Анэ Клод - Двенадцать тысяч лет назад

шел впереди, отыскивая путь среди беспорядочного нагромождения скал. За ним шел Нахор, вождь торговцев, высокий, полный мужчина, а позади него юноша - стройный и нежный, похожий на девушку. Шествие замыкали двое черных слуг, которые несли мешки с товаром.

   Ма жадно следила за ними.

   И вдруг - о, радость! - негр, шедший впереди, поднявшись на террасу, направился прямо к хижине Тимаки и остановился около изумленной Ма. Ма бросилась в хижину, чтобы позвать мать. Тимаки тоже вышел навстречу чужестранцам и низко поклонился им. Они ответили ему церемонным поклоном, напоминавшем танец девушек под священным дубом, и уселись на землю у входа в хижину. Нон сидел тут же, не обращая на них никакого внимания, захваченный своей работой: он вырезал изображение оленя на куске рога.

   Ма спряталась и из своего укрытия стала наблюдать. Все поражало и привлекало ее в этих чужих людях. Их платье было сделано из шкуры незнакомого ей зверя и имело другой вид, чем одежда людей ее племени. Вокруг лба Нахора красовалась повязка, вся утыканная птичьими перьями ярко-голубого цвета. По тому, как он закидывал назад голову и выпячивал вперед живот, видно было, что он очень важный человек. Его крупный орлиный нос был изогнут, как ручка посоха вождя, а его пышная борода падала на грудь густыми завитками. Но особенно привлек внимание Ма его сын. Он был строен и гибок, как тростник, глаза его блестели и стан его склонялся, подобно камышам на берегу реки, когда по ним скользит вечерний ветер. Но плечи его были широки и могучи, и он напоминал молодого бизона.

   Безмолвно, с раскрытым ртом стояла Ма. Как будто повинуясь непреодолимой силе, притягивавшей ее к этому юноше, вышла она из-за своего укрытия и стала позади отца. Теперь торговцы увидали ее и в свою очередь замерли, изумленные красотой и грацией девушки.

   - Ма! - воскликнул Нахор. - Когда я видел ее в последний раз, она была еще совсем ребенком.

   Сын его молчал. С того мгновенья, как появилась Ма, он не отрывал от нее взора.

   Между тем Тимаки вынес из хижины собольи шкуры и разложил их перед торговцами.

   - Ба, ба! - восклицала Бахил и перед каждой шкурой как будто не могла сдержать своего восторга. Нахор внимательно рассматривал и щупал их со всех сторон. Затем, отложив их в сторону, он сделал знак рабу и тот принес тяжелый мешок. Нахор развязал его и вынул раковины, переливавшиеся перламутром и напоминавшие утреннюю зарю в ясном небе. Потом он выбрал ожерелье из розовых раковин, похожих на только что распустившиеся цветы шиповника, и, низко поклонившись, надел его на шею Ма: - Возьми его! - сказал он. - Оно самое красивое из всего, что у нас есть. Оно для тебя!

   Между тем Тимаки, не обращая никакого внимания на сокровища Нахора, спокойно собрал свои собольи меха и унес их обратно в хижину.

   Теперь они говорили о разных посторонних вещах. Люди с реки любили эти беседы с торговцами, из которых они узнавали о далеких, неизвестных им странах и чужой, неведомой жизни. Серьезно и сосредоточенно слушали дети Медведя рассказы этих чужестранцев, в которых для них открывался целый мир, таинственный и новый, и доносился шум жизни других народов, бродивших где-то далеко по необозримым равнинам... Затем и они рассказали торговцам о своей жизни, становившейся с каждым годом все труднее, о перемене климата, об исчезновении оленей. Долго беседовали они, а потом опять начали торговлю.

   На этот раз Нахор вытащил из мешка пряности. Бахили подошла поближе, набрала полную пригоршню и поднесла к носу; потом попробовала их и прищелкнула языком.

   - Ба, ба! - сказал, смеясь, Нахор.

   Тогда сын Нахора по имени Офир, взял из рук раба маленький красный мешочек и подал его Ма. Чудный аромат шел из этого мешочка. Она стояла молча, с полузакрытыми глазами.

   Между тем торг продолжался, собольи шкурки опять были разложены на земле. Мешочки из тонкой кожи с пахучим содержимым стояли, выстроившись в ряд, перед Бахили. На этот раз Нон оставил свою работу и подошел к торговавшимся. Головной убор Нахора привел его в восхищение, и он не сводил с него глаз.

   Тимаки и Нахор продолжали торговаться и никак не могли придти к соглашению. Наконец Нахор показал еще одно ожерелье, сделанное из позвонков змеи так искусно, что одну косточку нельзя было отделить от другой. Он добавил его к своей части. На этом торг закончился.

   Тогда торговец сказал, обращаясь к Тимаки:

   - Ты совсем ограбил меня, друг мой. Я теперь самый бедный человек на свете. Мне не остается ничего другого, как вернуться домой. Но послушай, Тимаки, мы так давно знаем друг друга, что ты не станешь меня обманывать. Скажи мне правду, может быть у тебя есть еще какой-нибудь мех, более редкостный, чем вот эти?

   Тимаки ничего не ответил. Нахор стал еще настойчивее. Полушутя, полусерьезно он бросился перед Тимаки на колени, обнял его и сделал вид, что сейчас заплачет. Тимаки невольно рассмеялся. Наконец, он вошел в хижину и вернулся оттуда, неся в руках мех серебряной лисицы, который он молча разостлал перед собой.

   Никогда еще Нахор не видал ничего подобного. Когда он пришел в себя, он вытащил со дна своего мешка ожерелье редкой красоты, сделанное из раковин, позвонков змеи и прозрачных камней. Но Тимаки не соглашался на такую мену. После долгих криков и споров Нахор вынул из горностаевого чехла раковину величиной с кулак. Она была ярко-красного цвета и вся светилась. Тимаки, Бахили и Нон изумленно разглядывали ее. Кто из обитателей реки мог похвастаться, что у него есть такое сокровище?

   - Это самое драгоценное, что у меня есть, - сказал торговец. - Эта раковина не из нашего моря. Те, кто ее привез, двенадцать раз видели на своем пути, как восходит и заходит полная луна. Никогда я не думал, что расстанусь с ней. Возьми ее и не говори ни слова, потому что мое сердце обливается кровью.

   Он вздохнул. Наступило молчание. Тогда Тимаки выпустил из рук лисицу и взял раковину.

   Нахор все еще делал печальное лицо, но на самом деле он был очень доволен. На всем своем пути он нигде не видал так хорошо обработанных собольих мехов. А эта серебряная лиса! Что за чудная вещь! Что за выделка! Удивительно, как этим женщинам - Бахили и Ма - удается так обработать свои меха, придать им такую мягкость! За этот секрет можно было бы хорошо заплатить.

   Тут Нахор поднял взгляд и увидел своего сына Офира, который стоял, склонившись в сторону Ма, смотревшей на него с улыбкой. И тогда Нахор подумал, что овладеть этим секретом и вдобавок еще девушкой будет нетрудно. Она принесет ему славных внуков. Но это было уже совсем не то, что обычные торговые дела, тут могли встретиться трудности... Люди с реки отличались высокомерием, и тех, кто не принадлежал к племенам охотников, они ни во что не ставили. Дело нужно было серьезно обдумать; тут нужно было действовать только хитростью.

   Когда Нахор уже собрался проститься с Тимаки, его взор упал на кусок рога, на котором Нон вырезал коленопреклоненного оленя. Рассеянно взял эту вещь торговец в руки и стал рассматривать. Никогда еще не видал он ничего подобного. Ни одному из тех народов, с которыми он вел меновую торговлю, не приходило в голову изображать животных. Что за удивительные люди живут здесь, у реки! Ловкие и изобретательные! Этот Нон, о котором можно было бы подумать, что он не годится ни для чего другого, кроме охоты, оказывается, может создавать удивительно прекрасные образы зверей! Это олень - вне всякого сомнения! Сходство поразительное! И Нахор невольно подумал, что, быть может, эта редкая работа где-нибудь, когда-нибудь, будет таким же ценным предметом обмена, как и меха.

   И он сказал Нону:

   - Отдай мне этого оленя.

   Нон рассмеялся:

   - Но, ведь, ты же не охотник, зачем тебе он?

   - У меня есть свои мысли на этот счет, - сказал Нахор. - Я хотел бы иметь его.

   - Хорошо, я согласен, если ты дашь мне за него твой головной убор с перьями, - сказал Нон, все еще смеясь.

   - Мой головной убор? Что? Мой головной убор с перьями? Да ты с ума сошел!

   Нахор еще раз взглянул на оленя и, к величайшему удивлению Нона, который считал все это только шуткой, снял с головы свою повязку и протянул ее Нону.

   - Вот, - сказал он, - ты окончательно разорил меня. У меня ничего больше нет. Но так как ты - сын моего друга, то я отдаю тебе то, чего ты пожелал.

   И кусок рога с вырезанным на нем оленем исчез в одном из мешков.

   Затем Нахор подошел к Ма и подал ей ароматный мешочек.

   - Маленький подарок для красивейшей из девушек.

   И с этими словами Нахор со своим сыном и слугами лился.

   На следующий день, в сумерки, Офир вошел с восточной стороны в березовую рощу, расположенную невдалеке от террасы. Вскоре затем в эту же рощу, но только с западной стороны, вошла девушка, удивительно похожая на Ма. Она лишь пересекла рощу и сейчас же присоединилась к своим подругам.

   А еще через день стало известно, что торговцы ушли на рассвете по направлению к югу. Вечером того же дня Ма сказала своей матери, что она должна будет уйти из дому еще до восхода солнца, так как девушки отправляются искать цветы, которые можно рвать только между появление утренней звезды и восходом солнца. Затем они весь день проведут на холмах, собирая цветы и травы, чтобы не встречаться с юношами, которые вечером пойдут на торжества испытания и посвящения.

   Посреди ночи, когда все еще спали, Ма поднялась. У входа в хижину она на мгновенье остановилась, потом вернулась, подошла к Нону, склонилась над ним, стараясь, несмотря на темноту, в последний раз запечатлеть в памяти его черты. К своему величайшему удивлению, она заметила, что глаза Нона широко раскрыты и устремлены на нее.

   Она зажала ему рот рукой, чтобы заставить его молчать. Нон дрожал, как в лихорадке, потому что он уже два дня голодал перед посвящением. Мысли его путались, и он не знал, настоящая Ма перед ним или только дух, принявший ее образ и посетивший его во сне. С бьющимся сердцем, не шевелясь, смотрели они друг другу в глаза.

   Внезапно Нон почувствовал, что на его лоб скатилась горячая слеза. Что это - сон? Он закрыл на мгновение глаза. Когда он открыл их, никого уже не было.

   Ма, как тень, проскользнула по террасе. К счастью, луна была закрыта облаками. Она пошла вниз по дорожке между скал, затем свернула в сторону от реки, пересекла долину и вскоре достигла холма. От дерева отделилась чья-то тень и приблизилась к ней. Она протянула навстречу ей руку. Держась за руки, они побежали сквозь ночь и тьму.

   К полудню они достигли реки, что течет на запад. Они переплыли ее, держа свою одежду над головой в вытянутой руке. В этот же вечер они догнали караван торговцев.

   - Ты будешь моей дочерью, - сказал Нахор, - и моя семья будет твоей семьей.

   Медленно продолжали они путь. Чего им было опасаться? У людей с реки началось торжество посвящения, и ни один мужчина не мог в течение месяца оставить племя.

  

  

   В вечерних сумерках, на лугу, перед террасой вождя, собрались юноши, которым минуло восемнадцать лет, и те, которые летом должны были достигнуть этого возраста. Прошли те времена, когда потомки великого Медведя могли каждый год посвящать в звание мужа сотню юношей. Теперь только кучка молодых людей составляла цвет и надежду племени. Если бы только они скорей превратились во взрослых мужчин: удачливых охотников и храбрых воинов! Если бы они могли спасти племя! Но какие нелегкие испытания предстоят им до того!

   Они стояли, всего двадцать человек, высокие и мускулистые, но ослабленные трехдневной голодовкой.

   С ними были только их матери и несколько старейшин.

   Молодые люди выстроились в ряд. Матери взяли своих сыновей за руки и возглавляемая старейшинами процессия двинулась в путь.

   Громко оплакивали матери своих детей, которых у них отнимали, и заклинали их не уходить; они оплакивали их так, как если бы они шли на смерть.

   Шествие медленно продвигалось вперед, по направлению к роще, видневшейся в отдалении. Через каждые три шага юноши останавливались, как бы в нерешительности, чтобы показать колебание мужчины перед выполнением опасной задачи, угрожавшей его жизни. Затем они шли дальше и все время пели воинственный гимн, в котором клялись дружно держаться вместе во всех испытаниях; матери же исторгали жалобы на заунывный мотив и в более замедленном ритме.

   Но вот процессия приблизилась к лесу; юноши пошли дальше в лес одни. Старики остались у опушки и стояли молча: они выполнили свой долг. Только матери метались на краю леса; они рвали на себе волосы, жалобно стонали и наперебой восхваляли достоинства своих сыновей, которым предстояли тяжелые испытания!

   - Горе мне, горе, горе! Куда же скрылся он? Кто вернет мне его? Неужели я никогда не увижу его больше! В десять долгих человеческих жизней не будет никого, подобного ему!

   Только с наступлением ночи вернулись женщины к своим хижинам. Тут уселись они на корточки на краю террасы и неподвижным взглядом уставились в лес, где скрылись их сыновья.

   Иногда оттуда доносился страшный крик, тогда они содрогались и начинали плакать. Только когда крики смолкли, женщины в мрачном молчании поднялись и скрылись в своих жилищах.

   Между тем молодые люди, оставленные одни, увидели старца, который поджидал их, и последовали за ним. Вскоре они очутились на лужайке у подножья тех скал, в которых была скрыта священная пещера. Они вступили теперь на заповедную землю. В темноте казалось, что отвесная скала, к которой они никогда не подходили так близко, упирается в самое небо. Высоко над ними горел красный огонек.

   Здесь они легли на землю в один ряд, на расстоянии нескольких шагов друг от друга, ногами к югу, лицом к северной звезде. Двое лежавших по обе стороны с краю поднялись и стали бегать вокруг других лежавших, изображая своим бегом движение солнца и луны в течении месяца. Обежав таким образом двадцать восемь раз, они, задыхаясь, повалились на землю и заняли свои места, после чего поднялась другая пара и повторила то же самое. Так продолжалось до тех пор, пока все десять пар не завершили свой бег.

   Когда они закончили, уже наступила полночь. После короткого отдыха начался священный танец, в котором изображались движения и повадки великого предка. Они опустились на четвереньки, покачивая головой вправо-влево, потом вскочили и с диким рычаньем бросились друг на друга. Иногда раздавались какие-то крики, шедшие неизвестно откуда. Танцующие не обращали на них внимания. Они танцевали и не замечали, как проходит время: они забыли свою усталость, трехдневный голод, испытания, которые им еще предстояли, и старались точно передать все движения медведя, его походку и все повадки. Они делали это так искусно, что скоро стали ощущать себя настоящими медведями.

   Уже показалась утренняя звезда.

   Старец подал знак остановиться. Они опустились на землю и лежали теперь в два ряда, лицом кверху, застывшие, неподвижные; казалось - они умерли.

   Дум... дум... дум...

   Что это стучит так над самым ухом Нона? Он видит над собой небо, уже начинающее бледнеть.

   Дум... дум... дум...

   Может быть, это кровь стучит так бешено в жилах? С трудом поворачивает Нон тяжелую голову. Другие юноши лежат рядом с ним и едва шевелятся. Царит торжественная тишина. Нону становится страшно.

   И вдруг он видит перед собой привидение с черным лицом, с глазами до ушей, с широко раскрытым ртом, занимающим все лицо, с длинной бородой, падающей до самого живота. Оно бьет лошадиной костью по коже, натянутой на кусок выдолбленного дерева: дум... дум... дум... и обходит ряды лежащих. Вот оно ускоряет шаг, вот оно подпрыгивает, почти танцует, и после каждого удара его барабана следует еще более сильный удар в грудь лежащего поблизости юноши.

   Дум... - глухо звучит барабан, дум... - еще глуше удар в грудь! Но ни один мускул не дрогнет у лежащих юношей: они подобны трупам.

   Четыре раза обходит привидение вокруг, четыре удара падают на грудь каждого, и потом привидение исчезает.

   Неподвижность... тишина... Даже стонать запрещается.

   Что это приближается теперь с другой стороны?

   Это - чудовище. Его голова похожа на острый треугольник, на ней торчат два козлиных рога, все лицо в черных и белых полосах. В руках прут с раздвоенным горящим концом.

   Чудовище танцует среди рядов застывших тел. Внезапно огненный прут опускается на правое плечо Нона. Слышен треск лопающейся кожи, разносится запах паленого, но мужественный Нон не издает ни звука.

   Один за другим юноши получают такое же горячее клеймо. И во второй раз танцует чудовище и во второй раз клеймит лежащих: теперь оно ранит их в левое плечо, а затем бесшумно исчезает в расселине скалы...

   Время бежит, как вода в реке...

   Вот появляется какое-то бесформенное существо. Оно наклоняется к лежащим и говорит голосом, не похожим ни на какой человеческий: "Теперь придет смерть!" И, склоняясь еще ниже, оно острым камнем ударяет каждого в то место, в котором охотник перерезает горло пойманному животному. Кровь брызжет ручьем. Бесформенное существо вливает в глотку юношей какую-то горькую жидкость.

   - Теперь придет смерть, - повторяет он. И юноши чувствуют, как жизнь оставляет их.

   Солнце стоит низко над горизонтом. Нон смотрит из-под полуопущенных ресниц. Он лежит на террасе. Поворачивает голову - рана на шее болит. Он видит рядом с собой бледных, как трупы товарищей. На их шеях также зияют раны. Их невидящие глаза широко открыты.

   Холодная струя воздуха касается лба Нона, и он слышит голос:

   - Если ты умер, то воскресни, чтоб родиться вновь.

   И он чувствует, как какая-то едкая жидкость вливается в его пересохшую глотку. Он открывает глаза и тут же зажмуривается.

   Яркий свет наполняет узкую пещеру. В глубине он видит самого великого предка в том образе, какой он принял, чтобы вечно охранять своих детей. Перед ним, склонясь, стоят три старца в медвежьих шкурах. На их руках надеты когтистые медвежьи лапы. А по бокам стоят в ряд все посвященные мужчины из племени Медведя - с ярко раскрашенными лицами и плечами, в своих праздничных одеждах. Они поют хором, и в их песне повторяются все те же слова: "Медведи, Медведи!" Потом пение прерывается диким ревом.

   Нон захвачен этим зрелищем. Страдания, которые он перенес, страх и усталость, напиток, который усыпил его, и напиток, который его пробудил, - все это смутно проносится его сознании. Он приподнимается; он чувствует себя сыном Медведя, и его голос присоединяется к хору мужчин. Другие юноши следуют его примеру.

   Медленно гаснет свет. Здесь и там еще потрескивают сухие травы, которые вспыхивают и вновь гаснут. Потом наступает мрак. Тяжелое облако ароматного дыма окутывает молодых людей. Ноги их дрожат, они шатаются. Один за другим они падают и теряют сознание.

   Проснувшись, Нон видит, что он опять лежит на той террасе, где уже лежал раньше. Сколько времени прошло? Наяву все это было с ним или во сне?

   К нему подходит старик, чтобы омыть его. С него смывают известковое молоко, которым Нон был покрыт и которое придавало ему вид трупа. Теперь он воскрес для новой жизни. Старец перевязывает ему раны на шее и на плечах. Нона мучает жажда. Старик вливает ему в рот воду. И Нон чувствует, как к нему возвращаются силы.

   В сумерки юношей ведут в священные пещеры. Их - две, на довольно большом расстоянии друг от друга. Они вступают в пещеру почетверо: четыре - это число, приносящее племени счастье; ведь у предка медведя было четыре сына и четыре дочери. Каждый юноша держит в руке факел. Вступив в пещеру, они укрепляют факелы в трещинах скалы, и свет их озаряет все пространство вокруг.

   На стенах с изумительным мастерством изображены звери, на которых охотятся люди с реки. При этом искусно использованы выступы и углубления скалы и даже трещины: звери кажутся живыми. Вот лежит огромный Медведь - источник силы, с помощью которой потомки Медведя господствуют над животными; вот бизоны, лошади, быки, олени, мамонты, носороги, дикие кошки. Не было другого народа, который умел бы так изображать зверей и тем держать их в повиновении; подобно тому, как это изображение не могло оставить стену, так и звери, с которых оно было сделано, были уже не свободны и не могли уйти из тех мест, где охотилось племя.

   Перед каждым зверем старец три раза произносит древние заклинания, и три раза их повторяют юноши. Это самое важное во всем обряде посвящения. Без этих слов изображения зверей не имеют никакой силы, так же как и эти слова без картин; только знание заклинаний в сочетании с умением изображать зверей дает людям власть над животными.

   Поэтому те, кто вырезает и рисует, считаются первыми людьми в племени, и каждый чтит их. С надеждой думает Нон о том, что и он когда-нибудь присоединит свою работу к этим изображениям на стене.

   Окончив обряд произнесения и запоминания формул, четверка переходит в другую пещеру, а сюда входит следующая группа в четыре человека.

   Вечером все посвященные юноши и старцы собираются вместе, и старцы поучают молодых, как им быть в предстоящей семейной жизни и как обращаться с женщинами.

   Еще несколько дней проводят юноши в заповедном лесу. Они посещают священные пещеры с магическими изображениями, перед которыми повторяют древние заклинания. В это время они совсем не едят мяса. Старцы наставляют их и поучают; предсказания их в этом году особенно мрачны, так что молодые люди чувствуют себя окруженными невидимыми опасностями.

   Но вот время испытаний близится к концу. Раны зажили. Исхудавшие юноши теперь свободны и могут идти, куда хотят. Они должны окрепнуть и подготовиться к свадебным играм. Ночи проводят они вместе, далеко от женщин, на лужайке у подножия скалы.

   Нон спешит домой навестить своих. Отец - на охоте, мать возится у входа в хижину и - за отсутствием другого общества - разговаривает сама с собой. Несмотря на радость, охватившую ее при виде сына, она делает вид, что не узнает его. Он называет ей свое имя - тогда только она заключает его в объятия.

   Она рассказывает об исчезновении Ма. Нон потрясен. Но теперь, после посвящения, он должен переносить горе, как настоящий мужчина. Где она теперь может быть, его сестра и подруга? Уже много дней прошло с тех пор, как она ушла. Она теперь в неведомых странах, которые навсегда закрыты для людей с реки. По-видимому, она отправилась на юг, куда обыкновенно уходят чужеземные торговцы.

   На следующий день Нон посетил своих друзей, которые занимались изготовлением амулетов - вырезали изображения зверей пластинах из на мамонтового бивня или рога оленя. Он рассказал им о своем горе. После долгого обсуждения они решили вырезать на слоновой кости образ беглянки; старец потом произнесет над ним необходимые волшебные заклинания, и тогда Ма будет вынуждена, как бы далеко она ни находилась, вернуться к своему племени. Нон сам должен был сделать изображение своей сестры. И он посвятил этому все время, которое у него еще оставалось до свадебных игр. И только, когда Ма, как живая, вышла из-под его резца, а старец произнес над ней нужные заклинания, Нон успокоился: теперь судьба Ма неразрывно связана с ним, и она должна будет вернуться.

  

  

   Три недели прошло после обряда посвящения; теперь должны были состояться свадебные игры, которыми заканчивались все эти празднества. Каждый год, в первое летнее полнолуние, все три племени, жившие на берегах реки, собирались вместе, чтобы отпраздновать это величайшее торжество. Юноши, прошедшие через обряд посвящения, приходили туда, чтобы "похитить" девушек, которые должны были стать их женами: этот обычай был так стар, что даже мудрые старцы, которые знали его происхождение, не могли сказать, к какому времени он относится.

   В этом году празднество должно было происходить у племени Медведя.

   Уже за два дня до этого начали появляться отдельные группы из соседних племен: девушки - в последний раз под присмотром матерей, юноши - в сопровождении старейшин из своего племени. У подножья священной пещеры юноши встретились с сыновьями Медведя, которые все еще оставались здесь.

   Гости расположились на берегу реки. Каждый принес с собой свой спальный мешок, а когда шел дождь, между деревьев натягивались лошадиные шкуры. На ночь разводили костры, которые отпугивали прожорливых гиен, волков, шакалов и надоедливых насекомых.

   По обычаю о пропитании гостей заботилось то племя, у которого происходило празднество. Поэтому дети Медведя заготовили большие запасы мяса лошадей, бизонов и оленей, причем среди припасов не должно было быть мяса кабана, так как у племени, носившего имя этого животного, оно было запрещено.

   Ягоды, зелень и копченая рыба также были приготовлены я большом количестве. В обмен каждое семейство, приведшее молодую девушку, приносило с собой шкуру лисицы, горностая, куницы или дикой кошки.

   С любопытством разглядывали друг друга люди, принадлежавшие к трем разным племенам. Хотя они жили на расстоянии всего нескольких дней ходьбы друг от друга, они редко встречались, так как охотничьи угодья были строго разграничены. Они были одного происхождения, их обычаи были сходны между собой, и все же между ними были различия, имевшие большое значение в их глазах; так племя Кабана и племя Мамонта употребляли в пищу мясо лисицы, презираемое Медведями (как можно было доверять людям, которые питаются мясом самого хитрого зверя?), а Кабаны и Мамонты удивлялись, что Медведи едят сорок и ворон - пищу, приличествующую только старым, болтливым женщинам. В одежде также имелись некоторые различия.

   В последнюю ночь накануне праздника все молодые девушки бодрствовали вместе около костра. Многие из них уже заранее сговорились с понравившимися юношами, другие боялись, что их никто не выберет; но все делали вид, что они вполне спокойны. Все разговоры вертелись только вокруг событий наступающего дня. Слышался громкий смех, непринужденные шутки. Потом все запели песню, в которой воспевались прелести девичьей жизни и говорилось о страданиях и муках, которые приходится переносить замужним женщинам. А в припеве повторялось:

   "Выйди замуж, дочь моя, выйди замуж!"

   Несколько девушек пустились в круговой пляс; другие хлопали в ладоши и подбадривали их криками; потом одна за другой они вступили в круг танцующих.

   Была уже поздняя ночь. Потревоженные шумом, в темноте носились совы, и их крики перемешивались со смехом девушек. Наконец, все стихло, и девушки, утомленные танцами, уснули у костра.

   Солнце стояло уже высоко и на лугу царило оживление, когда девушки проснулись. Все три племени были в сборе, почти в полном составе. Дома остались только дряхлые старики, дети, да девушки, еще слишком молодые, чтобы принимать участие в свадебных играх. Всего было больше тысячи человек, расположившихся на склоне холма узкой долины, спускавшейся к реке.

   Девушки сидели впереди. Они были разодеты в свои самые лучшие наряды. Ожерелья из перламутровых раковин украшали их шеи, а в распущенных волосах в последний раз красовались цветы.

   Старый Раги, сидевший в отдалении, безучастно наблюдал за ними со своего места, где он принимал вождей двух других племен: единственной девушки, которая ему казалась прекрасной, не было среди них! Бегство Ма тяжело потрясло его; он похудел еще больше и ждал смерти, как желанного конца.

   Матери сидели позади своих дочерей. Мужчины стояли в стороне и обсуждали единственный вопрос, который их занимал: исчезновение оленей. Дети играли тут же у ног взрослых, они с криками кувыркались и прыгали. Погода стояла превосходная. Легкие облачка лишь время от времени набегали на солнце и тогда склоны холмов и луг покрывала мимолетная тень.

   Резкие звуки ритуального рога возвестили о приближении молодых людей. Предводительствуемые старейшинами своих племен, они шли парами, бодрым ритмичным шагом. Это были высокие, стройные, прекрасно сложенные юноши, с широкой грудью и узкими бедрами. Их встретили приветственными криками и хлопаньем в ладоши. В этом шествии юноши употребляли все усилия, чтобы не ударить лицом в грязь: они знали, что старшие смотрят на них и строго их судят. Родители могли быть довольны: их сыновья в совершенстве обладали качествами, необходимыми хорошим охотникам - ловкостью и уменьем быстро ходить и бегать. Они ни в чем не уступали своим отцам и красотой своей радовали глаз. Все они были нарядно одеты: лучшие меха украшали их плечи, на головах красовались уборы из перьев, тела их были раскрашены красной краской, на шеях - ожерелья из раковин, на руках - браслеты из змеиных позвонков.

   Три раза обошли они поляну, причем каждое племя издавало свой особый клич. Затем они вошли в лес, что лежал в стороне от того места, где расположились зрители, и сняли свои одежды: на них остались только набедренные повязки.

   Игры начались борьбой. Победителем вышел один из сыновей Мамонта; ростом и мощным телом он напоминал своего предка и наверно мог бы задушить в своих объятиях медведя. Когда он, совершая круг почета, проходил мимо женщин и девушек, те не скрывали своего восхищения. Он исподлобья бросил на них довольный взгляд. В стрельбе из лука и в метании копья победил один из сыновей Кабана. Пять стрел и пять копий вонзил он в тонкий ствол березы. А в беге, как всегда, остались непревзойденными сыновья Медведя. Нон, который летел, подобно птице, пришел первым на дистанции в сто пятьдесят шагов.

   Победители проходили мимо девушек, которые их разглядывали с вызывающим видом. Юноши же сохраняли серьезность. Они переглядывались с теми девушками, которых уже знали, потому что иногда встречали их где-нибудь в лесу, когда охотились на границе владений соседних племен.

   Нон равнодушно смотрел на дочерей Кабана и Мамонта. Никогда не искал он знакомства с ними. Он не видел среди них ни одной, которая могла бы сравниться с легконогой красавицей Ма. Неужели он должен взять себе сегодня жену? Он колебался.

   Между тем первая часть игр закончилась и наступил перерыв, во время которого все принялись за еду; с жадностью уничтожались жареное лошадиное мясо и копченая рыба. Юноши, успевшие тем временем одеться, вернулись на поляну. Они не имели еще права приблизиться к девушкам и могли рассматривать их только издали. Обе стороны перебрасывались шутками и бросали друг в друга обгрызенные кости.

   - До наступления ночи мы еще успеем рассмотреть вас получше, - кричали юноши.

   - Если вы сумеете нас поймать, - отвечали девушки со смехом.

   Раздались звуки рога, юноши собрались вокруг старейшин и исчезли вместе с ними в лесу. Беспокойство охватило девушек. Приближалось мгновенье, когда должна была решиться их судьба.

   Но до этого еще предстояло веселое представление.

   Из-за деревьев показался огромный глухарь, почти шести футов в вышину. Ноги его были покрыты перьями, из птичьей маски торчал длинный черный клюв. Он приближался смешными прыжками, наклонив набок голову, подняв клюв и распустив крылья, которые волочились по земле. Вот он издал резкий свист. Тогда из лесу показались четыре глухарки. Самец, как одержимый начал прыгать перед ними, а потом начал свою любовную песню. Он так верно подражал глухариному токованию, что слушатели, которые часто слышали его в глубине леса, были в восторге.

   Глухарки стояли неподвижно, с открытыми клювами. Внезапно появился второй глухарь, такой же огромный, как первый. Оба соперника осмотрели друг друга, потом стали описывать круги и полукруги, быстро кружиться на месте и, наконец, с криком бросились друг на друга. Самки смотрели на их драку и взволнованно кудахтали. Наконец, один из борцов упал на землю, а победитель подскочил к глухаркам и с выразительными ужимками увел их под ближайшие деревья.

   Затем вышли вперед два бизона, они выступали свойственным им неторопливым, важным шагом. За ними шла самка - маленькая, худая, жалкая, с огромной открытой пастью, проделанной в маске. Она уселась и стала спокойно ждать результата борьбы между самцами. Бизоны рыли передними копытами землю, издавали глухое мычание и рассекали воздух своими до смешного маленькими хвостами; как бешеные бросались они из стороны в сторону, потом останавливались и обнюхивали траву своими широкими носами. Наконец, они сошлись и, упершись лбами, принялись толкаться, стараясь свалить соперника. Видно было, как напрягались все восемь ног, крепко упиравшихся в землю. Тяжелые массы их тел не подавались ни на шаг. Зрители поощряли борцов криками, но они как будто приросли к земле, и ни один из них не двигался с места. Так продолжалось довольно долго. Вдруг один из борцов, так и не отступив ни на шаг, упал на землю. Тогда победитель подбежал к самке, облизал ее морду, торжествующе замычал в последний раз и скрылся с нею в лесу.

   Между тем солнце уже опускалось к горизонту. Люди на склоне холма, их лица и платья, деревья на берегу реки, холмы и скалы, - все окрасилось в нежные розовые тона. Девушки погрузились в задумчивость: кто из них будет сегодня избран? Кто останется дома - у родительского очага?

   Но вот вновь появились юноши под предводительством старцев. Победители шли впереди, между ними Нон.

   Он все еще был в нерешительности. Ни опьянение борьбой, ни крики зрителей не могли одурманить его. Он уже присутствовал раньше на таких играх и знал их скрытый смысл, который ему разъяснили старцы. Когда-то великий предок Медведь повелел своим четырем сыновьям взять себе невест, а своим четырем дочерям - женихов из другого племени. После его смерти сыновья его действительно вынуждены были отправиться очень далеко, чтобы найти себе жен. В те далекие и дикие времена похищение женщин сопровождалось кровопролитием и борьбой: чтоб увести девушек, частенько приходилось убивать их братьев и отцов; племена вели между собой нескончаемые войны из-за женщин. Но затем они пришли к соглашению и стали обмениваться своими девушками. Женитьба же на девушках своего племени строго запрещалась. В память о тех далеких временах и сохранились свадебные игры, на которых девушек как бы похищали, но без борьбы и кровопролития, а согласно определенным правилам и обрядам.

   Нон, однако, не был обязан теперь же взять себе жену. Он имел право подождать еще два-три года.

   Юноши выходят на середину поляны. Они стоят здесь неподвижно и ждут, сами не зная чего.

   Из лесу выходит старик; в руках у него большой пучок ореховых прутьев. Он со свистом рассекает прутом воздух, делая вид, что наказывает виновного. Затем он раздает им прутья - это обязательное оружие для всякого, кто хочет взять себе жену. Раздаются возмущенные крики девушек и женщин - мужчины же, наоборот, одобрительно смеются. Юноши, подражая старцу, делают прутьями движения, как будто бьют ими кого-то.

   Наконец наступает последнее действие праздника: воинственный танец молодых людей. Они бросают копья в невидимого врага, уклоняются от его ударов и, чтобы испугать его, издают воинственные крики. Уже настали сумерки, все ждут появления первой звезды. Из долины, подернутой тенью, доносятся голоса женщин, смех мужчин и воинственные крики танцующих юношей. Непрерывно слышны звуки барабана и рога. Все чаще раздаются громкие и резкие вскрики молодых девушек. Некоторые из них подымаются и начинают танцевать с остановившимися глазами, как одержимые. Юноши, все еще продолжая имитировать борьбу и боевые приемы, танцуя, приближаются к девушкам.

   Внезапно сын Мамонта, победитель в борьбе, хватает одну из них за руки. Она сопротивляется, вырывается, кричит. Ее подруги спешат к ней на помощь. Но он уже поднял ее на руки, посадил к себе на плечи и, не говоря ни слова, медленно пошел по направлению к ближайшему лесу.

   Девушки бегут за ним вслед и кричат:

   - Куда, несчастная? Отдай ее нам назад! Что ты хочешь сделать с ней? Будь по крайней мере добр к ней!

   Не отвечая, сын Мамонта исчезает со своей добычей в лесу. Никто не смеет следовать за ним.

   В течении ночи такие сцены повторяются много раз. Из всех посвященных большинство таким образом обзавелось женами и только несколько человек не решились на этот шаг. В их числе был и Нон.

  

  

   На следующее утро после свадебных игр Нон должен был найти себе жилище, так как по закону он не мог дольше оставаться в одной хижине с матерью.

   Нон вспомнил о своих двух друзьях, у которых он научился вырезать и рисовать животных. Они жили в некотором отдалении и их жилище было совсем скрыто деревьями. Это были мужчины в расцвете сил, но жившие одиноко, без семей. Благодаря своему искусству они пользовались у всего племени особым уважением, возбуждая к себе почтение и страх: ведь они умели запечатлевать образы животных, имеющие таинственную магическую силу! Поэтому люди обходили подальше их жилище, и тут было сравнительно тихо и спокойно.

   Они охотно приняли к себе Нона. Он был самым одаренным из всех, кто пытался в свободные часы заниматься вырезанием, рисованием и лепкой. Они приобретали таким образом ученика, которому передадут когда-нибудь свое искусство и который сможет оказать им помощь, когда нужно будет делать магические изображения в священных пещерах.

   Заботы, волновавшее все племя, находили здесь живейший отклик. Сюда часто приходили старейшины, и Нон присутствовал при очень важных беседах этих людей, которые несли ответственность за благополучие всего племени. Тут, в узком кругу, они не скрывали своей тревоги; все вертелось вокруг одного вопроса: действительно ли наступает для племени конец? Или, может быть, ему еще предстоит новый расцвет? Принесет ли ближайшая зима холод и снег, и вернутся ли столь долгожданные оленьи стада?

   Старцы ясно чувствовали растущее вокруг недовольство, которое направлялось против них и вождя; и если вскоре не наступит перемены к лучшему, недовольство это выльется в бунт, который сметет и их и старого Раги.

   Нон слушал их только одним ухом. Он был еще слишком молод, ловок и силен, чтоб предаваться смутным страхам и опасениям. Мысли о Ма все еще не покидали его. Он часто разглядывал вырезанную из слоновой кости фигурку - Ма смотрела на него, как живая. Это изображение должно было вернуть ему потерянную сестру. Он часто ходил на берег широкого потока, через который она должна была переплыть во время своего бегства и куда она неизбежно должна была придти по возвращении.

   Тут стоял он однажды ранним утром, усталый после охоты на самку оленя, которую он преследовал весь прошлый день и только к вечеру одолел после долгого быстрого бега. Он оставил свою добычу на берегу и взобрался на скалу, с которой была далеко видна вся прибрежная равнина. Согретый солнечными лучами, он уже собирался спускаться, как вдруг услышал в отдалении треск сучьев. Он стал прислушиваться, припав к земле и прижавшись к ней, но сейчас же успокоился: до него донесся звонкий женский смех и веселые восклицания. Вслед за тем он увидел на дорожке, вьющейся внизу сквозь густые заросли, группу незнакомых девушек. Они принадлежали к племени, с которым люди с реки не поддерживали отношений. Между этими двумя племенами когда-то произошло кровавое столкновение, и хотя это было давно, но вражда сохранилась до сих пор. Кроме того, потомки Медведя относились с презрением к соседям, жившим по обоим берегам реки, которые пренебрегали охотой и занимались исключительно рыбной ловлей.

   Девушки с распущенными, развевающимися по ветру волосами прошли совсем близко от Нона и исчезли немного дальше, за ивами, ветви которых свисали до самой воды. Несколько мгновений спустя ветви ивы заколебались, и Нон увидел девушек, которые как форели, ныряли и резвились в воде. Вероятно, они уже не в первый раз приходили сюда, избрав для купания этот уединенный берег, куда не заглядывали мужчины. Одна из них подплыла совсем близко к тому месту, где лежал Нон. Он смог разглядеть черты ее лица. В этой девушке было что-то, напомнившее ему исчезнувшую сестру. В следующее мгновенье она присоединилась к другим купальщицам, и Нон увидел, как девушки, окончив купанье, удалялись в направлении своего поселка. Их походка показалась ему легкой и бодрой.

   Тогда он взвалил свою добычу на плечи и направился домой. Путь предстоял ему длинный, и он пришел только к ночи.

   Всю ночь Нон видел во сне девушку, которая так напомнила ему его сестру, а на утро он принял решение: он похитит эту девушку и сделает ее своей женой.

   Теплое время года благоприятствовало его намерениям. Недалеко от реки, в лесу он устроил себе лагерь. Ночью он зажигал костер для защиты от диких зверей; на нем же он готовил себе пищу. Он взял с собой ожерелье из раковин и соболий мех, которые должны были ему помочь завоевать симпатию девушки, потому что взять ее силой было почти невозможно. Теперь он ждал подходящего случая.

   Однажды утром он вновь увидел девушек. Они купались в некотором отдалении от него, но ему все же было нетрудно узнать ту, которую он избрал. Она была выше своих подруг, цвет ее волос был подобен восходящему месяцу, и вся она была, как тростник на берегу реки.

   Но приблизиться к ней, когда она была не одна, было бы безумием, а между тем она всегда появлялась окруженная подругами. Ему не оставалось ничего другого, как выждать благоприятного случая, когда ему удастся подстеречь ее одну и заговорить с ней. Если ему не удастся убедить ее словами, тогда можно будет прибегнуть к силе.

   День за днем сторожил он здесь, прижавшись к скале.

   Ночью он шел смотреть, не попался ли какой-нибудь зверь в расставленные западни, а утром он был опять на своем наблюдательном посту. В терпении у него недостатка не было: выдержку и настойчивость он приобрел на охоте, когда долгими часами приходилось выслеживать зверя.

   Наконец представился долгожданный случай. Солнце уже низко стояло на небе, когда он увидел ее с двумя другими девушками. Они шли вниз вдоль реки. Но на этот раз они не купались, а собирали ягоды в кустарнике у подошвы скалы. Таким образом они постепенно приближались к месту, где скрывался Нон. Недалеко от него в низине протекал небольшой ручей, берега которого густо поросли ягодником.