Бунин Иван Алексеевич - Старуха

    Обнимаю, целую, Ваша

  

   Люб. Ал. просила написать, что она благодарит Вас за Ваше милое письмо, но ответить сейчас не в состоянии.

  

   Милый мой Корсиканец, спасибо за письмо и за поздравление. Я как раз думала написать Вам. Вы плохо знаете еще меня, предполагая, что я могу считаться письмами с людьми близкими. Я сама иногда подолгу, подолгу могу молчать. И, по правде сказать, я редко помню, кто кому бывает "должен". Не написала я Вам к празднику потому, что писала много открыток в Париж, а это для меня утомительное дело, так как готовые французские фразы не выражают того, что хочется сказать, а так владеть французским языком, как я владею русским, я не умею. Кроме того, я все праздники была расстроена здоровьем Ляли. Около месяца тому назад у нее начались головокружения, к 24 декабря обнаружилась ангина, а к нашим праздникам у нее распухли ноги вокруг щиколоток, стали огненно-красными. Врача она еще не позвала, что это такое? я не знаю. Но сердце болит за нее. Ясно, что она переутомлена донельзя своей тяжелой, почти безрадостной жизнью. Они с Олечкой в Монтобане. Долго рассказывать их перипетии. Отец Олечки уехал на работу, но посылает им маленькими суммами около 900 франков в месяц. Комната стоит 300 франков, как вдвоем жить на 20 франков в день? Конечно, Ляля и не доедала, кроме того ей пришлось много хлопотать и о документе, и о перевозке дров из деревни в город. И вот она свалилась. И какая досада, Олечка только что поступила в лицей, там она и завтракает. У Ляли было бы свободное время, и она могла бы что-нибудь придумать, чтобы прирабатывать, а тут болезнь. Я послала ей денег на доктора и на лекарства. Если болезнь не очень серьезная, то буду благодарить Бога. Помолитесь и Вы за нее. Как ей жить одной с девочкой, которая еще мала и не все может сама делать!

   Мы сравнительно здоровы, все на ногах, но, конечно, все должны быть под наблюдением врача. Моя язва прошла, но малокровие дает себя чувствовать иногда очень сильно. У Яна болят сильно пальцы на руках. Страдает он и от холода, хотя зима и мягкая, да он у себя и топит. Лёня тоже должен быть всегда начеку. В настоящую минуту он ни на что не жалуется, но малейшая простуда затягивается и портит его нервы. Питание, конечно, далеко не такое, какое ему нужно.

   На праздниках мы несколько раз хорошо ели, благодаря друзьям и знакомым. 24 дек. один приезжий парижанин угощал нас ужином в ресторане. Поели до отвала. В наш сочельник сделали у нас ужин вскладчину из продуктов, и тоже были сыты. А вчера в Рурэ, не у Самойловых, мы хорошо позавтракали. Был куриный, очень жирный, суп, потом курица с пуашишем {Pois chiche - род гороха.} и пюре с луком, и все плавало в жиру. Вернулись домой и прямо в постель, и по Вашему рецепту 12 часов пролежала в кровати. И сегодня чувствую себя бодро.

   Из Парижа всякое письмо приносит весть о смерти: нет уже в живых Бальмонта, Тесленко, еще несколько лиц, с которыми Вы незнакомы. Дошла ли до Вас весть о кончине Осоргина? Бедная жена в полном отчаянии. Он умер от склероза аорты. Очень страдал. Похоронен без всякого обряда, как он этого хотел, в Шабри.

   18 января. Пришлось прервать письмо. А снова сесть за него через три дня. Весь дом еще спит, а уже десять часов. Стали вставать позднее. Ложатся тоже поздно. Но я пролежала сегодня двенадцать часов от девяти до девяти.

   Завтра надеюсь поехать в Ла Бокка к обедне. Привезу святой воды.

   Передайте мой сердечный привет Елене Александровне и Игорю Николаевичу. Все шлют Вам поклоны и приветы новогодние. Я целую

   Я очень понимаю, что Вы не могли писать и что еще, даже пересилив себя и сев за письмо, Вы ничего не говорите о себе. Я читаю письма Толстого и нахожусь в его атмосфере, в которой давно не находилась.

   Как здоровье Анны Марковны?

   Видела барышень. Они произвели на меня приятное впечатление. Были в хорошем настроении. Ехали на именины Самойлова. Я просила их сделать что-нибудь для Ляли. Они отнеслись очень сердечно и обещали помочь. Я в два раза просидела с ними 3 с половиной часа. На Марге новый костюм и блузка, на Гале только новая блузка. Вид здоровый и довольный. Правда, накануне Марга получила от брата денежный подарок.

   Еще раз обнимаю

  

   Дорогой Корсиканец, 25 января поднимали бокал за Ваше здоровье. Не поздравила вовремя потому, что Аля был в отъезде, а я была погружена в марфины заботы и хлопоты, а в свободное время лежала. Сегодня утром он явился, и я пишу Вам запоздалое поздравление: с прошедшим Ангелом; все мы желаем Вам здоровья, бодрости и энергии до лучших времен.

   Сегодня я встала до зари. Вышла из дому при месяце. Красиво было очень. Нравится мне обычай кланяться в темноте с пожеланием доброго дня со встречными. Стоя в очереди на базаре, созерцала восход солнца. До отказа нагружалась всякими овощами, мясом, макаронами. И всех почти видела: m-me Stavraky, Марту, Вашу тетю, Лёню, ехавшего в le-Rouret к Тюкову, и затылок Вашего father'a in low в автобусе.

   Начну по порядку - Елена Петровна быстра, энергична, очень моложава. Марга, напротив, сегодня имела вид сильно постаревший. Измятое лицо. Но была приятна, как вообще она во все последние встречи.

   Я познакомила их со Ставраки, и они вели беседу на всякие темы за чашкой шоколада в Эстерели. Марга ехала в Кабрис. О Любови Александровне ничего приятного сообщить не могу. Она наконец пошла к врачу, и он напугал ее, правда, дело плохо: 29 давление, но я думаю, что не следовало все же одинокую женщину пугать. Я видела ее на прошлой неделе - и не узнала, так изменилась она... Испуганные глаза, вид более чем плохой. Она просила зайти к ней, но я не знала, что Бахрах вернулся, и не могла оставить Яна без завтрака. Обещала зайти завтра. Но, конечно, это лишь минутное успокоение, а так я ничего, видимо, сделать не могу. Кудер сказал, что положение очень серьезное, - нужен покой и т. д. Очень ее жаль, одинокую. Она что-то говорила о переселении в какой-то приют, но я плохо поняла, - так как должна была проводить Маргу.

   Да, Марга будет опять выступать в Грассе - 6 февраля - с русскими романсами. Не знаю, пойду ли я, хотя мне хочется, давно не слышала пения.

   Ляля беспокоит меня тоже. Олечка привела к ней доктора гомеопата, который стал ее лечить. Но головокружения еще не проходят. Муж прислал после ее отчаянных писем немного больше денег. Олечка, слава Богу, стала ходить в лицей. Но я всегда о них беспокоюсь, если нет вестей.

   У нас же все по-старому. Живем тихо и мирно. Каждый работает в своей норе, а мы с Алей в кухне. И. А. кашляет. У Лёни бывает плохой вид. Боюсь, что огород ему вреден. Я прибавила 1 кило за месяц, чем и горжусь.

   Зима мягкая. Много хороших дней.

   Надежда, что и впредь будет не хуже во всех смыслах, хотя пугают голодом март-май.

   Жду от Вас вестей о Вашей жизни. Привет Елене Александровне и Игорю Николаевичу.

   Весь наш дом кланяется всем Вам.

   Целую

   Забыла написать Вам, что у Любови Александровны в очень плохом состоянии аорта. Понимаете, что это такое?

   Обнимаю

  

   Дорогой мой Корсиканец, Вы правы: ненаписанные письма самые талантливые, в них всегда много непосредственного и неожиданного и отсутствия страха обидеть адресата. Письма и я Вам подобные составляла. К сожалению, Вам они в руки не попадут. Спасибо за Ваше написанное. Недаром говорят, что "синица в руку лучше журавля в небе"... Приходится довольствоваться синицами.

   Рада за Вас, что Вы стали заниматься любимым искусством. Не поняла, куда вы хотите ехать, куда Вас зовут? В Париж?

   Не согласна с Вами относительно "вывиха". Вы естественно в те годы не могли отдаваться искусству, в творчестве нельзя ничего делать наполовину. Вы слишком любите свою семью, и любите их главным образом для них, а не для себя, а это всегда мешает уйти от всего и погрузиться в свое дело. Условия же жизни были очень неподходящие для занятия живописью. И как только Вы оказались в более или менее подходящих условиях, Вы опять взялись за кисть. И при чем тут вывих, не понимаю. Кроме того, Вы часто забываете мудрый афоризм Кузьмы Пруткова: "Нельзя объять необъятное", а Вам это всегда хочется. Это от нервности и тоже от условий жизни, что тоже всегда мешает занятию и наукой и искусством. Спешить всегда вредно. Спешка хороша в технической работе, если у человека "скорые руки".

   Правильно Вы поступили, что взяли фам де менаж, давно пора.

   Жизнь, правда, дорожает. А мы тратим приблизительно столько же, сколько тратили в то время, когда Вы у нас бывали, как, вероятно, и все те, у кого нет соответственных доходов. Приходится от многого отказываться. Когда я прохожу на базаре мимо хвоста, например, за виноградом, я стараюсь его не замечать. Виноград продается теперь за 50 фр. кило! То, что дорого, без тикетов мы не покупаем, на сладкое уже почти год ничего не бывает. Я от этого страдаю мало, но, конечна, здоровья это не укрепляет. Иногда добрые люди чем-нибудь украсят наш стол. Думаю, что так у многих. Некоторые, кто очень страдает от недоедания, продают свои вещи и покупают то, что можно купить еще.

   Не понимаю, за что Вы меня благодарите за Вашу тетю. Я ничем ей не помогла, да и не могу помочь. Удивляюсь, как она могла Вам это написать. Вероятно, Вы не совсем поняли ее письмо. Мне кажется, что Вы не совсем правильно толкуете ее характер и взаимоотношения ее с людьми. Она принадлежит к тому типу людей, который больше дает другим, чем сам от них получает. Ее денежных дел я не знаю. Но знаю одно, несмотря что в соседней деревушке живут ее родственники и свойственники, она должна стоять в очередях, и никому не приходит в голову организовать ей доставку овощей хотя бы со своих огородов, и нужно-то в неделю всего кило пять-шесть. Я раз видела, как ее лицо стало багровым, когда она нагнулась, чтобы поднять мешок с тремя кило после часового стояния в хвосте. А она всем им на моих глазах оказывала много услуг. Не знаю, кто еще может ей помочь. Заводчица? Так вот: в воскресенье она пригласила ее в синема, а завтракать перед ним пригласить не догадалась. Утро ушло у Л. А. на хождение за молоком, хлебом, потом на готовку завтрака. И вот, усталая, она отправилась смотреть фильм. Это все - милые знакомые, которые приходили к ней, когда она угощала вкусным кофе, а не люди, которые взяли бы на себя заботу о ней. Здесь нет никого. Я согласна с Вами, что 500 франков это почти нищета. Но об этом никто не думает. Она чуть было не уехала в азиль {Asile - старческий дом.}, да места не оказалось, там нужно все же платить 750 фр. Она что-то продала для этого, но потом не вышло дело. Думаю, что там - это в Bar sur Loup, - ей было бы нестерпимо среди сумасшедших старух, там есть и душевно больные. Но и дома оставаться ей невозможно при ее чистоплотности и вечной заботе о ком-то.

   Родственные отношения всегда трудно понять, а потому я не берусь судить, кто прав, кто виноват. Вы встали на сторону матери, это понятно и не оригинально. Олечка тоже стала ко мне относиться хуже, когда Ляля, под влиянием чувства ревности, меня возненавидела, а Вы были свидетельницей моих к ним отношений. Я не коснулась бы этого вопроса, если бы Вы сами его не затронули. Я понимаю, что Вам трудно. Лишать себя для человека, которого не любишь, очень тяжело. А любви у Вас к Любовь Александровне я не чувствую, Ваших взаимоотношений денежных тоже не знаю, от Марьи Карловны слышала, что она Вам много помогла в свое время, думаю, что Вы ей выплачиваете то, что некогда от нее получили, и тут, конечно, дело Вашего чувства долга и совести. Все это очень подчеркивает трагичность ее существования и показывает, какая участь может ожидать тех, у кого нет ни детей, ни состояния, ни истинно близких друзей в старости. Она огорчается не тем, что Вы ей мало присылаете, а Вашей холодностью, тем, что Вы присылаете деньги, не написав ей письма. Но я понимаю Вас: на нет и суда нет. Вы не любите ее. А почему это, один Бог знает. Она очень одинока. Вижу потому, что она радуется, когда я прихожу, как может радоваться человек, когда у него никого нет. Но у меня ни сил, ни времени нет бывать у нее часто, хотя скажу, что она одарена, чтобы быть очень приятной хозяйкой, и в своей комнате с постелью она умеет дать иллюзию салона.

   Вид у нее очень скверный. Если я ее не вижу несколько дней, то всегда боюсь узнать что-нибудь о ней плохое.

   Голова ее ясная, это правда, и мышление здоровое: она прекрасно понимает свое положение и хорошо оценивает людей и их отношение к себе. Если бы не ее вера в Бога, то она давно бы ушла в иной мир.

   В феврале стояли прелестные дни. В марте опять завернули холода, а сегодня опять хорошо.

   Очень хочется знать, что Вы пишете? Надеюсь, что Вы сделаете, что хочет Ваша душа.

   Меня очень тревожит Ляля: ее головокружения не проходят. Она решила перебираться в Париж. Но как она в своем состоянии справится со всем, что требуется при переездах из одного города в другой? Подвинуло ее к Парижу то, что одна ее знакомая, графиня Толстая, умерла в несколько дней от переутомления и всех прелестей жизни; после нее осталось двое детей и старый муж. Ему 62 года, а детям восемь и двенадцать. И Ляля в ужасе - если она свалится, что будет с Олечкой? А я этого уже давно боюсь. И тоже во всем городе нет никого, кто бы им по-настоящему помог, хотя бы в укладке вещей. И она в полном отчаянии. Просит молиться за нее и Олечку Богу.

   Муж ее на работе в Динане.

   Леня просит Вам передать привет и благодарность за письмо. Открытку Вы забыли ему вложить. Не пишет сам, так как очень занят и книгой и на огороде. Он еще похудел. Для него конечна питание крайне недостаточное, а он вскопал уже 200 кв. метров очень трудной земли.

   И. А. уехал в Канны. Он тоже не очень хорошо себя чувствует. Много читает. Сейчас у него Плутарх. А то мы погружались в трагедии Шекспира. Чтение подходящее.

   Приветы и поклоны от всех всем Вам.

   Не думайте, что Л. Ал. мне жалуется. Она всегда спокойна, всегда о ком-то заботится, всегда что-то для кого-то делает, за что я ее немилосердно браню.

  

   Дорогой Корсиканец, мы подлежим эвакуации. Хлопочем, чтобы оставили или удлинили срок. Пока оставлен только И. А. Правда, эвакуация замедляется, слишком много беженцев. А как с Галей? Впрочем, она ведь француженка?

   Если нам придется покидать Грасс, то надеемся попасть в Париж и поселиться где-нибудь в деревне. У нас уже есть приглашение. Но переезд очень страшит. В поездах Бог знает что делается. Часть вещей мы уже отправили на нашу квартиру. Надеемся, что с Божьей помощью они доедут.

   Сейчас у нас все уже запаковано, а уезжать не собираемся... Странное это чувство! Не знаешь, что будет с тобой завтра.

   Вчера заходила к Любовь Александровне. У нее вид лучше. Доктор Филипп, кажется, ей помогает. Верно определяет ее недуги.

   Ляля очень помогает в Париже Лене. Его вызывает госпиталь Лаенек, так как у него так и не закрылась его ранка. А этот госпиталь и послал его в санаторию, откуда его отправили в Грасс. "Ветер возвращается на круги свои!" Она сама не совсем здорова, что-то тоже в легких. А Олечка уже с нее ростом. Учиться старается. Получает кресты, а когда его отнимают, заливается слезами, еще совсем ребенок! Послезавтра ей минет 11 лет! Удалось из черной сатинетовой шторы сшить ей фартук. Портниха сказала, что такого и за четыреста франков не купишь!

   Солнца масса, но тепла мало. Еще холодно в доме.

   Из Грасса мы уже почти никуда не выезжаем: с Покрова не была в церкви.

   Наташа Любченко, которая жила в преванториуме, теперь очень много зарабатывает, а тогда получала 50 фр. в месяц.

   Привет сердечный Елене Алекс. и Игорю Никол. Вчера видела Льва.

  

   Дорогой мой Корси.

   Спасибо и за открытку и за письмо, и за поздравление. Простите за поздний ответ, но причин так много, что не стоит их перечислять: почти все они прозаические.

   Это время часто захожу к Любовь Александровне. Она не хотела Вас огорчать перед праздником и ничего не писала о своем здоровье, а сейчас и не в состоянии писать. Она еле ходит и уже не может дойти, и то "с большими слезами", дальше лавки, которая находится в ее доме, а вчера ей было не под силу даже и туда подняться, и она до 10 ч. была без хлеба, пока кто-то ей не принес его. В мае она решила переехать в Bar-sur-Loup, в Hospice du Bar {Hospice - богадельня, больница для хронических больных.}, где она жила прошлым летом. Там теперь дороже, поэтому она все распродает. Кое-что и я купила, кое-что постараюсь продать ей. Оставаться ей одной невозможно. Я удивляюсь ее мужеству нести так свой крест. Несмотря на отчаянные боли, у нее, как всегда, все блестит, и сама она всегда в форме, но вид у нее очень дурной, хуже я никогда ее не видела. Она, вероятно, голодает, так как многое из тикетных продуктов она меняет на хлеб или продает. Очаровательный кузен ее с дочкой перестали ей давать то, что давали раньше, ибо теперь она не в состоянии оказывать им услуги, они здорово ее эксплуатировали, пока она не свалилась. Из-за них она и простудила себе нерв ноги. Не знаю, долго ли ей придется жить в Баре, но во всяком случае месяца два-три, а там что Бог даст, квартиру же она твердо решила бросить, а потому следующие деньги пошлите туда m-me Clemin-Clemovitch, Hospice du Bar-sur-Loup, (A. M.) там все же она будет не одна. Сестры милые. Она с ними в дружбе. Не нужно ей будет и возиться с кухней. Бог даст, там поправится. Одно там плохо, что комнаты во втором этаже. Но я надеюсь, что нога ее при некотором покое опять будет более или менее здорова. Давление, слава Богу, стало ниже. Да и есть она там будет больше. Как только она немного придет в себя, тотчас же напишет Вам более подробно.

   Мы все живем "на чемоданах", хотя нам дали отсрочку, "jusqu'à nouvel ordre" {До новых распоряжений.}.

   Леню освободили от работ на 12 месяцев, он ездил в Ниццу в медицинскую комиссию.

   Аля проработал три дня. Вчера вместе с Львом Николаевичем, который с нами завтракал, ибо работы происходили над нами в лесу. Это единственный раз Л. Н. был за целые два года на вилле Жанет.

   Ян стал опять немного писать. Леня по-прежнему работает над своей книгой. Я тоже иногда провожу время в "беседах со своей памятью". Есть у меня и переписка со стороны, так что времени на скуку или даже тоску нет. Слава Богу, на Страстной удалось два раза быть в церкви.

   Привет Игорю Николаевичу и Елене Александровне от нас.

   Вам все кланяются. Я целую Вас.

   Очень рада, что Ваши выставки имели успех!

  

   Дорогой мой Корси!

   Олечка была больна воспалением легкого. Бедная Ляля без сна провела несколько суток.

   Очень рада, что выставки Ваши имели успех.

   В субботу 29 мая мы проводили Любовь Александровну в Бар. Не знаю, как она добралась до своего осписа. От остановки автобуса туда порядочно, и все в гору, а она от своей квартиры до места отправления автобусов шла больше получаса. Вели ее двое. А накануне я провожала ее к Пелесье ⁵⁰, она там должна была ужинать и ночевать, так как в ее комнате был полный разгром, и мы употребили на этот путь почти час! На лестнице, которая поднимается с бульвара Тьер, два молодых француза, вероятно рабочие, предложили помочь, и они ее довели. Из этого Вы понимаете, в каком она состоянии. Думаю, что последние дни она была на нервах и потому держалась, теперь, вероятно, слегла. Слава Богу, что она не одна. Монахини будут за ней ухаживать. Может быть и отлежится. У нее, вероятно, организм сильный, ибо при таком истощении, таких болях она все же держалась и даже могла думать о других. Успела для Леонов продать какое-то одеяло! Утром в субботу я зашла к ней и застала там целое общество: Марья Карловна, Леоны, мадам Пелесье, и все стоят, и она среди них. Я прежде всего сказала, чтобы она села. А затем, увидав, что идет салонный разговор, стала прощаться, говоря, что приду в четыре часа, чтобы помочь ей. Со мной вышла и Марья Карловна, мадам Пелесье очень много помогла и сама, и ее рабочий перенес все чемоданы. Пришлось ему заплатить пятьдесят франков, но он, конечно, спас положение. Часть вещей осталась у Пелесье.

   Средств хватит на два месяца, может быть, если еще удастся что-нибудь продать, на три, не больше. Что она будет делать потом, представляю плохо. Но Любовь Александровна не хочет думать о будущем: "Через три месяца! Да я, может быть, и жива не буду! Да и мало ли что может случиться". Очень ей помогла м-лль Дозоль, прелестная барышня, служащая в ассистанс пюблик {Assistance publique - благотворительное учреждение.}. Она и отвезла ее, а оттуда вернулась на велосипеде, - уехали они из Грасса в 6 ч. вечера. Я редко видала такую очаровательную девушку, на француженку она не похожа, скорее такие бывают швейцарки. Вероятно, она католичка: все делает быстро, без всяких лишних слов, радостно и весело.

   Эти дни мы все беспокоимся: слишком много везде падает бомб. Из Парижа пишут, что это что-то страшное! А что было у Вас в Лионе?

   В Грассе, как я уже Вам писала, опять много вывесок: сколько человек может поместиться в том или другом абри {Abri - бомбоубежище.}

   Много здесь русских солдат, идешь и слышишь то там, то здесь русскую речь, говорят все очень хорошо, неиспорченным русским языком. Все подтянуты. Вид здоровый.

   Какие у Вас планы на лето? Поедете ли вы куда-нибудь вместе или врозь?

   Где теперь Анна Марковна? Как ее здоровье?

   Я эти дни несколько раз оставалась в постели двенадцать часов сряду и вспоминала Вас. Это действительно хорошее средство против усталости. Легла бы и сейчас, да Ян позвал гулять через полчаса. Значит, очутишься в постели около десяти, а в десять вставать уже поздно. Я последние дни чувствую опять слабость, особенно днем. Вечером легче, как и утром.

   Получили ли Вы мое письмо, где я Вам писала, чтобы Вы послали Л. А. уже в Бар и не забудьте на денежном переводе: мадам Клеман-Клемович (Clemin Clemovitch), Оспис дю Бар. (А. М.). Я вдруг испугалась, а может быть мое письмо не дошло! Теперь поезд из Парижа сюда идет не через Марсель и часов так тридцать! С Экс сворачивает. Напишите мне открытку, получили ли Вы мои письма?

   Все шлют Вам привет. Кланяемся все Игорю Николаевичу и Елене Александровне. Вас обнимаю и целую.

   От Ляли давно нет вестей, боюсь, что она очень переутомилась за болезнь Олечки, а тут пошли эти страшные бомбардировки. Мне писали: одна газета верно написала "que c'était une nuit d'apocalypse!"

  

   Дорогой мой Корси,

   Получила Ваше длинное письмо и, прочтя его, знаете, что почувствовала? Огорчение, что Вы так много истратили времени на то, что мне прекрасно известно. "Лучше, если бы она мне написала о чем-нибудь своем", - подумала я. Вы, кажется, думаете, что меня нужно убеждать, что Вы не можете больше делать, чем делаете для Любови Александровны. Как раз накануне получения Вашего письма я видела мадам Пелесье. Она была у Л. А., - отвозила ей оставшееся ее белье, - и мы разговаривали о ней. Я зондировала почву, можно ли от нее что-либо добыть для Л. А. Ничего. Она плакалась, что у нее нет совсем денег. Я сочувствовала ей. Бедная женщина! Я выразила сожаление и сказала - что же будет делать Л. А., когда иссякнут те крохи, которые остались от продажи ее вещей! Она ответила, м. б. она рассчитывает на вас? - Нет, она знает, что у меня ничего нет, - сказала я твердо. - Тогда на племянницу? - Тоже нет. Ее племянница делает максимум, что может. Ведь у нее на руках больная сестра в больнице, где дорого стоит, и мать. И тут не без ехидства прибавила: вот вы говорите, что у вас нет денег, а ведь она добывает их тяжелым трудом... И мы расстались. Но это к слову. Я хотела иллюстрировать только то, что я отлично понимаю ваше трудное положение. Но чем больше я буду сочувствовать вам, тем тяжелее делается положение Л. А. А ее положение действительно такое, что не пожелаешь и врагу. Подумайте: ни одного настоящего человека ее любящего, то есть такого, который бы хотя взял на себя о ней заботу. Ведь довести ее до автобуса, проводить к Пелесье, продать или купить что-нибудь это все пустяки, двухдневное утомление и все. Это всякий сделает, у кого сердце не очерствело. Но ей ведь не того нужно. Ей нужна постоянная забота, а на нет и суда нет. Если бы у нее были бы средства, чтобы жить в этом осписе, то все было бы терпимо. Но там она долго не останется: стоит там в день 35 франков, то есть в месяц (31 день, 30 дней) 1.185 или 1.150 франков. А у нее, как Вы знаете, 600 фр. пятьсот от Вас и 100 от Женички⁵¹. Тысячи на полторы она продала вещей, Вы прислали лишних сто. Я надеюсь еще на сто или двести продать, так что месяца на три хватит. А затем? Еще что-то продавать? Но кто этим будет заниматься? Некоторые вещи у мадам Пелесье.

   От мадам Пелесье знаю, что она все еще лежит, хотя мне она написала, что уже встает, пролежав целую неделю. Я получила от нее письмо дней через десять после ее отъезда, значит, было плохо. Она пишет, что встретили ее, как родную, что монашки приходят и каждый вечер становятся на колени и о ней молятся. А мадам Пелесье мне сказала, что в оспис ее спрашивали, есть ли у Л. А. средства. Она ответила, что она ничего не знает. Все это я пишу Вам для осведомления. Ей Вы пишите только то, что она Вам сама сообщает. Она очень всегда расстраивается на всякий упрек, помните, что она серьезно больна. Я не очень верю, что это только сиатик {Sciatique - ишиас.}, если это и сиатик: она на ногах почти не держится, думаю, что у нее еще что-нибудь с ногами. Ведь у нее не одна нога болит, а обе, одна только больше. О том, что она Вам ничего не написала о своих проектах, Вы не должны обижаться. Дело в том, что она сама ничего путем не знала. Ее решения изменялись ежедневно. То она уезжала совсем, то оставляла комнату и только ехала на месяц. Кажется, есть такой проект, что может быть она через три месяца эвакуируется куда-то, тогда ей будут платить ежедневно по 19 франков, даровой проезд и еще что-то. Тогда, имея 600 фр., она может там сносно устроиться. Но Вы об этом сами не пишите. А то она будет в претензии, что я что-то не то сообщила, тем более, что я это слышала не от нее, а знаете, как люди все путают, когда не их касается. Может быть, этот план и неплохой. Но будут ли у нее силы осуществить его. Было бы, конечно, хорошо, если бы Вы приехали на Ваши ваканс {Vacances - каникулы, отпуск.} сюда, - могли бы погостить у нас - и здесь на месте с ней обо всем переговорили. Вы упрекаете, что она Вам не пишет, а она много раз говорила, что Вы ограничиваетесь только местом на переводе и ничего о своей жизни не пишете, и очень огорчалась. Знаете, я ей не показала Вашей фотографии, так как ее сильно задело бы, что Вы послали не ей, а мне.

   Жизнь, повторяю, ее трагическая, к счастью, она ее воспринимает легче и благодаря ее характеру с различными маниями, и благодаря тому, что она любит "театр для себя" и старается защищаться от действительности.

   На днях я встретила Леона⁵², он очень волновался, не получая известий и узнав, что и я ничего от нее не имею. Может быть, у них просто родственные недоразумения, и просто он человек не тонкий и не умеет легко помогать. Ведь люди в том положении, как Л. А., часто становятся очень обидчивыми и легко обвиняют тех, кто им помогает. Я боюсь судить. Ведь помогать тоже нужно уметь, чтобы тот, кому помогаешь, не чувствовал твоей помощи. А это очень трудно. Бедные люди тоже требовательны, хотя им кажется, что они в унижении.

   Теперь о Вас: Вы напрасно думаете, что Вами никто не интересуется и не думает. Очень часто Л. А. говорила с горечью, что Вам очень трудно и ей хотелось бы все о Вас знать. Но Вы все же пока счастливы: во-первых, у Вас есть творческая работа, а это мало кто имеет, во-вторых, у вас есть возможность помогать близким, в-третьих, Вы здоровы, молоды и в расцвете сил. Все Ваши тяготы я очень понимаю. Но Вы ведь религиозный человек, разве Вам не радостно, что Вы облегчаете жизнь тем, кого любите, а потому Вам, несмотря на трудность Вашей жизни, можно и позавидовать и даже за Вас порадоваться. Кроме того у Вас не может быть такой старости, так как у Вас есть в руках и любимое дело, и ремесло. И Бог даст, муж будет жить долго, и Вы не будете в таком беспросветном одиночестве, в каком живет Л. А. Потом у Вас могут быть ученицы. Ведь не всегда же Вы будете жить в Лионе, будет и художественная среда, которая даст и друзей и людей, Вас понимающих. Нет, я не променяла бы Вашей судьбы на ее. А от того, что ее прошлое было хорошее, ей теперь еще тяжелее. Она ведь избалована. Была и красива. Ей кажется, что и теперь люди относятся к ней по-прежнему, а ведь это совсем не так. Будь у нее деньги, дело другое. А теперь избегают: "еще нужно будет о ней заботиться". А этого никто не любит. А друзей, любящих ее людей, здесь нет.

   Мы все живем и ждем. Пока не трогают. Леню освободили от работ. Впрочем, кажется, я об этом уже писала. Пока он делит время между письменным столом и огородом.

   В Париже, слава Богу, из близких все целы. Ляля с Олечкой хотят ехать в деревню, но куда не знают. Знаете, какая Ляля, она ведь боится жизни. И устала она очень от нервной неустроенной судьбы своей.

   Очень мне ее жаль. Чем могу, стараюсь облегчить ее жизнь. У них ужасная хозяйка, психопатка-ханжа с мещанистыми вкусами и замашками. Она Лялю, по словам Зайцевой, совершенно извела.

   И. А. пишет. Сейчас буду перестукивать его новый рассказ. Очень интересная там женщина. Новая в его коллекции.

   Обнимаю и целую.

   Привет и поклоны от всех нас Елене Александровне, Игорю Николаевичу и Вам. Храни Вас всех Господь.

   Если Вам захочется что-нибудь узнать о Л. А., напишите, сообщу.

  

   Дорогой мой Корси, получила Ваше письмо сегодня в полдень и уже пишу Вам, пока кипит на спиртовке наш суп, который во время завтрака не доварился, так как я поздно пришла с базара и принесла луку. Теперь у нас ежедневный суп: картошка, которая на исходе, и лук, которого довольно много на базаре.

   Вы спрашиваете: есть ли какая-нибудь возможность продавать картины среди моих знакомых? Думаю, что нет. [...] Аллочка бывает раз в год в день моих именин, да и то в этом году заболела. С Пелесье я, собственно, не знакома, то есть при встрече раскланиваюсь, а потому не знаю, может ли она купить или нет? Других знакомых, которые стали бы покупать картины, у меня нет, да и вообще знакомых очень мало. Может быть у меня есть талант что-то организовать, но, к сожалению, у меня теперь очень мало сил, а всякая продажа, лотерея требует много времени, сил и даже денег, а потому я не в состоянии это взять на себя. Если бы кто-нибудь взялся за это, я помогла бы, купила бы несколько билетов, но не больше. Я слишком перегружена всякой работой и заботами, чтобы взять еще на себя это дело, которое и сложно, и хлопотливо, и очень неблагодарно. Недавно мать "Лидочки" меня ругала одному человеку: "Это пустяки - брать деньги у одних и давать их другим"... и все в таком роде. Конечно, что может говорить баба, которая никогда в жизни ни у кого не брала денег для других, а потому не знает всей прелести этих занятий. Я же чувствую себя очень утомленной, и опять при пробуждении у меня боль стекает с рук и ног, это очень странное чувство, но лучше я не могу его передать.

   Я виделась как-то с монахиней из осписа, впечатление среднее: малокультурная, жесткая и простая. Например, она говорила о Л. А. "Она просит послать за доктором. Но я смерила температуру, жару нет, зачем доктор?" Я силилась объяснить, что может быть доктор нужен для понижения давления или еще чего-нибудь, она твердила все свое. Получила впечатление, что Л. А. там очень тяжело. В прошлом году она была здорова, а потому умела себя занять, а теперь почти всегда лежит и в полном одиночестве.

   Встретила сегодня Леонов: "Были у Л. А.?" "Нет". "Она дурно себя чувствует"... Конечно, они не поедут, они ездили к ней только тогда, когда им было нужно, или будет нужно...

   Мне тоже это время все было некогда, да я была еще простужена. Кроме того, начались частые алерты, и Ян меня не пускает, да и, по правде сказать, из дома в это время уезжать очень неприятно, а они бывают иногда раза по три в день. Чтобы туда съездить, нужно истратить весь день.

   Мне очень неприятно отвечать отрицательно на Ваше предложение, но я считаю, что сейчас я не имею права брать дел не по силам, я за это очень всегда бранила Л. А., результаты налицо - она ведь все время брала на себя разные дела не по силам.

   Что Вам посоветовать, не знаю. Может быть самое лучшее - ее последнее желание быть эвакуированной и получать тогда от правительства 19 франков в день плюс то, что Вы "с Женичкой" посылаете, может быть Л. А. еще что-нибудь продаст?.. Я не думаю, чтобы в осписе она долго осталась. Но, повторяю, ничего не пишите о том, что я Вам пишу относительно эвакуации, ведь у нее решения меняются иногда с необыкновенной быстротой.

   Мне очень жалко Вас, хотелось бы поговорить, но Вы далеко. Мы все очень волновались, узнавши, что Лион тоже "бомбили". Обрадовались, получив Ваше письмо. В Париже пока все целы.

   Ян, Леня и Аля шлют приветы дружеские.

   Кланяемся все Игорю Николаевичу.

   Я Вас обнимаю и целую

  

   Дорогой Корси,

   Вчера в 5 ч. вечера принесли Ваше письмо, - теперь почта, как видите, приходит вместо утра к вечеру, - и я до сих пор не могу ни о чем думать, кроме Вашего дома. О бомбардировке Лиона мы, конечно, знали, но утешали себя, что Вы живете в Vaise!... Я больше боялась, что Вас могло захватить где-нибудь на службе, хотя успокаивала себя, что Вы в деревне. Какое счастье, что Елена Александровна в St Nisier. Надеюсь, что это глухое местечко. Держите, если можете, ее там. А где Вы будете жить?

   В Ницце подобных случаев тоже немало. Отец, например, пошел работать в поле, вернулся, ни жены, ни ребенка, и головы ребенка найти так и не мог.

   Все мы должны быть ко всему готовы. Время такое, что остается одно - молиться. Буду молиться за вас обоих.

   У нас алерты довольно часты, но в нашем городке еще ничего не было пока.

   Ваше письмо получила и на него ответила в деревню. Если Вы его не получили, то вкратце повторяю: я не могу взять на себя организацию лотереи, - чувствую себя плохо, в воскресенье проснулась и увидала, что комната качается, и так было с час, пульс 50. Даже попросила Леню разбудить Яна, что я делаю в самых крайних случаях, ибо он очень пугается, когда что-нибудь со мной бывает неприятное. Он вышел ко мне - на нем лица не было. Но дал камфары, черного кофе, и мне стало лучше. Из-за этой своей усталости и частых алертов не могу съездить в Bar. Но была у одной знакомой Л. А., которая ездит на велосипеде и которая может устроить ей эвакуацию. Я передала через нее немного денег за одну продажу. Она не советует сейчас эвакуироваться - труден переезд, и там, может быть, еще хуже. В субботу зайду к ней, она служит в assistance publique, и узнаю о их свидании, тогда сообщу Вам.

   Храни Вас Царица Небесная.

   Обнимаю и целую. И. А. и Леня очень взволнованы и шлют Вам дружеские приветы, как и Игорю Николаевичу. Я присоединяюсь.

  

   Дорогой мой Корси,

   Что же не напишете, как живете в Вашем искалеченном доме? Остались ли на старой квартире или уже переехали куда-нибудь? Какие Ваши планы на каникулы. Приедете ли в наши края, или куда-нибудь в другое место поедете отдыхать, хотя теперь самое трудное найти именно место для отдыха.

   Вашу тетю так и не навестила. Трудно выбрать время, занята по горло. С семи часов иной раз сижу за машинкой. Стряпня не на газе берет много времени и сил. Затем спуск в город за продуктами. А дома штопка, починка, уборка. Мадлэна бывает теперь менее двух часов в день. Алерты у нас по утрам, так что мы никуда не выходим. Выйдешь и застрянешь где-нибудь. Ваших вижу очень редко и мимолетно. Ничего ни о ком не знаю. Наташа тоже перестала писать.

   Слава Богу, Любовь Александровна все еще в Баре. Удалось ей кое-что продать, что осталось у меня, август она может пробыть, есть надежда и на сентябрь. Помогла в этом отношении одна f. de т., которая служила в том пансионе, где скончался Ваш папа, зовут ее Charlotte. Думаю, что часть она приобрела для себя. Но, кажется, плату в Hospice еще увеличили. А почему неизвестно - ведь там кормят по тикетам, а хлеб нам стали выдавать по 100 гр. в день. Что она, бедная, теперь делает, ей и 300 не хватало.

   А бедная Ляля в сильнейшей тоске носится по Парижу, что-то продает после службы, где она получает 2.400 в месяц, а за Олечку нужно платить 1.500, да еще посылать разные продукты. Она где-то на ферме в департаменте L. et Ch. y какой-то маркизы, née Ладыженской. На службе Ляле надо быть в 8 ч. утра. Она живет недалеко от Госпиталя Буссико rue Convention, а бюро ее у Porte d'Orléans. Метро часто не ходит. От страха проспать, она не спит, плохо питается, так как все старается собрать для Олечки. Олечка очень выросла, стала "стройным подростком", она вытянулась после воспаления легкого, которое перенесла весной.

   Мы живем тихо, однообразно, в работе. Кто во что горазд. Алю гоняют время от времени на принудительные работы, от трудовой мобилизации в Германию он, как туберкулезный, освобожден. Лёня освобожден от всяких повинностей, настоящий "белобилетник". Но дома работает много и споро.

   Ян одно время очень ослаб от потери крови. Теперь поправился и опять копается в своих рукописях, "дружит со своей комнатой", как когда-то сказала Олечка. Буду рада, если Вы приедете в наши края, помните, что у нас Вы всегда можете остановиться.

   Ив. Ал. и Леня шлют Вам поклоны и приветы. Все мы кланяемся Игорю Николаевичу.

   Я целую Вас. Храни Вас Господь.

  

   Дорогой мой Корси, пока два слова. Плохо себя чувствую для длинного письма. И открытку и закрытое письмо я получила. Спасибо. Муравьевы здоровы. Одно время болел Николай Яковлевич. Их мы никого не видим. Наташа мне целую вечность не писала. Я о ней ничего не знаю. Но едва ли можно уже приехать сюда ей, со столькими пересадками.

   Аля уехал, - мы остались втроем. Мне больше теперь приходится таскать мешков в гору. Леня чувствует себя не очень хорошо, и я боюсь за его здоровье, - он всегда задыхается, идя в гору. Он много работает, кончает одну книгу. Ян не очень хорошо себя чувствует, жалуется на боль в груди, слабость, но обещал на завтра дать что-то - переписать.

   Надеюсь завтра увидать Любовь Алекс. Вероятно, приедет, чтобы отправиться на кладбище. Здесь будет торжественное поминание убиенных и погибших на войнах.

   Благодарю и кланяюсь Игорю Николаевичу.

  

   Дорогой, милый мой Корси,

   Очень сочувствуем мы Вашему горю. Понимаем и знаем, как Вы любили Галю, но жизнь ее была очень тяжелой, и Бог лучше нас знает, когда кого к Себе призвать. Передайте Елене Александровне наше глубокое соболезнование. Дай Бог Вам и ей сил нести Ваше большое горе.

   Относительно Вашей тети ничего пока успокоительного сообщить не могу. У нее закупорка артерии на левой ноге. Сейчас ей делают непомерно болезненные уколы толстой иглой в спинной хребет, кажется, в симпатический нерв, чтобы предотвратить гангрену ноги. Если эти уколы не помогут, то ей нужно скоблить артерии в левом паху, - операция под наркозом общим, если это не поможет, то нужна ампутация левой ступни, а если и это не даст нужных результатов, ампутируют ногу. Самое тяжелое, что дурак Кудер, доктор, ей все это выложил. Представляете, что она испытала при этом!

   Я у нее бываю два раза в неделю. Очень озадачены Леоны. Навещают, приносят кое-что из еды, но аппетит плохой, как поест, так подымаются непереносимые боли. Они послали par avion в Америку Скидельским⁵³, чтобы и те прислали бы денег. Страшно в грасском госпитале подвергаться операциям. Они хотят тогда перевести ее в Cannes. Очень плохие условия здесь. По три дня не освобождают желудок.

   Она очень хотела бы Вас видеть, но по лирическим соображениям.

   Деньги я получила. Пока Л. А. просила 1.800 фр. хранить у нас. Еду ей приносят, но, кажется, не она ею пользуется.

   Завтра пойду и отнесу Ваше письмо и письмо от Гутнер ⁵⁴.

   Мы с Mme Антик ⁵⁵ все же надеемся, что впрыскивания ей помогут. Молитесь Богу.

   Последний раз я была после этого укола, и она была лучше, могла говорить и на отвлеченные темы, и вид был лучше, хотя все прошло крайне болезненно - кричала, как зарезанная, вся палата повскакала с кроватей!..

   В пятницу отец Николай ее должен был причастить. Он ее уже навестил и просидел два часа.

   У нас уже холода, но, слава Богу, солнце.

   Сейчас бегу вниз на почту. Может быть дадут и charcuterie. {Charcuterie - колбаса, копчёности.}.

   Кланяйтесь маме и мужу.

   Мои мужчины шлют Вам всем привет.

   Целую нежно

  

   Дорогой мой Корси,

   Сегодня навещала Любовь Александровну, но Вашего письма не х