Загоскин Михаил Николаевич - Три жениха, Страница 2 - Книги

то же время быть ее супругом и наставником. Одним словом, такой муж, как вы, Алексей Андреевич!

Зорин (кланяясь и пожимая руку Холмина)

Помилуйте!.. Мне, право, совестно! Так вы непрочь от этого?

Холмин

Кто? Я! Да если бы это от меня зависело, так я и думать бы не стал; но вы знаете, что ее мачеха...

Зорин (улыбаясь)

С ней-то мы как-нибудь поладим.

Холмин

Право? А что, разве уж об этом речь была?

Зорин

Как же! Сначала мы говорили все обиняками да намеки друг другу делали; а третьего дня я просто напрямик и сказал.

Холмин

Ну, что ж она?

Зорин

Почти слово дала; только просила пообождать и до времени не говорить никому.

Холмин

Вот что? Ай да Анна Степановна!.. Ну!!!

Зорин

А что такое?

Холмин

Так, ничего! Что мне в эти сплетни мешаться! Когда они от меня секретничают да не хотят со мною посоветоваться, так мое дело сторона.

Зорин

Да что ж вы такое знаете?

Холмин

Что я знаю?.. (Помолчав несколько времени.) Послушайте, Алексей Андреевич. Мне вас учить нечего, а на вашем месте я знал бы, как поступить. Все эти секреты да отсрочки ни к чему не ведут. Я настоятельно бы стал требовать помолвки, да не по-домашнему, а публично, торжественно, чтоб весь город знал, что вы женитесь на Вареньке. И мальчишке лет в двадцать остаться с носом вовсе не забавно: а как нашему брату, пожилому человеку, забреют затылок, так признаюсь!..

Зорин

Забреют затылок?.. Так вы полагаете, что Анна Степановна изволит надо мною потешаться?

Холмин

Я не говорю этого. И как подумаешь, так на что бы, кажется, ей вас обманывать?.. Э! Да ведь у ней есть тяжебное дело, и если оно должно скоро решиться...

Зорин

Ну, нет еще! Очередь не за ним. А позвольте вас спросить: разве у ней есть еще какие-нибудь женишки на примете?

Холмин

Женишки? Да в нашем городе, кажется, женихов довольно. Вот хоть Иван Степанович Вельской.

Зорин

Э, э, э! Губернаторский племянник!

Холмин

Да этого также обракуют. (Поглядев вокруг себя и вполголоса.) А разве князь Владимир Иванович...

Зорин

О, о! Вот что? Так и он также сватается за Варвару Николаевну?

Холмин (значительно улыбаясь)

Не знаю!

Зорин

Ну, если так, то позвольте, Николай Иванович... И подлинно, это дело надо привести в ясность.

Холмин

Однакож, смотрите, не выдавайте меня.

Зорин

Не беспокойтесь.

Холмин

Ну то-то же! Пожалуйста, чтоб это осталось между нами.

Зорин

Да уж будьте уверены! Тут и умерло.

Холмин

Правду сказать, мне бы вовсе не след мешаться в эти сплетни. Да и что мне в голову пришло? Вот то-то и есть: язык мой - враг мой! (Вставая.) Ну, добро, прощайте, Алексей Андреевич. Да смотрите же!

Зорин

Не бойтесь! Мы люди присяжные, молчать умеем. Да что ж вы так изволите торопиться? Не угодно ли закусить чего-нибудь?

Холмин

Нет, я никогда не завтракаю.

Зорин

Не прикажете ли "Донского"?.. Рюмочку мадеры?

Холмин (уходя)

Покорнейше вас благодарю.

Зорин (проводив его до дверей передней)

Гм! Гм! Так вы, матушка Анна Степановна, финтить со мной изволите?.. Нет, моя благодетельница! Прошу не прогневаться, мы вас выведем на чистую воду: а покамест... (Подходит к дверям.) Андрей Пахомыч! Пожалуй сюда! (Секретарь входит.) Так ты говоришь, что советник никак не соглашается с твоим мнением?

Секретарь

Касательно дела госпожи Слукиной?

Зорин

Да!

Секретарь

И слышать не хочет.

Зорин

А что, любезный, - как ты думаешь, - ведь оно в самом деле...

Секретарь

Что греха таить! Плоховато, ваше высокородие.

Зорин

То-то и есть! Нехудо бы его еще разок, другой прочесть со вниманием. Да время-то коротко: ведь мы слушаем его на будущей неделе?

Секретарь

Можно и отложить.

Зорин

Нет ли справок каких?

Секретарь

Как не быть! И если вы прикажете...

Зорин

Да, да! Не мешает. Ступай-ка, любезный, да похлопочи об этом.

Секретарь

Слушаю-с. (Кланяется и уходит.)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Роскошный кабинет, отделанный в готическом вкусе. Он освещается двумя окнами: одно из них с узорчатыми рамами, в которые вставлены разноцветные стекла. Пол обит цельным ковром. На длинном столе с витыми ножками множество бронзовых вещиц; коллекция обделанных в золото и перламутр щеточек, гребешочков, лорнетов и трубочек; полный прибор инструментов для чищения и подстригания ногтей и несколько чернильниц без чернил, готических, китайских, фантастических, из бронзы, хрусталя, фарфора. Стены оклеены французскими насыпными обоями. Вместо картин и эстампов вделанные в четыреугольные дощечки из черного дерева миниатюрные портреты мамзель Марс, Тальони, Зонтаг, г-жи Пасты и многих других знаменитых артисток. В одном углу этажерка с дюжиною альбомов, кипсеков и альманахов в тисненых, сафьянных и бархатных переплетах; в другом на мраморной колонне ваза из прозрачного алебастра и прочая и прочая. Иван Степанович Вельской почти лежит в широких украшенных резьбою креслах; на нем сверх фланелевой фуфайки надет халат из терно. Против нею на стуле с высокой готической спинкою сидит Холмин.

Вельской (зевая)

Извините! Я не смел вас не принять... Но если б вы знали, как я измучен! (Зевает.) Вчера я имел дурачество сесть после ужина по пятидесяти рублей в каску с этим несносным Волгиным. Ах, какой злодей!.. Полчаса думает, полчаса держится за карту, двадцать раз ее меняет. Поверите ли, мы кончили нашу партию без свечей!

Холмин

А что вы сделали?

Вельской

Проиграл.

Холмин

Немного?

Вельской

Так, безделицу! (Зевает.) Рублей триста или четыреста - не помню.

Холмин

Вы, кажется, всегда проигрываете?

Вельской

Почти.

Холмин

Так зачем вы играете?

Вельской

Для того, чтоб как-нибудь убить время. Мне надобно было приехать сюда, чтобы устроить мое именье, и вот уж я два года занимаюсь хозяйством. Это очень забавно, не спорю. Когда я до обеда порядком пошумлю с моими приказчиками, одного похвалю, другого выбраню; выгоню их наконец из моего кабинета, отобедаю, отдохну, - вот, кажется, и день прошел, слава богу! - а с вечером-то что прикажете делать? Неужли ехать в здешний театр, который, хоть мне это казалось и невозможным, право еще хуже московского.

Холмин (улыбаясь)

Нет, шутите!

Вельской

В самом деле. Виноват! Здесь иногда в трагедии я смеюсь, а там... о боже мой! Но в Москве есть французский спектакль, в Москве есть даже общество: а здесь, если вас не посадят за карты, так смею спросить, как вы проведете ваш вечер? Говорить! - О чем? С кем?.. С Хопровой, - что ее горничная девка свела любовную связь с вице-губернаторским лакеем? С Елецким, - что у него взбесился полвопегий кобель и перекусал всю стаю? С губернским доктором фон Раухом, - что он делает из собственного своего табаку отличный кнастер? С Вельдюзевой, - что у ней сманили третью мадам?.. Конечно, все это имеет свою забавную сторону в первые три дни: но два года!!. Нет, Николай Иванович, холостому человеку, который ищет рассеяния в обществе, невозможно жить в провинции; а если ему придется по своим обстоятельствам заживо схоронить себя в каком-нибудь губернском городе, то он должен непременно...

Холмин

Жениться, не правда ли?

Вельской

Разумеется. Расчет самый верный: с хорошей женою ему будет весело и дома; с дурной он станет беспрестанно ссориться: следовательно, во всяком случае не умрет от этой проклятой муки (зевает), которая душит меня с утра до вечера.

Холмин

Так что ж, Иван Степанович! Лекарство у вас, кажется, под руками.

Вельской (значительно улыбаясь)

Вы думаете?

Холмин

Да мало ли у нас невест? Вот, например, Катерина Федоровна Радугина: восемнадцати лет, собой недурна, состояние хорошее, воспитана...

Вельской (перерывая)

Прекрасно! Двух слов не умеет сказать сряду и одевается как прачка. Помилуйте! Да ее стыдно будет в люди показать.

Холмин

Я думаю, вы не скажете этого о Катеньке Лидиной. Она воспитана в Смольном монастыре, ловка, мила, собою прелесть..

Вельской

То есть молода. Впрочем, конечно, она довольно презентабельна, и если б я что-нибудь к ней чувствовал, так уж верно бы не остановился затем, что у нее ничего нет. Я не хлопочу о богатстве, однакож...

Холмин

Понимаю. Так вам бы жениться на единственной дочери первого винного заводчика нашей губернии, у которого, как говорят, есть лежащих до полумиллиона. Конечно, Степанида Алексеевна Салковская не красавица...

Вельской

Салковская! Что вы, что вы? Да разве мой дом кунсткамера? Салковская? Побойтесь бога! Да ее можно возить по ярмаркам, чтоб за деньги показывать.

Холмин

Ну вот то-то и есть: на вас не угодишь.

Вельской

Да вы бог знает кого называете.

Холмин

Как бог знает? Я назвал вам первых здешних невест.

Вельской

А для чего вы ни слова не говорите о вашей крестнице?

Холмин

О Вареньке?

Вельской

Да; о Варваре Николаевне.

Холмин

Для того, что, по моему мнению, одна и та же девушка не может быть в одно и то же время невестою двух женихов.

Вельской

Двух женихов! Что вы хотите сказать?

Холмин

Не погневайтесь! Это еще покамест семейная тайна. По-настоящему мне бы не должно было и намекать об этом.

Вельской

Ах, сделайте милость!..

Холмин

Послушайте, Иван Степанович. Я могу вам сказать только одно, и то под большим секретом: не сватайтесь за мою крестницу, - она почти помолвлена.

Вельской

За кого?

Холмин

Извините, этого я не могу вам сказать.

Вельской

Вы меня удивляете! Третьего дня тетушка говорила обо мне с Анной Степановной, и она не только не отказала, но даже подала ей большую надежду.

Холмин

Что вы говорите?

Вельской

Уверяю вас.

Холмин

Ну, это нехорошо, очень нехорошо! Эх, Анна Степановна! Вечно наделает глупостей.

Вельской

Так поэтому вы уверены...

Холмин

Теперь и сам не знаю, что подумать, - кого она дурачит, меня или вас?

Вельской (невольно приподымаясь с кресел)

Меня!.. Да нет, это невозможно! (Садится опять.)

Холмин

Со мною, кажется, ей хитрить нечего, - так воля ваша! А мне кажется, она дурачит вас.

Вельской (с приметной досадою)

Меня? Oh, ceci est trop fort! {О, это чересчур! (ред.).} Я не люблю, чтоб меня дурачили женщины и помоложе Анны Степановны. Впрочем, я во всяком случае благодарен, что вы мне это сказали. Теперь я знаю, как мне должно поступить.

Холмин

Постойте, постойте! Что вы хотите делать?

Вельской

Не беспокойтесь, я вас не скомпрометирую; но сегодня же эта статская советница скажет мне решительно, принимает ли она мое предложение или нет. Я знаю, что замужество Варвары Николаевны зависит от ее воли; но если она для того, чтоб продолжать грабить свою падчерицу, будет под разными предлогами отделываться от решительного отзыва, то дядя мой как начальник губернии и, без сомнения, наш предводитель дворянства вступятся в положение этой несчастной сироты, тем более что искания мои, как видно по всему, не противны Варваре Николаевне.

Холмин

В самом деле?

Вельской

А вот послушайте. Недели три тому назад мой дядя давал бал; я приехал поздно, потому что должен был завернуть к Александру Михайловичу Тонскому - вот к этому гусарскому офицеру - вы, кажется, с ним знакомы?

Холмин

Да! Немножко.

Вельской

Он также приглашен был на бал и просил меня заехать за ним в моей карете. Тетушка рассказала мне после все. До моего приезда на бал ваша крестница была печальна, задумчива, рассеянна, беспрестанно смотрела на двери и как будто кого-то дожидалась; но лишь только я показался на бале, она в ту же самую минуту стала весела, разговорчива - словом, совершенно переродилась. Ну, что вы на это скажете?

Холмин

Да; это недаром.

Вельской

В прошлую субботу на dejeuner-dansant{Завтрак с танцами (ред.).} у княгини Ландышевой, когда в котильоне к ней подводили два раза меня и Тонского, - то как вы думаете, кого она каждый раз выбирала?.. Да не забудьте, что это было в глазах ее мачехи; не забудьте также, что Тонской танцует лучше меня и, как кажется, старается очень с ней любезничать. Меня, Николай Иванович! Оба раза меня! Смею спросить, что это значит?

Холмин

О, это явное предпочтение!

Вельской

Когда я стал в первый раз говорить ей о любви моей, так она побледнела и до того смешалась, что не могла отвечать ни слова. Конечно, не всякий постигнет настоящую причину этого испуга; но тот, кто имеет некоторый опыт, кто успел уже разгадать женское сердце, - тот без труда поймет, что значит такая необычайная робость.

Холмин

Ну, Иван Степанович, исполать вам! Да я вижу, вы настоящий профессор в этом деле.

Вельской (улыбаясь)

Опыт, Николай Иванович, опыт! Женщины имели всегда такое сильное влияние на судьбу мою! В жизни моей было столько необычайных случаев, что я... Да вы, верно, знаете французскую пословицу - a force de forger... {A force de forger on devient forgeron (франц. пословица) - по мере того как куешь, становишься сам кузнецом.}

Холмин

Как не знать! Однакож я с вами чересчур заговорился: мне еще надобно кой-куда зайти, а уж теперь, я думаю, час первый?

Вельской

Едва ли. Да постойте, выпейте со мною чашку шоколаду,

Холмин

Я его никогда не пью. (Вставая.) Прощайте. Только сделайте милость! Если у вас дойдет до какого-нибудь изъяснения с Анной Степановной, так прошу вас, чтоб я был совершенно в стороне.

Вельской (провожая его несколько шагов)

Не беспокойтесь. Я коммеражей не люблю, а особливо с тех пор, как живу в провинции. Все то, что слишком обыкновенно, становится скучным. Прощайте. До свиданья.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Обширная комната. Кругом большие шкафы с книгами. В одном углу на столе модели разных машин, воздушный насос и полный гальванический прибор; в другом коллекция медалей и образчики разных минералов. По стенам развешаны эстампы, гравированные с картин Вернета, и портреты Лафаета, Машоэля, Виктора Гюго, Мирабо, Байрона и леди Морган. Все шкафы и этажерки уставлены бюстами Вольтера, Руссо, Дидерота и других философов прошедшего столетия. Везде, на окнах, в простенках, на столах, бюсты и статуи Наполеона, большие, маленькие, бронзовые, фарфоровые, из слоновой кости, во всех возможных видах и положениях. Посреди комнаты огромный стол; на столе ящик с сигарами, переплетенные в юфть фолианты, один том Conversations-Lexicon'а, романы Жюль-Жанена, Евгения Сю и Жоржа-Занда; "Journal des Debats" и "Revue de doux mondes". Под столом несколько листков "Франкфуртского журнала" и целые кипы русских периодических изданий. К ножке стола привязан веревкою оборванный мальчик лет двенадцати. Князь Верхоглядов сидит в откидных вольтеровских креслах. Он держит в одной руке исписанный лист бумаги, а в другой толстый хлыст. Холмин стоит в дверях кабинета.

Князь (не замечая Холмина и обращаясь к мальчику)

Глупое создание! Грубая порода! Ничего не помнит! Ничего не понимает! Да я вколочу в тебя просвещенные понятия! Мало ли я, дурак, толковал тебе об этом?.. Ну, чем человек отличается от медведя?

Мальчик (привязанный к ножке стола)

Человек отличается от медведя образованностью.

Князь

Следовательно, первая обязанность всякого человека...

Мальчик

Первая обязанность всякого человека...

Князь

Быть кротким и человеколюбивым... Ну!

Мальчик (переминаясь)

И не поступать, как... не поступать, как...

Князь (бьет его хлыстом)

И поступать с другими кротко... и сердобольно!

Мальчик (кричит и плачет)

Ай, ай!.. Кротко и сердобольно... больно... больно.

Холмин

Что это вы, князь Владимир Иванович, какую науку преподаете?

Князь (вставая)

Ах, это вы, Николай Иванович!

Холмин

Извините, что я вошел к вам без докладу: в лакейской никого нет.

Князь

Как никого? Возможно ли! (Бежит к дверям и вдруг останавливается.) Да, да! Совсем забыл. Вы знаете, что я либерал, европеец; что я ненавижу эту азиатскую роскошь и никогда не держу более четырех слуг: вчера я должен был двух прогнать в деревню...

Холмин

А третьего я сейчас повстречал: он, кажется, ведет четвертого в кабак, чтоб утешить его в горе после острастки.

Князь

Негодяй!.. Закоренелый невежда! Как вы думаете? Он не только не хотел мне верить, но даже осмелился спорить со мною, когда я стал ему толковать, что у нас нет еще ни одной книги... (Отвязывает мальчика.) Пошел в лакейскую!.. Да если ты выйдешь за ворота!.. (Мальчик уходит.) Прошу покорно садиться. Ну что, не слышали ли чего-нибудь нового? Правда ли, что в Петербурге входят в большое употребление артезианские колодцы?

Холмин

Нет, не слыхал. Да для чего бы это?

Князь

Какой вопрос! Помилуйте, Николай Иванович, да будем ли мы когда-нибудь европейцами?

Холмин (улыбаясь)

А разве европеец непременно должен пить воду из артезианского колодца?

Князь

О святая Русь!.. Да неужели вы не постигаете, что отвергать все улучшения, держаться во всем старины, стоять на одном месте, когда вся Европа движется вперед, есть самый верный признак непросвещения.

Холмин

Нет, князь, я постигаю, что хорошее перенимать вовсе не стыдно; да только вот беда - не все хорошее равно хорошо для всех. Перенимать, не думая о том, полезна ли будет эта новость собственно для нас; передразнивать иностранцев только для того, чтоб сказать: "Я иду за веком, я европеец!", воля ваша, а это, по мне, просто пускать пыль в глаза и увлекаться одними фразами, громкими словами, которые, конечно, имеют свою цену после сытного обеда и рюмки шампанского, но которые на тощий желудок никуда не годятся.

Князь

Да почему же вы полагаете, что хоть, например, введение артезианских колодцев...

Холмин

Чрезвычайно будет полезно в степных и безводных местах,- в этом, конечно, никто с вами спорить не станет: но в Петербурге, где подчас от воды не знают куда деваться, смею вас спросить, какую пользу принесут эти артезианские колодцы?

Князь

Пользу? Пользу? Вы только думаете о пользе! Да знаете ли, сударь, что эти-то меркантильные расчеты и убивают все на свете. Прошу говорить о просвещении, вышних взглядах с людьми, которые считают копейки!

Холмин

Что ж делать, князь! Каждый думает по-своему. По мне, всякое новое изобретение, служащее к улучшению общественного быта, тогда только достойно подражания, когда оно приносит действительную пользу не одному человеку, не одному и малочисленному классу людей, а целому обществу. Все то, что не облегчает труда рабочих людей, не улучшает состояния простого народа, не оживляет торговли, не уменьшает расходов на первые и необходимые потребности человека, одним словом, что не доставляет существенной и общей пользы, едва ли может быть предметом безусловного подражания. Я удивляюсь изобретательному гению человека, который придумал артезианские колодцы, и стал бы еще более удивляться тому, кто нашел бы способ извлекать из воздуха чистую речную воду; но верно бы не решился тратить и время и деньги на то, чтоб для вседневного употребления добывать воду посредством химического процесса, когда могу просто зачерпнуть ее в реке. Вот, я очень понимаю всю пользу канала, который устраивается теперь близ древней нашей столицы для соединения Москвы реки с Волгою: когда барки с товаром не должны будут отправляться из Москвы в Нижний, чтоб попасть в Петербург, так тут не трудно понять, для чего правительство учреждает это водяное сообщение.

Князь

Водяное сообщение! И, Николай Иванович, кто в наше время станет заботиться о водяных сообщениях! Да разве вы не знаете, что чугунные дороги давно уже убили все каналы?

Холмин

Может быть; но до тех пор, пока у нас нет еще чугунных дорог...

Князь

Да что у нас есть! Степи, леса, болота. Нам еще надобно многому учиться у иностранцев, много перенять... Нет, Николай Иванович: я совершенно согласен с одним из наших мыслителей, что мы до тех пор не поумнеем, пока не переймем не только обычаев, но даже одежды иностранцев.

Холмин

Вот что! Вероятно, князь, это касается до нашего простого народа, потому что мы с вами давно уже носим фраки. А что вы думаете? В самом деле, наш русский мужичок точно поумнеет, если вместо своего теплого овчинного тулупа наденет, а особливо зимою, холодный немецкий камзол или холстинный блуз французского крестьянина. Хоть, по правде сказать, я не очень вижу, почему наш толковый простой народ глупее французского, и когда в тысяча восемьсот четырнадцатом году мне удалось побывать во Франции...

Князь (перерывая с досадою)

Да! Вы были в Париже точно так же, как были в нем целые поколения башкирцев, но что от этого прибыли, когда вы смотрели на все сквозь призму этого - извините! - квасного патриотизма, которого душа моя выносить не может. Нет, почтенный Николай Иванович! Вы человек умный, не без познаний, много читали; но несмотря на это - признайтесь - вы очень, очень отстали от нашего века.

Холмин (улыбаясь)

Статься может, князь. Я человек пожилой, бегать не мастер, да и боюсь: как раз спотыкнешься.

Князь

Мы этого не боимся.

Холмин

И, полноте, князь! Будто бы вы никогда и ни в чем не ошибались? Несмотря на премудрость, глубину и либерализм нашего века, мы точно так же, как прежде, рабы своих собственных страстей: следовательно, ошибаемся, делаем глупости и всегда восстаем против здравого смысла, если он противоречит нашему образу мыслей. Встарину закоренелые невежды называли благоразумного человека вольнодумцем, а нынче его же, и может быть те же самые люди, назовут старовером, отсталым и варваром. Нет, Владимир Иванович, люди всегда останутся людьми. Да одна любовь сколько глупостей заставляет нас делать не только в молодых летах, но в годах зрелого рассудка; и если, князь, вы когда-нибудь любили...

Князь

Я?.. Если я любил!.. И вы это спрашиваете?.. У меня?

Холмин

Ого! Да вы, кажется, и теперь любите?

Князь

С безумием, с неистовством!

Холмин

Ай, ай, ай!

Князь

Как Ромео любил свою Джульетту, как Дюмасов Антоний свою... свою...

Холмин

Невесту?