Лесков Николай Семенович - Оскорбленная Нетэта

   Николай Семенович Лесков

   Оскорбленная Нетэта

  

   Date: 26 декабря 2007

   Изд: Лесков Н.С. "Час воли Божией: легенды и сказки

   (Русь православная)", М., "ТЕРРА - Книжный клуб", 2004

   OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@mail.ru)

  

  

  

   ОСКОРБЛЕННАЯ НЕТЭТА

   Историческая повесть

  

   Грех не велик, если ей на теле, и стройном и гибком,

   Дерзкой рукой изомнешь туники воздушные складки.

   Спутаешь волны кудрей и вмиг на чело молодое

   Тучку досады нагонишь с зарницами быстрыми гнева!

   Кто же не любит смотреть на то, как с досады мгновенной

   Слезы красавица льет? Но знай: непристойно, преступно

   Вызвать из груди ее поток безутешных рыданий,

   Чтобы, беснуясь, она металась, кричала от горя.

   Чтобы ногтями своими себе же царапала щеки!

   Скиф необузданный тот, преступный и гнусный, безумный

   Изверг, кто милой своей такое нанес оскорбленье!

   Боги соступят с небес и тяжко его покарают.

   При императоре Тиверии¹ произошло в Риме одно чрез­вычайно возмутительное событие, отмеченное Флавием в его "Древностях иудейских".

   Старая религия доживала свой век. По внешности ее держались все, но по внутреннему убеждению уже очень немногие верили в ее святость и в ее спасительное значение для человека. Сомнение в истинах этой отживавшей свое время веры не было чуждо и самим жрецам. Напротив, в них даже более, чем во всех других людях, давно поселилось неверие ко всему, во что они учили верить других, но так как для них было выгодно, чтобы люди почитали их способными руководить велениями богов, то они поддер­живали народные суеверия и извлекали из них для себя вы­годы. С этой целью жрецы от времени до времени сочиняли и распускали в народе удивительные рассказы про разные неимоверные дела, которые будто бы происходили в их хра­мах, и это всегда имело двоякие последствия. Такие расска­зы одновременно возбуждали негодование образованных людей, которые видели в этих рассказах богохульство и ложь, рассчитанные на то, чтобы обмануть людей необразо­ванных и легковерных, и за то собрать с них приношения на молитвы; а в необразованных и легковерных людях это будило склонность к суеверию и предавало их в руки жре­цов, между которыми были люди, умевшие хорошо притво­ряться и прославлявшиеся за свое благочестие, которого, в сущности, они не имели.

  

   ¹ Тиберий (Тиверий) (42 до н. э. - 37 н. э.) - римский император (с 14 г.) династии Юлиев-Клавдиев.

  

   Одним из таких жрецов был главный жрец капища Изиды в Риме, по имени Хрем.

   Он пользовался в разных слоях римского населения славою священнослужителя, которого особенно любит всеблагопомощная богиня Изида и всякое его моление ис­полняет сама или через посредство Анубиса, златокудрого бога.

   Хрем с большою для себя выгодою пользовался славою, и все это сходило ему благополучно, пока не пришло время и через него произошло в Риме "невероятное и ужасное" событие.

   Событие это, вызванное безумною любовью богатого молодого человека к молодой замужней красавице строгих нравственных правил, имело последствиями обнаружение страшных злоупотреблений в римском храме богини Изиды, открывших обманы в ее таинствах, за чем последовали казни жрецов и других обманщиков и уничтожение самого храма.

   И все это произошло через весьма скромную и благо нравную женщину, целомудрию которой была нанесена несносная обида, соделавшаяся причиной удивительного конца ее страданий.

   Вот в чем было дело.

   Жил в Риме достаточный гражданин по имени Сатурнин. Он был прославленный своею храбростью мечебоец, и когда достиг уже пожилых лет, то в консульство Квинта Плавтия и Секста Папиния¹ получил почетную должность в отряде императорских телохранителей и, появляясь часто перед Тиверием, имел редкое счастье понравиться этому мрачному и подозрительному государю и внушил ему к себе без особенного старания такое доверие, что Тиверий выразил особенное удовольствие видеть его на страже у сво­его жилища. А как скоро такое благоволение императора было замечено высшими военными властями, то лица эти и сами поспешили оказывать Сатурнину всякие милости и так расположили его службу, что он почти постоянно находился во дворце цезаря. Это же сделало Сатурнина извест­ным и во всем Риме, и многие стали перед ним ласкательствовать и искать с ним сближения. А когда он овдовел, неожиданно потеряв первую жену Ауфилену, причиняв­шую ему в течение десяти лет супружеской жизни много досаждений и покрывшую имя его бесславием своего поведения, то нашлось много достаточных людей, которые об­наруживали горячие и спешные заботы, чтобы породнить­ся с Сатурнином посредством вовлечения его в новый брач­ный союз с кем-нибудь из своих дочерей или других близких родственниц.

  

   ¹ Квинт Плавтий и Секст Папиний Аллений были консулами в 36 г.

  

   Но как для осуществления этих забот нужно было согла­сие тех лиц, которые должны были вступить во второй брак с Сатурнином, то дело это представляло некоторую труд­ность, так как храбрый мечебоец имел наружность, кото­рая не могла быть во вкусе молодых римских девушек, любивших видеть в мужчине красоту и изящную стат­ность. Сатурнин хотя был и высок ростом, и силен, но был очень длиннорук, и в его фигуре не было никакой гибкос­ти и благородства, а его незлое и даже, можно сказать, доб­рое лицо носило следы легковерия и тупости. Притом оно было обезображено сильно заросшим лбом и отвислыми апатическими губами, в которых не было видно никакой энергии.

   Знакомые, знавшие жизнь его с первою женою Ауфиленою, которая утонула, катаясь на лодке с молодым другом Сатурнина, мечебойцем Бибулом, хотя и жалели о том, что Ауфилена не хранила покой Сатурнина, но тут же призна­вали между собою, что хранить верность к нему для такой живой женщины, какова была белокудрая Ауфилена, было б и трудно.

   Дурным находили только то, что она без сожаления тра­тила на своих часто сменяемых избранников достояние своего доверчивого и простоватого мужа, за что, как дума­ли, Ауфилену и покарали боги: так как последний ее из­бранник и ложный друг Сатурнина, богошественный Би­бул, погубил ее, наскучив ее нежностью, которая, при нера­венстве их лет, казалась ему тягостною. За это он не только изнурял ее средства, которые она в свою очередь брала у мужа, но обращался с ней не иначе как с видимою для всех презрительностью и наконец однажды заманил ее притвор­ною ласкою в загородную корчму, и оттуда Ауфилена уже не возвращалась, так как они с Бибулом поехали вдвоем ка­таться на лодке в море, и там произошло нечто такое, при чем лодка их опрокинулась. Юный Бибул спасся, держась в воде за борт лодки, а более слабая и нежная Ауфилена не успела схватиться за край лодки и потонула.

   Молва же народная прямо утверждала, что Бибул, не­сносно наскучив Ауфиленою, решился от нее избавиться и, сломав ей руки, столкнул ее в воду.

   Об этом и говорили простолюдины, которые толклись при таверне, откуда отплыли Бибул с женою Сатурнина, и все знакомцы Бибула: роскошник Фуфидий, известный щеголь Руфил, философ Будаций, весельчак Фунданий и другие праздные люди большого достатка, проводив­шие веселые ночи в загородном доме богатой вдовы Фаволии, не желавшей стеснять себя узами нового брака и про­водившей веселую жизнь без внимания к общественным толкам.

   Вообще Сатурнин, приятный императору, не имел тех качеств, которыми он мог нравиться женщинам, а между тем сам он этого не замечал и, будучи очень женолюбив, не хотел оставаться вдовцом после смерти Ауфилены и простер свои виды насчет одной из девиц, отличавшейся превосходною красотою и благонравием, а притом имевшей и хороший достаток.

   Девица, к которой почувствовал расположение пожи­лой Сатурнин и пожелал взять ее за себя замуж, называлась Нетэта. Ей в это время едва лишь исполнилось четырнад­цать лет, и она обращала на себя внимание всех своею нео­быкновенною милотою. Она не принадлежала к именитому и знатному роду, но, однако, имела свое родословие: отец ее, суровый римлянин по имени Пакувий, был в числе мечебойцев в египетских войсках Антония¹. Он служил при дворе Клеопатры и, может быть, участвовал в последнем предательстве ее победителю, от которого зато и получил жизнь и дозволение возвратиться на родину, в Рим. Пакувий был женат на египтянке, которая была род­ственницею одного из приближенных жрецов Клеопатры, разделивших до конца ее последнюю судьбу. Жену Пакувия звали Атис.

  

   ¹ Антоний Марк (ок. 83 - 30 до н.э.) - римский полководец, консул с 44 г., имевший в управлении восточные области Римской державы. Царица Египта Клеопатра (69 - 30 до н.э.) была его любовницей, а затем супругой. Потерпев поражение в борьбе с Октавианом (30 г.), оба они покончили жизнь самоубийством.

  

   Атис была молода и красива, любила утехи жизни и счи­тала вправе желать их и любоваться ими, так как она при­несла своему, мужу приданое, которое, по тогдашнему не­высокому положению Пакувия при дворе Клеопатры, сле­довало считать весьма значительным. Пакувий был много старше своей жены и не имел склонности к тому, что влекло к себе его избалованную жену. Вследствие этого в союзе их не было согласия, и брак их долго оставался бездетным, но Атис стала просить богиню Изиду, чтобы та дала ей детей, и когда пребыла три ночи в моленьях об этом в храме богини, прошение ее было услышано, и у Атис родился прекрасный ребенок, девочка, которую назвали Нетис, а в родственном круге называли Нетэтой.

   Дитя это почиталось обязанным своим происхождени­ем не одним простым причинам союза ее родителей, но также и божественному участию бога Анубиса или Диони­са, вечно присутствующего в храмах Изиды и восполняю­щего все, что угодно облагодетельствовать богине.

   Замечательная красота девочки еще более закрепила за нею всеобщую уверенность, что в происхождении ее на свет божество оказало особенное участие. Нетэту почитали так­же богорожденной, как Бибула, виновника смерти первой жены Сатурнина, пышной Ауфилены, и это никого не удивляло и не казалось особенно странным, так как такое участие богов в семейных радостях людей в это время почи­талось за возможное и весьма вожделенное и входило в пре­делы благоверия. А дети, в рождении которых признавалось особенное участие того или другого бога, у правоверных людей пользовались высшим вниманием, и если они обла­дали какими-либо счастливыми качествами или даровани­ями, то все это относилось к их божественному происхож­дению. И с ними не наблюдали условий общественного ра­венства, а, напротив, почитали их за превосходнейших и достойных самого лучшего с ними обхождения.

   Если же и были вольномыслители, которые находили такое участие богов в делах людей как бы неуместным и подверженным сомнению, то они хранили это про себя и не высказывали своих мнений иначе как в кружке людей им единомысленных, ибо иначе боялись, что неверие их может послужить им к пагубе.

   Нетэта была дочь очень красивой матери, но затмевала ее своей красотой, и Атис очень радовалась, что дочь ее была столь прекрасна, что о ней знали в Риме как об одной из красивейших женщин.

   Пакувий и Атис с Нетэтою жили в небольшом собствен­ном доме у Тибра, недалеко от густонаселенной части горо­да, где среди больших зданий прятался храм богини Изиды - с виду весьма небольшой, но, в сущности, очень по­местительный и имевший много пристроек на земле и под землею.

   Атис была близка к храму Изиды, как потому, что имела крепкую веру в заступление этой богини, даровавшей ей превосходную дочь, так и потому, что во дни, когда она в слезах уезжала с мужем из Александрии, египетский жрец Изиды, молившийся с Атис о даровании ей ребенка, уте­шил ее тем, что она не будет одна и на чужбине, и что в Риме и везде с нею пребудет милость Изиды. А чтобы Атис верила в это еще тверже, египетский жрец наказал ей явить себя в Риме тамошнему старшему врачу (sic) Изиды, престарелому Хрему. И печальная Атис как только достигла Рима после скучного плавания через море, так сейчас же побежа­ла к храму святейшей богини и была утешена тем, что уви­дала, сколь прав был египетский жрец, обещавший ей по­всеместную защиту Изиды.

   Хрем сразу узнал Атис и, встретив ее с улыбкой, прямо назвал ее по имени. Он сказал ей, чтобы она открыла ему лицо лежавшего на руках ее ребенка, и точно так же произ­нес вслух имя Нетэты, коснулся до ее детского лба своими перстами и вдобавок сказал им обеим:

   - Дверь милосердой богини будет открыта всегда для обеих вас вместе. И каждая порознь, которой что нужно, тоже может себе попросить пред святыми изваяниями благопомощной! Всегда притекайте к Изиде, и с вами вечно пребудет Изида!

   И Атис нестрашно сделалось в Риме, и она здесь устрои­лась и прожила столько лет, что ее Нетэта выросла и стала из многих отличаться замечательною красотою. Ей шел уже пятнадцатый год, и - по тогдашним обычаям в Риме - ее уже пора было устраивать замуж.

   Несмотря на то, что мать Нетэты выросла при дворе Клеопатры, где не ярко цвела добродетель, и собственное прошлое Атис не было безупречно, она вела свою дочь очень просто, содержала ее в тишине домашнего круга и приучала к хозяйству и женским рукоделиям, а от событий общественной жизни ее устраняла, и потому Нетэта вырос­ла в неведении о всем разнообразии жизни.

   Воспитанная в семье, державшейся старинной набож­ности, при которой люди желали верить в постоянное вме­шательство божества во все житейские дела и поступки, Не­тэта удерживала в себе это настроение и для того часто хо­дила молиться в храм Изиды и Анубиса, где была известна всем жрецам и старшему первосвященнику Хрему, у кото­рого она и была несколько раз в его прекрасном помеще­нии, в сокрытом подземелье храма.

   Храм же Изиды в Риме был невелик, и как император Тиверий не благоволил к культу этого исповедания, то жре­цы Изидины старались как можно меньше себя оказывать, и для того молельщики к ним собирались без скликания, в сумеречное время, а жрецы не выходили без крайней нуж­ды из храма, в котором они, несмотря на не особенно боль­шие размеры храма, имели все необходимое для их не толь­ко достаточной, но даже и приятной жизни. Всех жрецов при римском храме Изиды было четырнадцать, и при них незначительное число низших прислужников, особенно ловких для исполнения самых разнообразных поручений. Старший же был Хрем, о котором сказано выше, и от него все зависело в храме. А сам он только по самым важным делам спрашивал себе распорядка из Египта.

   С этим-то старым жрецом и были знакомы особенно именитые прихожане храма, и в числе таковых были оба дома, как тот, из которого шла родом Нетэта, так и дом Сатурнина.

   Когда красивая дочь сурового Пакувия и Атис стала блистать своей красотою в Риме, многие искали знакомств с этим семейством, и хотя дом Пакувия не выходил из раз­ряда домов людей среднего достатка и старик Пакувий был нелюдим и суров, а жена его Атис не имела надлежащей привычки к хорошему обхождению, - в дом их сделались вхожи: роскошный Фуфидий, сенатор Помпедий, молодой щеголь Руфил, обладатель огромных богатств по имени Персии, известнейший лакомка Фуск, проедавший второе наследство, Лелий-поэт, историк Фунданий и двусмыслен­ный Зет, Мена-глашатай, весельчак, всех смешивший, - Фунданий, Фурний, певец Амфиона, светской жизни зна­ток Булаций, скучающий философ, и еще много других, одиноких людей, имеющих видное положение.

   В числе сих последних был и овдовевший Сатурнин. Все они имели неодинаковые цели для посещения дома Пакувия, и большинство из них льнуло сюда с видами, которых не смели бы обнаружить явно. Но зато юный Фунданий вдруг утратил всю свою веселость и прямо стал искать руки юной Нетэты и, может быть, получил бы ее, если бы ему вдруг не объявился соперник в лице скучаю­щего Булация, который, наскучив своею философскою скукою, искал обновления жизни в союзе с прелест­ным ребенком.

   Тогда, прежде чем Пакувий и Атис могли взвесить соот­ветственные выгоды одного и другого предложения, у Не­тэты неожиданно объявился еще третий жених. Это был Сатурнин, который, казалось, будто даже мало на нее и смотрел из-под своего волосатого лба, но ему-то и суждено было получить себе в супружество юную Нетэту.

   Успех его был основан на недоразумении и обмане глашатого Мены, который, часто видаясь с Сатурнином, умел подсмотреть его никем другим не замеченную склон­ность к Нетэте и, выпытав у него признание в этом, узнал также, что он не имеет смелости обнаружить свое намере­ние, потому что боится множества бывающих в доме Пакувия особ, которым, вероятно, будет оказано предпочте­ние, а он будет отвергнут и сделается предметом издева­тельства со стороны шалуна Фундания и других молодых насмешников.

   Тогда Мена-глашатай сказал ему, не хочет ли он ему прозакладывать всего одну тысячу аттических драхм за то, что он сделает всех посещающих дом Пакувия безопасными Сатурнину и высватает ему Нетэту. А как Сатурнин страст­но влюбился в тихую и изящную Нетэту и имел у себя состо­яния около тридцати тысяч драхм, то он не пожалел обречь из них одну тысячу глашатому Мене, если только он уладит дело, на которое вызвался. Мена же не взял без пользы ты­сячу аттических драхм у Сатурнина, а действительно, обойдя всех, ласково взиравших на Нетэту, быстро и благополуч­но высватал ее для Сатурнина.

   Все пути, которыми шел к этой цели Мена-глашатай, в подробностях остались неизвестными, но говорили, будто он употребил при этом имя Тиверия, на что не имел будто никакого права. Встретив Пакувия, Мена будто бы стал говорить ему под великим секретом, до чего странен ха­рактер мрачного Тиверия, который не отличает многих истинных заслуг и, напротив, удостаивает случайно самых мелочных забот таких грубых и маловажных людей, как Сатурнин.

   И, заинтересовав таким вступлением Пакувия, кото­рый стал его внимательно слушать, вдруг как бы спохватил­ся и воскликнул:

   - Ах, что я делаю! Я говорю тебе об этом, тогда как это тебя же ближе всех и касается!

   И когда от этого Пакувием овладело еще более страст­ное любопытство и он позвал Мену в дом и стал угощать его, тогда этот открыл ему, будто равнодушный ко всем зас­лугам Тиверий, ко всеобщему удивлению, стал до того от­личать преданность ему Сатурнина, что обращает внима­ние на унылость, не сходящую с лица Сатурнина с тех пор, как тот лишился Ауфилены и нынче угнетаем безнадеж­ной любовью к девушке, которая нравится ему своим добронравием и с которою он надеялся быть счастливым и уврачевать в своем сердце раны, нанесенные другими поступ­ками его первой невоздержанной жены, за поведение которой ему надоело переносить злые шутки римских на­смешников.

   Пакувий сейчас же пожелал узнать, что же мешает Сатурнину в достижении его счастья. А глашатай ему отвечал:

   - Сатурнин опасается, что ты и жена твоя не отдадите ему вашу дочь в супруги, и тогда люди над ним станут еще более смеяться - все, которые завидуют милостям, являе­мым ему цезарем.

   - Как! - воскликнул Пакувий. - Так преданный слуга нашего цезаря Сатурнин желает жениться на нашей Нетэ­те?

   - Ну да! - отвечал ему Мена-глашатай. - Храбрый и верный Сатурнин, который имеет счастье усугубить покой цезаря своим нахождением при его особе, полюбил твою кроткую дочь Нетэту.

   - Так для чего же он давно не сказал мне об этом?

   - Я тебе говорю, что он боялся быть отвергнутым и за то подвергнуть себя еще большим насмешкам.

   - Он напрасно этого боялся!

   Тогда Мена увидел, что Пакувий не будет противиться исканиям Сатурнина и тысяча драхм, полученных за ус­пешное сватовство, останется его заработком, и он стал смело хвалить разум Пакувия и представлять ему многочис­ленные выгоды от родственного сближения с Сатурнином, обратившим на себя внимание цезаря, вообще равнодуш­ного ко всем заслугам.

   Пакувий же как человек, проведший жизнь в грубых ус­ловиях военной среды, в самом деле был согласен выдать Нетэту за Сатурнина, как потому, что карьера Сатурнина при дворце Тиверия напоминала Пакувию его собственную солдатскую верность, которою он снискал расположение египетской царицы и Антония, так и потому, что слишком красивая и кроткая дочь не возбуждала в сердце Пакувия особенной нежности, а напротив, была для него причиною беспокойств от посещения дома его множеством лиц, кото­рые, наверно, смеялись между собою над его солдатскою необразованностью и, во всяком случае, изрядно ему надо­ели.

   Притом же он преимущества всех сенаторов, певцов и поэтов считал гораздо менее высокими и прочными, чем преимущества воина, отличаемого вниманием цезаря, ко­торый верит в его преданность себе и на него полагается.

   А потому Пакувий с первого же раза был согласен вы­дать Нетэту за Сатурнина и немедленно позвал к себе Атис и тут же сообщил ей при Мене о своем решении...

   Но Атис не была так скороспешна. Она понимала в сер­дечных делах больше, чем Пакувий, и хотя не противилась желанию мужа выдать Нетэту за пожилого Сатурнина, но вспомнила, как сама она, выдаваемая таким же образом за Пакувия - по расчетам Хармионы, - терзалась и покуша­лась задушить себя, набив рот и нос глиною, а потому она предостерегла мужа, чтобы не говорить об этом сразу Нетэ­те, а прежде приготовить ее к этому, для чего и предложила самый практический способ.

   Жена Пакувия была женщина очень набожная и осо­бенно почитала богиню Изиду, в темных притворах велико­лепного храма которой в Александрии с нею свершилося чудо, даровавшее ей дочь с чертами божественной красоты и душевного благородства. Получив такой залог благодат­ного внимания богини, Атис еще более усилила в себе по­чтение к Изиде и веру в ее скорую помощь во всех трудных случаях жизни. И потому отвечала мужу, что прежде, чем дать решительный ответ Сатурнину через глашатая Мену, она считает благочестивым и должным пойти в храм Изиды, помещавшийся в то время за Тибром, и, помолясь там перед своей заступницей, просить совета и помощи у жреца святилища, досточтимого Хрема, который еще благослов­лял ее брак с Пакувием в Египте и осенил своим благослове­нием приход в мир Нетэты.

  

   Выслушав такой ответ от жены, Пакувий, который тоже отличался набожностью и не любил вольнодумцев, нашел рассуждение Атис прекрасным и достойным того, чтобы быть исполненным, а потому, указав рукою на жену, сказал:

   - Я одобряю ее намерение: пусть она и Нетэта в самом деле сходят к владычице Изиде и, укрепив ум свой молит­вой, откроют все дело достопочтенному Хрему. Это опыт­ный и мудрый советник. Когда мы соединились узами бра­ка с Атис в Египте, Хрем не был так стар, как нынче, и не имел еще важного положения между жрецами александ­рийского Изидина храма, но и тогда он умел дать добрый совет Атис, и мы сделали дело, за которое нас не оставляли вниманием ни Хармиона, ни сама Клеопатра, ни даже Ан­тоний. Теперь же Хрем в здешнем храме Изиды имеет глав­ное место, и Кронид¹, убелив его голову сверху, исполнил ее внутри светом всякой мудрости. А потому мы можем счи­тать, что благодаря рассудительности Атис дело это постав­лено на самый надежный путь. Если бы я стал настаивать сам, я бы, конечно, настоял на своем, но мы могли бы иметь какие-нибудь непредвиденные хлопоты и неприятности с ребячьими малосмыслиями Нетэты... Ты знаешь... Сатурнин ведь годами, я думаю, немногим чем будет моло­же меня и собой не красавец, и притом она с ним ведь ни­когда ни о чем не говорила и может его дичиться, так как все они, девочки, глупы, и в головах у них, как у всех жен­щин, много пустого. К счастью нашему, есть еще то, что покуда наши женщины набожны и послушны к тому, что получают как веление свыше. Вот... Я надеюсь, что ты те­перь меня понял.

   И когда Мена ему в знак согласия качнул головою, то Пакувий встал с места и, положив на плечо кисть руки, ска­зал:

   - Будь же покоен за все, добрый Мена, и хотя мне при­ятно бы дольше иметь тебя милым гостем, но не надобно все о себе только думать. Иди и успокой скорей Сатурнина.

  

   ¹ Кронид - в греческой мифологии верховное божество Зевс (сын титана Крона), культ которого слился в эпоху древнего Рима с культом местного бога Юпитера.

  

   Пусть взоры цезаря не читают более напрасной тоски в лице его верного охранителя. А через три дня ты приходи к нам за ответом, и я надеюсь, что ответ будет добрый... О, не­пременно он всем будет в пользу! Сегодня уже поздно... Завтра Атис изготовит по-египетски свиную голову и еще возьмет кое-что и пойдет с дочерью к храму... Хе-хе-хе! Достопочтенный Хрем, да, достопочтенный, прекрасно служит тем, кто прибегает под покров и защиту великой богини...

   И Пакувий медленно и потихоньку подвигал Мену к выходной двери и прошептал ему у порога на ухо:

   - Но не забудь, что люди на всех ступенях величия ос­таются людьми, и досточтимый отец наш Хрем, нынешний главный жрец святейшей Изиды, и нынче, как встарь, ког­да я приходил к нему влюбленным вертопрахом, чтобы по­просить его предстательства за меня у богини, терпеть не может, чтобы люди приходили его беспокоить с пустыми руками. Да и в самом деле, ведь это глупо. Жрецы тоже име­ют свои надобности, и если кто хочет через них получить помощь и выгоды свыше, тот должен быть вежлив, мой добрый Мена, он должен не затруднять служителя бессмер­тной дарами... Не правда ли? Кто хочет иметь помощника, тот должен, Мена, с ним по-товарищески делиться. Про­щай, добрый Мена!

   - Прощай, многоопытный Пакувий! - ответил Мена и прямо из этого дома отправился за Тибр к удаленному и отчасти сокрытому за другими постройками, темному и как бы томительному храму Изиды.

   Там глашатай после немалых поисков нашел совсем безволосого старика, который молча его выслушал и уда­лился, выслав к нему через некоторое время другого челове­ка, а этот взял его за руку и повел совершенно темным пере­ходом к светозарному храму.

   И здесь Мена открыл жрецу свою надобность и поло­жил перед ним триста аттических драхм на молитвы перед изображением святейшей Изиды, получил утешительную надежду, что владычица, вероятно, изберет лучшее, что нужно для пользы к ней прибегающих, и не укоснит завтра же изъявить чрез него свою волю Атис и Нетэте.

   И сталось все так, как подал надежду жрец Хрем, при­нявший от Мены свою долю драхм на молитвы перед святейшей Изидой. Едва лишь Атис с юной Нетэтой на другой день только пришли и стали со своими дарами под порти­ком храма, как их поманил к себе в закрытое место таин­ственно Хрем и сказал им:

   - Здравствуйте, богом любимые мать и невеста, обре­ченная богиней для утешения достойного Сатурнина! При­вет вам и радость! Богиня избавила преданного ей Сатурни­на от коварной Ауфилены и желает излить свои щедроты на тебя, Нетэта! Иди и поклонись Матери нашей Изиде и по­лучи от нее полноту бытия¹.

  

   ¹ Изида имела много наименований; из "Истории религий" епископа Хрисанфа (т. II, стр. 59) видно, что эту богиню называли "тысячеименною", но самые употребительнейшие названия были: Полнота, Владычица, Мать и Заступница.

  

   Этим словом и особенно своею решительною поспеш­ностью жрец до того связал волю набожно воспитанной Не­тэты, что она ничего не возражала и безропотно подчини­лась тому, что приняла за волю богини Изиды.

   Сатурнин вступил в брак с Нетэтой, и свадьба их была отпразднована несколько скупо, так как Пакувий был скуп, а Сатурнин ненаходчив, да и оба они притом были рады развязаться с обширным знакомством, образовавшимся в ту пору, когда милая Нетэта расцветала в отеческом доме.

   Женясь, Сатурнин стал вести самую тихую жизнь и из­бегал всяких знакомств, что все приписывали его ревности, но что на самом деле происходило просто оттого, что супру­ги были совершенно счастливы в своем тихом доме. Добрый Сатурнин нежил и баловал свою юную красавицу жену, как нежное дитя, а Нетэта не желала ничего более, как неизменя­емости этой спокойной жизни, оставлявшей ее в стороне от всех треволнений жизни, о которой ей рассказывал ужас­ные страсти, возвращаясь из царского дворца, Сатурнин.

   Так прошло четыре года, и во все это время Нетэта не показывалась нигде в общественных местах, кроме храма Изиды, куда ходила в тихие сумерки благодарить богиню за свое счастье. Теперь ей уже исполнилось восемнадцать лет, и изящная красота ее, дававшая ей смешанный вид "богини и пастушки", расцвела и сделалась еще поразительнее. А де­тей у нее не было, и все полагали, что о них она особенно и припадает с молитвой к "Подательнице полноты бытия".

   Да это так именно и было, потому что дети в одиноком положении Нетэты, при беспрестанных отлучках мужа во дворец цезаря, могли составить ей лучшее утешение. Об этой тайне прошений Нетэты наверное знал один Хрем, но он томил ее, не подавая ей никакого иного утешения, а только возводил глаза вверх и повторял:

   -Терпение, дитя мое, терпение, и добро тебе будет!

   Но добро не приходило, а зато скоро и совсем из дале­ких стран налетело сколько внезапное и дикое, столько же и неотразимое но своей наглости зло.

   К тому времени, когда истекал четвертый год замуже­ства Нетэты за Сатурнином, прибыл из Галлии в Рим моло­дой римский всадник¹, по имени Деций Мунд. Он происхо­дил из знатного рода, был холост и красив собою и имел в своем владении обширные и богатые имения. Характер он имел своевольный, смелый и страстный и настоящее римс­кое себялюбивое и холодное сердце.

  

   ¹ Римский всадник - представитель привилегирован­ного сословия с высоким имущественным цензом.

  

   Свойства эти отпечатлевались и в его наружности, кра­сивой и дерзкой. Деций Мунд был статен, высок и могуч. Ловко и неустрашимо он оказал подвиги отваги и мужества в боях и усмирениях людей, тяготившихся тираниею Рима, и был послан от наместника Галлии к императору Тиверию для того, чтобы тот обратил свое внимание на вестника по­бед и удостоил бы Деция всемилостивейших наград.

   В числе этих наград едва ли не самою желательною для молодого воина было то, что цезарь дал ему почетное поло­жение при себе и оставил его в Риме, где Деций Мунд мог жить в одном из своих роскошных домов и вознаградить себя в роскоши и общениях с людьми знатного положе­ния - чего он был лишен во время пяти лет пребывания в полудикой Галлии.

   Об этом заботился сам Деций Мунд и его многочислен­ные родственники, имевшие видное положение в обществе, и старый друг Дециева отца, знатный и богатый сенатор Требатий, человек с очень большими связями. Он особенно оза­бочивался этим потому, что имел единственную дочь, по имени Динару, которой в то время шел девятнадцатый год и которая с самого детства считалась невестою Деция.

   Теперь она находилась как раз в таком возрасте, когда пора было осуществить долгое намерение ее родителей и родителей Деция - соединить молодых людей узами брака, а Требатий не хотел ни отпускать от себя Динару с мужем в далекую Галлию, ни оставлять ее в одиночестве тотчас после брака, что неминуемо пришлось бы сделать, если бы кесарь не соблаговолил на перевод Деция в Рим, на достойное его место в когортах отборного войска.

   Но при медлительном характере Тиверия уладить то было не легко, и Деций оставался в Риме в ожидании, чем обрадует его цезарь, а в это время сам спешил вознаграж­дать себя всеми возможными удовольствиями, которых долго лишен был, живя в Галлии. Более же всего влекла его к себе игра, в которой он хотел отличаться как значительно­стью своих проигрышей, так и совершенным к ним равнодушием. А еще более искал он победы над женщинами, к чему неудержимо и алчно стремился, как бы совсем забы­вая, что скоро должен вступить в брак с дочерью именитого Требатия, богатой и блистательной Цинарой, обрученной ему с самого детства.

   Как в том, так и в другом Деций Мунд старался превзой­ти всех, чтобы заставить себе завидовать и удивляться. В погоне за суетной славой первого мота и повесы он готов был на самые большие безрассудства и жил как бы в напря­женном опьянении, которое ему надо было завершить са­мыми отчаянными актами высшего безумства... За городом у богатой вдовы Фаволии, которой нравилось презирать мнениями света, скоро был дан Децию предмет, достойный одушевлявшего его настроения. У нее он сделал с удивив­шим всех невозмутимым спокойствием два таких крупных проигрыша, какие едва ли снес бы спокойно самый боль­шой богач этого круга, Персий, или три состояния прожив­ший Фуфидий, и там же сплетник Мульвий и двусмыслен­ный Зет разгласили враз две победы Деция над двумя извес­тными всем своей красотою римлянками - Феророй, по которой напрасно и долго томились, ничего не достигнув, Персий, Руфил и сенатор Помпедий, и над подругой Фероры - Фелидой, светлые кудри которой воспевали в стихах своих Лолий и Фурий и получали за то вознаграждение от мужа ее, Педомия, и от ухаживавшего за нею вежливого Амфиона.

   Этим успехом Деция Мунда, рассказанным вечером всем по секрету сплетником Мульвием и двусмысленным Зетом, было заинтересовано все общество, собравшееся у Фаволии, и историк Фунданий уже записал это на дощеч­ки, которые всегда имел при себе в складках тоги. Но быв­ший тут грубый и дерзкий Орбелий, человек, которого лучше было бы не пускать ни в какое общество, но который между тем втирался повсюду и везде был способен затеять споры и ссору, не снеся этого, чтобы не дать Децию Мунду славы большого успеха у женщин, и забыв все, чем мог рис­ковать, произнес вслух, ковыряя в зубах:

   - Экая важность Ферора с Фелидой! Важно лишь то, что у них есть мужья, которые верят в их добродетель, да, признаться, и это не важно. Кто из людей именитых не лю­бит себя обольщать, что жена его одного его любит!.. Эх; про Ферору не ты один кое-что знал и знаешь.

   - Ей всегда нужны деньги, - подсказал Орбелию Мульвий.

   - Да, да, это правда, - поддержал Мульвия двусмыс­ленный Зет, и тут же добавил, что Ферора на днях призыва­ла к себе процентщика Авла и напрасно старалась заслу­жить у него тысячу драхм.

   - Верно, - ответил Орбелий, - я видел чужезем­ных купцов, которые предлагают привезенные ими драго­ценные ткани, и сказал себе: ну, теперь держитесь на стра­же, почтенные мужи священного Рима: жены вас потрясут и заставят податься казною или вашею супружеской честью.

   Тут сплетник Мульвий сейчас и припомнил, что Ферора на днях приказала рабыням шить ей тунику из голубой тонкой ткани серебряной нитью.

   - Ну и, конечно, - воскликнул Орбелий, - она себе собрала, как и прежде сбирала, а Фелида... Она молодая подруга Фероры, но она не впервые уж ей соревнует, и я опасаюсь, что она слишком поспешно уронит цену добро­детели в Риме, так что Фурию скоро придется размечать против многих имен ничтожные цифры, а Лелий и Фурний-певец станут петь про тех, которые сами о себе предпо­читали бы всем разговорам молчанье.

   И разговор, вступив на эту стезю, продолжался дотоле, что Орбелий с наглостью сказал, что для того, кто хочет и может тратить много денег, нет ничего удивительного приобресть в Риме ласки каждой римлянки.

   Тогда одни гости отвернулись от Орбелия, а Фаволия сухо заметила ему, что он, верно, забывает, что и она тоже женщина и что он сидит в ее доме.

   - Нет, я это помню! - ответил Орбелий.

   -Ты тоже не делаешь для меня никакого исключения?

   - Зачем же ты напрашиваешься на мою дерзость или хочешь вынудить у меня любезность?

   - Ни то ни другое, но я желала бы знать: чем меня мож­но купить?

   - О, я думаю, можно!

   - Чем же?

   - Ну, например, хоть той ценой, какой покупали лю­бовь Клеопатры.

   И это сравнение с египетской царицей не только не ос­корбило Фаволию, но, напротив, так ей польстило, что она рассмеялась и не стала опровергать цинических заключе­ний Орбелия о всеобщей продажности в Риме. Но за честь римских женщин заступился скучный философ Булаций, который заметил, что кто чего ищет, тот то и находит. А как его вмешательство было изрядною редкостью, то и тут на слова его обратили внимание и стали к нему приступать с шутливыми вопросами:

   - Чего же сам ты ищешь и что ты нашел, велемудрый Булаций?

   А хозяйка сказала:

   - Не докучайте ему, пусть он дремлет или размышляет сам с собою о вещах, нам недоступных. Всякому и без отве­та его не трудно отгадать, что Булаций ищет встретить в Риме такую красавицу, которая влюблена в своего мужа и настолько ему верна, что не уделит своей ласки никакому победителю и ни за какие сокровища. Мудрый Булаций встретит такую красавицу... во сне.

   Над этими словами Фаволии все засмеялись, но Була­ций спокойно перенес общий хохот и, скучливо зевнув, протянул:

   - Да. Я встретил такую женщину, и это было не во сне, а наяву, и притом эта женщина, о которой я говорю, верна своему мужу, и за добродетель ее можно ручаться, хотя она вовсе и не влюблена в своего мужа.

   - В таком случае она, верно, дурна собой?

   - Она прекрасна так, что с нею немногие в мире могут поспорить.

   - В таком разе назови нам ее имя!

   Булаций назвал Нетэту.

  

   И едва было произнесено это имя, как все заговорили о Нетэте и выражали общее удивление, что они до сих пор позабыли об этой женщине, красота которой удивительна не менее, чем ее честность. При этом хотя были выражены различные мнения о ее красоте, но все сходились в одном, что Нетэту надо считать не только одною из красивейших женщин в Риме, но что она, кроме того, представляет собою редкостнейший феномен, так как она никогда не отве­чала ни на чьи искательства и остается верною мужу, кото­рый годами ровесник ее отцу и притом имеет волосатый лоб, напоминающий скифа.

  

   (На Деция Мунда восторженные речи о Нетэте производят действие искры, зажигающей порох. Промежуточные главы, которые или не были написаны, или не сохранились до нас, долж­ны были показать историю молодой бурной страсти воспламенившегося патриция. Очевидно, увидев красавицу при первой же возможности, Мунд исполняется непреодолимым к ней влечени­ем, ищет ее, совершенно потеряв душевное спокойствие. Мы располагаем только отрывками страстных поэтических воззваний, звучащих, как песни, какие, видимо, обращает влюбленный к своей пленительнице в минуты кратковременных встреч. В этих любовных репликах Лесков, очевидно, вдохновляется подлинниками римских поэтов.)¹

  

   ¹ Текст в скобках, набранный курсивом, принадлежит А. А. Измайлову, осуществившему публикацию повести по отры­вочным записям Н. С. Лескова из архива журнала "Нива" в "Не­вском альманахе" (Пг. 1917. Вып. 2).

  

   Как я увидел тебя такой нежной, Тибулл закричал мне: вот то копье, что увязнуть должно в твоем сердце! И что он сказал, то и случилось: я уязвлен тобой, я жить без тебя не могу, исцели или убей меня скорей, Нетэта!

   Пробовал я пить вино, чтобы вином рассеять томление страсти, но в слезы мне страсть моя превращала вино.

   Нынче горек мой день, и тень еще горчее ночная. Время все скорбью объято. Не помогают элегии мне, и даже всех вместе муз с самим Аполлоном выгнал бы вон, чтобы они не мешали мне скорбеть о разлуке с Нетэтой.

   Купидон меня ранил насмерть, я страдаю жестоко и пи­таю болезнь мою горем моим - так эта боль мила мне. Смолкни, Прохита, чтобы ко мне опять не ворвались рыда­нья.

   Я весь в огне, в груди торжествует свою победу Амур, Постель жестка мне. Всю длинную ночь я напрасно стара­юсь уснуть, и болит мое утомленное тело.

   Разве чрезмерны мои желания? Я прошу только того, чтобы меня полюбила женщина, красота которой возбуди­ла во мне неукротимые желания ее любви. Я не выпраши­ваю ее себе навсегда... Это много, но пусть она любит меня хотя от одной зари до другой... О, богиня, услышь же хоть эту молитву.

  

   (Мунд томится в неразделенной любви и подсылает к Нетэ­те доверенных женщин.)

  

   Было жарко. Солнце перешло за полдень. Он лежал на постели согнувшись. Одна половина окна была открыта. В комнате был полумрак, как в тенистом лесу на рассвете, когда ночь проходит, а день еще не настал. Ныл египетский голубь...

   - Отнеси эти дощечки (Нетэте). Пусть она напишет на них свой ответ... Только чтобы не был он краток... Я хочу услыхать от нее много слов... Нет!.. Лучше пусть она скажет одно только слово: "приду".

   Дерево протягивает мне сучья, чтобы я повесился; в лесу я слышу жалобный голос совы, и на опушке рощи па­лач готовит кресты для чьей-то будущей казни.