Главная » Книги

Панаев Иван Иванович - Дочь чиновного человека, Страница 4

Панаев Иван Иванович - Дочь чиновного человека


1 2 3 4

окольчик. Они оба вздрогнули и посмотрели друг на друга.
   - Кто б это в такую пору? - сказала Палагея Семеновна.
   Был час седьмой вечера. Александр со свечой пошел отворять дверь.
   Он отворил дверь - и отшатнулся. Перед ним стояла няня Софьи. Голова ее тряслась, седые волосы беспорядочно торчали из-под платка, она все запахивала полы своего салопа. Александр хотел ее спросить, "что с нею?" - и не мог. Наконец она сказала:
   - Ух, как сегодня холодно! Не топится ли у вас печка, дайте, ради Христа, погреться... Я едва дотащилась досюдова.
   И Александр, с предчувствием чего-то страшного, смотрел на нее.
   - Что с тобою, Федосья? - спрашивала Палагея Семеновна, сажая ее на стул, - откуда это ты? Где ты так назяблась? Я сделаю тебе чаю, ты немножко поотогреешься.
   - Нет, вы уж не отогреете моих старых костей! Зажилась я, глупая баба, на свете; полно! Пора и честь знать... Дитятко мое сердечное! И могилку-то ее так скоро занесло снегом! Разрою этот снег, непременно разрою.
   Александр почувствовал, что ледяные иголки колют его в темя.
   У Палагеи Семеновны забилось сердце.
   - Что это, не помешалась ли ты, Федосья?
   - Помешалась! лучше бы помешаться, матушка Палагея Семеновна! - Она вынула из-за пазухи какую-то бумажку. - Вот вам весточка от моей барышни: приказала вам кланяться. Я сейчас только от нее. Она переехала в спокойное местечко.
   Палагея Семеновна дрожащими руками развертывала бумагу, в которую вложена была записка.
   - Позвольте, я прочту, матушка.
   - Нет, погоди, погоди, Саша! - И старушка надевала очки. Она едва могла разобрать следующее:
   "Благодарю вас за те немногие минуты счастия, которые вы мне доставили. И теперь, когда смерть возле меня, я вспоминаю об этих минутах; даже, мне кажется, только еще и живу этими минутами. Помолитесь о той, которая любила вас от всего сердца! Скажите вашему сыну, что он счастливейший человек в мире, потому что вы его мать. Пусть он бережет себя для вас и для искусства. До свидания - там! С*".
   Старушка сняла очки. Крупные слезы лились по лицу ее.
   - Господи! Помяни во царствии своем рабу свою Софию! - прошептала она, перекрестившись.
   Четыре дня и четыре ночи после этого вечера Палагея Семеновна прострадала, не смыкая глаз. На ее руках умерла в горячке няня Софьи.
   - Друг мой, не убивай себя и своей старухи, - говорила Палагея Семеновна сыну, когда все в их квартирке приняло прежний порядок после похорон старушки-няни, - подумай только о том, что наша Софья Николаевна теперь счастливее. Ты знал, какова была ее жизнь. Отслужим-ка лучше по ней панихиду, помянем ее и помолимся о душе ее.
   - Матушка! Я не могу забыть ее... Она была моим небесным видением, моею мечтою о счастии. О, если б вы заглянули в мою душу! Но скоро, может быть, скоро и я успокоюсь. О, люди отвратительны, матушка!.. Я не хочу жить! Но я пойду к этому чудовищу, к этой убийце...
   - Что это значит? ты не хочешь жить? Боязливо она посмотрела на сына.
   - Признаюсь вам, я хотел бы умереть, матушка!
   - Уж не хочешь ли ты?.. Да помилует тебя бог!.. А твоя мать? твоя мать? или уже она для тебя ничего? О, подумай о бедной твоей матери! - И старушка бросилась к ногам его, и голос ее был вопль отчаяния, звуки страданья невыносимого. - Хоть не для меня, друг мой, хоть не для меня, не я прошу тебя, - ты не послушаешь меня, если я тебе буду говорить, что такая смерть есть грех ничем не искупимый, ты все-таки не послушаешь меня! Но ты забыл слова ее, она приказывала тебе - это была последняя ее воля - беречь себя для твоей матери... Я достану тебе ее записку, перечти ее хорошенечко: воля усопшей -святая воля, нельзя противиться ей. - И старушка захлебнулась слезами; голова ее упала на пол. Александр забыл все; он бросился на колени перед лежавшей на полу матерью, приподнял ее и крепко прижал к груди своей.
   - Простите меня, матушка! Я безумец, я не знал, что говорил. Бог свидетель, что с этой минуты вся жизнь моя принадлежит вам, вам одной!
   Через две недели после похорон дочери его превосходительства у Осипа Ильича был вечер по случаю получения им давно ожиданного награждения, - и вечер, правду сказать, на славу!
   На этом вечере не было особы ниже надворного советника; шампанское лилось, что называется, рекой: надо же было вспрыснуть награду! Аграфена Петровна удивительно расщедрилась и разлюбезничалась, даже сама подносила бокалы некоторым особенно почетным гостям.
   - Мастерица угощать Аграфена Петровна! - сказал толстый и плешивый чиновник другому, тоненькому, с сердоликовой печаткой внизу жилета.
   - Уж эту честь ей надо отдать! Знаете, что я вам скажу: великое дело угощение, то есть, просто от него все зависит в доме.
   - Точно-с, справедливо-с заметить изволили.
   - Да, да, я вам скажу, что надо уже так родиться на это: найти каждому сказать приличное словцо, к тому, к тому подбежать, с картой ли или с бокалом. В этом состоит уменье жить, светское обращение.
   Толстый чиновник говорил прекрасно, и около него постепенно составился кружок слушателей. Таково всегда действие истинного красноречия! Все внимали ему с разинутыми ртами, и сам Осип Ильич не утерпел, подошел его послушать с двумя своими приятелями, с Марком Назарычем и Николаем Игнатьевичем.
   - Вот я, - продолжал оратор, - я бываю везде, во всех лучших обществах, и уж пригляделся ко всему. Часто все хорошо, и угощение, и то и сё, а все недостает чего-то, - просто души нет в обществе. Конечно, нам, частным людям, нельзя давать такие балы, как, например, в Благородном собрании. Кто и потребует этого? Ну, там и комнаты большие, и освещение; одни свечи сколько стоят! ослепнуть можно, я вам скажу. Но мы, если не тем, так другим должны брать: мы, - я говорю о частных людях. Внимательность хозяйки, любезность - вот что приятно в гостях.
   - Точно, точно! - послышалось со всех сторон.
   - Его превосходительство господин Поволокин, ихний знакомый (оратор указал пальцем на Осипа Ильича), - человек отличный, барин - уж нечего сказать, и мало говорит, а что-то есть в улыбке располагающее, - и это, я вам скажу, много значит: как взглянет, и комплиментов не нужно. Жаль мне его, душевно жаль! Экое, подумаешь, несчастье: лишиться дочери. Впрочем, она всегда была что-то такая больная на вид. И мать-то бедная! ах, какая потеря!..
   - Говорят, - сквозь нос заметил один чиновник, тоже очень важный и серьезный, - она была влюблена... правда ли это? Что-то странно... в какого-то живописца, да, знаете, занемогла по сему случаю и умерла.
   - Да и я слышал-с, - закричал кто-то тонехоньким голоском, - тут было что-то не совсем чисто-с; она...
   При этом толстый чиновник так взглянул на пискуна, что тот совсем смешался и замолчал, а Осип Ильич в ту же минуту скрылся, когда услышал, что разговор принимает такой щекотливый оборот.
   Чиновник, который говорил в нос, наклонился к уху красноречивого чиновника и прошептал:
   - Что она была влюблена в живописца и тайком видалась с ним - это достоверно. Между нами, мне это дело рассказывала Аграфена Петровна подробно; по дружбе, пожалуй, я вам расскажу все когда-нибудь. К тому же об этом уж многие начинают шушукать.
   - Черт знает! - возразил красноречивый чиновник. - Унизиться до такой степени, и еще кому же? Дочери чиновного человека! Скажите, пожалуйста, кто бы это мог подумать?
   - Антон Гаврилыч! В бостончик! - кричала Аграфена Петровна, подходя к статскому советнику. - Партия ваша составлена. Я уж всем разнесла карты. Вот вам осталась кёровая дама.
   - Очень приятно-с, Аграфена Петровна!..
    

Категория: Книги | Добавил: Armush (21.11.2012)
Просмотров: 364 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа