мъ безстыдствомъ двухъ собакъ; много разъ, отправляясь въ деревню на какое-нибудь торжество, они забѣгали въ поле, и ихъ застигали въ высшемъ порывѣ страсти крики проѣзжихъ, отмѣчавшихъ это открыт³е громкими насмѣшками. Димони располнѣлъ отъ вина и любви; у него выросъ животъ, и одѣтъ онъ былъ такъ тщательно, какъ никогда. Онъ чувствовалъ себя спокойнымъ и довольнымъ въ обществѣ П_ь_я_н_и_ц_ы, а эта женщина все худѣла и чернѣла, и сосредоточивъ всѣ свои заботы исключительно на немъ, не занималась починкою грязныхъ юбокъ, окутывавшихъ ея впавш³я бедра.
Она не покидала его. Простодушный парень, какъ онъ, былъ подверженъ всевозможному риску. И не довольствуясь сопровожден³емъ его въ артистическихъ турнэ, она шествовала рядомъ съ нимъ во главѣ процесс³и, не боясь насмѣшекъ и поглядывая на всѣхъ женщинъ съ нѣкоторою враждебнстью.
Когда П_ь_я_н_и_ц_а забеременѣла, народъ сталъ чуть не помирать отъ смѣха, потому что она компрометировала торжественность процесс³й.
Посрединѣ шелъ онъ съ торжествующимъ выражен³емъ лица и поднятымъ кверху гобоемъ, напоминающимъ огромный носъ, направленный въ небо. По одну сторону отъ него шелъ парень, игравш³й на барабанѣ, по другую сторону П_ь_я_н_и_ц_а, выставлявшая съ наслажден³емъ на показъ, точно второй барабанъ, свой вздутый животъ, похож³й на шаръ, готовый лопнуть. Этотъ животъ заставлялъ ее идти медленною и неувѣренною походкою и скандально поднималъ дерзкою округлостью передъ юбки, обнажая распухш³я ступни, хлябавш³я въ старыхъ башмакахъ, и черныя, сух³я и грязныя ноги, похож³я на палочки барабанщика.
Это было настоящимъ позоромъ, надруган³емъ надъ святынею, и деревенск³е священники читали наставлен³я гобоисту:
- Но чортъ тебя побери! Женись ты по крайней мѣрѣ, разъ уже эта погибшая душа не желаетъ разставаться съ тобою даже въ процесс³и. Я беру на себя хлопогы относительно вашихъ бумагъ.
Но несмотря на высказываемое всѣми соглас³е, Димони и не думалъ слушаться этихъ совѣтовъ. Вѣнчаться! Конечно... а какъ посмѣялись бы люди! Лучше пусть все останется попрежнему.
И, ввиду упорнаго нежелан³я Димони, его, хотя и продолжали приглашать на праздники, такъ какъ онъ былъ дешевле и лучше всѣхъ остальныхъ гобоистовъ, но лишили всѣхъ присущихъ его должности почестей. Его перестали допускать къ почетному столу, перестали давать ему освященный хлѣбъ и зарретили имъ обоимъ доступъ въ церковь въ дни праздниковъ, точно они были еретики.
Она не сдѣлалась матерью. Когда насталъ моментъ, изъ ея горячихъ внутренностей вырвали по кускамъ несчастный плодъ пьянства. А вслѣдъ за чудовищнымъ зародышемъ умерла и мать подъ изумленнымъ взоромъ Димони. Видя, какъ угасаетъ эта жизнь безъ агон³и и судорогъ, онъ не зналъ, ушла ли его подруга навсегда или заснула, какъ въ тѣ дни, когда у ея ногъ валялась пустая бутылка.
Извѣст³е объ этомъ происшеств³и разнеслось по деревнѣ, и Беникофарск³я кумушки столпились у двери домика, чтобы поглядѣть издали на П_ь_я_н_и_ц_у, лежащую въ гробу бѣдныхъ, и на громадную фигуру Димони, стоявшаго на корточкахъ около трупа, всхлипывая съ опущенною головою, точно печальный быкъ.
Ни одинъ человѣкъ въ деревнѣ не снизошелъ до того, чтобы войти въ домъ. Траурный кортежъ состоялъ изъ Беникофарскаго могильщика и полудюжины друзей Димони, оборванныхъ и пьяныхъ, какъ онъ, просившихъ милостыню на большихъ дорогахъ.
Они провели ночь у тѣла покойной, выходя по очереди каждые два часа, чтобы постучаться въ дверь трактира и попросить наполнить имъ огромную бутыль. Когда солнце заглянуло въ домъ черезъ трещины въ крышѣ, они проснулись всѣ на полу вокругъ умершей, точь въ точь, какъ въ ночь послѣ воскресенья, когда они валились съ братскою довѣрчивостью гдѣ нибудь на соломѣ по выходѣ изъ трактира.
Какъ они плакали всѣ! А бѣдняжка лежала въ гробу бѣдныхъ, спокойно, точно спала, и не могла встать, чтобы попросить свою долю вина. О, что значитъ жизнь! И всѣ мы кончимъ такимъ образомъ!
И пьяницы расплакались такъ, что растроганность и опьянен³е не прошли у нихъ и по пути на кладбище.
Все населен³е глядѣло издали на похороны. Люди смѣялись, какъ сумасшедш³е, при видѣ такого небывалаго зрѣлища.
Пр³ятели Димони шествовали, неся гробъ на плечахъ, спотыкаясь и встряхивая при этомъ зловѣщ³й ящикъ, словно старое судно безъ мачтъ. И за этими нищими шелъ Димони со своимъ неразлучнымъ инструментомъ подъ мышкой и съ прежнимъ видомъ умирающаго быка, который только что получилъ ужасный ударъ въ затылокъ. Ребятишки кричали и скакали передъ гробомъ, точно на праздникѣ, а народъ смѣялся, увѣряя, что истор³я съ родами была чистою выдумкою, и П_ь_я_н_и_ц_а умерла просто отъ пресыщен³я водкой.
Обильныя слезы Димони тоже вызывали смѣхъ. Славный парень! Онъ былъ еще подъ хмѣлькомъ послѣ ночи и проливалъ слезы изъ вина при мысли, что у него не будетъ больше подруги для ночныхъ попоекъ.
Всѣ видѣли, какъ онъ возвращался съ кладбища, гдѣ позволили изъ сострадан³я похоронить эту погибшую душу. Всѣ видѣли также, какъ онъ вошелъ въ трактиръ со своими пр³ятелями, включая могильщика, и схватилъ кружку грязными отъ могильной земли руками.
Съ этого дня въ немъ произошла коренная перемѣна. Прощайте, славныя прогулки, успѣхъ въ трактирѣ, серенады на площадяхъ и громкая музыка въ процесс³яхъ! Димони не желалъ выходить изъ Беникофара или участвовать въ празднествахъ. Работать?.. Это дѣло дураковъ. Пусть не разсчитываютъ на него во время праздниковъ. И для подтвержден³я этого рѣшен³я, онъ отпустилъ послѣдняго барабанщика, присутств³е котораго раздражало его.
Можетъ-быть, мечтая иногда, какъ пьяный меланхвликъ, Димони думалъ при видѣ вздутаго живота П_ь_я_н_и_ц_ы о возможности того, что со временемъ пузатый мальчуганъ съ плутоватой мордочкой, маленьк³й Димони, будетъ аккомпанирова³ь на барабанѣ трепещущимъ гаммамъ его гобоя. Теперь же онъ былъ одинокъ. Онъ узналъ счастье только для того, чтобы его положен³е стало еще грустнѣе. Онъ узналъ, что такое любовь, чтобы узнать отчаян³е. О существован³и этихъ двухъ вещей онъ не подозрѣвалъ до того, что натолкнулся на П_ь_я_н_и_ц_у.
Онъ отдался водкѣ съ такимъ рвен³емъ, точно воздавалъ посмертную почесть покойной П_ь_я_н_и_ц_ѣ. Онъ ходилъ грязный и засаленый и не могъ повернуться въ домишкѣ безъ того, чтобы не почувствовать отсутств³я этихъ рукъ колдуньи, сухихъ и острыхъ, словно когти, ходившихъ за нимъ съ материнскою заботливостью.
Онъ сидѣлъ, запрятавшись въ глубь своей берлоги, въ то время, какъ с³яло солнце. По наступлен³и вечера онъ осторожно выходилъ изъ деревни, точно воръ, который прокрадывается въ засаду, и тихонько пролѣзалъ черезъ трещину въ оградѣ на кладбище съ волнистою почвою, которую природа сравняла кустарниками, кишѣвшими бабочками.
А по ночамъ, когда запоздалые батраки возвращались въ деревню съ киркою на плечѣ, они слышали нѣжную, тихую, несмолкаемую музыку, которая лилась, казалось, изъ могилъ.
- Димони? Это ты?
Музыка смолкала вслѣдъ за окрикомъ суевѣрныхъ людей, спрашивавшихъ только, чтобы отогнать страхъ.
А какъ только шаги удалялись и въ безпредѣльной равнинѣ возстановлялась шепчущая тишина ночи, тихая музыка снова начиналась, грустная, какъ жалоба, какъ далекое всхлипыванье ребенка, зовущаго мать, которой никогда не суждено вернуться.