Достоевский Федор Михайлович - Чужая жена и муж под кроватью

   ¹ Предопределено (франц.).

  

   Но мало ли что начнет перезванивать в голове, оглушенной таким внезапным происшествием! Иван Андреевич сидел на стуле окостенев, как говорится, ни жив ни мертв. Он уверен был, что его приключение замечено со всех сторон, несмотря на то что во всей зале, в это самое время, началась суматоха и вызов певицы. Он сидел так сконфузившись, так покраснев и не смея поднять глаз, как будто с ним случилась какая-нибудь неожиданная неприятность, какой-нибудь диссонанс в прекрасном многолюдном обществе. Наконец он решился поднять глаза.

   - Приятно пели-с! - заметил он одному франту, сидевшему по левую его сторону.

   Франт, который был в последней степени энтузиазма и хлопал руками, но преимущественно выезжал на ногах, бегло и рассеянно взглянул на Ивана Андреевича и тотчас же, сделав руками щиток над своим ртом, чтоб было слышнее, крикнул имя певицы. Иван Андреевич, который еще никогда не слыхал подобной глотки, был в восторге. "Ничего не заметил!" - подумал он и обратился назад. Но толстый господин, сидевший сзади его, теперь в свою очередь стал к нему задом и лорнировал ложи. "Тоже хорошо!" - подумал Иван Андреевич. Впереди, разумеется, ничего не видали. Он робко и с радостной надеждой покосился на бенуар, возле которого были его кресла, и вздрогнул от самого неприятного чувства. Там сидела прекрасная дама, которая, закрыв рот платком и упав на спинку кресел, хохотала как исступленная.

   - Ох уж эти мне женщины! - прошептал Иван Андреевич и пустился по ногам зрителей к выходу.

   Теперь я предлагаю решить самим читателям, я прошу их самих рассудить меня с Иваном Андреевичем. Неужели прав был он в эту минуту? Большой театр, как известно заключает в себе четыре яруса лож и пятый ярус - галерею. Почему же непременно предположить, что записка упала именно из одной ложи, именно из этой самой, а не другой какой-нибудь, - например хоть из пятого яруса, где тоже бывают дамы? Но страсть исключительна, а ревность - самая исключительная страсть в мире.

   Иван Андреевич бросился в фойе, стал у лампы, сломал печать и прочел:

   "Сегодня, сейчас после спектакля, в Г - вой, на углу ***ского переулка, в доме К***, в третьем этаже, направо от лестницы. Вход с подъезда. Будь там, sans faute, ¹ ради бога".

  

   ¹ непременно (франц.).

  

   Руки Иван Андреевич не узнал, но сомнения нет: назначалось свидание. "Поймать, изловить и пресечь зло в самом начале" - была первая идея Ивана Андреевича. Ему было пришло в голову изобличить теперь же, тут же на месте; но как это сделать? Иван Андреевич взбежал даже во второй ярус, но благоразумно воротился. Решительно, он не знал: куда бежать. От нечего делать он забежал с другой стороны и посмотрел чрез открытую дверь чужой ложи на противоположную сторону. Так, так! во всех пяти ярусах по вертикальному направлению сидели молодые дамы и молодые люди. Записка могла упасть из всех пяти ярусов разом, потому что Иван Андреевич подозревал решительно все ярусы в заговоре против него. Но его ничто не исправило, никакие видимости. Весь второй акт он бегал по всем коридорам и нигде не находил спокойствия духа. Он было сунулся в кассу театра, в надежде узнать от кассира имена особ, взявших ложи во всех четырех ярусах, но касса уже была заперта. Наконец раздались неистовые восклицания и аплодисменты. Представление кончилось. Начинались вызовы, и особенно гремели с самого верха два голоса - предводители обеих партий. Но не до них было дело Ивану Андреевичу. У него уже мелькнула мысль дальнейшего его поведения. Он надел бекешь и пустился в Г - вую, чтоб там застать, накрыть, изобличить и вообще поступить немного энергичнее, чем вчерашний день. Он скоро нашел дом и уже ступил на подъезд, как вдруг, словно под руками у него, прошмыгнула фигура франта в пальто, обогнала его и пустилась по лестнице в третий этаж. Ивану Андреевичу показалось, что это тот самый франт, хотя он не мог различить и тогда лицо этого франта. Сердце в нем замерло. Франт обогнал его уже двумя лестницами. Наконец он услышал, как отворилась дверь в третьем этаже, и отворилась без звонка, как будто ждали пришедшего. Молодой человек промелькнул в квартиру. Иван Андреевич достиг третьего этажа, когда не успели еще затворить эту дверь. Он хотел было постоять перед дверью, благоразумно пообдумать свой шаг, поробеть немного и потом уже решиться на что-нибудь очень решительное; но в эту самую минуту загремела карета у подъезда, с шумом отворились двери и чьи-то тяжелые шаги начали с кряхтом и кашлем свое восшествие в верхний этаж. Иван Андреевич не устоял, отворил дверь и очутился в квартире со всею торжественностью оскорбленного мужа. Навстречу к нему бросилась горничная, вся в волнении, потом явился человек; но остановить Ивана Андреевича не было никакой возможности. Как бомба влетел он в покои и, пройдя две темные комнаты, вдруг очутился в спальне перед молодой, прекрасной дамой, которая вся трепетала от страха и смотрела на него с решительным ужасом, как будто не понимая, что вокруг нее делается. В эту минуту послышались тяжелые шаги в соседней комнате, которые прямо шли в спальню: это были те самые шаги, которые всходили на лестницу.

   - Боже! это мой муж! - вскрикнула дама, всплеснув руками и побледнев белее своего пенюара.

   Иван Андреевич почувствовал, что он не туда попал, что сделал глупую, детскую выходку, что не обдумал хорошо своего шага, что не поробел достаточно на лестнице. Но делать было нечего. Уже отворилась дверь, уже тяжелый муж, если только судить по его тяжелым шагам, входил в комнату... Не знаю, за кого принял себя Иван Андреевич в эту минуту! не знаю, что ему помешало прямо стать навстречу мужа, объявить, что попался впросак, сознаться, что бессознательно поступил неприличнейшим образом, попросить извинения и скрыться, - конечно, не с большою честью, конечно, не со славою, но по крайней мере уйти благородным, откровенным образом. Но нет, Иван Андреевич опять поступил как мальчик, как будто бы считал себя Дон-Жуаном или Ловеласом! Он сначала прикрылся занавесками у кровати, а потом, когда почувствовал себя в полном упадке духа, припал на землю и. бессмысленно полез под кровать. Испуг подействовал на него сильнее благоразумия, и Иван Андреевич, сам оскорбленный муж, или по крайней мере считавший себя таким, не вынес встречи с другим мужем - может быть, боясь оскорбить его своим присутствием. Так или не так, но он очутился под кроватью, решительно не понимая, как это сделалось. Но, что всего было удивительнее, дама не оказала никакой оппозиции. Она не закричала, видя, как чрезвычайно странный пожилой господин ищет убежища в ее спальне. Решительно, она была так испугана, что, по всей вероятности, у нее отнялся язык.

   Муж вошел, охая и кряхтя, поздоровался с женой нараспев, самым старческим образом, и свалился на кресла так, как будто только что принес бремя дров. Раздался глухой и продолжительный кашель. Иван Андреевич, превратившийся из разъяренного тигра в ягненка, оробев и присмирев, как мышонок перед котом, едва смел дышать от испуга, хотя и мог бы знать, по собственному опыту, что не все оскорбленные мужья кусаются. Но это не пришло ему в голову или от недостатка соображения, или от другого какого-нибудь припадка. Осторожно, тихонько, ощупью начал он оправляться под кроватью, чтоб как-нибудь улечься удобнее. Каково же было его изумление, когда он ощупал рукою предмет, который, к его величайшему изумлению, пошевелился и в свою очередь схватил его за руку! Под кроватью был другой человек...

   - Кто это?- шепнул Иван Андреевич.

   - Ну, так я вам и сказал сейчас, кто я такой! - прошептал странный незнакомец. - Лежите и молчите, коли попались впросак!

   - Однако же...

   - Молчать!

   И посторонний человек (потому что под кроватью довольно было и одного), посторонний человек стиснул в своем кулаке руку Ивана Андреевича так, что тот едва не вскрикнул от боли.

   - Милостивый государь...

   - Тсс!

   - Так не жмите же меня, или я закричу.

   - Ну-ка, закричите! попробуйте!

   Иван Андреевич покраснел от стыда. Незнакомец был суров и сердит. Может быть, это был человек, испытавший не раз гонения судьбы и не раз находившийся в стесненном положении; но Иван Андреевич был новичок и задыхался от тесноты. Кровь била ему в голову. Однако ж нечего было делать: нужно было лежать ничком. Иван Андреевич покорился и замолчал.

   - Я, душенька, был, - начал муж, - я, душенька, был у Павла Иваныча. Сели мы играть в преферанс, да так, кхи-кхи-кхи! (он закашлялся) так... кхи! так спина... кхи! ну ее!.. кхи! кхи! кхи!

   И старичок погрузился в свой кашель.

   - Спина... -проговорил он наконец со слезами на глазах, - спина разболелась... геморрой проклятый! Ни стать, ни сесть... ни сесть! Акхи-кхи-кхи!..

   И казалось, что вновь начавшемуся кашлю суждено было прожить гораздо долее, чем старичку, обладателю этого кашля. Старичок что-то ворчал языком в промежутках, но решительно ничего нельзя было разобрать.

   - Милостивый государь, ради бога, подвиньтесь!- прошептал несчастный Иван Андреевич.

   - Куда прикажете? места нет.

   - Однако же, согласитесь сами, мне невозможно таким образом. Я еще в первый раз нахожусь в таком скверном положении.

   - А я в таком неприятном соседстве.

   - Однако же, молодой человек...

   - Молчать!

   - Молчать? Однако вы поступаете чрезвычайно неучтиво, молодой человек... Если не ошибаюсь, вы еще очень молодой; я постарше вас.

   - Молчать!

   - Милостивый государь! вы забываетесь; вы не знаете, с кем говорите!

   - С господином, который лежит под кроватью...

   - Но меня привлек сюда сюрприз... ошибка, а вас, если не ошибаюсь, безнравственность.

   - Вот в этом-то вы и ошибаетесь.

   - Милостивый государь! я постарше вас, я вам говорю...

   - Милостивый государь! знайте, что мы здесь на одной доске. Прошу вас, не хватайте меня за лицо!

   - Милостивый государь! я ничего не разберу. Извините меня, но нет места.

   - Зачем же вы такой толстый?

   - Боже! я никогда не был в таком унизительном положении!

   - Да, ниже лежать нельзя.

   - Милостивый государь, милостивый государь! я не знаю, кто вы такой, я не понимаю, как это случилось; но я здесь по ошибке; я не то, что вы думаете...

   - Я бы ровно ничего не думал об вас, если б вы не толкались. Да молчите же!

   - Милостивый государь! если вы не подвинетесь, со мной будет удар. Вы будете отвечать за смерть мою. Уверяю вас... я почтенный человек, я отец семейства. Не могу же я быть в таком положении!..

   - Сами же вы сунулись в такое положение. Ну, подвигайтесь же! вот вам место; больше нельзя!

   - Благородный молодой человек! милостивый государь! я вижу, что я в вас ошибался, - сказал Иван Андреевич, в восторге благодарности за уступленное место и расправляя затекшие члены, - я понимаю стесненное положение ваше, но что же делать? вижу, что вы дурно обо мне думаете. Позвольте мне поднять в вашем мнении мою репутацию, позвольте мне сказать, кто я такой, я пришел сюда против себя, уверяю вас; я не за тем, за чем вы думаете... Я в ужаснейшем страхе.

   - Да замолчите ли вы? понимаете ли, что, если услышат нас, будет худо? Тсс.. Он говорит. - Действительно, кашель старика, по-видимому, начинал проходить.

   - Так вот, душенька, - хрипел он на самый плачевный напев, -так вот, душенька, кхи!.. кхи! ах, несчастье! Федосей-то Иванович и говорит: вы бы, говорит, тысячелиственник пить попробовали; слышишь, душенька?

   - Слышу, мой друг.

   - Ну, так и говорит: вы бы, говорит, попробовали тысячелиственник пить. Я и говорю: я пиявки припускал. А он мне: нет, Александр Демьянович, тысячелиственник лучше: он открывает, я вам скажу... кхи! кхи! ох, боже мой! Как же ты думаешь, душенька? кхи-кхи! ах, создатель мой! кхи-кхи!.. Так лучше тысячелиственник, что ли?.. кхи-кхи-кхи! ах! кхи - и т. д.

   - Я думаю, что попробовать этого средства не худо, - отвечала супруга.

   - Да, не худо! У вас, говорит, пожалуй, чахотка, кхи-кхи! А я говорю: подагра да раздражение в желудке; кхи-кхи! А он мне: может быть, и чахотка. Как ты, кхи-кхи! как ты думаешь, душенька: чахотка?

   - Ах, боже мой, что это вы говорите такое?

   - Да, чахотка! А ты бы, душенька, раздевалась теперь да спать ложилась, кхи! кхи! А у меня, кхи! сегодня насморк.

   - Уф! - сделал Иван Андреевич, - ради бога, подвиньтесь!

   - Решительно, я вам удивляюсь, что с вами делается, ну, не можете вы спокойно лежать...

   - Вы ожесточены против меня, молодой человек; хотите меня уязвить. Я это вижу. Вы, вероятно, любовник этой дамы?

   - Молчать!

   - Не буду молчать! не дам вам командовать! А, вы, верно, любовник? Если нас откроют, я ни в чем не виноват, я ничего не знаю.

   - Если вы не замолчите, - сказал молодой человек, скрежеща зубами, - я скажу, что вы завлекли меня; я скажу, что вы мой дядя, который промотал свое состояние. Тогда по крайней мере не подумают, что я любовник этой дамы.

   - Милостивый государь! вы издеваетесь надо мной. Вы истощаете терпение мое.

   - Тсс! или я вас заставлю молчать! Вы несчастье мое! Ну, скажите, на что вы здесь? Без вас я бы пролежал как-нибудь до утра, а там бы и вышел.

   - Но я здесь не могу же лежать до утра; я человек благоразумный; у меня, конечно, связи... Как вы думаете, неужели он будет здесь ночевать?

   - Кто?

   - Да этот старик...

   - Разумеется, будет. Не все ж такие мужья, как вы. Ночуют и дома.

   - Милостивый государь, милостивый государь! - закричал Иван Андреевич, похолодев от испуга. - Будьте уверены, что и я тоже дома, а теперь в первый раз; но, боже мой, я вижу, что вы меня знаете. Кто вы такой, молодой человек? скажите мне тотчас же, умоляю вас из бескорыстной дружбы, кто вы таков?

   - Послушайте! я употреблю насилие...

   - Но позвольте, позвольте вам рассказать, милостивый государь, позвольте вам объяснить всё это скверно дело...

   - Никаких объяснений не слушаю, ничего знать не хочу. Молчите, или...

   - Но я не могу же...

   Под кроватью последовала легкая борьба, и Иван Андреевич умолк.

   - Душенька! что-то здесь как будто коты шепчутся?

   - Какие коты? Чего вы не выдумаете? Очевидно, что супруга не знала, о чем разговаривать с своим мужем. Она была так поражена, что еще не могла опомниться. Теперь же она вздрогнула и подняла ушки.

   - Какие коты?

   - Коты, душенька. Я намедни прихожу, сидит Васька у меня в кабинете, шю-шю-шю! и шепчет. Я ему: что ты, Васенька? а он опять: шю-шю-шю! И так как будто всё шепчет. Я и думаю: ах, отцы мои! уж не о смерти ли он мне нашептывает?

   - Какие глупости вы говорите сегодня! Стыдитесь, пожалуйста.

   - Ну, ничего; не сердись, душенька; я вижу, тебе неприятно, что я умру, не сердись; я только так говорю А ты бы, душенька, стала раздеваться и спать легла, а я бы здесь посидел, пока ты ложиться будешь.

   - Ради бога, полноте; после...

   - Ну, не сердись, не сердись! Только, право, здесь как будто мыши.

   - Ну вот, то коты, то мыши! Право, я не знаю, что с вами делается.

   - Ну, я ничего, я ни... кхи! я ничего, кхи-кхи-кхи-кхи! ах, боже ты мой! кхи!

   - Слышите, вы так возитесь, что и он услыхал, - прошептал молодой человек.

   - Но если б вы знали, что со мной делается. У мед носом кровь идет.

   - Пусть идет, молчите; подождите, когда он уйдет.

   - Молодой человек, но вникните в мое положение; ведь я не знаю, с кем я лежу.

   - Да легче вам от этого будет, что ли? Ведь я не интересуюсь знать вашу фамилию. Ну, как ваша фамилия?

   - Нет, зачем же фамилию... Я только интересуюсь объяснить, каким бессмысленным образом...

   - Тсс... он опять говорит.

   - Право, душенька, шепчутся.

   - Да нет же; это у тебя вата в ушах дурно лежит.

   - Ах, по поводу ваты. Знаешь ли, тут, наверху... кхи-кхи! наверху, кхи-кхи-кхи! - и т. д.

   - Наверху! - прошептал молодой человек. - Ах, черт! А я думал, что это последний этаж; да разве это второй?

   - Молодой человек, - прошептал, встрепенувшись, Иван Андреевич, - что вы говорите? ради бога, почему это вас интересует? И я думал, что это последний этаж. Ради бога, разве здесь еще этаж?..

   - Право, кто-то ворочается, - сказал старик, переставший наконец кашлять...

   - Тсс! слышите! - прошептал молодой человек, сдавив обе руки Ивана Андреевича.

   - Милостивый государь, вы держите мои руки в насилии. Пустите меня.

   - Тсс...

   Последовала легкая борьба, и потом опять наступило молчание.

   - Так вот я и встречаю хорошенькую... - начал старик.

   - Как, хорошенькую? - перебила жена.

   - Да ведь вот... говорил прежде я, что встретил хорошенькую даму на лестнице, или я пропустил? У меня ведь память слаба. Это зверобой... кхи!

   - Что?

   - Зверобой пить надо: говорят, лучше будет... кхи-кхи-кхи! лучше будет!

   - Это вы его перебили, -проговорил молодой человек, опять заскрежетав зубами.

   - Ты говорил, что встретил сегодня хорошенькую какую-то? - спросила жена.

   - А?

   - Хорошенькую встретил?

   - Кто такой?

   - Да ты?

   - Я-то? Когда? Да, бишь!..

   - Наконец-то? экая мумия! Ну, - прошептал молодой человек, мысленно погоняя забывчивого старичка.

   - Милостивый государь! я трепещу от ужаса. Боже мой! что я слышу? Это как вчера; решительно как вчера!..

   - Тсс.

   - Да, да, да! вспомнил: преплутовочка! Глазенки такие... в голубой шляпке...

   - В голубой шляпке! Ай, ай!

   - Это она! У ней есть голубая шляпка. Боже мой! - закричал Иван Андреич...

   - Она? кто она? - прошептал молодой человек, стиснув руки Ивана Андреевича.

   - Тсс! - сделал в свою очередь Иван Андреевич. - Он говорит.

   - Ах, боже мой! боже мой!

   - Ну, да, впрочем, у кого ж нет голубой шляпки... ну!

   - И такая плутовка! - продолжал старик. - Она тут к каким-то знакомым приходит. Всё глазки делает. А к тем знакомым тоже ходят знакомые...

   - Фу! как это скучно, - перебила дама, - помилуй, чем ты интересуешься?

   - Ну, хорошо, ну, ну! не сердись! - возразил старичок нараспев. - Ну, я не буду говорить, коль ты не желаешь. Ты что-то не в духе сегодня...

   - Да вы как же сюда попали? - заговорил молодой человек...

   - А, видите, видите! вот вы теперь интересуетесь, а прежде не хотели и слушать!

   - Ну, да ведь мне всё равно! не говорите, пожалуйста! Ах, черт возьми, какая история!

   - Молодой человек, не сердитесь; я не знаю, что говорю; это я так; я только хотел сказать, что тут, верно, что-нибудь недаром, что вы принимаете участие... Но кто вы, молодой человек? Я вижу, вы незнакомец; но кто же вы, незнакомец? Боже, я не знаю, что говорю!

   - Э! подите, пожалуйста! - прервал молодой человек, как будто что-то обдумывая.

   - Но я вам всё расскажу, всё. Вы, может быть, думаете, что я не расскажу, что я зол на вас, нет! вот рука моя! Я только в упадке духа, больше ничего. Но, ради бога, скажите мне всё сначала: как вы здесь сами? по какому случаю? Что же касается до меня, то я не сержусь, ей-богу, не сержусь, вот вам рука моя. Здесь только пыльно; я немного запачкал ее; но это ничего для высокого чувства.

   - Э, подите с вашей рукой! тут поворотиться негде, а он с рукой лезет!

   - Но, милостивый государь! вы со мной обходитесь, как будто, с позволения сказать, со старой подошвой, - проговорил Иван Андреевич в припадке самого кроткого отчаяния, голосом, в котором было слышно моленье. - Обходитесь со мной учтивее, хоть немножко учтивее, и я вам всё расскажу! Мы бы полюбили друг друга; я даже готов пригласить вас к себе на обед. А этак нам вместе лежать нельзя, откровенно скажу. Вы заблуждаетесь, молодой человек! Вы не знаете...

   - Когда же это он ее встретил? - бормотал молодой человек, очевидно в крайнем волнении. - Она, может быть, теперь меня ждет... Я, решительно, выйду отсюда!

   - Она? кто она? боже мой! про кого вы говорите, молодой человек? Вы думаете, что там, наверху... Боже мой! Боже мой! За что я так наказан?

   Иван Андреевич попробовал повернуться на спину в знак отчаянья.

   - А вам на что знать, кто она? А, черт! Была не была, я вылезаю!..

   - Милостивый государь! что вы? а я-то, я-то как буду? - прошептал Иван Андреевич, в припадке отчаяния уцепившись за фалды фрака своего соседа.

   - А мне-то что? Ну, и оставайтесь одни. А не хотите, так я, пожалуй, скажу, что вы мой дядя, который промотал свое состояние, чтоб не подумал старик, что я любовник жены его.

   - Но, молодой человек, это невозможно; это ненатурально, коли дядя. Никто не поверит вам. Этому вот такой маленький ребенок не поверит, - шептал в отчаянии Иван Андреевич.

   - Ну, так не болтайте же, а лежите себе смирно, пластом! Пожалуй, ночуйте здесь, а завтра как-нибудь вылезете; вас никто не заметит; уж коли один вылез, так, верно, не подумают, что еще остался другой. Еще бы сидела целая дюжина! Впрочем, вы и один стоите дюжины. Подвигайтесь, или я выйду!

   - Вы язвите меня, молодой человек... А что если я закашляюсь? Нужно всё предвидеть!

   - Тсс!..

   - Что это? как будто наверху я опять слышу возню, - проговорил старичок, который тем временем, кажется, успел задремать.

   - Наверху?

   - Слышите, молодой человек, наверху!

   - Ну, слышу!

   - Боже мой! молодой человек, я выйду.

   - А я так не выйду! Мне всё равно! Уж если расстроилось, так всё равно! А знаете ли, что я подозреваю? Я подозреваю, что вы-то и есть какой-нибудь обманутый муж - вот что!..

   - Боже, какой цинизм!.. Неужели вы это подозреваете? Но почему же именно муж... я не женат.

   - Как не женат? Дудки!

   - Я, может быть, сам любовник!

   - Хорош любовник!

   - Милостивый государь, милостивый государь! Ну, хорошо, я всё вам расскажу. Вонмите моему отчаянью. Это не я, я не женат. Я тоже холостой, как и вы. Это друг мой, товарищ детства... а я любовник... Говорит мне: "Я несчастный человек, я, говорит, пью чашу, я подозреваю жену свою". - "Но, говорю я ему благоразумно, за что же ты ее подозреваешь?.." Но вы не слушаете меня. Слушайте, слушайте! "Ревность смешна, говорю, ревность порок!.." - "Нет, говорит, я несчастный человек! Я, того... чашу, то есть я подозреваю". - "Ты, говорю, мой друг, ты товарищ моего нежного детства. Мы вместе срывали цветы удовольствия, тонули на пуховиках наслаждения". Боже, я не знаю, что говорю. Вы всё смеетесь, молодой человек. Вы сделаете меня сумасшедшим.

   - Да вы и теперь сумасшедший!..

   - Так, так, я и предчувствовал, что вы это скажете... когда говорил про сумасшедшего. Смейтесь, смейтесь, молодой человек! Так же и я процветал в свое время, так же и я соблазнял. Ах! у меня сделается воспаление в мозгу!

   - Что это, душенька, как будто у нас кто-то чихает? - пропел старичок. - Это ты, душка, чихнула?

   - О, боже мой! - проговорила супруга.

   - Тсс! - раздалось под кроватью.

   - Это наверху, верно, стучат, - заметила жена, испугавшись, потому что под кроватью действительно становилось шумно.

   - Да, наверху! - проговорил муж. - Наверху! Говорил я тебе, что я франтика - кхи-кхи! франтика с усиками - кхи-кхи! ох, бог мой, - спина!.. франтика сейчас встретил с усиками!

   - С усиками! боже мой, это, верно, вы, - прошептал Иван Андреевич.

   - Создатель мой, какой человек! Да ведь я здесь, здесь вместе с вами лежу! Как же бы он меня встретил? Да не хватайте меня за лицо!

   - Боже, со мной сейчас будет обморок.

   В это время наверху действительно послышался шум.

   - Что бы там было? - прошептал молодой человек.

   - Милостивый государь! я в страхе, я в ужасе. Помогите мне.

   - Тсс!

   - Действительно, душка, шум; целый гвалт подымают. Да еще над твоей спальней. Не послать ли спросить.

   - Ну, вот! чего ты не выдумаешь!

   - Ну, я не буду; право, ты такая сегодня сердитая!..

   - О, боже мой! вы бы шли спать.

   - Лиза! ты меня вовсе не любишь.

   - Ах, люблю! Ради бога, я так устала.

   - Ну, ну! я уйду.

   - Ах, нет, нет! не уходите, - закричала жена. - Или нет. идите, идите!

   - Да что это ты в самом деле! То уходите, то не уходите! Кхи-кхи! А и вправду спать... кхи-кхи! У Панафидиных девочки... Кхи-кхи! девочки... кхи! куклу я у девочки видел нюренбергскую, кхи-кхи...

   - Ну, вот куклы теперь!

   - Кхи-кхи! хорошая кукла, кхи-кхи!

   - Он прощается, - проговорил молодой человек, - он идет, и мы тотчас уходим. Слышите? радуйтесь же!

   - О, дай-то бог! дай-то бог!

   - Это вам урок...

   - Молодой человек! за что же урок? Я это чувствую... Но вы еще молоды; вы не можете давать мне урока.

   - А все-таки дам. Слушайте.

   - Боже! я хочу чихнуть!..

   - Тсс! Если вы только осмелитесь.

   - Но что же мне делать? здесь так пахнет мышами; не могу же я; достаньте мне из моего кармана платок, ради бога; я не могу шевельнуться... О, боже, боже! за что я так наказан?

   - Вот вам платок! За что вы наказаны, я вам сейчас скажу. Вы ревнивы. Основываясь бог знает на чем, вы бегаете как угорелый, врываетесь в чужое жилище, производите беспорядки...

   - Молодой человек! я не производил беспорядков.

   - Молчать!

   - Молодой человек, вы не можете читать мне про нравственность: я нравственнее вас.

   - Молчать!

   - О, боже мой! боже мой!

   - Производите беспорядки, пугаете молодую даму, робкую женщину, которая не знает, куда деваться от страха, и, может быть, будет больна; беспокоите почтенного старца, удрученного геморроем, которому прежде всего нужен покой, - а всё отчего? оттого, что вам вообразился какой-то вздор, с которым вы бегаете по всем закоулкам! Понимаете ли, понимаете ли, в каком вы скверном теперь положении? Чувствуете ли вы это?

   - Милостивый государь, хорошо! Я чувствую, но вы не имеете права...

   - Молчать! Какое тут право? Понимаете ли вы, что это может кончиться трагически? Понимаете ли, что старик, который любит жену, может с ума сойти, когда увидит, как вы будете вылезать из-под кровати? Но нет, вы неспособны сделать трагедии! Когда вы вылезете, я думаю, всяк, кто посмотрит на вас, захохочет. Я бы желал вас видеть при свечках: должно быть, вы очень смешны.

   - А вы-то? вы тоже смешны в таком случае! Я тоже хочу посмотреть на вас.

   - Где вам!

   - На вас, верно, клеймо безнравственности, молодой человек!

   - А! вы про нравственность! А почем вы знаете, зачем я здесь? Я здесь ошибкой; я ошибся этажом. И черт знает, почему меня впустили! Верно, она в самом деле ждала кого-нибудь (не вас, разумеется). Я спрятался под кровать, когда услышал вашу глупую походку, когда увидел, что испугалась дама. К тому же было темно. Да и что я вам за оправдание? Вы, сударь, смешной, ревнивый старик. Ведь я отчего не выхожу? Вы, может быть, думаете, что я боюсь выйти? Нет, сударь, я бы уж давно вышел, да только из сострадания к вам здесь сижу. Ну, на кого вы без меня здесь останетесь? Ведь вы будете как пень стоять перед ними, ведь вы не найдетесь...

   - Нет, отчего же: как пень? Отчего же как этот предмет? Разве вы не могли с чем другим сравнить, молодой человек? Отчего же не найдусь? Нет, я найдусь.

   - О, боже мой, как лает эта собачонка!

   - Тсс! Ах, и в самом деле... Это оттого, что вы всё болтаете. Видите, вы разбудили собачонку. Теперь нам беда.

   Действительно, собачка хозяйки, которая всё время спала на подушке в углу, вдруг проснулась, обнюхала чужих и с лаем бросилась под кровать.

   - О, боже мой! какая глупая собачонка! - прошептал Иван Андреевич. - Она нас всех выдаст. Она всё выведет на чистую воду. Вот еще наказание!

   - Ну да: вы так трусите, что это может случиться.

   - Ами, Ами, сюда! - закричала хозяйка, - ici, ici. ¹

  

   ¹ сюда, сюда (франц.).

  

   Но собачка не слушалась и лезла прямо на Ивана Андреевича.

   - Что это, душечка, Амишка всё лает? - проговорил старичок. - Там, верно, мыши, или кот Васька сидит. То-то я слышу, что всё чихает, всё чихает... А ведь у Васьки-то сегодня насморк.

   - Лежите, смирно! - прошептал молодой человек, - не ворочайтесь! Она, может быть, так и отстанет.

   - Милостивый государь, милостивый государь! Пустите мои руки! Зачем вы их держите?

   - Тсс! молчать!

   - Но помилуйте, молодой человек: она меня за нос кусает! Вы хотите, чтоб я лишился носа.

   Последовала борьба, и Иван Андреевич высвободил свои руки. Собачка заливалась от лая; вдруг она перестала лаять и завизжала.

   - Ай! - закричала дама.

   - Изверг! что вы делаете? - прошептал молодой человек. - Вы губите нас обоих! Зачем вы схватили ее? Боже мой, он ее душит! Не душите, пустите ее! Изверг! Но вы не знаете после этого сердца женщины! Она нас выдаст обоих, если вы задушите собачку.

   Но Иван Андреевич уже ничего не слыхал. Ему удалось поймать собачку, и в припадке самохранения он сдавил ей горло. Собачонка взвизгнула и испустила дух.

   - Мы пропали! - прошептал молодой человек.

   - Амишка! Амишка! - закричала дама. - Боже мой, что они делают с моим Амишкой? Амишка! Амишка! ici! О изверги! варвары! Боже, мне дурно!

   - Что такое? что такое? - закричал старичок, вскочив с кресел. - Что с тобой, душа моя? Амишка здесь! Амищка, Амишка, Амишка! - кричал старичок, щелкая пальцами, причмокивая и вызывая Амишку из-под кровати. - Амишка! 1сП кШ Не может быть, чтобы Васька там съел его. Нужно высечь Ваську, мой друг; его, плута, уже целый месяц не секли. Как ты думаешь? Я посоветуюсь завтра с Прасковьей Захарьевной. Но, боже мой, друг мой, что с тобой? Ты побледнела, ох! ох! люди! люди!

   И старичок забегал по комнате.

   - Злодеи! изверги! - кричала дама, покатившись на кушетку,

   - Кто? кто? кто такой? - кричал старик.

   - Там есть люди, чужие!.. там, под кроватью! О, боже мой! Амишка! Амишка! что они с тобой сделали?

   - Ах, боже мой, господи! какие люди! Амишка... Нет, люди, люди, сюда! Кто там? кто там? - закричал старик, схватив свечку и нагнувшись под кровать, - кто такой? Люди, люди!..

   Иван Андреевич лежал, ни жив ни мертв, подле бездыханного трупа Амишки. Но молодой человек ловил каждое движение старика. Вдруг старик зашел с другой стороны, к стене, и нагнулся. В один миг молодой человек вылез из-под кровати и пустился бежать, покамест муж искал своих гостей по ту сторону брачного лоиса.

   - Боже! - прошептала дама, вглядевшись в молодого человека. - Кто же вы такой? А я думала...

   - Тот изверг остался, - прошептал молодой человек. - Он виновник Амишкиной смерти!

   - Ай! - вскрикнула дама.

   Но молодой человек уже исчез из комнаты.

   - Ай! здесь кто-то есть. Здесь чей-то сапог! - закричал муж, поймав за ногу Ивана Андреевича.

   - Убийца! убийца! - кричала дама. - О Ами! Ами!

   - Вылезайте, вылезайте! - кричал старик, топая по ковру обеими ногами, - вылезайте; кто вы таковы? говорите, кто вы таковы. Боже! какой странный человек!

   - Да это разбойники!..

   - Ради бога, ради бога! - кричал Иван Андреевич! вылезая, - ради бога, ваше превосходительство, не зовите людей! Ваше превосходительство, не зовите людей! это совершенно лишнее. Вы меня не можете вытолкать... Я не такой человек! Я сам по себе... Ваше превосходительство, это случилось по ошибке! Я вам сейчас объясню, ваше превосходительство, - продолжал Иван Андреевич, рыдая и всхлипывая. - Это всё жена, то есть не моя жена, а чужая жена, - я не женат, я так... Это мой друг и товарищ детства...

   - Какой товарищ детства! - кричал старик, топая ногами. - Вы вор, пришли обокрасть... а не товарищ детства...

   - Нет, не вор, ваше превосходительство; я действительно товарищ детства... я только нечаянно ошибся, попал с другого подъезда.

   - Да, я вижу, сударь, вижу, из какого подъезда вы вылезли.

   - Ваше превосходительство! Я не такой человек. Вы ошибаетесь. Я говорю, что вы в жестоком заблуждении, ваше превосходительство. Взгляните на меня, посмотрите, вы увидите по некоторым знакам и признакам, что я не могу быть вором. Ваше превосходительство! ваше превосходительство! - кричал Иван Андреевич, складывая руки и обращаясь к молодой даме. - Вы дама, поймите меня... Это я умертвил Амишку... Но я не виноват, я, ей-богу, не виноват... Это всё жена виновата. Я несчастный человек, я пью чашу!

   - Да, помилуйте, какое же мне дело, что вы выпили чашу; может быть, вы и не одну чашу выпили, - судя по вашему положению, оно и видно; но как же вы зашли сюда, милостивый государь? - кричал старик, весь дрожа от волнения, но действительно удостоверившись, по некоторым знакам и признакам, что Иван Андреевич не может быть вором. - Я вас спрашиваю: как вы зашли сюда? Вы, как разбойник...

   - Не разбойник, ваше превосходительство. Я только с другого подъезда; право, не разбойник! Это всё оттого, что я ревнив. Я вам всё расскажу, ваше превосходительство, откровенно расскажу, как отцу родному, потому что вы в таких летах, что я могу принять вас за отца.

   - Как в таких летах?

   - Ваше превосходительство! Я, может быть, вас оскорбил? Действительно, такая молодая дама... и ваши лета... приятно видеть, ваше превосходительство, действительно, приятно видеть такое супружество... в цвете лет... Но не зовите людей... ради бога, не зовите людей... люди только будут смеяться... я их знаю... То есть я не хочу этим сказать, что я знаком с одними лакеями, - у меня тоже есть лакеи, ваше превосходительство, и всё смеются... ослы! ваше сиятельство... Я, кажется, не ошибаюсь, я говорю с князем...

   - Нет, не с князем, я, милостивый государь, сам по себе... Пожалуйста, меня не задабривайте вашим сиятельством. Как вы попали сюда, милостивый государь? как вы попали?

   - Ваше сиятельство, то есть ваше превосходительство... извините, я думал, что вы ваше сиятельство. Я осмотрелся... я обдумался - это случается. Вы так похожи на князя Короткоухова, которого я имел честь видеть у моего знакомого, господина Пузырева... Видите, я тоже знаком с князьями, тоже видел князя у моего знакомого: вы не можете меня принимать за того, за кого меня принимаете. Я не вор. Ваше превосходительство, не зовите людей; ну, позовете людей, что ж из этого выйдет?

   - Но как вы сюда попали? - закричала дама. - Кто вы таковы?

   - Да, кто вы таковы? - подхватил муж. - А я-то, душенька, думаю, что это Васька у нас под кроватью сидит и чихает. А это он. Ах ты, потаскун, потаскун!.. Кто вы такой? Говорите же!

   И старичок снова затопал по ковру ногами.

   - Я не могу говорить, ваше превосходительство. Я ожидаю, покамест вы кончите... Внимаю вашим остроумным шуткам. Что же касается до меня, то это смешная история, ваше превосходительство. Я вам всё расскажу. Это может всё и без того объясниться, то есть я хочу сказать: не зовите людей, ваше превосходительство! поступите со мной благородным образом... Это ничего, что я посидел под кроватью... я не потерял этим своей важности. Это история самая комическая, ваше превосходительство! - вскричал Иван Андреевич, с умоляющим видом обращаясь к супруге. - Особенно вы, ваше превосходительство, будете смеяться! Вы видите на сцене ревнивого мужа. Вы видите, я унижаюсь, я сам добровольно унижаюсь. Конечно, я умертвил Амишку, но... Боже мой, я не знаю, что говорю!

   - Но как же, как вы зашли сюда?

   - Пользуясь темнотою ночи, ваше превосходительство, пользуясь этою темнотою... Виноват! простите меня, ваше превосходительство! Униженно прошу извинения! Я только оскорбленный муж, больше ничего! Не подумайте, ваше превосходительство, чтоб я был любовник: я не любовник! Ваша супруга очень добродетельна, если осмелюсь так вырызиться. Она чиста и невинна!

   - Что? что? что вы осмеливаетесь говорить? - закричал старик, снова затопав ногами. - С ума вы сошли, что ли? Как вы смеете говорить про жену мою?

   - Этот злодей, убийца, который умертвил Амишку! - кричала супруга, заливаясь слезами. - И он еще смеет!

   - Ваше превосходительство, ваше превосходительство! я только заврался, - кричал оторопевший Иван Андреевич, - я заврался, и больше ничего! Считайте, что я не в своем уме... Ради бога, считайте, что я не в своем уме... Честью клянусь вам, что вы мне сделаете чрезвычайное одолжение. Я бы подал вам руку, но я не смею подать ее... Я был не один, я дядя... то есть я хочу сказать, что меня нельзя принять за любовника... Боже! я опять завираюсь... Не обижайтесь, ваше превосходительство, - кричал Иван Андреевич супруге. - Вы дама, вы понимаете, что такое любовь, - это тонкое чувство... Но что я? опять завираюсь! то есть я хочу сказать, что я старик, то есть пожилой человек, а не старик, - что я не могу быть вашим любовником, что любовник есть Ричардсон, то есть Ловелас... я заврался; но вы видите, ваше превосходительство, что я ученый человек и знаю литературу. Вы смеетесь, ваше превосходительство! Рад, рад, что провокировал смех ваш, ваше превосходительство. О, как я рад, что провокировал смех ваш!

   - Боже мой! какой смешной человек! - кричала дама, надрывая