Панаев Иван Иванович - Сегодня и завтра

Онъ показался ей въ эту минуту достойнымъ участъя.

   - Хорошо-съ,- отвѣчала она ему привѣтливо.

   Онъ поклонился и отошелъ... Какъ онъ чувствовалъ себя неловкимъ, смѣшнымъ, рѣшившись на такой подвигъ - и самъ дивился своей смѣлости. Въ самомъ дѣлѣ онъ былъ немножко страненъ своой неразвязностью въ этой залѣ.

   Когда онъ отошелъ, фрейлина быстро схватила Олъгу за руку, засмѣялась отъ души и проговорила протяжнымъ, насмѣшливымъ голосомъ:

   - Какой плачевный этотъ молодой человѣкъ! Откуда онъ? Несчастный, кажется, онъ влюбленъ въ тебя, Ольга.

   - Полно, полно, Нина; онъ можетъ замѣтить твой смѣхъ... Ради Бога, перестань.

   Музыка загремѣла. Пары разставлялись по залѣ. Кремнинъ подошелъ къ княжнѣ съ потупленными глазами...

   - Кто вашъ vis-à-vis? - спросила она его.

   - Н**,- чуть слышно отвѣчалъ онъ и едва едва коснулся руки княжны.

   Нѣсколько минутъ сбирался онъ съ духомъ, чтобы заговорить съ нею; но мысли не шли къ нему въ голову, слова не сходили съ устъ. Какъ и съ чего начать? О, какъ билось его сердце... Странный человѣкъ! какъ онъ хотѣлъ въ эту минуту быть далѣе отъ своей княжны, далѣе отъ этой залы... Дыханье его занималось, ему надобно было вздохнуть свободнѣе.

   - Нравится ли вамъ, нравится ли... - наконецъ началъ онъ,- вамъ, княжна, музыка Вебера?.. - Какъ вы находите музыку Вебера?.. - Онъ заикаясь произнесъ это и закраснѣлся.

   - Музыка Вебера? - Княжна украдкой взглянула на молодого человѣка. Княжна внутренно улыбалась, но она не позволила шалуньѣ-улыбкѣ вырваться наружу и оцвѣтить ея прелестныя уста, нѣтъ!

   - Музыка Вебера!- И княжна, будто не замѣтя его замѣшательства, кстати на его вопросъ, изящнымъ, непринужденнымъ легкимъ языкомъ набросала ему нѣсколько своихъ замѣтокъ о музыкѣ.

   Какъ онъ ловилъ ея каждое слово! Когда княжна смолкла, будто ожидая отъ него продолжен³я такъ отрывисто начатаго имъ разговора, онъ не умѣлъ воспользоватъся минутой, чтобы развернуть свой вопросъ и придать ему какой-нибудь смыслъ, какую-нибудь форму. Онъ молчалъ.

   Потомъ, минуты черезъ двѣ, онъ также несвязно и также безцѣльно проговорилъ:

   - Говорятъ, на французскомъ театрѣ будетъ на-дняхъ новая дебютантка.

   - Да, говорятъ...

   Въ эту минуту музыка смолкла. Онъ поклонился княжнѣ. Княжна немного наклонила впередъ свою головку на поклонъ его.

   Онъ отошелъ въ сторону.

   "Боже мой!" думалъ онъ: "для чего я ангажировалъ ее? Я не умѣю сказать ни одного слова. Она вѣрно сочла меня за дурака... О, это нестерпимо, это мучительно! Для чего я ангажировалъ ее?"

   Молодой человѣкъ давно уже былъ у себя въ комнатѣ, давно лежалъ на своей поегели, а этотъ вопросъ не сходилъ съ языка его.

   Тутъ ему пришелъ въ голову такой прекрасный, такой занимательный предметъ для разговора съ княжною, разговоръ, который обнаружилъ бы и его душу, и его умъ... Онъ разрывался... Какъ счастливы эти господа, сыздѣтства привыкш³е говорить съ княжнами! Кажется, шагъ былъ сдѣланъ: разъ вступивъ въ с³ятельную гостиную, онъ могъ бы мало-по-малу привыкнуть къ ней... И вы думаете, что это такъ легко? О, вы бы спросили объ этомъ у бѣднаго молодого человѣка!

   Въ одной изъ нихъ - это было, кажется, на вечерѣ у графини Д*... да, точно, потому что его только и встрѣчали въ двухъ извѣстныхъ гостиныхъ - такъ однажды у этой графини спросили объ немъ. Графиня изволила посмотрѣть на него довольно пристально, чрезвычайно холодно, очень важно, что можно было сейчасъ замѣтить изъ легкаго движен³я ея нижней губы. Удивительно, какъ эти графини умѣютъ иногда самымъ незначительнымъ движен³емъ лица такъ много придать себѣ важности! Она взглянула на него и сказала:

   - А! это какой-то г. Кремнинъ. Мнѣ его представилъ г. Н*. Я, право, не знаю, что онъ такое... Онъ, кажется, никогда ничего не говоритъ и всегда стоитъ на одномъ мѣстѣ. Вѣрите ли, что онъ былъ у меня раза четыре и еще не сказалъ со мной двухъ словъ! По всему видно, что онъ оченъ простъ.

   Этотъ приговоръ графини былъ немножко рѣшителенъ, но нельзя было обвинить ее за этотъ приговоръ. Въ самомъ дѣлѣ, по закону свѣтскости, человѣкъ, который былъ въ домѣ четыре раза и не болѣе двухъ словъ произнесъ предъ хозя³кою дома,- такой человѣкъ... какъ не почесть такого человѣка если неумышленно-страннымъ, то простымъ?

   Свѣтъ судитъ по своему - и онъ правъ. Бѣдный молодой человѣкъ! Онъ былъ лишн³й тамъ, гдѣ были:

  

   ..... цвѣтъ столицы,

   И знать, и моды образцы,

   Вездѣ встрѣчаемыя лицы...

  

   Какъ бы то ни было, но съ тѣхъ поръ, какъ онъ показался въ высшемъ кругу и объ этомъ узнали, то нѣкоторые изъ его знакомыхъ, при встрѣчѣ съ нимъ, жали ему руку и гораздо крѣпче и чувствительнѣе прежняго, и улыбались ему съ гораздо большею пр³ятностью. Есть въ Петербургѣ так³е молодые люди, впрочемъ очень любезные, которые, не имѣя никакихъ средствъ попасть въ высшее общество, смотрятъ съ нѣкотораго рода благоговѣн³емъ и съ небольшою, почти незамѣтною завистью на того, который посѣщаетъ эти общества. Однако, иногда между собою, въ своемъ кругу, дома, за трубкою вакштаба, въ кондитерской за чашкою шоколада, разговорясь о томъ, о семъ, они отпускаютъ насчетъ такого человѣка насмѣшки въ родѣ слѣдующей: "онъ, братецъ, лѣзетъ въ знать" и тому подобное.

   Въ началѣ декабря въ гостиныхъ заговорили о пр³ѣздѣ изъ чужихъ краевъ старушки-княгини Л* и о скоромъ бракѣ княжны В*.

   Еще новость: княгиня даетъ огромный балъ; на этомъ бал:ѣ будетъ весь блестящ³й Петербургъ,- и вотъ этотъ блестящ³й Петербургь ждетъ бала, приготовляется къ балу и радуется случаю разсыпать деньги.

   До слуха Кремнина дошла вѣсть объ этомъ балѣ и о скоромъ бракѣ княжны. Какъ бы ему попасть на этотъ балъ? А ему захотѣлось непремѣнно быть тамъ, въ послѣдн³й разъ посмотрѣть на княжну, въ послѣдн³й! и навсегда распроститься съ аристократическими гостиными. Это было твердое его намѣрен³е... Къ чему же вѣчно влачить жизнь безъ цѣли и надежды? О, жизнь безъ надежды! Понимаете ли вы, что это такое? Это день безъ свѣта, нѣтъ, это удушливый сонъ безъ пробужден³я, это темница съ замками, для которыхъ нѣтъ ключей; цѣпь колодника - и ни шагу безъ этого рокового, тяжелаго звука, который гремитъ вамъ: нѣтъ отрады, нѣтъ надежды! Да, онъ рѣшился проститься съ княжною и съ гостиными, въ которыхъ только она одна для него блестѣла.

   Онъ поѣхалъ къ Н*. Дома.

   - Пожалуйста выполни мою послѣднюю просьбу,- сказалъ онъ ему, не по обычаю только сжимая его руку.- Говорятъ, у княгини Л* на-дняхъ огромный балъ. Я хочу быть на этомъ балѣ.

   Н* задумался.

   - Ты вѣдь знакомъ съ княгинею?

   - Да, и очень; но, право, милый, легче попасть въ Магометовъ рай, чѣмъ на этотъ балъ княгини. Сколько приглашен³й!.. Однако... Но ты такъ вооруженъ противъ общества, ты такъ не любишь нашихъ гостиныхъ. Отчего же вдругъ такое желан³е?

   - Я прошу тебя...

   - А, понимаю, понимаю!

   - О, ради Бога!..- И молодой человѣкъ снова схватилъ его руку.

   - Я не даю тебѣ слова, но я сейчасъ же ѣду къ княгинѣ, и можетъ быть... Да, кстати, мнѣ еще нужно будетъ кой-куда заѣхать. Я пришлю тебѣ отвѣтъ.

   Черезъ два дня Кремнинъ получилъ пригласительный билетъ отъ княгини.

   Балъ былъ назначенъ 10-го декабря.

   Къ концу этого дня, часовъ въ 11, въ Милл³онной не было проѣзда. Улица отъ начала до конца была загромождена экипажами, освѣщена каретными фонарями. Жандармы скакали, кричали, бранились съ кучерами и проклинали виновницу этого съѣзда.

   Домъ княгини горѣлъ огнями. Широкая лѣстница, расходившаяся кверху на двѣ половины, была устлана яркаго цвѣта узорчатымъ ковромъ и вся уставлена померанцевыми деревьями. Съ обѣихъ сторонъ у входа на мраморныхъ пьедесталахъ стояли больш³я курильницы чрезвычайно красивой формы, вывезенныя изъ чужихъ краевъ. У самаго входа пестрый, какъ полишинель, швейцаръ съ огромной булавою; далѣе цѣлый строй лакеевъ, увѣшанныхъ гербами, въ башмакахъ - такихъ ловкихъ, такихъ серьезныхъ. Чувство робости, это непр³ятное чувство, тяжко сжало молодого человѣка при входѣ. Онъ подумалъ: "въ послѣдн³й разъ" и немного ободрился.

   Княгиня Л* чрезвычайно любила Ольгу. Еще ребенкомъ она всегда любовалась ею, всегда цѣловала ее, и когда Ольга начала подрастать, когда она день ото дня становилась пригожѣе, княгиня была отъ нея въ совершенномъ восторгѣ; княгиня безпрестанно кормила ее конфетами и безпрестанно, смотря на нее, повторяла: "ma belle Olga"... Говорили, будто бездѣтная, одинокая старушка заготовила духовную, въ которой все состоян³е свое, послѣ смерти, отдавала княжнѣ. Впрочемъ, то были одни только слухи. Старушка созвала въ свои залы все высшее общество столицы для нея одной и заранѣе радовалась, заранѣе была увѣрена, что она будетъ царицею бала. Ольга была блистательна; въ ней чудно соединялись два идеала красоты: этотъ языческ³й, соблазнительный идеалъ формъ и другой чистѣйш³й, возвышеннѣйш³й: выражен³е души и мысли. Гордо поэтическая, дѣвственно-непорочная мысль выказывалась въ этихъ благородныхъ, нѣжныхъ чертахъ лица, душа такъ и сверкала въ этихъ лазурныхъ очахъ. На ней было бѣлое атласное платье, не совсѣмъ длинное, оканчивавшееся ровной полосой воздушнаго газа, сквозь который виднѣлись прелестныя ножки; сверхъ этого платья другое какое-то прозрачное, легкое; брилл³антовая пряжка стягивала поясъ, и широкая лента пояса упадала къ ногамъ. Голова ея была причесана просто: все тѣ же длинные, небрежные локоны и у косы одинъ бѣлый цвѣтокъ пополамъ съ розой. На нее просто нельзя было налюбоваться.

   Балъ сверкалъ, ослѣпляя, музыка чаровала слухъ, ароматическ³й дымъ чуть вился въ душной атмосферѣ; все съ самозабвен³емъ прыгало и веселилось.

   Графъ, стоя возлѣ своей невѣсты, замѣтилъ тамъ, въ сторонѣ, въ толпѣ, молодого человѣка.- "Кажется, это онъ!" Графъ едва замѣтно улыбнулся и потомъ оборотился къ своей Ольгѣ.

   - Знаешь ли, кто здѣсь?- сказалъ онъ ей вполголоса.

   - Кто? - простодушно спросила она.

   - Я не скажу тебѣ, отгадай...

   - Какъ же ты хочешь, чтобъ я отгадала? Ты знаешь, какъ я недогадлива, милый?

   Графъ опять улыбнулся.

   - Вотъ посмотри направо, тамъ, между барономъ Р* и Т*...

   - Что же?

   - Ахъ, онъ исчезъ!

   - Кто?..

   - Твой обожатель, Ольга. Этотъ... какъ-бишь, я всегда забываю его имя... Крениц... Гремнинъ... твой несчастный обожатель...

   - А, перестань, Michel; онъ такой жалк³й, этотъ молодой человѣкъ!

   - Я не понимаю, какъ онъ попалъ сюда. Кто его представилъ княгинѣ? Кажется, онъ немножко страненъ (графъ хотѣлъ сказать глупъ). Но ты должна знать это лучше. Вѣдь онъ танцовалъ съ тобой у графини *?

   - Да; но онъ сказалъ со мной только два слова...

   - Неужели? Такъ онъ долженъ быть очень любезенъ?

   Графъ засмѣялся.

   - Онъ очень похожъ на какую-то неловкую и длинную птицу... Ты видѣла въ послѣднихъ листкахъ Musée de familles! Онъ скользитъ на паркетѣ, какъ гусь на льду.

   Княжна улыбнулась.

   Такъ невинно шутилъ графъ и такъ наивно внимала его шуткамъ она.

   А молодой человѣкъ стоялъ сзади; онъ невольно слышалъ почти весь этотъ разговоръ. Онъ блѣднѣлъ и трясся; на глаза его налегъ туманъ. Наконецъ, при послѣднихъ словахъ, кровь задушила его... Онъ посмотрѣлъ съ ногъ до головы на графа - это былъ взглядъ, сверкнувш³й вдругъ, нечаянно, какъ искра въ пеплѣ, который, казалось, совсѣмъ потухъ - посмотрѣлъ на графа, скрылся въ толпѣ, а потомъ его не было видно въ залахъ.

   Черезъ часъ, можетъ быть и менѣе, онъ опять показался.

   Между тѣмъ княжнѣ что-то сгрустнулось, она даже вздохнула... Неужели этотъ балъ утомлялъ ее?

   Княжна вышла изъ залы и пошла въ другую комнату: тамъ легче дышать; дальше и дальше... Музыка тише и тише - и вотъ она очутилась въ угольной, небольшой, полукруглой комнатѣ. Въ этой комнатѣ никого не было. Она притворила дверь. Звуки музыки доходили сюда невнятнымъ гуломъ. Княжнѣ стало легко. Она опустилась на табуретку. Въ этой комнатѣ былъ темный свѣтъ, утѣшающ³й зрѣн³е: одна лампа подъ матовымъ стекломъ, и то только освѣщавшая картину, которая висѣла на стѣнѣ. Какъ хороша картина! И Ольга заглядѣлась на нее.

   Картина эта была старинной, темной кисти, изображавшая божественную Мадонну съ предвѣчнымъ младенцехмъ. Говорили, что это картина Фра-Бартоломео. Правда это или нѣтъ, но вы видѣли именно божественную Мадонну. Видно, горячо молился художникъ, прежде чѣмъ замыслилъ эту картину, и благодать свыше пр³осѣнила его, и животворная кисть начертала неземной, божественный ликъ, и вѣрно художникъ, начертавъ его, палъ колѣнопреклоыенный передъ собственнымъ создан³емъ. Долго смотрѣла княжна на этотъ образъ - и душа ея теплилась молен³емъ, и ей было такъ пр³ятно...

   А черезъ нѣсколько комнатъ отъ нея люди, будто опьянѣлые, безумно кружились и бѣгали подъ громъ музыки, и сладострастное забвен³е туманило ихъ блѣдныя, усталыя лица... А черезъ нѣсколько комнатъ отъ нея...

   Но княжна вздрогнула, дверь отворилась. Передъ нею стоялъ графъ. Онъ уже давно повсюду искалъ ее.

   - Что съ тобой, моя Ольга? Для чего это ты здѣсь, одна? Не дурно ли тебѣ?

   И графъ взялъ ея руку.

   - Княгння тоже безпокоится и ищетъ тебя.

   - Въ залахъ такъ жарко, здѣсь такъ хорошо.

   И она пожала его руку.

   - Посмотри на этотъ образъ. Ты видѣлъ его, мой другъ? Посмотри, вотъ какъ должно изображать Мадонну. Вѣдь это нездѣшняя, неземная женщина; вглядись хорошенько. Сядь сюда. Я скажу тебѣ, что я здѣсь дѣлала: глядя на этотъ образъ, я молилась за тебя...

   - О!..

   И, восторженный, онъ припалъ къ устамъ ея.

   Она провела рукой по его кудрямъ, пристально посмотрѣла на него и, послѣ нѣсколькихъ минутъ задумчивости, сказала:

   - Знаешь ли, Michel, мы теперь такъ счастливы... Да? Вѣдь ты счастливъ?.. Я боюсь только, надолго ли... Правда ли, говорятъ, будто бы здѣсь нѣтъ ничего постояннаго? Это ужасно! Такъ, мы всѣ живемъ только настоящимъ, только сегодня; а завтра... кто знаетъ, что будетъ завтра?..

   - Что это значитъ? Къ чему так³я черныя мысли?

   - Это только боязнь, другъ мой, потерять мое теперешнее счастье. Я бы не снесла этой потери. Только одна боязнь... Впрочемъ, эта мысль часто со мной, и часто я гоню ее прочь отъ себя.

   У Ольги навернулись слезы.

   - Полно, полно, Ольга.

   И онъ снова цѣловалъ ее - и ея уста такъ жались къ его устамъ.

   - Ольга! Ольга! - послышался въ ближней комнатѣ голосъ старушки-княгини.

   Въ эту самую минуту молодой человѣкъ уже расхаживалъ въ большой залѣ, гдѣ танцовали, и, казалось, все искалъ кого-то. Странно: въ его глазахъ вдругъ исчезла эта дѣвичья скромность, несмѣлость, которую друг³е называли простотою; его взглядъ много говорилъ, но говорилъ что-то страшное. Этотъ взглядъ былъ страненъ на балѣ.

   Послѣ разговора графа, который онъ невольно подслушалъ, выбѣжавъ изъ залы, какъ помѣшанный, онъ бросился домой, взбѣжалъ къ себѣ на лѣстницу запыхавшись, и прямо къ своему письменному столу.

   На этомъ столѣ лежалъ въ прекрасномъ небольшомъ сафьяновомъ футлярѣ кинжалъ, привезенный ему изъ чужихъ краевъ. Это былъ кинжалъ-игрушка, красиво и вычурно отдѣланный, кинжалъ для забавы, для виду, такъ, чтобъ лежать между изящными бездѣлками въ кабинетѣ какого-нибудь фата.

   Внѣ себя, онъ схватилъ футляръ и выдернулъ изъ него кинжалъ. Небольшое лезв³е, мастерски отполированное, ярко блеснуло... Онъ помертвѣлъ; рука его, державшая кинжалъ, дрожала... Онъ вложилъ кинжалъ въ футляръ, а футляръ въ боковой карманъ. Какъ онъ не походилъ на самого себя! Страсть сорвала съ лица его обыкновенное спокойное вьгражен³е. Въ эти минуты онъ будто прожилъ нѣсколько лѣтъ: такъ онъ возмужалъ. Быстро выбѣжавъ вонъ изъ своей квартиры, бросился онъ въ свою ямскую карету, отворилъ оба окна, потому что ему было душно, потому что его тѣснили видѣн³я страшныя, отъ которыхъ замираетъ сердце и становится дыбомъ волосъ... Душно!.. Но вотъ карета опять у блестящаго подъѣзда, и вотъ онъ опять въ бальной залѣ.

   Когда первое волнен³е начало въ немъ стихать, когда онъ въ состоян³и былъ собрать мысли свои въ порядокъ, все это ему представилось какимъ-то чудовищнымъ сномъ, бредомъ горячки. Онъ схватился за боковой карманъ - но въ немъ въ самомъ дѣлѣ кинжалъ; онъ посмотрѣлъ кругомъ себя: о, это не сонъ! И молодой человѣкъ содрогнулся.

   "Быть уб³йцей!" - подумалъ онъ:- "подлымъ, низкимъ уб³йцей изъ-за угла - и за что же? за нѣсколько обидныхъзамѣчан³й на мой счетъ! Я безумецъ. Но передъ кѣмъ онъ меня выставлялъ въ смѣшномъ видѣ, передъ кѣмъ?.. Все равно, я не въ состоян³и быть уличнымъ уб³йцей". Онъ подошелъ къ двери, которая вела въ другую залу, и увидѣлъ графа. Кровь опять хлынула ему въ голову.- "Графъ, графъ! онъ дастъ мнѣ отчетъ въ своихъ словахъ!.." - О, какъ онъ былъ гордъ въ эту минуту, как³я чувства выражались въ каждой чертѣ лица его! Онъ думалъ: - "разсчитываясь съ графомъ, я разсчитываюсь со всѣми этими господами, которые хотѣли подавить, уничтожить меня своею холодноетью" - и онъ былъ доволенъ собою...

   Тусклѣе становилось въ залахъ. Залы рѣдѣли. Мазурка кончилась.

   "Прощай, прощай, моя Ольга!" - шептала княгиня, цѣлуя ее.- "Что это ты вдругъ такъ поблѣднѣла?.. Я не могла налюбоваться тобой: ты была сегодня хороша, какъ ангелъ".

   Графъ побѣжалъ сказать, чтобы подавали карету кннзя В*.

   Въ дверяхъ какъ-то нечаянно онъ толкнулъ Кремнина, не замѣтилъ этого, не извинился, и исчезъ.

   Карета стояла у подъѣзда.

   Графъ у дверецъ кареты. Первая вошла сестра князя, за нею князь, потомъ княжна...

   - До завтра, Michel!- сказала ему Ольга, входя въ карету.

   - До завтра, до завтра...

   Дверцы кареты захлопнулись. "Пошелъ!" Графъ приложилъ руку къ своей треугольной шляпѣ. Онъ видѣлъ въ окно кареты, какъ Ольга кивнула ему головкой.

   - До завтра, до завтра!

   Въ эту минуту сзади кто-то схватилъ его за шинель... Онъ оборотился: это былъ Кремнинъ.

   - Что вамъ угодно? -вѣжливо спросилъ графъ.

   - Мнѣ угодно поговорить съ вами; вы удостоите выслушать нѣсколько словъ. Отойдемте отъ подъѣзда.

   Графъ посмотрѣлъ на него.

   Они отошли на нѣсколько шаговъ.

   Графъ остановился.

   - Еще немного подальше, графъ. Видите ли, здѣсь экипажи, здѣсь люди...

   Они отошли еще дальше.

   Графъ еще разъ посмотрѣлъ на него.

   - Что вамъ угодно? - повторилъ онъ.

   - Вы сейчасъ это узнаете.

   Молодой человѣкъ посмотрѣлъ кругомъ себя.

   - Кажется, здѣсь никого нѣтъ: мы глазъ на глазъ. Графъ! за оскорблен³е платятъ оскорблен³ями, за насмѣшку насмѣшкой, за презрѣн³е презрѣн³емъ...

   - Что это значитъ?

   - Минуту тернѣн³я, ваше с³ятельство. Я слышалъ вашъ разговоръ обо мнѣ съ княжной, здѣсь, на этомъ балѣ... Я не подслушивалъ, я просто слышалъ: вы говорили такъ, что не одинъ я могъ слышать... Вы воображали, графъ, что можете смѣло во всеуслышан³е издѣваться надъ человѣкомъ простого круга; что этотъ человѣкъ, котораго вы видали въ залѣ раза два или три въ углу, робкаго, молчаливаго, неловкаго, что этотъ человѣкъ не заслуживаетъ ничего, кромѣ вашей насмѣшки... Вы ошиблись, графъ!.. Вы видите, что я умѣю говорить, что я, человѣкъ изъ толпы, не могу и не хочу снести оскорблен³я... Вы понимаете меня? Но я увѣренъ, что въ васъ есть благородство - я говорю не объ одномъ благородствѣ, которое вы изволили пр³ебрѣсть вашей наслѣдственной короной...

   Графъ стоялъ будто пораженный ударомъ грома. Онъ видѣлъ, до чего довела его неосторожность, до чего довели еге эти незначительныя, необдуманныя, пошлыя фразы, брошенныя на вѣтеръ. Слова молодого человѣка, эти слова, болѣзненно вырывавш³яся изъ груди, были тяжки для графа: они какъ свинецъ подавляли его. Да, онъ раскаявался въ своей опрометчивости. Позднее раскаян³е!

   - Довольно, я понялъ васъ,- сказалъ ему графъ твердымъ голосомъ.

   - Я не ошибся въ васъ, графъ! - Тутъ молодой человѣкъ, будто боясь, чтобы ихъ не подслушали, подвинулся на полшага ближе къ графу и сказалъ ему что-то шопотомъ.

   - Вы согласны?

   - Согласенъ.

   - Завтра утромъ.

   - Да.

   Графъ хотѣлъ итти.

   - Еще одно слово, графъ! Вы могли сегодня же заплатить жизнью за вашу остроумную насмѣшку надъ бѣднымъ, незначащимъ человѣкомъ. Да, ваша жызнь висѣла на волоскѣ... Я хотѣлъ зарѣзать васъ, графъ, какъ рѣжутъ разбойники, тайкомъ, изъ-за угла. Вотъ этотъ кинжалъ готовился для васъ. Но я не могу быть подлымъ уб³йцею. Итакъ завтра въ 11 часовъ, за М... заставой.

   Карета за каретой тянулись къ подъѣзду. Разъѣздъ продолжался.

   Графъ пошелъ къ подъѣзду. Навстрѣчу къ нему бѣжалъ Ф*: онъ искалъ своей коляски. Графъ шопнулъ ему что-то на ухо. Тогъ вздрогнулъ и посмотрѣлъ на него.

   - Ни слова!

   И они пожали другъ другу руку.

   Графъ возвратился домой и, не раздѣваясь, всю ночь просидѣлъ въ креслахъ. Руки его были судорожно сжаты. Онъ былъ холоденъ, какъ мраморъ.

   Къ утру онъ всталъ съ креселъ; лицо его осунулось и покрылось синеватою блѣдностью; онъ подошелъ къ столу, написалъ ппсьмо, запечаталъ его и призвалъ человѣка.

   - Я сегодня утромъ ѣду. Если до вечера не возвращусь, ты отнесешь это письмо къ князю В*.

   - Слушаю, ваше с³ятельство.

   Въ 10 часовъ утра къ нему пр³ѣхалъ Ф*; Ф* осмотрѣлъ ящикъ съ пистолетами и велѣлъ положить его въ карету. Въ 11-мъ часу карета выѣхала со двора. Садясь въ карету, графъ произнесъ вполголоса: сегодня и завтра!

   Графъ не возвращался домой. Вечеромъ письмо его было отнесено къ князю В*.

   - О³гъ обѣщалъ быть, онъ не ѣдетъ: что это значитъ?..

   Къ вечеру князь занемогъ.

   Жадному до новостей городу брошена была добыча.

   "Дуэль, дуэль! Графъ Болгарск³й, женихъ княжны В*, и какой-то молодой человѣкъ, тотъ, что видали тамъ-то и тамъ-то... Боже, какое несчаст³е!"

   Разсказчики и разсказчицы были въ восторгѣ.

   Бѣдный Н*, представивш³й Кремнина къ княгинѣ, былъ въ отчаян³и. Онъ говорилъ педантически, приглаживая свои бакенбарды, что онъ совершенно скомпрометированъ.

   На слѣдующ³й день князь почувствовалъ, что ему легче. Онъ перемогъ себя и всталъ съ постели.

   - Ольга! я получилъ записку оаъ графа,- сказалъ онъ.- Графъ никуда не выѣзжаетъ: онъ нездоровъ. - Несчастный отецъ глоталъ слезы и улыбался, смотря на дочь.

   - Нездоровъ? - повторила она - и задумалась.

   Прошелъ еще день, другой, трет³й -нѣтъ графа. У Ольги распухли глаза отъ слезъ. На четвертый день она уже не плакала; подошла къ отцу и спросила его твердымъ голосомъ:

   - Что же, онъ все нездоровъ?

   Отецъ вздрогнулъ.

   Черезъ нѣсколько дней въ кабинетѣ князя собралось нѣсколько докторовъ. Князь пошелъ на половину дочери и за нимъ эти доктора. Князь вошелъ къ ней въ комнату. Доктора не входили. Княжна лежала на кушеткѣ. Лицо ея было закрыто руками. Отецъ подошелъ къ ней.

   - Ольга!

   Она встала съ кушетки.

   - А, это вы, батюшка?

   - Каково ты себя чувствуешь, другъ мой?

   - Ничего, очень хорошо...

   Минуты двѣ они оба молчали. Отецъ взялъ ее за руку.

   - Другъ мой! - сказалъ онъ ей: - обѣщайся мнѣ быть благоразумною...

   Голосъ отца дрожалъ.

   - У тебя еще остаюсь я...

   Ольга посмотрѣла на него. Ея зрачки остановились, губы образовали какую-то гримасу, похожую на улыбку; она пошатнулась.

   - Помогите, помогите! - закричалъ князь отчаяннымъ голосомъ.

   Доктора вбѣжали въ комнату.

  

  

   Хороша ты, Волга, царица рѣкъ русскихъ! Гульливы и веселы твои воды! Прихотница, красиво - то сжато, то раскидисто - бѣжишь ты, и порой страшно сердишься, и мутишься, и стонешь, и разливаешься! Твои дѣти, баловни-волны, затѣваютъ подчасъ чудныя потѣхи: онѣ вьются, пѣнятся, перегоняютъ другъ друга, переливаются на ясномъ солнышкѣ, немилостиво играютъ съ бѣдными судами, прыгаютъ на эти суда, скачутъ, заливаютъ, топятъ безсильныхъ и еще, безжалостныя, радуются ихъ немощи и удальству своему.

   Узорчаты берега твои, красавица Волга! Высоко вздымаютъ они свои скалистыя вершины! Въ ихъ глубокихъ расщелинахъ, на ихъ широкихъ уступахъ растутъ вѣковыя деревья, склоняясь къ водамъ твоимъ, изгибаясь, падая, и между ними вьется кустарникъ, и кой-гдѣ торчатъ его безобразныя, высохш³я иглы, и кой-гдѣ среди темной зелени голый утесъ высовываетъ свою желтую, песчаную голову.

   И Сальваторъ Роза заглядѣлся бы на берега твои, разгульная Волга! Я помню: еще дитя, стоялъ я на берегу твоемъ. Сѣрыя тучи облегли небо, вереница дикихъ утокъ тянулась по поднебесью чернымъ поясомъ - и ты сумрачна была, Волга, какъ небо, и тяжело поднималась и опускалась твоя свинцовая грудь...

   Когда судьба снова привела меня къ твоему берегу, ты была скована льдомъ: я не любовался твоею молодецкою удалью, твоимъ широкимъ привольемъ. Равнодушно проѣхалъ я по твоей ледяной корѣ, равнодушно смотрѣлъ, какъ яркое зимнее солнце играло съ инеемъ, который обсыпалъ деревья и кустарники береговъ твоихъ, и сверкалъ и щеголялъ, какъ сверкаетъ и щеголяетъ бальное убранство отъ многоцѣнныхъ каменьевъ.

   Когда же снова я увижу тебя, Волга? А въ эту минуту я бы хотѣлъ надышаться свободой, наглядѣться на безпредѣльность, налюбоваться привольемъ и, можетъ быть, раздуматься о прошедшемъ! Когда же снова я увижу эти великолѣпныя хоромы, гордо, красиво рисующ³яся на берегу твоемъ, старинныя хоромы русскаго барина, и большую каменную церковь съ пестрыми главами и горящими крестами, замѣтную издалеча, и эту деревню, которая такъ картинно раскинулась около церкви по береговому скату?.. Когда? Когда?..

   Въ этихъ хоромахъ, принадлежавшихъ князю В*, назадъ тому года четыре, кипѣла жизнь, вездѣ встрѣчались слѣды одушевлен³я. По широкимъ лѣстницамъ бѣгали взадъ и впередъ безтолковые лакеи, мелькали повара; и поваренки въ бѣлыхъ курткахъ и колпачкахъ набекрень; по тѣнистымъ аллеямъ парка разъѣзжали лине³йки и кабр³олеты. Теперь вездѣ пусто - и въ домѣ, и въ саду, и въ паркѣ. Говорятъ, дорожки сада заросли травою, на мѣстѣ роскошныхъ цвѣтниковъ торчитъ безобразный репейникъ, кой-гдѣ проглядываютъ высохш³е сучья шиповника, и между ними печально красуется одинок³й, опальный цвѣтокъ. Тихо въ забытомъ саду, тихо окрестъ опустѣвшаго дома; лишь порой слышится стонъ Волги, да ея одонообразные всплески, да глухой говоръ вѣковыхъ деревьевъ и страшное завыванье вѣтра, грознаго предвѣстника бури.

   Такъ, кажется, 4 года тому назадъ (вѣрно только то, что это было въ ³юлѣ, черезъ 6 мѣсяцевъ послѣ того, какъ объявлено было Ольгѣ о смерти ея жениха), князь В* сидѣлъ въ одной изъ комнатъ своего деревенскаго дворца, окна которой выходили на Волгу. Передъ волтеровскими креслами, на которыхъ сидѣлъ князь, былъ поставленъ столикъ, а на столикѣ стояла большая фарфоровая чашка съ чаемъ. Онъ былъ блѣденъ; лицо его очень измѣнили эти полгода; его волосы, съ прежнею тщательностью всчесанные кверху, почти совершенно посѣдѣли. Онъ машинально повертывалъ въ рукѣ чайную ложечку. Немного поодаль у стола, въ промежуткѣ двухъ оконъ, стоялъ человѣкъ лѣтъ сорока, въ черномъ фракѣ, очень серьезный, съ нависшими на глаза бровями, который съ важностью потиралъ рукою свой подбородокъ. Противъ креселъ князя, за богатымъ роялемъ, сидѣла княжна Ольга. На ея личикѣ вы совсѣмъ не нашли бы тяжкихъ слѣдовъ печали, нѣтъ, это личико было такъ же цвѣтисто, такъ же игриво и одушевленно, какъ и нѣсколько мѣсяцевъ назадъ, въ тѣ дни, когда она сидѣла объ руку съ графомъ и говорила ему: "Безъ тебя мнѣ нѣтъ счаст³я, нѣтъ жизни!" На княжнѣ было бѣлое тюлевое платье, на груди букетъ живыхъ розъ; тесьмы волосъ ея были стянуты золотой пластинкой фероньерки, съ крупнымъ брилл³антомъ въ серединѣ. На бронзовой розеткѣ рояля висѣлъ вѣнокъ, искусно сплетенный изъ разныхъ цвѣтовъ, которые уже начинали вянуть. Ольга то брала как³е-то странные аккорды, то, опустивъ недвижныя руки на клавиши, была въ задумчивости. Догоравшее солнце слабо играло на полу и на стѣнахъ комнаты. Черезъ нѣсколько минутъ княжна встала съ табуретки, посмотрѣла на ноты, которыя лежали на пюпитрѣ, перевернула листъ, потомъ взяла вѣнокъ и пристально посмотрѣла на него, потомъ отошла отъ рояля и улыбнулась.

   Князь взглянулъ на человѣка въ черномъ фракѣ.

   Тотъ сдѣлалъ гримасу, открылъ табакерку и сталъ съ важностью перебирать табакъ.

   Ольга подошла къ отцу.

   - Эти цвѣты вянутъ!- печально сказала она.

   Князь молчалъ.

   - Вянутъ! А вѣдь я нарвала ихъ только за два часа передъ этимъ. Посмотрите, посмотрите, какъ опустлись листики розы! Бѣдная роза!

   И нѣсколько минутъ она стояла молча, печально, съ поникшей головкой.

   - Вы меня любите, батюшка? Да, вы меня очень любите? Правда?- И она наклонилась къ отцу и поцѣловала его.

   У старика навернулись слезы. Онъ тихо проговорилъ:

   - Ты моя жизнь, Ольга!

   - Ваша жизнь!.. А вотъ этотъ дик³й жасминъ - онъ совсѣмъ завялъ. Я его вырву изъ вѣнка... Завялъ! завялъ!

   Она отошла къ окну.

   - Знаете ли что?- произнесла она тихо и потомъ запѣла вполголоса...- Я,

  

   Какъ пчела, жужжа, мелькаю,

   Въ пышной розѣ исчезаю,

   Ароматъ цвѣточный пью

   И, играя, догоняю

   Серебристую струю....

  

   - Какой чудесный вечеръ, батюшка! Взгляните, какъ играетъ солнце на поверхности воды. Посмотрите на небо! Ахъ, как³е чудесные цвѣта, какой блескъ, какое убранство! Вотъ яхонтъ, вогъ изумрудъ, вотъ золото, золото - И все покрыло золото.... Я не люблю золота!

   И потомъ она тихо, на цыпочкахъ, подошла къ роялю, пробѣжала руками до клавишамъ и запѣла:

  

   Опостылѣлъ мнѣ свѣтъ -

   Друга милаго нѣтъ!

   Одинъ разъ посмотрѣть

   На него, хоть во снѣ,

   И потомъ умереть,

   Умереть дайте мнѣ....

   Гдѣ же онъ? Онъ убитъ,

   Онъ въ могилѣ зарытъ.

   Милый мой, миръ съ тобой

   Ты засыпанъ землей...

  

   И вдругъ голосъ ея задребезжалъ, какъ порванная струна арфы, и нестройные звуки обратились въ рыдан³е, раздиравшее сердце.

   Отецъ закрылъ лицо руками...

   Черезъ нѣсколько мпнутъ княжна съ веселой улыбкой выбѣжала изъ комнаты. "Я пойду проститься съ милымъ другомъ, съ моимъ милымъ другомъ",- повторяла она......

  

   Уже солнце садится... Деревцо мое!

   Оно ждетъ меня, оно скучаетъ безъ меня..."

  

   Князь остался вдвоемъ съ человѣкомъ въ черномъ фракѣ. Князь всталъ съ креселъ, подошелъ къ нему и взялъ его за руку.

   - Если бы вы знали, какъ мнѣ тяжело, докторъ! Что? нѣтъ никакой надежды?

   Докторъ пожалъ плечами, стукнулъ по табакеркѣ, понюхалъ и пробормоталъ: "На... чуж³е края, можетъ быть, перемѣна, разнообраз³е..."

   - Да, въ августѣ мы ѣдемъ въ чуж³е края. Такъ еще, можетъ быть, есть надежда? Послушайте, я васъ озолочу, докторъ...

   Между тѣмъ княжна сбѣжала по лѣстницѣ въ нижнюю залу, изъ залы въ садъ и въ одно мгновен³е очутилась на широкой площадкѣ противъ оконъ своей спальни.

   Въ срединѣ этой площадки, устланной зеленымъ бархатнымъ ковромъ дерна, гордо возвышался красивый, статный, раскидистый дубъ. Вы залюбовались бы его роскошными вѣтвями, дѣвственной свѣжестью его зелени, залюбовались бы его могучей растительной силой, вы, которые привыкли смотрѣть на жалк³я деревья, кое-гдѣ безсмысленно торчащ³я между кирпичными громадами здан³й, на эти бѣдныя деревья, опаленпыя солнцемъ и одѣтыя въ пыль.

   Княжна подбѣжала къ дубу, посмотрѣла на этотъ дубъ, покивала ему своей головкой - и въ эту минуту ея локоны такъ мило разсыпались но лицу, и она такъ мило откидывала ихъ отъ лица.

   - До завтра, до завтра!- говорила княжна...- Мы завтра увидимся съ тобою, милый другъ. Я приду къ тебѣ имѣетѣ съ солнцемъ... Теперь оно уходитъ, и я ухожу отъ тебя. До завтра, до завтра!

   И дерево будто понимало слова княжны, будто сочувствовало этой странной привязаиноети къ нему: его листы, тихо колеблясь, казалось, шептали что-то нѣжное въ отвѣтъ на ея привѣтств³е.

   У одного изъ оконъ верхняго этажа стояли князь и докторъ. Они слѣдили за движен³ями Ольги...

   - Чѣмъ вы поясните эту чудную привязанность къ дереву? Не правда ли, что это очень странно, докторъ? Вотъ уже три мѣсяца, какъ мы здѣсь - и любовь моей бѣдной Ольги къ этому дереву, кажется, становится съ каждымъ днемъ сильнѣе. Странно!

   - Медицина не объясняетъ такихъ феноменовъ, ваше с³ятельство... Въ человѣческой душѣ есть много неразгаданнаго. Вы читали Шекспира? О, это велик³й писатель! точно велик³й писатель, ваше с³ятельство. Вы читали его и должны помнить слова Гамлета: There are more things in heaven and earth, Horacio Than and dreamt of in your philosophy. У насъ безпрестанно должно быть на языкѣ это мудрое изречен³е, и оно точно безпрестанно повторяется нами. Кто-то прекрасно сказалъ, что эти слова должны привѣтствовать философ³ю. Я вамъ наскажу много примѣровъ...

   И докторъ говорилъ много и долго, но князь ничего не слыхалъ: онъ смотрѣлъ въ окно, онъ смотрѣлъ на дубъ, онъ думалъ о своей милой Ольгѣ.

   - Докторъ! теперь мы пойдемъ къ ней,- онъ взялъ доктора за руку:- она давно прошла къ себѣ на половину... Мы посидимъ съ ней нѣсколько минутъ, не правда ли?

   Князь не могъ быть безъ нея: онъ чувствовалъ, что въ жизни дочери была заключена и его жизнь, что его существован³е безраздѣльно связано съ ея существован³емъ. Несчастный отецъ! онъ страдалъ, не видя ея; онъ страдалъ, глядя на нее.

   Такъ тянулся день за днемъ.

   Однажды княжна проснулась какъ-то веселѣе обыкновеннаго: ея глаза вдругъ приняли то плѣнительное выражен³е, которое одушевляло ихъ нѣкогда. Она встала съ постели, накинула на грудь шаль, завернулась въ нее и подошла къ своему уборному столику, посмотрѣлась въ зеркало, откинула шаль, сняла съ головы маленьк³й чепчикъ - и темная коса ея роскошно, волнисто разсыпалась по бѣлой батистовой кофточкѣ. Это была коса - заглядѣнье: длинная, до колѣнъ, мягкая какъ шелкъ, глянцовитая какъ атласъ.

   Княжна, посмотрѣвъ въ зеркало, покачала головкой - и ея волосы съ обѣихъ сторонъ скатились на личико, и она на минуту вся исчезла въ волнахъ; потомъ отвела ихъ рукою, снова посмотрѣла въ зеркало и снова спряталась въ волосахъ, точно дитя, которое закрываетъ ручонками свое личико, улыбается и мило лепечетъ тю-тю.

   Потомъ она позвонила. Вошла горничная.

   - Маша, ты причешешь меня сегодня точно такъ же, какъ я была причесена въ тотъ день, какъ его убили.

   Говоря это, княжна смѣялась. И черезъ полчаса она уже молча сидѣла въ креслахъ причесанная и одѣтая.

   Когда отецъ пришелъ навѣстить ее, она грац³озно привстала съ креселъ, взяла его за руку, крѣпко пожала ее и съ участ³емъ спросила:

   - Каково ваше здоровье, батюшка? вы сегодня что-то невеселы.

   - Напротивъ, другъ мой. А каково твое здоровье, Ольга?

&n