  Владимир пожал плечами и замолчал. Они не обменялись ни словом до самой минуты расставания.

  На пристани никого не было, кроме двух старух богомолок, ехавших к Макарию. Владимир благополучно взял билет и с чемоданом в руке ждал спуска мостков.

  - Не поминайте лихом, Катерина Васильевна, - сказал он вполголоса, - и простите мне все мои прегрешения - невольные, - пояснил он, - потому что вольных у меня против вас быть не может.

  Катя досадливо махнула рукой.

  Она оставалась на пристани, как солдат на посту, пока пароход не ушел, потом она, не оглядываясь, пошла в городок, наняла, не торопясь, повозку и поехала домой, сама не своя. В душу ее было брошено страшное сомнение. Лишь только она осталась сама с собою, ее твердое убеждение в невинности ее жениха поколебалось. Улики были все против него. К тому же она припомнила некоторые его слова и выражения, которые до сих пор она пропускала мимо ушей. Он не решался при ней бранить Ваню, но он ненавидел всех таких, как он, и считал их чуть ли не личными врагами, с которыми нечего было шутить и церемониться. Вообще он с врагами не церемонился, она это знала. Подъезжая к дому, она увидела конюха, проводившего знакомого ей верхового коня, который был весь в поту и мыле.

  В прихожей ее встретил Крутиков, который только что прискакал из города.

  - А, наконец-то! - воскликнул он. - Я уж думал, что никогда тебя больше не увижу.

  Он говорил в шутливом тоне, но внезапное исчезновение Кати вместе с Владимиром - он узнал обо всем от няни - встревожило его взаправду.

  Катя холодно пожала ему руку. Они вошли в столовую.

  - Ты ездила провожать этого странствующего рыцаря на пароход? - спросил Крутиков, улыбаясь.

  Катю всю передернуло.

  - Ну да, ездила провожать, - сказала она резко. - Может быть, на пароход, может быть, на железную дорогу. Вам зачем это знать?

  Она подняла на него такой ледяной, враждебный взгляд, что он оторопел.

  Он готовился поговорить с ней строго и внушительно и выставить ей на вид неосторожность, чтоб не сказать более, явного укрывательства обличенного государственного преступника. Но слова замерли у него на губах.

  - Катя, что с тобой? Что это за тон? Чего ты рассердилась? - проговорил он нетвердым голосом.

  - Уйдите от меня, оставьте меня! Я не могу вас видеть! - повторяла Катя с лицом, на котором горела краска стыда и волнения.

  - Да что же это значит? Объясни же наконец! Что я против тебя сделал? - говорил Крутиков растерянно.

  Он полюбил эту девушку, как люди, помятые жизнью и не совсем чистые, любят существа высокие и идеальные, которые, отдавши им себя, возвращают им лучшую часть их самих. Но Катя приняла волнение своего жениха за новую и последнюю улику.

  - И вы еще спрашиваете? Вы хотите, чтоб я назвала вам ваш поступок по имени? Но мне стыдно, стыдно! Стыдно за вас и за себя...

  Она не могла продолжать. Слезы горькой обиды душили ее. Закрыв лицо руками, она припала к столу, стараясь подавить рыдания.

  Крутиков понял.

  - Вы думаете, что я... донес на этого... Владимира, - сказал он. - Но вы ошибаетесь...

  Катя быстро подняла на него глаза.

  - Как? - проговорила она, не смея еще верить.

  - Я только сегодня узнал об обыске в вашем доме, - продолжал Крутиков. - Местопребывание вашего гостя было открыто полицией случайно. Машинист товарного поезда видел человека, лежащего у самой линии, который бросился бежать, когда поезд проезжал мимо. Об этом прознала полиция и явилась на место производить следствие. Оказалось, что двое пастухов видели прохожего, искавшего подводу. В лесу, примыкающем к вашему дому, нашли его сумку. Этого было достаточно. Ваша семья на примете из-за брата... Все это я узнал сегодня утром. Губернатор нарочно приказал скрыть все это от меня, щадя мои чувства. Но он сказал мне, что им сделано распоряжение, чтобы при обыске полиция вела себя как можно деликатнее и чтоб ваше семейство было устранено от всякой прикосновенности... Надеюсь, его инструкции были соблюдены?

  Катя ничего не отвечала на последний вопрос. Она была уничтожена. Крутиков торжествовал. Он мог бы воспользоваться своей победой вполне и начать упрекать Катю в том, что она могла заподозрить его в предательстве. Но с нею он был честен. Он вспомнил с внутренним трепетом, как он был к этому близок Он подошел к ней. Его тяжелое, внушительное лицо оживилось волнением искреннего чувства.

  - Катя, - сказал он, - перестань волноваться. Не смотри так... Будем, как прежде. Я знаю, что я тебя не стою. Многое прошел я в жизни, и не одно пятно залегло мне на душу. Дай же мне руку. Люби меня С тобой я буду лучшим, буду хорошим человеком...

  - Простите меня, прости меня. Я виновата перед тобою, - сказала Катя, подавая ему руку.

  Он поднес ее к своим губам. Примирение произошло полное.

  IX

  Крутиков имел в виду венчаться только на рождество. К этому времени должны были съехаться в С. его родные. Губернатор обещался быть посаженым отцом.

  Свадьба предстояла пышная, о какой заговорили бы на всю губернию.

  Но после короткой недомолвки, вызванной появлением Владимира, Катя вдруг начала торопить со свадьбою.

  Крутиков был очень польщен.

  - Ну, повенчаемся в октябре. Я потороплю своих.

  - Нет, слишком долго, - сказала Катя.

  - Так когда же? - спросил он, улыбаясь. - Ведь это через два месяца.

  - Пусть будет через две недели, - отрезала Катя.

  Крутиков запротестовал. В такой короткий срок не то что съехаться, даже оповестить никого порядком не успеешь.

  - Да я и не хочу никого оповещать, - сказала Катя. - Зачем?

  Даже в городе венчаться она не захотела, а непременно в деревне, в соседней сельской церкви, совсем по-домашнему. Чтоб только свои были.

  - Но ведь это будет, точно мы украдкой венчаемся.

  - Кому какое дело?

  Крутикову это все не нравилось, но он должен был уступить. Катя уперлась на своем. Она сама не могла отдать себе отчета, почему ей так хотелось поторопить свадьбу. Она не воспылала внезапной страстью к Крутикову, ей даже как будто скучновато с ним стало. Но ей невыносимо было тянуть и ждать. Хотелось поскорей покончить. Ее волновали какие-то вопросы и сомнения, и она думала, что всему этому будет конец, лишь только дело будет сделано и они повенчаются.

  И она торопила с приготовлениями, раздражалась зло, серьезно, когда являлись какие-нибудь препятствия.

  - Что это ты, Катя, так... точно тебе либо замуж, либо в воду, - говорила ей мать. - Сколько знакомы с Павлом Александровичем - и ничего, а тут вдруг...

  - Ах, мама, и теперь все то же, - с досадой сказала Катя. - С чего вы взяли ?

  - Как с чего? Разве я не вижу?

  - Не то это, мама, совсем не то, - сказала Катя и вздохнула.

  Она почувствовала яснее, чем когда-либо в жизни, как могла бы вся отдаться чувству, которое было бы именно "то"...

  Крутиков, ввиду скорой свадьбы, взял отпуск и почти все время проводил у них в доме, наезжая лишь в город, чтоб наведаться к подрядчикам и на свою будущую женатую квартиру, которую рабочие торопились убирать.

  Он поселился в том самом флигельке, где жил Владимир. Катя заходила к нему по вечерам, но почти всегда брала с собой мать. Вдвоем они как-то не находили предметов для разговора, а при матери всегда завязывался оживленный разговор о будущем устройстве их жизни, мебели, обоях. Крутиков спрашивал мнения дам, часто спорил со старухой, и тогда оба обращались к Кате за решением. Катя всегда брала сторону жениха, хотя ей. в сущности, было все равно. Иногда Крутиков заводил возвышенные разговоры, высказывал свои взгляды на народ и на необходимость вести его твердой и попечительной рукой к его собственному благу. Но от этих речей Катю коробило. Она вспоминала другие речи, дышавшие любовью и преданностью.

  "Забыть себя. Не иметь другой думы, кроме счастья

  этого самого народа. Душу за него положить...", и нее веяло холодом от речей жениха. Такие разговоры обыкновенно замирали в тяжелом молчании, которое обе стороны боялись нарушить, точно это был неведомый лес, куда нельзя было ступить из опасности наткнуться на какого-нибудь зверя.

  Ее поражало это отсутствие внутренней связи между нею и женихом, чего она прежде не замечала.

  Она думала о Владимире, с которым она могла разговаривать без конца и с которым даже молчать было легко.

  "Неужели так всегда будет?" - с ужасом спрашивала она себя, оставшись наедине. И тотчас отвечала, что этого не может быть: это только пока. Когда они поженятся, у них будет все общее.

  И она торопила с приготовлениями, и волновалась, и сердилась на мать, на няню, на всех, если что-нибудь не делалось так скоро, как бы ей хотелось.

  Няня не делала ей никаких упреков и замечаний.

  Она была умнее барыни и знала свою барышню лучше.

  Она только смотрела на нее умным старческим взглядом и, оставшись одна, вздыхала и покачивала седой головой.

  Раз, - это было в среду, дней десять спустя после отъезда Владимира, - она была у Кати в спальне и расчесывала ей русые косы перед сном. Катя была грустна и задумчива: завтра должна была прийти газета от того числа, где Владимир, если только он благополучно добрался до Петербурга, обещал напечатать объявление.

  Жив ли он? Увидит ли она завтра это объявление? Это была бы такая для нее радость, что она не верила ее возможности.

  - Что это ты, касатка, закручинилась? - сказала няня. - Али о нем вспомнила?

  - О нем, - засмеялась Катя. - А ты почем знаешь ?

  Они понимали друг друга, и им не нужно было называть, кто этот "он".

  - Да уж мне ли не знать? Недаром седьмой десяток доживаю, - сказала няня.

  Она принялась расчесывать большим гребнем густые, крепкие волосы своей барышни. Несколько времени обе молчали.

  - Что ж, - продолжала старуха в раздумье, с выражснием старческой покорности судьбе на морщинистом лице. - Стерпится - слюбится. Он - человек хороший и тебя крепко любит. Да и как ему не любить тебя, такую умницу и красавицу...

  "Он" был уже теперь другой, и Катя запротестовала.

  - Что это ты, няня, выдумала, - сказала она со смехом. - Никого мне, кроме Павла Александровича, не нужно.

  - Ну, и слава богу, дитятко, - сказала няня и, перекрестив ее перед сном, поплелась в свою каморку.

  Почта не ходила к Прозоровскому домику. Всю свою небольшую корреспонденцию семья получала на ближайшую железнодорожную станцию, куда посылали верхового раза два в неделю или как придется.

  Четверг был почтовый день в домике, но на станцию ездили только после обеда. Катя решилась ехать сама тотчас после завтрака и велела закладывать себе одноколку. Но едва она успела одеться, как увидела в окошко подъезжавшего Крутикова. Он ночевал в городе и явился спозаранку.

  "И чего бы ему не приехать после обеда! - с досадой подумала Катя. - Только помешал".

  Она сошла вниз и поздоровалась с женихом довольно сухо.

  - Я захватил на станции вашу почту, - сказал Крутиков. - Ничего, впрочем, не оказалось. Только вот газеты.

  Он подал ей пакет, который Катя выхватила с жадностью у него из рук и разорвала бандероль. Она нашла номер и в неописанном волнении раскрыла лист.

  На первой странице на видном месте стояло объявление.

  Она вскрикнула от радости, засмеялась и захлопала в ладоши.

  - Что с тобой? Наследство получила? Фрейлиной тебя при дворе сделали? - спрашивал Крутиков, с улыбкой глядя на свою невесту.

  - Нет, так, ничего. Я что-то загадала, - сыпала Катя, не помня от радости, что говорит. - Я загадала, что если будет сегодня в газете объявление с моим годом так мне будет счастье в жизни, а если нет - нет.

  И вдруг, вот смотри - мой год, да целых три раза.

  В объявлении об уроках с испанского дан был адрес: Васильевский остров, 22-я линия, дом 22, квартира 22. Катя, заливаяо" смехом, показывала это объявление жениху, маме, няне. Ей нужно было хоть как-нибудь поделиться своей радостью.

  Но вдруг она побледнела и, схватившись за грудь, опустилась на стул. Сердце ее внезапно вздрогнуло, застыло. С ней сделался припадок. Отец ее умер от разрыва сердца, и у нее остался наследственный порок в легкой форме. Доктор приказывал ей беречься, во ей было не до того в последние две недели. Ее уложили на кушетку, принесли воды. Мать и Крутиков перепугались. Но припадок скоро прошел. Катя встала как ни в чем не бывало и была целый день весела, как птичка, и особенно ласкова с женихом. Крутиков ушел к себе очарованный: до свадьбы оставалось всего четыре дня.

  Катя провела это время как в лихорадке. Несмотря на все ее желание повенчаться скромно, без огласки, весть об этом проникла и в город, и в окрестные усадьбы. Посыпались письма от знакомых, визиты от соседей. Нужно было принимать гостей, отписываться и вместе готовить приданое: мать была бы в совершенном отчаянии, если б дочка вышла замуж, даже не успев пометить белья. У Кати не было ни минуты свободной, чтобы сосредоточиться. Да она и не искала этого.

  X

  В роковой день она встала с тяжелой головой, и первой ее мыслью было: "Сегодня все кончится". Ей было и страшно, и тоскливо, и хотелось над чем-то заплакать. Но она знала, что это так всегда бывает с невестами, и бодрилась. Только сердце ее то замирало, то ни с того ни с сего начинало стучать, как молоток, и ныло предчувствием чего-то недоброго.

  День был пасмурный. С утра лил частый, мелкий дождик, который приводил старуху Прозорову и няню в большое уныние: это была скверная примета. Кто венчается в дождь - тому всю жизнь слезы. Прозорова даже всплакнула. В шесть часов подали карету. Под частый стук дождя о витрины они доехали до церкви.

  На паперти стояло несколько нищих, прослышавших как-то о предстоящем торжестве. Катя оделила их всех.

  - Молитесь за мою душу, - прошептала она, точно готовилась лечь в могилу.

  Они вошли вовнутрь, Бедная деревенская церковь была чуть освещена четырьмя иконостасными свечами и полудюжиной паникадил. От черного зияющего купола веяло холодом, сыростью. В церкви было пусто и тихо.

  "Точно в могиле", - мелькнуло в голове у Кати.

  Жених уже ждал. Оба шафера были тут же. Дьячок вынес перед царские врата аналой и положил на него требник, поставив рядом восковую свечу в высоком подсвечнике. Перед аналоем разложили шелковый плат. Вышел священник. Молодые взялись за руки и заняли свое место на шелковом платке.

  Няня, стоявшая сзади в небольшой кучке зрителей, нагнулась к уху своей госпожи.

  - Первая, она первая ступила на плат, наша голубушка! - радостно шептала она.

  Это была примета: кто из молодых первым ступит на плат, тому, значит, быть головой в доме.

  Молодые стояли, держась за руки. Катя не видела своего жениха: она слушала, что читалось с амвона.

  Священник попался молодой, не обломавший язык на обычной требе. Каждое слово он читал внятно и выразительно, и слова были все такие высокие, прекрасные.

  Они объясняли смысл и значение таинстза. Все оставит человек: отца, и мать, и семью - для одного человека, любимого, и будет с ним одно, телом и душою. "Тайна сия велика есть".

  Да, да, так... Это именно "то", о чем она мечтала.

  Она это понимает, она может. "Не иметь ничего своего, делить все, быть как одна душа, и вместе служить другим. Отречься от себя. Не иметь другой думы... Душу свою положить..." Откуда ока это говорит? - спросила она себя. - Поп этого, кажется, не читал ? Да это слова Владимира!.. Его образ вдруг встал перед ней ярко, как живой, с укором в глазах... Сердце ее застучало, как у пойманной птички, потом вдруг остановилось, и она вся похолодела. В груди ее что-то кольнуло. Она думала, что вот-вот грохнется на землю.

  Ее внезапную бледность заметили. В церкви произошло волнение. Шафер поддержал ее за плечо.

  Но она оправилась на этот раз.

  Из ризницы принесли на блюде венцы. Священник взял их, перекрестил и возложил их на голову сперва жениха, потом невесты.

  Певчие запели торжественный гимн.

  Потом священник опять стал читать, и Катя заслушалась. Слова показались еще лучше, еще трогательнее прежних. Они должны любить друг друга, как Христос возлюбил церковь. Как это хорошо сказано! Отчего она этих слов не слышала раньше, а ей все говорили о том, чтоб хорошо пристроиться, составить хорошую партию, иметь доходы... Да, именно: как Христос возлюбил церковь. Любить всей душой, заботиться, умереть за другого... Она это может. Она понимает... Боже мой, да ведь она о Владимире думает, она его так любит, а не этого, чужого, постороннего человека, который стоит с ней рядом! Она обманывает и бога и людей... Господи, что же это такое?

  Запели певчие, потом священник опять стал что-то читать. Но Катя уже не слушала: страшное открытие, как зарево внезапного пожара, осветило все, что было для нее темно в ее собственной душе. Мысли, как вырвавшиеся на волю кони, неслись, сталкиваясь и перегоняя друг друга, в ее цепенеющем от ужаса мозгу. Она давно любит Владимира. Она торопила с венчанием, чтобы убежать от своего чувства, убить его одним ударом.

  Но оно гналось за ней и нагнало ее... здесь... в самой церкви. Боже, что с ней будет? Она любит Владимира.

  Не уйти ей от этого чувства, как не уйти от самой себя.

  Она обманула себя и других, и всю жизнь должна прожить обманщицей-. И зачем все это случилось? Зачем она с ним встретилась? Ей было так покойно...

  Сердце неистово стучало у нее в груди. О, как бы она хотела, чтоб оно разорвалось и смерть пришла ей на выручку в эту минуту! Но нервы держались крепко.

  Ей казалось в эту минуту, что ее осудили и привели за ее великую вину на казнь. И как приговоренный не спускает глаз с лезвия топора, который отрубит ему голову, так и она следила с жгучим, леденящим любопытством за священником, который каждым своим движением крепче и крепче заклепывал ее вечную цепь.

  Приближалась решительная минута, после которой, по каноническому закону, брак становится нерасторжимым.

  В тупом отчаянии Катя снова начала слушать. Что зто? Опрашивание? А может быть, ей еще есть спасение! Она шепнет три слова жениху, чтоб тот от нее отказался. Она обернулась к нему лицом в первый раз за всю службу. Но губы ее шевелились, не издавая звука.

  - Раб божий Павел, - ясно проговорил между тем священник, - желаешь ли взять себе в жены сию рабу божию Екатерину?

  - Да, - послышался ответ жениха, который, как удар молота, отдался в ушах Кати.

  "Боже, боже! Что со мной будет?" - промелькнуло в ее уме.

  - Раба божия Екатерина, - повторил священник, переводя взгляд на нее. - Желаешь ли взять себе мужем сего раба божия Павла?

  Катя прошептала что-то длинное, чего никто не мог разобрать. Священник приписал ее несвязный ответ обыкновенной застенчивости. Он подождал с минуту и, не желая смущать ее еще больше повторением вопроса, составляющего обыкновенно чистую формальность, он взял венчальное кольцо и собирался надеть ей его на палец. Ужас возвратил ей силы.

  - Нет, - раздалось под сводами церкви гулким шепотом, и столько было муки в этом звуке, что можно было подумать, что душа вырвалась из тела, пошевеливши в последний раз эти побледневшие губы. Катя упала без чувств.

  Произошел невообразимый переполох. С Прозоровой сделалась истерика. Священник смотрел растерянно то на невесту, лежавшую на руках шафера и няни, то на жениха, который стоял бледный, убитый, не отдавая себе еще отчета, как все это случилось.

  Катю унесли в карету. Брак не состоялся.

  Через две недели она уехала в Петербург.

  Прошло несколько лет. Протосковав целый год по Кате, Крутиков понемногу утешился и кончил тем, что женился на племяннице губернатора, что окончательно укрепило хорошее мнение о нем его начальника. Он быстро пошел в гору, потолстел и теперь метит в вицегубернаторы. Вспоминая в минуты своего чиновничьего торжества об увлечениях молодости, он радуется, что не связал своей судьбы с взбалмошной девчонкой, которая и его, пожалуй, не довела бы до добра.

  Домик на Волге все стоит на том же месте. Но в нем никто уже не живет. Окна заколочены досками, потому что новый хозяин, мещанин-огородник, находил невыгодным отоплять такую хоромину и ютился с женой и сыном в флигельке. Няня умерла, и старуха Прозорова, не выдержав одиночества, распродала все и переехала жить к незамужней сестре в одну из подмосковных губерний.

  Мирное гнездо было разрушено. Но в рядах борцов за мир и счастье миллионов других гнезд прибавилось одним человеком, а вскоре и двумя. В одном из подпольных изданий мелким шрифтом появилось известие о том, что один из бывших каторжан, Иван Прозоров, благополучно бежал из Сибири.

  Владимир исполнил жене обещание, данное любимой девушке.

  1889

  Оформление художника А.Зефирова

  Иллюстрации художника А.Коровина

  Степняк-Кравчинский С. М.

  Андрей Кожухов; Домик на Волге./Подготовка текста и вступ. статья Г. Г. Елизаветиной;

  C79

  Р1

  70301-179

  ----- 44-80 4702010100

  028(01)-80

  Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский

  АНДРЕЙ КОЖУХОВ

  ДОМИК НА ВОЛГЕ

  Редактор Е. Жезлова.

  Художественный редактор Г. Масляненко.

  Технический редактор В. Кулагина.

  Корректор Н. Шкарбанова.

  Сдано - внабор 23.08.79. Подписано - к - печати 17.06.80.Формат 84х108 1/32. Бумага типогр. Š 2. Гарнитура "Плэнтин". - Печать высокая. 21 усл.печ.л. 21,346 уч.-изд.л. Заказ835. Тираж 100000 экз. Цена 1 р - 90 к.

  Издательство - "Художественная - литература" - 107882, - ГСП, - Москва, Б-78, Ново-Басманная, 19.

  Ордена Октябрьской Революции, ордена Трудового Красного Знамени Ленинградское производственно-техническое объединение "Печатный Двор" имени А. М. Горького Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 197136, Ленинград, П-136, Чкаловский пр., 15.