Анэ Клод - Двенадцать тысяч лет назад

   Клод Анэ

  

  

   Источник: М.: Наташа, 1993.

   Scan Ustas, OCR Miledi, Spellcheck Ann

  

   История, которая здесь рассказана, произошла приблизительно двенадцать тысяч лет назад на берегах реки Везеры, в нескольких милях от того места, где она впадает в Дордону.

   Там, в пещерах, на каменных стенах еще до сих пор сохранились вырезанные и разрисованные изображения животных, которые говорят нам о жизни народа, давно исчезнувшего с лица земли, но оставившего вечные памятники своего искусства, своих верований и обычаев.

   Обратимся же к ним.

  

  

   Пустынная местность. По берегу извилистой реки - рваные цепи холмов; в их углублениях - долины, болота, луга. Здесь и там голые осыпи, отвесные скалистые стены, и тут же на склонах густой лес: береза, ель, сосна, дуб, клен. Многие деревья лежат поверженные: одни разбила молния, другие ураган вырвал с корнем и разбросал в беспорядке. Лежат и гниют...

   Зима уж близилась к концу. Здесь и там на склонах холмов еще лежал снег, но воздух был легок, чувствовалось, что скоро на деревьях нальются почки.

   Тишина... Молчание... Ни следа человека... Только лисица пробежит по опушке леса, да выхухоль выскочит на тропу, да орел чертит круги в воздухе.

   Куда ни глянет глаз - ни поля, ни башни, никакого человеческого сооружения.

   И все же в косых лучах заходящего солнца можно было увидеть голубоватый дымок, который подымался с берега реки, заросшего кустарником, и таял в воздухе. А вот в некотором отдалении - другое, совсем прозрачное дымное облако поднялось и растаяло в вышине. Значит, человек был здесь, в этой обширной, пустынной стране, он был здесь, но только тщательно прятался в ущельях, по берегам этой извилистой реки.

   И действительно: на краю обрыва, в сумерках, от ствола лиственницы отделилась фигура. Это был человек, еще совсем молодой, стройный, гибкий. Небольшая голова, ловко посаженная на плечи, темное от загара и ветра лицо, правильные черты, прямой нос, блестящие глаза... Нон, сын Тимаки, из племени Медведя...

   Оленья шкура покрывала его тело, а к ногам были привязаны кожаные сандалии. Он крался неслышно, низко сгибаясь, высматривая следы зверя. Они привели его к узкой норе. Здесь Нон растянулся на коричневом ковре прошлогодней листвы и мхов, оперся на локти и застыл. Если бы не копна его пышных каштановых волос, его нельзя было бы отличить в сумерках от темной земли, на которой он лежал.

   Но вот в норе послышался шорох. Нон затаил дыхание. Сначала высунулась только морда зверя; потом, успокоенное тишиной, животное осторожно высунуло всю голову; живые глазки зорко вглядывались в темноту. Это длилось лишь одно короткое мгновенье: тяжелый камень, зажатый в правой руке Нона, молниеносно опустился на маленькую голову и размозжил череп, а левая рука не менее быстро схватила зверя, чтоб не дать ему в последней смертельной судороге скрыться в норе.

   Теперь Нон одним прыжком вскочил на ноги. Он улыбался, рассматривая свою добычу: это был чудесный соболь.

   Крепко прижимая к себе еще теплую тушку, Нон быстро шагал по направлению к долине, опускавшейся к реке. Широкоплечий, высокий, больше шести футов росту, на длинных ногах, - он шел легко и быстро, напоминая походкой волка, неутомимо и равномерно бегущего к своей цели. Он перепрыгивал с камня на камень, тщательно огибая все густые заросли, потому что там могли таиться духи, а Нон боялся их. Он был молод - ему было всего восемнадцать лет - и мог ли он, еще юноша, знать, как нужно обращаться с невидимыми духами, чтобы противостоять их страшной силе?

   Наконец он спустился к реке, сел в маленькую лодку, которая была привязана к дереву, и быстро пересек неширокую в этом месте реку. Здесь он вскарабкался на крутую скалу и очутился на широкой каменной террасе.

   Над террасой низко нависал выступ скалы, и поэтому тут было еще темнее. Во мраке пылали зажженные на одинаковом расстоянии друг от друга костры, а за каждым из них находилась хижина с ярко раскрашенными стенами. Огонь у входа в жилище должен был отпугивать диких зверей.

   Нон быстро проскользнул в одну из хижин.

   Здесь, в темноте, зарывшись в меховые мешки, спали его отец, мать и сестра. Бросив в дальний угол хижины принесенного им зверька, Нон нащупал свой мешок, лежавший рядом с отцом, залез в него и сейчас же крепко уснул.

   Настало утро. Тимаки, отец Нона, сидел на корточках с другими мужчинами на краю каменной террасы. В эти часы здесь царило особенное оживление. Лучи восходящего солнца заливали всю террасу и проникали в самые отдаленные уголки. Пространство, на котором были расположены жилища племени, составляло в длину сто пятьдесят, а в ширину тридцать шагов и было закрыто сверху естественным навесом, образованным скалой. Хижины были построены совершенно одинаково. Стены были из лошадиных и оленьих шкур, прикрепленных к вбитым в землю кольям, и раскрашенных черными, красными и серыми полосами. Задняя часть хижины служила для хранения шкур, оружия, орудий и запасов пищи. В передней части спали члены семьи; отец и мать посередине, а дети - по краям: сыновья - рядом с отцом, дочери - рядом с матерью. Перед единственным входом в хижину находился очаг, на котором готовили пищу и разводили огонь, чтоб согреться. На горячих камнях поджаривали ломти мяса, здесь же коптили рыбу, подвешивая ее на кольях над огнем, а в горячей золе пекли различные коренья.

   На стенах хижины были очень искусно нарисованы всевозможные звери, перед изображениями которых лежали различные жертвоприношения - пучки травы, сушеные ягоды, кусочки мяса - для того, чтобы задобрить духов-покровителей этих животных; чтобы охота была удачной, изображения животных также были вырезаны на деревьях у входа в пещеры и нарисованы углем и охрой на ее стенах.

   Земля на террасе была вся усыпана золой и костями животных. Маленькие дети прыгали, подымая столбы пыли, и искали в золе куски дерева, которые они подбрасывали в огонь; старшие же дети ходили в ближайший лес за еловыми шишками и хворостом, приносили топливо и складывали в кучи у подножья скалы. Слышались крики, споры, шлепки и брань, смех и шутки. Дети работали серьезно, с сознанием, что они служат общему делу.

   Матери и дочери сидели у входа в хижины. Они были заняты обработкой мехов и шкур и изготовлением из них одежды. Нитками им служили высушенные волокна растений или жилы убитых животных, вдетые в тонкие иглы, сделанные из кости. Прежде, чем продеть нитку с иглой, в шкуре делали отверстие при помощи маленького острого камня. Таким образом, работа шла довольно медленно, но ведь спешить было некуда, время не имело никакой цены: что не было сделано сегодня, можно было доделать завтра.

   Некоторые женщины готовили мясо и зелень для обеда. Другие растирали в выдолбленном камне красные и черные краски, которые в большом количестве употреблялись для раскраски стен хижин, для изображения животных на скалах, а также для окраски лица и тела во время многочисленных празднеств, на которые собирались члены племени.

   Женщины и девушки работали, а мужчины сидели неподвижно на краю террасы или, когда было холодно, у огня.

   Они бездельничали перед очередной охотой, которая обычно продолжалась очень долго, и после которой они возвращались измученные, усталые, но нагруженные добычей, обеспечивающей на многие дни пропитание для их семей. Они следили, чтоб их оружие - стрелы и копья, топоры и остроги - было в порядке, посещали соседей, чтоб поговорить с ними о важных вопросах, касавшихся всего племени, или же шли в соседний лес расставлять ловушки для зверей.

   С незапамятных времен жило племя Медведя в этой части долины, где в бесчисленных ущельях, созданных самой природой, оно находило естественную защиту от холода и ветра, снега и дождя. Когда-то предки этих людей жили в других краях, где было жаркое солнце. Но произошло великое изменение климата - наступили страшные холода, и, гонимые северным ветром, люди бежали на юг по снежным, ледяным, застывшим полям, погибая по дороге от холода и голода. А вместе с людьми бежали и звери. Стада мамонтов, истощенных голодом, трусили так быстро, как только им позволяли их огромные тяжелые тела; испуганные олени и бизоны мчались вслед, а в темноте ночи слышно было рычание бегущего льва.

   После мучительных переходов с места на место, длившихся долгие годы, люди пришли, наконец, в эту счастливую долину. Но что осталось от многочисленного раньше племени? Великий их предок, Медведь, несмотря на огромную силу и мужество, смог спасти только четырех сыновей и четырех дочерей. И вот с тех пор все племя чтило пещерного медведя и поклонялось ему, так как в нем жил дух их предка, который оберегал своих потомков и охранял их от всяких несчастий. Пещерный медведь стал, таким образом, священным животным.

   Много поколений сменили друг друга с тех пор, как племя Медведя осело здесь. Оно жило в относительной безопасности, почти никем не тревожимое, тесно сплоченное общим прошлым, воспоминаниями и трудом. И только два раза за это время ему пришлось взяться за оружие: один раз, когда с севера на него напали дикие орды людей без культуры и закона, и затем второй раз, когда с юга пришли черные люди. С ними Медведи, пожалуй, не справились бы, потому что черные люди были огромного роста, очень сильны и искусны в бою; но дух их предка, Великий Медведь, послал холодную зиму с глубоким снегом, и черные люди бежали, как ласточки под порывами холодного осеннего ветра. С тех пор Медведи мирно жили на берегу реки, и никто не посягал на их охотничьи угодья.

   В двух днях ходьбы вверх по долине жили люди родственного племени - дети Кабана, а еще дальше, у истоков реки - 5 потомки Мамонта. На западе, в четырех днях ходьбы, начинались непроходимые болота, а на юге быстрый горный поток замыкал границу мира. В лесах было достаточно дичи для всех.

   Люди охотились на зверей - чаще всего, на оленей - только для того, чтобы жить, и каждый убивал столько, сколько ему было нужно, чтобы быть сытым и одетым.

   Олени были основным источником их существования; их мех служил им одеждой, из их рогов изготовлялись наконечники для стрел и острог, их мясо было питательно и превосходно на вкус, а прикосновенье к оленьим копытам исцеляло от падучей. Стада бизонов иногда проходили через страну, но они исчезали так же быстро, как появлялись, и охота на них была очень трудна, потому что они были сильны и осторожны. Мамонты появлялись редко. Это были самые мирные и в то же время самые общественные животные; они всегда держались вместе. Охотники избегали нападать на них, а ждали какого-нибудь благоприятного случая, чтобы овладеть одним из этих громадных животных. Мамонты были осторожны и не подпускали к себе человека даже на расстояние полета стрелы. Да и что могла сделать стрела с этой косматой, сморщенной толстой кожей?

   Иногда весной, на каком-нибудь защищенном от ветра лугу, удаленном от кустарника, где мог бы спрятаться человек, появлялось семейство мамонтов. Они мирно паслись, высоко торчали их огромные изогнутые клыки. Сильным хоботом они вырывали траву из земли и засовывали ее в пасть. Громадные уши все время находились в движении: мамонты всегда прислушивались, всегда были начеку; они слышали малейший шорох, и когда что-либо казалось им подозрительным, бросались бежать, и тогда ни один человек не мог догнать их.

   Как-то раз мамонт, проходивший по узкой дорожке на краю болота, поскользнулся, упал и увяз в топкой тине. Стараясь выбраться из нее, он только все больше и больше погружался в болото, которое медленно его засасывало. Его тоскливый рев потрясал воздух. На эти призывные звуки прибежали люди и увидели картину, которую долго потом не могли забыть: на краю болота стояли два мамонта и пытались спасти своего товарища; один охватил хоботом тело тонущего, другой обвил хоботом его клыки. Упираясь сильными ногами в твердую землю, они делали тщетные усилия, чтобы вытащить огромную тушу собрата, уже наполовину увязшую в болоте. Когда они увидели приближающихся людей, они стали издавать такой угрожающий рев, что люди в страхе отступили. До самой ночи старались мамонты вытащить своего товарища и оставили его только тогда, когда убедились, что он мертв. На утро пришли охотники. Несколько человек, обвязавшись ремнями, концы которых держали люди на берегу, бросились в болото и опутали крепким канатом, сплетенным из кожи, клыки животного. Таким образом, они пытались вытащить его на берег, но это им не удалось. Тогда решено было срезать клыки, которые имели не менее шести футов в длину. И вот началась долгая и мучительная работа: изо дня в день, стоя по колено в воде, люди с удивительной настойчивостью и терпением, резали осколками кремней твердую кость, и, наконец, огромные клыки были отделены и торжественно перенесены на террасу, где жило племя.

   А тело утонувшего животного осталось лежать в болоте и начало разлагаться. Уровень воды в болоте понизился, и ужасное зловоние распространилось далеко вокруг. Беспокойство охватило людей: по-видимому, они чем-то разгневали невидимых духов, которые в отместку за это отняли у них добычу и теперь отравляют воздух. Тогда их вождь Раги вместе с тремя старейшинами племени совершил обряд примирения: на пластинке из клыка утонувшего животного было вырезано изображение мамонта; оно было сделано с большим искусством и как нельзя лучше передавало образ животного. Один из старцев произнес над этим изображением заклинание, после чего пластинку торжественно опустили в воду на том месте, где разлагался труп. Это помогло, потревоженный дух успокоился, пошел сильный дождь, который длился целые сутки, вода в болоте поднялась на два фута, покрыв мамонта, и только пузыри на поверхности воды говорили о том, что дух его все еще здесь, но вредить он уже не мог.

   Еще реже, чем мамонты, встречались носороги с длинными рогатыми мордами, с толстой шкурой, покрытой шерстью. Но они не подпускали к себе человека, да и охота на них была смертельно опасной.

   Зато в долине было много диких лошадей различных пород. Племя охотилось на них и в основном питалось их мясом. В этих местах водились также дикие быки. Охота на них была связана со смертельным риском: нередко бык подымал на рога преследовавшего его охотника. В жаркие лета появлялись иногда хищные животные, похожие на больших кошек: они переплывали реку с юга и производили огромные опустошения среди лошадиных и оленьих стад. Лошади и олени в ужасе бежали со своих обычных пастбищ. Тогда охотники устраивали облаву на диких кошек, чтоб заставить их уйти: люди собирались всем племенем, громко кричали и колотили в барабаны, чтобы испугать зверей, а старейшины в это время произносили заклятья, которые должны были заставить уйти непрошенных гостей.

   Боялись люди также и волков, которые истребляли животных, употреблявшихся людьми в пищу. Племя Медведя вело с волками беспощадную войну. Волчье мясо считалось нечистым, и его нельзя было, есть, но волчьи шкуры употреблялись при сооружении жилищ, а старцы покрывали ею свои плечи. Более ценные меха, которыми мужчины и женщины украшали свои одежды, - куница, соболь, горностай, лисица служили также для обмена: торговцы, два раза в год приходившие из далеких стран в эту долину, охотнее всего обменивали свои товары на меха.

   Река, на берегах которой жило племя Медведя, доставляла богатую добычу умелым рыбакам: воды ее кипели форелью, щукой, семгой. Их убивали острогами. Маленькие дети прямо руками ловили пескарей и раков. И все это благополучие, эту мирную жизнь в умеренном климате, среди обилия пищи, племя приписывало только мудрости своего предка Медведя, неутомимого и могучего, приведшего когда-то своих детей на берег этой реки. А самым ценным было то, что он заключил благоприятный для племени союз со всеми духами, населяющими реку, пещеры, кустарники и леса, с духами, незримо присутствующими повсюду, которые набрасываются на животных и тысячами убивают их, посылают или задерживают дождь, осушают реки или выводят их из берегов и являются во сне людям. Премудрость, как жить с духами в мире, великий предок передал старейшинам, которые свято хранят эту тайну и в свою очередь передают ее из поколения в поколение особо посвященным. Старцы знают формулы заклинаний и слова, которые можно и которых нельзя произносить; они знают дни, благоприятные для начала охоты, священные танцы, которыми можно привлечь животных к охотнику, и магические изображения, которыми можно удержать зверя на месте. Только они знают все обряды, необходимые для того, чтобы души мертвых не вредили оставшимся в живых; одним словом, они знают все, что необходимо людям, окруженным со всех сторон незримыми врагами, подстерегающими их, чтобы при малейшей ошибке или оплошности навредить или уничтожить их.

   Человек жил в вечном страхе среди враждебного мира и непрерывных опасностей. Звери были его врагами; между ними и человеком шла борьба не на жизнь, а на смерть. Невидимые духи окружали его со всех сторон и всячески старались вредить ему. Неизвестные болезни вдруг посещали племя и уносили старых и молодых, взрослых и детей; люди мерли, как мухи осенью, и никакие заклинания старцев не могли помочь.

   А то вдруг всех охватывал необъяснимый страх и держал в тисках день за днем: казалось, приближается какая-то ужасная катастрофа, которая должна уничтожить все племя, но никто не знал, откуда она должна придти. И люди боялись выходить из хижин, терпели голод, но не осмеливались идти на охоту. Иногда в племени появлялись одержимые злыми духами, которые внезапно падали на землю, а изо рта у них шла красная пена.

   Если никакие заклятья старцев не помогали, то прибегали к операции: несчастному пробуравливали череп, для того чтобы через образовавшееся отверстие мог выйти поселившийся в нем злой дух.

   Так проходили столетия, полные суровой борьбы и тяжелых лишений: с опасностью для жизни, путем невероятного напряжения охотники племени добывали пищу для себя, своих жен, детей и немощных стариков.

   Но вот уже в течение нескольких поколений стали происходить едва заметные изменения климата: лето становилось все теплей, зима все мягче. Когда-то давно - говорили старцы - земля в долине в течение целой половины года лежала под снегом; все вокруг кишело оленями; до пяти больших стад держались постоянно поблизости. Изобилие господствовало в жилищах.

   А теперь зимой вместо снега - дожди, вместо морозов - сырость, и олени уходят из этой местности: их становится все меньше и меньше. Меньше стало и разного пушного зверя: белки, соболя, лисиц. Все это внушало тревогу.

   Особенно тревожило исчезновение оленей. Их стало так мало, что только охотники могли одеваться в эти превосходные меха, а для остальных членов племени их не хватало. Это создавало среди детей Медведя настоящую панику. Люди обращались к вождю Раги и к мудрым старцам. Ведь они - хранители тайных знаний, они должны знать, как приворожить животных и заставить их держаться вблизи жилищ человека! Но вождь и мудрецы были бессильны помочь, и это вызывало недовольство и затаенную вражду против них.

  

  

   Нон со своими сверстниками готовился к предстоящим испытания. Все юноши племени, достигнув определенного возраста, проходили через церемонию посвящения, после чего они вступали в жизнь, как взрослые мужчины. Они не могли уже оставаться в одной хижине с матерью и сестрами и должны были выстроить себе собственное жилище, а на свадебных играх они похищали девушек и брали их себе в жены. Юноша становился мужчиной и получал голос в совете племени. Но для этого он должен был пройти через тяжелые испытания обряда посвящения.

   Нон старался не думать об этом. Желание победить в предстоящих состязаниях вытеснило все остальное. Несмотря на холодную погоду, молодые люди сняли одежду. Они натерли тело жиром и стали упражняться в борьбе. Высокие, гибкие и сильные - они старались повалить друг друга, ловко увертываясь от подставленной ноги противника или удара. Когда они обхватывали друг друга, слышно было, как хрустят их кости; обычно оба борца падали на траву, и борьба продолжалась до тех пор, пока одному из них не удавалось подмять под себя другого.

   Девушки и женщины не присутствовали на этих играх, но старики были тут; они давали советы борцам и поощряли их криками.

   Потом начались состязания в беге, в котором люди племени Медведя были особенно искусны: из поколения в поколение их тела, благодаря постоянным упражнениям, приобрели, способность к стремительному бегу, - это было необходимым условием в борьбе за существование. Кроме того, некоторые из соревнующихся прибегали к особому способу: они питались только мясом с ноги оленя или лошади, что должно было передать им скорость бега этих животных.

   Они бежали парами, пробегая десять раз подряд расстояние в двести шагов, отмеренное между двумя деревьями; с выпяченной грудью, закинув голову назад и выставив вперед подбородок, с подтянутым животом, на длинных ногах - они, казалось, едва касались земли. Иногда внезапный дождь орошал их разгоряченные тела; тогда они блестели, и от них шел пар.

   Нон бегал очень хорошо, а на расстоянии ста пятидесяти шагов оказался самым быстрым, и это была для него самая желанная победа.

   Юноши упражнялись также в стрельбе из лука и метании копья. Наконечники копий и стрел были вырезаны из оленьих рогов. Хороший охотник попадал копьем в цель на расстоянии пятидесяти шагов. Ничего не было красивее движения юноши, бросающего копье. Упираясь в землю выставленной вперед ногой, он делал мощное движение правой рукой, весь, устремляясь вперед, как бы вслед копью, и застывал в этой позе, а копье летело, рассекая воздух, и с треском вонзалось в ствол дерева.

   Но вот игры окончены. Молодые люди погружают свои разгоряченные тела в холодные воды реки, потом, накинув одежды, возвращаются в свои жилища, и тут начинаются бесконечные разговоры о различных пережитых приключениях и будущих охотах.

   Нон любил по вечерам беседовать с опытными мужами и мудрыми старцами и задавать им вопросы.

   Ведь земля наверно еще не кончается в четырех днях ходьбы от их жилища? А что там, дальше, куда не проникает взгляд?

   И старики рассказывали: к северу до самого позднего лета земля покрыта льдом, и там водятся только белые медведи; на востоке подымаются высокие горы, и их снежные вершины упираются прямо в небо; на юге же в десяти днях ходьбы простирается вода, и тянется она далеко-далеко, а там за ней есть еще страны, и в них, вероятно, тоже живут люди и звери. Только торговцы могли проникать в эти края, потому что они в дружбе с охраняющими их духами. Там вечное лето, и люди питаются только растениями... И тут вспоминали старцы далекие предания: когда-то на земле царила простота во всем; люди никого не убивали и ели только плоды и то, что давала земля; и жили они в мире со своими братьями-животными; но с тех пор все изменилось, пролились реки крови, и навсегда люди и звери стали врагами.

   У Нона были друзья старше его по возрасту, с которыми он охотно проводил время. Двое из них умели изображать - на стенах хижин и пещер, на пластинках из рогов оленей и клыков мамонта - животных, населявших страну. Как живые, стояли они перед изумленным Ноном. И казалось, звери живут двойной жизнью: одна жизнь - там, на свободе, в лесу, а другая - здесь, пригвожденная волшебной силой к камню, из которого извлекла ее ловкая рука художника.

   И Нон старался подражать своим товарищам. О, это очень важно - точно изобразить животное, со всеми подробностями, чтобы оно было, как живое, потому что тогда дух его, обманутый сходством, изберет своим местом пребывания картину, и животное будет все время держаться поблизости от этого места. Самой маленькой ошибки в изображении достаточно, чтоб животное увидело обман, и тогда оно больше не придет. И в руках работающего останется только мертвая кость или безжизненный камень, а на охоте ему ничего не удастся убить.

   Нон старался изобразить все, что он видел и наблюдал. Под его руками оживали образы зверей. Вот бык на лугу; испуганный внезапным шорохом, он поднял голову, задрал хвост и вытянул спину: сейчас он ринется на врага или бросится бежать. Или вот - раненый бизон; он лежит на траве; он страдает; он ревет; с трудом старается он повернуть голову назад, чтоб достать зияющую на спине рану и лизнуть ее языком. И Нон счастлив своим умением и мечтает о том времени, когда он узнает все волшебные формулы и заклятья, необходимые для успешной охоты... А это будет не скоро, - на празднике посвящения в священном гроте.

   Но вот солнце пригрело по-настоящему. Склоны холмов покрылись фиалками и анемонами. Почки начали лопаться на деревьях. Реки выступили из берегов, и земля дышала теплом и изобилием...

   Ма, сестра Нона, лежала на золе у входа в хижину и мечтала. Теплый ветер усыплял ее. Ей едва исполнилось пятнадцать лет, но это была уже вполне развившаяся девушка. Правильными и красивыми чертами лица она напоминала своего брата, только они были мельче и нежнее, чем у Нона. Брови сходились над глазами цвета весенней листвы; длинные каштановые волосы прядями спадали на загорелые плечи.

   Дома было много работы: нужно было очищать и обрабатывать меха так, чтобы звериные шкуры приобрели нужную мягкость, нужно было поддерживать огонь и жарить на раскаленных камнях мясо, приправленное пахучими кореньями, собранными еще осенью; нужно было чинить платье... Мало ли работы! Но Ма, охваченная сладкой истомой весеннего тепла, лежала неподвижно. Мать часто бранила ее и нередко награждала шлепками, но Ма принимала их равнодушно, как должное.

   Бахили не была щедра на нежности. Это была высокая, сильная женщина с добрым выражением лица и глаз. Всегда деятельная, всегда в хлопотах по хозяйству, она почти никогда не покидала лагеря. И насколько молчалив был Тимаки, настолько болтлива была Бахили.

   В течение всего дня она не молчала ни минуты. Ее не смущало отсутствие слушателей, она громким голосом продолжала разговаривать сама с собой. Она любила всякие поговорки, которые сама придумывала: "сырой мох для подстилки плох" или "язык ранит тяжелее копья".

   Когда Ма ленилась, Бахили говорила ей: "Старые женщины спешат жить, молодые девушки - грезят". А когда Тимаки шел на охоту, она напутствовала его, чтобы побудить скорей вернуться домой: "Что вне дома съешь, не пойдет на пользу".

   Ма, подталкиваемая матерью, принялась за работу, но мысли ее были далеко. Из разговоров с Ноном, с которым она была очень дружна, Ма многое узнала. Она мечтала попасть куда-нибудь в далекие южные страны, о которых он ей рассказывал со слов стариков и которые она часто видела во сне... Ей грезилось горячее солнце и деревья, отягченные плодами, и юноша, который подходит к ней и заключает ее в свои объятия... Увидит ли она когда-нибудь эти страны наяву? Уйдет ли она от этой однообразной жизни, и кто поведет ее к неизведанному?

   Есть счастливые люди, которые бывают в далеких краях. Это торговцы, что живут на берегу моря. По их рассказам она старается представить себе его: это - река, у которой только один берег... и вода его не течет, как в реке; иногда она начинает волноваться, сердиться и рычать, так что человек пугается. Увидит ли она когда-нибудь море? Кто знает!

   Так мечтала Ма, скобля шкуру только что убитого жеребенка.

   Когда Ма удавалось, она убегала с другими девушками на холмы; там они собирали цветы и душистые травы: цветами украшали они свои волосы и шею, а травы сушили на зиму.

   Хотя Ма оставалось ждать еще целый год до свадебных игр, в которых она сможет принять участие, но она старалась быть в обществе старших подруг. Этот праздник, решавший судьбу девушек, происходил в середине лета, и на нем встречались все три соседних дружественных племени, живших на берегах реки.

   Вечные законы, которых они строго придерживались, запрещали брать жен из своего племени, и каждая девушка ждала, что ее уведут из старого, насиженного места в новые и неизвестные края.

   Свадебные игры проводились с величайшей торжественностью, и старейшины строго следили за тем, чтобы все обряды и правила исполнялись как должно, поскольку от этого зависело будущее племени и его благополучие. Браки не были больше так плодовиты, как раньше. Когда-то женщины производили на свет десять и больше детей, а теперь - не больше шести, да и из них половина умирала в раннем возрасте.

   Некоторые женщины оставались бездетными. И это было плохим знаком. Времена менялись, и находились люди, которые предсказывали близкий конец племени Медведя.

   Ма и ее подруги отдыхали на склоне холма. Они собрали большие охапки цветов для торжественного обряда, который совершался каждый год весной в честь пробуждающейся после долгого зимнего сна природы.

   Как только холмы покрывались свежим зеленым ковром, девушки отправлялись собирать цветы. Они сплетали из них гирлянды и пели при этом вполголоса, и это было похоже на жужжание пчел... Слова произносились в определенном ритме, и ритм этот соответствовал порядку вплетаемых цветов, потому что только так можно расположить к себе духов, обитающих в лесу.

   Когда настал вечер, девушки поднялись на холм, на котором возвышался священный дуб. Это было старое дерево, стоявшее здесь с незапамятных времен и уцелевшее от всех бурь и непогод. Каждая девушка несла в руках ветвь, сорванную с него в прошлом году: всю зиму эти ветви бережно хранились в хижинах. Теперь, дойдя до вершины холма девушки, сложили их в кучу и подожгли, при чем горько плакали и издавали жалобные стоны. А когда костер потух, они образовали хоровод и два раза обошли вокруг дерева; потом украсили дерево гирляндами из цветов, которые только что сплели, и стояли так в кругу, низко склонившись перед деревом, простирая руки вперед; потом отклонились назад, опять склонились вперед, стараясь передать движения дерева, сотрясаемого дикими порывами ветра. В тот самый миг, как солнце опустилось за горизонт, девушки сорвали свежие цветы с дерева и стали потрясать ими в воздухе, охваченные буйным весельем. Еще два раза обошли они вокруг дерева, но теперь их движения были быстры и радостны, а потом яркой цепью рассыпались по холму и побежали вниз в долину.

   Когда они суетились к реке, то увидели Раги - вождя племени, который сидел на опрокинутом стволе дерева и разговаривал с одним из стариков.

   Девушки приближались с песней, размахивая в воздухе ветвями священного дуба. Раги смотрел им навстречу, и Ма показалась ему самой юностью, так давно уже покинувшей его одряхлевшее тело. Он увидел себя опять сильным и ловким и подумал: "Если кто и смог бы вернуть мне хоть на короткое время мою былую силу, то только эта дивная молодая девушка". И кровь опять, как в далекой молодости, сильней заструилась в его жилах.

   Раги знал Тимаки и слыхал о его красивой дочери, но увидел ее впервые. Процессия молодых девушек уже прошла, последний звук их песен давно замер вдали, а Раги все думал о Ма. Медленно, тяжело опираясь на палку, побрел он по направлению к своей хижине.

   Когда он проходил мимо, люди отворачивались в сторону. Его не любили. Несмотря на все старания, он был бессилен в борьбе с враждебными духами, все, казалось, смеялось над его волшебной силой, и последние годы он жил одиноко, окруженный неприязнью своего племени.

   Хижина его стояла в стороне от прочих, на высокой террасе, где он жил один.

   Жилище его было просторнее, чем у других членов племени; оно было разделено оленьими шкурами на две части; в одной он спал и принимал посетителей, а в другую никто не смел входить, кроме него: здесь хранились посох, мантия и головной убор вождя. На оленьей шкуре красовались знаки, смысл которых был понятен только вождю и старейшинам. В этих знаках, происхождения которых никто не знал, заключалась власть над всеми незримыми силами, власть, которою обладали только вожди племени, и которая так ослабла в последние годы.

   Старая женщина и ее сын, еще ребенок, заботились о Раги, поддерживали его огонь и готовили ему пищу.

   Вождь растянулся на своем ложе. Мальчик подложил свежих веток в огонь, зажженный перед входом в хижину, чтобы дым костра прогнал надоедливых мух, которые тысячами носились в воздухе. Старуха опустилась на корточки перед вождем и стала растирать ему ноги.

   А Раги думал свое. Кто мог ему помешать взять Ма в жены? Он, как вождь, был единственный, кто имел право брать жен из собственного племени. Стоит ему только сказать ее отцу, Тимаки, о своем желании, и тотчас же по окончании свадебных игр Ма станет его женой; до истечения этого срока никто не мог жениться.

   Всю ночь Раги не мог уснуть, а когда, наконец, уснул, ему приснилась Ма: она бежала вдоль холма, а он, старец, никак не мог догнать ее. Утром он рассказал о своем сне и замысле одному из приближенных стариков, и тот взялся обо всем переговорить с Тимаки.

   Для Тимаки предложение вождя было полной неожиданностью, но оно ему понравилось. Когда вождь умрет, кто будет ему наследовать? Почему бы не Тимаки, раз он будет зятем вождя? Таким образом, мудрый старец и Тимаки легко пришли к соглашению.

   Тимаки не стоило особенного труда получить согласие своей жены. У Бахили было шесть детей, но четверо из них умерли вскоре после рождения; она знала, как тяжела доля женщины. Нужно было вынашивать детей, кормить, одевать, воспитывать их, нужно было заботиться о муже, готовить ему еду и одежду, ухаживать за ним. А мужья были требовательны, и, когда они возвращались с охоты, не было конца их капризам.

   Бахили думала: если Ма выйдет замуж за вождя племени, ее жизнь будет легче, потому что о вожде заботится все племя, доставляет ему пищу и все необходимое для существования. Кроме того, тогда Ма не уйдет в другое племя и будет жить вблизи от матери, а это радовало материнское сердце.

   Все эти соображения Бахили выложила своей дочери, убедившись предварительно, что никто из соседей их не слышит, так как, если бы узнали, что вождь ищет жену, нашелся бы десяток семейств, которые предложили бы ему своих дочерей.

   Бахили говорила долго. Когда она наконец замолчала, то с удивлением поняла, что Ма совсем не обрадовалась ее словам. Она только сказала:

   - Вождь стар! Я не хочу выходить замуж за старика!

   - Ты - глупая девчонка! - воскликнула Бахили. - Мне нечего с тобой тут долго разговаривать! Ты просто сделаешь так, как я и отец прикажем!

   И она дала пинка своей дочери, закончив, таким образом, беседу.

   Другая девушка заплакала бы, и это утешило бы мать. Этого ожидала и Бахили. Но Ма не плакала, выражение ее лица осталось замкнутым и упрямым. Это вывело Бахили из себя: "Что это стало с теперешними девушками? - думала она: - для них воля родителей больше ничего не значит".

   На следующий день Нон пошел удить рыбу, и Ма пошла вместе с ним. Они поднялись вверх по реке и легли на прибрежные камни под тенью ивы, ветви которой нависали над самой водой. Но рыба не шла на приманку. Тогда Нон и Ма растянулись рядом на свежей траве: быть может, позже, в сумерках, форель выйдет из своего убежища. Между Ма и Ноном была большая дружба. Он любил ее общество и заботился о ней, в то время как другие юноши пренебрегали своими сестрами. Мальчики делали вид, что презирают девушек за их слабость, за недостаточную быстроту бега и за зависимость от матерей, которые не позволяли дочерям уходить далеко от дома.

   Нон любил разговаривать со своей сестрой обо всем, что слышал от старших. Она была обязана ему всем, что знала. Он научил ее удить рыбу и распознавать ягоды, полевые коренья и травы. Нон рассказывал ей о повадках зверей и объяснял, как различать следы. Ма с интересом слушала своего старшего брата, и образы зверей, как живые, вставали перед ней.

   Теперь Ма рассказала брату о том, что ее так тревожило: о судьбе, которая ее ждала. Неужели она достанется в жены этому старику, как того хотят родители? И неужели Нон это потерпит? Сердце маленькой Ма переполнилось горечью и она заплакала. Никогда еще не видел Нон сестру в таком горе. Он протянул руку и стал нежно гладить ее волосы.

   - Отчего ты плачешь, Ма? Пока вождь женится на тебе, пройдет еще много времени. А сейчас ты со мной и завтра будешь со мной и еще много-много дней мы будем вместе. Подожди же плакать. Ведь Раги стар, он до тех пор может умереть. Хочешь, я его напугаю? Я наряжусь в волчью шкуру и наброшусь на него: от страха его душа вылетит вон.

   Так он болтал всякий вздор, чтобы утешить свою сестру. Ма мало-помалу успокоилась и вскоре в ответ на шутки брата улыбнулась сквозь слезы.

   Внезапно Нон стал серьезным - он что-то обдумывал. Потом он спустился к берегу реки и взял немного глины. Вернувшись к Ма, он стал мять сырой комок в своих ловких руках, и скоро можно было различить фигуру, которая изображала мужчину. Нон сделал ему высокую прическу и вложил в руку посох. Изумленная Ма молча смотрела на эту работу. Когда он закончил, она прошептала:

   - Это - вождь!

   - Ты дала ему его настоящее имя, - сказал Нон, понизив голос, хотя они были совершенно одни. - Спрячь его на своей груди, сестричка! Сегодня вечером, когда в небе появится первая звезда, проткни его сердце иглой. Тогда вождь умрет.

   Ма содрогнулась. Неужели она совершит это преступление?

   Она закрыла глаза... Перед ее мысленным взором предстал Раги - сморщенный, согнувшийся, дрожащий... Она взяла фигурку и завернула ее в лист лопуха...

   Молча смотрели они друг на друга. То, что они только что совершили, еще больше сблизило их.

   Ма поднялась. На сегодня довольно серьезных разговоров. Теперь она хотела играть.

   - Давай побежим наперегонки до той березы, - предложила она. - Только ты должен дать мне десять шагов вперед.

   Они заняли свои места.

   Нон крикнул: - Вперед! - и полетел, как копье, пущенное мощной рукой охотника. Ма мчалась с быстротой стрелы. Нон с восхищением смотрел, как она бежала впереди его, так что ее ноги едва касались земли. Недалеко от дерева он ее нагнал. Оба учащенно дышали, и слышно было, как стучат их сердца.

   Вечером, спрятавшись за камнем недалеко от дома, Ма дождалась наступления ночи. В ее левой руке была зажата глиняная фигурка, которую вылепил ее брат и которой она дала таинственное существование, назвав ее по имени. Наконец в небе зажглась вечерняя звезда. В правой руке Ма держала костяную иглу. Какое-то время она колебалась, а затем резким движением всадила ее в фигурку в том месте, где должно было находиться сердце. Глина поддалась, подобно живой плоти, а потом сомкнулась вокруг иглы.

   Ма дрожала. Ей казалось, что из раны вот-вот брызнет кровь. Игла должна была остаться в "ране" до утра.

   Прошло несколько дней. Ма теперь окончательно успокоилась: ведь ее средство не могло обмануть. Она вытащила иглу из "раны" и, разломав глиняную фигурку на мелкие кусочки, бросила их в реку.

   Приближались торжества посвящения, после них должны были состояться свадебные игры. Люди с реки оставили все свои заботы и старались только наслаждаться прекрасным временем года.

   Однажды утром от одной хижины к другой побежал слух, что прибыли торговцы. Каждый год появлялись они в начале лета, чтобы обменять у охотничьих народов свои товары на меха. Это были единственные чужаки, которых люди с реки принимали, как гостей. Соседние племена, с которыми потомки Медведя поддерживали постоянные отношения, были ведь одной с ними крови, тогда как в жилах торговцев текла кровь другой расы. Они приходили из далеких стран, и уже по одному их виду можно было догадаться, что они пережили удивительные приключения. Это были люди огромного роста. У них был матовый цвет кожи, черные, как смоль волосы, и курчавые бороды. Их миндалевидные глаза горели темным горячим огнем. А когда они говорили, глубокий теплый звук их голоса чаровал и притягивал.

   Они жили так далеко, что их путешествие длилось почти две трети года. Приходилось пересекать безводные пустыни, труднопроходимые леса, кишащие дикими зверями, высокие горы с ущельями и пропастями - только так можно было попасть в их страну. На западе ее омывало бесконечное море, а на юге и востоке от нее простирались другие страны - страны жаркого солнца. Песок под ногами там обжигал, как раскаленные камни очага, и иногда поднимался столбом до самого неба, а деревья сами внезапно загорались.

   Торговцы приносили с собой пахучие пряности и раковины. Жадно набрасывались на них люди с реки: аромат пряностей незаметно проникает в человека и обладает волшебной силой. А в раковинах скрыто еще большее волшебство: если приложить их к уху, то заключенные в их духи начинают жужжать, подражая шуму моря, у которого их отняли. Раковины служили людям с реки в качестве украшений.

   Диковинные истории рассказывали торговцы: о людях с длинными хвостами, при помощи которых они раскачиваются на ветвях деревьев; о людях, у которых голова на груди, и о людях с одним глазом посередине лба; о страшных демонах и чудовищах, подстерегающих человека в пустыне и в горах... И все это они говорили своим певучим голосом на странном языке, составленном из всевозможных слов, заимствованных ими у разных народов, которых они встречали на своем пути.

   И что еще было удивительно - торговцев сопровождали люди, которых они называли рабами; эти рабы несли мешки с товарами, разводили огонь, приготовляли пищу. Когда же они чем-нибудь не угождали своим господам, те били их, а слуги принимали удары, как должное, и никогда не возвращали их обратно.

   Это было непонятно людям с реки... для них охота была и трудом, и наслаждением; она была самым прекрасным из всех мужских занятий, потому что с ней был связан риск, который придавал этому делу остроту. Зачем же нужны рабы? И потом - откуда их взять?

   У потомков Медведя обязанностью и гордостью мужчины было кормить и содержать женщин, детей и стариков; они все были равны между собой, равны и свободны. И когда торговцы хвастались, что дома у каждого из них по десятку рабов, - "Медведи" смеялись: разве они слабые женщины, что не могут сами добывать себе пропитание?

   У рабов была совсем черная кожа, жесткие вьющиеся волосы, толстые губы, - широкий приплюснутый нос. Когда они смеялись, их белые зубы обнажались и сверкали, как у волков. Вечером они сидели вокруг костра и пели протяжные грустные песни.

   Нон и Ма с нетерпением ожидали торговцев, потому что их прибытие всегда приносило с собой много неожиданного и интересного. Нон относился к этим чужакам с некоторым пренебрежением, но для Ма с ними было связано все, о чем она грезила в самых пламенных мечтах. Какой завидной казалось ей судьба этих удивительных людей, которые в сопровождении своих слуг исходили весь свет!

   Как только торговцы разбили в лесу свои палатки, они прежде всего, отправились к вождю, чтобы принести ему обычные подарки - пахучие травы и раковины. Только выполнив эту церемонию, они занялись своими делами.

   На следующий день, вскоре после восхода солнца, Ма увидела на дороге, ведущей к террасе, группу торговцев. Их было всего пять человек, остальные по-видимому еще были заняты обустройством лагеря. Черный слуга