Мид-Смит Элизабет - Школьная королева

она. - Я слышала, что это бывает. Вот тогда и разгадка.

   - Да нет же, - сказала мисс Хиз. - Все совершенно ясно. Китти написала письмо наяву, но под влиянием временного возбуждения. Она была очень взволнована выпавшими на ее долю почестями. Действительно, Китти несколько молода для королевы мая. Когда девочки обсуждали этот вопрос, я пожалела, что они не выбрали Клотильду Фокстил или Генриетту Вермонт. А кандидатуру Китти перенесли бы на будущий год. Однако она была избрана единогласно. Девочка была очень рада; она встала рано, написала письмо и отправила его, а теперь боится сознаться. Вот и все.

   Елизавета еле сдерживалась, чтобы не сказать что-то резкое.

   - Боже мой! Мне жаль, что вы так смотрите на это дело, мисс Хиз.

   - Это единственно верный взгляд, моя милая.

   - Да, я разделяю этот взгляд, хотя сердце у меня разрывается, - призналась мисс Хонебен.

   - А каково мнение других учительниц? - спросила Елизавета.

   - У нас состоялось собрание сегодня вечером после чая. Мисс Уэринг была поражена, но согласилась с нами. Бедная мадемуазель де Курси плакала. Так было жаль ее. Она сказала в своей милой французской манере: "Не наказывайте ее. Только простите. Сжальтесь над ней!" И фрейлейн Крумп также согласилась, что Китти виновата. Итак, завтра утром это дело будет разбираться перед всеми, если не случится чего-нибудь нового.

   Елизавета сидела неподвижно, погруженная в раздумье. Было около семи часов. Старшие воспитанницы ложились спать в девять. У нее было еще немало времени для размышлений. Она подозревала Генриетту Вермонт и Мэри Купп. Пока Китти не вступила в свои права королевы, Елизавета была главой школы, и никто не имел такого влияния в Мертон-Геблсе, как она.

   От напряжения у Елизаветы разболелась голова. Она вышла в сад. Там показались две девочки, шедшие под руку. Они разговаривали шепотом. И вдруг одна из них заплакала. Тогда Елизавета подошла к ним. Это были Джен и Матильда Купп.

   - Что у вас случилось? - спросила Елизавета. - Не могу ли я чем-нибудь помочь?

   - Никто не может помочь нам, - ответила Матильда. - Мэри в страшном горе, и мы тоже. Ведь Поль так дорог нам!

   Джен продолжала всхлипывать, а Матильда, с трудом сдерживая душившие ее рыдания, принялась рассказывать:

   - От мамы пришло письмо, оно было к Мэри. Поля возили в Лондон к доктору - знаменитому доктору, и доктор сказал, что Поль очень, очень болен и... я, право, не знаю, что это значит, но Мэри просто сходит с ума.

   Елизавета постаралась быть как можно нежнее с опечаленными сестрами Купп.

   - Ну не нужно так расстраиваться. Господь милостив, и ваш брат, я думаю, скоро поправится.

   - Ах, дорогая Бетти, - сквозь слезы улыбнулась малютка Джени, - ты так добра к нам! Знаешь, Бетти, у нас в семье много девочек, и никто особенно не восхищается нами. Я случайно слышала, как соседки говорили, что мы "обыкновенные создания".

   Матильду немного смутила непосредственность, с какой откровенничала сестренка. Наблюдательная Елизавета не могла не заметить этого. "Они обе славные", - подумала она. А Джен понемногу успокаивалась и, приободренная тем, что сама Елизавета Решлей уделила им внимание, продолжала щебетать:

   - Бетти, милая, ведь совсем иначе обстоит с нашим братом Полем! Папа и мама любят его. Он же не похож на нас, Бетти. Он так красив! А мы не такие, и ничего тут не поделать. Бог создал Поля красивым. И мы обожаем его. И все соседи тоже. Бетти, душечка, ты бы видела, как хорош наш любимый Поль! У него есть что-то общее с Китти. Вот почему я так люблю Китти. Конечно, она напоминает мне Поля.

   Расчувствовавшись, Елизавета обняла маленькую Джен.

   - Я поговорю о вас с миссис Шервуд, - пообещала она. - Кажется, наша дорогая начальница собирается в Лондон, чтобы встретиться с вашей мамой. Попрошу ее взять вас с собой. Миссис Купп, несомненно, будет рада увидеть трех своих дочерей, а у вас появится возможность повидаться с Полем. Вы согласны?

   - О, ты просто ангел, Бетти! - воскликнула Джен.

   - Думаешь, миссис Шервуд возьмет нас? - выразила сомнение старшая из сестер Купп, Матильда.

   - В самом деле, думаешь? - снова защебетала Джен. - Бетти, если бы тебе удалось уговорить миссис Шервуд взять нас! Ведь из Мертон-Геблса не так далеко до Лондона.

   - Я сейчас пойду и поговорю с ней.

   - О, Бетти! А потом скажешь нам - скажешь, есть ли надежда?

   Девочки вошли в дом. После вечерней прохлады оказавшись в теплой прихожей, Джен поежилась.

   - Подождите здесь, - сказала Елизавета, - время до сна еще есть. Я видела свет в кабинете миссис Шервуд. Вернусь и сообщу вам, что она ответит.

   Елизавета постучалась к миссис Шервуд и вошла к ней в кабинет.

   - Моя милая Елизавета! У тебя есть какие-нибудь новости? - спросила миссис Шервуд. Лицо ее побледнело от горя и тревоги.

   - Новости есть, но они не касаются Китти.

   - Мне очень жаль, моя милая, но сейчас ничто другое, пожалуй, не интересует меня. Если твои новости не особенно важны, то нельзя ли отложить их до завтра? А лучше до послезавтра. Боюсь, что предстоящий день будет очень тяжелым для школы.

   - Миссис Шервуд, я пришла к вам с просьбой. Прежде я просила вас отложить разбор дела Китти на неделю. Теперь же я прошу вас, дорогая миссис Шервуд, отложить на сутки наказание Китти. Вы хотели объявить эту ужасную вещь завтра перед переменой, не правда ли?

   - Да, таково мое намерение, милая.

   - Я узнала, что у Мэри Купп и ее сестер большое горе.

   - Получили они какое-нибудь известие о Поле?

   - Получили. Я гуляла в саду, думая о Китти, и увидела Матильду и Джени. Сдерживая рыдания, бедняжки сказали мне, что Мэри пришло письмо с очень дурными вестями о Поле.

   - Как жаль!

   - Вы говорили, что собираетесь в Лондон, чтобы повидаться с миссис Купп, не так ли?

   - Да. Конечно, поеду. Я увижу миссис Купп и узнаю подробности. Боюсь, не чахотка ли у бедного мальчика. Вероятно, нужны деньги и перемена климата.

   - И время имеет значение, - заметила Елизавета. - Дело Китти, на ваш взгляд, решенное: она виновна. Но с наказанием можно и подождать хотя бы день. А не опасно ли откладывать вашу встречу с миссис Купп? Ведь Поль, возможно, уже между жизнью и смертью.

   Миссис Шервуд поразили и эти слова, и то, что их высказала ее ученица - такая разумная.

   - И верно, дорогая, неприятности с Китти совсем сбили меня, и мне не пришло в голову, что нельзя откладывать поездку в Лондон. Нужно собираться, и побыстрее.

   - Тогда не возьмете ли вы с собой сестер Купп, чтобы они повидались с родителями и братом?

   Миссис Шервуд провела рукой по лбу и, прикрыв глаза, обдумала просьбу Елизаветы.

   - Твое желание будет исполнено, - сказала она. - Ты верно говоришь: в вопросе о Поле время играет важную роль, а с наказанием Китти можно подождать.

   - Благодарю вас, - сдержанно улыбнулась Елизавета. Она поклонилась и вышла из комнаты. В прихожей к ней подскочили Джен и Матильда.

   - Все хорошо, - объявила Елизавета. - Завтра миссис Шервуд возьмет вас с собой в Лондон.

   - Бетти, Бетти! Как я люблю тебя! - воскликнула маленькая Джени.

   Матильда не смогла сдержать слез. Она произнесла слова благодарности, а потом, смущенная и растроганная, схватила Джени за руку и убежала с ней наверх. Елизавета тоже поднялась по лестнице. Она постучалась к Генриетте.

   - Войдите! - раздался голос Генриетты.

   В комнате вместе с ней была Мэри Купп. Лицо Мэри было мертвенно-бледным и только в некоторых местах покрыто красными пятнами. Очевидно, она долго и горько плакала.

   - У Мэри большое горе, - сказала Генриетта.

   Мэри встала и направилась к двери.

   - Елизавете это неинтересно. Генриетта, я прощусь с тобой: пойду к себе в комнату.

   Елизавета сделала шаг в глубину комнаты.

   - Мэри, у меня есть поручение к тебе.

   - Какое?

   - Миссис Шервуд желает видеть тебя. Она хочет завтра взять тебя, Матильду и Джени в Лондон, чтобы вы повидались с вашими родителями и братом.

   Лицо Мэри вспыхнуло, и тусклые глаза загорелись новым, радостным светом. И, не сообразив поблагодарить Елизавету, она выбежала из комнаты.

   Оставшись наедине с Генриеттой, Елизавета пристально посмотрела на нее.

   - Мне жаль их, - сказала она.

   - Конечно, - ответила Генриетта. - Бедная Мэри обожает брата.

   - Они все любят его, и очень сильно, - добавила Елизавета.

   - Да, но он особенно дружен с Мэри.

   В разговоре возникла недолгая пауза. Генриетта нарушила молчание:

   - Рада, что миссис Шервуд возьмет их завтра в город.

   Елизавета кивнула.

   - Я рада вдвойне.

   - Вдвойне? Что ты хочешь сказать?

   - Вот что. У нас с тобой, Генриетта, будут лишь сутки, чтобы поломать голову и доказать, что Китти не виновна в том, в чем ее обвиняют.

   - Да ведь ты знаешь, что она сделала это, милая Елизавета! Мэри Купп видела, как она писала письмо.

   Елизавета повторила твердым голосом:

   - У нас будут целые сутки, которые мы, конечно, употребим на то, чтобы снять с Китти подозрение. Наша обязанность - спасти нашу королеву.

   Генриетта нахмурилась. Елизавета, пристально смотря на нее, продолжала:

   - А поскольку только мы две во всей школе знаем о том, кто виновен, то мы и должны приложить все усилия для оправдания Китти.

   Генриетта молчала.

   - Если мы не сделаем этого, будут последствия, - многозначительно заявила Елизавета.

   - Что ты хочешь сказать?

   - В следующем году, когда мы будем избирать королеву мая, это обстоятельство может сильно повлиять на избрание, - холодно произнесла Елизавета.

   - Я всегда знала, что ты имеешь что-то против меня, Елизавета Решлей, - повысила голос Генриетта. - Ну так я выскажусь вполне определенно. Я верю в виновность Китти О'Донован. Моя подруга видела, как она совершила этот проступок. Я не стану помогать тебе. Можешь одна делать что угодно.

   - И сделаю. Причем не одна. Миссис Шервуд сочла нужным посоветоваться с учительницами. Я знаю, что они справедливы и сделают завтра все, чтобы помочь мне.

   Сердце у Генриетты забилось очень сильно.

   - Если так... - очень тихо начала она.

   Но Елизавета уже не слышала ее, или не хотела услышать. Она вышла из комнаты.

  

  

  

   На следующий день, рано утром, миссис Шервуд отправилась в Лондон с тремя сестрами Купп. Мэри не могла устоять перед нежным сочувствием миссис Шервуд. Она показала ей письмо, и когда добрая женщина с материнской лаской прижала к груди плачущую девочку, из души ее исчезли обида и гнев против начальницы. Она прижалась к ней. В душе мелькнуло сожаление о том, что она приняла участие в этом позорном, ужасном деле и увлекла милую, невинную Китти в трясину подозрений и отчаяния, что истратила деньги, положенные в сберегательную кассу; ей страстно захотелось, чтобы ничего этого не было и сама она была бы совсем иной. Но увы! Характер образуется годами. Мэри быстро забыла о Китти и ее горе. С тревогой она думала только о Поле.

   По натуре Мэри составляла полную противоположность Китти. Даже в ее любви к Полю было столько эгоизма! Ей не нравилось, что сестры тоже сильно горюют о нем, о ее Поле. Ей казалось, что только она одна должна страдать, переносить все, а другие не имеют права на это. Джени и Матильда почти не говорили с ней до самого Лондона. Миссис Шервуд, чутко относившаяся к состоянию души девочки, по временам любовно пожимала ей руку:

   - Будем надеяться на лучшее, милые дети, - говорила она.

   Выйдя с девочками на станции Виктория, миссис Шервуд взяла автомобиль, который быстро доставил их в меблированные комнаты в Блумсбери, где остановилась семья Купп. Достопочтенный Джемс Купп должен был вернуться в свой приход, но миссис Купп и изнуренный мальчик находились еще в городе. Поль был очень болен, и доктор даже слышать не хотел о его возвращении в Манчестер в ближайшее время. Бедная миссис Купп сидела в маленькой спальне, разговаривая с лежавшим на спине Полем, когда ей сообщили, что ее хочет видеть какая-то дама. Она не могла представить себе, кто бы это мог быть.

   - Я сейчас вернусь, милый Поль, - сказала мать и вышла в соседнюю комнату, где ее ожидали. Увидев не только добрую миссис Шервуд, но и своих дочек, бедная женщина залилась слезами, однако скоро успокоилась.

   - Девочки, - обратилась она к дочерям, - старайтесь быть веселыми с вашим братом, как велит доктор. Есть некоторая надежда на его выздоровление, но ему нельзя волноваться, иначе у него может быть новый приступ. Весело разговаривайте с Полем. И не давайте ему много говорить. Идите к нему, а я останусь с дорогой миссис Шервуд.

   - Да, милая, мне нужно спросить вас о многом, - сказала миссис Шервуд.

   - Смотрите, девочки, не утомите его, - тревожно сказала мать. - Может быть, вам лучше пойти поодиночке.

   - Я пойду, мама. Позвольте мне пойти, - сказала Мэри.

   - Мама! Ведь я старшая, - возразила Матильда.

   - Вы все повидаете его. Пусть Мэри будет первой. Мэри, ты всегда понимала своего брата. Займи его, дорогая. Будь весела, скажи ему, как вам хорошо в школе. А вы, мои милые, сойдите вниз, в гостиную.

   Через минуту миссис Купп осталась наедине со своей давней подругой. Она пыталась выразить свою благодарность миссис Шервуд.

   - Это так хорошо, что вы приехали сюда! Так похоже на вас: вы всегда были отзывчивой.

   - Милая, я только вчера узнала, в каком опасном состоянии здоровье вашего мальчика.

   - Болезнь очень серьезная, - вздохнула миссис Купп и, растрогавшись, вытерла платочком уголки глаз. - О, Алиса! Вы всегда так сочувственно относились ко мне...

   - Как же иначе, дорогая!

   - Когда я подумаю о том, что вы делаете для меня! - всхлипнула бедная мать. - Алиса, он лучший из всех. У меня семеро детей, и никто из них не походит на него, а он умирает - умирает, Алиса. Так говорит доктор. О, Алиса, Алиса! Мой первенец, мой красавец, мой мальчик! Господь берет его у меня, Алиса! Мне сказали, что есть только тень надежды.

   - Ну, если есть хоть тень надежды, дорогая, то, значит, не все потеряно. Мы прибавим кое-что к это слабой искре надежды. Мы раздуем ее до пламени. Не приходите в отчаяние. Я здесь для того, чтобы помочь вам. Мои деньги и все, что у меня есть, к вашим услугам.

   - Алиса, как я могу просить у вас еще чего-нибудь?

   - Не беспокойтесь об этом. Что советует доктор?

   - Мы с мужем показывали сына знаменитому сэру Уилфреду Лаудердэлу. Наш доктор дал нам письмо к нему. Сэр Уилфред осмотрел Поля очень внимательно. Он говорит, что нужно немедленно увезти его в Швейцарию, в горы, - в Давос или Санкт-Мориц. Есть еще надежда залечить его легкие, если мы не будем медлить. А у нас, дорогая, нет ничего, кроме жалкого жалованья мужа. Вам я могу сказать, Алиса: как, имея семерых детей, прожить на двести фунтов в год? А это все, что мы имеем. Но как жить на это!

   Миссис Шервуд дружески сжала руку миссис Купп.

   - Вот что я скажу вам. Вы должны немедленно увезти мальчика туда, куда вам рекомендует сэр Уилфред Лаудердэл. С вами поедет сиделка. Все расходы на мой счет. Ну, милая, увезите вашего сына. Англия не годится для него. Уезжайте как можно скорее.

   - Не знаю, как благодарить вас.

   - Я открою вам кредит в банке - положу пятьсот фунтов на ваш счет. Вам не о чем беспокоиться.

   Миссис Купп плакала.

   - Бог послал вас, - сказала она. - Сколько вы для меня сделали!

   - Дорогая, три ваши дочери находятся у меня в школе, а как же остальные три? Останутся дома?

   - Сестра мужа может приехать за ними. Это легко устроить.

   - Отлично. Я хочу сама повидаться с сэром Уилфредом Лаудердэлом. Я устрою денежные дела, найму сиделку и привезу ее к вам. До свидания, дорогая.

   К сэру Уилфреду миссис Шервуд приехала в то время, когда от него выходил последний пациент. Он подтвердил, что положение мальчика очень опасное, но не безнадежное, и одобрил все планы миссис Шервуд.

   - Какое благословение для мира такие женщины, как вы, - сказал доктор. - Теперь есть надежда на спасение мальчика. Я знаю как раз подходящую сиделку.

   - Благодарю вас, доктор.

   - Чем скорее мальчик доберется до континента, тем лучше. Воздух там суше. Вот адрес сиделки, сестры Франциски. Никто лучше нее не умеет обращаться с больными.

   А Поль испытал радость общения с Мэри. Она вошла в комнату, где он лежал, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Но нужно было, наоборот, казаться веселой и ничем не расстроить любимого брата. Поль лежал спокойно. Когда он увидел сестру, глаза его заблестели от счастья. Он взял сестру за руку.

   - Нагнись и поцелуй меня, Мэри. Ты стараешься быть хорошей, не правда ли?

   - Боюсь, что нет, Поль.

   - Старайся ради меня. Я люблю тебя.

   - И я сильно тебя люблю, мой дорогой брат.

   Поль пристально смотрел на Мэри. Она невольно отвела взгляд.

   - Будешь хорошей? - спросил Поль.

   - Буду хорошей, - ответила Мэри.

   - Мне что-то не нравится в тебе... - сказал Поль сразу и ласково, и строго, как мог говорить только он. - Все ли хорошо у тебя в жизни?

   - Впредь все будет хорошо, - успокоила его Мэри.

   - Я почувствую, если ты будешь дурно вести себя, - предупредил брат.

   - Нет, нет, Поль, я буду хорошо вести себя. А ты, Бога ради, побыстрее выздоравливай.

   Поль поцеловал ее... В его глазах она видела тот же чудный свет, каким сияли глаза Китти О'Донован - бедной Китти, которую она, Мэри, собиралась погубить.

  

  

  

   Несмотря на все свои усилия Елизавета за день не узнала и не сделала ничего, что могло бы помочь оправдать Китти О'Донован. Она переговорила с учительницами, но они остались при своем мнении: Китти совершила проступок из-за сильного возбуждения и боится сознаться в нем. Она приглядывалась к девочкам, однако не заметила ничего подозрительного. Казалось, надежды на успех нет, и Елизавету все сильнее и сильнее охватывало беспокойство - по мере того, как день подходил к концу. Ей пришлось избегать общения с Китти, так как она не могла утешить ее.

   Вечером вернулась миссис Шервуд с сестрами Купп. Матильда и Джени были в отличном настроении, уверенные, что великодушие миссис Шервуд спасет жизнь Полю. Они не скрывали своей радости и рассказывали подругам о поездке и о встрече с любимым братом, прибавляя, что теперь будут стараться быть хорошими, послушными, прилежными в учении и вообще достойными такой благородной начальницы, как миссис Шервуд.

   - Да, мы будем хорошими, будем хорошими, - уверяла маленькая Джени, - потому что так сильно любим ее.

   Китти была в зале, когда девочки говорили это. Она села рядом с Джени и взяла ее за руку. Джени изумилась, увидев бледное лицо их несчастной королевы.

   - Что с тобой, Китти? Ты, верно, нездорова.

   - Не все ли равно? - слабым голосом ответила Китти.

   - Конечно, не все равно, - обеспокоенно произнесла Джени. - Матильда, наша дорогая королева нездорова. Взгляни на нее: она бледна, как привидение.

   Китти помолчала с минуту. Потом она сказала тихим, но ясным голосом:

   - Что вы говорите о том, чтобы стать хорошими? Вы хотите хорошо учиться, избегать всяких искушений - и все это из любви к миссис Шервуд.

   - А разве ты не любила бы ее, если бы она столько сделала для тебя? - с удивлением спросила Джени.

   - Я хочу сказать... - начала объяснять Китти, и голос ее был чист, как звон колокольчика, а лицо такое трогательное, как у ребенка, - я прежде чувствовала то же, что ты, но поняла, что люди вовсе не добры. До поступления в школу я думала, что все люди хорошие. Я жила с хорошими людьми и старалась подражать им. Теперь знаю: родной дом - не мир; мир - это школа, а школа - плохая. Я не хочу быть хорошей.

   Она медленно поднялась со стула и вышла из зала.

   - Что с нашей королевой мая? - тихо произнесла Клотильда, глядя вслед Китти.

   - Я никогда не видела Китти такой, - пожала плечами Джен, - и никогда не думала, что она может так говорить.

   - Китти весь день какая-то странная, - вступила в разговор маленькая леди Мария, быть может, первая после Китти любимица подруг. - После завтрака я думала, что она пойдет прогуляться со мной. Китти всегда была так мила, а сегодня она почти резко ответила мне. Я испугалась, ушла и... заплакала.

   - Не стоило из-за этого плакать, - заметила Маргарита Лэнгтон.

   - Но я люблю Китти, и мне было больно, что так со мной говорит королева мая.

   - Она как все мы, совершенно такая же, - усмехнулась Томасина Осборн. - Не знаю, правы ли мы были, избрав ее королевой мая.

   Елизавете Решлей не понравились слова Томасины.

   - Во всяком случае, ты, Томасина, как одна из ее статс-дам, а также ее фрейлины, то есть вы, Маргарита Лэнгтон, Клотильда Фокстил и Мария Банистер, - все обязаны взять ее сторону.

   - Боже мой, Елизавета! - вскрикнула Маргарита. - Ты говоришь с раздражением.

   - Да. Была бы и ты раздражена, если бы все знала, - ответила Елизавета и ушла.

   Все это время Генриетта, казалось, увлеченно читала повесть. Теперь она положила книгу на стол.

   - Девочки, а ведь я воздержалась, когда вы все единогласно избрали Китти королевой мая.

   - Мы вряд ли когда-нибудь забудем это, дорогая, - сказала Клотильда насмешливо.

   Лицо Генриетты вспыхнуло.

   - Время покажет, правильно я поступила или нет.

   Она обернулась к сестрам Купп.

   - Где же Мэри? Отчего она не пришла с вами сюда?

   - Вероятно, Мэри в нашей комнате, - ответила Джен.

   - Пойду отыщу ее, - сказала Генриетта.

   Она поднялась наверх и, не постучавшись, вошла в комнату, где действительно находилась Мэри.

   - Какой у тебя странный вид, милая Мэри. Пойдем сейчас ко мне. Я угощу тебя какао и печеньем.

   Мэри молчала, глядя сквозь окно в сад. Дневной свет угас. Мэри с таким лицом смотрела во тьму, будто видела нечто очень страшное.

   - Мэри, что с тобой? - спросила Генриетта.

   Мэри наконец очнулась от оцепенения.

   - Сейчас придут сестры, - сказала она. - Я лучше пойду к тебе, Генни.

   - Да, конечно.

   В своей комнате Генриетта, немного испуганная видом Мэри, усадила ее в кресло.

   Она приготовила какао и подала бисквиты.

   - Поешь, тебе будет лучше.

   - Ах, Генни, - вздохнула Мэри, - я так боюсь.

   - А твои сестры веселы. Я была сейчас в зале, где они рассказывали всем о поездке. С ними, в отличие от тебя, мне не хочется откровенничать; ты, конечно, умнее их. Но миссис Шервуд это все равно. Может быть, ей даже нравится, чтобы рассказывали о ее великодушных поступках.

   - Неужели они рассказали, что сделала миссис Шервуд? - спросила Мэри.

   - Да, рассказали все. Подумать только, что она дала вашей матери денег, достала сиделку, побывала у доктора! Милая Мэри, теперь в школе все будут знать, что она сделала для вас.

   - Ну и пусть, - буркнула Мэри.

   Возникло молчание. Мэри отпила из чашки какао.

   - Генни, сознаюсь, что не могу продолжать того, что мы затеяли против Китти.

   - Не можешь продолжать? Что это значит?

   В одно мгновение Генриетту будто подменили. Из гостеприимной хозяйки, угощавшей Мэри, она превратилась вдруг во властную и надменную повелительницу.

   - Не можешь продолжать, Мэри Купп?! Как тебя понимать? Ты обязана до конца сыграть свою роль. Обязана! Ведь ты сама видела, как Китти написала письмо двоюродному брату, а затем отправила его. Ты читала адрес. Письмо было именно двоюродному брату, ведь так? А братьям писать запрещено.

   - Генни, Генни!

   - Ну что, что ты хочешь сказать?

   - Что я...я... - запинаясь и дрожа, начала объяснять Мэри, - я думаю, что лучше не продолжать. Я хотела бы сказать, что... что еще...

   - Милая, ты давай не хитри, - резко оборвала ее Генриетта. - Сначала ты рассказала мне целую историю, когда я была возмущена, что эту О'Донован сделали королевой, обойдя меня. И я дала тебе двенадцать фунтов. Ты взяла деньги, они были нужны тебе. А теперь что же - желаешь выпутаться? Скорее всего, ты хочешь заявить мне, что не видела, как она писала письмо. Ну, Мэри, тебе не удастся обмануть меня. Потому что я знаю: кузен Китти получил от нее письмо. По запросу миссис Шервуд он подтвердил телеграммой получение этого письма. И даже написал, что очень рад этому. Можешь дуться, если желаешь, хотя, должна сказать, что это будет не очень хорошо. Но, во всяком случае, ты не можешь отказаться от того, что ты видела.

   - И все же, Генриетта, я хотела бы отказаться от прежних своих слов - что я видела Китти за написанием письма.

   - Но почему, Мэри?

   - Ты чувствовала бы то же самое, когда бы была на моем месте, - ответила Мэри.

   - Слава Богу, я не на твоем месте. У меня есть немало здравого смысла.

   - Генни! Я видела лицо Поля, лицо умирающего, - да, умирающего! Брат сказал: "Мэри, ты ведь будешь хорошей... Я почувствую, если будет не так..." Как же я могу нарушить данное ему обещание? Мне хотелось бы самой умереть, я так несчастна.

   - Право, ты странная девочка! - воскликнула Генриетта. - Не надо так убиваться. Твой брат, конечно, поправится. А ты вовсе не плохая. Что из того, что ты тогда, когда застала Китти за письмом, ничего не сказала ей прямо, а спряталась за ширмой? Конечно, Елизавета Решлей, например, не стала бы таиться и сразу бы поговорила с Китти. Ну а я сделала бы то же, что ты, - как и всякая хоть немного любопытная девочка, к тому же дело касалось расхваленной королевы мая. Ты считаешь себя дурной, потому что Китти попала в затруднительное положение, ну да она сама виновата: не надо было тайное письмо писать.

   - Ты права, Генриетта, - вздохнув, согласилась Мэри. - Только я не знаю, что делать.

   - Теперь тебе лучше всего лечь спать.

   Мэри встала и вышла из комнаты Генриетты.

   Она не спала всю ночь и представляла то Поля, то Китти; она размышляла и находила необыкновенное сходство между ними - оба любили правду и ненавидели ложь, оба были добры и благородны.

   - Я не могу ничего изменить, - думала Мэри, - я должна идти дальше. Если бы не Генриетта... я ее боюсь; да еще эти деньги, которые я у нее взяла! Я никогда не посмею сказать, что это письмо написано мной. Если бы моя вина открылась как-нибудь сама собой! Но этого не случится.

   Следующий день был солнечным. Солнце светит одинаково злым и добрым, праведным и неправедным. В это утро все шло по заведенному порядку. Хотя миссис Шервуд не присутствовала при молении. Она поручила это мисс Хонебен. Девочки, не знавшие тайны (а знали ее только Елизавета Решлей, Мэри Купп, Генриетта Вермонт и сама Кетлин О'Донован), не заметили ничего особенного в том, как мисс Хонебен читала "Отче наш" и другие молитвы.

   Затем начались занятия, и лучи солнца весело залили светом классную комнату.

   За несколько минут до перемены мисс Хонебен подошла к Китти и шепнула ей что-то, после чего Китти встала и вышла из комнаты. Никто из учениц не придал этому значения, кроме Генриетты и Мэри Купп.

   В этой школе, как и в большинстве школ, уроки прекращались в половине двенадцатого, и наступала перемена. Девочки выбегали на площадку для игр, где оставались почти до двенадцати.

   Вот и на этот раз девочки ожидали звонка на перемену, однако, к их удивлению, сигнала не было. И тут мисс Хонебен сказала:

   - Девочки, прошу всех остаться на своих местах.

   В классной комнате появилась миссис Шервуд, вместе с ней вернулась и Китти О'Донован. Увидев, что миссис Шервуд ведет Китти, девочки решили, что ее ожидают новые почести, вскочили с места и закричали:

   - Да здравствует наша королева! Да здравствует наша королева! Ура! Ура!

   - Замолчите, девочки, замолчите! - сказала мисс Хиз, проводившая занятие.

   Стало ясно, что произошло нечто важное, так как в классной комнате собрались сразу все учительницы школы. Миссис Шервуд вышла вперед, держа за руку Китти.

   Китти была очень бледная. Казалось, она могла лишиться чувств. Все смотрели на нее. Особенным был взгляд Генриетты (довольный взгляд, полный ожидания), а также Елизаветы Решлей (взгляд, полный сочувствия) и Мэри Купп (взгляд, в котором можно было заметить и испуг, и жалость). Глядя на Китти, Мэри вдруг вспомнила глаза Поля; едва не вскрикнув, она закрыла лицо руками.

   - Мои дорогие девочки, - начала миссис Шервуд, - мне очень тяжело, но приходится сказать, что в нашей школе произошло то, что безмерно огорчило меня. Я должна объявить о случившемся всем вам, потому что это касается вашей королевы мая.

   Девочки сидели притихшие.

   - Статс-дамы, будьте так добры, потрудитесь выйти сюда, - попросила миссис Шервуд.

   Назначенные накануне первомайского торжества статс-дамы, включая мисс Хонебен, подошли к начальнице.

   - Теперь, фрейлины, будьте любезны, сделайте то же.

   Через минуту вся свита королевы была в сборе.

   - Мне придется рассказать вам очень тяжелую историю, - продолжала миссис Шервуд. - И я прошу фрейлин, статс-дам и всех девочек, выбравших Китти О'Донован королевой мая, поступить с ней, как вы найдете справедливым. Вы помните, как радостно было встречено избрание Китти королевой. Мы считали ее достойной этой великой чести. Мы говорили ей, чтобы она всегда была верна своему слову, чтобы она старалась вести хорошую, честную жизнь. Но, дорогие мои, случилась ужасная вещь. Китти О'Донован, наша королева мая, совершила такой постыдный поступок, что вы, подруги, должны судить ее.

   Вы знаете правила школы. Их немного, но они должны исполняться. Нарушить их - значит унизить себя. Китти О'Донован нарушила одно из правил. Я не могу простить ее. Она написала письмо своему двоюродному брату. А я позволяю вам переписываться только с родителями. Китти написала и отправила письмо тайно, но одна из девочек видела это. Мэри Купп, выйди, пожалуйста, вперед.

   Мэри разрыдалась. Генриетта дотронулась до ее плеча.

   - Иди. Иди и не забывай, что ты мне обязана.

   Мэри, дрожа и шатаясь, вышла вперед.

   - Бедная Мэри! - сказала миссис Шервуд, с состраданием глядя на девочку. - Вы знаете, какое горе ей сейчас приходится переживать. Мы все должны быть добры к ней. Конечно, ей бы надо было сразу сказать Китти, чтобы она не писала письмо. Ну, Мэри, говори, пожалуйста, сама.

   Все девочки уставились на нее. Она стояла довольно близко от Клотильды Фокстил, и Клотильда окинула ее презрительным взглядом. Потом Мэри взглянула на Китти, ни разу не поднявшую опущенных глаз. Клотильда решительно перешла от Мэри к другим девочкам.

   - Я не верю ей, - шепнула она Маргарите.

   - Тише, Клотильда, - сказала миссис Шервуд. - Давай, милая Мэри, расскажи, что ты видела.

   - Я не могла уснуть, - начала Мэри.

   Ей казалось, что какие-то насмешливые голоса повторяют за ней: "Я не могла уснуть" и смеются над ней. Но затем раздался другой голос: "Если ты не сдержишь своего слова, твой брат Поль узнает истину. Генриетта напишет ему".

   "Я должна продолжать", - подумала Мэри.

   И она повторила весь выдуманный ею рассказ.

   - Я знала, что Китти поступила очень дурно, - под конец объяснила Мэри, - и я... рассказала об этом Генриетте. Конечно, Генриетта очень огорчилась, мы переговорили и подумали, что нехорошо оставлять такой поступок безнаказанным. Тогда я пошла к миссис Шервуд. Миссис Шервуд, вы были так добры, что послали меня поговорить с Китти, но Китти все отрицала насчет письма. Тогда, миссис Шервуд, вы сами повидались с Китти.

   - Да, я поговорила с Китти, - продолжила объяснение миссис Шервуд, - и, как предложила Китти, послала телеграмму ее отцу. Вот что было дальше: Джек О'Донован, кузен Китти, телеграфировал мне и подтвердил, что получил письмо, да еще добавил, что рад письму Китти.

   Миссис Шервуд показала телеграмму школьницам.

   - Я просила Китти О'Донован сказать мне правду; сделай она это, я, конечно, не отдала бы ее на ваш суд. Но Китти упорствует в своем отрицании. Поэтому я предоставляю вам, ее подругам, принять решение. Я уверена, что вы поступите справедливо. Я не желаю исключать Китти О'Донован из школы, но с ней следует поступить в соответствии с утвержденными правилами.

   Миссис Шервуд вышла из классной комнаты, сопровождаемая учительницами. С девочками осталась только мисс Хонебен, потому что она была статс-дамой несчастной королевы.

  

  

  

   Многие девочки заплакали. Некоторые бросились со своих мест вперед, стали обнимать и целовать Китти.

   - Милая, милая! - повторяли они. - Мы не считаем тебя виноватой. И никогда, никогда не будем считать.

   Девочки так любили Китти, что не желали слышать никаких доказательств ее вины. Она сказала, что не виновата, - этого достаточно. Таковы были их чувства.

   Раздался серьезный, спокойный голос Елизаветы:

   - Девочки, успокойтесь, пожалуйста.

   Повинуясь, девочки быстро притихли.

   - В сложившихся обстоятельствах я должна действовать вместо Китти О'Донован, - заявила Елизавета. - Пока мы не докажем ее невиновности, она не может исполнять обязанности королевы мая.

   Китти вздрогнула, хотя голос Елизаветы был ласковым.

   - Итак, вы все согласны признать меня временно королевой? - спросила Елизавета.

   В комнате раздались крики одобрения.

   - В таком случае, я предлагаю Китти побыть в моей комнате, пока мы будем решать, что делать с ней. Она не должна стоять здесь в полном отчаянии. Вы согласны, девочки, чтобы Китти О'Донован ушла и мы решили ее участь без нее?

   - Конечно, - выразила общее настроение Генриетта.

   - Против нее ведь нет еще никаких доказательств. Надеюсь, что все помнят это, - сказала Клотильда Фокстил.

   Елизавета подошла к Китти.

   - Пойдем со мной, милая.

   Эти тихие, нежные слова хорошо подействовали на Китти. Она прошла по комнате, держась за руку Елизаветы. Девочки расступились так, что она прошла между двух рядов. В эту минуту большинство девочек склонялись на сторону опозоренной королевы. Генриетта сразу поняла, что для исполнения ее заветного желания нужно совсем иное настроение.

   Елизавета, как бывшая королева мая и старшая из учениц, пользовалась преимуществом иметь свою маленькую гостиную. По праву эта комната должна была перейти новой королеве, но миссис Шервуд решила оставить ее во владении Елизаветы, пока та будет в школе: Китти слишком молода, чтобы иметь свою собственную гостиную, а Елизавете трудно расстаться с ней. Маленькая комната была уютной. Окно выходило в сад. Елизавета усадила Китти в кресло. Она принесла холодной воды и одеколона, смочила голову девочки, взяла ее ледяные ручки в свои и растирала их до тех пор, пока они не стали теплыми. Затем принесла чаю и хлеба с маслом.

   - Выпей и поешь немного, Китти. Мы постараемся не задерживать тебя, милая. Может быть, все решится завтра утром. До тех пор никто не будет беспокоить тебя. Ты можешь оставаться в этой комнате. Можешь пораньше лечь спать. Моли Бога о помощи, дорогая. Он прольет свет на эту тайну.

   - Ах, Елизавета!

   - Да, бедная моя Китти.

   - Могу я поцеловать тебя?

   - Конечно, можешь. И знай: я не верю, что ты виновата.

   Елизавета пошла в свою комнату. Там она помолилась и только после этого, с надеждой в душе, спустилась вниз, к остальным ученицам.

   Настроение у всех, включая педагогов, было ужасное, и миссис Шервуд отменила послеобеденные занятия. Девочки разбрелись по саду, где разговор вертелся вокруг одних и тех же вопросов: виновна Китти или нет, развенчают ее или нет...

   Между те