Осужденная. Разсказы.
Единственный разрѣшенный авторомъ переводъ съ испанскаго Татьяны Герценштейнъ.
Съ критическимъ очеркомъ Э. Замакоиса.
Книгоиздательство "Современныя проблемы". МОСКВА. - 1911.
Осужденная.
Сострадан³е.
Въ морѣ.
Чиновникъ.
Брошенная лодка.
Хлѣвъ Евы.
Человѣкъ за бортомъ.
Двойной выстрѣлъ.
Димони.
Четырнадцать мѣсяцевъ провелъ уже Рафаэль въ тѣсной камерѣ.
Его м³ромъ были четыре, печально-бѣлыя, какъ кости, стѣны; онъ зналъ наизусть всѣ трещины и мѣста съ облупившеюся штукатуркою на нихъ. Солнцемъ ему служило высокое окошечко, переплетенное желѣзными прутьями, которые перерѣзали пятно голубого неба. А отъ пола, длиною въ восемь шаговъ, ему едва ли принадлежала половина площади изъ-за этой звенящей и бряцающей цѣпи съ кольцомъ, которое впилось ему въ мясо на ногѣ и безъ малаго вросло въ него.
Онъ былъ приговоренъ къ смертной казни. И въ то время какъ въ Мадридѣ въ послѣдн³й разъ пересматривались бумаги, относящ³яся къ его процессу, онъ проводилъ здѣсь цѣлые мѣсяцы, какъ заживо погребенный; онъ гнилъ, точно живой трупъ въ этомъ каменномъ гробу, и желалъ, какъ минутнаго зла, которое положило-бы конецъ другимъ, болѣе сильнымъ страдан³ямъ, чтобы наступилъ поскорѣе часъ, когда ему затянутъ шею, и все кончится сразу.
Что мучило его больше всего - это чистота. Полъ въ камерѣ ежедневно подметали и крѣпко скоблили, чтобы сырость, пропитывающая койку, пронизывала его до мозга костей. На этихъ стѣнахъ не допускалось присутств³е ни одной пылинки. Даже общество грязи было отнято у заключеннаго. Онъ былъ въ полномъ одиночествѣ. Если бы въ камеру забрались крысы, у него было-бы утѣшен³е подѣлиться съ ними скуднымъ обѣдомъ и погвворить, какъ съ хорошими товарищами; если бы онъ нашелъ въ углахъ камеры паука, то занялся бы приручен³емъ его.
Въ этомъ гробу не желали присутств³я иной жизни кромѣ его собственной. Однажды - какъ хорошо помнилъ это Рафаэль! - воробей появился у рѣшетки, какъ шаловливый мальчикъ. Попрыгунъ чирикалъ, какъ бы выражая свое удивлен³е при видѣ тамъ внизу этого бѣднаго, желтаго и слабаго существа, дрожащаго отъ холода въ разгарѣ лѣта, съ привязанными къ вискамъ какими-то тряпками и съ рванымъ одѣяломъ, опоясывавшимъ нижнюю часть его тѣла. Воробья испугало, очевидно, это заострившееся и блѣдное лицо цвѣта папье-маше и страниое одѣян³е краснокожаго, и онъ улетѣлъ, отряхивая крылья, точно хотѣлъ освободиться отъ запаха затхлости и гнилой шерсти, которымъ несло отъ рѣшетки.
Единственнымъ шумомъ жизни были говоръ и шаги товарищей по заключен³ю, гулявшихъ по двору. Эти люди видѣли по крайней мѣрѣ надъ головами вольное небо и не дышали воздухомъ черезъ рѣшетку. Ноги ихъ были свободны и имъ было съ кѣмъ поговорить. Даже здѣсь въ тюрьмѣ несчаст³е подраздѣлялось на разряды. Рафаэль догадывался о вѣчномъ человѣческомъ недовольствѣ. Онъ завидовалъ тѣмъ, что гуляли во дворѣ, считая свое положен³е однимъ изъ наиболѣе жалкихъ. Заключенные завидовали тѣмъ, что находились за стѣнами тюрьмы и пользовались свободой. А тѣ, которые ходили въ это время по улицамъ, были можетъ быть недовольны своей судьбой, мечтая, Богъ знаетъ, о чемъ. А еще свобода такъ хороша! Они стоили того, чтобы попасть въ тюрьму и лишиться свободы.
Рафаэль находился на послѣдней ступени несчастья. Онъ попытался разъ бѣжать, сдѣлавъ въ порывѣ отчаян³я отверст³е въ полу, и за нимъ былъ установленъ теперь непрерывный и подавляющ³й надзоръ. Когда онъ начиналъ пѣть, ему приказывали молчать. Онъ устроилъ себѣ развлечен³е, распѣвая заунывнымъ тономъ молитвы, которымъ научила его мать, и изъ которыхъ онъ помнилъ только отрывки. Но его заставили молчать, можетъ быть изъ опасен³я, что онъ хочетъ прикинться сумасшедшимъ. Онъ долженъ былъ все молчать. Его хотѣли сохранить въ цѣлости, со здоровымъ тѣломъ и душою, чтобы палачу не пришлось имѣть дѣла съ испорченнымъ мясомъ.
Быть сумасшедшимъ! Да ему вовсе не хотѣлось сходить съ ума. Но тюремное заключен³е, неподвижность и плохое и скудное питан³е губили его. Онъ началъ страдать галлюцинац³ями. Иногда по ночамъ, когда его мучилъ полагающ³йся по правиламъ тюрьмы свѣтъ, къ которому онъ не могъ привыкнуть втечен³е четырнанцати мѣсяцевъ, онъ закрывалъ глаза, и его терзала странная мысль, будто во время сна его враги, тѣ, которые хотѣли убить его, и которыхъ онъ не зналъ, вывернули ему желудокъ на изнанку и причиняли ему боль острыми кольями.
Днемъ онъ постоянно думалъ о своемъ прошломъ, но мысли его такъ путались, что онъ воображалъ, будто перебираетъ въ памяти истор³ю другого человѣка.
Онъ вспоминалъ о своемъ возвращен³и на родину послѣ перваго знакомства съ тюрьмою за нанесен³е нѣсколькихъ ранъ. Слава о немъ облетѣла весь уѣздъ, и въ трактирѣ на площади собралась толпа, встрѣтившая его криками восторга. Лучшая дѣвушка въ родномъ городкѣ согласилась стать его женою, болѣе изъ страха и уважен³я, чѣмъ по любви. Гласные городской думы льстили ему, дали ему мѣсто стражника и охотно поддерживали въ немъ природную грубость съ тѣмъ, чтобы онъ пустилъ ее въ ходъ во время выборовъ. Рафаэль безпрепятственно царилъ во всемъ уѣздѣ и держалъ тѣхъ другихъ изъ падшаго лагеря въ кулакѣ. Но въ концѣ концовъ это надоѣло имъ; они привлекли на свою сторону одного смѣльчака, тоже только-что выпущеннаго изъ тюрьмы и выставили его противъ Рафаэля.
Боже мой! Его професс³ональная честь была въ опасности. Онъ долженъ былъ непремѣнно проучить этого негодяя, отнимавшаго у него хлѣбъ. И какъ неизбѣжное слѣдств³е, Рафаэль подкараулилъ его въ засадѣ, направилъ на него мѣтк³й выстрѣлъ и прикончилъ его ножемъ, чтобы тотъ пересталъ кричать и биться.
Въ сущности... что тутъ особеннаго? А въ результатѣ явилась тюрьма, гдѣ онъ встрѣтилъ старыхъ товарищей по заключен³ю, судебный процессъ, во время котораго всѣ, боявш³еся его прежде, мстили ему за пережитый страхъ, показывая противъ него, затѣмъ ужасный приговоръ и четырнадцать проклятыхъ мѣсяцевъ, проведенныхъ въ ожидан³и того, чтобы изъ Мадрида явилась смерть.
Рафаэль не былъ трусомъ. Онъ думалъ о Хуанѣ Портела, о славномъ Францискѣ Эстебанѣ, обо всѣхъ этихъ отважныхъ паладинахъ, подвиги которыхъ воспѣвались въ балладахъ. Онъ всегда слушалъ эти баллады съ восторгомъ, чувствуя въ себѣ достаточно твердости для того, чтобы встрѣтить послѣднюю минуту.
Но иногда ночью онъ вскакивалъ съ койки, точно подъ вл³ян³емъ какой-то тайной пружины, и цѣпь его гремѣла печальнымъ звономъ. Онъ кричалъ, какъ ребенокъ, и раскаивался въ то же время въ своей слабости, тщетно стараясь подавить стоны. Тотъ, кричавш³й внутри него, былъ другимъ человѣкомъ; онъ не зналъ его до сихъ поръ, и тотъ трусилъ и хныкалъ, не успокаиваясь, пока не выпьетъ полдюжины чашекъ жгучаго напитка изъ винныхъ ягодъ, который носитъ въ тюрьмѣ назван³е кофе.
Отъ прежняго Рафаэля, призывавшаго смерть, какъ конецъ страдан³й, осталась одна оболочка. Новый Рафаэль, образовавш³йся въ этой гробницѣ, съ ужасомъ думалъ о томъ, что со дня заключен³я прошло уже четырнадцать мѣсяцевъ, и конецъ долженъ быть неизмѣнно близокъ. Онъ охотно согласился-бы провести еще четырнадцать мѣсяцевъ въ этихѣ тяжелыхъ услов³яхъ.
Онъ сталъ подозрительнымъ, догадываясь о томъ, что роковой моментъ приближается. Онъ видѣлъ это по всему, по любопытнымъ лицамъ, заглядывавшимъ въ дверное оконце, по тюремному священнику, который сталъ приходить теперь каждый вечеръ, какъ будто эта душная камера была лучшимъ мѣстомъ для того, чтобы поболтать съ человѣкомъ и выкурить папироску. Видно, плохо дѣло!
Ставивш³еся ему вопросы были до нельзя подозрительны. Хорош³й ли онъ христ³анинъ? Да, батюшка. Онъ уважалъ священниковъ, a о семьѣ его нечего и говорить: всѣ его близк³е пошли на защиту законнаго короля, потому что такъ приказалъ мѣстный священникъ. И для нагляднаго доказательства своей христ³анской вѣры Рафаэль вытаскивалъ изъ подъ лохмотьевъ на груди засаленную связку образковъ.
Тогда священникъ заговаривалъ съ нимъ объ ²исусѣ, который былъ, правда, сыномъ Бож³имъ, но очутился въ такомъ же положен³и, какъ онъ, Рафаэль. Это сравнен³е приводило бѣднаго малаго въ восторгъ. Какая честь! Но несмотря на то, что это сходство льстило ему, Рафаэлю хотѣлось, чтобы оно осуществилось на дѣлѣ какъ можно позже.
Насталъ день, когда ужасная вѣсть обрушилась на него, какъ громъ. Дѣло въ Мадридѣ было кончено. Смерть являлась, но съ большою скоростью - по телеграфу.
Когда одинъ изъ чиновниковъ сказалъ Рафаэлю, что около тюрьмы бродитъ его жена съ дочерью, родившеюся во время его заключен³я, и требуетъ свидан³я съ нимъ, у Рафаэля не осталось больше сомнѣн³й. Если жена пр³ѣхала съ родины, значитъ, э_т_о близко.
Его навели на мысль о помилован³и, и онъ бѣшено ухватился за эту послѣднюю надежду всѣхъ несчастныхъ. Развѣ друг³е осужденные не добивались помилован³я? Почему же онъ не добьется? Кромѣ того, доброй сеньорѣ въ Мадридѣ ничего не стоило даровать ему жизнь. Она должна была только дать свою подпись.
И Рафаэль обращался ко всѣмъ офиц³альнымъ лицамъ, посѣщавшимъ его изъ любопытства или по долгу службы, адвокатамъ, священникамъ и репортерамъ, и спрашивалъ ихъ, дрожа и умоляя, какъ будто они могли спасти его:
- Какъ вы думаете, будетъ мнѣ помилован³е?
На слѣдующ³й день его должны были увезти въ родной городъ, связаннымъ и подъ охраной, какъ хорошее животное, которое гонятъ на бойню. Палачъ со своими принадлежностями ждалъ уже его на мѣстѣ. Въ ожидан³и момента выхода Рафаэля изъ тюрьмы и въ надеждѣ увидать его проводила цѣлые часы у воротъ тюрьмы его жена, смуглая крупная женщина, отъ которой несло ѣдкимъ запахомъ скотнаго двора каждый разъ, какъ она шевелила своими пышными юбками.
Она была какъ бы ошеломлена тѣмъ, что находится у тюрьмы. Въ ея безсмысленномъ взглядѣ выражалось больше изумлен³я, чѣмъ горя, и только, когда взглядъ ея останавливался на ребенкѣ, прижатомъ къ высокой груди, изъ глазъ ея выкатывалось нѣсколько слезъ.
Боже мой! Какой позоръ для семьи! Чуяло ея сердце, что этотъ человѣкъ кончитъ такимъ образомъ. Если бы хоть дѣвочки не было на свѣтѣ!
Тюремный священникъ старался утѣшить ее, проповѣдуя покорность. Она могла еще встрѣтиться вдовою съ человѣкомъ, который сдѣлаетъ ее еще счастливѣе. Это, повидимому, оживило ее, и она заговорила даже о своемъ первомъ женихѣ, славномъ маломъ, который удалился изъ страха передъ Рафаэлемъ и подходилъ къ ней теперь въ городѣ и на полѣ, точно желалъ сказать ей что-то.
- Да, въ женихахъ не будетъ недостатка, - говорила она спокойно, со слабою улыбкою. - Но я - хорошая христ³анка и, если у меня будетъ второй женихъ, то я хочу, чтобы онъ былъ такимъ, какъ Богъ велитъ.
Замѣтивъ удивленный взглядъ священника и привратниковъ, она вернулась къ дѣйствительности и снова неестественно захныкала.
Подъ вечеръ пришло извѣст³е. Помилован³е было дано. Королева, которую Рафаэль представлялъ себѣ окруженною тамъ въ Мадридѣ всѣми украшен³ями и роскошью, которыя Господь Богъ хранитъ въ алтаряхъ, была тронута телеграммами и просьбами и продлила жизнь осужденнаго.
Помилован³е вызвало въ тюрьмѣ взрывъ бѣшенаго восторга, какъ будто каждый изъ заключенныхъ получилъ прощен³е и освобожден³е.
- Радуйся, тетушка, - говорилъ священникъ женѣ помилованнаго. - Твоего мужа не убьютъ. Ты не будешь вдовою.
Молодая женшина стояла нѣкоторое время молча, какъ будто боролась съ мыслями, которыя назрѣвали въ ея умѣ съ тупою медленностью.
- Хорошо, - сказала она наконецъ спокойно. - А когда же онъ выйдетъ изъ тюрьмы?
- Выйдетъ?.. Да ты съ ума сошла. Никогда! Онъ долженъ еще радоваться, что жизнь его спасена. Его увезутъ въ Африку, и будучи молодымъ и сильнымъ, онъ можетъ прожить еще двадцать лѣтъ.
Женщина впервые зарыдала отъ всей души, но это были слезы не печали, а отчаян³я и бѣшенства.
- Послушай-ка, - сказалъ священникъ въ раздражен³и: - вѣдь, ты гнѣвишь Госпрда Бога. Ему-же спасли жизнь, понимаешь ли? Онъ уже больше не присужденъ къ смертной казни. A ты еще недовольна?
Женщина перестала плакать. Ея глаза засверкали ненавистью.
- Хорошо... Его не убьютъ... Я рада этому. Онъ-то будетъ спасенъ, а я чтоже?
И послѣ долгаго молчан³я она добавила среди стоновъ, потрясавшихъ ея смуглое, страстное и грубо пахнувшее тѣло:
- Осуждена теперь я, а не онъ.
Въ десять часовъ вечера графъ Сагреда вошелъ въ свой клубъ на бульварѣ Капуциновъ. Лакеи бросились толпою принять отъ него трость, лоснящ³йся цилиндръ и роскошную мѣховую шубу; раздѣвшись, графъ предсталъ въ накрахмаленмой рубашкѣ безупречной бѣлизны, съ гвоздикой въ петлицѣ и въ обычной, скромной, но изящной формѣ - черной съ бѣлымъ - джентльмэна, пр³ѣхавшаго прямо съ обѣда.
Въ клубѣ знали, что онъ разоренный человѣкъ. Состоян³е его, обратившее на себя пятнадцать лѣтъ тому назадъ нѣкоторое вниман³е въ Парижѣ, щедро разбрасывалось имъ за это время на всѣ четыре сторсны и теперь исчерпано. Графъ жилъ на остатки прежняго велич³я, подобно людямъ, потерпѣвшимъ кораблекрушен³е, которые, цѣпляясь за обломки, ждутъ въ смертельной тревогѣ наступлен³я послѣдняго часа. Даже лакеи, юливш³е вокругъ него, точно рабы во фракѣ, знали о постигшемъ его несчастьѣ и обсуждали его постыдное затруднен³е въ деньгахъ; но въ ихъ безцвѣтныхъ глазахъ, утратившихъ всякую выразительность изъ за постояннаго раболѣпства, не отражалось ни малѣйшей наглости. Графъ былъ такой важный баринъ! Онъ расшвырялъ свои деныи съ такой великосвѣтскою щедростью! Вдобавокъ онъ былъ настоящ³й аристократъ, a душокъ вѣковой знати обыкновенно внушаетъ нѣкоторое уважен³е многимъ гражданамъ, предки которыхъ создали революц³ю. Это былъ не какой-нибудь польск³й графъ, живущ³й на содержан³и у важныхъ дамъ, и не итальянск³й маркизъ, который мошенничаетъ въ игрѣ, и не важный русск³й баринъ, получащ³й нерѣдко средства къ жизни отъ полиц³и; это былъ г_и_д_а_л_ь_г_о, настоящ³й испанск³й грандъ. Кто-нибудь изъ его предковъ былъ выведенъ можетъ быть въ С_и_д_ѣ, въ Р_ю_и Б_л_а_з_ѣ или въ какой-нибудь другой пьесѣ, дающейся на сценѣ во Французской Комед³и.
Графъ вошелъ гь клубъ съ самымъ развязнымъ видомъ и высоко поднятою головою, привѣтствуя друзей и знакомыхъ хитрою, еле замѣтною улыбкою, въ которой отражались и надменность, и легкомысл³е.
Ему было подъ сорокъ лѣтъ, но его называли еще п_р_е_к_р_а_с_н_ы_м_ъ Сагреда; прозвище это быля дано ему давно ночными дамами отъ Максидеа и утренними амазонками изъ Булонскаго лѣса. Только легкая просѣдь на вискахъ и треугольникъ небольшихъ морщинокъ у угловъ глазъ говорили о непомѣрно быстромъ темпѣ жизли, о перегрузкѣ жизненной машины, пущенной полнымъ ходомъ. Но въ глубокихъ и задумчивыхъ глазахъ свѣтился еще огонь молодости, и они недаромъ заслужили ему со стороны друзей и подругъ прозвище мавра. Виконтъ де ла Тремизиньеръ, удостоенный академической прем³и за статью объ одномъ предкѣ графа - товарищѣ Конде - и пользовавш³йся большимъ уважен³емъ среди антиквар³евъ лѣваго берега Сены, спускавшихъ ему всѣ скверныя картины, которыя не находили сбыта другимъ покупателямъ, называлъ графа де-Сагреда В_е_л_а_с_к_е_с_о_м_ъ и былъ очень доволенъ тѣмъ, что смуглый, слегка зеленоватый цвѣтъ лица гранда, черные закрученные усы и глубок³е глаза давали ему возможность хвастнуть своимъ основательнымъ знан³емъ испанской живописи.
Всѣ въ клубѣ говорили о раззорен³и Сагреда съ нѣкоторымъ сострадан³емъ. Бѣдный графъ! Отчего не выпадетъ ему на долю хорошее наслѣдство? Отчего не встрѣтить ему американской милл³онерши, которая влюбилась бы въ него и его титулъ? Надо сдѣлать что-нибудь для его спасен³я.
А онъ жилъ среди этого нѣмого, улыбающагося сострадан³я, не замѣчая его, закованный въ броню надменности, принимая за искреннее поклонен³е то, что было въ сущности симпат³ей и сострадан³емъ. Къ тяжелымъ ухищрен³ямъ приходилось ему прибѣгать, чтобы удерживаться на прежней высотѣ положен³я; онъ воображалъ, что обманываетъ окружающихъ, на самомъ же дѣлѣ обманывалъ лишь самого себя.
Сагреда прекрасно отдавалъ себѣ отчетъ вь своемъ положен³и и не возлагалъ никакихъ надеждъ на будущее. Всѣ родственники, которые могли вывести его изъ бѣды своевременнымъ завѣщан³емъ, сдѣлали это уже много лѣтъ тому назадъ, сойдя съ жизненной сцены. Т_а_м_ъ в_н_и_з_у не оставалось никого, кто могъ бы вспомнить о немъ. У него были въ Испан³и только дальн³е родственники, важные гранды, связанные съ нимъ не столько узами любви, сколько историческимъ именемъ. Онъ былъ съ ними на ты, но не могъ ожидать отъ нихъ ничего кромѣ добрыхъ совѣтовъ и порицан³я по поводу сумасшедшаго расшвыриван³я денегъ. Все было кончено. Богатый багажъ, съ которымъ Сагреда пр³ѣхалъ пятнадцать лѣтъ тому въ Парижъ, сгорѣлъ за это время въ яркомъ блескѣ. На его мызахъ въ Андалуз³и съ большими фермами и табунами давно перемѣнился этотъ расточительный и никогда не показывавш³йся владѣлецъ, котораго тамъ почти не знали. За мызами перешли въ чуж³я руки огромныя хлѣбныя поля въ Кастил³и, рисовыя - въ валенс³йской провинц³и, помѣстья въ сѣверной Испан³и, все царсгвенное имущество стариннаго графскаго рода Сагреда, не считая наслѣдствъ отъ разныхъ тетушекъ - набожныхъ старыхъ дѣвъ - и отъ другихъ родственниковъ, умершихъ отъ старости въ своихъ фамильныхъ дворцахъ.
Парижъ и лѣтн³я купанья или воды поглотили это вѣковое состоян³е въ нѣсколько лѣтъ. На долю п_р_е_к_р_а_с_н_а_г_о Сагреда остались послѣ раззорен³я только воспоминан³я о его шикарной связи съ двумя модными актрисами, печальныя улыбки дюжины видныхъ свѣтскихъ дамъ, забытая слава нѣсколькихъ дуэлей, недурная репутац³я смѣлаго, хладнокровнаго игрока и бойкаго фехтовальщика, непримиримаго въ дѣлахъ чести.
Онъ жилъ на счетъ славы своего прежняго велич³я, влѣзая въ долги у разныхъ ростовщиковъ, вѣрившихъ, на основан³и предыдущихъ примѣровъ, въ возможность возстановлен³я его состоян³я. "Судьба рѣшена", говорилъ себѣ графъ. Когда послѣдн³е рессурсы будутъ исчерпаны, онъ приметъ окончательное рѣшен³е. Но лишать себя жизни?.. Это никогда. Так³е люди, какъ онъ, лишаютъ себя жизни только изъ-за долговъ чести или карточныхъ. Его славные и знатные предки должали огромныя суммы людямъ, стоявшимъ много ниже ихъ, и всетаки не думали прибѣгать къ самоуб³йству. Когда кредиторы закроютъ передъ нимъ двери и ростовщики станутъ грозить скандаломъ и судомъ, графъ Сагреда сдѣлаетъ надъ собою усил³е и разстанется съ пр³ятною жизнью въ Парижѣ. Среди его предковъ были колонизаторы и военные. Онъ могъ поступить въ иностранный полкъ въ Алжирѣ или уѣхать въ Америку, завоеванную его дѣдами, чтобы, верхомъ на лошади, пасти огромныя стада въ южной части Чили или въ безпредѣльныхъ равнинахъ Патагон³и.
Несмотря на приближеи³е страшной мииуты, эта тяжелая и азартная жизнь, вынуждавшая его постоянно лгать, была лучшимъ пер³одомъ его существован³я. Изъ послѣдней поѣздки въ Испан³ю, предпринятой съ цѣлью ликвидац³и остатковъ состоян³я, онъ вернулся съ женщиною - провинц³альною барышнею, ослѣпленною блескомъ важнаго гранда; къ ея пылкой и покорной любви примѣшивалось въ сильной степени преклонен³е передъ нимъ. Женщина!.. Сагреда впервые понялъ истинное значен³е этого слова; до сихъ поръ оно было для него почти пустымъ звукомъ. Теперешняя подруга его была настоящею женщиною, тогда какъ дамы, наполиявш³я до сихъ поръ его жизнь, нервныя и вѣчно недовольныя, съ искусственною улыбкою и сладострастными ухищрен³ями, принадлежали къ другому роду человѣческому.
И вотъ когда въ его существован³и появилась истинная женщина, деньги ушли навсегда!.. Какъ только пришло несчастье, явилась любовь! Сильно страдая изъ-за потери состоян³я, Сагреда жестоко боролся, чтобы поддержать внѣшн³й блескъ. Оиь оставался на прежней квартирѣ, не сокращая расходовъ, поднося своей подругѣ так³е же подарки, какъ своимъ прежнимъ пр³ятельницамъ, и радуясь, почти какъ отецъ, дѣтскому изумлен³ю и наивной признательности бѣдной женщины, ослѣпленной пышнымъ блескомъ Парижа.
Сагреда тонулъ все глубже и глубже, но съ устъ его не сходила веселая улыбка; онъ былъ доволенъ самимъ собою, своею теперешнею жизнью и пр³ятною мечтою, которая должна была быть послѣднею, но все не прекращалась благодаря какому-то чуду. Судьба, которая отвернулась отъ него въ послѣдн³е годы, поглотивъ въ Монте-Карло, Остенде и большихъ клубахъ на бульварахъ остатки его состоян³я, рѣшила, повидимому, помочь ему теперь, сжалившись надъ его новою жизнью. Каждый вечеръ, пообѣдавъ съ подругою въ модномъ ресторанѣ, онъ оставлялъ ее въ театрѣ и отправлялся въ свой клубъ, единственное мѣсто, гдѣ судьба улыбалась ему. Игра шла по маленькой. Только нѣсколько парт³й въ ecarte съ близкими пр³ятелями, друзьями юныхъ лѣтъ, которые продолжали вести веселый образъ жизни, благодаря своему крупному состоян³ю или женитьбѣ на богатыхъ дѣвушкахъ, и сохранили отъ прежнпхъ временъ привычку бывать въ почтенномъ клубѣ.
Какъ только графъ садился съ картами въ рукахъ противъ одного изъ этихъ пр³ятелей, судьба начинала привѣтливо улыбаться ему, а они усердно проигрывали, приглашая его каждый вечеръ играть и какъ бы установивъ между собою очередь для проигрыша. Правда, разбогатѣть отъ этихъ выигрышей нельзя было; это были то десять, то двадцать пять золотыхъ; нѣсколько разъ только Сагреда ушелъ изъ клуба съ сорока золотыми въ карманѣ. Но эти почти ежедневныя поступлен³я давали ему возможность затыкать дырки въ великосвѣтскомъ существован³и, которое грозило рухнуть въ одинъ прекрасный день, и окружать подругу вниман³емъ и комфортомъ, а также поддерживали въ немъ надежду на будущее. Почемъ знать, что ждетъ его впереди?
Увидя въ одной изъ гостиныхъ виконта де ла Тремизиньеръ, графъ улыбнулся съ выражен³емъ дружескаго вызова.
- Желаете сыграть?
- Какъ угодно, дорогой В_е_л_а_с_к_е_с_ъ!
- По пяти франковъ за семь очковъ, чтобы не зарваться. Я увѣренъ, что выиграю. Судьба на моей сторонѣ.
Парт³я началась при скромномъ свѣтѣ электрическихъ свѣчей, въ удобной комнатѣ съ мягкими коврами и тяжелыми драпировками.
Сагреда выигрывалъ непрерывно, какъ-будто фортунѣ доставляло удовольств³е доставлять ему побѣду въ самыхъ затруднительныхъ и неудачныхъ положен³яхъ въ игрѣ. Самыя карты были тутъ не при чемъ. Если даже у него не было козырей, и остальныя карты оказывались неудачными, то партнеръ всегда оказывался въ еще худшемъ положен³и, и выигрышъ неизмѣнно выпадалъ на долю графа.
Передъ нимъ лежало уже двадцать пять золотыхъ. Одинъ товарищъ, бродивш³й со скучающимъ видомъ по гостинымъ клуба, остановился у карточнаго стола, заинтересовавшись парт³ей, Сперва онъ постоялъ около Сагреда, затѣмъ перешелъ къ виконту, которому это сосѣдство за спиною, повидимому, дѣйствовало на нервы!
- Но этоже безум³е! - вскорѣ воскликнулъ новый пришелецъ. - Вы же не пользуетесь лучшими картами! Вы откладываете козыри и играете только самыми скверными картами. Какъ глупо!
Больше онъ ничего не успѣлъ сказать. Сагреда бросилъ карты на столъ. Лицо его покрылось зеленоватою блѣдностью. Глаза непомѣрно расширились и устремились на виконта. Затѣмъ онъ всталъ.
- Я понялъ, - произнесъ онъ холодно. - Разрѣшите мнѣ удалиться.
И нервнымъ движен³емъ руки онъ толкнулъ въ сторону друга горку золотыхъ монетъ.
- Это ваше.
- Но что вы, дорогой В_е_л_а_с_к_е_с_ъ?.. Что вы Сагреда?.. Позвольте мнѣ объяснить вамъ, графъ...
- Достаточно, кабальеро. Повторяю вамъ, что я понялъ.
Въ глазахъ его вспыхнула яркая искра, какъ случалось иногда прежде, когда, послѣ краткихъ споровъ или оскорбительнаго слова, онъ поднималъ перчатку въ знакъ вызова.
Но это враждебное выражен³е мигомъ исчезло изъ его глазъ. На губахъ появилась любезная улыбка, отъ которой морозъ пробиралъ по кожѣ,
- Я крайне признателенъ вамъ, виконтъ. Подобныя услуги никогда не забываются... Еще разъ благодарю васъ.
И онъ поклонился съ надменнымъ видомъ и вышелъ изъ комнаты, гордо выпрямившись, какъ въ тѣ времена, когда состоян³е его было еще нетронуто.
Графъ Сагреда идетъ по бульвару въ распахнутой шубѣ. Публика выходитъ изъ театровъ; женщины порхаютъ съ одного троттуара на другой; на улицахъ проносятся ярко освѣщенные автомобили, въ которыхъ мелькаютъ перья, брил³анты и бѣлыя открытыя шеи; газетчики выкрикиваютъ свой товаръ; на фасадахъ высокихъ домовъ вспыхиваютъ и гаснутъ огромныя электрическ³я вывѣски.
Испанск³й грандъ, гидальго, потомокъ знатныхъ кабальеросовъ изъ С_и_д_а и Р_ю_и Б_л_а_за идетъ противъ людского течен³я, прокладывая себѣ путь локтями, торопясь впередъ, но не зная, куда онъ идетъ, и не отдавая себѣ отчета въ томъ, гдѣ находится.
Дѣлать долги!.. Ладно. Долги не безчестятъ дворянина. Но получать милостыню? Въ минуты черныхъ мыслей его никогда не пугала перспектива вызвать въ людяхъ презрѣн³е своимъ крахомъ, увидѣть, что они отвертываются отъ него, спуститься до низшихъ ступеней и потонуть среди подонковъ общества. Но внушать людямъ сострадан³е!..
Къ чему эта комед³я? Ближайш³е друзья, улыбавш³еся ему попрежнему, поняли тайну его положен³я и сговорились изъ жалости подавать ему по прежнему, милостыню, дѣлая видъ, что играютъ съ нимъ. Тяжелая тайна стала извѣстна и остальнымъ знакомымъ и даже лакеямъ, которые продолжали низко кланяться ему по старой привычкѣ. А онъ, бѣдный обманутый, вращался въ высшемъ свѣтѣ, съ видомъ грансеньора, непреклонный и важный среди угасшаго велич³я, точно трупъ легендарнаго полководца, который хотѣлъ одерживать побѣды и послѣ смерти, верхомъ на конѣ.
Прощай, графъ де Сагреда! Потомокъ славныхъ воиновъ и вице-королей можетъ служить безымяннымъ солдатомъ въ отрядѣ бандитовъ и отчаянныхъ людей, можетъ быть авантюристомъ въ дѣвсрвенныхъ земляхъ и убивать людей ради добыван³я средствъ къ жизни, можетъ даже безстрашно смотрѣть на крушен³е своего имени и славнаго прошлаго предъ лицомъ судьи... но жить на жалость близкихъ!..
Прощайте навсегда, послѣдн³я иллюз³и! Графъ забылъ о подругѣ, которая ждетъ его въ одномъ ночномъ ресторанѣ. Она исчезла изъ его памяти, какъ будто онъ никогда не видалъ ея, какъ будто она никогда не существовала. Онъ забылъ обо всемъ, что скрашивало его жизнь еще нѣсколько часовъ тому назадъ. Только позоръ сопровождаетъ его, и съ каждымъ шагомъ воскресаетъ въ немъ что-нибудь умершее - то воспоминан³е о предкахъ, то расовый предразсудокъ, то фамильная гордость, надменность, честолюб³е, непреклонность, все, что дремало въ немъ и, пробудившись теперь, тѣснитъ его грудь и путаетъ мысли въ головѣ.
Какъ смѣются должно быть люди за его спиною, въ тоже время жалѣя его!.. Теперь онъ идетъ быстрѣе, словно знаетъ, куда направить шаги, и иронически бормочетъ въ безсознательномъ возбужден³и, какъ будто разговариваетъ съ кѣмъ-то, кто бѣжитъ за нимъ и старается догнать его.
- Очень благодаренъ! Очень благодаренъ!
На разсвѣтѣ два выстрѣла подняли на ноги публику въ одной гостиницѣ близъ СееЛазарскаго вокзала - отеля съ сомнительной репутац³ей, гдѣ свободно находятъ пр³ютъ парочки, только что познакомивш³яся на улицѣ.
Отельная прислуга нашла въ одномъ номерѣ господина во фракѣ; черепъ его былъ прострѣленъ и изъ отверст³я вылилась струя крови, оставившая на полосатомъ коврѣ змѣящ³йся слѣдъ, въ черныхъ туманныхъ глазахъ этого человѣка свѣтилась еще жизнь. Но нѣжный образъ подруги не отражался въ нихъ. Его послѣдняя мысль, оборванная смертью, принадлежала друзьямъ, погубившимъ его своею жалостью и оскорбившимъ его великодушнымъ, но необдуманнымъ сострадан³емъ.
Въ два часа ночи кто-то позвалъ у двери домика:
- Антон³о, Антон³о!
И Антон³о соскочилъ съ кровати. Это былъ его кумъ, товарищъ по рыбной ловлѣ, звавш³й его, чтобы отправиться въ море.
Онъ мало спалъ эту ночь. Еще въ одиннадцать часовъ вечера онъ разговаривалъ со своей бѣдной женой Руфиной, которая безпокойно ворочалась въ кровати, разсуждая съ нимъ о дѣлахъ. Хуже они не могли идти! - Вотъ такъ лѣто! Въ предыдущее лѣто тунцы плавали по Средиземнему морю огромными стадами. У всѣхъ были деньги - Бож³е благословен³е, - и тѣ, которые вели трезвый образъ жизни и дѣлали сбережен³я, освободились отъ положен³я простыхъ работниковъ, купивъ себѣ лодку для рыбной ловли за свой собственный счетъ.
Маленьк³й портъ былъ полонъ лодокъ. По ночамъ его занимала цѣлая флотил³я, и лодки еле могли двигаться отъ недостатка мѣста; но съ увеличен³емъ числа лодокъ явился недостатокъ въ рыбѣ.
Сѣти вытаскивали только водоросли или мелкую рыбешку. Тунцы ходили въ этомъ году другимъ путемъ, и никому не удавалось поймать ни единой штуки.
Руфина была подавлена такимъ положен³емъ вещей. Дома не было денегъ. Они задолжали въ булочную и въ лавку и прижимистый сеньоръ Томасъ, дававш³й всей деревнѣ деньги въ долгъ и распоряжавш³йся въ ней, какъ хозяинъ, постоянно мучилъ ихъ угрозами на случай, если они не отдадутъ ему хотя бы части тѣхь пятидесяти дуро {Дуро - испанская монета (около 1 р. 80 к.).} съ процентами, которые онъ ссудилъ имъ для окончан³я красивой и быстроходной лодки, поглотившей всѣ ихъ сбережен³я.
Во время одѣван³я Антон³о разбудилъ сына, девятилѣтняго юнгу, который сопровождалъ его въ море и работалъ, какъ взрослый.
- Посмотримъ, будете-ли вы сегодня счастливѣе, - прошептала жена, лежа на кровати. - Вы найдете въ кухнѣ корзину въ.провиз³ей. Вчера мнѣ уже не повѣрили въ лавкѣ въ долгъ. О, Боже! Какая собачья судьба!
- Молчи, жена. Mope зло, но Господь Богъ поможетъ намъ. Какъ разъ вчера нѣсколько человѣкъ видѣли одного тунца, который плылъ одиноко, тяжелаго стараго тунца. Что, если мы поймаемъ его... Выручимъ no крайней мѣрѣ шестьдесятъ дуро.
Рыбакъ кончилъ одѣваться, думая объ этойтогромной рыбѣ, которая отдѣлилась отъ своего стада и возвращалась въ силу привычки въ тѣ же воды, что въ прошломъ году.
Антоньико уже стоялъ, готовый къ отъѣзду съ серьезнымъ и довольнымъ видомъ ребенка, зарабатывающаго хлѣбъ въ томъ возрастѣ, когда друг³е играютъ. На плечѣ его была корзина съ провиз³ей, а въ одной рукѣ корзинка съ мелкой рыбешкой, лучшей приманкой для тунцовъ.
Отецъ съ сыномъ вышли изъ лачужки и направились по берегу къ набережной рыбаковъ. Кумъ ожидалъ ихъ въ лодкѣ, готовя парусъ.
Флотил³я шевелилась въ темнотѣ, покачивая своимъ лѣсомъ мачтъ. По ней бѣгали черные силуэты экипажа. Тишина нарушалась ударами падающихъ на палубу снастей, скрипомъ блоковъ и веревокъ. Паруса развѣвались въ темнотѣ, словно огромныя простыни.
Деревушка подходила къ самому морю со своими прямыми улицами и бѣлыми домиками, гдѣ ютились лѣтомъ всѣ тѣ семьи, которыя пр³ѣзжали изъ глубины страны на морск³я купанья. Около мола огромное здан³е сверкало ярко освѣщенными окнами, похожими на горящ³я печи, и бросало лучи свѣта на безпокойную воду.
Это было Казино. Антон³о взглянулъ на него съ ненавистью. Какъ долго не ложились спать эти люди! Они, навѣрно, проигрывали тамъ деньги. Имъ не приходилось вставать съ разсвѣтомъ, чтобы зарабатывать себѣ хлѣбъ.
- Поднимай, поднимай парусъ! А то мног³е обгонятъ насъ.
Кумъ и Антоньико потянупи за веревки, и латинск³й парусъ медленно поднялся, трепеща и склоняясь подъ вѣтромъ.
Лодка поплыла сперва тихо по спокойной поверхности залива; затѣмъ вода стала волноваться, и лодку начало качать. Они вышли изъ гавани въ открытое море.
Передъ ними разстилалась темная безграничная даль, гдѣ мерцали звѣзды, и по всѣмъ сторонамъ на черномъ морѣ виднѣлись все лодки и лодки, удалявш³яся, точно остроконечные призраки, скользя по волнамъ.
Кумъ глядѣлъ на горизонтъ.
- Антон³о, вѣтеръ мѣняется.
- Я уже вижу.
- Будетъ буря,
- Я знаю. Но пойдемъ въ море. Отойдемъ ото всѣхъ этихъ лодокъ, что идутъ вдоль берега.
И вмѣсто того, чтобы слѣдовать за другими, шедшими вдоль берега, лодка продолжала путь въ открытое море.
Разсвѣло. Красное, какъ сургучъ, солнце вырисовывало на морѣ огненный треугольникъ, и волны кипѣли, какъ бы отражая пожаръ.
Антон³о сидѣлъ на рулѣ, пр³ятель его - у мачты, а мальчикъ вглядывался въ море на носу лодки. Съ кормы и борта свисали концы веревокъ, таща приманку по водѣ. Время отъ времени они подергивались, и вытаскивалась рыба, которая вертѣлась и сверкала, словно живое олово. Но это были все мелк³я рыбешки... пустячки.
Такъ прошло нѣсколько часовъ. Лодка все подвигалась впередъ, то ложась на волнахъ, то обнажая весь свой красный бортъ. Было жарко, и Антоньико спускался черезъ люкъ въ узк³й трюмъ напиться изъ поставленной тамъ бочки съ водой.
Въ десять часовъ они потеряли землю изъ виду. Только съ кормы виднѣлись вдали паруса другихъ лодокъ, похож³е на крылья бѣлыхъ рыбъ.
- Но послушай, Антон³о! - воскликнулъ кумъ. - Мы въ Оранъ ѣдемъ, что-ли? Когда рыба не хочетъ являться, то все равно - что здѣсь, что дальше въ морѣ.
Антон³о повернулъ руль, и лодка взяла другое направлен³е, но не въ сторону земли.
- Закусимъ теперь, - сказалъ онъ весело. - Кумъ, принеси корзину. Пусть приходитъ рыба, когда ей нравится.
На долю каждаго пришлось по огромному куску хлѣба и по сырой луковицѣ, раздавленной ударами кулака на борту лодки.
Дулъ сильный вѣтеръ, и лодку жестоко качало на высокихъ и глубокихъ волнахъ.
- Отецъ! - крикнулъ Антоньико съ носа лодки. - Большая рыба, очень большая, тунецъ.
Луковицы и хлѣбъ покатилсь съ кормы, и мужчины оба бросились къ борту.
Да, это былъ тунецъ, но огромный, брюхастый, сильный; его бархатная спинапочти высовывалась изъ воды. Это былъ можетъ быть тотъ одинок³й тунецъ, о которомъ говорили рыбаки. Онъ мощно плылъ, но слегка подергивалъ своимъ сильнымъ хвостомъ, переходилъ съ одной стороны лодки на другую и такъ же быстро исчезалъ изъ виду, какъ снова появлялся въ одинъ мигъ.
Антон³о покраснѣлъ онъ волнен³я и поспѣшно бросилъ въ море снасть съ большимъ крючкомъ толщиною въ палецъ.
Вода заколыхалась сильнѣе, и лодка затрепетала, точно кто-то тянулъ ее съ колоссальной силой, удерживая и желая потопить ее. Палуба качалась, словно убѣгая изъ подъ ногъ людей, и мачта трещала подъ порывами надутаго паруса. Но вскорѣ препятств³е исчезло, и лодка, сдѣлавъ скачокъ, продолжала свой путь.
Веревка, прежде сильно натянутая, висѣла теперь слабо и безжизненно. Ее потянули, и на поверхности показался крючокъ, но сломанный пополамъ, несмотря на огромные размѣры.
Кумъ печально покачалъ головою.
- Антон³о, это животное сильнѣе насъ. Пусть уходитъ, и будемъ еще довольны, что оно сломало только крючокъ. Еще бы немного, и насъ не было бы въ живыхъ.
- Оставить его? - воскликнулъ тотъ, - Такое-то чудное животное? Да знаешь-ли ты, сколько оно стоитъ. Тутъ нечего раздумывать и бояться. Къ нему, къ нему!
И повернувъ лодку, онъ направился къ тому же мѣсту, гдѣ произошла встрѣча.
Онъ надѣлъ новый крючокъ, огромный крюкъ, на который нацѣпилъ нѣсколько рыбокъ и, схватилъ острый багоръ, не выпуская изъ рукъ руля. Славнымъ ударомъ онъ собирался угостить это глупое и сильное животное, какъ только оно подплыветъ близко!
Веревка съ крючкомъ висѣла съ кормы почти отвѣсно. Лодка снова затрепетала, но на этотъ разъ ужаснымъ образомъ. Тунецъ крѣпко зацѣпился и тащилъ солидный крюкъ, не пуская лодку и заставляя ее бѣшено танцовать на волнахъ.
Вода, казалось, кипѣла; на поверхности крутились въ безумномъ вихрѣ пѣна и пузыри, словно въ глубинѣ происходила борьба великановъ; вскорѣ лодка накренилась, точно схваченная чьей-то скрытой рукой, и вода наполовину залила палубу.
Этотъ толчокъ сбилъ людей съ ногъ. Антон³о выпустилъ руль и очутился почти въ водѣ. Но послышался трескъ, и лодка снова приняла прежнее почожен³е. Снасть лопнула, и въ этотъ самый моментъ тунецъ показался у самаго борта, почти на поверхности воды, вздымая своимъ мощнымъ хвостомъ огромные пѣнистые столбы.
- Ахъ, мошенникъ! Наконецъ-то онъ подплылъ близко!
И Антон³о съ бѣшенствомъ нанесъ ему, точно неумолимому врагу, нѣсколько ударовъ багромъ, всадивъ желѣзо въ скользкую кожу. Вода обагрилась кровью, и животное погрузилось въ красный водоворотъ.
Антон³о вздохнулъ наконецъ. Они во время избавились отъ него. Вся борьба продолжалась нѣсколько секундъ, но еще бы немного, и они пошли бы ко дну.
Онъ огдядѣлъ мокрую палубу и увидалъ уцепившагося за мачту кума, блѣднаго, но неизмѣнно спркойнаго.
- Я думалъ, что мы потонемъ, Антон³о. Я даже выкупался. Проклятое животное! Но хорошими ударами ты угостилъ его. Вотъ увидишь, онъ скоро всплыветъ.
- А гдѣ мальчикъ?
Отецъ спросилъ объ этомъ съ безпокойствомъ и колебан³емъ, какъ бы боясь отвѣта.
Мальчика не было на палубѣ. Антон³о р³устился въ люкъ, надѣясь найти его въ трюмѣ. Ему пришлось погрузиться въ воду по поясъ. Mope залило трюмъ. Но кто могь подумать объ этомъ? Онъ обыскалъ ощупью тѣсное и темное помѣщен³е, не найдя тамъ ничего кромѣ бочки съ водой и запасныхъ снастей, и вернулся на палубу, какъ помѣшанный.
- Мальчикъ, мальчикъ, мой Антоньико!
Кумъ печально пожалъ плечами. Вѣдь, они чуть не утонули. Какой-нибудь толчокъ, очевидно, ошеломилъ мальчика, и онъ пошелъ ко дну, какъ мѣшокъ. Но товарищъ только подумалъ объ этомъ про себя, и ничего не сказалъ.
Вдали, на томъ мѣстѣ, гдѣ лодка чуть не опрокинулась, качался на поверхности воды какой-то черный предметъ.
- Онъ тамъ.
И отецъ бросился въ воду и быстро поплылъ въ то время, какъ товарищъ возился съ парусомъ.
Оиъ плылъ и плылъ, но силы чуть не покинули его, когда онъ убѣдился въ томъ, что этотъ предметъ былъ весломъ съ его лодки.
Когда волны поднимали его высоко, онъ вытягивался, чтобы поглядѣть подальше. Всюду была вода. На морѣ оставались только онъ, приближавшаяся лодка и черный изгибъ, который всплылъ на поверхность, и страшно качался въ большомъ пятнѣ крови.
Тунецъ быдъ мертвъ. Антон³о это было безразлично. Жизнь его единственнаго сына