Григорьев Аполлон Александрович - Один из многих

нем расспрашивает. Опять повторяю: я был молод и, следовательно, глуп, как пешка... до сих пор не прощу себе глупости и подлости, которую я тогда сделал... Я зашел к Званинцеву, с которым еще едва был знаком. Зачем - вы думаете? эх! мне даже теперь стыдно.

  Брага закрыл лицо руками и молчал с минуту. Лицо его горело.

  - Я ему сказал: вы честный человек, штаб-ротмистр?.. Он только насмешливо посмотрел на меня, но не сказал ни слова. Тут бы мне и остановиться! так нет, черт меня дернул за язык. - Любили вы? - спросил я его. "Может быть", - отвечал он зевнувши. Я сказал ему все. - Что же из этого мне? - спросил Званинцев... Остановиться было уж нельзя - я продолжал: Званинцев расхохотался... "Ну, - сказал он, насмешливо улыбнувшись, - вы поступили ужасно неблагоразумно, молодой человек, - почем бы я знал, что ваша казначейша мной интересуется? благодарю вас за новость, а мне, признаюсь, стало уж скучно здесь без дела...". Вспомните, что всякую новую, мерзость, которую этот человек сделает, он называет делом... Я вспылил, я предложил ему драться. "Извольте, - отвечал мне спокойно Званинцев, - но вспомните, что я не обязан скрывать причины, которая заставляет вас драться...". Я замолчал, я был уничтожен этим бесстыдством, для которого не свята даже честь женщины. - Я вас презираю, - сказал я наконец. "Как угодно", - отвечал он, спокойно закуривая сигару... Я вышел.

  - И потом? - с трепетом прервал Севский.

  - Потом! - Брага махнул рукою.

  - Ваша казначейша? - спросил молодой человек.

  - Ушла от мужа.

  - С вами?

  - С ним.

  Брага долго смотрел в потолок.

  - Я встретил ее здесь, - медленно, как бы с трудом проговорил он через минуту... - Встретил так, что кровь прилила у меня к сердцу, когда я ее увидел... Вот до чего довел ее этот человек... Понимаете ли вы теперь, что у него нет сердца, что для него нет никаких границ?

  Севский молчал, с отчаянием ломая руки. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  В этот день у Мензбира был один из обыкновенных карточных вечеров; в половине восьмого зеленые столы были уже открыты. Мензбир, потирая руки, похаживал по желтой комнате и беспрестанно смотрел на часы. На лице его заметно было беспокойство, смешанное с каким-то страхом.

  Часы пробили восемь. В дверях появилась чья-то физиономия. Мензбир остановился посередине комнаты.

  Половинка дверей совершенно отворилась, и в комнату смелым и решительным шагом вошел мужчина лет 45-ти, с рыжими бакенбардами, в сюртуке, застегнутом доверху.

  - Здравствуйте, барон, - медовым голосом начал Мензбир, - я вас жду давно.

  - Здравствуйте, - грубо отвечал барон, - я пришел сегодня требовать решительного ответа... Слышите ли?..

  - Тише, барон, пожалуйста, тише, - прошептал Мензбир, - вы меня погубите...

  - А мне какое дело, - сказал тот, нарочно усиливая голос... - Я буду всем и каждому рассказывать...

  - Барон!

  - Я буду всем и каждому рассказывать, что меня обыгрывали наверную... Я на это имею доказательства, вы знаете? - продолжал барон, грозно взглядывая на Мензбира, которого лицо судорожно сжалось.

  - Но за что же, за что же? - бормотал он жалобным тоном.

  - Что я позволял себя обыгрывать, потому что вы обещали мне.

  - Барон, барон!

  - Черт меня возьми, если я не скажу этого! Мензбир наклонился к уху барона и что-то шепнул ему. Лицо барона просияло.

  - Ну, если так, - сказал он... - Впрочем, мы увидим. Завтра, говорите вы?

  - Да.

  - А тетка?

  Мензбир снова шепнул что-то барону. Тот расхохотался.

  - Вы, Мензбир, драгоценный человек, - сказал он наконец, пожавши руку старика и садясь на стул.

  Мензбир только улыбнулся.

  - Что Званинцев, - сказал барон, закуривая сигару, - у вас будет сегодня?

  - Не знаю, обещал.

  - А жених? - насмешливо спросил барон.

  - Ну! этот наверно будет, - отвечал Мензбир.

  Через минуту вошло несколько гостей, которыми Мензбир принужден был заняться. Барон сидел один у стола, куря сигару и смотря на затворенную дверь гостиной.

  Дверь наконец отворилась, и вошла Лидия, в простом белом платье, без всяких театральных украшений: какая-то грусть разлита была по всему ее существу. Она, по-видимому, с изумлением увидала барона и, сухо поклонившись ему, села у окна, с нетерпением поглядывая на двери передней.

  Барон не подходил к ней.

  В передней послышался наконец шум. Лидия украдкою взглянула, но почти тотчас же ее маленькая головка приняла прежнее, рассеянное положение.

  В залу вошел Севский и с ним Александр Иваныч. Севский с явным почти неудовольствием пожал руку Мензбира, который встретил его с распростертыми объятьями, и, слегка кивнувши головою другим гостям, рука об руку с Брагой подошел к своей невесте.

  Она холодно протянула ему свою руку.

  - Я опоздал, Лиди, - сказал он, целуя руку девушки, - но мне хотелось сегодня привезти с собою моего _лучшего_ друга, рекомендую его вам.

  Брага поклонился. Лидия привстала.

  - Вы знаете, - обратилась она довольно сухо к молодому человеку, - что ваши друзья должны быть моими. Садитесь, - что нового? - рассеянно спросила она, указывая ему и Браге на два порожних стула возле себя... - Что ваша матушка? - сказала она, поправляя вопрос.

  - Она к вам будет сегодня, Лиди.

  - Как? вы оставили ее одну? - с укором сказала девушка.

  - Она приедет с Иваном Александровичем, - отвечал Севский. Лидия отвернулась к окну.

  - Вы мне позволите закурить сигару, - обратился к ней Брага, доставая из кармана porte-cigares. {портсигар (франц.).}

  - Прошу вас... ах, боже, Дмитрий Николаич, - быстро сказала девушка, - что же я вас просила достать мне Babu-polka?

  - Виноват, Лидия, забыл, ей-богу, забыл, - чуть не умоляющим голосом отвечал Севский, приподнимаясь с своего стула, - забыл, как забыл еще другое очень важное.

  И он взял шляпу.

  - Куда же вы? - спросила его Лидия довольно равнодушно.

  - Я возвращусь через полчаса.

  И, не дожидаясь ответа, Севский быстро вышел из комнаты. Лидия Сергеевна выставила вперед нижнюю губку.

  - Бьюсь об заклад, - начал Брага шутливым тоном, - что ваш жених поскакал за полькой.

  - Вы думаете? - холодно спросила Лидия, обернувшись прямо к нему и обливая его фосфорическим светом своих глаз.

  - Я в этом уверен. Он влюблен.

  - Только во мне он ошибается, - равнодушно заметила Лидия.

  - Как это?

  - Я не люблю, чтобы мне повиновались.

  - Стало быть, вы хотите сами повиноваться?

  - Может быть, - отвечала девочка, мечтательно закидывая головку. И из груди ее вырвался невольный вздох.

  - Знаете ли что, Лидия Сергеевна, - начал Брага, смотря ей в глаза пристально и прямо, - ведь он вас больше любит, чем вы его.

  Лидия принужденно захохотала.

  - Извините за откровенность, - продолжал Брага, - но я знаю это - он для вас всех пожертвует, а вы...

  - Почему ж вы думаете, что я ничем для него не пожертвую? - быстро перебила Лидия, отворачиваясь от его взгляда.

  - Почему?.. Этого я вам не скажу, - я говорю только о нем и о нем я имею право говорить, я его друг.

  - Да, у него много друзей, - немного насмешливо заметила Лидия, поправляя мыс своего платья.

  - Кто же?

  - Вы, - сжавши губки, отвечала Лидия, - Иван Александрович, - продолжала она, как будто робея произнести это имя.

  - А знаете ли вы, что такое дружба Ивана Александровича? - неожиданно серьезно перервал Брага.

  По лицу Лидии молнией пробежало чувство страха.

  - Не смотрите на меня так странно, Лидия Сергеевна, - продолжал Брага с горячностью, - если вы любите вашего жениха, бойтесь за него дружбы Званинцева. Вспомните Позвонцева.

  Лидия вздрогнула, но, победивши себя, отвечала с холодностию, которая всякого заставит прекратить разговор:

  - Да, у Ивана Александровича много врагов, о нем говорят много дурного, но вспомните, что мой жених обязан ему всем.

  Брага встал со стула с видимым негодованием и подсел к одному из карточных столов.

  Лидия осталась одна и продолжала украдкою глядеть на дверь передней.

  Барон, который во все это время сидел у окна и курил сигару, поглядывая с беспокойством на Брагу и на Лидию, наконец решился подойти к ней.

  - Лидия Сергеевна! - начал он нерешительным голосом.

  Лидия, выведенная из задумчивости, вздрогнула и быстро приподняла головку.

  - Это вы, барон, - сказала она гордо и почти презрительно, - я вас не ожидала сегодня.

  - То есть - я лишний? - глухо проворчал барон.

  - Мои слова не требуют пояснений, - твердо сказала Лидия, поднимаясь со стула и решаясь снова уйти в гостиную.

  - Лидия, - прошептал барон с стесненною яростью, останавливая ее за руку, - вы шутили с огнем, берегитесь.

  - Кто же шутил с вами?

  - Вы, вы, Лидия Сергеевна.

  Лидия уже была на пороге гостиной, но в эту минуту отворилась дверь залы, и Званинцев, слегка кивнувши головою гостям и хозяину, шел прямо к ней, ведя под руку Варвару Андревну Севскую.

  Варвара Андревна была очаровательно любезна, когда только хотела быть такою. В этот вечер вкус и почти роскошь ее костюма, тихая, благородная походка, улыбка на губах - все говорило, что она решилась разыграть роль нежно любящей матери. Званинцев тоже был одет чрезвычайно парадно, вероятно из уважения к своей даме.

  - Ma chere enfant, {Дорогая моя девочка (франц.).} - начала Варвара Андревна, протягивая руку к девочке, немного смущенной ее появлением в эту минуту.

  Лидия молча поцеловала ее руку и поставила большие кресла.

  - Отчего ты так бледна сегодня? - ласково спросила Севская, касаясь тихо своей бледной рукой прозрачных щек Лидии. - А где же Митя?..

  - Он уехал, Maman, - отвечала робко Лидия.

  - Уехал? - спросила мать.

  - Он через четверть часа будет, - заметил громко Брага. Услыхавши его голос, Севская довольно презрительно взглянула на него в лорнетку.

  - Кто это? - спросила она Лидию.

  - Друг Дмитрия Николаевича, - отвечала та, опуская глаза в землю.

  - Да, помню... он к Мите ходит - пустой человек, - заметила Севская, - хоть бы ты, мой ангел, - обратилась она к Лидии, - поговорила Митеньке, что странно ему связываться с разными пустыми людьми... тебя он больше послушает? Не правда ли, Иван Александрович?

  - О чем вы говорите? - сказал Званинцев, который в эту минуту пристально глядел на Брагу.

  - Я говорю... - начала было Севская, - да вот и Митенька, - сказала она, видя входившего сына.

  Дмитрий быстро подошел к матери и поцеловал ее руку - потом, подавая Лидии сверток:

  - Вот Babu-polka, Лидия, - сказал он тихо.

  Лидия взяла сверток и отвечала обычной благодарностью.

  - Вы за этим и ездили? - равнодушно спросил Званинцев, указывая на сверток.

  - Да.

  - Делает вам много чести, - заметил Иван Александрович с полуулыбкою.

  - Это-то хорошо, - привязалась мать, не понявши легкой насмешки Званинцева, - это-то хорошо, Митя, да вот что нехорошо, и Лидинька, верно, скажет, что нехорошо: зачем ты не оставишь знакомства с разными пустыми людьми, всему свое время, голубчик мой: теперь ты будешь женат... хорошо ли?..

  - С какими пустыми людьми, маменька? - спросил побледневший Севский.

  - Да нет, хоть с этим-то, - ответила мать, нагло лорнируя Брагу. Севский вспыхнул и прежде всего взглянул на Званинцева, но гордая

  и спокойная физиономия этого человека заставила его опустить глаза в землю.

  - Я думаю, - важным и звучным голосом сказал Званинцев, - что ваш сын в таких летах, Варвара Андревна, что сам имеет полное право избирать себе связи...

  - Ох, батюшка, - заметила Севская, - ты все по-своему судишь, и по твоему-то хорошо - да каково-то будет нам с Лидочкой? - прибавила она, целуя Лидию в голову и чуть не плача, потому что эта женщина способна была плакать когда, где и как угодно.

  На губах Званинцева мелькнула змеиная улыбка демона, который видит, как хорошо сети опутали жертву.

  Севский молчал, он был убит: он видел в будущем наступательные и оборонительные союзы матери, то с Званинцевым против Лидии, то с Лидиею, с его будущей женою, против него самого, - он видел всю эту семейную трагедию, он знал, что Званинцев видит это еще лучше его, и не имел права обвинить этого _благородного, великодушного_ человека. Да и как сметь обвинять его? Он защищал его свободу, он, этот гордый человек, для него выносил капризы его больной матери, он, наконец, этот игрок Званинцев, сел с нею и с каким-то стариком с Анною на шее за копеечный преферанс.

  Лидия и Севский снова остались одни.

  - Что вы скажете, Лидия? - грустно обратился к ней молодой человек, опираясь руками на спинку ее кресла.

  - Послушайте, Дмитрий, - отвечала ему она, - вы иногда не правы перед вашей матушкой.

  - Так, я это знал, - с отчаянием прошептал молодой человек, - и вы - против меня?

  - Против вас?.. я? - возразила Лидия своим серебряным голосом; - вы ребенок! вы не хотите слушать людей, которые желают вам добра.

  - Кого ж это? не Званинцева ли?

  - Неужели вы не благодарны, Севский? - возразила Лидия с тихим укором.

  - Этого еще недоставало! - почти с бешенством сказал тот. - О да, я несчастен, - начал он после минуты молчания.

  - Воображением, - холодно добавила его невеста.

  - Вы слышали о Позвонцеве? - спросил Севский мрачно и глухо.

  - Это не ваши слова, Дмитрий Николаич, - насмешливо отвечала молодая девушка, - это - слова вашего _друга_.

  - Лидия...

  - Вы сердитесь?

  - Он вам не нравится?

  - Кто?

  - Тот, кого вы с насмешкою назвали моим _другом_.

  - Скажу вам откровенно - _да_.

  Севский опустил голову и почти коснулся обнаженного плеча своей зевесты, с которого спустился нечаянно легкий газовый шарф.

  - Лидия... - сказал он страстным шепотом, - вы _хотите_, чтобы я разорвал связи с моим лучшим другом?

  - Я ничего не хочу, Дмитрий Николаевич, - холодно сказала его аевеста, выставя вперед нижнюю губку и поправляя спустившийся газ.

  - Вы хотите этого? да говорите же, Лидия, - умоляющим тоном сказал снова Севский.

  Лидия улыбнулась ему обаятельною, обещающею целую бездну наслаждений улыбкою.

  - Лиди, вы знаете, - я раб вашей воли, - отвечал на эту улыбку молодой человек и в забытьи страсти снова склонился головою к ее плечу. Бедная голова его! Она горела, от нее было жарко даже Лидии.

  А она отвернулась в сторону, чтобы скрыть презрительную улыбку. Она оборотилась только тогда, когда сквозь газ почувствовала на своем плече горячий поцелуй молодого человека.

  - Севский! - сказала она с укором.

  - Разве вы не _моя_, Лиди, - сказал ей Севский, сжавши ее руку, - разве вы не моя жена, моя сестра, моя подруга...

  - Дитя вы, Севский, - рассеянно прервала его девушка, освобождая из рук его свою руку.

  Это равнодушие обдало его холодом. Мрачный и грустный, он подошел к столу, за которым сидела его мать и Званинцев. Мать его ставила ремизы и бесилась.

  - С вами нельзя играть, мой батюшка, - обратилась она к Званинцеву, который объявил игру без козырей.

  - Да - я счастлив, - беззаботно заметил тот.

  - Дайте мне сыграть за вас следующую игру! - обратился к нему Севский.

  - За меня? - пожалуй, - отвечал тот, - только заметьте, молодой человек, - прибавил он с улыбкою, - что играть за себя я позволяю только в картах.

  И, обремизивши опять Варвару Андревну, которая пошла вистовать с приглашением, он встал со стула, уступивши место Севскому, мимоходом взял карту в лото и, закуривши сигару, подошел к Лидии.

  - Зачем у вас барон сегодня? - спросил он ее.

  - Не знаю, - отвечала Лидия с невольным смущением.

  - За что вы прогнали вашего жениха? - снова спросил он беспечно, разваливаясь подле Лидии в больших креслах, в которых сидела прежде Варвара Андревна.

  - Я его не прогоняла, - отвечала, судорожно смеясь, девушка.

  - Ну, удался ли ваш наступательный союз с Варварой Андревной? - еще спросил он, показывая сигарою на печально сидевшего у окна в противуположном углу Александра Иваныча.

  - Вам это лучше знать, - отвечала Лидия с тем же судорожным смехом.

  - Вы, кажется, думаете, что я всемогущ?

  - Почти, - сказала Лидия, опуская головку.

  - Помилуйте, я играю всегда роль примирителя или ровно ничего не делаю.

  - Вы выиграли, Иван Александрович! - вскричал в эту минуту Мензбир со стола, где играли в лото.

  Лиди вздрогнула. Для нее чем-то роковым и странным показался этот выигрыш.

  Званинцев погладил правою рукой свою черную бороду. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  Снежная вьюга крутилась вихрем и стучала в окно маленького домика в одной из самых отдаленных линий Васильевского острова.

  По небольшой комнате, на обветшалых и грязных стенах которой развешаны были старинные портреты Петра II и Екатерины 1-й, ходил неровными шагами знакомец наш барон. Он был, по-видимому, в сильном лихорадочном волнении и беспрестанно смотрел на часы.

  - Сударыня, - вскричал он наконец с нетерпением в щель двери другой комнаты, - сударыня!

  - Что, батюшка? - отвечал оттуда дряблый и визгливый голос.

  - Если меня еще обманули, - сказал барон, - то черт задави мою душу...

  В комнате сильно плюнули на пол.

  - Фу ты батюшки, ругатель какой, - завизжал там тот же голос, - да уж говорят тебе, батюшка, что будет. Ведь еще семи нет.

  Барон заходил по комнате.

  Минут через десять на дворе послышался лай собак.

  - Спрячьтесь, батюшка, спрячьтесь, - закричал женский голос из комнаты, и барон, дрожа от внутреннего волнения, поспешил укрыться за большим деревянным шкафом с платьем.

  В комнату вбежала Лидия, вся закутанная в меховой салоп и засыпанная вьюгой; она быстро порхнула в дверь, из которой женский голос разговаривал с бароном.

  Барон вышел из-за шкафа.

  Страшно и отвратительно было бы постороннему взглянуть на него в эту минуту, лицо его было покрыто смертною бледностью и обрамлено щетиной поднявшихся дыбом рыжих волос, по временам яркий румянец пятнами вспыхивал на этих синеватых щеках, изобличая внутреннее волнение и присутствие чахотки; ноги его ходили ходуном, как говорят русские, руки судорожно тряслись.

  Он подошел к двери и стал смотреть в щель. Чем больше смотрел он, тем сильнее становилось его волнение, тем ярче и жарче выходили на щеках его пятна, сделавшиеся наконец кровавыми. Еще минута и он упал бы, кажется, в страшных судорогах.

  Он наконец сжал ручку двери - и дверь отворилась.

  В комнате Лидия одна полулежала на канапе - перед нею было разложено несколько только что сшитых платьев, из которых одно, только что скинутое, упало к ее ногам.

  Крик ужаса вырвался у нее при появлении барона. Она хотела было привстать - но, повинуясь голосу стыда, закрылась только и прижалась к углу камина.

  - Тетушка!.. - закричала она. Барон улыбнулся бесстыдной улыбкою.

  Лидия посмотрела вокруг себя с ужасом. Она была одна в комнате, двери в спальню тетки были заперты изнутри задвижкою.

  - Лидия, - с судорожным трепетом начал барон, приближаясь на два шага, - вас не спасет никто и ничто... вы в моих руках, в моих, Лидия.

  Бедная девочка ломала руки с отчаяния: гнусная предусмотрительность не оставила кругом ее ничего, чем бы можно было защититься. Барон сделал еще шаг.

  - Вы меня знаете, - продолжал он, - знаете, что я не шучу, со мной шутили долго, да нельзя же шутить вечно.

  Лидия отвернулась с отвращением.

  Она молчала, - она знала, что перед нею не человек, а раздраженный зверь... Но она почувствовала прикосновение чужой руки.

  Она вскочила и по невольному чувству сжала руки с умоляющим видом.

  - Барон, барон... - говорила она.

  За дверями комнаты послышался смех, перерываемый кашлем.

  - Перестаньте дурачиться, - сказал барон, успевши наконец совладеть с собою и придавая тону своих слов самую невозмутимую холодность, - вы в моих руках, я это сказал вам.

  Слова его были прерваны сильным лаем собак на дворе. Лидия бросилась к окну.

  Барон удержал ее и обхватил своими жилистыми руками. Между зверем и девочкой началась тогда борьба. Гибкая, как пантера, Лидия вырвалась было из его рук, но барон снова схватил ее.

  - Лидия, - шептал он, страстно сжимая ее слабые, нежные члены. Сильный удар раздался в эту минуту в дверь комнаты.

  Лидия рвалась из рук барона, который обеспамятел и не слыхал ничего.

  Еще удар, и ржавые, старые задвижки уступили силе этого удара.

  Барон опамятовался, когда сильная рука оттащила его и с презрением бросила, как гадину, на пол.

  Лидия забыла даже о беспорядке своей одежды, - с таким благоговением взглянула она на прекрасный, величавый образ, стоявший перед нею с невозмутимым спокойствием.

  Ибо это был Званинцев.

  Она схватила его руку.

  - Оденьтесь, Лидия, - сказал он ей, - и поедемте. Вон! - обратился он к приподнявшемуся с пола барону.

  Барон заскрежетал зубами - но, покорно склонивши голову, вышел.

  Званинцев тоже оставил девочку.

  Через пять минут она вышла в залу совсем одетая.

  - Иван Александрович! - сказала она тихо, подходя к нему и схватывая его руку, - вы меня спасли... вы, всегда вы, везде вы... - повторила она с страстным увлечением.

  Званинцев взглянул ей в глаза.

  - Благодарю вас, - робко прошептала девочка, опуская взгляд.

  - Ну, - сказал Званинцев с холодностью, - одно из моих предвещаний сбылось: вас продали.

  Лидия отступила с ужасом и провела рукою по лбу, как бы пробудясь от сна и отгоняя прочь призраки.

  Потом она спокойно подняла глаза на Званинцева.

  Минутное увлечение, под влиянием которого этот человек явился ей в ореоле света, рассеялось от его холодных слов.

  Но в этом спокойном взгляде девочки Званинцев прочел немую покорность...

  - Куда я должен везти вас, Лидия? - обратился он почтительно к молодой девушке.

  - Домой, - прошептала она.

  - Вы уверены, что ваш отец не виноват... Лидия зарыдала.

  - Иван Александрович, - сказала она с судорожным трепетом, - я поеду к матери Севского?

  - Я должен вам сказать, мое бедное дитя, - отвечал Званинцев, смотря на нее с состраданием, - что это более чем невозможно. Что о вас подумают?

  - Я расскажу ей все, - сказала Лидия.

  - Вам не поверят, - твердо отвечал Званинцев.

  Девочка ломала руки.

  - Сжальтесь надо мною, Званинцев, - пролепетала наконец она, сжимая его руки, - у меня нет никого на свете... никого... в моего жениха я не верю.

  - И не будете верить, когда он будет вашим мужем? - спросил Званинцев, смотря на нее пристально.

  - Он никогда не будет моим мужем, - с увлечением вскричала девочка.

  - Вы больны, вы в лихорадке, дитя мое.

  - Неужели вы думаете, что женщина может любить ребенка? - спросила Лидия, дрожа нервически, но твердо и прямо взглянувши на Званинцева.

  - Дело не в том, - отвечал он с полуулыбкою, - куда же мне везти вас?

  - К вам, - быстро сказала Лидия.

  Званинцев молча поклонился и подал ей руку. Они вышли. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  Вьюга перестала бурлить... туман редел на небе... рога молодого месяца вырезались из-за облаков. Полозья саней едва шелестели по мягкому новому снегу, лошадь мчалась как стрела.

  Морозные ночи севера стоят иногда полуденных ночей.

  Лидия дрожала, закутанная в свой легкий салоп... но она дрожала не от холоду. Званинцев заметил это.

  - Вам холодно, - сказал он с заботливостью, - давайте я вас закрою, - продолжал он, раскрывая полы своей огромной медвежьей шубы.

  Молодая девушка быстро, почти ни минуты не колеблясь, прижалась к нему - он закрыл ее так, что из меха виднелось только ее личико, пылавшее румянцем. То был румянец лихорадочного волнения, ибо он слышал, как неровно и часто стучало ее маленькое сердце на его груди.

  - Боюсь, чтобы с вами не было лихорадки, - заметил он, отогревая в своей руке ее тонкие пальцы.

  Лидия улыбнулась сквозь слезы.

  - О чем же вы плачете, дитя мое? - начал Званинцев, - все это должно пройти для вас, как смутный сон, как бред лихорадки, я отвезу вас к одной почтенной даме, она вас примет как дочь, и верьте мне, что от нее вы можете идти под венец с кем угодно.

  - Я никогда не выйду замуж, - прошептала Лидия.

  - Ну, если вы хотите, - вы останетесь у нее всегда и постоянно; она - моя тетка, добрая старушка, которая любит меня без памяти, наконец, вы можете вступить на сцену с вашей красотой, с вашим талантом...

  Лидия зарыдала и спрятала голову на грудь Званинцева.

  - Странный вы ребенок, Лидия, - сказал он кротко. - Вы плачете, как будто что-нибудь потеряли, когда на поверку оказывается, что вы выиграли.

  - Да, вы этого не поймете, - вскричала девочка с истерическими рыданиями. - Зачем вы спасли меня, Званинцев?.. кто вас просил обо мне заботиться, - я знаю, что вам все известно, что все эти гнусные люди в вашей власти; но зачем, зачем вы встали над ними так высоко?... Званинцев, Званинцев, - продолжала она голосом умоляющей страсти, - пока вас не было, пока вы не стали ходить к нам, я была иногда счастлива и могла бы быть верной женой... я было полюбила Севского... он был благороден, он был нежен и добр, он был ребенок, как я же, больше меня...

  - Чем же я помешал вам? - грустно спросил Званинцев.

  - Чем?.. и вы еще спрашиваете... О! не притворяйтесь, бога ради, Иван Александрович, я вас слишком хорошо знаю... вы смеялись надо мною, смеялись над ним.

  - Я хотел вам обоим добра.

  - Довольны ли вы теперь! - быстро вскричала Лидия, поднимая на него глаза... - Я люблю вас.

  - Лидия.

  - Постойте, - перервала она его с усилием, - постойте... не говорите ничего... я вас знаю... вы уморили Воловскую... не возражайте, я это знаю... я этому верю... вы любить не можете, ваша любовь - смерть.

  - И жизнь, Лидия, - улыбаясь, сказал Званинцев, отстегивая полог саней и внося на руках по лестнице девочку, которая в забытьи обвила своими руками его шею.

  Он отпер дверь, потому что не имел никогда привычки, возвращаясь, поздно домой, будить своих людей. Он внес Лидию в свой кабинет и, тихо, бережно сложивши ее на турецкий диван, зажег лампу; ничто не изменяло неподвижному, беспечному спокойствию его физиономии, и лампа осветила перед Лидиею тот же прекрасный, величавый мужской образ. Она трепетала, как в лихорадке, бедная девочка, но глаза ее, облитые влагою, не могли оторваться от Званинцева.

  Он взял маленький табурет и сел подле нее.

  - Лидия, - начал он, гладя на своей руке ее маленькую руку, - вы сказали слово, которое должно решить навсегда вашу и мою участь. Слушайте же меня.

  - Я вас слушаю, - шепнула она, тщетно силясь оторваться от него глазами.

  - Воловская умерла, потому что она не могла жить, - сказал он твердо и грустно, - я ее любил, но и на нее даже смотрел я как на камень: выдержит обделку - хорошо, не выдержит - что делать!

  Лидия провела рукою по лбу.

  - Во всем и везде я хочу правды, - продолжал Званинцев с невозмутимым спокойствием, - любовь и женщина - самые лучшие вещи на свете, - это мой единственный интерес, потому что другим мне нечем заняться... но я не хочу никогда, чтобы раскаивались в любви ко мне... Для этого - я говорю вещи прямо и сам не терплю полупризнаний, полупреданности.

  Лидия с ужасом закрыла лицо руками, вырвавши с усилием свои пальцы из рук Званинцева.

  - Не бойтесь, Лидия, - сказал Званинцев улыбаясь, - не бойтесь, вы в безопасности до тех пор, пока сами не предались мне... Вы еще не в моей власти.

  Лидия приподнялась и судорожно сжала руку Званинцева.

  - Я вам сказал, - продолжал он, - что я отвезу вас к тетке!..

  - Нет, нет, - сказала она с замирающим шепотом страсти, обвивая его шею и безумно-нежно смотря ему в глаза... - Я погибла, я навсегда погибла... но я от вас не отстану, я от тебя не отстану, мой милый... слышишь ли ты это?

  И она в беспамятстве упала в его объятия.

  Званинцев взял флакон eau de Cologne {одеколона (франц.).} и опрыскал ей лицо освежающею влагою... она снова пришла в себя, и снова пробудившееся чувство стыда заставило ее склониться лицом к подушке дивана.

  - Повторяю вам, что я не хочу увлечения, - сказал ей Званинцев, - свободно, разумно должна предаваться женщина, если она хочет только быть равной мужчине.

  - Вы меня не любите, - глухо рыдала Лидия.

  - Я могу любить только равное себе, дитя мое, - отвечал Званинцев. - Вы увлечены теперь, я вам явился романтическим героем-избавителем, а что, если бы я сказал вам, что все это - только заранее подготовленная сцена?..

  - Все равно, - вскричала девочка, - я люблю вас.

  - Что я по крайней мере предвидел вашу судьбу и свою роль.

  - Я люблю вас.

  - Что я был уверен в том, что вы меня будете любить, с первой нашей встречи.

  - Званинцев!..

  - Что я сказал себе: она должна быть моей рабою.

  Лидия быстро вскочила с дивана и стала перед ним бледная, трепещущая.

  - Что я _знаю_ это, - продолжал Званинцев с бесконечною нежностью.

  - Он меня любит! - вскричала девушка, падая к его ногам и скрывая свою голову на груди Званинцева.

  - Да, я тебя люблю, мой светлый ангел, - сказал он, страстно сжимая ее в объятиях... - Я тебя люблю, потому что я тебя создал, - продолжал он, сажая ее снова на диван и склоняясь головой к ее коленам... - Ты видишь, я у ног твоих, ты видишь, я твой раб, моя сестра, моя подруга... Лидия, Лидия, - говорил он, увлекаясь все более, - путь мой кончен, эта минута - вечность, эта гордость, которой я теперь полон - целый мир, необъятный мир блаженства: я могу наконец, не стыдясь самого себя, обливать слезами твои руки, твои ноги, дитя мое, могу предаваться всем безумствам страсти... Мой ангел, моя подруга - еще раз скажи мне, что...

  - Что я отрекаюсь от всего, - сказала Лидия страстным шепотом, - что в твоей любви целое небо, что иного я не хочу...

  - На жизнь и на смерть, - сказал Званинцев, взявши ее руку напечатлевая поцелуй на ее устах. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  Читатели мои ждут, вероятно, кровавой развязки, - но, по долгу повествователя, я обязан сказать им, что о дуэли и в помине не было. Севского убедила его матушка, что все это случилось к его счастию.

  О Званинцеве и Лидии нет ни слуху ни духу. Они уехали из Петербурга.

  Севский где-то уже столоначальником.

  

  

  

  

  ПРИМЕЧАНИЯ

  При жизни Григорьева его автобиографическая проза печаталась в журналах большинство произведений опубликовано с опечатками и искажениями. Новые издания его прозы появились лишь в XX в., по истечении 50-летнего срока со смерти автора (до этого наследники были, по дореволюционным законам, владельцами сочинений покойного, и издавать можно было только с их согласия и с учетом их требований). Но большинство этих изданий, особенно книжечки в серии "Универсальная библиотека" 1915-1916 гг., носило не научный, а коммерческий характер и только добавило число искажений текста.

  Лишь Материалы (здесь и далее при сокращенных ссылках см. "Список условных сокращений") - первое научное издание, где помимо основного мемуарной произведения "Мои литературные и нравственные скитальчества" были впервые напечатаны по сохранившимся автографам "Листки из рукописи скитающегося софиста", "Краткий послужной список..." (ранее воспроизводился в сокращении) письма Григорьева. Архив Григорьева не сохранился, до нас дошли лишь единичные рукописи; некоторые адресаты сберегли письма Григорьева к ним. В. Н. Княжнин, подготовивший Материалы, к сожалению, небрежно отнесся к публикации рукописей, воспроизвел их с ошибками; комментарии к тексту были очень неполными.

  Наиболее авторитетное научное издание - Псс; единственный вышедший том (из предполагавшихся двенадцати) содержит из интересующей нас области лишь основное мемуарное произведение Григорьева и обстоятельные примечания к нему. Р. В. Иванов-Разумник, составитель Воспоминаний, расширил круг текстов, включил почти все автобиографические произведения писателя, но тоже проявил небрежность: допустил ошибки и пропуски в текстах, комментировал их весьма выборочно.

  Тексты настоящего издания печатаются или по прижизненным журнальным публикациям, или по рукописям-автографам (совпадений нет: все сохранившиеся автографы публиковались посмертно), с исправлением явных опечаток и описок (например, "Вадим Нижегородский" исправляется на "Вадим Новгородский"). Исправления спорных и сомнительных случаев комментируются в "Примечаниях". Конъектуры публикатора заключаются в угловые скобки; зачеркнутое самим авто- ром воспроизводится в квадратных скобках.

  Орфография и пунктуация текстов несколько приближена к современным; например, не сохраняется архаическое написание слова, если оно не сказывается существенно на произношении (ройяль - рояль, охабка - охапка и т. п.).

  Редакционные переводы иностранных слов и выражений даются в тексте под строкой, с указанием в скобках языка, с которого осуществляется перевод. Все остальные подстрочные примечания принадлежат Ап. Григорьеву.

  Даты писем и событий в России приводятся по старому стилю, даты за рубежом - по новому.

  За помощь в комментировании музыкальных произведений выражается глубокая благодарность А. А. Гозенпуду, в переводах французских текстов - Ю. И. Ороховатскому, немецких - Л. Э. Найдич.

  

  

   СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ

  Белинский - Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. I-XIII. М., изд-во АН СССР, 1953-1959.

  Воспоминания - Григорьев Аполлон. Воспоминания. Ред. и коммент. Иванова-Разумника. М.-Л., "Academia", 1930.

  Егоров - Письма Ап. Григорьева к М. П. Погодину 1857-1863 гг. Публикация и комментарии Б. Ф. Егорова. - Учен. зап. Тартуского ун-та, 1975, вып. 358, с. 336-354.

  ИРЛИ - рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Ленинград).

  ЛБ - рукописный отдел Гос. Библиотеки СССР им. В. И. Ленина (Москва).

  Лит. критика - Григорьев Аполлон. Литературная критика. М., "Худ. лит.", 1967.

  Материалы - Аполлон Александрович Григорьев. Материалы для биографии. Под ред. Влад. Княжнина. Пг., 1917.

  Полонский (следующая затем цифра означает столбец-колонку) - Полонский Я. П. Мои студенческие воспоминания. - "Ежемесячные литературные приложения" к "Ниве", 1898, декабрь, стб. 641-688.

  Пcс - Григорьев Аполлон. Полн. собр. соч. и писем. Под ред. Василия Спиридонова. Т. 1. Пг., 1918.

  ц. р. - цензурное разрешение.

  ЧБ - Григорьев Ап. Человек будущего. М., "Универсальная библиотека", 1916.

  

  

  

   ОДИН ИЗ МНОГИХ

  Впервые: Репертуар и пантеон, 1846,  6, с. 497-547;  7, с. 84-101;  10, с. 18-42. Перепечатано в виде отдельного издания: Григорьев Ап. Один из многих. Рассказ в трех эпизодах. С предисловием Н. Н. Русова. М., "Универсальная библиотека", 1915, 168 с.

  

  

   Эпизод первый. Любовь женщины

  1 В саду Кушелева-Безбородко... - на Выборгской стороне Петербурга (Полюстрово, Спасская мыза; ныне остатки сада сохранились вокруг дома  40 по Свердловской наб.; в середине XIX в. это был известный загородный дворец графа Г. А. Кушелева-Безбородко). Сад арендовал владелец ресторанов и завода искусственных минеральных вод И. И. Излер, устроивший здесь увеселительное заведение "Тиволи", пользовавшееся большой популярностью у петербуржцев. Восемь раз в сутки от Невского проспекта до Полюстрова ходил омнибус, "Спасский дилижанс" (указано С. А. Рейсером).

  2 Герман - как и упомянутый ниже Гунгль, дирижер оркестра. Подробнее о выступлениях Германа и Гунгля см.: Розанов А. С. Музыкальный Павловск. Л., 1978.

  3 Флеровый - прозрачный, редкий.

  4 ...голоса, как-то странно, как-то ребячески резкого... - Ср. в "Листках из рукописи скитающегося софиста": "...ее резки-ребяческим голосом" (о Нине).

  5 Большая Мещанская - ныне ул. Плеханова.

  6 ... в кондитерских народу мало, и только в одной из них каждый вечер толкуют об Англии и Франции... - Речь идет о кондитерской Вольфа, помещавшейся на Невском пр., в доме  18.

  7 ...манеру Званинцева пожимать указательным пальцем чужой пульс. - См. примеч. 35 к мемуарам А. Фета "Ранние годы моей жизни".

  8 "О, Роберт, люблю тебя сердечно. Любви души моей ты не постигнешь вечно!" - Источник цитаты не обнаружен в операх, где имеются персонажи по имени Роберт. Лишь отдаленное сходство имеется с этим текстом в арии Изабеллы в IV действии "Роберта-дьявола" Дж. Мейербера.

  9 ... о шотландских степенях. - Имеется в виду введенная в XVIII в. система масонских степеней (созданная вначале в Шотландии), усложнившая доступ к "высшим" масонским группам (число степеней возросло до 9 и даже до 99).

  10 ... сб