Мид-Смит Элизабет - Школьная королева

иначе ты не выглядела бы как привидение. Ты что-то скрываешь. Избегаешь нас, своих сестер, и проводишь время с другими девочками.

   Мэри подумала, что совсем отмолчаться не удастся.

   - Я скажу вам, в чем дело. Не говорила целый день, хотела и вовсе не говорить, чтобы не расстраивать вас.

   - О, Господи, - выдохнула Джени в волнении. - Это что-то плохое?

   - Да, ужасное... Это касается нашего Поля. Он болен. Вчера вечером я, вернувшись в комнату раньше вас, нашла на своем столике письмо от мамы. Наша мамочка сильно обеспокоена, потому что у Поля был обморок. И доктор сказал, что его надо показать специалисту в Лондоне. Родители повезут Поля в Лондон завтра или послезавтра.

   Мэри стала раздеваться. Как раз в эту минуту мисс Хонебен просунула голову в дверь.

   - Милая Мэри, - сказала она, - отчего ты не в постели?

   Мэри покорно кивнула. А маленькая Джени вдруг зарыдала:

   - Мы очень, очень несчастны, мисс Хонебен! Поль, наш брат, серьезно болен.

   Добрая мисс Хонебен в одно мгновение очутилась около взволнованной девочки и, обняв ее, постаралась успокоить.

   - Мэри знала это весь день, мисс Хонебен, но рассказала нам только теперь, - объяснила Матильда. - Не сердитесь на нее, пожалуйста.

   Мисс Хонебен помогла девочкам лечь в постель, погасила лампу и вышла из комнаты. Минуту спустя она постучалась к миссис Шервуд.

   Хозяйка школы благоволила ко всем своим учительницам, но, пожалуй, мисс Хонебен ей особенно нравилась. У нее были хорошие манеры, правильная речь, утонченный вкус. Детей она любила страстно, и это помогало ей находить положительные черты в каждом человеке.

   Отчаяние маленькой Джени, растерянность в лице Матильды и угрюмость Мэри - все это произвело сильное впечатление на мисс Хонебен. Она считала, что нужно переговорить о них с миссис Шервуд.

   - Добрый вечер. Не уделите ли вы мне несколько минут? Или вы слишком устали?

   - Я не слишком устала для того, чтобы говорить с вами, дорогая. Что вы хотите сказать мне, Люси?

   - Я была наверху, у трех сестер Купп.

   - Что-то неладно? - уточнила миссис Шервуд. - В самом деле, Люси? Расскажите мне.

   - Я заметила, что в их комнате горит свет. Оказалось, что Мэри еще не легла. Она рассказала сестрам о письме от матери, в котором миссис Купп сообщила: их брат Поль серьезно болен. Похоже, девочки сильно огорчены известием. Правда, меня удивило, что Мэри была не столько печальна, сколько раздражена. Ну да, возможно, она измучена переживаниями.

   - Вы можете быть уверены, дорогая Люси, что я не оставлю семью Купп в беде. Понимаю, как сейчас встревожены мистер и миссис Купп. Поль, замечательный красивый мальчик, - их единственный сын. Возможно, я и сама поеду в Лондон, повидаюсь с миссис Купп. Если нужны будут деньги на лечение, то они найдутся.

   - Я знала, что вы так отнесетесь к несчастью семьи Купп, - сказала мисс Хонебен. - Вы так великодушны. Я горжусь, что работаю в вашей школе.

   - Я также горжусь, что вы со мной. Я доверяю вам вполне. И скоро, наверное, мне понадобится ваша особая помощь; тогда придется рассказать вам то, что сильно беспокоит меня и о чем пока почти никто не знает.

   "Что бы это могло быть?" - думала мисс Хонебен, когда шла к себе в комнату.

  

  

  

   Чудесное это было поместье - "Пик" в Киллерней, в стране гор и озер, облаков и солнечного света. Но мистеру О'Доновану жилось тоскливо без любимой дочки Китти.

   Утром он, встав раньше обычного, почувствовал тревогу. Ему приснилась Китти, и сон не понравился: дочь плакала. Она обнимала его за шею своими милыми ручками и говорила: "Папа, я слышу, как рыдает банши".

   Конечно, у семьи О'Донован был свой призрак. Он всегда появлялся, когда бывали какие-нибудь тревоги. Мог сидеть ночью под окнами и издавать страшные вопли.

   Мистер О'Донован решил сходить на озеро. "Надо бы и Джека взять с собой, - подумал он. - Мальчик, наверное, захочет пойти".

   Джек был сыном его брата, храброго воина, убитого во время войны с бурами. Бедный ребенок остался сиротой, потому что его мать умерла еще при родах, и он рос вместе с Китти в поместье "Пик". Дети любили друг друга, как родные брат и сестра.

   После гибели брата мистер О'Донован оставил Джека у себя в имении, намереваясь дать ему хорошее воспитание.

   Мальчик в наследство получил немного денег, которые были употреблены на образование; его зачислили в Уинчестерскую школу, где он и учился теперь весьма прилежно. Но все свободное время Джек проводил в доме дяди.

   Мистер О'Донован потрепал мягкие волосы племянника, который уже открыл глаза и сладко потягивался в постели.

   - Вставай, лежебока, я жду тебя. Мы прогуляемся к озеру и, может быть, встретим почтальона.

   - Я знаю, вам нравится получать газету как можно раньше. Может быть, вы получите сегодня письмо от Китти.

   - Вряд ли, мой мальчик, вряд ли. Китти некогда писать, ведь она стала королевой мая.

   Джеку было приятно говорить о кузине.

   - Так хочется, чтобы Китти поскорее вернулась домой. Здесь скучно без нее.

   - Верно, Джеки. Я тоже скучаю по нашей дорогой Китти. Ну идем, пройдемся немного до завтрака.

   Спустя четверть часа Джек, уже одетый, встретился с дядей в гостиной.

   - Надеюсь, Джек, на свежем воздухе прогнать гнетущее впечатление, поскольку я видел сегодня дурной сон.

   - Что же вы видели, дядя Фергус?

   - Я видел банши, - с мрачным видом сообщил дядя.

   Джек постарался повеселее улыбнуться.

   - Но, дядя, не принимайте это близко к сердцу.

   - Ты думаешь, что я обращаю на это внимание? Нисколько. Но я не мог оставаться в постели. Поэтому теперь мы идем гулять.

   - Нигде нет такого воздуха, как в Ирландии, - сказал Джек, - а во всей Ирландии нет лучше воздуха, чем в Киллерней.

   Мистер О'Донован и его племянник не спеша шли по дорожке к озеру.

   - Должно быть, дядя, вон там, по берегу озера, сам почтальон идет. Позвольте мне побежать навстречу ему. Можно, дядя?

   - Сдержи свое нетерпение, мой мальчик. Я еще не стар и могу ходить так же быстро, как ты. Джек, ты стал большим утешением мне с тех пор, как меня уговорили отослать мою Китти в эту английскую школу.

   - О, это очень хорошо для нее! - воскликнул Джек. - Я ненавижу Уинчестерскую школу, но все же и она приносит мне пользу - помогает избавляться от лишней гордости.

   - Лишняя гордость?! У О'Донована из "Пик" не может быть слишком много гордости. Помни, мой мальчик, что ты тоже О'Донован из "Пик"; ты станешь наследником, когда наступит моя очередь отправиться к праотцам.

   Джек покраснел.

   - Ну, дядя Фергус, надеюсь, что это случится не скоро и к тому времени сам я буду старым.

   Мистер О'Донован усмехнулся, довольный ответом племянника.

   - Однако поторопимся, дядя. Может быть, есть письмо от Китти.

   - Вряд ли.

   Почтальона звали Тедди О'Флинн, и во всей округе никого не любили и не уважали так, как его. Тедди был хорошим человеком. И он приносил хорошие вести.

   - Как вам нравится это раннее утро, мистер О'Флинн?

   - Утро прекрасное, ваша честь, - бодро ответил почтальон. - Как всегда, у меня для вас газета. Но сегодня еще и два письма.

   Джек бросился к почтальону.

   - Это от Китти, от Китти! - кричал он со сверкающими глазами. - Одно вам, дядя Фергус, а другое - мне, от Китти. Ура! Ура! Ура!

   - Это очень приятно, - сказал О'Донован, и щеки его порозовели от удовольствия. - Вот вам шесть пенсов, мой милый, и если у вас нет писем слугам, то вам незачем идти к нам в дом. Джек и я прочтем письма на открытом воздухе.

   - Благодарю вас, ваша честь. А я выпью за здоровье мисс Кетлин в "Синем драконе".

    

   Глаза у Джека горели от восторга.

   - Ну, дядя, где мы будем читать наши письма?

   - Да здесь же, - сказал О'Донован. - Не стану отрицать, мой мальчик, что эти неожиданные письма - большая радость для меня после дурного сна и других неприятностей. Сначала мы оба прочтем свои письма про себя, а потом вслух, хорошо, Джек?

   - Да, сделаем так, - согласился Джек.

   Мистер О'Донован разорвал конверт и прочитал письмо, написанное Китти в ночь перед тем, как она стала королевой мая. Письмо Джеку было послано позже, но из-за небольшой задержки на почте оба письма пришли одновременно. Старый сквайр дрожал, пробегая глазами строки письма.

   - Милая! Милая! Да благословит ее Господь! - бормотал он. - Какая она, наверное, была хорошенькая. Как бы мне хотелось ее увидеть.

   Счастливый отец дочитал письмо до конца.

   - Право, Джек, наконец-то у них оказалась настоящая королева мая - дочь древних ирландских королей, девочка, в жилах которой течет действительно королевская кровь. Она, несомненно, была очаровательна, украшенная цветами, не правда ли, Джек?

   - Дядя, от какого числа ваше письмо?

   - Мое письмо? Подожди, посмотрю. От 30 апреля. Она писала его накануне праздника.

   - Но ведь мне Китти никогда не писала прежде, - удивился Джек. - А рассказала ли она вам про церемонию - как все было?

   - Ну, Джек, как могла она рассказать про церемонию, когда ее еще не было? Она написала, что позже сообщит обо всем подробно. Должно быть, почтальон принесет мне завтра еще письмо от нее - с подробностями.

   - Но у меня уже есть такое письмо - о празднике! - почти крикнул Джек. - Она написала мне вечером того дня. Мое письмо помечено первым мая. Слушайте, слушайте, дядя.

   - Китти написала о церемонии раньше тебе, - нахмурился мистер О'Донован.

   - Да, вот в этом письме.

   - Удивляюсь, что она написала тебе прежде, чем мне, своему отцу.

   - Не сердитесь, дядя. Это такая радость для меня.

   - Конечно, я не сержусь, мой мальчик. О чем же сообщила тебе Китти?

   Джек громко и с удовольствием прочитал письмо.

   - Да, письмо очень милое, - сказал мистер О'Донован, выслушав Джека, читавшего в полном восторге. - Но тон его несколько удивляет меня. Оно не совсем похоже на прежние письма Китти. Мое мне нравится больше. Сразу ясно, что его писала моя милая девочка, моя любящая маленькая Китти. Она ведь никогда не думала о том, красива или нет. Не знаю, полезна ли для школы вся эта церемония с королевой мая. Когда поеду за Китти, чтобы взять ее на каникулы, непременно поговорю об этом с миссис Шервуд.

   Мистер О'Донован и мальчик пошли домой, где их ожидал настоящий ирландский завтрак. Оба они проголодались, поэтому и накинулись на еду. Потом Джек ускользнул в лес, который начинался почти сразу за домом, и там несколько раз перечитал письмо Китти. Возвращаясь, он увидел, что к дому идет мальчик, посыльный с телеграфа.

   Что бы это могло означать? Ведь никто не присылал телеграмм в "Пик". Джек спрятал письмо в карман и побежал домой.

   Телеграмма была адресована мистеру О'Доновану.

   - Я пойду поищу его, - сказал Джек мальчику. - Подожди здесь.

   Мальчик сел. Джек быстро нашел дядю на заднем дворе, где тот осматривал поросят, родившихся утром.

   - Эй! Ты здесь, Джек? Вот опять счастье. То были письма от Китти, а теперь вот поросята. Очевидно, мой сон - чистый вздор. У нас все пойдет хорошо. А зачем ты сюда пришел, мой мальчик? В чем дело?

   - Вам пришла телеграмма, дядя, - ответил Джек, - и там дожидается посыльный. Он хочет знать, будет ли ответ.

   - Телеграмма? Мне? Дай мне ее скорее, дай! Уже много лет я не получал никаких телеграмм. Знаешь, Джек, мне как-то не нравится это.

   - Да вы не волнуйтесь и прочтите телеграмму, милый дядя.

   - Да, конечно. У меня немного дрожат руки. Открой ее, пожалуйста, Джек.

   Джек исполнил желание дяди. Рабочие с фермы стояли рядом, возбужденные и внимательные. Джек громко прочел:

   - О'Доновану "Пик", Киллерней. Получено ли сегодня утром письмо от Китти О'Донован, адресованное Джеку О'Доновану? Ответ оплачен. Телеграфируйте: да или нет. Шервуд.

   - Господи, Боже мой! Письмо-то, оказывается, имеет важное значение.

   - Я отвечу, хорошо, дядя?

   - Да, разумеется. Какой шум они поднимают! Конечно, получено. Отправленное по почте обыкновенно доходит, а здесь этим заведует наш почтальон. Он никогда не теряет писем. Хорошо знает свое дело.

   - Что мне написать, дядя?\

   - Напиши: "Да, рад, что получил. Джек О'Донован".

   Джек быстро написал эти слова, и посыльный отправился обратно на телеграф. А сквайр много раз в течение дня выражал удивление по поводу телеграммы, но и не подозревал, какую роль она сыграет в жизни Китти, дорогой его сердцу Китти.

  

  

  

   Миссис Шервуд послала телеграмму 4 мая, в половине десятого утра. К этому времени не оставалось сомнения, что письмо, если оно было написано, уже получили в поместье "Пик". Она ожидала важного ответа с плохо скрываемой тревогой. И ответ скоро пришел. "Да, рад, что получил" - эти слова пронзили ее сердце. Телеграмму принесли, когда вся школа была во дворе. Глаза девочек устремились на начальницу. Никто не знал о телеграмме, кроме Китти. Ее милое личико побледнело. Миссис Шервуд обернулась к прислуге:

   - Ответа не будет.

   Сильно забилось ее сердце! Такое болезненное, мучительное чувство отчаяния испытала она! Как ей поступить в таком тяжелом случае? "Значит, она сделала это. - говорила себе мысленно миссис Шервуд. - Теперь нет никакого сомнения".

   Начальница ушла в свою комнату, а девочки, отдыхая, разошлись кто куда. Все были веселы. А Генриетте приходилось скрывать свои чувства. Мэри Купп также должна была сдерживаться. Мэри имела некоторое преимущество над Генриеттой: если у нее на лице выражались тревога и волнение, то это приписывалось состоянию здоровья Поля - все девочки уже знали, что он болен, и жалели сестер Купп.

   После обеда Китти ушла в сад. Ей хотелось побыть одной. Телеграмма получена, она оправдана. Только ее несколько удивляло, что любимая начальница за ней еще не посылала. Конечно, дела могли помешать этому.

   Китти немного погуляла и вернулась в дом, ожидая получить приглашение от миссис Шервуд. Она видела, что мисс Хонебен направилась в комнату хозяйки школы. И мисс Хиз тоже вскоре прошла туда. Это ее обеспокоило. Впрочем, может быть, учительницы собрались по какому-нибудь особенному делу. Китти снова вышла из дома. Ей хотелось, чтобы на сердце у нее было легко. Чего может бояться девочка, когда она знает, что не сделала того, в чем ее обвиняют? Отец и Джек несколькими весомыми словами очистят ее от жестокого, необоснованного обвинения.

   Последние два дня Китти, помимо своей воли, была все же в подавленном состоянии. Но теперь она чувствовала себя лучше. Тревога улеглась. Свойственная ирландцам способность веселиться вернулась к ней. Она пошла к подругам. Китти танцевала и пела, грациозно бегала по поляне. Она смеялась. Легкий ветерок подхватывал ее кудрявые темные волосы и откидывал их назад. Она казалась воплощением радости.

   А в это время миссис Шервуд, мисс Хонебен и мисс Хиз следили за ней из окна директорского кабинета.

   Учительницы только что были посвящены в тайну. Нежное сердце мисс Хонебен переполнилось отчаянием, любовью и страстным желанием помочь.

   - Бедная, бедная маленькая Китти! - говорила она. - Что же нам делать?

   - Милая, я теряюсь почти так же, как вы, - вздохнула миссис Шервуд. - Я надеялась, что мне не придется рассказывать это вам. Помните, дорогая Люси, когда вы пришли ко мне, я говорила о неприятностях. Я думала, что телеграмма, присланная в ответ на мою, положит конец этим неприятностям, а оказалось, напротив, она подтвердила то, во что не хотелось верить. И теперь предстоит решить, следует ли нам дать Китти возможность оправдаться?

   - Дайте ей эту возможность! - горячо произнесла мисс Хонебен.

   - Во всяком случае, поступайте беспристрастно, - высказала свое мнение мисс Хиз.

   - Да, да, я поступлю беспристрастно. Мне кажется, что надо дать девочке один шанс. Однако вот в чем сложность положения. Так как Китти королева мая, то наказание ей должно быть назначено не мной, не другими учительницами, а ее школьными подругами. Да ведь девочки неопытны, к тому же могут быть завистливы и жестоки.

   - Возьмитесь за это дело сами, дорогая миссис Шервуд, - посоветовала мисс Хонебен.

   - Да, миссис Шервуд, и я полагаю, что при данных обстоятельствах вам лучше самой иметь с ней дело, - прибавила мисс Хиз.

   - Я рада, что вы так думаете, и склонна согласиться с вами. Поговорю с несчастной девочкой. Наверное, она скажет правду, и тогда я, хотя и накажу ее, не стану, однако, подвергать развенчанию, что является самым тяжелым наказанием для королевы мая.

   Миссис Шервуд попросила мисс Хонебен позвать Китти.

   - Ах, как я рада! - ответила Китти на слова мисс Хонебен и стремглав побежала в дом. Через минуту она уже постучала в дверь комнаты миссис Шервуд. Когда она вошла в кабинет, глаза ее блестели от радости, а щеки горели, похожие на нежные розы.

   - Вы получили телеграмму? Я так рада! Теперь вы знаете. Теперь вы можете быть уверены. Конечно, ведь я не делала ничего дурного; но я видела, что вы все же немного сомневались во мне. Сомнений больше нет, не так ли? Что говорит папа? О, милая, дорогая, хорошая миссис Шервуд! Что случилось? Какая-нибудь неприятность? Это пришла другая телеграмма? Когда ее принесли, я сказала себе: оправдана, оправдана! Я чуть было не крикнула это слово! Так что же?

   - Нет, Китти, пришла не другая телеграмма. И твой папа дал подтверждение. Я спросила, получил ли твой двоюродный брат Джек письмо от тебя. Я написала вполне ясно.

   - Конечно. А Джек, милый Джек, он был бы очень рад получить письмо от меня! Он такой милый, - со смехом проговорила Китти. - Но Джеки, бедняга, не мог сказать, что получил мое письмо, не правда ли, миссис Шервуд?

   - Китти, ты очень хорошо выпутываешься. Ты удивляешь меня. Вот ответ из поместья "Пик", который я получила сегодня. Он подписан твоим двоюродным братом.

   Говоря это, миссис Шервуд вложила в руку Китти маленький темный конверт. Девочка открыла его, чтобы прочитать телеграмму. В первый раз за последнее время она смутилась. Волнуясь, она взглянула на текст телеграммы.

   "Да, рад, что получил. Джек О'Донован".

   Сначала Китти не поняла смысл ответа. Что получил Джек и чему рад? Когда до нее дошло, она от неожиданности расхохоталась, но как-то резко. Положила на стол телеграмму и взглянула прямо в лицо миссис Шервуд.

   - Милая, - сказала миссис Шервуд, - ты видишь сама.

   - Да, - ответила Китти, - вижу, что кто-то написал Джеку. Я не писала ему.

   - Сядь, Китти. Нужно поговорить об этом.

   - Я лучше постою у окна, если вы не возражаете, - попросила Китти. - Сердце у меня бьется очень сильно. И я как будто задыхаюсь. Меня удивляет Джек.

   - А ты надеялась, что он скажет неправду? И этим скроет твой дурной поступок?

   - Миссис Шервуд! Неужели это вы говорите со мной?

   - Китти, телеграмма доказывает твою вину. Ты писала своему двоюродному брату, чем нарушила одно из правил школы. Хуже того, ты отрицала и отрицаешь свою вину. Наговорила много лжи. А ведь ты сама предложила, чтобы в поместье "Пик" была послана телеграмма. Я так и поступила. И теперь мне бы хотелось, дитя мое, чтобы ты раскаялась в содеянном. Я накажу тебя, милая, должна наказать, но ты избежишь самого худшего наказания. Скажи мне, что ты писала брату и что искренне жалеешь об этом. Дорогая, скажи!

   - Я не могу, - ответила девочка. - Я не делала этого: я не могу сказать вам, что писала. Это невозможно.

   - Ну так ты знаешь, Китти, что ожидает тебя.

   - Не знаю, и мне все равно. Если вы думаете, что я могла сделать это и скрыть от вас, а потом попросить вас телеграфировать Джеку, предполагая, что Джек, заподозрив неладное, солжет насчет письма, - тогда мне, кажется, все равно.

   - Не говори так, дитя мое. Будет лучше, если ты сознаешься.

   - Миссис Шервуд, - произнесла Китти твердым голосом, - если бы вас обвинили в том, чего вы не делали, то захотели бы вы наговорить на себя, чтобы избежать наказания, и сознаться в проступке, которого вы не совершали?

   - Ах, Китти, дитя мое, да ведь с тобой дело обстоит иначе.

   - Нет, так же, миссис Шервуд.

   Китти вдруг упала на колени.

   - Ах, миссис Шервуд! Дайте мне вашу руку.

   Начальница протянула руку девочке.

   - Теперь, пожалуйста, взгляните мне в глаза.

   - Китти, к чему это?

   - Взгляните, взгляните. Неужели вы по моим глазам можете решить, что я виновата? Неужели вы думаете, что я, дочь гордого ирландца-дворянина, унизилась бы до лжи? Миссис Шервуд, я ничего не знаю об этом письме. Не имею ни малейшего понятия о том, что это за письмо и как оно попало к Джеку в поместье "Пик". Могу повторить только, что никогда не писала его.

   - Бедное дитя, бедное дитя!

   Китти медленно, очень медленно поднялась с колен. Лицо ее так побледнело, что в какой-то момент начальница забеспокоилась, как бы она не лишилась чувств.

   - Вы не верите мне, миссис Шервуд?

   - Нет.

   - Вы считаете меня виноватой?

   - Да, Китти, ты виновата.

   - Миссис Шервуд, вы разбиваете мне сердце.

   - Очень жаль, дитя мое. Мне самой кажется, что у меня разрывается сердце. Я убеждена, Китти, что все в школе чувствуют большое расположение к тебе. Потому-то тебя и избрали королевой мая. Тебя полюбили так сильно, что выбрали королевой мая, хотя некоторые девочки, например Генриетта Вермонт, имели больше прав на это отличие, так как пробыли в школе дольше, чем ты. Но выбрали в этом году тебя - и только потому, что полюбили.

   - Теперь это ничего не значит, - тихо ответила Китти.

   - Нет, Китти, значит много. Девочка, став королевой мая, получает право целый год пользоваться этим титулом. Вне всякого сомнения, эта девочка должна быть безупречна во всех отношениях. Так что тут - не обыкновенный случай. Я даю тебе время до завтра, Китти. Если ты не сознаешься, что написала письмо Джеку, мне придется передать твою судьбу в руки девочек, избравших тебя королевой мая. И пусть они поступят, как найдут справедливым. Они будут твоими судьями. И ты, Китти, должна подчиниться их решению. А теперь иди к себе.

   Китти медленно, с гордым видом вышла из комнаты. В лице ее произошла разительная перемена. Она была настолько заметна, что пробудила чувство удивления и тревоги в душе миссис Шервуд. Девочка казалась каким-то новым существом. Кротость уступила место высокомерному презрению. Ее глаза, обыкновенно полные любви, трогательно нежные и невинные, горели гневным огнем.

   В коридоре стояли несколько девочек. Погода внезапно испортилась. Подул холодный восточный ветер. Солнце спряталось за тучи, заморосил дождь.

   Анжелика, очень любившая Китти, обратилась к ней:

   - Китти, милая, расскажи нам какую-нибудь ирландскую историю, чтобы не было скучно.

   - Нет, не сейчас, Анжелика, извини. И вы, девочки, не обижайтесь, - ответила Китти.

   Анжелика, как и Елизавета Решлей, с удивлением взглянула на Китти, чем-то взволнованную. А Генриетта подумала, не приблизилось ли уже время ее торжества. Не открыла ли миссис Шервуд чего-нибудь, что превратило ее сомнение в уверенность? В таком случае победа Генриетты близко.

   Китти поднялась наверх. Она вошла было в свою комнату, и как раз в этот момент Мэри Купп, пробежав мимо нее, помчалась вниз. Девочки продолжали стоять в коридоре. Генриетта подошла к Мэри и взяла ее под руку.

   - Мэри, я хочу поговорить с тобой. Не думаю, чтобы теперь в зале был кто-нибудь. Пойдем туда.

   Девочки ушли и сели в уголок, откуда они могли увидеть каждого, кто войдет. Было важно, чтобы никто не слышал их разговора.

   - Я заметила кое-что, - сказала Генриетта, - и думаю, время нашего торжества близко.

   - Не говори, не говори этого, - махнула рукой Мэри. Она, как и другие девочки, заметила, какой расстроенной казалась Китти, когда вышла от миссис Шервуд.

   - Что такое с тобой, Мэри? Уж не забыла ли ты, что мы собираемся унизить Китти О'Донован? Похоже, унижение начинается. Но Китти так популярна, что это будет нелегко. Главное - добиться помощи Елизаветы Решлей. Маргарита Лэнгтон, я уверена, будет на нашей стороне.

   - Знаю, кто не будет на нашей стороне. Это Клотильда Фокстил.

   Я думала о ней, - сказала Генриетта, - но надеюсь, что сумею справиться и с Клотильдой.

   Дверь отворилась, и в зал вошла Елизавета Решлей. Она подошла к девочкам.

   - Ах, по обыкновению шушукаетесь, - усмехнулась она.

   - Присядь к нам, Елизавета, - предложила Генриетта ласковым тоном, - пожалуйста. Мы с Мэри очень дружны - не правда ли, Мэри? - но мы ничего не имеем против того, чтобы поболтать втроем, ты такая милая.

   - Я не желаю оставаться с вами, - холодно сказала Елизавета. - Хочу только задать вам один вопрос.

   Генриетта взглянула в ясные, красивые глаза Елизаветы, которая была перед Китти королевой мая. Почетное положение было обеспечено ей. Девочки очень уважали Елизавету Решлей. И обожали ее.

   - Пока у меня нет никаких доказательств, - продолжила Елизавета. - Но что-то подсказывает мне, что вы по какой-то непонятной причине замышляете нехорошее против Китти О'Донован. Я склонна подозревать вас в этом. Признайтесь, я права?

   - О, какие глупости! - воскликнула Генриетта. - Удивляюсь, как ты можешь быть такой несправедливой, Елизавета!

   - Ваша неприязнь к Китти видна не только мне, но и всем девочкам в школе. Если бы я могла узнать, в чем дело, то, может быть, помогла бы вам.

   - А может быть, и вовсе ничего нет? - сказала Мэри.

   Генриетта взглянула на свою сообщницу.

   - Нет, Мэри, - серьезно сказала она, - было бы очень дурно не сказать этого Елизавете, которой все верят, которую любят и уважают. Действительно, случилось нечто дурное, и я очень боюсь, что всем нам предстоят волнения и огорчения из-за Китти О'Донован.

   - Но что же она сделала, бедняжка?

   - Нехорошо рассказывать об этом, - заметила Генриетта. - Если она сделала то, что мы предполагаем, - ты, конечно, скоро узнаешь это. А говорить теперь было бы непорядочно с нашей стороны.

   Мэри молчала. И Генриетта закончила:

   - Мне жаль огорчать тебя, Елизавета, но я не могу ничего прибавить к тому, что сказала.

   Елизавета вышла из зала.

   - Ну вот, - выдохнула Генриетта, - это именно то, чего я больше всего не хотела. Елизавета чрезвычайно впечатлительная. Теперь она пойдет к Китти, чтобы докопаться до истины.

   И верно, Елизавета поднялась наверх. Комнатка Китти была не очень далеко от ее комнаты. Елизавета постучалась. Ответа не было. Она снова постучалась. Снова нет ответа. Тогда она сказала тихим голосом:

   - Китти, милая, это я - Елизавета Решлей. Я очень хочу поговорить с тобой. Позволь мне войти, дорогая.

   Ответа все не было. Подождав немного, Елизавета повернула ручку двери и вошла.

   Китти лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Она не плакала. Елизавета поспешно подошла к ней.

   - Китти, в чем дело? Расскажи мне.

   - Ты узнаешь достаточно скоро, Елизавета.

   - Но я хочу знать теперь.

   - Ты такая же, как и другие, ты не поверишь мне.

   - Испытай меня, - сказала Елизавета. - Я ведь заметила, что ты в тревоге уже который день. Ты далеко от родных, у тебя нет матери...

   Китти зарыдала, но тотчас же подавила рыдание.

   - Я однажды испытала то же, что ты, - сказала Елизавета. - У меня были неприятности в школе. Одна девочка очень недобро относилась ко мне. Можно мне сесть у твоей постели? Я подержу тебя за руку и расскажу все.

   - Пожалуй, - ответила Китти.

   Елизавета заботливо укрыла ноги Китти одеялом.

   - Я расскажу тебе все про себя и про то, что случилось со мной. Как и ты, я единственная у родителей. Папа мой живет в Индии, а мама осталась в Англии. Она очень болела. Я так люблю свою маму! Когда меня отдали в школу, первое время мне нестерпимо тяжело было жить вдали от нее. Расскажу тебе, как я нарушила одно из школьных правил.

   Китти лежала очень тихо, и было не очень понятно, слушает ли она Елизавету или занята своими мыслями. Но подруга продолжила.

   - Ты знаешь, Китти, что из селения Мертон, которое находится вблизи Мертон-Геблса, по четвергам вторую почту не приносят. Кому нужно, тот сам идет за письмами. Наступил четверг, и я страшно тревожилась, ожидая вестей о маме. Мне не хотелось говорить миссис Шервуд о том, как сильно больна моя мать. Я была уверена, что получу письмо. Сейчас девочки могут вдвоем или группой ходить в Мертон, но раньше, когда я поступила сюда, если девочке надо было в селение, то она должна была идти с учительницей. В тот день, представляешь, ни одна учительница не была свободна. Поэтому я решилась нарушить правила и пошла одна. Добралась до почтового отделения и получила свое письмо, из которого с облегчением узнала, что маме лучше. Вернувшись, я сразу направилась в комнату миссис Шервуд и рассказала ей, что сделала. Показала письмо. Я сказала, что не жалею о совершенном поступке, но знаю, что нарушила правила. Ей хотелось, чтобы я выразила сожаление, однако я не согласилась, и она наказала меня. Мне было горько и обидно.

   Китти, конечно, слушала подругу. И в душе жалела ее. А Елизавета все подробно рассказывала, чтобы успокоить Китти, поскольку понимала ее душевное состояние.

   - О моем поступке миссис Шервуд сообщила девочкам, и два дня я была в опале: со мной никто не разговаривал. Это случилось три года тому назад, а тогда я совсем не понимала миссис Шервуд. Я смогла понять ее, только когда умерла моя мама. Я узнала великую любовь миссис Шервуд ко всем нам. О, Китти, нет других таких людей, как она! Ей можно довериться вполне, и если произошло какое-то недоразумение - мой совет: скажи ей всю правду, скажи правду.

   - Я так и сделала, - ответила Китти. Она скинула одеяло, села на кровати и взглянула прямо в лицо Елизавете. - Я сказала ей всю правду, а она не поверила мне. Она делает все возможное, чтобы заставить меня сказать страшную ложь. Но я не хочу лгать, а миссис Шервуд собирается строго наказать меня.

   - Объясни мне все, Китти.

   - Хорошо, я расскажу тебе. Может быть, ты так же, как и миссис Шервуд, не поверишь, но я все же расскажу. Так же, как ты поведала мне свою историю.

   Глядя на подругу, Елизавета подумала: "Нет, Китти такой человек, который не может солгать".

   Китти рассказала Елизавете все без утайки. И под конец произнесла с горячностью:

   - Так же я изложила все и миссис Шервуд, но она не поверила и продолжает думать, что я написала это письмо. А я не писала его!

   - Китти, я выясню, что смогу. Я верю тебе.

   - Елизавета! Слава Богу! - Девочка обвила руками шею подруги и несколько раз поцеловала ее в щеку. - Слава Богу! Теперь я могу перенести это.

   - Я сейчас же пойду к миссис Шервуд и попрошу ее разобраться в этом деле.

  

  

  

   Елизавета Решлей действительно поверила Китти О'Донован. И, покинув ее, она, как и обещала, направилась к миссис Шервуд.

   - Могу я поговорить с вами, миссис Шервуд?

   - Конечно, Елизавета.

   - Я была сейчас у бедной Китти О'Донован.

   - Ты была у нее, Елизавета? - с чувством облегчения повторила миссис Шервуд. - Я так рада, что ты была у нее. Ну что же, Елизавета, удалось тебе... как-нибудь повлиять на Китти - заставить ее сознаться? Она, конечно, рассказала тебе всю эту печальную историю?

   - Она рассказала мне все с начала до конца, миссис Шервуд. Она была в полном отчаянии. Мне удалось разговорить ее, и она призналась мне в своем горе. Скажу вам, миссис Шервуд, что я посоветовала Китти.

   - Да благословит тебя Бог, милая Елизавета! Ты, конечно, посоветовала бедняжке сказать мне правду - что она написала письмо и боялась сознаться в этом.

   - Нет. Я посоветовала ей твердо стоять на своем. Она говорит, что не писала письма. Миссис Шервуд, я верю ей.

   - Елизавета! И после этой телеграммы? Ведь мальчик получил письмо; он так и ответил в телеграмме. Вот она, взгляни сама, милая.

   Елизавета взглянула и положила лист бумаги на стол.

   - Надо сохранить телеграмму, - сказала Елизавета. - Нет сомнения, что Джек О'Донован получил какое-то другое письмо, не от своей кузины Китти; в этом я уверена так же, как в том, что стою здесь.

   - Тогда в каком ужасном поступке ты обвиняешь Мэри Купп, милая Елизавета?

   - Я никого не обвиняю. Я не вижу пока ни проблеска в этой темной истории. Но хочу основательно разобраться в ней. Хочу во что бы то ни стало добиться правды. Что бы ни выяснилось, я убеждена, что Китти О'Донован не виновата.

   - Ты забываешь, Елизавета, что если Китти будет продолжать отрицать свою вину, то мне придется обо всем рассказать девочкам, и они станут ее судьями, в том числе и ты. Знаешь, что бывает, когда королеву мая приходится развенчивать вследствие ее проступка? Это делается публично. Не могу выразить, какое ужасное испытание предстоит этой несчастной девочке.

   - Это верно, - согласилась Елизавета. - Но хуже всего в данном случае должно быть той девочке, которая написала Джеку письмо.

   - Твои симпатии к Китти заставляют тебя несправедливо судить о других девочках, - сказала миссис Шервуд. - Однако, милая, дело очень простое: Китти была вне себя от гордости и восторга, вот и написала двоюродному брату. А когда ее обвинили, она испугалась и не созналась в своем проступке. Такое более вероятно, чем то, что какая-то девочка захотела сделать ей зло. Да и кто смог, если принять во внимание твою версию, так подражать почерку Китти, что у Джека письмо не вызвало никаких подозрений?

   - Все это так, - сказала Елизавета, - и Китти могла бы поступить, как вы говорите. Но она не предложила бы вам телеграфировать ее двоюродному брату, если бы написала это письмо.

   - Сознаюсь, что сильно поколебалась, когда она предложила мне послать телеграмму, - ответила миссис Шервуд. - Я была так рада за Китти и думала, что все объяснится. А теперь я подозреваю: она просила меня телеграфировать в расчете, что двоюродный брат поддержит ее и ответит, что не получал письма.

   - О, Боже мой! - воскликнула Елизавета. - Даже если мне придется быть одной против многих, я не остановлюсь, пока не доберусь до истины в этом отвратительном деле.

   - Если тебе удастся доказать невиновность Китти, то никто не будет рад этому более меня - заверила миссис Шервуд свою решительную ученицу.

   - Миссис Шервуд, не можете ли вы отложить обсуждение этого дела на неделю, - попросила Елизавета. - Мне нужно время, чтобы узнать, виновна Китти или нет.

   - Но это будет нехорошо в отношении других. Королева мая ответственна перед своими подданными. Что если Китти станет пользоваться своей королевской властью, тогда как она этого недостойна?

   Елизавета молча вышла из директорского кабинета.

   Миссис Шервуд сказала правду: в ее замечательной школе королева мая играла такую же роль, какую исполняет старшина в мужской общественной школе. Все празднества в году обычно устраивала именно королева. Она давала свое согласие на задуманные девочками развлечения. Да, она не носила корону, зато было другое - любовь подданных. И вот что удивительно: ни одна из королев мая не пользовалась в свое время такой популярностью, как теперь - Китти О'Донован. В ней было что-то особенное: свежее, яркое. Она была так весела, так добродушна, так остроумна, так проста в общении, что невозможно было не любить ее. Во всех людях Китти видела только хорошее. Став королевой мая, она нисколько не возгордилась, а напротив, относилась к своему избранию с трогательным смирением. Со стороны девочек, думала Китти, было так мило, что они выбрали ее. Сможет ли она когда-нибудь доказать им, как глубоко любит их за это?

   Между тем Мэри Купп жила в постоянной тревоге. Положение ее было незавидное. В характере Мэри было столько же неприятных черт, сколько приятных содержалось в характере Китти. Мэри могла завидовать и, как оказалось, обманывать. Но душа ее тоже была полна любви - она обожала брата Поля. Чтобы спасти его, Мэри поступила очень дурно. Теперь она уже не должна отступать, иначе с позором будет изгнана из школы.

   Миссис Шервуд провела без сна почти всю ночь. Елизавета Решлей переговорила с мисс Хонебен и мисс Хиз. Милая, добрая мисс Хонебен расплакалась, но не могла не признать факта: без сомнения, Китти написала письмо.

   - Не во сне ли она написала? - вдруг проговорила