Островский Александр Николаевич - Художественные произведения

  

  

  

  

  

  [Пропуск в рукописи.]

  Иван больший. Вот они идут, мои красавицы. (Подходит к одной.) Какая ты хорошенькая.

  1-я невольница. А тебе что за дело?

  Иван больший. Как что за дело? Я в тебя влюблен.

  1-я невольница. А разве ты мужчина?

  Иван больший. Мужчина. Только ты никому не говори.

  1-я невольница. Ни за что на свете не скажу, только уж ты...

  Иван больший. Постой-ка, постой-ка! Вот эта, кажется, будет получше тебя. (Идет к другой.)

  1-я невольница (за ним). Что ж, ты. смеяться, что ли, надо мной вздумал?

  Иван больший (2-й невольнице). Какая ты хорошенькая!

  2-я невольница. Что это тебе вздумалось хвалить меня?

  Иван больший. Что вздумалось? Я в тебя влюблен без памяти.

  2-я невольница. Разве ты мужчина?

  Иван больший. Мужчина. Только ты никому не сказывай.

  2-я невольница. Разве мне жизнь-то не мила! Особенно теперь с тобой, милый мой. (Обнимая его.)

  Иван больший (освобождаясь). Ах, я дурак! Вот эта, кажется, лучше всех!

  2-я невольница. Погоди же ты! Я с тобой разделаюсь туфлями.

  Иван больший (3-й невольнице). Ты такая красавица, что...

  3-я невольница. Поди ты прочь! Калин-Гирей не замечает моей красоты, так на что она мне.

  Иван больший. А я вот сейчас заметил.

  3-я невольница. Заметил? Да ты разве мужчина?

  Иван больший. Мужчина и в тебя влюблен до смерти, только ты никому не сказывай.

  3-я невольница. Нет, не скажу и с тобой теперь не расстанусь. Ты мой!

  Другие невольницы. Нет, мой, мой!

  Иван больший. Постойте. Не шумите. Погодите немного. Я сам вам скажу, чей я.

  Невольницы. Нет, нет, ты мой!

  

  

  

  

   Шум.

  

  

  

   Входит Юсуф.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ [СЕДЬМОЕ]

  

  Юсуф, Иван больший, девка Чернавка, невольницы.

  Юсуф. Это что за безобразие?

  Невольницы. Здесь мужчина, мужчина!

  Юсуф. Как мужчина, где мужчина, кто мужчина?

  Невольницы. Вот он! Вот он!

  Юсуф (берет Ивана). Как ты сюда попал и к кому?

  Невольницы (указывая на Чернавку). Он пришел с ней вместе.

  Юсуф. Нет, уж вы мне вот где сидите. Меня за вас чуть было не повесили (хлопает в ладоши).

  

  

  

   Входят евнухи. Подайте два мешка! Евнухи уходят. Пролетают на златогривом коне Иван [Кошкин] и Иван-царевич.

  Иван больший. Эй, братцы! Захватите меня с собой! Я здесь!

  Юсуф. А, так ты из одной шайки! Нет, уж теперь, брат, не увернешься!

  

  

   Евнухи приносят два мешка. Сажайте их в мешки да с башни в море!

  

   Евнухи уводят на башню Ивана и Чернавку. А вы смотрите да казнитесь!

  

  

   Евнухи бросают мешки в воду. Так погибают неверные жены и их верные любовники.

  

  

  

   КАРТИНА [ВОСЬМАЯ]

  

  

  

  

  ЛИЦА:

  

  

  

  [пропуск в рукописи]

   Индийский лес на берегу моря {На этом рукопись обрывается.}.

  

  

  

   КОММЕНТАРИИ

  

  

   ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

  "СКАЗАНИЕ О ТОМ, КАК КВАРТАЛЬНЫЙ НАДЗИРАТЕЛЬ ПУСКАЛСЯ В ПЛЯС, ИЛИ ОТ

  

  

  ВЕЛИКОГО ДО СМЕШНОГО ТОЛЬКО ОДИН ШАГ"

  Печатается по рукописи, хранящейся в Институте русской литературы Академии наук СССР.

  Впервые "Сказание" опубликовано в сборнике "Островский. Новые материалы. Письма. Труды и дни. Статьи". М. - Л. 1924, с воспроизведением зачеркнутых автором слов и фраз. В настоящем издании печатается последняя авторская редакция; слова, не дописанные Островским и ясные по смыслу, воспроизводятся полностью, а когда прочтение вызывает сомнения, дописанная часть слова заключена в квадратные скобки.

  "Сказание о том, как квартальный надзиратель пускался в пляс, или от великого до смешного только один шаг" - самый ранний из известных нам опытов Островского в области художественной прозы. Написанный в манере реалистической школы, рассказ является ярким свидетельством влияния Гоголя.

  В конце рассказа стоит дата: "1843 г. Декабря 15". До нас он дошел в первоначальной рукописи. Писатель оставил работу над рассказом, позднее он воспользовался его темой и отдельными эпизодами (например, разговором купчихи с будочником) для очерка "Иван Ерофеич", опубликованного в 1847 году под названием "Записки замоскворецкого жителя".

  

  

   "ЗАПИСКИ ЗАМОСКВОРЕЦКОГО ЖИТЕЛЯ"

  Печатается по тексту "Московского городского листка", ŠŠ 119, 120, 121, 1847 г.

  В начале второй половины 40-х годов Островский работал над очерками, в которых предполагал дать подробную картину жизни Замоскворечья: "Автор описывает Замоскворечье в праздник и в будни, в горе и в радости, описывает, что творится по большим длинным улицам и по мелким, частым переулкам".

  "Записки замоскворецкого жителя" представляют собою первый такой очерк. Он был задуман Островским как изложение двух биографий и навивался в первой редакции "Две биографии". В процессе работы план изменился. Островский опустил изложение истории обучения героя, наэвав его уже иначе - Иван Ерофеич. Лишь в нескольких словах сообщив о домашнем окружении и обучении грамоте Ивана Ерофеича, Островский сосредоточил внимание на его положении как чиновника, на отношениях с мещанкой Козырной.

  В этой второй редакции очерк получил и другое название - "Иван Ерофеич".

  Работа над очерком, как это видно из пометы на рукописи, окончена в апреле 1847 года. (Рукописный отдел Института русской литературы Академии наук СССР.)

  Очерк "Записки замоскворецкого жителя" имеет частичную связь с сюжетом "Сказание о том, как квартальный надзиратель пускался в пляс, или от великого до смешного только один шаг". Но в "Сказании" Островский в известной степени безобидно смеется над недостатками единичных людей, тогда как в "Записках замоскворецкого жителя" его интересует заслуживающая глубокого сочувствия жизнь "маленького" человека; за внешностью явления, вызывающего смех, Островский видит причины, заставляющие не смеяться, а сострадать и негодовать; судьба Ивана Ерофеича не случайна, она типична и определяется совокупностью социальных условий.

  Опубликованные в 1847 году в "Московском городском листке", "Записки замоскворецкого жителя" вызвали большой интерес у читателей. В повести И. С. Тургенева "Дневник лишнего человека" (1850 г.) читаем: "Да, поневоле скажешь с одним русским философом: "Как знать, чего не знаешь". Эта фраза напоминает известное место из "Записок замоскворецкого жителя": "Такая уж у него [у будочника] была и поговорка: "А как его знать, чего не знаешь?" Право, словно философ какой, стоит на одном, что ничего не знает и знать ему нельзя".

  В печати не последовало продолжения "Записок замоскворецкого жителя", однако Островский не ограничился написанием одного этого очерка. В рукописном наследстве сохранились очерки "Замоскворечье в праздник" и "Кузьма Самсоныч", которые являются продолжением "Записок замоскворецкого жителя".

  

  

  

   ["БИОГРАФИЯ ЯШИ"]

  Печатается по рукописи, хранящейся в Институте русской литературы Академии наук СССР.

  Очерк "Записки замоскворецкого жителя" (см. настоящий том) в первоначальной редакции назывался "Две биографии". Он начинался биографией Яши, сына чиновника Зверобоева. Затем Островский заменил это начало кратким вступлением, а героя назвал Иваном Ерофеичем. В остальном "Две биографии" почти полностью совпадают с окончательной редакцией очерка "Записки замоскворецкого жителя".

  Публикуемая "Биография Яши" представляет собою часть рукописи "Две биографии". Полностью очерк опубликован в сборнике "Островский. Новые материалы. Письма. Труды и дни. Статьи". М.-Л. 1924, в котором воспроизводятся зачеркнутые автором слова и фразы. В нашей публикации дается последняя авторская редакция.

  

  

   "ЗАМОСКВОРЕЧЬЕ В ПРАЗДНИК"

  Печатается по рукописи, хранящейся в Институте русской литературы Академии наук СССР.

  Впервые очерк полностью опубликован в сборнике "Труды отдела новой русской литературы", изд. Академии наук СССР, 1948, с воспроизведением зачеркнутых автором слов и фраз. В нашем издании дается последняя авторская редакция.

  Островский, как это видно из первоначальных набросков очерка, колебался в его названии. Вначале очерк был назван "Замоскворечье в праздник", потом "Праздничное утро", затем "Воскресение". Позже заглавие "Воскресение" зачеркнуто и восстановлено первое - "Замоскворечье в праздник".

  Островский предполагал продолжить работу над очерком, он даже наметил дополнения. О характере дополнений можно судить, например, по записи, сделанной на полях перед словами: "...прежде ходили в Нескучное" (см. стр. 36): "Звук бала[ла]ек... фабричные... тут русский дух, тут Русью пахнет... Кучер с балалайкой". Наряду с образами купцов, мещан, чиновников Островский, повидимому, хотел ввести в очерк образы трудового народа.

  О времени работы над очерком высказаны различные предположения, но, надо полагать, она велась в 1846-1847 годах.

  

  

  

   "КУЗЬМА САМСОНЫЧ"

  Печатается по рукописи, хранящейся в Институте русской литературы Академии наук СССР.

  Впервые очерк полностью опубликован в сборнике "Труды отдела новой русской литературы", изд. Академии наук СССР, 1948, с отдельными неточностями, с воспроизведением зачеркнутых Островским слов и фраз. В нашем издании печатается последняя авторская редакция.

  Очерк, вероятно, писался одновременно с очерком "Замоскворечье в праздник", то есть в 1846-1847 годах.

  Уже в эти годы Островский, сатирически обличая купечество и его нравы, пытается нарисовать образ молодого человека, у которого "наука взошла в кровь", который не хочет признать над собой другой власти, "кроме ума".

  Островский не завершил работу над очерками "Праздник в Замоскворечье" и "Кузьма Самсоныч", но он широко использовал их сюжетный материал, художественные образы в своих драматических произведениях, например в пьесах: "Свои люди - сочтемся" (образы Самсона Саввича, Акулины Климовны и Максимки), "Бедность не порок" (образ Максимки), "Утро молодого человека" (образ Агурешникова), в трилогии о Бальзаминове (времяпровождение купца Неуеденова).

  

  

  

  "НЕ СОШЛИСЬ ХАРАКТЕРАМИ"

  Печатается по рукописи, хранящейся в рукописном отделе Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина.

  Повесть "Не сошлись характерами" впервые опубликована (с некоторыми неточностями) в сборнике "Н. П. Кашин. Этюды об А. Н. Островском", т. II, М., 1913, с воспроизведением зачеркнутых Островским слов и фраз. В данном издании печатается последняя авторская редакция.

  Первоначально на эту тему Островским была задумана пьеса. 27 июня 1856 года он писал Н. А. Некрасову: "Пьесу "Не сошлись характерами!" я Вам пришлю к августовской книжке". Но вскоре план изменился, и 18 июля того же года Островский извещал Некрасова, что вместо пьесы получилась повесть: "Не сошлись характерами" у меня вышло в форму повести (листа 2 1/2 печатных), которая совсем уже и кончена, остались небольшие поправки. И работы-то всего на два дня, если б не несчастье со мной. Тарантасом расшибло мне ногу, и вот уж полторы недели я лежу без движения".

  Первого августа 1856 года Островский снова писал, что рассказ "готов, - отделываю начисто и пришлю с первой почтой". Но при той физической боли, которую он испытывал, находясь в городе Калязине, от ушиба ноги, отделка повести шла медленно. 11 сентября 1856 года, в ответ на просьбу редакции журнала "Современник" о присылке повести, Островский писал: "Неотделанный рассказ послать я не соглашусь ни за какие сокровища, а отделать мешают и мешают мои страдания. Через неделю рассказ будет у Вас, если со мной не случится чего-нибудь особенного".

  Продолжая работу, Островский решает расширить рассказ. 14 декабря 1856 года он пишет И. И. Панаеву: "Из рассказа, который я Вам обещал, выходит большая повесть, и я ее кончу не скоро". Следы этой работы имеются в рукописи, ее поля испещрены записями.

  На полях 16-го листа рукописи есть запись, характеризующая Серафиму Карповну: "То находясь в зад[умчивости], то вышивая английск[им] швом себе рукав - черта характера. Она никогда не оставалась без работы".

  Не удовлетворяясь характеристикой Серафимы Карповны, Островский написал на 17-м листе прямо по тексту: "Переделать".

  Желая расширить изложение беседы Серафимы Карповны с родителями, Островский на 11-м листе делает запись:

  "- Будешь себе шить что-нибудь к свадьбе?

  - Соболий салоп, атласный, воротник суконный".

  О Прежневых Островский на 13-м листе записывает: "Наконец заст[ает] их нужда. И вот С[офья] И[вановна] с сыном живет в полуразрушенном деревян[ном] доме близ тех же Пресненских] прудов, недалеко от изящ[ного] д[ома] мод".

  Поль Прежнев должен был предстать в повести как "отпрыск древнего рода" (лист 11).

  Островский, повидимому, имел намерение также дополнить характеристики второстепенных лиц. Это, в частности, касалось Матрены: "Матрена работала" (лист 11); "Ишь ты, чорт, какая здоровая, ничего не ущипнешь, точно молотками на наковальне сколоченная, уж девка" (лист 7).

  Повесть осталась незавершенной. На эту тему Островский написал пьесу "Не сошлись характерами!" (см. том II настоящего издания);

  

  

   "СНИЛАСЬ МНЕ БОЛЬШАЯ ЗАЛА"

  Печатается по тексту, приведенному С. В. Максимовым в его воспоминаниях "А Н. Островский" (см. "Драматические сочинения А. Н. Островского, Н. Я. Соловьева и П. М. Невежина", изд. "Просвещение", т. I).

  Рукопись стихотворения не найдена.

  Отдавая дань широкому увлечению романсной лирикой, Островский начал в 40-е годы писать и переводить романсы. Изредка к этому жанру он обращался и позже. Так, 4 октября 1854 года он просил Ф. Бурдина прислать ему из Петербурга "музыку, написанную Кажинским на мой романс "Нет-то злей, постылее".

  Известны следующие стихотворные переводы Островского: "Путевая песня" и "Мы песнею крылатой" Г. Гейне, "Колыбельная песня" Гимера, "Вечер", "Зимняя песня" (см. "Сборник, 50 романсов и песен, изданных под редакцией Н. Г. Рубинштейна") и, наконец, "Гимн искусству" Шиллера.

  Стихотворение "Снилась мне большая зала" написано, по всей вероятности, в начале второй половины 40-х годов. Повидимому, оно посвящено Зинаиде Федоровне Корш, дочери профессора Медико-хирургической академии (см. "Драматические сочинения А. Н. Островского, Н. Я. Соловьева и П. М. Невежина", изд. "Просвещение", т. I, очерк С. В. Максимова "А. Н. Островский").

  В конце 40-х или в самом начале 50-х годов стихотворение "Снилась мне большая зала" было прочтено Островским на одном из субботников у К. А. Булгакова и внесено в альбом Булгакова.

  П. Вейнберг в биографическом очерке "А. Н. Островский" приводит это стихотворение, но без третьего пятистишия (см. А. Н. Островский, Полное собрание сочинений, изд. "Просвещение", т. X).

  

  

   "ЗАЧЕМ МНЕ НЕ ДАН ДАР ПОЭТА"

  Печатается по тексту, приведенному в воспоминаниях С. В. Максимова "А. Н. Островский" (см. "Драматические сочинения А. Н. Островского, Н. Я. Соловьева и П. М. Невежина", изд. "Просвещение", т. I).

  Рукопись стихотворения не найдена. Оно написано, по всей вероятности, в самом начале второй половины 40-х годов.

  Как сообщает С. В. Максимов, этот акростих был записан Островским "в скромном и теперь уже потерянном альбоме". В приведенном П. Вейнбергом тексте стихотворения вторая строка имеет редакцию: "И его краски и мечты?" (см. А. Н. Островский, Полное собрание сочинений, изд. "Просвещение", т. X).

  

  

  

   "МАСЛЕНИЦА"

  Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина.

  Впервые песня опубликована в сборнике "А. Н. Островский. Дневники и письма". "Academia", 1937.

  Этот набросок песни, вероятно, написан Островским в процессе работы над либретто оперы "Вражья сила" или над пьесой "Снегурочка", в частности над сценой проводов берендеями Масленицы. В четвертом явлении пролога берендеи, везущие сани с чучелом Масленицы, поют прощальные песни:

  

  

  

  Раным-рано кур_ы_ запели,

  

  

  

  Про весну обвестили.

  

  

  

  Прощай, Масленица!

  

  

  

  

  

   и т. д.

  

  

  

   "ИВАН-ЦАРЕВИЧ"

  Печатается по рукописям (Институт русской литературы Академии наук СССР), в последней авторской редакции, без воспроизведения зачеркнутых автором слов и фраз. В перечне действующих лиц редакцией приводятся в квадратных скобках встречающиеся в тексте варианты имен и прозвищ.

  Публикуемый текст представляет собою перебеленную часть рукописи и, начиная с середины четвертой картины, со слов Кащея: "Откройте занавес" и т. д., - ее черновой автограф. Сохранились также: 1) отрывочные записи диалогов, 2) карандашный автограф сценария и первых семи картин основного текста.

  Драматическая сказка "Иван-царевич" впервые напечатана: "Литературный архив. Материалы по истории литературы и общественного движения", М.-Л. 1951.

  В Записной книжке Островского, хранящейся в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина, есть несколько куплетов, относящихся к сказке "Иван-царевич":

  

  

  

  

   1.

  

  

   Испол[нит] он свою угрозу.

  

  

   Недаром зуд меня берет.

  

  

   Вздерет, как Сидорову козу,

  

  

   Вздерет Иванушку, вздерет.

  

  

   Ох, не уйти мне этой порки,

  

  

   Недаром страх меня берет.

  

  

   Вздерет злодей на обе корки,

  

  

   Вздерет Ив[анушку], вздерет.

  

  

  

  

   2.

  

  

  Калин-Гирей, богатый хан Востока,

  

  

  Ни в чем себе отказа не дает.

  

  

  Он то творит по милости пророка,

  

  

  Что только в голову ему придет.

  

  

  Всего дороже для него забавы.

  

  

  Никто не смей препятствовать ему.

  

  

  Чудить, кутить лишь он имеет право

  

  

  И безобразничать в своем Крыму.

  

  

  Скупает он и запирает строго

  

  

  В Бахчисарае сотни жен своих,

  

  

  В его гареме этой дряни много,

  

  

  Но хочет он, чтоб было больше их.

  

  

  

  

  3. Песня

  

  

  

  Вижу я, что без причины

  

  

  

  Убегала я людей.

  

  

  

  Мне казалось, без мужчины

  

  

  

  Жить на свете веселей.

  

  

  

  Отчего же я тоскую

  

  

  

  В одиночестве моем?

  

  

  

  Нет, теперь я сердцем чую,

  

  

  

  Что приятней жить вдвоем.

  

  

  

  Не услышит друг далекий,

  

  

  

  Как тоскую я [о] нем,

  

  

  

  Как мне скучно, одинокой,

  

  

  

  И как сладко жить вдвоем.

  

  

  

  

  4. Демон

  

  

  

  Вот.

  

  

  

  

   J'ai perdu mon Euridice,

  

  

  

  

   Rien n'egale mon malheur.

  

  

  

  

   (Air de l'opera "Orphee" Gluck.) {*}

  

  

  

  

   {* Я потерял мою Эвридику,

  

  

  

  

   Нет ничего равного моему несчастью.

  

  

  

  

   (Ария из оперы "Орфей" Глюка.)}

  

  

  

  Потерял я Милолику,

  

  

  

  Злу тому сравненья нет.

  

  

  

  Опостыл мне белый свет.

  

  

  

  Злу тому сравненья нет.

  

  

  

  Я умру от стольких бед.

  

  

  

   Милолика, Милолика!

  

  

  

  Не слышишь ты клика,

  

  

  

   Страданья велика.

  

  

  

  Я твой жених, твой любовник верный.

  

  

  

  Ах, я в тоске беспримерной,

  

  

  

   В тоске беспримерной.

  

  

  

  Милолика, Милолика!

  

  

  

   В ответ ни звука.

  

  

  

   Тяжка разлука.

  

  

  

  Ах, что за мука,

  

  

  

  Мне ни в чем утешенья нет.

  

  

  

  

   5.

  

  

  

  Ля иллям иль аллах.

  

  

  

  Стряхну я в ад твою душу!

  

  

  

  Ай, вай, иля!

  Эти куплеты, с некоторыми неточностями, без указания на принадлежность их к вариантам текста "Ивана-царевича", были опубликованы в сборнике "А. Н. Островский. Дневники и письма". М.-Л. 1937.

  Работа Островского над драматической сказкой "Иван-царевич" относится к 1867-1868 годам (см. письма Островского к Ф. А. Бурдину от сентября 1867 и сентября 1868 годов).

  В письме (без даты) к директору императорских театров С. А. Гедеонову Островский сообщал, что он недоволен сценарием своей "волшебной сказки" и подвергает его коренной переработке: "Теперь я работаю, не стесняясь прежним планом, и, смею уверить Вас, употребляю Все силы, чтобы сделать что-нибудь порядочное". Обещая выслать Гедеонову "образчик", драматург признавался, что он пишет "довольно эскизно", но постарается "особо отделать сцены две-три" для представления их вниманию дирекции: "Я теперь оставил все другие дела, исключительно занимаюсь этой пьесой; если она мне удастся, я буду очень рад, - если не удастся, я буду по крайней мере тем утешен, что трудился добросовестно".

  Вероятнее всего, Гедеонову в то время был переслан сценарий драматической сказки "Осиновый дух", черновые наброски которой сохранились среди материалов "Ивана-царевича". Отрицательное суждение директора императорских театров о сценарии волшебной сказки "Осиновый дух" побудило Островского к изменению замысла ("...работаю, не стесняясь прежним планом"), в результате чего и возник новый вариант - драматическая сказка "Иван-царевич".

  Из хранящегося в рукописном отделе Института русской литературы Академии наук СССР недатированного черновика письма Островского к Н. С. [Петрову?] видно, что драматург думал уже и о постановке своей сказки на сцене, намечал даже примерное распределение ролей.

  Сказка не была закончена Островским. "Я опоздал, - писал он Бурдину, - а во 2-х, если бы я и не опоздал, так нет денег, все деньги, какие есть в дирекции, употребляются на балет, сочиненный директором, "Царь Кандавл", так что для постановки других пиэс не остается ровно ни копейки".

  Драматическая сказка "Иван-царевич" свидетельствует о стремлении Островского к жанру сказки-феерии, к драматизации русского устного народного творчества. И даже на склоне своих лет Островский продолжал лелеять мысль о создании сказки-феерии (см. его переписку с А. Д. Мысовской).

  Период работы Островского над "Иваном-царевичем" отмечен в истории русского театра проникновением в его репертуар опереточной драматургии буржуазного Запада. Замысел "Ивана-царевича" был попыткой великого драматурга противопоставить этим

  увлечениям

  казенной

  сцены музыкально-комедийный феерический спектакль, созданный на национальном сказочном материале. При этом Островский стремился использовать сказочную форму пьесы в целях общественно-политической сатиры, он связал также "злободневные" куплеты о сатирической поэзией 60-х годов.